Текст книги "Дружба начинается не со знакомства (СИ)"

Автор книги: Таня Белозерцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Разве я сказал «старинная и проклятая реликвия»? – вкрадчиво спросил Северус.

– Упс… – по смущенному виду Люциуса было видно, что он досадует на себя за то, что проболтался. Северус хмыкнул и весело оглядел приятеля с ног до головы:

– Ну, если ты осмелишься подоить василиска, то будет тебе и скляночка с его ядом.

Люциус от изумления остолбенел как под взглядом того самого василиска.

– С-северус… ты хочешь сказать, что дневник уничтожен ядом живого василиска? А не из старых запасов?

– А у меня его никогда и не было. Ни в старых запасах, ни так.

– Погоди, а дневник… но ты же сказал…

Тут в дверь постучали. Северус приподнял брови, глянул на часы над камином и нехотя откликнулся:

– Не заперто, входите!

Вошел Филч. Вежливо поклонившись мистеру Малфою, он протянул Северусу сверток со словами:

– Вот, вам сова принесла.

Северус, кивнув, взял сверток, сверху, под бечевкой, был конверт, так что он его и открыл в первую очередь, интуитивно чувствуя, что откладывать на потом эти посылку и послание – нельзя. Письмо оказалось от Регулуса.

«Здравствуй, Северус.

В свертке находится шкатулка, а в ней кольцо Марволо Мракса. Это кольцо нужно уничтожить, желательно вместе со шкатулкой. Передай привет Гарри Поттеру и Темному Лорду.

Р. А. Б.»

Намек насчет Темного Лорда был тончайшим, прямо ясней ясного. Кольцо – крестраж, уничтожь его и привет Лорду…

Северус довольно осклабился, свернул письмо и кивнул Аргусу:

– Найдите и отправьте ко мне мистера Поттера, пожалуйста, будьте добры, Аргус. Ну, Люциус, думаю, у тебя есть полчаса на то, чтобы переодеться… если ты хочешь составить мне компанию.

– А куда ты отправляешься? И зачем мне переодеваться? – любопытство Люциуса можно было намазывать на хлеб, так густа была его концентрация.

– Мы с мистером Поттером собираемся отправиться в гости к Залзану Солану, его логово расположено м-м-м-м… скажем так, глубоко под землей, и путь к нему не то чтобы чист, а довольно грязен. Для чего я советую тебе переодеться, если ты не хочешь запачкать свои шелка и парчу.

– Фу, Северус, говоришь про меня, как будто я Нарси! – скривился Люциус. И переспросил: – А кто такой Залтан Соланж?

– Это василиск. И поправься, его зовут Залзан Солан.

Естественно, услышав о том, К КОМУ собирается Северус, Люциус тут же рванул к камину, запустил дрожащую от нетерпения узкую руку во вмурованную в каминную полку чугунную емкость с Летучим порохом, зачерпнул горсть и, бросив в огонь, торопливо назвал адрес мэнора, абсолютно и напрочь забыв про Нарциссу, которую он оставил в палате Драко «пошептаться».

Гарри и Рон были заняты тем, что пытались стянуть шлем с рыцарских доспехов в одном из коридоров. Здесь и нашла их Миссис Норрис, посланная Филчем на поиски Гарри. Найдя же, она затаилась, чтобы не спугнуть мальчишек, и послала хозяину ментальный призыв и картинку. Филч подошел как раз в тот момент, когда ребята, облегченно вздохнув, сняли-таки шлем и собрались удирать. Развернувшись, они дружно уткнулись носами в грудь старика. Застигнутые врасплох на месте преступления, мальчики очень робко подняли головы и грустно посмотрели в ехидные глаза старого завхоза, тот повел подбородком и, ухмыляясь кривым ртом, изрек:

– Мистер Уизли, повесьте шлем обратно. Мистер Поттер, вы пойдете со мной. Сейчас же.

Удалившись от Рона на достаточное расстояние, Филч отправил Гарри к Снейпу. Всё поняв, Гарри побежал в подземелья, к кабинету профессора. Прибежав, он постучался и, дождавшись ответа, вошел.

– Здравствуйте, сэр. Дядя Аргус сказал…

– Да-да, мистер Поттер, проходите. Регулус нашел и прислал кольцо. То самое.

– Правда? – Гарри подошел поближе. – А где оно?

– Здесь, в этом свертке, тут шкатулка, – Северус показал Гарри сверток и продолжил: – Я бы открыл её, но на кольце какое-то охранное заклятие, так что я не рискну, пожалуй. Я хочу отнести это василиску, вы сможете его позвать, мистер Поттер?

– Смогу. А куда позвать, сэр? В туалет Плаксы Миртл, в Запретный лес или в какой-нибудь пустой коридор?

– То есть к нему не обязательно спускаться? – уточнил немного встревоженный Северус, заранее чувствуя вину перед Люциусом. Погнал его, понимаешь, переодеваться, а василиска, оказывается, можно просто позвать, высвистать наверх… Ох, прости, Люц.

Загудел камин, и из зеленого пламени величаво вышагнул стройный высокий лорд. В костюме садовника. Рабочий комбинезон, фартук, перчатки на руках, волосы стянуты в конский хвост и прикрыты платком-банданой. И как в довершение абсурда, в руках он сжимал…

– Мерлин… Люц. Лопата-то тебе зачем???

Люциус совершенно по-мальчишечьи завел руку с лопатой за спину, но почти сразу понял, как это смешно выглядит, и смутился:

– Просто я подумал… Ну, ты же сказал, что под землю спускаться придется.

Гарри не знал, как не умереть от смеха, при этом не смеясь. Его буквально распирало изнутри, хохот наружу так и рвался. Пришлось приложить огромное усилие, чтобы удержать на лице серьезную мину.

Но Люциус не стал обижаться на ошибку Северуса, напротив, посмеялся вместе с ними. И после небольшой заминки они втроем отправились в Зал Наград, где у Залзана был ещё один из потайных ходов. Подойдя к чугунному щиту в человеческий рост, Гарри стукнул по нему костяшками пальцев. Шипеть при Люциусе он не рискнул, но и стука было достаточно, спустя двадцать минут раздался скрежет, щит, дрогнув, выдвинулся вперед, отъехал в сторону, и из проема появился Залзан, во всей своей реликтовой красе. Полюбовавшись на отвисшую челюсть Люца, Северус шагнул к василиску и протянул ему сверток. Залзан что-то скабрезно прошипел, Гарри покачал головой и развел руками. Северус с Люциусом вопросительно уставились на Гарри, и тот нехотя пояснил:

– Залзан спрашивает, не жалко ли Воскрешающий камень, один из Даров Смерти? Кстати, а что это за камень?

====== Сорок седьмая глава. Мелочи жизни ======

Воскрешающий камень было жаль, но ещё жальче было дать возродиться Тому-Кого-Нельзя-Называть. Поэтому после недолгих совещаний-колебаний было решено отдать камень на растерзание василиску.

Северус положил сверточек перед Залзаном и почтительно отступил назад, приготовившись смотреть во все глаза и ничего не упустить. С той же целью замерли и Гарри с Люциусом. Залзан красиво изогнулся, приблизил морду к сверточку и аккуратно слизнул с него упаковочную бумагу вместе с бечевкой, явив взору зрителей резную черную шкатулочку из эбенового дерева, инкрустированную золотым пиритом по крышке и стенкам. Коротенько прошипел что-то приказное, шкатулочка открылась. Внутри она оказалась обита синим бархатом и на синей же подушечке возлежало оно – тяжелое кольцо из темного золота с квадратным черным камнем по центру овального ложа. Камень тускло сверкнул при свете факелов. Василиск почему-то медлил, он застыл над шкатулкой и, казалось, о чем-то задумался. Наконец, приняв какое-то решение, он повернул голову к Гарри и тихо зашипел. Гарри выслушал, побледнел, отрицательно замотал головой и достал из внутреннего кармана мантии палочку. Северус, видя всё это, напряженно спросил, в свою очередь вытягивая из чехла свою эбеновую палочку:

– Что-то не так, мистер Поттер?

Гарри бросил на него отчаянный взгляд и проговорил необычайно тонким голосом:

– Всё не так, сэр! Приготовьте заклинание Фините Инкантатем, надо будет снять проклятие с кольца, когда оно наденется на клык.

– Значит, я правильно понял: это проклятие снимается только так, посредством одевания на палец… Чтобы перейти на надевшего кольцо и убить его.

– Согласен, сэр, но клык предпочтительнее пальца.

– Прекрасно. Люци, приготовься. Вместе – по кольцу.

Трое магов, двое взрослых и один подросток, встали полукругом вокруг василиска, вытянув наизготовку палочки с мерцающими готовыми заклинаниями на концах. Залзан благодарно кивнул, посмотрел на коробочку, примерился и, тщательно нацелившись, осторожно поддел кольцо кончиком своего клыка. В ту же секунду, едва оно нанизалось на клык и замерцало темной дымкой проклятия, собравшегося ударить по носителю, три глотки слаженно гаркнули:

– Фините Инкантатем!

Прицел был точным, из кончиков палочек вырвались три ослепительно-белых луча, молниями просверкнули по направлению к василиску и сошлись в одной точке – на кольце Марволо Мракса, блокируя темную магию. А дальше с жутким лязгом сомкнулись гигантские челюсти, сминая и корежа мягкий металл, добавляя к давлению ещё и яд. Который, кстати, нельзя сцедить с живого василиска, а можно только собрать с мертвого, вскрыв ему ротовую полость в определенном месте и добравшись до желез, выделяющих и вырабатывающих тот самый яд.

Василиск, приоткрыв рот, выплюнул обезвреженное и сильно деформированное кольцо, с негромким стуком от него отвалился и запрыгал по полу черный камушек. Он был цел, только чуточку треснул по центру. Попрыгав, он, влекомый силой инерции, которая действует даже в Хогвартсе, несмотря на метлы и заклинания левитации, покатился по спирали, сужая круги, пока не замер ровно посередине. И вот это его местоположение словно сообщало всему миру, что он не хочет никому принадлежать… К молчаливому желанию камня все отнеслись с уважением, после недолгой паузы Гарри сказал, глядя на мужчин:

– Его надо выбросить куда-нибудь в безлюдное место.

– В Озеро, – предложил Люциус. Северус хмуро возразил:

– Не выйдет в озеро, там полно обитателей, а русалки и тритоны вполне разумны, хоть и не люди.

– Тогда закопать где-нибудь в пустыне, – не унимался Люциус. – Поглубже.

– Если его закопать, то он все равно что ваш, мистер Малфой, – возразил Гарри. – Закопанные вещи обычно принадлежат тому, кто их закопал.

– Мистер Поттер прав, Люц, – поддержал мальчика Северус и взглянул на него: – В таком случае что вы предлагаете, мистер Поттер?

– Отнести его к Одинокой горе и бросить в Роковую щель… – ни на кого не глядя, себе под нос пробормотал Гарри. Северус тихо фыркнул, явно поняв шутку, а Гарри добавил громче: – Можно Залзану отдать, а тот пусть его где-нибудь потеряет.

Залзан с этим тут же согласился. Слизнув камешек с пола и спрятав в пасти, он грациозно развернулся и утек в темный проход за щитом, который с грохотом встал на место. Ну что ж… логичное завершение дня. Северус кивнул и позвал друга, однако Люциус не стронулся с места, он как стоял на месте, так и продолжал стоять, зачарованно глазея на щит, за которым скрылся толстый хвост василиска. Северус нахмурился, шагнул к Люцу и заглянул в лицо. И буквально увидел в его глазах знак доллара и Клондайка, золотую лихорадку. Осторожно потряс за плечо, позвал:

– Люци… Люц!

Тот вздрогнул и пришел в себя, посмотрел на Северуса маслеными глазками и мечтательно произнес:

– Ах, Северус… сколько же полезного материала туда уползло… Кожа, яд, кости, клыки… Ты знаешь, сколько всё это стоит?

– Понимаю тебя, Люц, но мне Залзан живым больше нравится. Не советую.

В последних двух словах Северуса прозвучало явное предупреждение, и Люциус, горько вздохнув, поднял руки, сдаваясь:

– Ладно… понял, не трогаю.

Гарри на все это только головой покачал и, оставив взрослых, спокойно удалился. С кольцом разобрались, он потом расскажет об этом всем ребятам, а пока… Оглянувшись по сторонам и не увидев никого постороннего, паренёк припустил в коридор. Прибежав, он подошел к доспехам и прикинул их высоту – нет, без Рона он не справится, слишком высоко. Хотя… а если попробовать левитацию? Снова оглянувшись, на сей раз воровато, Гарри достал палочку, прицелился и шепнул:

– Вингардиум Левиоса…

Рогатый шлем, дрогнув, снялся с доспешных плеч скандинавского рыцаря и поплыл по воздуху, Гарри медленно повел палочкой и пошел вперед, левитируя шлем перед собой, в душе тихо ликуя от счастья – получается! Он всё-таки научился этому в школе… При этом он вспомнил и странное заклинание, которое совсем недавно опробовал – Финита Инкантатем, какое необычное звучание, звонкое такое… как весенняя капель, фиН-и-Та, иН каН Та-Тем… Ну просто музыка! Песня. Так, запомнил, теперь надо в книгах глянуть, что это за заклинание, для чего и что оно делает. И Гермионе рассказать, ей тоже будет интересно.

Вот с такими отвлеченными мыслями Гарри пролевитировал шлем в пустующий класс, водрузил на высокую тумбу, поправил бархатное покрывало, добавив побольше художественных складок, зажег свечи в канделябрах с помощью той же палочки и полюбовался получившейся композицией – а что, неплохо смотрится! – пора приступать к работе. Прошел в центр класса и встал перед заранее приготовленным мольбертом, взял палочку угля и принялся вдохновенно зарисовывать блестящий рогатый шлем на красном бархате и стоящие рядом песочные часы. Как будет называться будущая картина, Гарри уже знал: «У рыцарства никогда не заканчивается время». Вот так. И эту картину он подарит тёте Петунье на Рождество. Главное, чтобы краски чисто легли, без комков и без разрывов, для него рисовать красками было сложней всего. Самыми послушными рисовальными предметами пока были карандаши и шариковые ручки, а ещё уголь. А краски и кисти… ох, сколько с ними мороки, с мягкой кисточкой было довольно сложно договориться и верно контролировать нажим, наклон и прочее. Зато красками так здорово рисовать, столько новых и порой неожиданных оттенков можно создать!

Гарри придирчиво оглядел рисунок – ну вроде похоже, вот только… этот рог немного толще правого… И он несколькими новыми штрихами подогнал рисунок к идеалу, вот теперь порядок. Так, всё на сегодня, пора в гостиную, остальное завтра… Гарри прибрал мольберт и рисовальные принадлежности, погасил свечи и покинул класс. Придя в гостиную, он наткнулся на расстроенного Рона, тот кинулся извиняться, что не смог принести шлем, что Филч заставил его повесить обратно. Гарри отмахнулся и успокоил друга, что шлем он достал и всё уже в порядке.

Красавица Лаванда Браун получила из дома печальное известие о том, что её любимца кролика Пуша задрала лиса. У девочки случилась дикая истерика, она громко разрыдалась прямо посреди коридора, распугав идущих на урок трансфигурации учеников. Её тут же окружили встревоженные однокурсники и начали расспрашивать о причине её горя. Выслушали её заикание, пожалели Пушика, поругали коварную лису… а Лаванда, давясь слезами, вдруг начала себя укорять:

– Как же я могла забыть? Вы помните, какое сегодня число?

– Какое? – спросил Гарри.

– Шестнадцатое октября! «То, чего ты боишься, случится шестнадцатого октября». Помните? Она была права, так и вы-ышло!

И девочка опять зарыдала. Однокашники растерянно топтались рядом, сочувствуя и не зная, чем помочь. Гермиона, поразмышляв, спросила:

– Так ты… так ты всё это время боялась, что Пушика съест лиса?

– Ну… ну, не обязательно ли-лиса, – прозаикалась Лаванда, глядя на Гермиону сквозь слезы. – Я бо-боялась, что он умрет.

– А что, Пушик был старый?

– Не-нет, о-он был совсем маленький… – и Лаванда взвыла пуще прежнего. Гермиона вздохнула и серьезно сказала плачущей Лаванде:

– Надо было его с собой взять, тогда бы ты не боялась каждую минуту за его жизнь… Нет, ну в самом деле, Лаванда, чего ты ожидала, оставляя своего любимца на ферме? Понадеялась на то, что родители за ним присмотрят? Так они ж фермеры и в телохранители для твоего кролика не записывались.

Лаванда перестала рыдать и круглыми глазами посмотрела на Гермиону:

– Погоди… а с чего ты взяла, что я на ферме живу?

– А… не там? – смешалась Гермиона. – Просто ты сказала, что твоего кролика лиса задрала, вот я и предположила, что раз лиса, то это ферма или дом в деревне… Где же ещё лисы могут охотиться на кроликов?

Лаванда подняла к лицу смятое письмо и, разгладив его, принялась внимательно изучать почерк. Все настороженно замерли, ожидая дальнейших событий. Лаванда нахмурилась:

– Ну я и ду-у-ура… письмо-то братец написал, Август, чтоб ему… почесаться в нижней точке! Скотина. Пойду-ка я маме напишу и потребую, чтобы ответ тоже она мне написала…

Она воинственно развернулась было, но её окликнула Гермиона:

– Лави, а где ты живешь?

– В Лондоне на Парк Лейн 17. В пятикомнатной квартире. И кроме кролика у меня ещё есть пёс Барон и кошка Ребекка… кстати, тоже персидская, как твой Живоглот. Знаешь, а давай я её на следующий год привезу, познакомим кошек.

– Давай! – засмеялась Гермиона. – И кролика прихвати, нечего ему одному дома скучать.

– Ну… если он живой, конечно. А так Пушик и Барон очень дружат, жаль их разлучать. Ох, Август, погоди, доберусь я до тебя…

И Лаванда, грозно ворча под нос ругательства в адрес неумного братца-шутника, отправилась в гриффиндорскую башню, писать письмо маме.

Люциус крепко озадачился делом, которое ему поручил Северус – достать из сейфа Лестрейнджей чашу Пуффендуя. В конце концов он махнул рукой на свои сомнения, отправился в банк и… предложил гоблинам жирную мзду, целый сейф Абраксаса Гэвина Малфоя взамен на маленькую чашу с простенькой чеканкой на выпуклом боку в виде барсука. Гоблины, что странно, согласились сразу и даже без писка. Люциус, держа в руках металлический контейнер с чашей, почувствовал себя идиотом, видя ехидные взгляды, которые бросали на него зеленокожие коротышки. Кажется, он… переплатил. Но всё равно, дедовский сейф ему не жаль, дело того стоит.

С этими оптимистичными мыслями Люциус покинул банк, не подозревая о том, что гоблины сразу после его ухода закатят пирушку по поводу освобождения одного из сейфов от темномагического артефакта, которое давно не давало им покоя. Но они не смели от него избавляться самостоятельно, потому что не знали как, это во-первых, а во-вторых, гоблины Гринготтса слишком уважали своих клиентов, даже если это Беллатриса Лестрейндж… Но, несмотря на это, крестраж был слишком жутким предметом, чтобы хранить его в общественном месте, невзирая на глубочайшие симпатии к клиентам и безупречную репутацию банка Гринготтс. Воистину, иногда так прижмет – маму родную продашь…

====== Сорок восьмая глава. Чем опасна ликантропия? ======

Шло время, тихо-мерно ползло вперед при помощи часов, которые своим тиканьем подстегивали его, как ленивую старую клячу, волокущую тяжелый обоз, груженный парадоксами. А их хватало. Каждый месяц на целую неделю куда-то исчезал профессор Люпин. Кабинет зельеварения провонял насквозь какой-то гадостью, от которой всех тошнило. И однажды опозорился Крэбб, его вырвало прямо в котел, остальные, завидев это, тут же, зажав рты руками, дружно бросились бежать из класса. До туалетов добежали почти все…

Гарри, вытирая рот, вышел из кабинки. Подойдя к раковине с зеркалом, посмотрел на бледно-зеленого Драко – общие позывы организма загнали их сюда вместе – и сдавленно спросил:

– Черт… Драко, что может так вонять?

– Носки Хагрида… – дохлым голосом отозвался тот.

– Не… – не согласился Гарри. – Это хуже.

Из двух кабинок выползли Гермиона и Ханна. Помогая друг другу, девочки доковыляли до раковин и, глядясь в зеркала, принялись приводить себя в порядок. Гарри с надеждой спросил у них:

– А вы, девчонки, не знаете?

– Я без понятия, – вяло ответила Гермиона, а вот Ханна, оказывается, знала:

– Так пахнет антиликантропное зелье в начальной стадии готовки.

Драко из бледно-зеленого стал просто белым, как рукомойник перед ним, выпрямился и с ужасом уставился на Ханну. И переспросил дрожащим голосом:

– Ты хочешь сказать, что профессор Снейп варит антиликантропное зелье? Ты уверена?

– Кристиана Аббота знаешь? – в свою очередь спросила Ханна. Драко неуверенно помотал головой:

– Н-нет…

– Это мой дядя. Он аптекарь.

– А-а-а! Знаю-знаю! Владелец сети аптек Аббота. И что?

– Он эту гадость тоже варил, на заказ. Его лаборатория точно так же воняла.

Гермиона нерешительно проговорила, покосившись на бледнючего Драко:

– Может… профессор Снейп тоже на заказ варит?

Один только Гарри оказался идиотом на вечеринке умников, он, ничего не понимая, переводил растерянные взгляды с одного на другого. Наконец, Гермиона заметила это и пояснила ему:

– Это зелье варят для оборотней, чтобы они сохраняли разум во время превращения в полнолуние.

– А… – Гарри задумался. – А полная луна сколько в небе торчит?

– Физически несколько часов, но визуально полной она выглядит семь суток: три дня предшествуют её полноте, одна ночь – это само полнолуние, и три дня после, когда луна уходит на убыль.

Выслушав Гермиону, Гарри опять задумался и тихо забормотал:

– Тридцатого сентября в четверг было первое полнолуние в этом учебном году, с понедельника профессор не пришел, а только на следующий… Второе полнолуние было в субботу, тоже тридцатого октября… профессор Люпин пришел только в среду, на четвертый день после полнолуния. Понедельник, двадцать девятое ноября, профессор снова пропал на целую неделю… Гермиона, а, Гермиона, а где профессор отсиживается во время лунных фаз?

– Н-не знаю, Г-гарри… – необычайно тоненьким голосом произнесла Гермиона, глядя на Гарри расширенными от страха карими глазищами, уж больно логичными были его рассуждения насчет исчезновений профессора.

Драко стал серым, его глаза заметались по стенам туалета, казалось, он резко передумал здесь учиться и хочет удрать отсюда без оглядки, сию секунду и прямо сквозь стены… Гарри его понимал, сам насмотрелся в свое время всяких киноужасов про оборотней и восставших из гроба. Хорошо, что в декабре его не будет в школе, он уедет домой на Рождество, и полнолуние во вторник двадцать восьмого декабря пройдет без него. А потом… а потом он подумает, стоит ли возвращаться в Хогвартс… и… и… и вообще, он записан в санаторий на второе полугодие, на курсы иппотерапии в Ганновере, вот. А Хогвартс… ну, может, на следующий год сюда вернется, но только если учителя-оборотня тут не будет. Гермиона тем не менее справилась со своими эмоциями и нерешительно спросила, заглядывая в глаза всем троим, Гарри, Ханне и Драко:

– А может, он не так уж и опасен? Он же уходит куда-то, где-то прячется и лекарство принимает, это самое, анти-лика-антропное, а?

Её даже не стали поправлять, Драко лишь покачал головой и мудро заметил:

– Это не лекарство, Грейнджер, Это Волчьелычье снадобье, смягчающее боли при обращении в волка; видишь ли, это обычно больно – ломаются кости, рвутся жилы и мышечные ткани, вытягиваются кости черепа и ног, вся эта трансформация сопровождается дикой болью и потерей сознания, так что когда ты очухиваешься уже волком, то ничего человеческого в тебе не остается, только зверь и все его инстинкты, все его потребности… Короче, ты становишься стопроцентным волком, абсолютным зверем без капли человечности. А снадобье, если принимать его перед полнолунием неделю и после, действует как простое обезболивающее, и, превращаясь в зверя без боли, оборотень остается в твердой памяти и трезвом рассудке, сохраняет человеческий разум, но это не значит, что он стал безопасным, его укус все так же смертелен.

– Э-э-э… спасибо за подробности, – поморщилась Гермиона. – А откуда ты столько про оборотней знаешь, Малфой?

– Ну, так… У папы знакомый есть, Фенрир Сивый, он оборотень.

– И… как он?

– Да так, по-разному. То нормальный человек, до полнолуния, конечно… то накатит на него, м-м-м, нечто вроде стихийного бешенства, несколько месяцев подряд психует – то депрессия у него, то просто плохой, злой делается, может руку поднять. Псих, короче. Это папа рассказывал, он Сивого ко мне не подпускает, меня бережет, говорит, что Сивый падок на детей, может взбеситься и порвать ребёнка, а может залюбить его до смерти, задушить в порыве чувств, от настроения зависит. В общем, по-любому опасен.

– А профессор Снейп куда уходит? – спросила вдруг Ханна.

Все удивленно посмотрели на неё и потребовали уточнений.

– Ну, понимаете, он каждую субботу куда-то уходит, я несколько раз видела, как профессор Снейп покидает территорию Хогвартса в разное время, но чаще всего вечером.

– Домой, наверное, выходные же… – вразумил Ханну Гарри.

– Правда? А зачем? – не поняла чистокровка.

– Ну мало ли зачем, цветочки полить, за электричество и за воду-отопление-газ заплатить. Обыкновенное дело, подписал квитанцию, кинул в ящик и свободен. Счета по понедельникам и средам приходят.

Гермиона покивала, подтверждая каждое слово друга. Малфой же добавил:

– Профессор Снейп в Коукворте живет, в маггловском доме.

Северус действительно проживал в Коукворте, в обычном доме, старом, из красного кирпича с узкими окнами, стены его поросли вьюнком и плющом, и хозяина дом действительно видел по субботам, когда тот ненадолго заходил, чтобы забрать и подписать те самые квитанции, после чего уходил до следующей субботы. Цветы Северус не поливал по причине их полного отсутствия. Правда, в последнее время хозяин всё чаще приходил, мог даже заскочить в середине недели, потом устроил уборку. Старый дом замер в тревоге и на нервной почве поскрипывал половицами и деревянными ставнями – что-то новое грядет… В свою неотразимость домишко уже не верил и печально готовился к тому, что хозяин собирается его продать и дальнейшая его судьба будет зависеть от новых владельцев, а те могут сделать с ним всё что угодно, вплоть до сноса…

Но вместо этого хозяин весьма удивил и обрадовал старый домик – он привел женщину с ребёнком. И по старым скрипящим половицам и лестницам бойко затопали детские ножки, а стены комнат зазвенели от отголосков звонкого эха женских и детских голосов и смеха. Старый дом жадно вслушивался в разговоры и с восторгом узнавал всё больше и больше свежей информации. Молодую леди звали Дженни, а её маленького славного сына звали самым чудесным именем на свете – Кеннет. От счастья дом чуть не потек, но удержался, не хватало ещё трубы чинить… Да, кстати, на широких (внутри) подоконниках появились цветы, которые Северус теперь поливал. Цветочки привезла Дженни и очень их любила, свои лютики и фиалки с геранями.

Что поделать, это был обычный дом, но дом с историей, живой. Его старые стены хранили память обо всех поколениях Снейпов. Помнили Тобиаса Снейпа и его жену Эйлин, помнили и маленького Северуса и его гостью, рыжую и смешную Лили. Эти глубокоуважаемые стены помнили даже дедушку Северуса, Грехэма Сайруса Снейпа. Который заставил дурака Тобиаса принять в семью Эйлин Принц, осиротевшую бедняжку при живых родителях, что выгнали её из дома и отлучили от рода… Всё это помнил старый дом и жил теперь в предвкушении новых воспоминаний, приятных и не очень, но он не болтлив, он как честный священник будет хранить все семейные тайны. У него есть уши и есть глаза, но нету рта.

Только в ноябре Люциусу удалось оторваться от дел семейных и министерских и выбраться наконец-то в Хогвартс, где он смог передать Северусу чашу Пенелопы Пуффендуй. Получив желаемое, Северус запер чашу в стол и отправился в Большой зал на ужин, рассчитывая перехватить Поттера после него.

Гарри ел и давился, куски просто застревали в горле при взгляде на Люпина, сегодня он сел как-то особенно неудачно, так, что Люпин все время был на виду. И каждый раз при виде него горло словно охватывал паралич и Гарри не мог ничего проглотить. Впрочем, не только он давился кашей, Ханна, Драко и Гермиона тоже сидели как замороженные и во все глаза следили за Люпином, нервно вздрагивая от каждого его малейшего движения.

Северус это приметил и заметно встревожился – неужели прознали? Вот нелады… Хоть бы не проболтались остальным… Хотя... а может, пусть? Быстрей уволится… если никто не будет к нему на уроки ходить. Сам-то Римус Люпин, может, и хороший с точки зрения Дамблдора, МакГонагалл и других, но природа оборотня – это природа оборотня. Волчьелычье можно забыть принять, можно просто ушибить пальчик на ноге об угол тумбочки, заработать плохое настроение и оттого стать смертельно опасным, что бы там ни пел директор: «Ах, мой мальчик, Люпин такой хороший, такой скромный, добрый и тихий юноша…» Хе, не смешите мои черные тапочки, хороший волк водится в лесу, где он знает каждый кустик и пенек, его звериный ум ничем не омрачен… ну разве что охотники погонятся, с гончими собаками да облавами, но и тогда волк не сходит с ума, а четко и ясно представляет себе окружающую картину и действительность, хитрит, изворачивается, путает след, прячет волчицу и волчат и благополучно уходит от погони. А каково приходится лунному волку, новорожденному и во взрослом теле? Вокруг мало того что стены каменные, так ещё и запахи непонятные ощущаются, а он ничего при этом не помнит, потому что только что родился и помнить ему нечего, ни детства волчонькового, ни подростковых приключений с первой охотой и первой добычей, ни даже того, как он вообще тут, в этой квадратной пещере, оказался! Зверю непонятно, зверю страшно, очень страшно, время идет, зверь ждет, что хоть что-то изменится, но ничего не меняется, страх перерастает в досаду, та в злость, а разъяренный волк – это… сами знаете что. Тут даже обыкновенного волка в зоопарковой клетке пристреливают при малейшем намеке на бешенство, а вы – «Люпин хороший!» Согласен, хороший, но только если он далеко. И на цепи.

Так, пора. Северус встал и заторопился за Поттером, который, нервно озираясь, спешил прочь в странноватой компании из Гермионы, Драко и Ханны. Окликнул:

– Мистер Поттер!

Все четверо буквально подпрыгнули, резким рывком разворачиваясь к нему. Хм-м… непорядок, эдак и до паранойи недалеко, с такими-то нервами… Северус как можно более спокойным и ровным голосом обратился к Поттеру:

– Вы помните чашу, мистер Поттер?

– Какую?.. Ой, да, помню, сэр, она у вас?

Северус коротко кивнул, лишние слова здесь были необязательны, а Гарри радостно рассиялся и посмотрел на друзей:

– Ребята, как насчет экскурсии к Королю змей? Я давно хочу познакомить вас с Залзаном Соланом, самым потрясающим и мудрым василиском в мире.

– Василиск?! – дружно поразились друзья.

– Да! Ступайте по своим факультетам и сообщите всем, чтобы собирались в Зале наград через полтора часа, и отправьте кого-нибудь в Когтевран, они тоже приглашаются.

Гермиону, Драко и Ханну буквально сдуло с места, миг, и они унеслись прочь по коридору. Проводив их взглядом, Гарри глянул на профессора:

– У нас полтора часа на то, чтобы уничтожить чашу, сэр.

– Прекрасно, Поттер. Встретимся в Зале наград.

====== Сорок девятая глава. Когда срываются планы... ======

Гарри стукнул в щит и в ожидании Залзана начал бродить по Залу наград, рассеянно рассматривая кубки, золотые статуэтки, изображающие разные фигурки спортсменов, снитчей, метел, разные значки, наградные грамоты в рамочках. Среди последних он заметил эбонитовую досочку, которой наградили небезызвестного Тома Реддла. Возле этой почетной доски Гарри и притормозил, вчитался в золотые тисненые буквы: