Текст книги "Переполох с чертополохом"
Автор книги: Тамар Майерс
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Что с тобой, Абби? – участливо осведомился Грег.
– Немного замерзла, – брякнула я.
– Но сегодня жара под сорок была, – изумленно сказал Грег. – А сейчас, наверно, градусов двадцать восемь.
– Значит, съела какую-то дрянь у Буббы, в "Китайском гурмане".
Сержант Бауотер упрятал ручку и блокнот в нагрудный карман своего темно-синего кителя.
– Обожаю Буббу, – мечтательно произнес он. – Особенно его волшебные му-гу-гаи из кукурузной муки. Ум-мм, пальчики оближешь. Вы их пробовали, мэм?
– Да, и надеюсь, что в последний раз. – Я натянуто улыбнулась. – Ну что ж, ребята, мне пора на покой. Денек у меня трудный и долгий выдался, да и вечер, как вы заметили, тоже не простой был.
Физиономия сержанта Бауотера вытянулась.
– Но, мэм, я ведь еще ваших соседей не опросил. А потом собирался к вам еще разок заглянуть.
– Давайте отложим это на завтра, – предложила я. – Уже одиннадцатый час.
Сержант Бауотер кивнул.
– Вы уверены, мэм, что у вас все в порядке? – участливо спросил он.
– Лучше не бывает, – отрезала я.
– Вы уж простите, мэм, но вид у вас неважнецкий.
Этот малый, определенно, начал действовать мне на нервы.
– Я же, кажется, ясно объяснила – все дело в му-гу-гаи, – ответила я.
– Ну нет, эти му-гу-гаи даже моя бабуся за милую душу лопает, недоверчиво высказался сержант Бауотер. – Если, конечно, не поливать их острым соусом, хуи... хунаном. Надеюсь, вас не угораздило его отведать?
Я хлопнула себя по лбу.
– Точно, вот, значит, в чем дело! Я тоже полила им свой му-гу-гаи.
– Тогда все ясно. – Сержант Бауотер посмотрел на меня с уважением. Потом удивленно вскинул брови. – Вот только зубы ваши почему-то целы.
– Что вы хотите этим сказать?
– Моя бабуся после этого их лишилась. Только отведала капельку хунана, и вмиг вставную челюсть проглотила.
– Ну все, с меня хватит, – не выдержала я. – Выкатывайтесь-ка отсюда подобру-поздорову.
– Нет, мэм, я правду говорю, – жалобно развел руками сержант Бауотер. – Я сам рентгеновский снимок видел. На нем все зубы пересчитать можно.
– Вашей бабушке сделали операцию?
– Сначала док хотел ее резать, – ответил сержант, – но потом разглядел, что в желудке зубы продолжают работать. Похоже, у бабуси офигительно... простите, мэм... здорово развита желудочная мускулатура. Она может, по своему желанию, не только откусывать этими зубами любой кусок, но даже пережевывать пищу. Более того, еще и выстукивает ими разные слова. Но мы все равно заказали ей новую вставную челюсть, так что теперь у нашей бабуси, господи, благослови ее душу, две пары зубов. По словам дока, благодаря этим вторым, желудочным зубам, пищеварение у нее теперь, как у девчонки.
– Вы хотите сказать, что она может пережевывать жвачку, как корова? полюбопытствовала я.
– Ну да, что-то в этом роде. Только у коровы желудков много, а у моей бабули всего один.
Я покосилась на Грега, который довольно ухмылялся.
– Понятно, – пробормотала я. – Что ж, юноша, лапшу на уши вы вешать умеете. Вы, случайно, не из Шелби родом?
– Из Шелби, – сержант Бауотер радостно осклабился. – Как вы догадались, мэм?
Я пропустила его вопрос мимо ушей.
– Скажите, сержант, а нет ли у вас родственницы по имени Джейн Кокс? Она, случайно, не сестра вам?
– Нет, мэм. В нашей семье я – единственный ребенок.
– Тогда нет ли у вас кузины, которую так зовут?
– Нет, мэм, у моих родителей тоже нет ни сестер, ни братьев.
Я испустила вздох облегчения, что не все еще потеряно для человечества. И тут же натура взяла свое – не могу я оставить одиноких людей в покое.
– Вы, кажется, не женаты? – спросила я, разглядывая пальцы сержанта веснушчатые, волосатые, но без единого кольца.
– Абби! – укоризненно произнес Грег.
Я сделала вид, что не слышу.
– А не хотели бы вы познакомиться с высокой светловолосой девушкой, примерно ваших лет, родом которая тоже из Шелби?
– О, мэм, да я просто счастлив буду! – воскликнул сержант Бауотер. – Я уже больше года здесь служу, и, признаться, здорово скучаю. К шарлоттским девушкам просто так не подкатишь.
– Ну что ж, тогда я вас познакомлю.
Веснушчатая физиономия паренька расцветилась радостной улыбкой.
– Спасибо, мэм, даже не знаю, как вас благодарить.
– Не беспокойтесь, голубчик, – сказала я. – Дайте мне номер вашего телефона, и я позвоню вам, как только все устрою. Когда у вас следующий выходной?
– Завтра, мэм. – Голос его дрогнул от нетерпения.
– Абби, ты ведешь себя неподобающе, – прорычал Грег.
Я мило улыбнулась и проворковала:
– Ну, тебе-то, разумеется, сводня ни к чему – женщины тебе и так на шею вешаются.
– Абби, я должен с тобой поговорить.
Я нарочито зевнула.
– Мы уже давно обо всем переговорили. К тому же я устала и спать хочу. В одиночестве!
– Абби, неужели случившееся тебя совсем не напугало? Как-никак, кто-то в твою машину залезал.
Я мотнула головой.
– Пустяки. Видишь, даже руки больше не трясутся. Обещаю, что на ночь включу сигнализацию в доме, а на моем ночном столике всегда стоит баночка жгучего перцового аэрозоля. В общем, спасибо, что приехали, и – удачного вам расследования.
Сержант Бауотер поскреб обе подмышки одновременно. Я подумала, что бедняга, наверно, опробовал на себе новый дезодорант, и выбор, судя по всему, оказался не самым удачным.
– Если услышите что-нибудь подозрительное, мэм, непременно звоните в полицию, – сказал он.
– Обязательно, – пообещала я. – Спокойной ночи.
Сержант Бауотер, удовлетворенно хмыкнув, зашагал к машине. Отделаться от Грега оказалось куда сложнее.
– Если тебе что-нибудь понадобится, – медленно, с расстановкой произнес он, – не стесняйся, дай нам знать.
– Непременно, – торжественно закивала я.
– Мы все равно будем каждый час проезжать мимо. Верно я говорю, сержант?
– Угу, – с готовностью подтвердил напарник Грега.
– Вы очень добры, ребята. Огромное спасибо. Только не звоните в дверь, пожалуйста, потому что мне вставать рано. Хорошо?
– Послушай, Абби... – Грег растопырил лапы, явно намереваясь сграбастать меня в медвежьи объятия.
Я поспешно попятилась и, подхватив свой трофей с зелеными пятнами, скрылась в доме. Как любила говорить моя мамочка, в море водится и другая рыба. И пусть моя рыбка ростом и внешностью не вышла, что из того? По крайней мере, пасть у нее не акулья, а это главное.
Я уже протянула руку к телефону, когда он сам зазвонил.
– Вы хоть знаете, который час? – негодующе спросила я.
– Э-ээ... Могу я поговорить с Абигайль Тимберлейк?
– В зависимости от того, кто вы такой. Надеюсь, вы не из службы развозки призов? Потому что, если вы заблудились, то лишь потому, что заехали слишком далеко. Мой дом стоит в конце первого тупика, а не второго.
– Абби, – в голосе послышались жалобные нотки. – Это я, Гилберт Суини.
В мою душу тут же закрались подозрения. Ведь именно пожертвованием Гилберта Суини, разложенным передо мной на кофейном столике, я сейчас любовалась. Более того, в памяти еще теплились воспоминания о выпускном классе средней школе. В те годы Гилберт был самой отъявленной скотиной. Пьянствовал, курил, бузил, шельмовал в карты, причем не где-нибудь, а даже в воскресной школе. Уже позже, на гражданке, он ухитрился обрюхатить мою подругу, Дебби Лу, и подло отказался на ней жениться. Хотя в те дни брак считался не только почетной, но даже священной обязанностью, никого особенно не удивило, что Гилберт бросил свою без двух минут нареченную у самого алтаря.
– Гилберт, чего тебе? – неприветливо спросила я. – Уже чертовски поздно.
– Я видел тебя сегодня на аукционе.
– Да, Гилберт, и я тебя видела. А теперь извини, мне пора...
– Я хочу сказать, что видел, как ты торговалась из-за картины, которую пожертвовал я. Должен сказать, ты здорово помогла этим юнцам, которые копят на мини-вэн.
– Спасибо, Гилберт, но лично я сомневаюсь, чтобы на мои полторы сотни долларов и девяносто девять центов можно было приобрести приличный кусок автомобиля. Они ведь на новый фургончик нацелились, а не на допотопную развалюху.
– Да, но с твоей легкой руки все завертелось. После твоего ухода все начали швыряться деньгами, как полоумные.
– Неужели?
– Да, представь себе. Какой-то псих выложил полсотни баксов за ночник Присциллы Хант. Ты можешь этому поверить?
– Никогда!
– А мою сестру Хортенс ты знаешь?
– Еще бы. – Вообще-то, задавака Хортенс Симмс приходилась Гилберту сводной сестрой, но, хотя в отличие от своего непутевого родственника, она никого подле алтаря не бросала, в список почитаемых мною людей она не входила. И не права моя дражайшая мамуля: я вовсе не завидую успеху этой женщины. Просто Хортенс не следовало в пятом классе говорить Джимми Раушу, что я от него без ума, а уж в седьмом она и вовсе начала распускать про меня небылицы. Никогда я не набивала чашечки лифчика гигиеническими салфетками! Я пользовалась исключительно туалетной бумагой.
– Так вот, – продолжил Гилберт. – Хортенс внесла на аукцион имя персонажа из своей книги. И, представь себе, оно ушло за пятьсот долларов!
Мне показалось, что я ослышалась. – Повтори, пожалуйста, я не поняла.
– Ты ведь знаешь, что она издала книгу?
– Да, "Корсеты и короны". О нижнем белье. И что из этого?
– Тираж разлетелся вмиг, и теперь Хортенс задумала сочинить роман. И вот некто отчаянно торговался, чтобы одного из героев назвали его именем.
Я вздохнула.
– Господи, эти болваны, похоже, никогда не переведутся. И кто этот придурок? Ты его знаешь?
Вздох. Потом: – Да, это я.
Меня как обухом по голове ударило.
– Вот как? Что ж, Гилберт, это очень благородный жест.
– Спасибо, Абби. Послушай, могу я просить тебя об одолжении?
Я уже и сама считала, что по уши в долгу у него.
– Конечно.
– Я бы хотел выкупить у тебя свою картину.
– Э-ээ... О-оо... Боюсь, что это невозможно.
– Но я верну тебе все твои деньги.
– Спасибо, Гилберт, ты очень добр, но ничего не выйдет.
– А если я набавлю еще полсотни?
– Ты очень щедрый, и, поверь, что я растрогана, но картины у меня уже нет. Я ее отдала.
– Что?
– Я отдала ее приятелю.
– Вот, блин!
– Что ты сказал?
– А кому ты ее отдала?
– Извини, Гил, но это уже тебя не касается.
– Прости меня, Абби. Дело в том, что я не имел права выставлять эту картину на торги.
– Почему?
– Она принадлежала моей мачехе, Адель Суини. Она сейчас постоянно проживает в Пайн-Мэноре, в доме для престарелых, но эта жуткая картина, насколько я помню, всегда висела над ее камином. И, переезжая в свою богадельню, Адель прихватила картину с собой. Похоже, старушенция была к ней очень привязана.
– Тогда с какой стати ты выставил ее на аукцион? Или тебя сама Адель попросила?
– Нет. После смерти моего отца Адель со мной и парой слов толком не перекинулась. Мы с ней и так особенно не общались. Но сегодня утром я решил ее навестить. Так вот, она меня даже не узнала.
– Понятно. И ты решил обокрасть старушку.
– Нет, Абби, это вовсе не так. Дело в том, что стены там увешаны и множеством других, не менее безобразных картин, и... Послушай, могу я с тобой кое-чем поделиться?
– Да, но только при условии, что после этого мне не придется лечиться пенициллином.
Гилберт, похоже, пропустил мою колкость мимо ушей.
– Мачехой Адель была всегда презлющей. Точь-в-точь, как ведьма из сказок братьев Гримм. Когда она вышла замуж за моего папашу, мне было всего шесть лет. А у нее уже была своя дочка – Хортенс. Ну и вот, за малейшую провинность она лупила меня смертным боем.
– Ну, надо же.
– А точнее, хлестала меня проволочной распялкой. Причем, почему-то белой.
– Ну и ну. – Мне показалось, что даже Гилберт не смог бы врать настолько изобретательно.
– А хочешь знать, где она это делала? В гостиной, причем всегда перед тем самым камином. Ты даже представить себе не можешь, как я возненавидел этот камин и картину, которая висела над ним. И вот сегодня утром, когда Адель меня не узнала, мне вдруг отчаянно захотелось сорвать эту мерзость со стены и растоптать. Но потом я вспомнил про предстоящий аукцион и решил, что могу сделать для кого-то доброе дело.
– И ты не боялся, что тебя схватят с поличным? – ужаснулась я. Хортенс, например. Она ведь тоже епископалистка.
– Да, но на подобные мероприятия она никогда не ходит. Считает, что это ниже ее достоинства.
– Да, это верно.
– Ну, пожалуйста, Абби! – внезапно взвыл Гилберт. – Я только сейчас осознал, что не имел права так поступать.
– Понимаю, – промолвила я. – Значит, теперь ты прозрел и решил возвратить картину законной владелице, которая избивала тебя проволочными распялками? Кстати, Гилберт, а где при этом был твой папаша?
– Он... ну... Ты можешь судить об их взаимоотношениях хотя бы по тому, что Адель называла его хряком.
– Как?
– Это пошло от фамилии Суини. Сперва она стала звать его Свини, а потом и вовсе свиньей или хряком.
– Понимаю. Что ж, извини, Гилберт, но мой приятель, которому я продала эту картину, просто души в ней не чает. Я не могу просить его расстаться с ней.
– Как – продала? – переспросил Гилберт. – Мне показалось, ты говорила, что отдала ее.
– Отдала, продала – какая разница? Я считаю, что отдала ее за бесценок. Всего за десять долларов.
Гилберт так ахнул, что у меня едва не разорвалась барабанная перепонка.
– Ты продала картину за десять долларов?
– Не хочу оскорблять твои чувства, – соврала я, – но картина эта и ломаного гроша не стоит.
– Боюсь, что ты не права, Абби, – уныло сказал Гилберт. – У моей мачехи бала страсть к дорогим предметам, а эту картину, как я уже говорил, она ценила особенно высоко. Хотя лично я нахожу ее отталкивающей.
– Ты уверен? Может быть, старуха ценила рамку, а не саму картину? Если это так, то можешь считать, что тебе повезло. Рамку я оставила у себя и готова перепродать ее тебе за сто сорок долларов и девяносто девять центов. С учетом того, что десять долларов я за картину уже выручила.
Молчание затянулось на столько, что Моника Левински успела бы прокрутить роман еще с парой президентов, а я, при желании, изучить не только тсонга, но и суахили.
– Гилберт, мне уже давно спать пора, – мягко напомнила я.
– Хорошо, будь по-твоему, – пробурчал он. – Могу я прямо сейчас заехать?
– Надеюсь, ты шутишь?
– Нет, Абби, я совершенно серьезен. Тем более что я уже давно хотел поговорить с тобой.
– Господи, да о чем нам с тобой говорить? Завтра утром привози мне чек, и получишь свою рамку.
– Абби, я хочу поговорить с тобой о нас, – упрямо молвил Гилберт.
– О нас? Что ты имеешь в виду?
– Абби, я всегда был тайно влюблен в тебя.
Я с трудом удержалась от смеха. – Не говори ерунду, Гилберт.
– Я никогда не хотел жениться на Дебби Лу. Я всегда втайне мечтал о тебе. Скажи, только что я смею надеяться, и тогда сама увидишь, как... Словом, я все сделаю, чтобы мы с тобой были счастливы.
Я бросила трубку и позвонила Уиннелл.
Уиннелл Кроуфорд – моя лучшая подруга на всем белом свете, а это означает, что ей дозволено безнаказанно говорить мне любые гадости. Или почти любые.
– Нет, Абби, – строго сказала Уиннелл. – Я не собираюсь вылезать из постели и везти тебя бог знает куда, только потому, что ты хочешь избежать преследования со стороны своего дружка. И вообще, не кажется ли тебе, что в твоем возрасте уже поздновато играть в такие игры?
– Мы с Грегом давно разошлись, – процедила я. – И ни в какие игры я не играю!
– И тем не менее я не понимаю, почему твое дело нельзя отложить на завтра. – До моих ушей донеслось недовольное ворчание Боба, мужа Уиннелл. По собственному опыту, я уже знала, что муж ворчливый, и даже храпящий под боком, это еще не худшее из всех зол. Хотя бы ощущаешь, что рядом кто-то живой есть.
– Потому что у меня такая новость, которая перевернет весь мир искусств.
Уиннелл громко ахнула.
– Только не говори мне, что в моду снова вошли картины из лебяжьего пуха. Я так и знала! Неужто Элвис, которого я сегодня приобрела, стоит целое состояние?
Вы будете смеяться, но Уиннелл, как и я, специализируется на торговле всевозможным антиквариатом. Впрочем, как вы понимаете, наши вкусы различаются на несколько световых лет.
– Мне очень жаль, дорогая, но лебяжий пух сегодня столь же актуален, как прошлогодний снег.
Уиннелл жалобно застонала.
– Неужели тогда – детишки с большущими глазами? В понедельник я могла купить одну такую картину на одной распродаже домашнего скарба, но в последний миг не решилась. Мне просто стало не по себе – сразу представились голодающие беженцы.
– Я тоже их терпеть не могу! – сказала я. И тут же добавила: Послушай, Уиннелл, я не могу обсуждать это по телефону, но поверь мне речь идет о находке века. Выручи меня, и ты не пожалеешь.
Уиннелл что-то сказала мужу, а в ответ вновь послышалось сварливое ворчание.
Я вежливо молчала, но, наконец, не выдержала.
– Так ты мне поможешь, или нет?
– Абби, – упавшим голосом ответила Уиннелл, – к сожалению, ты выбрала крайне неудачное время. Вызови такси.
– Но ведь ты моя закадычная подруга. К тому же, такси наверняка привлечет внимание Грега.
– Абби... помнишь, ты говорила мне о том, чего лишилась после развода с Бьюфордом?
– Ты имеешь в виду "молочницу"?
– Нет, Абби, пораскинь мозгами. Речь шла о неких физических упражнениях, которые всегда оставляли тебя растрепанной.
– Ах ты, зараза!
Я в сердцах брякнула трубку. Если Уиннелл не способна ради спасения лучшей подруги пожертвовать наискучнейшим половым актом с мужем, то уж Джей-Кат меня точно не подведет. Джей-Кат, которую раньше звали Джейн Кокс, но теперь любовно именовали Джейн-Катастрофа, хотя и чересчур взбалмошная, но зато готова пойти за меня в огонь и в воду. Только она глухими ночами лазила со мной по дому с привидениями или могла, по моей просьбе, бросить все, чтобы отвезти меня в Пенсильванию. Да, Джей-Кат во мне души не чаяла. Итак, решено, звоню ей.
Но прежде сделаю еще один звонок.
Глава 4
К моему изумлению, Хортенс Симмс сняла трубку с первого же звонка. Причем ответила лично. Я была уверена, что столь знаменитую писательницу охраняет целая свора секретарей.
– Хортенс у телефона.
– Мисс Симмс?
– Кто говорит?
– Мисс Симмс, это Абигайль Тимберлейк. Надеюсь, я не слишком поздно?
– Вы одна из моих поклонниц?
– Простите, не поняла.
– Я собираюсь надписывать "Корсеты и короны" на следующей неделе в Пайнвилле. В новом магазине "Барнс энд Ноубл" в торговом центре "Арборетум". Приходите от двух до четырех.
– Извините, мэм, я звоню вам по другому поводу.
– Вот как? Тогда, кто же вы?
– Я та самая женщина, которая купила на сегодняшнем аукционе фальшивого Ван Гога.
– Ах да, хорошенькая женщина с коротко подстриженными темными волосами.
А еще говорят, что она задавака.
– Совершенно верно.
– Очень рада вас слышать, мисс Тимберлейк.
– Неужели?
– Да вот, представьте себе. Более того, я даже сама хотела позвонить вам.
– В самом деле?
– Да, я как раз хотела поболтать с вами насчет этой картины.
– Между прочим, мисс Симмс, я и сама звоню вам по этому поводу.
– Прошу вас, зовите меня Хортенс. Или даже Хорти, если так вам удобнее. Все близкие люди зовут меня так.
Я прикусила язык и сосчитала до десяти. Удивительно, чтобы взрослой женщине нравилось, когда ее зовут Хорти.
– Что ж, в таком случае, вы можете звать меня Абби, – великодушно разрешила я. – Так вот, насчет моего сегодняшнего приобретения. Это правда, что ваша мать обожала эту картину?
Мне показалось, что Хортенс лишилась чувств. Или, как только что случилось со мной, тоже прикусила язык. Как бы то ни было, ответила она спустя целую вечность.
– Кто вам это сказал? – проскрипела она мне в ухо.
– Ваш брат.
– Гилберт?
– Да. – Насколько я знала, других братьев у этой дамы не было.
– Гилберт сам не понимает, о чем болтает.
Я испустила вздох облегчения, от которого, наверно, заколыхались шторы в ее гостиной. – Да, благоразумных братьев сейчас днем с огнем не найти.
– Эта картина принадлежала мне, а не моей маме.
– Вам?
– Да, отчим мне ее на свадьбу подарил.
– Ах, какое несчастье! – воскликнула я.
– Я и сама понимаю, что это всего лишь жалкая подделка, но для меня она много значила. Дело в том, что хотя папочка был мне не родной, мы с ним были очень близки. За неделю до свадьбы он впервые показал мне эту картину. Он так гордился ею, что не смог дотерпеть.
– А откуда он ее взял?
– Купил на какой-то распродаже домашнего имущества. Точно не помню.
– Хорти, я, наверно, сую нос не в свое дело, но почему вы не помешали Гилберту продать ее?
– Во-первых, я даже понятия не имела, что он собирается от нее избавиться, ну а потом было уже поздно – я не хотела устраивать скандал.
– Но ведь картина принадлежала вам!
– Да, но у меня нет доказательств. Папочка умер в тот самый день, на который была назначена моя свадьба. Вы, наверно, помните эту историю?
– Да, помню, – машинально подтвердила я. И вдруг меня словно озарило. Ну, конечно же! Мистер Суини безумно волновался из-за предстоящей свадьбы и, чтобы разрядиться, отправился сгонять партию в гольф на клубном поле Рок-Хилла. И надо же так случиться, что шальной мячик угодил ему прямо в разверстый рот, и бедняга задохнулся насмерть. Я даже запомнила заголовок в местной газетенке: " ПЕРВАЯ ЛУНКА СРАЗИЛА МУЖЧИНУ НАПОВАЛ".
– Мы отложили свадьбу на полгода, но надо мной уже властвовал какой-то злой рок. За неделю до похода в церковь мой жених собрал манатки и смылся в Северную Дакоту. Вот и верь после этого мужикам!
– Вы правы. – Смойся мой Бьюфорд в Северную Дакоту за неделю до свадьбы, он бы избавил меня от массы неприятностей, но, правда, и своих славных (и иногда даже внимательных к маме) детишек мне бы тогда не видать как своих ушей.
– В итоге случилось так, что мама, найдя этого Ван Гога в папином стенном шкафу, решила, что он хотел преподнести картину ей, ибо дело происходило в канун Рождества. А я так и не собралась с духом, чтобы открыть ей правду. Тем более что, рано или поздно, должна была эту картину унаследовать. Но, поверьте мне, увидев, что картину выставили на торги, я была просто потрясена.
– Почему же вы не вмешались?
– Абби, неужели вы не понимаете? Я ведь – знаменитость.
– Ну да, конечно, – с сомнением подтвердила я.
– Не говоря уж о том, что аукцион носил благотворительный характер.
– Но почему же тогда вы сами не приняли участие в торгах?
– А вы представляете, насколько нелепо я бы выглядела? – переспросила Хортенс. – Торгуясь из-за вещицы собственного брата.
– Но ведь он торговался за право назвать собственным именем одного из персонажей вашего романа?
– Да, верно, Гилберт никогда не отличался избытком серого вещества. Знай я наперед, каким ослом он себя выставит, я бы так не рисковала. Куда проще мне было просто пожертвовать этим молокососам некую сумму. Обидно, ведь изначально я именно так и собиралась поступить.
Что ж, две различные версии, причем, обе, похоже, далеки от правды. Возвращать свою картину Хорти я не намеревалась, и крайне сомневалась, что Грег согласится отдать свою. Пора было сворачивать разговор и звонить Джей-Кат.
– Хорти, мне было очень приятно беседовать с вами, – мило прощебетала я. – К сожалению, сейчас я вынуждена распрощаться, но когда я в следующий раз загляну в "Книжного червя", то непременно куплю вашу книгу. Даже – три, если к тому времени их выпустят в бумажной обложке.
– Постойте, Абби, – заволновалась Хортенс. – Я хочу вас кое о чем спросить.
– Пожалуйста, – свеликодушничала я.
– Может, продадите мне эту картину?
– Я бы рада, но она мне самой очень нравится.
– Господи, но ведь это всего лишь жалкая копия "Звездной ночи". В любом салоне вам куда лучшую продадут.
– Да, моя дорогая, но почему бы вам самой не приобрести такую копию в салоне?
– Это вовсе не одно и то же, – сварливо ответила знаменитость. – Ту картину, что попала в руки вам, Абби, мне подарил папочка. Я, конечно, понимаю, что право собственности на нее сейчас у вас, да и доказать, что картина принадлежала мне, я не могу, однако, по большому счету, право все же на моей стороне. Пусть не юридическое, но моральное.
– Это я понять могу, – снизошла я. – Однако скажу вам вот что. Можете назвать меня чокнутой, но у меня просто пунктик на почве потрясающего реализма и силы, которая исходит от этой картины. Прежде я всегда считала технику Ван Гога грубоватой. Аляповатые мазки, неровные тона – все это напоминало мне живопись пальцами. Но это произведение пробрало меня до глубины души. И мне наплевать, что это подделка или неудачная копия. Я просто душой к этой картине прикипела. – Нежно воркуя с этой дамочкой, я сама поражалась собственной приветливости, а уж мамочка, услышь она меня, вообще была бы на седьмом небе от радости.
Хортенс вздохнула. – Вы меня разочаровываете, Абби.
– Могу вернуть вам рамку, – любезно предложила я. – Разумеется, не задаром.
– Как, вы хотите извлечь картину из рамки? – в голосе писательницы послышались тревожные нотки.
– О, это проще пареной репы, – беззаботно сказала я. – Мне это приходилось сотни раз проделывать. А маленькие дырочки от гвоздиков нисколько не снижают ценности.
– Нет, нет, Абби, – заторопилась Хортенс. – Не делайте этого. Не стоит нарушать целостность этого произведения искусства. Хорошо, пусть все остается, как есть. Считайте, что я ни о чем вас не просила.
Я вздохнула с облегчением. Трудно было ожидать, чтобы Грег легко согласился расстаться со своей добычей. Не говоря уж о том, что он мог разболтать Хортенс про "Поле, поросшее чертополохом". А уж эта картина ей точно не принадлежала.
– Не забудьте, я собираюсь приобрести вашу книгу, – напомнила я. – А заодно и ваш новый роман, когда его напечатают. Как, кстати, он называется?
– "Это секрет".
– Что ж, тогда остается только набраться терпения и дождаться его выхода.
– Нет, вы не поняли, Абби, это название романа. Это триллер про одну женщину, которой во вживленные в ее грудь подушечки, по нелепой случайности, засунули совершенно секретные сведения.
И кто только насочинял, что Хортенс Симмс заносчивая и высокомерная дева? Надо же было так оклеветать эту славную, щедрой души женщину, вдобавок обладающую столь своеобразным чувством юмора. В следующий раз, когда Роб-Бобам понадобится тамада на какое-нибудь торжественное мероприятие, непременно порекомендую им Хорти.
– Я уже предвкушаю удовольствие от чтения вашего триллера, проворковала я. – Надеюсь, первый тираж разлетится вмиг.
– Спасибо, Абби. – Мне показалось, что она прослезилась. – Но если передумаете насчет моей... точнее – вашей картины, то дайте мне знать.
– Непременно, – прочирикала я. А сама подумала, что скорее Уиннелл Кроуфорд пригласит за свой стол потомков янки, нежели такое случится.
Джей-Кат подняла трубку с первого же звонка.
– Мой дом вы узнаете по свету во всех окнах и стреле на газоне.
– Что-что? – ошеломленно переспросила я.
– Абби, это ты, что ли?
– Ну да. А кто, по-твоему, Бэтмен?
– Я надеялась, что это служба развозки призов. Слушай, ничего, если я звякну тебе чуть позже? Эд Макмейхон может вот-вот мне позвонить, чтобы уточнить дорогу.
– Не говори глупости. Эд – мужчина, и единственное, что его интересует, это как добраться до ближайшей пивнушки.
– Что ж, возможно, ты и права. Тем более что инструкции со своим адресом я отсылала им вместе с деньгами на подписку.
– Да? И на какой журнал ты подписалась? – Мне не терпелось осуществить свой план, но, поверьте мне, торопить Джей-Кат – затея совершенно пустая. Эта женщина сродни кошкам. Если на нее давить, она лишь упрется крепче и уцепится всеми когтями.
– На все, дурашка. Главный приз только за все скопом дают.
Я решила, что разочаровывать ее не стану. – Послушай, Джей-Кат, я могу попросить тебя об одолжении?
Тяжелый вдох. – Абби, и недели ведь не прошло с тех пор, как я вымыла пол на твоей кухне.
– Да, но только потому, что ты облила его клюквенным соком. У меня к тебе просьба совсем иного рода.
– Неужели ты хочешь, чтобы я тебе снова ногти подстригла? – ехидно осведомилась Джей-Кат.
– Нет! Между прочим, в тот раз я просто маникюр делала. Послушай, Джей-Кат, я хочу, чтобы ты умчала меня прочь на машине.
Джей-Кат хихикнула. – Неужто ты собралась ограбить банк, Абби?
– Нет, милая. Я хочу улизнуть от Грега.
Она снова хихикнула. – Ух ты, обожаю такие догонялки.
– Это вовсе не догонялки, Джей-Кат. Грег сегодня на дежурстве, ну и потом... Словом, тут сегодня маленькая заварушка вышла, сигнализация на моем автомобиле сработала, и теперь Грег с меня глаз не спускает.
– И куда же ты хочешь от него улизнуть? Мне говорили, что в это время года очень красиво в Мэне.
– Нет, милая, так далеко мне не нужно. Отвези меня к Роб-Бобам. Я хочу им кое-что показать, но так, чтобы Грег об этом не знал. Ты можешь заехать за мной ровно через двадцать две минуты?
– Запросто. Мотор уже заведен, радио включено, а у меня слюнки капают.
– Ты и сама куда-нибудь намылилась?
– Нет, с какой стати?
– А почему он тогда заведен?
– На всякий случай. И вот видишь, как раз такой случай и представился.
Поверьте, хотя Джей-Кат и без царя в голове, но, когда речь заходит о помощи в важном и срочном деле, она любому сто очков вперед даст. Да, пусть она и готова жечь бензин попусту, но разве любому из нас не свойственно иногда швырять деньги на ветер? Нет, я свято уверена, что Джей-Кат, несмотря ни на что, умеет трезво смотреть на вещи, и я готова без угрызений совести воспользоваться ее услугами.
– Только одна просьба, Джей-Кат. Когда подъедешь к моему дому, даже не останавливайся. Только притормози, и я к тебе на ходу вскочу.
– По рукам!
Глава 5
Джей-Кат выполнила наши договоренности до последнего пунктика. Не приглушая двигателя, она притормозила у моей подъездной аллеи, и я легко впрыгнула в машину.
– Жми на всю! – пропела я. – Поддай газку!
– Ну, Абби, с тобой не соскучишься! – заметила Джей-Кат.
– Спасибо. – Я заглянула в боковое зеркало. Похоже, погони за нами не было.
– Ну, как тебе мой прикид?
Только тогда я впервые перевела взгляд на Джей-Кат. Моя подруга была затянута в черное с ног до головы. И я вовсе не преувеличиваю.
– Маску-то хоть сними, – попросила я. – Сейчас ведь разгар лета. Ты словно и впрямь банк грабить собралась.
Джей-Кат стащила с головы лыжную маску и бросила мне на колени. – Это маска моего дяди Арни. Он, между прочим, и правда в ней несколько банков ограбил.
– Ну да! – восхитилась я. – Где, в Шелби?
– Угу. Он там восемь банков взял и ни разу не прокололся.
Я даже представить себе не могла, что в Шелби так много банков. – А что, потом он ушел на заслуженный отдых? – полюбопытствовала я.
– Он пытался. Между прочим, он хотел завязать после первого же налета, но не сумел стащить маску, и ему пришлось устроить налет на следующий банк. Потом он перебрался в Калифорнию и сделался убежденным проповедником. А когда он скончался, тетушка Лула Мей прислала мне его маску. В сопроводительном письме говорилось, что эта маска была для дяди Арни самой почитаемой реликвией. Он хранил ее рядом с Библией, изданной еще при Якове I.