Текст книги "Не хочу в рюкзак"
Автор книги: Тамара Каленова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Временная учительница
Директор санаторно-лесной школы остался доволен документами Лиды.
– Университет?.. Недурно. Что это вы вдруг, от сибирских снегов да к теплому морю? – И он уставился на Лиду маленькими голубыми, с ледком, глазами.
Растерявшись от холодноватого тона, Лида неловко топталась, перенося тяжесть с занывшей ноги на здоровую.
Заметив неестественность ее позы, директор чуть поспешнее, чем требовалось, снова опустил глаза к документам.
– Так... Античная – «отлично»... Методика – «пять», латынь – «удов-лет-во-ри-тельно»! Гм! Интересно!.. Да вы садитесь! – пробормотал он, не подымая глаз.
Но Лида осталась стоять. Если уж не пригласил из вежливости, то из сострадания... ни за что! Мало того, с затаенной обидой, но внешне спокойно, по-деловому достала из сумочки медицинскую справку, где говорилось: «В связи с состоянием здоровья рекомендуется морской климат», – и положила на стол перед директором.
Он мельком глянул на справку и, ни слова не говоря, засунул ее под остальные документы.
– Примете шестой «В». Рядовым воспитателем. Уроки – по совместительству. Как говорится, универсус лябор – всеобщий труд или универсальное бедствие... Переводите как угодно. Ничего другого предложить не могу...
И директор поднялся из-за стола.
У Лиды отлегло от сердца: «Принял!» – И она простила директору холодность.
Поблагодарила и вышла. Но, спохватившись, вернулась:
– Простите... Где же я найду шестой «В»? Лида считала, что ее должны представить ученикам, как принято повсюду.
Директор посмотрел со скрытым недовольством и отчеканил:
– Вам. Его. Приведут. Ясно?
– Ясно.
Лида тихонько притворила дверь. Приведут – значит, приведут. Но отчего вдруг эта внезапная резкость? Она поежилась: не очень любезный прием.
В коридорах гуляли сквозняки, проникающие в распахнутые форточки. Изредка в йодистом запахе свежих морских водорослей и рыбы слабыми, но очень стойкими наплывами ощущался запах хлорированной воды и валерьянки.
«Как в больнице», – невольно подумала Лида и пошла, слегка приподнимаясь на носках, чтобы не так стучали каблуки.
Сходство с больничными покоями поддерживали и высокие ослепительно белые стены, и светло-голубые двери классных комнат, и бачок с табличкой «ДЕЗРАСТВОР», обтянутый марлей. А главное – тишина.
В конце коридора Лида увидела широкую лестницу с белыми перилами и поднялась по ней.
Второй этаж был так же пуст. Лида прошла и этот длинный и такой похожий на первый коридор. С каждым шагом ей становилось все неуютнее. В классы Лида не заглядывала – боялась встретить такую же пустоту.
Третий этаж почти весь был оборудован под великолепный спортзал с необъятными стеклянными пролетами, забранными светлыми деревянными решетками.
Несколько минут Лида постояла на пороге, любуясь разумным и красивым помещением. Потом двинулась дальше.
Здесь же, на третьем этаже, она обнаружила дверь, ничем по виду не отличавшуюся от десятков других. Учительская...
У Лиды забилось сердце. «Учительская! Комната педагогов. Наставников. Строгих и назидательных... Кратковременное убежище, где преподаватели могут быть совсем не такими, как на уроке. Призрачный отдых, который обрывается вместе со звонком... Диспетчерская... Ритмичное бесперебойное сердце школы...» – так думала Лида, входя в учительскую.
Огляделась. И опять, уже в который раз, испытала странное чувство удивления и разочарования: пусто.
Но дело даже не в этом; в конце концов все люди могли вдруг куда-то уйти из школьного здания. Поражало другое: вместе с людьми отсутствовали совершенно обязательные для школы, для учительской приметы. Ни стопок тетрадей. Ни классных журналов, обернутых толстой белой бумагой. Ни забытого второпях цветного мелка... Ни даже глобуса, местами подклеенного – неизбежного и милого глобуса.
Полированные столы и зеркальная чистота властвовали в этой просторной комнате. Сильно пахло йодом. В левом углу равнодушно свесил нос в раковину никелированный умывальник. Полотенце. Мыло. Щетка для рук. Операционная, что ли?
– Обживаетесь? – послышался за спиной Лиды голос.
Она вздрогнула и обернулась. На нее изучающе глянули из-под очков черные глаза. Несколько сутулый, лет тридцати, мужчина стоял в дверях. На его лице застыло терпеливо-приветливое, как показалось Лиде, и вместе с тем как бы отсутствующее выражение. Такие лица бывают у людей, которые по долгу службы должны все время говорить «пожалуйста», «спасибо», «благодарю вас».
– Я – Богдан Максимович, – произнес он. – А еще я – завуч.
Лида подошла к нему. «А директор не назвал себя», – отметила она про себя, протягивая завучу руку.
– Лидия Аф-финогеновна, – сказала она с запинкой.
Богдан Максимович улыбнулся:
– Имя сугубо школьное, а отчество – н-нет! Трудно-го-вори-мое! Поменяем?
Лида протестующе вскинула голову.
– Я не хотел обидеть вашего отца! – воскликнул завуч. – Разумеется, он отличный человек, только он не знал, что дочь его, кстати сказать, очень милая девушка, будет педагогом...
– Не знал... – как эхо, повторила Лида.
– Ну вот видите! – снова улыбнулся завуч. Он окинул взглядом гулкую учительскую и с заметной гордостью спросил:
– Нравится?
Лида пожала плечами.
– Что так?
– Пусто уж очень. Тетрадок нет.
– Тетради прячем. Микробы! – развел руками завуч.
Лида не поняла, но переспрашивать не стала.
Широким жестом Богдан Максимович пригласил ее следовать за ним.
Лиде хотелось спросить, где же находятся те, ради которых и построено это прекрасное современное здание? Но интуитивно поняла: в этой школе обо всем расскажут по порядку, без напоминаний. Не успела она выйти из кабинета директора – ее, как эстафетную палочку, уже принял завуч и куда-то молчаливо ведет.
Богдан Максимович достал из кармана ключ и остановился перед какой-то дверью.
– Прошу вас, Лидия Афиногеновна, – пригласил он, распахивая дверь.
Лида вошла.
Это был обыкновенный физический кабинет. Стойбище амперметров. Динамо-машина. Затемнение на окнах.
– Мои владения, – пояснил завуч. – Видите ли, я физик.
«Очень приятно, – подумала Лида. – Но было бы уместнее пригласить меня в кабинет русского языка и литературы, если он имеется».
Богдан Максимович подошел к стеклянному шкафу, оклеенному изнутри плотной синей бумагой, и, порывшись недолго, достал нужную папку.
– Это личные дела вашего шестого «В», – сказал он. – Присаживайтесь.
Лида опустилась на стул и раскрыла папку. Тотчас же освобожденные черно-серые рентгеновские снимки полились на лакированный стол.
– Осторожно! Беритесь только за края! Лида придержала папку и робко взялась за край одного снимка.
Богдан Максимович пояснил:
– Это легкие Наташи Артюхиной. Бронхоаденит. Лечению поддается туго, девочка утомляет себя, старательная, безотказная. Староста класса, отличный человек, увидите...
Лида осторожно отложила снимок в сторону и машинально взяла другой.
– А это – Косовский Юра. К сожалению, вторичная вспышка с астматическими явлениями... Мальчик нервный, трудный.
А это Миша Николаев. Он перенес туберкулез. Матери нет, воспитанник интернатов с пятилетнего возраста. Правда, где-то имеется отец... У Миши такое состояние, что вся надежда на целебность морского воздуха...
Лида продолжала откладывать личные дела, а сама смятенно слушала:
– Бронхоаденит...
– Опасность интоксикации...
– Самое страшное для Капустина – промочить ноги...
Лида в волнении потерла висок.
– Устали? – сухо спросил завуч.
– Нет, что вы! – вспыхнула Лида. – Я слушаю.
Богдан Максимович сложил снимки в папку, подровнял их и туго завязал тесемки.
– Для нас с вами это основные личные дела; все остальное не имеет никакого значения, – с убеждением сказал он, словно споря с кем-то. – Понимаете, Лидия Афиногеновна? Ос-нов-ные! Вы по специальности кто?
– Литератор. Русский язык и литература.
– Так запомните, уважаемый литератор, ваш предмет – это еще не главное, то есть далеко не главное в работе, которой вы будете отныне заниматься.
– Не понимаю, – тихо сказала Лида.
– Потом поймете. Возможно, я преждевременно вас настраиваю. А то, знаете, новички рвутся с ходу сокрушить педагогические каноны, придумывают свою методику... Это, должно быть, неплохо, но у нас школа специфическая. Урок длится сорок минут. Пять из них – на измерение температуры, на то, на се... Понимаете?
– Кажется, да, – ответила Лида, чувствуя глухое, непонятное раздражение и от слов завуча, и от его однообразного, монотонного голоса, и неподвижно-приветливого лица.
– Вот и отлично! – Богдан Максимович встал. – Пойдемте, я провожу вас в шестой «В».
Учебный и спальный корпуса, столовая и все другие здания стояли на самом берегу моря. Негустой, но довольно тенистый парк вечнозеленых деревьев уступами спускался к воде. Широкие песчаные дорожки лежали среди яркой зелени и голубизны. Казалось, осень обошла стороной этот сказочный уголок, не тронула.
– Хорошо-то как... – невольно прошептала Лида.
Завуч не ответил. Отвернул манжет и посмотрел на часы.
– По расписанию сейчас должна быть прогулка на свежем воздухе, – сказал он.
Лида заметила: часы он носил, как геодезисты – слегка сдвинув набок, на то место, где был пульс. Видно, часы здесь требуются постоянно.
На дорожках показались дети, аккуратно построенные в прямоугольники. Они шагали ровно, не забегая и не нарушая строя, тихо переговариваясь. Поодаль шагали воспитательницы.
– Который же шестой «В»? – нетерпеливо спросила Лида.
– Вон там, у беседки!
Лида непроизвольно подалась вперед.
Группа ребят, как сжатая пружина, не растягиваясь, не спеша обходила огромную, похожую на павильон беседку.
– Впереди Наташа Артюхина, – продолжал завуч.
Девочка с черными длинными косами, неподвижно лежавшими на узкой спине, неторопливо вела прямоугольник за собой.
У Лиды на душе сделалось смутно. Она почувствовала какую-то неловкость, даже вину перед ребятами. Еще не видя их лиц, не представляя, какое имя принадлежит кому, она уже знала о них многое. Перед глазами поплыли рентгеновские снимки: трахеи, бронхи, сердца...
Прихрамывая больше обычного, Лида направилась к беседке. Она еще не решила, каким образом познакомится с ними. Скажет ли официальное: «Здравствуйте. Вы мои ученики...»? Или еще что-то? Но, увидев перед собой свой класс, она просто не могла устоять на месте.
***
Богдан Максимович остался возле школы. Он заметил и скрытое недовольство Лиды и ее отчужденность. Завуча не покоробило то, что она почти оборвала его на полуслове, устремилась к ребятам. Он смотрел вслед Лиде дружелюбно: очень уж хороша была она в своем нетерпеливом стремлении к шестому «В»!
Что-то забытое всколыхнулось в душе Богдана Максимовича. Вспомнил он свой первый класс, первый урок... Поистерлись в памяти имена, лица... А вот чувство нетерпеливости и радостного волнения вспомнилось!
Мысли снова вернулись к Лиде. Хорошая все-таки она... Хотя пройдет все это, через неделю же и пройдет! Но если приживется, вовек не бросит своей работы. Он уже встречал таких людей...
Так думал о Лиде завуч, и ему было приятно от сознания своей прозорливости.
IIПознакомиться с шестым «В» Лиде в этот день не удалось. В ту минуту, когда ее потянуло навстречу классу, из репродукторов раздался сигнал пионерского горна:
– Тру-ту-ту-ту! Ту-ту-ту! – что на человеческом языке означало: «Бери – ложку, бери – хлеб!»
Прямоугольник развернулся, как по команде, показав множество спин в дешевеньких разноцветных пальто. А Лиде почудилось, что класс просто-напросто уходит от нее. Чувствуя, что поступает несолидно, нелепо, Лида побрела вслед за ним.
На площадке, обсаженной невысокими яблонями, прямоугольник распался, растворившись в оживленном ребячьем море.
Лиде не хотелось вот так, ничего не добившись, потерять свой шестой «В» из виду. Поблуждав немного, она отыскала Наташу Артюхину по ее косам. Девочка разливала в стаканы какао. На скамейке стоял поднос, наполненный ароматно пахнувшими булочками.
Ребята брали по булочке и тут же стоя выпивали свою порцию. Кто с жадностью, кто равнодушно, кто через силу. Худой невысокий мальчик с сонными глазами незаметно вылил какао в урну.
Лида направилась было к нему, но он, заметив это, спрятался за чью-то спину. Повод непринужденно заговорить был упущен. Представляться ребятам, занятым полдником: «Я ваша воспитательница!» – глупо. Тогда зачем она здесь?
Волнуясь, словно перед зачетом, Лида решила подойти к пожилой учительнице, которая, скрестив на груди руки, неподвижно смотрела куда-то поверх голов.
– Слушаю! – как автомат повернулась женщина.
– Здравствуйте, – сказала Лида.
– Добрый день. – На лице собеседницы Лиды не отразилось ничего, даже вопроса.
– Я... новая воспитательница. То есть и литератор... Директор велел принять шестой «В»...– деревянным голосом сказала Лида, презирая себя в эту минуту за неспособность говорить человеческим языком.
Учительница оглядела ее с ног до головы. Видимо, осталась не совсем довольна: перед нею стояла молоденькая девушка с дерзкими и в то же время внимательными глазами, в нарядном голубом платье. Светлые волосы легкомысленно спадали на плечи.
Женщина вздохнула, и ее лицо приняло скорбное выражение.
– Приходите в свою смену, с утра, – посоветовала она. – Сейчас я занята: видите, кормлю детей!
Лида вспыхнула, но отступила безмолвно. Совсем не так она представляла себе первое знакомство... Круто повернувшись, Лида пошла с площадки.
«Деликатная дура! – ругала она себя. – «Директор велел»! «Новая воспитательница»! А та тоже хороша: «Занята... я кормлю детей!» А что мальчишка льет в урну какао – не видит! Стоит, как сухое дерево!»
Сквозь досаду в Лидино сознание пробилась неутешительная мысль: первый день безнадежно испорчен.
***
Вечером Лида сидела за столиком под шелковицей и ожидала хозяйку, у которой сняла комнату.
Тетя Зина, женщина лет пятидесяти, маленькая, круглая, принесла в сад чайник, чашки, айвовое варенье.
– Сиди, сиди! – прикрикнула она на Лиду, видя, что та порывается ей помочь. – Сёдни я за тобой, завтра – ты за мной... Или сбежишь?
– Ну что вы! – горячо сказала Лида.
– Вот и ладно!
Тетя Зина удобно устроилась на скамейке и стала разливать чай.
Лида с наслаждением вытянула уставшие ноги и только сейчас почувствовала, до чего же хорош нежаркий южный вечер!
Где-то недалеко беззвучное лежало море. От него шел густой солено-рыбный дух. Одна за одной переставали звенеть цикады. Те самые цикады, которые молчат почти всю свою жизнь и только перед смертью, словно спохватившись, без умолку и надрывно исполняют брачную песнь.
В мире становилось совсем тихо: молчало море, молчали птицы. И только слышались за кустарниковой оградой чьи-то шаги, да короткая струя горячего чая падала в фаянсовые чашки с отбитыми ручками.
– Значит, воспитателкой? – спросила хозяйка.
– Педагогом.
– А умеешь... педагогом?
– Не знаю, – призналась Лида и шутя добавила: – Липецкий метод вроде бы изучала. Знаете, современные такие правила, как вести урок, как воспитывать ребят...
– Никому не говори, что не умеешь! – забеспокоилась тетя Зина, по-своему истолковав ее слова. – А то не примут, здесь плохо с работой. Юг, сама знаешь!
– Ладно. Я ведь только вам! – засмеялась Лида.
– То-то! Мне можно. Двадцать лет в санатории работаю, худого никому не присоветовала.
– А кем вы работаете? – поинтересовалась Лида.
– Ночной няней.
– Ребятишек сторожите?
– Зачем?! Сторожа – те по двору бродят. А я «рыбаков» бужу. Много иную ночь бывает. По часам бужу.
– Трудно... – смущенно посочувствовала Лида.
– Зачем? Нынче-те год совсем легкий.
Темнота загустела.
– Чтой-то сидим впотьмах, пошли в дом, – предложила хозяйка. – Телевизор включим – спать будет полегче.
– С телевизором? – машинально переспросила Лида, собирая со стола чашки.
– С им!
И они ушли из-под шелковицы.
– Вот твоя комната. Хоромы! Ход отдельный.
– Раздевайся, как вздумается. Не стыдись. Окно слепое, на огород. А я сейчас телевизор принесу...
– Спасибо, – растерянно повторила Лида. – Не беспокойтесь!
Тетя Зина ушла и скоро вернулась, держа в руках старенький вентилятор. Включила.
– Вот и ладно, – сказала она с удовлетворением.
Лида улыбнулась, глядя на неказистый «телевизор».
Позже она привыкла, что в этом доме «холодильником» звался утюг. Раскладушка была «диван-с-кроватью». У вещей не было точного названия, но Лида постепенно привыкла к этому.
***
Оставшись одна, Лида задумалась о завтрашнем дне.
Она не боялась школы. Просто ее сбило с толку непривычное: ученики – больные; педагог – он же воспитатель; завуч – рентгенолог; учительская без тетрадей; несостоявшееся знакомство с классом...
Постепенно мысли обратились назад, к тому берегу, на котором остались студенческие годы, общежитие, друзья.
Остро, близко вдруг шевельнулась память о Гришке.
Лида нагнулась, вытянула чемодан из-под раскладушки и достала письмо. Это было единственное письмо от него. И Лида твердо знала, что других писем не будет. Гришка – человек, для которого Лида никогда не станет никем другим, нежели товарищем по коммуне, «своим парнем», незаметным спутником в турпоходах. О таких, как Лида, парни могут помнить всю жизнь, но письма будут писать другим девчонкам.
Лида расправила на ладони узкий листок бумаги. Бесполезно искать что-то между строк. Здесь все ясно, дружески просто и... безнадежно.
«Привет, Лидуша! – писал Гришка. – Спрашиваешь, как живу? Отвечаю: живу нормально. Изучаю испанский. Осваиваю метод «погружения». Чертовски умная вещь! Надо только сконцентрироваться, отбросить все лишнее и дней пятнадцать не слышать совершенно своего языка, а говорить по-испански. Ухожу для этого в степь. Ты спрашиваешь о моем здоровье? Отвечаю: почти поправился. Врачует меня в основном мама, да еще письма парней...»
«Телевизор» посылал в лицо плотную широкую струю воздуха. Лида закрыла глаза.
Какой-то «метод погружения»... Как всегда, Гришку интересует только новое, малоизвестное, и, как всегда, он испытывает все на себе.
А вот ее немного страшит неизвестное. Что-то будет завтра? Как сложится ее жизнь на этом, новом, берегу? Мысли помимо воли снова вернулись к школе.
Лида плотнее стиснула веки. Нельзя так, нужно отключиться ото всего, забыться, успокоиться. «Погружение» скоро. Завтра.
IIIСледующий день наступил в дожде и в тумане. Сильно похолодало: где-то в горах выпал снег. Между морем и небом граница исчезла совершенно, и все вокруг казалось серым и влажным.
Лида торопливо шла в школу. На душе было тревожно и в то же время ясно. Быстрая ходьба и холодное утро настраивали на деловой лад. А тут еще дождик незаметно прекратился, и туман начал отходить в море.
Во дворе школы Лиду встретила Мария Степановна.
– Опоздали на две минуты, – негромко заметила она.
Лида промолчала. Ее часы показывали, что в запасе еще есть минут семь.
– Двадцать шесть человек. Пересчитайте, – сказала Мария Степановна. – Мне – к директору, а вы приступайте. По режиму сейчас прогулка.
И она ушла, оставив Лиду перед выстроенным классом. Ребята нетерпеливо переминались на месте.
Лида вгляделась в них. Бледные, быстроглазые; видно, стоять смирно для них – сущее мучение. И – самое неожиданное – все они казались на одно лицо!
Лидой овладела робость.
– Пойдемте, пожалуйста, – сказала она деревянным голосом.
Ребята послушно потянулись следом за ней.
Лида шла, опустив голову, и проклинала вставшую перед ней «непедагогическую» задачу, о которой прежде она даже и не подозревала. Прогулка – и все. А что говорить? В классе по крайней мере понятно: вот доска, вот парты. Стол для учительницы. Этот десятилетиями установленный порядок казался Лиде самым разумным и... безопасным. А здесь? Как вести себя? И к чему этот дурацкий строй?
– Стойте... – растерянно попросила Лида. – Давайте хоть познакомимся! Меня...
– А мы знаем! Лидия Афиногеновна! – зашумели ребята, не нарушая, однако, строя.
– Нам Марь-Степанна объявила, что вы придете, – сказал кто-то.
– Очень хорошо, что она заранее объявила, – справившись с волнением, сказала Лида. – Объясните мне, пожалуйста, чем вы обычно занимаетесь на прогулках?
Наташа Артюхина подняла на Лиду большие чистого коричневого цвета глаза и неуверенно, но послушно ответила:
– В мячик, то есть в пионербол... Читаем... ходим...
– А что такое пионербол? – спросила Лида, чувствуя себя безнадежно отсталым человеком.
– Ну, игра такая, – объяснила Наташа. – Только не отбивать мячик, а ловить.
– Ловить? – переспросила Лида. – Отбивать интереснее!
Ребята как-то странно поглядели на нее, а Наташа тихо, словно бы стыдясь, сказала:
– Отбивать нельзя. Врачи только ловить разрешают.
Лида прикусила губу. Как могла она забыть?! Здесь все особое – и прогулки, и игры, и учеба. Это очень правильно! Нужно помнить, какие перед ней дети.
Она непроизвольно уменьшила шаг, словно боясь, что быстрая ходьба им повредит.
Мальчишки из последних рядов стали наступать на пятки девчонкам. Один, полный и медлительный, исподтишка дернул девочку за жиденькие косички.
«Вот тебе и раз! Не такие уж вы и слабые, как я о вас думаю, – усмехнулась про себя Лида. – Но тогда какие вы?»
Вслух же она спросила:
– А где ваш мяч?
Мальчишки придвинулись ближе. Тот, который дергал девочку за косички, пожаловался :
– Завуч забрал! Мы в коридоре пинали...
– Завуч? – переспросила Лида. – Интересно... А как тебя звать?
– Меня? – удивился мальчишка. – Ирфан. А что?
– Да ничего особенного. Я заметила, ты не любишь ходить в последних рядах. Вставай вот здесь.
Ирфан скорчил недовольную физиономию, но подчинился.
– Наташа, – обратилась Лида к девочке. – Сходи к Богдану Максимовичу и попроси от моего имени...
– Хорошо! – обрадовалась Наташа и побежала в школу.
Ребята оживились. Любопытство, сдерживаемое дисциплиной, которую оставила Мария Степановна, перебороло. Посыпались вопросы:
– Вы на все время к нам?
– А что будете вести?
– Правда, что вы практикантка? Нам Марь-Степанна рассказывала...
Лида едва успевала отвечать, забыв обидеться, что Мария Степановна понизила ее в должности.
Вернулась Наташа, прижимая к груди желтый кожаный мяч.
– Вот! – торжествующе крикнула она. – Отдал, но говорит – в последний раз! – Наташа скопировала суховатый тон завуча.
Лида улыбнулась: она была рада появлению Наташи с мячом.
– Ну, куда? – спросила она у ребят.
– К морю!
– Побежали! – и Лида увидела, что класс с удовольствием ей подчинился.
Увлекаемая ими, она побежала тоже. И только у самого моря, на утоптанной площадке, Лида остановилась и обратила внимание на плохо скрываемое любопытство в глазах многих ребят.
«Наблюдают, как я хромаю, – догадалась она. – Ну, погодите...» Сбросила на песок куртку, осталась в тонком свитере и узкой юбке.
– Подавай! – задорно крикнула она Наташе.
Лида хорошо знала: какой ты покажешься ребятам в первый день, такой и останешься для них на все время, какие бы усилия и ухищрения ни прилагались потом! Для них, подростков, первое впечатление являлось главным, и теперь от самой Лиды зависело, будут ли они помнить о ее хромоте.
Образовался круг, и над ним взлетел новенький мяч.
Мальчишки быстро раззадорились. «Гасили» мячи, резали, распрямляя в прыжке свои узкие плечи. Девчонки робели и просили подавать полегче, закрывали головы, ожидая удара, и то и дело смешно взвизгивали. Лида перешла на их сторону и стала брать самые высокие и трудные мячи.
«Разве ж это работа? Курорт!» – весело думала она, глядя на раскрасневшихся от морского воздуха и стремительных движений ребят и чувствуя, что «первое впечатление» ей пока удается.
Вдруг она заметила: мальчик, стоявший против нее, закашлялся, вышел из строя и встал в сторонке. Радостное настроение у Лиды мигом пропало.
– Как его зовут? – спросила она негромко у Наташи.
– Миша Николаев. Он не любит играть, не обращайте внимания, Лидия Афиногеновна! – ответила девочка, не сводя глаз с мяча.
«Не любит или не может?» – с тревогой подумала Лида и начала сдерживать чересчур расшалившихся ребят.
Мысли о том, чтобы как можно лучше удалось первое впечатление, показались мелкими, было стыдно за них. Зачем рядиться в несвойственные одежды? Ребята все равно разгадают. Да и не для этого она здесь. Учить ребят и заботиться об их здоровье – вот главное! Остальное не так уж важно.
«Режимный матч» подходил к концу и, вероятно, кончился бы благополучно, если бы кто-то от избытка сил не запустил мяч в море.
– Ой-ёй! – запищали девчонки, и не успела Лида что-либо сообразить, как весь класс ринулся к воде.
Стали кидать в мяч палками, камнями. Удержать их было невозможно.
«Самое страшное для Капустина – промочить ноги», – вспомнила вдруг Лида слова завуча. – Боже мой, но который тут Капустин?»
– Назад! – услышала она вдруг свой собственный властный и неожиданно сильный голос. – Вы слышите – назад!!
Ребята неохотно отодвинулись от кромки воды.
Между тем волны отнесли желтый новенький мяч далеко от берега.
– Отвернитесь! – приказала Лида и начала стаскивать свитер.
Мальчишки отвернулись мигом. А девчонки окружили воспитательницу плотным кольцом.
Негнущимися от спешки пальцами Лида срывала с себя чулки, рубашку. Мелькнула мысль: «Очень мило! Учительница раздевается на виду у всего класса! Позор, да и только!»
Наконец Лида вошла в воду. Сразу же ударилась обо что-то острое, заросшее мохнатыми жесткими водорослями, и... остановилась. Дальше идти было боязно. Лида никак не ожидала, что спокойная, безмятежная гладь таит под собой каменистое дно. Память услужливо подсказала сведения, почерпнутые из книг: колючий морской кот, любитель таких вот мрачных подводных зарослей, гигантские крабы, зловеще размахивающие сильными клешнями, рыба-игла, по виду точь-в-точь похожая на змею... Дрожь пробежала по спине.
Не оборачиваясь, Лида чувствовала, как все выжидательно смотрят на нее. Она храбро сделала шаг вперед – и ухнула в глубокую впадину. Вода накрыла ее с головой. Лида вынырнула и поплыла.
Это было так неожиданно приятно, легко – море словно вытолкнуло ее на поверхность, – что Лида тотчас забыла все свои страхи. И хотя горько-соленые мелкие волны забивали рот и с непривычки к морю Лида здорово нахлебалась, ощущение того, что она свободно плывет, плывет в первый раз по настоящему морю, наполнило сердце радостным волнением.
На мгновение она забыла и о ребятах и о мяче. Она видела перед собой ничем не ограниченную морскую гладь, и ей хотелось плыть все дальше. Неожиданно совсем рядом желтым поплавком закачался на волнах мяч. Лида развернулась в воде, погружаясь почти с головой, и, толкая его перед собой, стала возвращаться к берегу.
– Не ходите-е-е! – услышала она. – Лидия Афиногеновна голая-я-я!
Это ее «вэшники» отгоняли от берега других ребят, нечаянно сюда забредших.
«Голая!.. Вся школа, поди, слышит!» – ужаснулась Лида.
Но отступать некуда. На берег-то все равно выходить придется.
Девчонки помогли выжать мокрое и натянуть юбку и свитер. – Д-держите, – чуть заикаясь от охватившей на воздухе все тело мелкой дрожи, сказала Лида мальчишкам. – Автор этого мощного удара должен отнести мяч сушиться.
Мальчишки тыкали пальцами в набухшую от воды кожу, проверяя, не «сел» ли мяч. Потом гурьбой повалили к спальному корпусу.
Через полчаса, собрав всех, Лида повела свой класс в столовую на обед. Без прямоугольника. Ребята тесно обступили ее, наперебой рассказывая о том, какой здесь был на прошлой неделе замечательный шторм.
Ниточка доверия была соткана.
«Наверно, они мой дурацкий поступок за смелость приняли», – подумала Лида. Но от ребячьего признания на душе стало очень тепло.
В вестибюле столовой они налетели на завуча.
– Очень шумно! – упрекнул он. – Лидия Афиногеновна, ваш класс запаздывает...
– Мы были на море, – виновато и вместе с тем счастливо сказала Лида. – Извините...
Завуч недоуменно поглядел на ее светлые, в крупных кольцах волосы, которые потемнели от воды, на ее прилипший к спине влажный свитер и пробормотал:
– Наденьте халат...
Спросить же, как состоялось ее первое знакомство с классом, Богдан Максимович просто не успел: Лида умчалась вверх по лестнице вдогонку своему нетерпеливому классу.
