Текст книги "Переполох с чертополохом"

Автор книги: Тамар Майерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– У него мигрень разыгралась.

– С каких это пор Роб начал страдать от мигреней? – Роба я знала гораздо дольше, чем Боб, хотя, конечно, не столь интимно. Но не сомневалась, что Роб не стал бы утаивать от меня свой недуг.

– С тех самых, когда ты начала вести себя по-свински, – мстительно сказал Боб.

Я бросила трубку и позвонила маме.

– Абби, мне сейчас некогда.

– Извини, мама, я тебе нагрубила. Я не хотела...

– Пустяки, золотце. Мамы созданы для того, чтобы прощать, и не успела ты еще выйти из дома, как я тебя простила.

Простила, быть может, но не забыла. Тут я была готова об заклад биться. Памяти моей мамы позавидовал бы старейшина африканских слонов.

– Чудесно, мамочка, я очень рада. Тогда я готова поделиться с тобой замечательной новостью.

– Это прекрасно, золотце, но мне и правда некогда.

– Мама, ты никогда не ложишься раньше десяти, а сейчас еще и половины десятого нет.

– Дело не в этом, золотце. У меня гости.

– "Сама-знаешь-кто"?

– Нет, конечно. – И она замолкла.

– Ну, а кто? – Во мне взыграло любопытство. Конечно, не следует совать нос в чужие дела, согласна, но, во-первых, мама мне не чужая, а, во-вторых, будь у нее в гостях кто-то из тех, с кем она часто общается, она не стала бы это утаивать.

– Ее зовут Марина, золотце. Красивое имя, правда?

– Очаровательное, особенно если так назвать яхту. Она, наверно, из вашего книжного клуба? – Со стороны, наверно, моя назойливость показалась бы чрезмерной, но, откровенно говоря, я только отыгрывалась за прошлое. Когда я оканчивала школу, мама не позволяла мне встречаться ни с одним мальчиком до тех пор, пока не изучала его родословную от Адама. В Рок-Хилле ценят не то, что ты знаешь, а то, кого ты знаешь, и мама не собиралась транжирить единственную дочь на какого-нибудь выскочку. У самой мамы связей больше, чем в центральном телефонном узле Нью-Йорка, хотя, как видите, пользы мне это принесло не слишком много.

– Не говори глупости, золотце; она из Орегона.

– Не поняла.

– Она туристка. Спросила у меня дорогу, а я пригласила ее посидеть со мной и попить чайку.

– Что? Ты пригласила в дом совершенно незнакомого человека?

– Мы успели познакомиться, золотце. Прежде чем пригласить ее, я с ней поговорила снаружи. После ужина я поливала в саду – день сегодня знойный выдался, – а тут она и подкатила. Ты знаешь, оказывается, многие приезжают в Рок-Хилл из других штатов лишь для того, чтобы поглазеть на наши статуи Цивитас, которыми мы так гордимся?

– А ты представляешь, сколько бы еще народу приезжало, если бы религиозные фанатики не настояли на том, чтобы отпиливать с мраморных грудей соски?

– Да, тогда полчища туристов заполонили бы нас. Марина была в Риме, в Париже и в Афинах, но, по ее словам, нигде нет столько красивых памятников, как у нас. Хотя я убеждена, что там никто соски с грудей не отпиливает.

– Рим, Париж, Афины, Рок-Хилл... Да, она весь мир объездила. Наверно, пенсионерка? Примерно твоих лет, да, мама? – Для своего возраста мама была в отличной форме и даже поговаривала о том, чтобы заняться карате. Так что одинокая старушка, пусть даже и незнакомая, серьезной угрозы для нее не представляла.

– Нет, золотце, она даже моложе тебя. Кстати, Абби, она прекрасно воспитана. Тебе не помешало бы поучиться у нее, как себя вести.

– Благодарю, мамочка. Может, удочеришь ее? Или расскажи всем, что это твоя давно потерявшаяся дочка, о существовании которой ты и забыть успела.

– Я бы с радостью так и поступила, золотце, да, боюсь, никто мне не поверит. – Мама перешла на шепот. – Марина – черненькая.

– Что?

– Она – афро-американка, – прошептала мама. – Я даже не подозревала, что такие в Орегоне живут.

Хорошо, что стрижка у меня короткая, потому что волосы мои встали дыбом. Слава богу, Южные штаты у нас сейчас объединены, однако и в наши дни темнокожие туристы – не частые гости на улицах мелких провинциальных городков. И уж тем более на улицах с традиционно белым населением.

– Какая у нее прическа? Волосы заплетены в тоненькие косички?

– Да, и это потрясающе красиво. Перед отлетом в Африку я себе тоже такую прическу закажу.

– Очень за тебя рада, мамочка. Скажи, а во что твоя Марина одета?

– В платье из джинсовой ткани, с изумительной вышивкой на лифе. Правда, на мой взгляд, оно не из Африки, а, скорее, из Индии.

– Мама, оставайся на месте! – срывающимся голосом выкрикнула я.

– Конечно, золотце. А теперь, извини, но меня ждет гостья.

– Мама, задержи ее! Я сейчас примчусь.

– Как это мило с твоей стороны, золотце. Она поймет, что такое знаменитое южное гостеприимство.

– Только не говори ей, что я сейчас приеду. Я хочу сделать ей сюрприз.

– Да, но...

– Ты должна во что бы то ни стало задержать ее!

Не чуя под собой ног, я понеслась к машине.

Глава 15

Я была всего в квартале от маминого дома, когда от него отъехал какой-то автомобиль и резко вывернул к югу, по направлению к Уинтропу. В свете уличного фонаря мне показалось, что автомобиль синий. Водителя мне разглядеть не удалось, но скорость машина набирала очень резво.

На мгновение я заметалась перед выбором, кинуться ли в погоню, или проверить, что с мамой. Может, с ней все нормально, а злоумышленница безнаказанно улизнет? С другой стороны, на кой черт мне гнаться невесть за кем, если мама, не дай бог, ранена, или того хуже... Словом, колебалась я не долго. Не успели погаснуть огни фар моей машины, как я уже звонила в мамину дверь правой рукой, одновременно барабаня по двери левой.

Прошла целая вечность, секунд пять, пока мама наконец открыла. На первый взгляд, живая и здоровая, без видимых признаков кровотечения или каких-то повреждений.

– Мамочка! У тебя все нормально?

– Ну, конечно, золотце, но вот о тебе я бы этого не сказала. Не знай я ответа, Абби, я бы спросила: кто тебя воспитывал?

Я переступила через порог и заперла за собой дверь. Не стоило подбрасывать Королеве пищу для сплетен.

– Язвительность тебя не красит, мама.

Мама отпрянула, словно наступила на аспида. – Как ты себя ведешь, Абби! Я бы никогда не посмела разговаривать так со своей матерью.

– Твоя мать, надеюсь, не потчевала чаем джеков-потрошителей.

– Джеков... – Мама нервно затеребила ниточку жемчуга на шее. – Да, пожалуй, мне не стоит ехать с миссией в Африку. Я должна остаться здесь и ухаживать за тобой до твоего полного выздоровления.

– Моего выздоровления? – тупо переспросила я.

Мама с самым сумрачным видом закивала. – У тебя, похоже, нервное расстройство, золотце.

– Не выдумывай, мама! Никакого нервного расстройства у меня нет и в помине... – Голос мой сорвался, и я с жалобным воем метнулась на огромную софу, обтянутой полосатой материей.

Мама со сдержанным видом уселась в пухлое кресло у противоположной стены гостиной. Несмотря на то, что она возилась в саду, на ней было платье, и кринолины растопырились, как абажур у торшера. Белые туфельки не доставали до пола на добрых полфута.

– Ничего страшного, Абби. Такое сплошь и рядом случается.

– Мама! – взвизгнула я. – Нет у меня нервного расстройства!

– Есть, – убежденно сказала мама. – С моей кузиной Бетти – она, кажется умерла еще до твоего рождения – как-то раз такое стряслось. Симптомы я до сих пор помню. Сначала она...

– Мама, расскажи мне про свою гостью!

– Какую гостью?

– Которая только что уехала.

– Ах, ты имеешь в виду Марину? Я бы не называла ее гостьей, золотце. Она просто составила мне компанию за чаем. Я ведь сама ее пригласила.

– Хорошо, мама, будь по-твоему. Но почему ты не задержала ее до моего приезда? Я ведь так тебя просила!

– По-моему, золотце, ты стала слишком требовательна к матери, – с упреком промолвила она.

Я вздохнула. – Расскажи мне про Марину.

Мама забралась поглубже в кресло, и ее кринолины взбились еще выше. Она – само очарование. Необыкновенно тактичная. Большинство моих знакомых готово трещать без умолку, а вот Марина не только позволяла мне время от времени словцо вставить, но и вообще больше меня слушала.

– Не сомневаюсь. Какой метод сработал – пентатол натрия или бамбуковые щепки под ногти?

– Ну, а кто теперь язвит, золотце? Между прочим, она даже тобой интересовалась.

– Вот как? – насторожилась я. – И что же ее интересовало?

– Обычные дела.

– Что ты имеешь в виду?

Мама пожала плечами. – Ну, чем ты занимаешься, и все такое. Была ли замужем. Есть ли дети.

– Мама, надеюсь, ты не рассказала ей, где я живу?

– Нет, конечно, – оскорбленно ответила мама. – Не настолько же я глупа.

– Но про мою лавку ты проболталась? – настаивала я. – Держу пари, что это так.

– Марина увлекается антиквариатом, золотце. Она это подчеркнула.

– Еще бы. Итак, мама, из какой части Орегона она родом? Из Портленда? Юджина?

Мама снова пожала плечами. – Я не спрашивала.

– А чем она зарабатывает на жизнь?

– Абби я не допрашивала эту бедную женщину.

– Но на ее расспросы обо мне ты отвечала!

– Не на все, золотце. Она спросила про твою личную жизнь, и я сказала, что ты встречаешься с Грегом.

– Я вовсе с ним...

– Знаю, знаю, золотце, одно время ты была увлечена этим коронером из Джорджтауна, но...

– Мы с Грегом помирились.

Мама просияла. – Боже, как ты меня порадовала, золотце. Ты ведь знаешь, как я люблю Грега.

– Спасибо, мамочка. Как ты любишь Грега, я точно знаю. Но я очень надеялась, что ты и доктора моего полюбишь.

– Как, Грег решил получить медицинское образование? – мамины глаза плотоядно заблестели.

– Нет, мама, Бастер – уже давно доктор.

Мама нахохлилась. – Почему ты мне раньше не говорила?

– Это была моя козырная карта, которую я берегла про запас, – со вздохом пояснила я. – Но теперь надобность в ней отпала. Я снова с Грегом, а Бастеру вскружила голову Буфер. Так что, как видишь, я разменяла доктора на детектива. Мама, твоя мечта сбылась.

Мама напомнила мне девочку из Майами, которой только что на Рождество подарили зимние санки. – Так ты уверена насчет Грега?

– Абсолютно уверена. Впрочем, в жизни всякое случается, сама знаешь. Вдруг Бастер покажется Буфер чересчур умным, и она снова вцепится в Грега. Хотя это, конечно, маловероятно, ведь помимо мозгов у Бастера и деньги неплохие водятся. Весьма неплохие. Он унаследовал огромное состояние.

– Но это нечестно, – прохныкала мама. – Ты скрыла от меня самое главное.

– Не беспокойся, мамочка – я загоню картину, и сама стану богачкой. Пару поколений спустя – если детки все не растранжирят – мои внуки тоже унаследуют кучу денег.

Мама в волнении заломила руки. Они с папой были учителями, уважаемая профессия в свое время, и оба происходили от практичных пионеров, но она всегда мечтала о том, чтобы в ее жилах текла аристократическая кровь.

– Кстати, о твоих детках, золотце. Тебе известно, что они затевают?

– Конечно. Чарли с приятелем улетел в Европу. У них бесплатный проезд по всем железным дорогам. Расписание их тура у меня на холодильнике лежит. Если не ошибаюсь, сегодня они должны быть в Бельгии – нет, там они были в четверг. Значит, сегодня они в Дании. Впрочем, ты же сама знаешь детей. Может, им наскучила Северная Европа, и они в Испанию укатили. Я очень рада, что гонять по улицам быков в этом году уже не будут.

– Вообще-то меня больше интересует твоя дочь, Сьюзен.

– С ней все просто. Сьюзен снимает на двоих квартиру здесь, в Рок-Хилле, и посещает летнюю школу в Уинтропе, а с сентября пойдет в аспирантуру. Да, она еще подрабатывает на раздаче блюд в кафетерии Джексона.

– Это прекрасно, на известно ли тебе, как она проводит свободное время?

– На пляж ходит? – Сьюзен твердо решила еще до тридцатилетнего возраста стать мулаткой.

– Да, но с кем?

– Сейчас подумаю. Наверно, с Джинной, своей соседкой по квартире.

– Я имею в виду ее мальчиков.

Моя дочь Сьюзен прехорошенькая, хотя материнская оценка, быть может, не вполне объективна, а по части притягательности даст сто очков вперед даже Биллу Клинтону. Я рада была бы сказать, что в очереди за ее благосклонным взглядом выстраиваются целые стаи кавалеров с изысканными манерами, но это не так. Сьюзен всегда отдавала предпочтение мальчикам – а теперь мужчинам – диковатым и необузданным. Иначе говоря, к аристократии и сливкам общества моя дочь симпатий не питает.

– Видишь ли, мамочка, в отличие от некоторых знакомых мне мамаш, я стараюсь лишний раз к дочери не приставать.

– Ах, так!

– За исключением самых экстренных случаев, конечно. Надеюсь, ты согласна, что я даже сейчас суюсь в дела собственных детей куда меньше, чем ты в мои, хотя мне уже скоро полтинник стукнет.

– Спорить не стану, но, согласись, что Сьюзен могла бы подобрать себе более пристойную компанию.

– Ты намекаешь на юного Томпсона?

– Нет, Абби. Я имею в виду того, который гоняет на мотоцикле. Видишь ли, золотце, возможно езда без шлема и не противоречит законам Северной Каролины, но, на мой взгляд, это глупо. Сын Эдвины Ранкин, угодив в аварию, раскроил себе череп. Говорят, он уже никогда не сможет ходить, да и речь стала настолько неразборчивой, что даже Эдвина его не понимает.

– Ты хочешь сказать, что Сьюзен ездит на мотоцикле без шлема?

Мама торжествующе кивнула. Сама она себя ябедой не считала, а зря. И детки мои знали эту ее слабость. Они любили бабушку, но всякий раз безмерно огорчались, когда она закладывала их за курение, питье и прочее.

– Ну что ж, значит придется мне с ней поболтать, – со вздохом сказала я. – Да, я отдавала себе отчет, что разговор с дочерью будет носить характер скорее непринужденной болтовни, нежели нравоучительной беседы. Сьюзен исполнился двадцать один год, и она уже не только оперилась, но и самостоятельно зарабатывала себе на жизнь.

– Осторожней, Абби, рокеры – народ опасный, – заботливо предупредила мама. – Особенно, когда в банды собираются.

– Что ты имеешь в виду?

– Утверждать, что ее ухажер – рокер, я не стану, хотя вид у него вполне соответствующий.

Я натянуто улыбнулась. – Не помнишь, кто всегда поучал меня не судить по внешности?

– Да, Абби, но этот парень мог бы играть свою роль без грима.

– Какую роль? – недоуменно переспросила я.

– Отпетого бандюги на мотоцикле, – ответила мама, раздражаясь из-за моей тупости. – На его куртке больше металла, чем в Мертл-Биче после завершения Гражданской войны.

Я ахнула. – Ты хочешь сказать, что он был в такой же куртке, как и тот малый, которого мы вчера вечером видели в церкви?

Мама скрестила на груди руки и улыбнулась. – Тогда я, конечно, этого не знала, потому что впервые увидела их вдвоем только сегодня днем. Да, дружок Сьюзен – тот самый парень.

Глава 16

Ошибалась Магдалена Йодер. Предчувствия меня переполняли, но вот фактов было раз, два и обчелся. Хотя бы один фактик, пусть даже от мужчины, мне сейчас очень не помешал бы. Не могла же я убедить маму забаррикадироваться дома лишь на том основании, что на горизонте то и дело всплывали некая темнокожая красотка с дикарскими косичками и расфуфыренный рокер. Но я печенкой чуяла: дело тут не чисто и имеет самое непосредственное отношение к моему сказочному приобретению.

Увы, не перевелись еще в Рок-Хилле личности, упорно не запирающие входную дверь, и моя мамочка – одна из них. Под предлогом налить стаканчик воды, я заскочила на кухню и заперла на засов дверь черного хода, после чего мне почти удалось, покидая маму, запереть за собой парадную дверь. К несчастью, зрению моей мамы могут позавидовать плешивые стервятники, гнездящиеся на берегах Катавба-ривер.

– Я ведь не ребенок, – заявила мама, поворачивая дверную ручку таким образом, чтобы дверь можно было открыть простым нажатием на ручку.

– Я знаю, что ты не ребенок, мама, но Рок-Хилл уже не тот, что тридцать лет назад. Или даже двадцать.

– Не говори глупости, Абби. Никто не узнает, что дверь моя не на запоре, не нажав на ручку. А любой, кто способен без приглашения нажать на ручку, не остановится перед тем, чтобы взломать дверь или проникнуть через окно. Дом у меня большой, да и кондиционер так жужжит, что я все равно ничего не услышу.

– И все же я, на твоем месте, не стала бы потакать воришкам.

– Дело в принципе, золотце. Я не хочу жить в постоянном страхе. В Африке, куда я скоро отправляюсь, и двери-то не у всех

есть, не говоря уж о замках и запорах.

– Это только потому, что красть у них нечего! – выпалила я. – Кроме вяленого навоза.

– Совершенно верно. В последнее время я много на этот счет думала. Вещи. Пожитки и накопления – хуже оков. Вещи, как кандалы, привязывают нас к определенному месту.

– Ты собираешься прочесть мне лекцию, мама? – Между прочим, мой бизнес заключался в торговле вещами.

– Нет, что ты, золотце. К тебе это не имеет ровным счетом никакого отношения. Речь только обо мне идет. – Она махнула рукой в сторону гостиной. – Я решила избавиться от всего этого хлама. Кто знает, быть может, вернувшись из Африки, я захочу записаться в Корпус мира. Или устроюсь юнгой на грузовой пароход и уйду в Тихий океан. Хотя я могла бы и в камбузе работать. Кокером. То есть, коком. Ты ведь всегда говорила, что я замечательно готовлю.

– Это чистая правда. Надеюсь, ты не всерьез говоришь о том, что собираешься от всего избавиться?

– Очень даже всерьез. Зачем тратить время, пытаясь распродать старое барахло? Я могла бы выставить перед домом плакат с призывом "Заходите и берите все, что захотите". Тогда я вообще могла бы спать с раскрытой дверью.

– А как насчет личной безопасности?

– Это вообще чепуха. Все равно ведь умирать, рано или поздно.

– Желательно – поздно. Не говоря уж о том, что порой случается и такое, что хуже смерти. Хотя в целом я тебя понимаю. Коль скоро я здесь, давай я твой жемчуг прихвачу. В Африке тебе драгоценности все равно не понадобятся.

Руки мамы взлетели к горлу. – Абби, как ты можешь? Ведь это подарок твоего папы. Наши фамильные драгоценности.

– Разве не лучше, что они достались мне, а не какому-то незнакомцу?

– Это ожерелье никому не достанется. Я без него, как голая.

– А как насчет этих серебряных подсвечников на камине? В Африке они тебе точно ни к чему.

– Их подарили родители на нашу свадьбу.

– Хорошо, тогда я заберу эти каминные часы. Они, правда, не ходят, но зато купила ты их сама. И еще я не прочь прихватить твое трюмо.

– Все говорят, что часы – настоящее украшение моей гостиной, возразила мама, заметно подрастерявшись. – А трюмо... Господи, да как же я утром встану с постели? Мне и поглядеться-то некуда будет.

– Тогда запри дверь, мамочка. На два оборота. А после моего ухода еще и про задвижку не забудь.

Мама кивнула. В глазах ее блестели слезы. Я даже испугалась, не перестаралась ли.

– Я люблю тебя, мамочка.

– И я тебя люблю, золотце. Йайа бимпе.

– Что?

– На тсонга это означает "до свидания".

– Йайа бимпе, – сказала я.

– Вообще-то тебе полагается отвечать "шалла бимпе", что в дословном переводе означает "всего доброго".

Я порывисто обняла маму. Куда бы она ни устроилась – с миссией в Африку, в корпус мира или в Тихий океан, – я уже заранее знала, что мне ее будет не хватать. Однако сейчас моя дочь более нуждалась во мне, чем моя мама.

– Не забудь про задвижку, – бросила я напоследок и потрусила по дорожке к своей машине.

* * *

Кафетерий Джексона в этот час был уже закрыт, и Сьюзен, господи, благослови ее загорелую шкурку, оказалась дома. К величайшей моей радости, мой нежданный приход ее нисколько не огорчил и не испугал. Судя по всему, при моем появлении ей не пришлось лихорадочно распихивать по углам сигареты с марихуаной, рассовывать по ящикам презервативы или прятать в шкафу любовника.

– Заходи, ма, – пригласила она. – Мы с Джинной "Элли Макбил" смотрим.

– Как, "Элли" теперь и по четвергам крутят?

– Нет, мы на прошлую серию на видак записали. Что у тебя, ма? Колись.

Я кинула красноречивый взгляд на Джинну, подружку, на двоих с которой Сьюзен снимала квартиру. Джинна, господи, благослови ее бледные щечки, прочла мои мысли.

– Если хотите, можете здесь поговорить, – сказала она. – А я пока из спальни позвоню. Я все равно уже видела эту сцену. Элли сейчас протащит сперму заключенного в прозрачном пищевом контейнере. Совершенно потрясно.

Сьюзен зарделась. – Джинна!

– А чего я такого сказала? Ну, ладно, извините. – И Джинна серной скакнула в спальню.

Сьюзен выключила видеомагнитофон, а я, выбрав сравнительно свободный от девичьих тряпок кусочек софы, примостилась на него. Подруги снимают квартиру в Гарденвей апартментс, буквально на расстоянии верблюжьего плевка от Пьедмонтского медицинского центра, в котором Джинна проходит стажировку в качестве медсестры. Квартирка, конечно, не из шикарных, но кажется настоящим чертогом по сравнению с некоторыми берложками, в которых перебывала Сьюзен сразу после того, как выпорхнула из родительского гнезда.

– Что тебя привело, ма?

Я решила сразу взять быка за рога. – Ты, конечно, знаешь, зайчик, что у меня нет привычки вмешиваться в твои дела?

Сьюзен улыбнулась. Благодаря тому, что Бьюфорд не жалел денег на ортодонтов, зубки у нее потрясающие.

– Мамочка, ты гонишь туфту, но я тебя все равно люблю, – сказала она. – Надеюсь, ты в этом не сомневаешься?

– Но ведь я и правда не вмешиваюсь в твои дела, – жалобно возопила я. – В отличие от твоей бабушки.

– Это верно, – согласилась Сьюзен. – Бабушка по этой части мастерица непревзойденная. Однако есть злые языки, которые – тут она задорно мне подморгнула – утверждают, что ты – ее лучшая ученица.

– Что? – Я едва не поперхнулась от возмущения.

– Шучу, мамочка. Итак, в чем я на сей раз провинилась?

Я прекрасно понимала, что Сьюзен вовсе не шутит, и это уязвляло до глубины души. Можете поверить мне на слово: если я когда и читала своей повзрослевшей дочери нотации, то исключительно из лучших побуждений. Как ни крути, но жизненного опыта у меня больше, да и лиха хлебнуть мне на своем веку пришлось куда больше, нежели ей. А какой во всем этом смысл, если нельзя поделиться выстраданной мудростью с единственной дочерью?

– Я слышала, у тебя новый дружок завелся, – сказала я, без тени осуждения в голосе.

– Ничего подобного.

– Парень с мотоциклом.

Сьюзен нахохлилась. – У меня много знакомых ребят с мотоциклами, но ни с одним из них у меня ничего серьезного нет.

– А бабушка сказала, что...

Сьюзен расхохоталась. – Наверно, бабушка меня с Фредди видела. Он меня днем на работу подбросил.

– Это что за Фредди? – Хорошо хоть, имя выведала. Теперь, по крайней мере, у меня зацепка есть.

– Фамилию его я не спросила. – Сьюзен с вызовом посмотрела мне в глаза. – И нечего буравить меня взглядом. Я познакомилась с ним сегодня утром на стоянке.

– Как, и согласилась с ним поехать? Да еще без шлема? – Оказывается, я и впрямь быстро забывала, что моя дочь уже взрослая женщина.

– Да, представь себе, без шлема, – со вздохом ответила Сьюзен. Мамочка, ты по-прежнему считаешь, что я еще ребенок, но это не так, поверь мне. Да, верно, мне случалось лажануться, и не раз, но, по крайней мере, у меня хватило ума отказаться от свидания с Утко.

– С Утко? – тупо переспросила я.

– Да, с этим хрычом, который в мой кафетерий заходит. Он все время со мной заигрывать пытается. А ведь меня за это в два счета вышибить могут.

– Утко – это его настоящее имя, или кличка?

Сьюзен пожала плечами. – Представления не имею. Но в физиономии его утиного мало. Огромные оттопыренные уши, зубы длиной в полмили. Скорее, он на крысу похож. Чтоб я с ним на свиданку пошла? Бр-рр!

Мозг мой лихорадочно заработал. Огромные оттопыренные уши, длинные зубы... Уж не тот ли это лопоухий тип, которого я видела в Пайн-Мэноре? Если это он, то за мной или за моими близкими охотились уже трое неизвестных. Жизнь моя все больше походила на один из фильмов в стиле Мартина Скорсезе.

– Скажи, этот... Утко не в зеленом комбинезоне ходит?

Настал черед Сьюзен удивляться. – Ты его знаешь?

Лишний раз запугивать дочь без надобности мне не хотелось. С другой стороны, я не могла умолчать о возможной опасности, пусть даже и призрачной.

– Видишь ли, Сьюзен, вчера вечером, на церковном аукционе я приобрела одну картину, – начала я. – И отчего-то тут же сделалась необычайно популярной. Так вот, к сожалению, похоже, что моя популярность распространилась и на вас с бабушкой.

– Неужели Утко вхромосомился в бабушку?

– Вхромосо... – Я уже давно не поспевала за современным молодежным жаргоном. – Слава богу, нет.

– Ясно. – Мне показалось, что Сьюзен разочарована.

– Однако к бабушке приезжала домой женщина, которая тоже была на аукционе, – добавила я. – И Фредди твой на аукционе присутствовал. Насчет Утко точно не знаю, однако сегодня я его встретила в доме для престарелых, где живет бывшая владелица картины.

Сьюзен нахмурилась. – Что-то я не въезжаю. И какая между ними связь?

Я вздохнула. – Сама не пойму. Но только положение усугубляется. Гилберт Суини, который пожертвовал эту картину для аукциона, сегодня утром покончил самоубийством.

– В доме для престарелых?

– Нет, там проживает его мать. Это долгая история.

– Выкладывай, – потребовала Сьюзен. – Мне все равно делать нечего.

Я ушам своим не поверила. Дочь добровольно предлагает мне задержаться. От волнения у меня в горле пересохло. – У тебя есть что-нибудь холодненькое?

– Естественно. Чем тебя угостить – соком, колой, пивом?

Меня так и подмывало попросить пива. Сам факт, что Сьюзен предложила мне спиртное, говорил о том, что она видит во мне скорее взрослую подругу, нежели сварливую родительницу.

– Сок, – выбрала я. Умной и понимающей матери ничего не стоит найти общий язык с дочерью без помощи алкоголя.

– Только он с зельем.

Я похолодела. – С чем?

– Ну, с мякотью. – В голосе Сьюзен послышались нетерпеливые нотки.

От моего вздоха облегчения заколыхались занавески. – Это замечательно.

Пока Сьюзен ходила за соком, я осмотрелась по сторонам. Что ж, обстановка, определенно, была взрослая. Ни дурацких плакатов с рок-идолами, ни прочей подростковой мишуры. Первой в квартире поселилась Джинна, поэтому ее вещей было больше, однако и Сьюзен привнесла кое-что свое. Обрамленный офорт Роберта Бута "Закат над Пальметто" (*Пальметто – шутливое название штата Южная Каролина), с автографом, который я подарила дочке на прошлое Рождество, красовался на стене за моей спиной. На телевизоре стоял фотоснимок, сделанный на 70-летие моей мамы, на котором были изображены мы с ней вдвоем. Рядом разместилась фотография Чарли, брата Сьюзен. Зато бросалось в глаза отсутствие каких-либо предметов, связанных с Бьюфордом, ее папашей.

– Излагай, ма, я ловлю ухом, – провозгласила Сьюзен, вручая мне пластиковый стакан, наполненный до краев.

– Но только с одним условием, – сказала я и отхлебнула холодного сока. – Это должно остаться между нами. Лады?

– Могила, – серьезно ответила Сьюзен. Отодвинув в сторону колченогий журнальный столик, она уселась на пол, поджав под себя ноги.

– Эта картина, возможно, стоит целую кучу денег.

Глаза Сьюзен загорелись. – Сколько?

Я была польщена ее пылом. – Много. О такой сумме я никогда и мечтать не могла.

– Десять тысяч?

– А десять миллионов не хочешь?

Глаза Сьюзен полезли на лоб. – Что ты гонишь, ма?

Вместо ответа я выпила еще глоток сока.

– Извини за язык, ма, но мне послышалось, что ты сказала "десять миллионов".

– Совершенно верно.

– Ни хрена себе! Полный отпад! Так ты богата?

– Пока еще нет. Сначала эксперты должны оценить картину, а потом нужно выставить ее на подходящий аукцион.

– И когда ты это сделаешь?

– Вот тут-то и вся закавыка. Дело в том, что у меня нет нужных связей. У Роберта Гольдберга они есть, но, к несчастью, мы с ним повздорили. Вполне возможно, что мне придется самой везти картину в Нью-Йорк.

– Когда?

– Не знаю. А что, тебе не терпится, наложить лапу на часть этих денег? – Выпалив это, я тут же была готова лягнуть себя за глупость. Дорого бы я отдала, чтобы взять сказанное обратно, но, увы, слово – не воробей...

Глаза Сьюзен затуманились. – На какой лях мне твои деньги?

– Я имела в виду не все, а...

– Мама, я у тебя ни цента не возьму!

– Ты это серьезно?

– Видишь ли, ма, я хочу самостоятельно стоять на своих двоих. Да, за мою учебу в колледже заплатил па, но когда-нибудь я верну ему все, вплоть до последнего цента.

– Ну, это не обязательно, – сказала я. – У твоего отца денег куры не клюют, он от этого не обеднеет.

– Дело не в этом, ма, – терпеливо пояснила Сьюзен. – Мне приятнее считать, что я сама добилась того, чего хотела.

Я с изумлением уставилась на свою дочь. И куда только подевалась эта распущенная, бесшабашная и безответственная девчонка? Какие инопланетяне ее подменили, и когда?

– Черт побери, Сьюзен, ты меня восхищаешь! – срывающимся голосом проговорила я.

Сьюзен зарделась. – Ма, ты такая сентиментальная, – пробасила она. Только смотри, не расплачься, а то вся акварель по щекам растечется.

Я встала. Нужно было срочно уносить ноги, ибо в противном случае, расчувствовавшись, я могла все испортить.

– Только обещай, что будешь осторожна, хорошо? – не удержалась я. Ведь мы не знаем, что на уме у этих людей.

– А ты с Грегом поделилась?

– Я позвоню ему, как только вернусь домой. Да, кстати, мы ведь с ним помирились.

– Зашибись! – Сьюзен вскочила и порывисто обняла меня.

На прощание я чмокнула ее в щеку и, хотя Сьюзен нарочито долго утиралась, я понимала, что в глубине души она не возражает. Конечно, с моей стороны было бы вежливо, да и правильно, попрощаться с Джинной. К сожалению, я и думать о ней забыла.

Глава 17

Возвратившись домой, я тут же позвонила Грегу, но не застала его, и продиктовала автоответчику сбивчивое послание. После чего напрочь отрубилась.

Будильник я, должно быть, отключила еще во сне, потому что продрала глаза в двадцать минут одиннадцатого. Наглый Мотька, который обожает засыпать на моей груди, гнусно дрых, засунув мохнатую лапу в мой раскрытый рот.

Отплевавшись, я напустилась на кота:

– Мотька, зануда, почему ты меня не разбудил?

В ответ мой здоровенный золотистый ленивец, способный спать круглые сутки, лишь сладко зевнул. В нос мой шибанул препротивный рыбный запах.

– Фу! – поморщилась я. – А ну, брысь отсюда, чучело рыжее!

Останься Матвей на моей груди, я бы восприняла это как знамение, и провалялась в постели еще бог знает сколько.

Однако в небесной канцелярии, похоже, на меня строили иные планы, ибо в это мгновение зазвонил телефон, и Мотька, пружинисто оттолкнувшись от меня, как от трамплина, задними лапами с преострыми когтищами, соскочил на пол. К тому времени, как я раскопала телефонный аппарат, заваленный со вчерашнего дня моими тряпками, материться я уже перестала.

– Алло!

– Абби? Это я, Айрин Ченг.

– О господи! Откуда вы звоните? – Я начисто позабыла о своей новой помощнице.

– Из вашей лавки.

– Как? Она ведь заперта.

– Роб отдал мне свой ключ.

– Что?

– Запасной ключ, который он хранит у себя, по вашей просьбе. Я сказала, что поступила к вам на службу, и он согласился меня впустить.