Текст книги "Южные ночи"
Автор книги: Сьюзен Уэлдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
Глава 6
Леа яростно шагала по дому. Резко завернув за угол, она налетела на Калли – престарелую кухарку необъятных размеров. Калли неуклюже отпрыгнула к стене и прижалась к ней всем своим более чем плотным телом. Лицо ее выражало столь искренний испуг, будто молодая хозяйка действительно способна была сбить ее с ног.
Настроение Леа ухудшилось, но тут же, взяв себя в руки и решив, что в ее досаде на майора Прескотта слуги ни при чем, она произнесла:
– Прости меня, пожалуйста. Я торопилась и тебя не заметила.
Морщинистое лицо рабыни расплылось в улыбке, и она наконец оторвалась от стены.
– О, моя лоди, детка. Как вы только не заметила толстый человек, как я, идет? Лучше вам ходить потише, пока не зашиблись вовсе.
– Ты права, Калли. Мне не следует носиться сломя голову.
С этими словами Леа виновато пожала руку негритянки повыше локтя и уже чуть спокойнее направилась прямиком в кабинет дяди. Ей так хотелось найти его там, но комната оказалась пуста. Раздражение ее нарастало. Резко повернувшись к тяжелым дубовым дверям, Леа едва удержалась от соблазна изо всех сил захлопнуть их за собой. Воистину еще не родился на земле человек, который бесил бы ее сильнее, чем Тревор Прескотт! И как он только посмел заявить таким непререкаемым тоном, что намерен делать завтра, а чего не намерен!
Будь у нее хоть капля находчивости, она бы тогда же поставила его на место, объяснив, кто здесь хозяйка. Просто он застал ее врасплох – трудно было ждать от этого инвалида такой стойкости. В душу ее закралось какое-то физическое ощущение тревоги. Она должна признаться самой себе, что по прошествии последних двух дней уже не была так уверена в прочности своего положения на плантации.
Леа медленно приблизилась к дубовому шкафу, стоявшему позади рабочего стола, со скрипом открыла нижнюю дверцу и достала из бара хрустальный графинчик с бурбоном – любимым напитком дядюшки. Глянув на дверь комнаты, она налила себе щедрую порцию. Дядя Эдвард не станет упрекать ее за это, она ведь пьет всего лишь для подкрепления сил, а он всегда готов простить своей любимице любые прегрешения.
Внезапно почувствовав страшную усталость, она опустилась в обитое коричневой кожей кресло прямо за рабочим столом и пригубила напиток. Это место было ее любимым, как, впрочем, и весь кабинет. Здесь всегда можно посидеть в тиши и подумать о своем. В пропахшем табачным дымом мужском царстве она провела бессчетное количество часов, разбирая вместе с дядей счета и бумаги. Как ей не хватало нынче этих восхитительных мгновений, той общности, которая зачастую возникала между ними! Сраженный болезнью, Дядя Эдвард замкнулся в себе. Пожалуй, несмотря на все минусы, в приезде майора можно найти и кое-что полезное. Леа надеялась, что присутствие гостя в доме хоть как-то расшевелит больного. Поставив локти на стол, она обхватила ладонями голову. Прошлую ночь почти совсем не удалось поспать. Причем гораздо больше, чем урожай, поля и машины, ее мысли занимал именно он, этот самый майор Прескотт.
О! Лучше бы его вообще не было на свете! Из-за него меняется вся ее жизнь, рушится целый мир. Проклятие! И почему только он не оказался жалким и некрасивым ничтожеством? Она поставила перед ним препятствия, которые могли бы сломить даже совершенно здорового мужчину, а он все вытерпел.
И еще Тревор успел войти в доверие к дяде, совершенно обезоружить Рэйчел и очаровать Хипи. Судя по всему, ему удалось добиться даже снисхождения со стороны Джорджа Энтони, что вообще почти невозможно для белого человека. Некогда принадлежавший жестокому плантатору, Энтони не проявлял особой теплоты к первому встречному. Даже дядя Эдвард, ни разу не повысивший на него голос, не сумел пробить стену отчуждения, которую тот воздвиг вокруг себя. Джордж Энтони по-настоящему любил и уважал только ее, Леа, да и то она догадывалась, что ему просто нравится мужской характер юной и с виду такой хрупкой хозяйки. Может быть, суровый негр понимал: не будь у «миц» такого снисходительного дяди, как Эдвард Стэнтон, и она вполне могла оказаться в роли хотя и обожаемой племянницы крупного плантатора, но такой же бесправной, как последний из его рабов. Кстати, именно мистер Стэнтон заметил это отношение великана к Леа и поручил ему заботы о девушке. Похоже, такое решение принесло пользу всем без исключения.
Услышав шелест шелка, Леа подняла глаза и увидела, что в кабинет, потихоньку притворяя за собой дверь, вплывает ее сестра. Рэйчел скрестила руки на груди и в ожидании постучала носком ботинка по полу. Леа нахмурилась, прекрасно зная, что поза и выражение лица сестры не предвещали доброго разговора. Рэйчел строит из себя примадонну изысканных манер лишь при общении с посторонними людьми. Однако ей редко случается выбирать слова, когда она имеет дело с собственной сестрой. Интересно, что подумает майор Прескотт, если узнает, что на самом деле у этой скромницы характер не менее решительный и строптивый, чем у самой Леа? Однако Рэйчел всегда держала в узде свои порывы и ловко разыгрывала смиренницу, что казалось слишком утомительным для ее сестры.
Вошедшая с осуждением поглядела на бурбон, однако ее заботило, очевидно, другое.
– Я встретила майора Прескотта, когда он входил в дом. Леа, ты же мне обещала! Бедняга жутко выглядит, он покраснел, что твоя свекла.
– Держи при себе свое сострадание и свои нотации. Майор гораздо сильнее, чем ты думаешь.
Рэйчел удивилась:
– Я предупреждала: это не тот человек, с которым можно шутить. Но скажи на милость, что же он сумел сделать, чтобы убедить в этом тебя!
Леа ощетинилась, встала с кресла и прошествовала к выходу.
– Спроси у него, если ты так любопытна. У меня есть дела более важные, чтобы еще беспокоиться об этом надоедливом и наглом типе.
Она не вышла из кабинета сразу, а решила дождаться ответа Рэйчел, которая немного помолчала и провела пальчиком по полированной столешнице, проверяя качество уборки комнаты. Леа без труда догадалась, о чем думает сестра, и все же осталась терпеливо дожидаться того момента, когда вслух будут высказаны иные мысли, а именно те, что касаются личности Прескотта. Учитывая симпатии Рэйчел к майору, трудно поверить, что она не бросится на его защиту Действительно, уже через пару секунд Леа убедилась в своей догадливости и способности читать чужие мысли.
– Если бы ты хоть капельку разбиралась в людях, Леа, то поняла бы, насколько ошибаешься в Треворе. – Рэйчел прошла мимо сестры, приподнимая подол своего широкого платья. – Он красив, умен и, по моему глубокому убеждению, обладает отличным характером. Я, во всяком случае, не нахожу в его поведении ни малейшего намека на наглость.
Распахивая двери настежь, чтобы помочь Рэйчел пройти в них с неудобным кринолином, Леа ответила:
– Ну разумеется, не находишь. Ведь тебе нравится сидеть дома, а мужчин это как раз полностью устраивает. Уж конечно, майор одобряет твои склонности. Так о чем же вам спорить?
Удивленный взгляд сестры польстил Леа.
– Я полагаю, что большинство мужчин думают точно так же, – предположила Рэйчел, – но надеюсь, нет, даже уверена, что понимаю причину твоего беспокойства. – Она сделала паузу и ухмыльнулась: – Должно быть, Тревор вынужден был перебивать тебя, чтобы время от времени делать замечания по поводу твоих непристойных манер?
– Ничего подобного он не делал! – Леа повыше задрала подбородок и последовала за сестрой из кабинета.
– Так скажи ради Бога, что же он сделал? – мягко, но настойчиво спросила Рэйчел Сестра не ответила, и ей пришлось схватить Леа за волосы. – Лучше признавайся немедленно. Я ведь все равно добьюсь от тебя правды. Мне всегда это удавалось.
Леа, захваченная в плен на нижней ступеньке лестницы, сдалась:
– Ну ладно, если тебе это так важно – знай. Он нахально заявил, что завтра, вместо того чтобы отправляться на уборку урожая, станет просматривать счета!
– Вот как? Но ведь счета – это тоже очень важно, не правда ли? Наверное, он решил поделить время для различных занятий. Что ж, это кажется мне весьма практичным.
Ничего не ответив, Леа, перескакивая через ступеньку, взмыла по лестнице и исчезла в своей комнате. Безупречная логика сестры бесила ее сильнее, чем та же логика в устах Прескотта.
* * *
Рэйчел вышла на веранду. Очень скоро Леа поймет, что невозможно командовать майором, как дядюшкой или Джессом. Конечно, нельзя думать, что дядя Эдвард в чем-то уступает Тревору. Нет, просто у него в сердце всегда теплилось местечко для обеих племянниц, в особенности для Леа. Ведь именно Леа полностью разделяла его любовь к этой земле, ко всему, что на ней произрастает.
Рэйчел завидовала их взаимопониманию – сестра и дядя были так похожи. А она сама… Ей оставалось лишь горькое ощущение, что нечто в ее жизни утеряно, упущено или забыто. Правда, она уверенно вела хозяйство в доме, поскольку именно этого от нее и ожидали, но где-то в глубине души ей безумно хотелось волнующих приключений. Причем не здесь, не в «Ривервинд». Плантация была смыслом существования для Леа и для дяди, но не для нее. Рэйчел считала жизнь в поместье слишком замкнутой и однообразной.
Поглядев на подзорную трубу Эдварда, лежавшую, как обычно, на широких перилах веранды, Рэйчел направилась к ней. Дяде это приспособление нужно было, чтобы за три мили видеть суда, приближающиеся по реке к ривервиндской пристани. Рэйчел тоже иногда поглядывала в окуляр, но цель у нее была другая – она ждала одну-единственную шхуну, одного-единственного человека. Джастин Трент занимался перевозками дядюшкиного сахара и патоки по Мексиканскому заливу в Новый Орлеан.
Рэйчел приникла к подзорной трубе, направляя ее в сторону дока, а потом дальше, вниз по реке. Для нее пора сбора урожая тоже была особым временем. Каждый год вскоре после начала уборки тростника судно капитана Трента причаливало к их пристани. Случалось, что оно прибывало гораздо раньше положенного срока, чтобы моряки имели возможность подольше покрутиться среди торговцев или продать кое-что из товаров, закупленных в Нью-Йорке и в других портах. И вот тогда Рэйчел выдавался случай взглянуть на предмет своей мечты. Вдруг дядя Эдвард снова пригласит капитана на обед, как это не раз бывало прежде?
Рэйчел нетерпеливо ждала капитана Трента. Даже размышления о нем приводили девушку в трепет, а уж встреча с ним – в неописуемый восторг. Она очень смущалась, едва ее глаза натыкались на взгляд его серых глаз. Красота его была немного грубоватой, лицо обветрено морскими ветрами, в черных волосах, казалось, мелькали синие искры. В то время как густые темные усы целиком скрывали верхнюю губу, нижняя вселяла в хорошенькую головку Рэйчел сумасшедшие фантазии. О да, у этого мужчины самые чувственные губы из всех, которые ей приходилось видеть. Когда он улыбался, девушка просто таяла от восторга.
Глубокий тембр его голоса ласкал ее, словно постепенно погружая в горячую ванну, и тогда по всему телу, от кончиков пальцев на ногах до самой макушки, разливалось блаженное тепло.
Однажды она случайно налетела на него в передней, чуть не упав, и эта неожиданная встреча вихрем закружила чувства Рэйчел и заставила бешено биться сердце. За те несколько мгновений, когда капитан – нежно обнимал ее плечи, помогая вновь обрести равновесие, в ней где-то глубоко родилось какое-то дикое, необузданное вожделение.
Воспоминание о том далеком дне до сих пор горячит девушке кровь. В ее памяти постоянно всплывала картина: капитан Трент отступает от нее на шаг и склоняется в изящном поклоне. На губах его играет улыбка, а в серых глазах сверкают озорные искры. И его слова:
– Мои искренние извинения, мисс Стэнтон. Я причаливал ко многим пристаням, но ни разу – к такой прелестной.
Кроме этого коротенького эпизода, Рэйчел почти не общалась с капитаном, если не считать тех моментов, когда тайком наблюдала за ним во время их деловых разговоров с дядей. Она успела выяснить для себя, что Трент – неплохой работник, умница, к тому же наделен чувством юмора. Передвигался он с грацией кугуара, а когда останавливался, то по обыкновению слегка расставлял ноги в стороны. Должно быть, именно в такой позе, стоя на капитанском мостике, он отдавал приказы команде. Это был волевой человек, способный потребовать у своей судьбы то, чего пожелает. И Рэйчел жила тайной надеждой: может быть, он пожелает ее себе в супруги.
Положив на место подзорную трубу, девушка глубоко вздохнула. Свежий воздух с моря всегда напоминал ей о нем, особенно во время шторма, когда ветер доносил запахи соли и водорослей. Капитан Трент и сам напоминал шторм. Во всяком случае, так думалось Рэйчел. Он был самоуверен, энергичен, бесстрашен и непредсказуем. Конечно, и дядя Эдвард, и Леа решат, что она просто потеряла голову, влюбившись в этого морского волка. Поэтому девушка никому не рассказывала о своих переживаниях. Но она действительно любила Джастина! Любила отчаянно и твердо знала: это единственный в ее жизни мужчина. Даже майор Прескотт, которого Рэйчел нашла мужественным, интересным и привлекательным, не производил на нее похожего впечатления.
Глядя на облака, плывущие по лазурному небу, она представляла себе Джастина стоящим на палубе. Морской ветер расчесывает его волосы и треплет рукава рубахи. В этих грезах Рэйчел непременно оставляла место и для себя, мечтая об их совместной жизни, что невероятно волновало ее нежную душу. Во время его самых рискованных плаваний она оставалась бы дома, где бы ни находился этот дом, и ждала бы его возвращения.
Мечты, мечты… Но ее герой, этот прекрасный капитан из сказки, ни единым намеком не дал понять, что видит в ней не только племянницу своего делового партнера. Еще Рэйчел панически боялась, что однажды Трент явится в их дом с ужасной вестью о том, что нашел себе невесту, а то и жену.
– Рэйчел?
Голос дяди оторвал девушку от волнующих раздумий. Она улыбнулась и, зная, что зрение Эдварда обыкновенно ухудшается в эту пору, протянула ему руку и помогла выйти на веранду. Солнце уже совсем закатилось и освещало фигуру Рэйчел из-за спины, совершенно не давая возможности Эдварду разглядеть ее лицо.
– Я рано вышла к обеду и решила обождать здесь, на свежем воздухе.
– В таком случае я к тебе присоединяюсь, – ответил Эдвард.
Вложив свои руки в его широкие ладони, Рэйчел приподнялась на цыпочки и чмокнула дядюшку в щеку. Уже восемь лет этот человек был отцом ей и Леа, и обе сестры горячо любили его. Он был еще красив, годы холостяцкой жизни не испортили его внешности. Теперь же, когда прибыл майор Прескотт, даже неглубокие морщинки, успевшие прорезать высокий лоб дяди, казалось, почти совсем разгладились. Приезд майора наложил отпечаток на всех домочадцев по-разному. Леа была вне себя, постоянно злясь на гостя. Дядя Эдвард, напротив, чувствовал облегчение. Да и сама Рэйчел тоже была довольна, от души приветствуя присутствие нового мужчины в доме. Ее не покидало предчувствие, что Тревор Прескотт каким-то образом повлияет на дальнейшую жизнь всей семьи. Лишь бы только самовластная сестрица не выкинула какой-нибудь номер.
– Ты говорила с Леа после ее возвращения? – прервал раздумья племянницы Эдвард.
– Да, говорила, – ответила Рэйчел, сохраняя мягкую сдержанность в голосе. – Ты хочешь знать подробности?
Дядя взял ее под руку и повел вдоль веранды.
– Она не рассказывала, как прошел день? Рэйчел поглядела на Эдварда, пытаясь угадать его мысли обо всем этом. Разумеется, дядя и сам знал, что горячий нрав Леа представлял угрозу их отношениям с Прескоттом. Ведь майор ни за что не позволит женщине управлять собой.
– Вообще-то меня больше интересует, как чувствует себя Тревор, – продолжал дядя. Голос его звучал столь простодушно, что Рэйчел сразу же стало ясно: дядя давно понял, что Леа с майором непременно скрестят шпаги.
– Понимаю, но поживем – увидим.
Дойдя с нею до края веранды, Эдвард остановился и прищурясь поглядел на племянницу:
– Ты говоришь сейчас точно так, как Леа.
– Но мы же близнецы, дядя!
– Однако такие непохожие. – Последовала минутная пауза. – Ты как твоя мать – тихая, скромная, ласковая, тогда как Леа… Не знаю даже, как описать ее.
– Упрямая, наверное?
Эдвард усмехнулся и повел Рэйчел к входным дверям.
– Леа точь-в-точь унаследовала характер моего покойного брата. Ведь именно упрямство было его главной чертой.
Рэйчел почувствовала, как ее наполняет нежность к дяде. Ей вдруг пришло в голову, что Эдвард уже не стонет и не жалуется на судьбу. Что ж, если присутствие майора за столь короткое время подействовало на него так благодатно, то она сделает все, чтобы он непременно остался. Даже если для этого надо пойти против сестры. Желая заручиться дядиной поддержкой, Рэйчел сказала:
– Тебе следует немного приструнить Леа, иначе майор Прескотт может пожалеть о своем приезде сюда и соберется домой.
На пороге Эдвард остановился.
– Ты думаешь, он сам не справится?
Мягко усмехнувшись, Рэйчел поправила его голубой галстук. Дядя принарядился к обеду и выглядел даже немного щеголевато.
– Майор Прескотт, несомненно, способен сражаться, дядюшка, но не приведут ли все эти военные действия к настоящему пожару в нашем доме?
– Нет, я уверен, что Леа окажет ему поддержку и передаст все необходимые знания для того, чтобы Тревор мог управлять «Ривервинд».
Рэйчел в этот момент направилась к дверям и в сомнении пробормотала:
– Если только Леа для начала не зажарит его живьем.
– Ты что-то сказала, дорогая?
Поглядев на дядю через плечо, она вежливо отозвалась:
– Я говорю – нам пора идти к столу.
– Кто там еще, черт побери?
Рэйчел остановилась уже на самом пороге и внимательно прислушалась. Со двора донесся топот конских копыт.
– Это Джесс, – сказала она. Эдвард тихо выругался:
– Если бы этот сопляк хоть десятую часть того времени, которое он сшивается здесь, проводил в заботах об отцовском хозяйстве, то Джеймсу Батлеру не пришлось бы занимать денег под следующий урожай.
Рэйчел тронула дядю за плечо.
– Ты же знаешь, Джесс буквально очарован майором Прескоттом: ведь он бывал на Западе.
– Как бы не так! Он собирается налопаться до отвала за обедом, а потом, на десерт, усладиться твоей сестрой!
– Не надо так волноваться, – успокаивала его Рэйчел. – Я скажу Нелли, чтобы попридержала сладкое, пока Джесс не уедет.
Голубые глаза дяди вдруг вспыхнули тем же пламенем, что и глаза Леа. Рэйчел понимала, что Батлер безобиден, но убедить в этом разгневанного Эдварда было невозможно.
Внутри у нее все сжалось от дурных предчувствий. Да, обед обещал быть довольно грозным, хотя и занимательным событием.
От досады Тревор громко ругнулся. Из-за неверного загиба в неподходящем месте галстук его никак не желал завязываться ровно. К тому же в теле ныла и болела каждая косточка. Даже ванна не выручила – надо было бы подольше полежать в горячей воде.
Он сегодня не завтракал и пропустил ленч, а теперь умирал от голода. Кроме того, ему просто необходимо выйти к обеду – нельзя показать, что день, проведенный в седле, доконал его. Его удручала мысль о том, что полгода неподвижности превратили его мышцы в кисель.
Снова пытаясь завязать непокорный галстук, Тревор нахмурился. Черт побери! Глядя в зеркало, он почувствовал жалость к самому себе: выглядит лет на сто старше самого Моисея, лицо напоминает спелый помидор, глаза выражают страшную муку, фигура от боли в ноге стала нескладной. Какой из него управляющий плантацией?
Довольно! Жалость к себе не приведет к добру. Он и выжил только вопреки ей. Он водил людей в бой. Какие трудности могут испугать его в мирном фермерском труде?
Тревор стиснул зубы. Плантация со всеми ее премудростями – чепуха по сравнению с этой женщиной. И опять же только твердость духа помогла ему пережить нынешний ужасный день, только решительное намерение показать одной настойчивой дамочке, что ему нипочем все придуманные ею испытания.
Все испытания. Кроме разве что ее женских прелестей.
Физические страдания, которые пришлось претерпеть в течение дня, не подавили желания, неизменно переполнявшего Тревора в присутствии Леа. Даже когда он мысленно посылал к чертям ее неимоверную выносливость и непреклонное стремление во что бы то ни стало лишить его последних сил, то ловил себя на том, что глаза сами так и впиваются в прямую, как шомпол, спину, тонкую талию, царственный изгиб шеи и эту заманчивую часть тела, ритмично бьющуюся о седло.
Нечего и думать о Леа Стэнтон. «Ривервинд» была у нее в крови. Тревор сразу понял это. Плантация для нее то же, что воздух для самого Тревора. Она жила ею, дышала ею и готова была пожертвовать чем угодно ради своего любимого детища.
Припомнив один из обрывков невольно подслушанного разговора между Леа и Джессом, Тревор встряхнул волосами. Заставить ее пожертвовать «Ривервинд» казалось невозможным. В то же время владеющая Батлером жажда странствий уведет его далеко от Манати. Но Тревор не удивится, если соблазнительная племянница Стэнтона сумеет убедить юношу пожертвовать своими мечтами ради нее.
Что ж, тем самым разрешатся его собственные проблемы.
Взяв в руки трость, Тревор постарался отделаться от навязчивого образа: Леа в объятиях Джесса. Если у Батлера с головой все в порядке, то он непременно уедет отсюда, причем скоро и далеко. Или по крайней мере даст ей понять, что ни в коем случае не допустит главенства женщины над собой. Тревор довольно усмехнулся, вспомнив, как он выторговал для себя один день свободы, день отдыха – все-таки изучение бухгалтерских бумаг куда лучше, чем борьба с искушением при виде прелестей красотки.
Однако ему предстоит мужественно пережить еще один обед в ее обществе. Тревор молил Бога, чтобы Леа оделась как-нибудь попроще и чтобы его собственная измученная плоть перенесла добавочную дозу соблазна, если все же она явится в чем-либо столь же смелом, как вчерашний желтый шелк.
Спустившись вниз, Тревор услыхал голоса в гостиной и направился туда. Боль в ноге усилилась, она была намного мучительнее, чем все эти месяцы, и обвинять во всем приходилось лишь самого себя – нечего было разыгрывать бравого наездника и так долго находиться в седле под палящими лучами южного солнца. Черт бы побрал эту гордость!
Едва Тревор вошел в комнату и увидел Леа, как понял: его страдания продолжаются. Еще одно желтое шелковое платье! Черная тесьма окаймляла глубокий вырез, обнажающий даже плечи; рукава, также отороченные этой тесьмой, расширялись к запястьям. Сшитый из нескольких деталей корсаж спереди приспущен острым углом ниже талии. По бокам и сзади широким каскадом ниспадала блестящая шелковистая и поддерживаемая целой грудой нижних юбок материя. Тревор подумал, что Леа очень идет желтое, впрочем, так же, как и смелая линия выреза. Внезапно у него пересохло в горле. О! Он с завистью посмотрел на длинную прядь волос, которая дерзко улеглась в ложбинке на груди. Ему приходилось видеть обладательниц и более роскошных форм, но ни одна из них не могла бы сравниться своей статью с Леа Стэнтон.
Темные волосы Леа стянула в тугой узел на затылке. Две чудесные прядки, которые были тщательно завиты в мелкие локоны, спускались по обеим сторонам лица. Она стояла до неприличия близко к Батлеру, однако касалась его плеча так, что никто не усомнился бы в ее скромности. Несмотря на то что Джесс разозлил ее вчера вечером, Леа и теперь не переставала расточать ему свое внимание. Очевидно, его проступок не казался ей серьезным, и она уже простила своего кавалера. Тревор наблюдал за нею, а она в свою очередь не отрываясь глядела на обожателя, и в ее улыбке было столько глубокой нежности и любви!..
Почувствовав раздражение, майор оперся на трость и заставил себя выпрямиться. Он почти жалел Батлера. Джесс был еще таким желторотым, не искушенным в женских хитростях, что совершенно не годился в спутники этой непокорной, неукротимой женщине. В то же время Прескотт понимал, что это не его дело. Он кашлянул, обратив на себя внимание присутствующих.
Рэйчел, сидевшая подле дядюшки на голубой кушетке, грациозно поднялась с места и проплыла через всю комнату, протягивая майору руку:
– Я так рада, что вы решили к нам присоединиться.
По крайней мере хоть кто-то рад его появлению! Тревор посмотрел на Джесса, который склонился к Леа и что-то нашептывал ей на ухо. Прикрыв нижнюю часть лица веером, она негромко смеялась.
Изо всех сил стараясь показать полное безразличие, Прескотт принял пальчики Рэйчел в свою ладонь и искушенным жестом поднес ее руку к своим губам. Ее бледно-голубое платье с изящным белым воротничком дышало скромностью и изысканностью. На самом изгибе плеч материя была присборена в густые мелкие складки, а на груди задрапирована. По талии платье украшали мелкие перламутровые пуговки. Отличаясь элегантностью, Рэйчел была склонна к побрякушкам. Ну кто как не она заслуживает всяческого внимания со стороны сильного пола?
– Вы очаровательны настолько, что трудно подыскать нужные слова, – пробормотал Тревор, отчего щеки Рэйчел мило зарумянились. Она сделала ловкий реверанс, и натянутая на обруч юбка надулась, как колокол.
– Благодарю вас. Однако вы слишком щедры на похвалы.
Приблизившись к ним, Эдвард положил руку на плечо племянницы:
– Но ты и в самом деле неотразима, дорогая. Джесс тоже подошел к ним. Леа последовала за юношей. Лицо ее оставалось бесстрастным, но Трегадр почувствовал ее растерянность. Джессу надо быть более щедрым на комплименты. Прескотт решил не упустить момента. Слегка склонив голову в сторону Леа, он произнес:
– Обе сестры Стэнтон просто несравненны. Всегда носите желтое, Леа. Вам очень идет.
Она упорно сохраняла холодный, царственный вид, но при этих словах маска неприступной деловой леди слетела с нее – она раскраснелась и окончательно растерялась, не зная что ответить. Тревор с головы до ног не спеша окинул ее взглядом. При этом румянец на щекад девушки сгустился, а глаза она отвела в сторону, что не ускользнуло от его внимания, Ухмыльнувшись про себя, он снова обратился к Рэйчел, предложив ей руку:
– Буду польщен, если вы даруете мне привилегию сопровождать вас сегодня.
Легкая рука порхнула на рукав его сюртука, словно бабочка на цветок. Уголком глаза Тревор проследил за Леа и Джессом, покидающими комнату. Сквозняк колыхнул теплый воздух и донес до него пьянящий аромат роз. Взглянув на Эдварда, Прескотт увидел, как помрачнел старик, провожая Леа и Джесса подслеповатым взглядом.
Сегодняшний вечер обещал быть занятным.
Рэйчел тоже так считала. Обыкновенно за трапезой Леа и дядя Эдвард обсуждали мельницы, посадки и всякие прочие скучные для нее проблемы. Сегодня же ничего такого не было. Девушка чувствовала за столом какое-то напряжение, готовое вылиться во что-то. Она понимала: это что-то непременно должно коснуться участников обеда.
Дядя Эдвард был хмурым, впрочем, как всегда в присутствии Джесса. Леа, обычно равнодушная к дамским ухищрениям вроде нарядов и украшений, второй вечер подряд демонстрировала свои прелести, выйдя к обеду в совершенно непристойном платье. Джесс, всегда такой веселый и болтливый, любящий поесть за столом, сегодня позабыл обо всем – его внимание было целиком приковано к заманчивому декольте Леа.
Они тихо, но оживленно разговаривали. Эти двое всегда были близкими друзьями, но никогда прежде Леа не флиртовала напропалую прямо в присутствии дяди, и девушка подозревала, что приезд майора Прескотта оказал немалое влияние на загадочное поведение сестры.
Единственным человеком, который, казалось, от всей души наслаждался великолепным угощением, был Тревор. Положив себе вторую порцию ростбифа и риса, он обильно полил блюдо темной бобовой подливкой. Рэйчел улыбнулась. Если бы не тяжелый взгляд, который майор то и дело бросал на Джесса, а также упорное нежелание смотреть в сторону Леа, то можно было подумать, что Тревору вообще ни до чего нет дела. Рэйчел видела: все это неспроста.
Еще она заметила сосредоточенный взгляд дяди, устремленный в сторону Леа и Джесса. Он явно пытался понять, что между ними происходит, но вскоре оставил это и спросил у Тревора:
– Вы уже осмотрели нашу мельницу? Майор отложил вилку:
– Да, сэр. Впечатляющее строение.
– Но Леа еще не показала вам сад, и машины? Тревор перевел взгляд с дяди на племянницу. Рэйчел застыла в ожидании какой-нибудь колкости сестры Однако к ее превеликому удивлению, Леа лишь с пониманием улыбнулась майору.
– Мисс Стэнтон предложила сделать это завтра, но я собираюсь разобраться с финансовыми документами. – Не спуская глаз с Леа, Тревор добавил: – А на мельницу поедем послезавтра.
Рэйчел почувствовала, что сейчас расхохочется, и потянулась за бокалом воды.
– Хорошо, – сказал Эдвард. – Разумеется, Леа организует все как можно удобнее для вас.
Леа плотно сжала губы и опустила глаза.
– Я… Я не вижу особых проблем в том, чтобы удовлетворить просьбу майора Прескотта.
Рэйчел возмутилась про себя: по словам той же Леа, Тревор ни о чем не просил, а решительно заявил, что останется завтра в доме. Совершенно очевидно, Леа пренебрегла ее предостережениями насчет майора. Неужели она и в самом деле намерена оставить зи собой должность управляющего?
– Ваша племянница оказала мне неоценимую помощь и посвятила во все тонкости производства, – заметил Тревор. – Это так необычно для дамы.
Джесс поднял свой бокал:
– Послушайте! Послушайте! Предлагаю выпить за Леа… – Внезапно он смолк. Вино плеснуло через край бокала на белую скатерть.
Конечно, это Леа его толкнула! Рэйчел поняла, что и Тревор подумал это – уголки ее губ слегка приподнялись в улыбке. Леа с невинным видом положила свою салфетку поверх растекающегося красного пятна.
Эдвард вновь нахмурился. Обращаясь к Тревору, он сказал:
– Либо меня подводит зрение, либо я верно догадываюсь, что ваше лицо за сегодня обгорело. Вам следует быть поаккуратнее.
– Я сам виноват, сэр, – отозвался Тревор. – Ненавижу шляпы и, признаться, недооценил силу флоридского солнца. Но ничего страшного не произошло. Уже завтра все будет в полном порядке.
Чрезвычайно гордая за его ответ, Рэйчел победоносно поглядела на сестру. Леа широко раскрыла глаза, потом свернула салфетку и положила возле своей тарелки. Должно быть, ей стыдно, решила Рэйчел.
Эдвард в смущении подергал себя за ухо.
– Обычно солнце по-настоящему распаляется лишь к вечеру. Должно быть, вы особо чувствительны, если ухитрились получить ожоги до часу дня.
– До часу?
– Ну да, ведь обычно Леа возвращается именно к этому времени, – добавил Эдвард.
Леа чуть не подавилась, спешно прикрыв рот ладонью, а Тревор прищурился и насквозь проколол ее взглядом, однако принял удар на себя:
– Это тоже моя вина, сэр. Я так хотел побольше успеть за сегодня, что неприлично долго продержал вашу племянницу в поле.
