355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сьюзен Уэлдон » Южные ночи » Текст книги (страница 17)
Южные ночи
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 11:09

Текст книги "Южные ночи"


Автор книги: Сьюзен Уэлдон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Глава 17

Дождь хлестал по окнам.

Тревор, несколько мгновений не предпринимавший никаких попыток встать, прислушивался к шуму ливня. Приподнявшись на локте, он застонал: в голове словно бежало целое стадо бизонов. С видимым усилием он спустил одну ногу с края постели. Все тело будто бы налилось свинцовой тяжестью – справедливая плата за излишества, – и он поклялся, что не выпьет более ни капли проклятого бурбона.

Сглотнув ощущение тошноты, он обернул смятую простыню вокруг талии, потом доплелся до умывального столика и поплескал себе в лицо. Казалось, что болят даже волосы на голове! Резкий стук в дверь отозвался где-то в области затылка; Тревор прижал ладони к ушам и проворчал:

– Войдите.

Переступив порог комнаты, Хипи, державшая в руках свежие простыни, тихонько хмыкнула. Следом за нею появился мальчик с серебряным подносом. Кофе источал восхитительный аромат, а еда выглядела самым аппетитным образом, но у Тревора при мысли о беконе и жареной картошке сжался желудок.

– Доброе утро, Маста майор, – весело приветствовала его Хипи и положила стопку белья на кровать. – Надеюсь, вы чувствуете лучше, чем смотритесь.

Тревор не задумываясь кивнул и сморщился от нового приступа боли. Хипи заметила разбитый стакан возле комода, цокнув языком, прошла вглубь комнаты и принялась один за другим подбирать осколки и складывать их на раскрытую ладонь. Звяканье стекляшек вернуло Тревора в прошедшую ночь. Мальчик поставил поднос на ночной столик, улыбнулся и удалился прочь. Думая, что Хипи последует его примеру, Тревор вернулся в постель. Когда он поднял кофейник над чашкой, рука его дрожала.

Лишь неспешно закончив прибирать комнату, Хипи обратилась к Прескотту:

– Если вам будет надо что-то, вы только позвоните.

– Благодарю, – приподнимая с подноса кофейник и свою наполненную чашку, Тревор добавил: – Забери, пожалуйста, еду.

Хипи сочувственно глянула на майора и повиновалась. Осторожно, стараясь не двигать головой и держать ее вертикально, Тревор поставил кофейник па столик. Потом сделал глоток, обжег язык и верхнее небо, но воспринял этот пустяк как некое предзнаменование грядущих неприятностей.

А между тем ливень превращался в настоящую бурю. Сегодня на плантациях делать нечего. Радуясь, что не придется вдобавок ко всем бедам печься на солнце, Тревор опять добрался до умывальника и стал долго и сосредоточенно умываться, нарочно оттягивая момент бритья – у него сегодня очень сильно дрожали руки. Ведь в таком состоянии, чего доброго, можно и горло себе перерезать!

И только хорошенько ополоснувшись холодной водой, Прескотт наконец приступил к самому опасному. Он нарочно не всматривался в зеркало, чтобы не видеть в нем свои осунувшиеся черты, а задрав подбородок, немедленно приблизил лезвие к коже. Но едва он начал соскребать щетину, как вдруг перед его взором отчетливо возникло видение. Как раз к этому месту, где находилась бритва, прикасаются губы Леа, теплые и искусительные губы. Кровь моментально вскипела в венах. Он неосторожно вздрогнул, и острое лезвие впилось в кожу. Бормоча проклятия, Тревор схватил край простыни и приложил к порезу.

Бесполезно отрицать, что все случилось в реальной жизни. Он действительно наяву пережил эти ощущения, но тогда готов был счесть их лишь следствием неумеренного потребления спиртного. И все же это был не сон. Правда, на простыне скорее всего остались следы его собственной крови, но зато неопровержимое доказательство предоставляло Тревору его тело. Он уселся в кресло у камина и опустил плечи. Так и есть. В эту ночь он соблазнил племянницу Эдварда Стэнтона. Но которую из двух?!

Предстояло разобраться в хаосе лиц, крутящихся в его сознании. Тревор говорил себе, что это не могла быть Рэйчел. Приходила Леа. Это ее он хотел, это она владела всеми его помыслами и постоянно искушала его. Однако если даже все время повторять ее имя, то другая девушка все равно в Леа не превратится. Он же помнил, как к нему вошла Рэйчел! Закрыв лицо ладонями, Тревор снова ощутил прикосновение бритвенного острия – на сей раз к щеке. Металл был холоден и тверд – такой резкий контраст с мягкими и горячими губами Леа!

Образ ее встал в памяти, захлестнув Тревора волной отчаяния. Ему необходимо было время, чтобы хорошенько поразмыслить, и он дал волю роящимся в голове мыслям.

Как необычно вела себя Рэйчел за обедом… Бросала пристальные взгляды… Она весь вечер не сводила с него глаз! Неужели это тайная страсть? Или всего лишь воображение? А потом этот ночной визит… И волосы, завитые щипцами в мелкие кудри и пахнущие сиренью… Волосы Рэйчел. Духи Рэйчел.

От ее прикосновения бросает в жар. Это – прикосновение Леа. Он же поцеловал ее и убедился, что это именно она. Но ведь Леа ушла с Джессом… Ну да, в своем желтом платье, в этом чертовски соблазнительном платье, которое невозможно забыть. Рэйчел ни в коем случае не оделась бы столь вызывающе, да и не пошла бы на свидание с мужчиной ночью. За это смело можно ручаться жизнью.

Черт, да жизнь его и так уже на кону! Он просто обязан теперь жениться на девушке, которую лишил невинности. И женится на ней по велению своего сердца, а потом всю жизнь будет доказывать, как ее любит. А если то была Рэйчел…

Господи, как он был пьян! Никогда прежде сила воли его не подводила…

О глупец! Он вел себя ничем не лучше самого простого подлеца, ничуть не честнее того мерзавца, которого сам же однажды обругал и решил проучить, вызвав на дуэль, А та девушка, за честь которой он вступился и чью невинность так отчаянно защищал, посмеялась над его поступком и самопожертвованием. Именно тогда он получил ранение в бедро, после чего расстался с военной карьерой. Но даже после этого он готов был прийти на помощь даме, правда, уже не с прежней беззаветностью…

Однако прошлой ночью им совершен действительно низкий поступок, что означает – он всего лишь безвольный человек, которым руководят страстные порывы и который не сумел противостоять обыкновенному хмелю.

Прескотт снова подумал о Леа, порывистой, неуправляемой и дьявольски желанной. Да, он ее любит, но и это нимало его не извиняет. Тревор вскочил на ноги, воспринимая свое нынешнее состояние как справедливое наказание за распутство. Он быстро закончил бриться, не обращая внимания на ранки.

Как же все-таки узнать, кто был сегодня ночью в его спальне? Не спрашивать же даму, ее или ее сестру он сегодня обесчестил.

Леа вышла из спальни с бешено бьющимся сердцем. Сегодня она была одета особенно тщательно. Давно висевшее в дальнем углу шкафа повседневное платье изумрудного цвета с высоким вырезом, маленьким белым круглым воротничком и пышными рукавами-фонариками имело изысканно-скромный вид. Его необычайно обширные оборки поддерживали дополнительные нижние юбки, что существенно замедляло стремительный шаг девушки. Но Леа готова была потерпеть некоторые неудобства, желая выглядеть подобающе, когда майор Прескотт попросит ее руки у дяди Эдварда.

Приподняв подол платья, девушка не спеша, величественной походкой направилась в сторону комнаты Рэйчел посмотреть, не встала ли еще сестра. Несколько часов назад Нелли посылала к ней Хипи за ключами от кладовок. Леа пошла вместе с рабыней, обнаружила Рэйчел безмятежно спящей и не стала ее беспокоить. Но сейчас ее разбирало любопытство.

На площадке перед лестницей ее остановил скрипучий старческий голос:

– Обожди меня, детка.

Зашуршала тафта, и по деревянному полу торопливо зацокали бабушкины башмаки, точно маленькие острые молоточки. Леа оглянулась и улыбнулась ей:

– О, а я думала, что ты уже сошла вниз.

– Хм, – повела плечом старуха. – Я уже не в том возрасте, чтобы носиться по вашим лестницам, да еще не выспавшись как следует. Но как можно спать, когда тут такой тарарам? Клянусь, я почти полночи бродила по комнате!

Леа едва не поперхнулась:

– Прости, какой такой тарарам?

Старуха взяла правнучку под руку. Поправляя на сморщенной шее черное кружево воротника, бабушка сказала:

– Как это какой?! Да по всему дому почти до самого рассвета с диким топотом скакали какие-то люди!

– Люди? – Леа ощутила, что в горле у нее внезапно пересохло. – Кого ты имеешь в виду, бабуля?

– Я потихоньку выглянула из-за своей двери и все видела. – Склонив голову поближе к девушке, она добавила таинственным шепотом: – Это была женщина. Женщина в желтом.

Леа в испуге оглянулась. Поблизости никого не оказалось, и уже спокойнее она проговорила:

– Ну полно, я уверена, это лишь игра твоего воображения. Кто бы стал в такую пору рыскать по дому?

Бабушка Стэнтон поджала губы и завела глаза к небу.

– Не будь тупицей, девочка моя. Они думали, что сумеют снова украсть мои драгоценности. – С этими словами она склонилась к правнучке и зашептала: – Но на сей раз им не обнаружить моего тайника.

– Бабушка, никто в «Ривервинд» не тронет твоих драгоценностей. Дядя Эдвард этого не допустит. – Леа ласково погладила сморщенную, всю в выступающих жилах руку старухи. – Ведь мы уже обсуждали с тобой то давнее происшествие, и мне казалось, что все выяснили, – просто ты сама забыла, где спрятала свои вещи.

– Чушь. Я видела женщину в желтом платье в половине четвертого утра. Она находилась здесь, в холле.

Леа нахмурилась. Бабушкин маразм обычно не приносил вреда окружающим… Как правило… Однако на сей раз попытки старухи докопаться до правды могут погубить Рэйчел.

– Ну, знаешь, в этот час я лежала в своей постели. А между тем только у меня во всей «Ривервинд» есть желтое шелковое платье. И даже два, а не одно. И что же теперь, я, по-твоему, воровка?

– Что ты, детка, конечно, нет! Ты бы никогда не стала так грешить.

– Тогда, может быть, ты видела вспышку молнии или тебе просто померещилось? – улыбнулась Леа, понимая, что не совсем порядочно с ее стороны морочить голову старой женщине, но надо было выручать сестру. – Я думаю, во всем виновата непогода. Наверное, это была молния.

– Да, молния, конечно, молния, – как-то слишком поспешно согласилась прабабушка. – Идем, милая, идем завтракать. От всех этих тревог я успела зверски проголодаться. – Она направилась в сторону столовой, таща с собой Леа, но внезапно остановилась. – О, погляди-ка, вон там стоит этот красивый мужчина. Не правда ли, он сегодня особенно неотразим?

Сердце Леа забилось, она бросила быстрый взгляд в сторону выхода на веранду. Тревор и впрямь выглядел необычайно стройным и ладным в своем сером сюртуке и более темных узких брюках. Черный жилет плотно облегал его стройную фигуру, подчеркивая талию. «Ах, если б тут не было бабушки!..» – подумала Леа. Ей так и хотелось броситься в его объятия. А он поцеловал бы ее и… Но, увы, это невозможно. Ей надо проводить к столу престарелую родственницу.

Тревор с мрачным видом прошел мимо столовой, не желая пока встречаться с Леа. Он не собирался слушать, о чем они говорили с бабушкой, но громкий голос старухи привлек его внимание, особенно одна фраза сразила его наповал, внеся в душу майора, и без того неспокойную, еще больше смятения.

Остановившись возле окна, он уставился на дождевые потоки. Бабушка Эдварда, конечно, не совсем в своем уме и вполне могла перепутать время. Он готов молиться, чтобы это было именно так. Ведь если Леа не приходила домой до трех часов, то уж, конечно, она не могла находиться в его комнате. Для этого ей пришлось бы вернуться гораздо раньше. Тревору так не хотелось верить, что Леа провела с Батлером почти всю ночь… Иначе думы о том, что же происходило между ними все это время, истерзают его мозг и сердце.

Проще всего было бы поговорить с самой Леа, но в ее присутствии остатки разума покидали его. Он бы не выдержал беседы с ней даже в течение минуты – любовь, эмоции и страсть владели им, мешая привычке мыслить. Лучше будет поговорить с рассудительной Рэйчел и таким способом докопаться до истины.

Последующие два часа Леа провела как на иголках. Она не часто оставалась в доме в течение целого дня, и теперь ей казалось, что оба, и дядя Эдвард, и прабабушка, словно договорились ходить за нею по пятам, отчего она приходила в ярость.

У Тревора с утра было мрачное настроение, что шло вразрез с ее собственным. Несколько брошенных на него взглядов снова взволновали ее. Сегодня он необычайно красив, однако черный галстук немного косо завязан, словно его владелец долго боролся с непокорным узлом, прежде чем одержать верх. Два пореза – один на шее и второй на скуле – свидетельствовали о том, что брился он довольно неосторожно. И это понятно, если учесть вчерашний бурбон.

– Здешняя невыносимая сырость немедленно сказывается на моем радикулите, – вдруг пожаловалась бабушка Стэнтон.

Леа оторвалась от раздумий о Треворе и встала со стула. Достав из сундука в углу комнаты вязаный плед, она обернула им бабушкины ноги.

– Прости, дорогая, но дожди для нас – благо, потому что необходимы для хорошего урожая. Тебе так уютнее?

– Да, милая, так любезно с твоей стороны, что ты заботишься о моем удобстве. А что, Рэйчел все еще нежится в постели? Она даже не соблаговолила к нам сойти. – Склонив голову набок, бабушка с упреком поглядела на Эдварда. – Просто стыд, что не все мои близкие люди обладают твоим заботливым характером, Леа. Ведь я совсем ненадолго к вам приехала.

На другом конце комнаты в кресле, обитом голубым бархатом, сидел поджав губы дядя Эдвард.

– Если вы имеете в виду меня, мадам, то зря сотрясаете воздух. На самом деле ничего страшного не происходит ни с вами, ни с вашим радикулитом. И уж вы-то наверняка переживете нас всех.

– Дядя Эдвард, – с мягким упреком молвила Леа, – но ведь и в самом деле сегодня сыро.

Побарабанив пальцами по подлокотнику, он напустил на себя непримиримый вид:

– Мне, может быть, тоже есть на что пожаловаться. Но я не даю воли плаксивым причитаниям…

– Не забывайте о манерах, молодой человек, – резко оборвала его бабушка и, подмигнув правнучке, слегка улыбнулась. – Отрадно, что у него хоть немного осталось от былого задора. Ведь Эдвард был несносным мальчишкой, настоящим бесенком.

Девушка едва удержалась, чтобы не улыбнуться, и отвела взор. Наверное, это сущая правда, хотя до сих пор в присутствии своих племянниц Эдвард ни разу не посмел резко высказаться в адрес бабушки. Леа украдкой поглядела на дядю – трудно представить его маленьким гадким мальчишкой. Ей вдруг стало любопытно: много ли у него секретов вроде этого? Все эти годы он так и не женился, посвятив свою жизнь плантации. И до сего дня Леа ни разу не пришло в голову поинтересоваться: неужели ему больше ничего не нужно?

До сих пор, даже в свои тридцать восемь, он оставался красивым мужчиной. Лицо и фигуру не повредили прожитые годы. Несколько седых прядей на висках лишь придавали ему солидности. Наверняка где-нибудь в его прошлом была женщина – ведь он так добросердечен, честолюбив и нежен. Ему просто необходимо было иметь детей, а также преданную жену. Вдруг Леа осенила догадка. У ее любимого дядюшки не могло быть всего этого! Он принес свою жизнь в жертву двум осиротевшим племянницам, ей самой и ее сестре. Сердце девушки наполнилось нежностью, она прошла к ляде через всю комнату, обняла его и поцеловала в щеку.

– Что за черт! – воскликнул Эдвард, явно пораженный этим порывом.

– Прости, – шепнула девушка. – Я хотела сказать тебе, как сильно я тебя люблю.

Он сжал ее ладонь и усмехнулся:

– Спасибо, моя хорошая. Ты вмиг осчастливила ворчливого старика.

– Ты вовсе не старый и не ворчливый, – сказала она немного с большей запальчивостью, чем хотела. – Ты и сейчас полон сил и привлекательности и…

– И почти совсем ослеп, – закончил дядя ее фразу. – Не стоит, дорогая, отворачиваться от правды. Я день ото дня становлюсь все бесполезнее.

Леа вырвала руку и отошла от него, переполненная чувством горечи. Похоже, он решил смириться со своей долей. Возможно, поэтому он в таком тоне разговаривал с бабушкой. Ну конечно! Если он утратил вкус к самой жизни, тогда при чем тут глупые приличия?

Она резко повернулась и, прикрывая рот ладонью, чтобы не зарыдать, выбежала прочь. Но на самом пороге девушка застыла. Леа готовилась к встрече с Тревором, правда не к такой неожиданной. Майор, казалось, был ошарашен. Глаза его на миг широко распахнулись, потом сузились, и лицо приняло настороженное выражение.

– Доброе утро, Леа, – поклонился он. От глубокого и низкого голоса девушка затрепетала. Досадуя на свой прилипший к небу сухой неповоротливый язык, она ответила ему милой улыбкой, и Тревор снова заговорил: – Вы сегодня так чудесно выглядите, словно луч солнца в такую непогоду.

Официально и, как всегда, исключительно вежливо. О, это было не совсем то, чего она ждала. Улыбка исчезла с ее лица. Тронув сеточку, придерживавшую тяжелую массу ее волос, и опустив веки, она прошептала: – Благодарю.

Тревор не ответил. Леа постепенно перевела взор с его длинных ног на замечательный сюртук, а потом и на лицо. Выглядел он устало, под глазами темнели синяки, белки немного порозовели. Однако это не лишало его привлекательности. Невольно в памяти ее всплыло воспоминание: мужское обнаженное тело, прижатое к ее собственному, губы и ладони, которые оставляли огненный след, где бы ни прошли. Святое небо! И теперь он ведет себя, словно ничего не было?!

– Полагаю, в ближайшие дни работы на плантациях будут приостановлены? – заметил Тревор.

Он стоял прямо, вытянув руки по швам, словно на военном параде. Настоящий солдат. Наплевать на проклятый дождь! Как же он не понимает, что главное для нее – он сам? Леа готова была дать Тревору звонкую пощечину или даже отчаянно замолотить кулаками в его грудь. Может, хоть тогда он очнется от своей окаменелости? Но гордость удерживала ее. Все же, подстегиваемая болезненным желанием пробить броню его невозмутимости, Леа мило поинтересовалась:

– Вы что, майор, плохо спали сегодня? Вид у вас, знаете, несколько помятый.

Девушка молча наблюдала за ним. Темные брови взметнулись вверх, в глазах блеснуло удивление. Но вскоре он стал серьезен и, открыв было рот, словно собираясь что-то сказать, в нерешительности остановился. Страшное подозрение пронеслось в гочове Леа. Он ее осуждает! Судорожно схватив в горсть свои юбки, она боялась додумать эту мысль до конца.

– Я не сплю нормально с тех пор, как встретил вас, – услышала Леа.

Как он смеет вести себя, будто последней ночи не было вовсе! Леа смотрела, как он проводит пальцами по волосам, как глубокие морщины прорезают его лоб. Он явно переживал тревогу и раскаяние. Может, он ее винит во всем случившемся? Действительно, это так неблагоразумно – прийти в его спальню. Но он так легко уступил, раскрыв ей свои объятия, целуя ее, прикасаясь к ней и…

«Нет, – решила Леа. – Он не может осуждать меня. Ведь сам же первый признался в своей любви. Мы сошлись по взаимному согласию, по велению страстного чувства. Наша симпатия друг к другу очевидна с самого начала, это какое-то непреодолимое притяжение, слишком сильное, чтобы ему противостоять или отрицать его. Осуждая меня, он прежде всего должен предъявить счет себе самому».

Не успела она произнести ни слова в ответ, как вдруг Тревор сделал шаг в сторону. От неожиданности Леа открыла рот. Прошло еще несколько секунд, прежде чем она поняла причину его внезапной ретирады: наконец-то из своей спальни вышла Рэйчел. Леа с некоторым облегчением подумала, что он по крайней мере шарахается не от нее. Но при этом пристальное внимание Тревора к ее сестре захлестнуло девушку волной настоящей ревности.

Заметив беседующих, Рэйчел направилась в их сторону, придерживая подол своего широчайшего кринолина. Леа заметила, что Тревор смотрит вовсе не на одеяние сестры. Серьезно, тепло и задумчиво он вглядывался в ее лицо.

О, да как он может?! Если бы Леа сейчас повалилась в обморок, то Тревор наверняка даже не обратил бы на это внимания, несмотря на то что всего несколько часов назад он бурно занимался с ней любовью. Как же коротка мужская память! Леа подхватила свои юбки и, со злостью задев ими Тревора по ногам, прошла мимо, сказав Рэйчел:

– Я ждала тебя, чтобы поговорить.

– Прошу прощения, леди, если вы не против, я тоже хотел бы перемолвиться с вами. – И Тревор с мольбой поглядел на Рэйчел. – Прошу у вас всего одну минуту. Это очень важно.

Леа заметила замешательство сестры и, укоризненно глядя на Тревора, с мукой в душе встретилась с его глазами. Шея его немного порозовела. Что ж, по крайней мере у него осталась хоть капля стыда.

– Жду тебя в дядином кабинете, – бросила она сестре и, высоко подняв голову, зашагала по холлу. Добравшись до своего убежища, пропитанной табачным запахом комнаты, Леа прислонилась спиной к стене и закусила согнутый указательный палец, чувствуя, как холодеет от ужаса и отчаяния.

А вдруг Тревор решил, что в эту ночь с ним была другая?

Когда Прескотт следовал за Рэйчел в пустую столовую, в голове у него стучало и гудело Морщась от неприятных ощущений, он думал, что надолго запомнит это проклятое утро, окончательно изнурившее его ожиданием ответа.

Лицо Леа неизменно стояло перед глазами, погружая его в пучину отчаяния. Избегать ее было, конечно, бесполезно – в конце концов он очень скоро натолкнулся на нее в холле. Во время их беседы ему каким-то непостижимым образом удалось сохранять внешнее спокойствие, но испытанное напряжение эмоционально опустошило и физически утомило майора. В то время как ему хотелось подойти к Леа, молча обнять ее, тем самым объяснив ей все, чему он не находил слов.

Господи! Почему же так трудно разобраться, которая из девушек оказалась в его комнате! Всего несколько часов назад он был уверен, что держит в объятиях Леа. Но несколько минут, проведенные утром в ее обществе, окончательно сбили Тревора с толку. Шепча проклятия своей глупости и неосмотрительности, он прошел туда, где возле окна ждала его Рэйчел.

– Вы хотели мне что-то сказать, – молвила она.

– Да, – Тревор замялся. Головная боль мучила его, но он решил продолжить, выдавив из себя: – Я, собственно, о последней ночи…

Тревор стоял совсем близко, и потому сразу же заметил, как Рэйчел судорожно уцепилась за подоконник обеими руками. Лицо ее стало белым как бумага. Он внутренне напрягся, готовясь к самому худшему.

– Просто не знаю, что вам сказать, – промямлила девушка.

Тревор тоже не знал, о чем говорить дальше Он пытался найти подходящие слова, наблюдая, как тонкие пальцы Рэйчел сцепились в замок, а лицо приняло пепельный оттенок. Девушка готова была упасть в обморок!

Ну могла ли она быть тем отчаянным, чувственным созданием, что явилось к нему ночью? Или, может, ее нынешнее смятение – это стыд за свою несдержанность?

– Простите, если я вас смущаю, моя дорогая. Верьте, я не для того завел этот разговор.

Она быстро глянула на Тревора, и губы ее задрожали. Робкий взгляд в его глаза – и щеки Рэйчел залились пурпурным румянцем.

– О нет, сэр. Я сама виновата во всех своих бедах, и вы тут вовсе ни при чем.

Она почти призналась, но Тревор слишком трусил, чтобы выяснять недосказанное. Он немного помялся, потом ласково спросил:

– Вы говорите – в бедах? Но я надеюсь, вы понимаете, что можете мне доверять? Я ждал вас все утро, чтобы обсудить происшедшее.

– Я все равно не могу говорить об этом, во всяком случае сейчас.

Она сказала это так тихо, что Тревор едва расслышал. Его охватило отчаяние. Он чувствовал себя так, словно вокруг его шеи обвилась смертоносная петля и вот-вот палач даст сигнал своим подручным вздернуть его. Ох! Если честно, то он и заслуживает самого сурового наказания.

– Рэйчел, вы мне очень дороги, в самом деле. Клянусь честью, я сделаю все, чтобы уладить это дело.

Опустив глаза и коснувшись похолодевшими пальцами горла, она прошептала:

– Не стоит, право, хотя вы очень любезны, предлагая свою помощь.

Любезен! Тревор судорожно сглотнул. Неужели она считает, что он способен бросить ее в такой ситуации?

– Я немедленно поговорю с вашим дядей.

– Нет! – Рэйчел вцепилась в рукав его сюртука, но тут же резко убрала свою руку. – Пожалуйста, вы не должны этого делать. – Вновь отворачиваясь к окну, она взмолилась: – Прошу вас, если вы еще дорожите нашей дружбой, прошу, не говорите никому ни слова.

Головная боль Тревора усилилась до предела. Кровь стучала в висках, в глазах начинало темнеть. Никогда не думал он, что переживет подобное омерзение к самому себе. Рэйчел выглядела такой жалкой, что ему хотелось как-то успокоить ее, но тяжкое похмелье вкупе с угрызениями совести мешали ему говорить. Он и так уже принес ей довольно горя. Возможно, она просто хочет забыть все, что между ними было? Проведя ладонью по лицу, Тревор покачал головой. Как он был уверен в том, что это Леа! Уверен – и в то же время пьян…

Очевидно, он окончательно утратил способность трезво оценивать ситуацию и правильно судить о людях, если влип в подобную историю. Впрочем, была ли у него такая способность? И что же, черт побери, по ее мнению, он должен теперь предпринять? С усилием Тревор выговорил:

– Рэйчел, помните об одном: я полностью в вашем распоряжении Как вы пожелаете, так я и поступлю.

– Благодарю… Спасибо вам, Тревор. Я понимаю, что вы не можете объяснить себе моего… поведения, но я и сама затрудняюсь.

– Рэйчел, это вовсе лишнее. Не надо ничего говорить.

– Вы добрый, вы самый добрый, Тревор. Так вы и правда не станете ни о чем рассказывать дядюшке?

Тревор изумленно уставился на девушку, слишком смущенную, чтобы глядеть ему в лицо. Но его удивило то, что Рэйчел хотела от него лишь молчания, между тем как сам он был уверен в другом: его следовало бы высечь кнутом на городской площади. Так что отделался он чрезмерно легко, во всяком случае, если не будет никаких иных последствий… Господи Боже, а вдруг?!

Леа побарабанила пальцами по поверхности письменного стола. Прошло пятнадцать минут, с тех пор как Тревор удалился с ее сестрой в столовую. Ей же казалось, минула вечность Что у них могут быть за важные дела?

Эти мысли здорово ее волновали. Но все же меньше, чем другое… Вдруг Тревор решил, будто с ним в спальне находилась Рэйчел?

В глубокой тревоге Леа припоминала события прошлой ночи Тревор назвал ее по имени в тот миг, когда они были близки. Значит, он понимал, вернее, он должен был понять, с кем спал.

Вдруг в кабинет с подавленным видом вошла сестра. Она закрыла за собой дверь и приблизилась к столу с противоположной стороны.

– Только что у меня с Тревором вышел престранный разговор. – Опершись ладонями о столешницу и наклонившись вперед, она добавила: – Он спросил меня про вчерашнюю ночь.

Леа с трудом сдержалась, чтобы не вскочить с места.

– Что именно он говорил?

– Ничего такого, право, только… Мне показалось, он все знает. Как ты думаешь, мог он видеть, как я уходила из дома?

Леа усилием воли подавила вздох облегчения:

– Даже если так, но ведь было совсем темно. Уверена, он бы решил, что это я.

Рэйчел нахмурилась.

– Ладно. Но ведь что-то стало причиной его странного поведения. Он едва не попросил моей руки.

Леа вскочила на ноги, с грохотом толкнув кресло на стоявший позади шкаф.

– И что ты ответила ему?

– Да ничего. Он расспрашивал меня. Правда, конечно, не напрямик. Поначалу мне показалось, что он точно знает о моем свидании с Джастином, но позже я уже не была так уверена. – Рэйчел закрыла глаза и глубоко вдохнула. – Тревор сказал, что готов все уладить и переговорить с дядей Эдвардом.

– Переговорить с дядей?! – воскликнула Леа. Рэйчел широко раскрыла глаза:

– Может, ты выдала меня? Или сделала что-нибудь непристойное во время вчерашнего обеда?

«Не во время обеда, а немного позднее», – смущенно подумала Леа, а вслух сказала:

– За весь вечер Тревор едва перемолвился со мной…

– Может, что-то потом случилось?

Леа сделала шаг назад и опустилась в кресло. Затем, подавшись вперед, уперлась локтями в стол и положила голову на руки.

– Но не мог же он подумать… – Она тревожно глянула на сестру. – Видимо, именно так он и подумал. Учитывая все обстоятельства, только этим можно объяснить его странное поведение.

– Пожалуйста, объясни, о чем ты говоришь, – взмолилась Рэйчел.

– Хорошо. Только обещай, что не упадешь в обморок.

Стараясь не выдавать своих чувств, Леа кратко пересказала события прошлого вечера.

– И ты пошла к нему?

– Да, – просто ответила Леа. Потом, закрыв лицо руками, она прошептала: – И теперь подозреваю, что он принял меня за тебя.

Рэйчел ахнула, еле удержавшись на ногах.

– Но это просто ужас! Надо немедленно рассказать всю правду!

– Мы признаемся, что в это время ты была с капитаном Трентом? – задумалась Леа. – Пожалуй, это меньшее из двух зол.

Рэйчел опустила ресницы и понизила голос:

– Боюсь, тут ты не права. Оказывается, мы с тобой не только внешне похожи друг на друга. Видишь ли… Я ведь тоже отдалась вчера… Джастину.

– Ты! Тоже!.. – Близко всматриваясь в лицо сестры, Леа некоторое время не могла сообразить, что ответить. – Н-да, влипли мы с тобой, сестренка, хуже, чем в патоку.

Рэйчел медленно подняла взор:

– Я люблю Трента. Он просил меня выйти за него замуж. А когда Джастин меня поцеловал, то я утратила чувство реальности. Не ожидала, что такое возможно.

Леа подняла руку, чтобы остановить Рэйчел. Она все понимала и сочувствовала сестре.

– Не надо дальше. Я знаю. У меня с Тревором то же самое.

– О Леа! Так ты тоже любишь!

Да, она любит! Причем отчаянно, до безрассудства. Но как простить этакое предательское поведение с его стороны? Теперь-то она понимает причину сдержанности Тревора во время разговора в холле. Он думал, что провел время с Рэйчел.

– Люблю, но это не имеет значения. – И Леа остановилась, потом выдавила из себя: – Я скажу ему всю правду.

– О нет, я не хочу, чтобы кто-то плохо подумал о Джастине. Когда он вернется, мы поженимся и тогда все уладится. К тому же я ничего не выяснила до конца и не могу с уверенностью утверждать, что Тревор заблуждается насчет того, с кем он был вчера.

Несколько секунд Леа молчала.

– Да, я нас обеих втянула в такую историю… – наконец вымолвила она, выпрямилась, поднялась с кресла, обогнула стол и положила руку на плечо сестры. – Прости меня. Я лишь хотела тебе помочь. А еще я хотела Тревора.

Рэйчел положила ладонь поверх руки Леа и сжала ее пальцы.

– Уверена, что майор Прескотт учтет мою просьбу и не станет говорить об этом происшествии. Я ведь замечала, как он на тебя смотрит. Он тебя любит, Леа.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю