Текст книги "Не хочу в рюкзак"
Автор книги: Тамара Каленова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
Витя уехал. Его место занял мальчик, прибывший из Заполярья. Новичка привезли ночью, поэтому Лида увидела его лишь тогда, когда класс собрался на утреннюю прогулку.
Рыженький мальчуган стоял в паре с Мишей Николаевым, глаза его были туго завязаны пионерским галстуком, а по губам блуждала доверчивая улыбка.
– Это как понимать? – спросила Лида.
– Новенький! – загалдели ребята, с нетерпением ожидавшие закономерного вопроса.
– А это? – Лида показала себе на глаза.
– Он моря сроду-роду не видал!
– Пусть как хотел Капуста!..
– Оставьте, так лучше!
Лида только успевала поворачивать голову от одного к другому: говорили все разом. Наконец поняла.
– Хорошо, – сказала она. – Пусть новенький останется с завязанными глазами.
Вести его под руку доверили Мише Николаеву, который только что оставил изолятор. За ними – гурьбой ребята. Впереди всех вертелся Косовский и командовал:
– Быстрее!.. Тише, здесь яма!
Лида шла позади всех и думала: «Не захотели забыть Капустина... Сначала не замечали, потом дразнили... А теперь поступают так, как он когда-то им рассказывал. Непостижимый народ!»
Ребята подвели новичка к обрыву.
Юрка артистическим жестом сдернул с глаз мальчика повязку.
– Ух ты!.. – вырвалось у мальчугана громко и восхищенно.
Перед ним насколько хватал взгляд лежало безбрежное море.
Оно играло разнообразными цветами – от зеленоватого до розового. Необозримая голубая даль манила и зачаровывала. Где-то на краю горизонта тревожил голубизну лоскуток белого паруса.
Лида понимала, почему все застыли и примолкли: вместе с новичком они сами как бы впервые увидали эту неповторимую красоту.
«Милые вы мои... – растрогалась Лида. – Вот отчего вы спешили, вот почему повязка на глазах новенького... Хотелось именно так показать ему свое море».
– Лидь Фингенна, спустимся, а? – просительно предложил Миша Николаев, кивая на вертикальный обрыв.
Лида замотала головой.
«Хватит. Здесь уже вступает в закон главнейшая сила – страх за ваши руки-ноги... Хотя... по-человечески понятно и это: так хочется на глазах новичка доказать свою неустрашимость!»
– На футбол опоздаем, – желая отвлечь ребят, вроде бы невзначай сказала Лида.
Все оживились, забеспокоились: в этом году врачи впервые разрешили футбол. Семиклассникам. В виде исключения в команду были включены от шестого «В» Ирфан и Юрка Косовский, как самые здоровые и хорошие игроки.
– Айда! – раздались голоса.
И все отхлынули от обрыва. Лида облегченно вздохнула.
– Ну, давай знакомиться, – предложила Лида новичку. – Я – Лидия Афиногеновна.
– Ага, – согласно кивнул головой мальчик. – А я Кирей.
– Кирилл? – улыбнулась Лида.
– Ага. Кирей.
Лида положила руку на его плечо. Какой же он покладистый и все-таки упрямый...
– Тебе нравится здесь? – спросила она.
– Ага. Плохо, санок нет, – ответил он.
– Юг, Кирюша! Здесь снегу и не бывает. Ты огорчен?
– Ага! Да и то: перед отъездом накатался, все мослы оббил, – сообщил Кирей.
«Ага»? – с облегчением подумала Лида. – Твое «ага» просто звук – не слово. Ну, тогда будет понятнее»
– Футбол любишь? – спросила она.
– Ага! Никогда не видел.
– Ну, ничего, это дело поправимое... Пойдем скорее, я тебе на поле расскажу что к чему...
И они прибавили шагу, чтобы не отстать.
***
Юрка и Ирфан примчались на стадион первые. Вскоре подошли остальные. Девочки стайкой расположились на краю поля. Кирей жался к Лиде.
Лида взглянула на него. Он не проявлял ни малейших признаков азартного волнения, которым были заражены все ребята.
– Держись, ребя-я! – завопил кто-то рядом.
Кирей вздрогнул и прижался к Лиде. Она погладила его по плечу: ничего, привыкай...
Через несколько минут на поле завязалась ожесточенная борьба. В воротах седьмого «В» стоял гордый, несокрушимый Ирфан, защищая их не столько мастерством, сколько своим телом. Между ним и воротами противника метался беспорядочный на первый взгляд клубок из мальчишеских тел, который изредка распадался от свистка судьи.
Вдруг у ворот, которые защищал Ирфан, произошла свалка, и оттуда донесся чей-то пронзительный крик:
– Ой-ёй!
– Что такое?! – Лида бросилась на поле. На земле корчился Юрка Косовский. Лицо его было бледно, испуганно, глаза сухи и широко открыты.
– Юрка, ты что это? – в отчаянии спросила Лида.
Он корчился и не отвечал.
– Ничего страшного, – успокаивал Лиду подоспевший учитель физкультуры.
Лида его не слышала. Она взяла Юрку на руки и понесла в санчасть.
«Что же такое с ним?! Только бы не перелом и не сотрясение...» – думала она по дороге.
В санчасти никого не было – перерыв. Тогда Лида открыла ближайший класс. Усадила Юрку на парту.
И только теперь разглядела. Оказывается, он глубоко рассадил коленку.
– Сейчас, сейчас, – успокаивающе говорила Лида, доставая из аптечки бинт, йод, вату.
Быстро намотала вату на ученическую ручку, обмакнула в йод.
– Вот сейчас промоем.
Она никогда не подозревала, что Косовский может так бояться! Он глядел на нее затуманенными глазами: в них был страх.
Лида осторожно провела ваткой по краю раны.
Юркина худенькая нога задрожала, но он ее не отдергивал.
И вдруг Лида увидела, что он плачет. Крупные слезы катились по его лицу. Он изо всех сил старался сдержаться, даже запрокинул голову, но слезы катились все быстрее.
Лида торопливо забинтовала ногу и привлекла мальчика к себе:
– Ну, вот и все, футболист мой маленький, все позади... Не плачь.
Он вдруг высвободился и злым и жалким голосом прошептал:
– Расскажете... что плакал – убегу! Капусту нашли, меня не найдете...
– Ю-ю-ра... – огорченно протянула Лида.
– Убегу! – повторил он.
Сколько же самолюбия и гордости накопилось в его душе, чтобы даже в минуту боли помнить обо всем этом!..
«Матери бы такого не сказал. Наплакался бы вволю, сколько хотел, – горько подумала Лида. – А я все-таки для него только воспитательница. Чужой человек. Выходит, так...»
– Ну-ка, наступи, – сказала она Юрке.
Он встал, попробовал ногой, как пробуют, холодна ли вода. Но боль пронзила его, и он сел, скорчив жалобную гримасу.
Тогда Лида снова взяла его на руки – он молча согласился – и понесла в спальню.
XXС появлением Кирея в шестом «В» авторитет и власть Косовского заметно пали. Кирей привез с собой игру.
Сначала Лида не обратила на нее никакого внимания. Разве плохо, что слабенький, малоподвижный Кирей просит разбудить его минут на пять раньше других? Хочет управиться с утренним туалетом и уборкой, не отстать от других...
Лида будила. А когда она выходила из палаты, он притаивался в постели и ждал того момента, когда откроются глаза соседей. Тогда он оглушительно орал:
– Мой солдат! Мой солдат!
И успевал «засолдатить» трех-четырех мальчиков.
Вокруг него тоже раздавались запоздалые крики «мой солдат!», а Кирей мог спокойно наблюдать за всем происходящим и не волноваться.
Лида, мало вникая в подробности игры, будила девочек и помогала заплетать им косы.
Возвращаясь к мальчишкам, она заставала такую картину: Кирей, одетый, застегнутый, в пионерском галстуке, сидел у подоконника и читал книгу. Постель у него была аккуратно заправлена.
А рядом копошились несколько ребят, торопясь справиться с уборкой комнаты.
– Молодец, Кирей! – хвалила его Лида. – А вы? Что же отстаете?
Мальчишки понуро молчали.
Но через день-два Лида присмотрелась и поняла: всю работу Кирея выполняли его «солдаты».
«Ах, ты, маленький эксплуататор!» – рассердилась Лида.
Но сладить с Киреем не могла. Игра полюбилась. «Мой солдат!» стали кричать по утрам и девочки. Жаждой повелевать, властвовать заразились все в классе.
«Ну, ладно, – решила Лида. – Кирей принес эту игру, он первый должен и отказаться от нее!»
На другой день, как обычно, Лида стояла над его кроватью и против воли любовалась его лицом, хитроватым даже во сне.
В репродукторе защелкало и зашипело. Через мгновение голос школьного радиста на фоне музыкального сигнала побудки возвестил:
– Доброе утро, дорогие ребята!
В одну секунду вокруг Лиды все встало вверх тормашками. Замелькали босые ноги, подушки, кто-то, захлебываясь от спешки, завопил: «Мой солдат!»
Лицо Кирея дрогнуло, и он открыл глаза, из которых полилась на Лиду хитроватая голубизна.
– Мой солдат, – тихо сказала ему Лида, встретившись с ним взглядом.
Кирей сначала удивился, но потом расплылся в доверчивой улыбке:
– Ага! А вы тоже?..
– Тоже! – улыбнулась ему в ответ Лида. – Вставай, мой солдат. Как старший по званию, я приказываю тебе выдраить этот отсек... – она показала рукой на пол.
Кирей вскочил и побежал в умывальник.
– А меня Лидь Фингенна засолдатила! – с гордостью сообщил он всем.
– Уй ты! Врешь! – не поверили ребята.
– Ага! Пол велела мыть. Пропусти! – и Кирей без очереди протиснулся к раковине.
Он едва успел вымыть пол. На зарядку опоздал. Взмок, как мышонок. Но из игры не вышел.
На другой и на третий день повторилось то же самое. Лида неотступно и зорко стояла у его кровати.
Кирею это перестало нравиться. Он поскучнел. Еще бы! Раньше он все утро читал книгу, а другие работали. Теперь же приходилось заправлять постель, чистить умывальник, орудовать шваброй...
И он стал соображать, как бы избавиться от игры, обернувшейся против него.
– А что, ребя, скучно все засолдативать да засолдативать, – как-то сказал он ребятам. – Надоело! То ли дело «слеп»!
Неизвестно как, но Кирей сумел доказать ребятам, что «мой солдат» устарел и что в моде давным-давно этот самый «слеп».
Игра с таким странным названием оказалась похожей чем-то на старинные городки. Только сооруженьица выстраивали из железных пробок от бутылок с газировкой. Битой служила плоская, в ладонь, железка. Недолет – «слеп»! Перелет – «слеп»! Кто попал – забирает пробки себе...
«Мой солдат» стал слышаться все реже и, наконец, пропал вовсе.
Так, в маленьких, быстро забываемых победах и навсегда остающихся в памяти поражениях, шли дни.
Лейтенант Гуляев так и не написал, не приехал навестить ни Лиду, ни Капустина. Лида перестала ждать от него писем.
Зато Витя Капустин все-таки прислал письмо.
«С приветом к вам Витя Капустин! Третью четверть я окончил не очень хорошо, но стараюсь, чтобы двоек не было. Здоровье у меня хорошее. Лидия Афиногеновна, я очень жалею, что уехал от вас, но это получилось ненарочно. Посылаю в подарок корабль, я его сам рисовал и видел.
Ваш бывший ученик Витя К.».
Год подходил к концу...
Лида никак не могла представить себе, что через какое-то время шестого «В» не будет, что он не вырастет в седьмой «В», в восьмой, а навсегда для нее останется только шестым «В». Это казалось странным и жестоким.
«Кто же я? – в грустные минуты все чаще думала Лида. – Временная учительница? Если бы кто-нибудь знал, как трудно и обидно быть временной учительницей!»
Приближался прощальный для СЛШ день: вот-вот «санаторка» сорвется с насиженного места... Привычные прямоугольники рассыплются, растворятся в других классах и других школах. Не станет коллектива. Не будет дружины с ее отрядами. Останутся только стены и учителя, ожидающие новых ребят, неизвестных им и пока еще далеких, чтобы лепить из них новый коллектив. Новую дружину.
Останется неласковый директор... Останется Богдан Максимович. Он прочно занимает свое место завуча, дорожит им, для него по-прежнему будет иметь огромное значение «привес», и всем кому не по душе это, придется долго доказывать и отстаивать свое особое отношение и к «привесу» и к «процентам». Останутся и толстяк географ и Мария Степановна. И Лида, от которой будет зависеть, потеряет ли она «строгость души» или сможет давать бой людям и обстоятельствам?
«Санаторка» уже давно привыкла к судьбе полустанка. Но для Лиды это было впервые и потому мучительно.
Она приготовилась к долгой радостной жизни вместе с шестым «В». Она собиралась разгадать, что же такое скрывается за нескончаемой улыбкой Лены Сюй Фа Чан?.. Она мечтала воспитать в Косовском по-настоящему сильного человека с добрым сердцем... Она думала о Кирее, гадала, как же будет вести себя дальше эта простодушно-хитрая личность?
Она строила планы, создавала воспитательные проекты, собираясь строить здание по всем правилам, на века, на удивление...
А ей сказали:
– Двадцатого отправка!
Лида опешила:
– То есть как?
– Обыкновенно. Готовьте на детей документы.
***
Весь этот день Лида ходила сама не своя. Все валилось из рук. И домой пришла как во сне.
– Заболела? – с тревогой спросила тетя Зина.
– Не знаю... – ответила Лида как в забытьи. – Я ничего теперь не знаю.
– Иди ляг! Может, пройдет...
Лида побрела в свою комнату. Не раздеваясь, бросилась на «диван-с-кроватью».
Хозяйка пришла следом.
– Ай лейтенант что написал? – участливо спросила она.
– Он вообще не пишет. Я вам так... наболтала тогда, – не поднимая головы, тихо ответила Лида.
Тетя Зина замолчала. Это было не похоже на нее. Должно быть, и она почувствовала, что лучше всего сейчас Лиду не трогать.
Она включила вентилятор и направила прохладную воздушную струю на голову Лиды. Потом, коротко вздохнув, ушла.
Лида не шевельнулась. Она чувствовала себя опустошенной. У нее было такое ощущение, как будто ее в чем-то обманули.
«Надорвешь себе сердце...» – вспомнила она.
Да уж лучше надорвать, чем чувствовать вот такую опустошенность и знать, что все самое дорогое в ее жизни временно. И к чему эти ее ночные раздумья, ее желание совершенствоваться, когда все временно!.. Временно.
В этот вечер маленький домик, на украинский лад побеленный снаружи, был не по-хорошему тих. Не зажигался свет. Казалось, людей в нем нет, а если и есть, то невеселые, будто в большой беде.
XXIЛида собирала чемоданчик. Мыло, полотенце, расческу... Всякая мелочь поместилась легко, и еще оставалось много свободного места.
Через час от «санаторки» должны были тронуться автобусы, целый караван автобусов, и Лида торопилась.
Под руку попалась фотография актрисы. «Подарю Наташе... Она собирает. Пусть это будут наши последние «спички»».
И она положила фотографию сверху, чтобы ее было легко достать.
Без стука вошла тетя Зина. Глаза ее светились странно-радостно.
– Там... военный, – сказала она деликатно. – Тебя спрашивает...
– Военный?.. – Лида пожала плечами. – Какой еще военный?
Не торопясь она закрыла чемоданчик. С минуту постояла в задумчивости, словно прощаясь с чем-то невидимым, уходящим навсегда. Она вернется сюда через неделю, но совсем другим человеком. Значит, все равно прощаться надо сейчас и навсегда.
Невесело улыбнувшись отражению в зеркале, перед которым любила проверять ученические тетради, Лида взяла легкий багаж и вышла.
От угла до угла на улице беспокойно ходил высокий человек в офицерской форме.
Лида пошла прямо к нему. В какой-то миг у нее дрогнуло сердце. И с каждым шагом, с постепенным узнаванием, в ее душе возрождалось что-то забытое, отсеченное как ненадежное. Возрождалось стремительно и сильно, потому как в сердце надежда никогда не умирает до конца.
– Гуляев! – узнав окончательно, позвала Лида.
Он резко повернулся и пошел навстречу.
– Здравствуйте, вы... ко мне? – спросила Лида, чувствуя, что рада, до неприличия рада его появлению.
– Да... Вырвался вот...
Они остановились друг против друга и замолчали, не зная, о чем говорить.
«Худой какой... И веснушки... Глаза усталые, как от бессонницы...» – думала Лида, украдкой разглядывая его лицо.
Гуляев, напряженно улыбнувшись, наконец, спросил:
– Не ждали?
– Нет, – призналась Лида.
– А я писал... Думаю, заеду сам, если... То и писать больше не буду.
– Писал?! – удивилась Лида, погружаясь в какую то прочную, долгожданную радость.
– Ну да. Школа номер один.
– И все?
– Ну да!
Запоздалое сожаление наполнило Лидину душу: все эти месяцы она могла бы получать письма...
– Ошиблись, – сказала она. – У нас школа особая, санаторно-лесная. Хоть и под номером один. Понимаете?
Он обескураженно улыбнулся.
Они снова замолчали.
– Пойдемте? – вдруг предложил Гуляев. – Что ж мы стоим на одном месте?
– Ох! – вспомнила вдруг Лида и испуганно посмотрела на часы. – Что же делать? Я... уезжаю. Немедленно. Извините.
– Как... так? – погаснув, тихо спросил Гуляев.
– Ребятишек по домам везу. Они ждут. Слышите?
Со двора школы неслись низкие призывные гудки.
– Вы пишите, я буду отвечать! – торопливо говорила Лида. – Как же так все неловко получилось... Не сердитесь, пожалуйста! Мне нельзя иначе...
Гуляев официально и торжественно пожал руку, попрощался.
«Ведь не напишет больше», – с какой-то пронзительной грустью подумала Лида, но медлить было нельзя.
Она еще раз встряхнула протянутую руку и пошла не оглядываясь.
Он постоял немного, поглядел, пока она не скрылась за поворотом, поправил ремень и тоже пошел с перекрестка.
XXIIПочти без остановок на Север двигался специальный поезд. В ресторане варили манную кашу, супы, жарили котлеты, кипятили молоко.
Проводники, помня случай, когда кто-то из ребят высунул руку с галстуком из окна и остановил состав, велели воспитателям собрать пионерские галстуки. В Лидином купе стало красно, как на поляне в июльский день.
К концу поездки Лида валилась с ног от усталости. Шестой «В» еще был классом, и до последней минуты в нем бурлила жизнь. Ирфан выдавил стекло в кипятильнике... Мальчишки не желали мыть руки и ноги... Кирей собирал на память гривенники...
Лида пробовала соблюсти привычный режим. Укладывала на «тихий час» и ходила по купе, проверяя, все ли спят.
Но было уже видно, как на глазах ежеминутно ломались с таким трудом привитые привычки. Ребята льнули к окнам, хором читали названия знакомых станций и задавали один и тот же звенящий вопрос:
– Скоро, а?
Лида видела спины, прижавшиеся друг к другу головы – и не трогала их. Она понимала: все на свете бессильно, когда души подростков, приближающихся к родному дому, начинают заполняться нетерпением. Понимала, а легче не становилось.
Она смотрела и смотрела на них и делала замечания уже по инерции:
– Кирей, отдай подушку. Зачем тебе две?.. Лена, почему ты полезла наверх? Слезай, упадешь...
Собственный голос казался чужим, лишним. Иногда мелькали мысли о жестокости, эгоизме ребят. Она отгоняла их и шла к Надежде Федоровне за поддержкой.
Старая учительница сидела у окна и по-домашнему спокойно вязала кофточку.
– Хотите поучиться?
– Нет...
– Что с вами?
Лида подсела поближе.
– Скажите, Надежда Федоровна, такое... каждый год происходит?
– Что?
– Поезд...
– Конечно! – с довольным видом отвечала Надежда Федоровна. – Нам выделяют специальный состав, самый лучший!
– Я не об этом. Вы прощаетесь... каждый год? Как вы можете?
– А-а, – поняла Надежда Федоровна. – Мы уж, Лидочка, привыкли. Поначалу грустновато было. А теперь!.. Мы ведь оздоровители, не совсем обычная у нас педагогика.
– Да... – говорила Лида. – Это верно. Но... смогу ли я?
– Сможете, – ободрила ее Надежда Федоровна. – Просто за год придется делать много всего, чтобы не огорчаться, что ничего не успели. Сможете!
– У-ухта! – протяжно объявила в коридоре проводница.
Лида поспешила в свой вагон. Шестой «В» отпрянул от окон – и в тамбур. – Ребята, ребята! Выходить организованно! На платформе не расходиться! Всем быть около меня! – стараясь преодолеть голосом шум, просила Лида.
Вагоны, качнувшись в последний раз, мягко остановились. Лида, прижимая к себе папку с документами, спрыгнула на перрон после проводницы.
– Ко мне!.. Ко мне! – командовала она. Ребята подчинились ей по старой привычке. Лида очутилась в самом центре своего класса. Гладила кого-то по плечам, кому-то говорила ласковые слова, кому-то застегивала воротник рубашки... В горле у нее остановился комок.
Она встретила понимающий взгляд Наташи Артюхиной и попыталась улыбнуться.
Наташа, догадавшись, что творится с воспитательницей, вдруг бросила свой чемодан и кинулась Лиде на шею.
Неожиданно, все нарастая, издали донесся шум. И через мгновение и Лида и ребята очутились в тесной, вразнобой шумящей толпе.
– ...Мама!!
– ...Сыночек, дорогой ты мой!
– ...А где папа?!..
– ...Ребята, скорей в автобус!
Родители, родственники, какие-то все незнакомые и чужие люди расхватывали ребятишек и уводили с собой.
Не успела Лида опомниться, как осталась совершенно одна. Она растерянно оглянулась. Никого. Какая неестественная пустота!
Не так она себе все представляла! Думала, что будет по одному, с жалостью расставаясь, передавать каждого своего ученика родителям и рассказывать, как их ребенок вырос, как он перестал, наконец, картавить, как трудно было заставить его есть морковку и глотать антибиотики, как улучшилось его здоровье...
Она знала про них все-все! В кожаной папке она везла их рентгеновские снимки, которые собиралась показать с гордостью... Она везла много хороших слов, которые кто-то должен был выслушать...
Но, видать, не судьба.
Как потерянная, Лида побрела вдоль вагонов. Таких притихших, одиноких вагонов.
Временная учительница... Она плакала, не стыдясь никого, ничьих глаз, да и кто мог ее теперь видеть?
В душе что-то перерождалось наново. Неосознанная обида затихала, и пробивалась радость за ребят и за их матерей, за себя, понимающую все это...
Возле одного вагона ее окликнули:
– Лидочка!..
Лида остановилась и подняла голову. В тамбуре стояла Надежда Федоровна.
– Сдали своих? Залезайте! У нас представитель облоно сидит, агитирует сегодня же набирать новых ребят...
Лида ничего не ответила и так же медленно пошла мимо.
