Текст книги "Южные ночи"
Автор книги: Сьюзен Уэлдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Глава 5
Рассвет едва занимался.
Тревор плохо спал ночью, снедаемый мыслями о том, зачем ему понадобилось согласиться с отцом и предложить свои услуги в качестве управляющего плантацией. Но больше всего он проклинал больную ногу, которая грозила превратить верховую езду – некогда одно из любимейших его удовольствий – в истинную пытку. Однако, опрометчиво прихвастнув вчера вечером, он обязан теперь целый день провести в седле – не хотелось оказаться в дураках перед Леа Стэнтон.
Прескотт не стал завтракать и вместо этого пил кофе, когда на пороге столовой появился Джордж Энтони. Тревор медленно поднялся. Великан ожидал его с бесстрастным выражением. Хромая, майор направился к выходу и снова поразился могучей фигуре раба. Нос у Джорджа Энтони был плоский, а черты лица резкие и запоминающиеся. Со своей широченной грудью и толстыми, как могучие ветви дуба, руками, ок казался не просто величественным, но даже несколько надменным. Ему, должно быть, отводилась роль телохранителя племянницы Стэнтона. Припоминая ласковое обращение хозяйки с этим рабом, Тревор вполне понимал истоки его преданности, как понимал и то, что Джордж Энтони вовсе не готов распространять свое уважение и симпатии на каждого встречного.
Раб молча повел Прескотта к парадному крыльцу. Тревор удивился, отчего они идут не на задний двор, где расползались конюшни, и тут он увидел Леа, стоявшую возле своей лошади Прескотт обдумывал, как он станет благодарить хозяйку за внимание к его проблемам, в то время как само это внимание его бесило, а проницательный взор Джорджа Энтони лишь подогревал досаду на собственную немощь. Он бы, наверное, отдал душу, чтобы снова стать здоровым и сильным.
– Доброе утро, – приветствовала майора Леа с энергичностью, к которой он уже начал понемногу привыкать Она кивнула рабу, и тот проворно подвел к Тревору чудесного вороного жеребца. – Поскольку вы опытный наездник, я велела оседлать для вас лошадь дядюшки Эдварда. Последнее время Самсона редко балуют прогулками, к тому же, мне кажется, он для вас прекрасно подойдет.
Тревор не почувствовал в ее голосе или поведении скрытой насмешки. Все же выбранный для него резвый жеребец привел его в некоторое замешательство. Одно из двух: либо она хотела ему польстить, либо ждала, что с майора вмиг слетит вся удаль, как только он плюхнется в пыль. Глядя в ее непроницаемое лицо, Тревор ответил:
– Благодарю вас, мисс Стэнтон. Я-то боялся, что мне дадут какую-нибудь жалкую клячу или даже ослика.
Тень улыбки показалась на ее губах:
– Считайте это данью вашему прославленному мужеству, сэр. Так вы готовы ехать:
– Не совсем, – увильнул он от необходимости немедленно взобраться на огромное животное и бросил ка него осторожный взгляд.
После первого шага к лошади боль сразу же дала знать о себе, словно предупредив о том, что его доброму имени может быть нанесен немедленный и непоправимый урон – слабая левая нога едва ли выдержит полный вес его тела, пока он будет подниматься в седло. Тревор вновь мысленно обругал судьбу, сделавшую из него получеловека. Ведь если бы не трижды проклятая рана, уж он-то мигом взмыл бы на коня и поразил эту девчонку своей знаменитой горделивой посадкой.
– Если вы не возражаете, я, как обычно, потрачу несколько минут, чтобы приучить к себе незнакомую лошадь, прежде чем взгромоздиться на нее.
Леа вставила носок сапога в стремя, вытянулась в полный рост и взялась за луку седла.
– Что ж, несколько минут можно и подождать, майор Прескотт.
– Тревор, – поправил он, искоса глядя на девушку.
– Как хотите. – Грациозным рывком она вскочила в седло, ухватив поводья облаченной в перчатку рукой и добавила: – Тревор. Вы, конечно, тоже можете звать меня по имени.
Глядя на сидящую верхом женщину. Прескотт поймал себя на совершенно непристойных мыслях и, ощутив, как в нем разгорается огонь желания, ответил:
– Наверное, будет лучше, если вы отправитесь вперед, а я потом догоню. Ведь Джордж Энтони сможет показать мне дорогу?
При этом Тревор снова быстро окинул ее взглядом и отметил, что, как и вчера, она одета в ту же самую черную юбку для верховой езды и голубую блузку. Кожаный широкий ремень опоясывал ее талию, а яркие волосы прикрывала та же соломенная шляпа. Прежде ему не доводилось видеть женщин верхом. Но даже те, кто не одобряет пренебрежения к светским приличиям, не могли бы не восхититься дерзновенностью Леа.
Сколько же физических сил и достоинств, равно как и крепости духа, потребуется мужчине, чтобы завоевать такую девушку, как мисс Стэнтон!
Леа заметила не вполне джентльменское внимание Тревора к ее фигуре и ногам и, слегка зарумянившись, обратилась к Джорджу Энтони:
– Когда майор Прескотт будет готов, пожалуйста, доставь его туда, где вчера резали тростник.
– Слушаюсь, миледи, – ответил раб. Тревор глазами проводил удаляющуюся всадницу, не в силах оторвать взгляд от этой прямой спины и умелых рук, легко справлявшихся с лошадью. О да, тут и впрямь было чем любоваться: гордая, прекрасная и чертовски соблазнительная женщина! День напролет можно наслаждаться чудными чертами ее лица, элегантной женственной фигурой, удивительными глазами цвета индиго… Все в Леа Стэнтон было настолько живо, привлекательно, что она непрерывно волновала воображение Тревора.
– Вы собрались ехать на этой лошади с вашей нехорошей ногой, Маста Прескотт?
Тревор обернулся к рабу и увидел его угрюмое лицо. Джордж Энтони явно был недоволен тем, что его оставили дожидаться майора.
– Черт побери, разумеется, я собираюсь ехать именно на этой лошади. И будь добр, не зови меня «Маста». Я ничей не хозяин, а в последнее время даже не свой собственный.
Очевидно немного ошарашенный, Джордж Энтони долго и тяжело смотрел на Прескотта:
– И как же мне вас звать?
Запустив пальцы одной руки себе в шевелюру и поглаживая другой ладонью блестящий бок Самсона, Тревор ненадолго задумался, а потом ответил:
– Думаю, лучше всего просто «сэр». – Он заглянул в испытующие глаза великана. – Должен признаться, мне вовсе не нравится рабство. Так что до его отмены нам с тобою придется в качестве временной меры ввести собственные правила общения. Идет?
На лице Джорджа Энтони не дрогнул ни единый мускул.
– Слушаюсь, – проговорил он бесстрастным голосом.
– Я не очень-то тебе нравлюсь, не так ли, Джордж Энтони?
На лице раба показались тревога и изумление. По крайней мере он хоть как-то отреагировал, нарушив свою неизменную угрюмость. Тревор подумал, что ему не следовало задавать такой скользкий вопрос.
– У меня нет причин невзлюбить вас, сэр. Тревор улыбнулся, отметив про себя его тактичный ответ:
– А ты дипломат, Джордж Энтони.
– Да, сэр, приходится.
– И неплохо справляешься, – с удовольствием отметил майор. – Только, пожалуйста, со мной этого не надо.
Тревор подумал, что этот раб обладает умом, который он тщательно скрывает от хозяев, что уже само по, себе совсем неглупо, если учесть его положение. Прескотт обратился к нему, немного застенчиво улыбаясь:
– Я ведь такой же раб, как и ты, Джордж Энтони. Только меня держит в зависимости не хозяин, а вот эта проклятая нога.
В глазах негра мелькнуло сочувствие, и он молча кивнул.
– Ну так вот. Я хочу попросить тебя помочь мне влезть на этого красавца…
Не успел майор опомниться, как раб протянул свои ручищи и схватил его за талию. Вырвавшись из железных объятий, Тревор возмущенно повысил голос:
– Ты что собираешься делать? Невозмутимый Джордж Энтони снова протянул руки.
– Посадить вас на лошадь, – озадаченно ответил он.
– Не надо! Я хотел только, чтобы ты его придержал. – Тревор указал своей тростью на жеребца. – Иди к Самсону и попробуй отвлечь его. Я не смогу забраться в седло с левой ноги, она не выдержит моего веса, поэтому придется это сделать справа.
Гигант кивнул и, подойдя к коню нос к носу, застыл на месте.
В ожидании Тревор принялся пристегивать трость к своему поясу. Негр молчал. Майор выглянул из-за правого бока Самсона:
– Джордж Энтони?
Конь нервно переступил с ноги на ногу, явно демонстрируя неудовольствие, и Тревор отскочил от него на шаг, благодаря Бога: еще чуть-чуть, и жеребец отдавил бы ему ступню.
– Я же просил поговорить с ним! – крикнул он с досадой Джорджу Энтони.
Молясь о том, чтобы никто в доме не видел сцену, разыгравшуюся перед парадным крыльцом, Тревор вставил правую ногу в стремя и взмыл в седло как раз в тот миг, когда Эдвард Стэнтон вышел на веранду и приветственно помахал ему рукой. Бледный от приложенного усилия, Прескотт шутливо отсалютовал ему и послал Самсона в галоп. Лишь удалившись от дома на почтительное расстояние, он вспомнил о Джордже Энтони.
Тревор оглянулся и, увидев, что раб-великан почтительно бежит за ним, резко развернул коня. Подъехав к Джорджу Энтони, Прескотт нахмурился. Черт возьми, он ни за что не заставит человека, словно собаку, бежать за скачущим всадником. Протянув ему руку, майор сказал:
– Садись сзади. Иначе нам ее не догнать.
– Нет, сэр! Это не положено, сэр.
Видя, что раб упрямо качает головой и протестующе машет руками, Тревор задумался Конечно, принудить этого человека сесть на лошадь позади хозяина невозможно. Но с другой стороны, если оставить его в усадьбе, то властной племяннице Стэнтона наверняка не понравится, что раб не выполнил поручения. И Тревор придумал более хитрый ход:
– Тогда беги и возьми другую лошадь. Это приказ. Сльшдишь, Джордж Энтони?
К удивлению майора, его требование не вызвало ни малейших возражений и было немедленно выполнено. Вскоре оба всадника держали путь на плантацию.
Тревор с удовлетворением обнаружил, что за прошедшие полгода он не разучился управляться с горячим скакуном. Ощущения были неописуемы! Оказывается, все эти месяцы домашнего заточения он истосковался по ним, по свободе – свободе движения Он вдруг понял, что не жил до сих пор, а лишь существовал, погрузившись с головой в свои болячки и страдая от жалости к самому себе. Резкие движения коня вызывали боль в ноге, но Тревор решил не обращать внимания. Потом, наверное уже завтра, он поплатится за эти восхитительные моменты, но они стоят того.
Чем дальше, тем ощущения его усиливались, обострялись. Давно уже он не вдыхал столь свежего, обильно напоенного ароматами воздуха. Запахи листвы, земли и трав напоминали ему обо всем, о чем он успел позабыть. Звуки, к которым прежде он ни разу не прислушивался – топот конских копыт по укатанному песку дороги, скрип кожаного седла, даже периодические всхрапывания Самсона, – пробуждали в нем чувства, более прекрасные, чем музыка, исполняемая лучшим в мире оркестром. Он окончательно понял, как обокрал самого себя, лишив всех этих радостей, и решил впредь ни за что не поддаваться унынию и хандре.
Проехав около мили к северу от усадьбы, Тревор увидел грандиозное строение до двухсот футов длиной. Три массивные трубы высоко поднялись над кровлей.
– Должно быть, сахарная фабрика? – бросил Тревор через плечо.
– Да, сэр. Старая тростниковая мельница сгорела. Маста Эдвард сделал сюда кирпичи из тяжелой глины. Эта мельница никогда не станет гореть.
– Из какой, говоришь, глины?
– Из тяжелой. Так Маста Эдвард называет бетону. Приглядевшись к этой бетоне, Тревор подивился изобретательности Стэнтона. Кирпичи из ракушечника, извести и песка твердо гарантировали сохранность новой мельницы от пожара. Взглянув на Джорджа Энтони, он подумал, что тот мог бы стать для него бесценным проводником по «Ривервинд».
– Много же ты, должно быть, знаешь об этой плантации, – произнес майор.
– Кое-что. Пришлось всюду ходить с миц Леа с той поры, как Маста Эдвард плохо почувствовал.
– Однако я полагаю, сама мисс Леа разбирается в делах получше тебя?
– О сэр. Никто не знает больше, чем миц Леа про растение тростника, кроме Маста Эдварда. Я ведь только ходил вместе, чтобы приглядеть за ней, но Маста не хочет, чтобы миц Леа знала это.
– Естественно, – машинально ответил Тревор, с трудом сдерживая раздражение. Едва ли он получит удовольствие от долгих часов, которые предстоит провести в обществе женщины, так легко воспламеняющей кровь. Предстоящие дни станут для него сущей пыткой. Правда, если боли по-прежнему будут мучить его, возможно, плоть откажется реагировать на ее соблазнительные прелести. Тревор чуть не расхохотался вслух над своей замысловатой теорией. До сих пор каждый раз, приближаясь к Леа меньше чем на четыре шага, он неизменно чувствовал, как все внутри него напрягается, и это как нельзя более убедительно говорило о том, что никакие физические страдания не в состоянии заглушить его страсть.
Он понимал, что это всего лишь вожделение, грубое и примитивное. Кроме того, его останавливало горькое воспоминание о прелестной и жестокосердной Флоренс Уорс. Тревор поклялся себе, что даже ценой неимоверных усилий воли и разума он справится со своими чувствами к Леа Стэнтон.
Стараясь себя отвлечь, Прескотг целиком переключился на знакомство с делом, которым ему придется заниматься некоторое время.
Предприимчивость и трудолюбие Эдварда Стэнтона продолжали его восхищать. Когда-то здесь, на этом самом месте, не было ничего, кроме болот, но Стэнтон добился того, что оно превратилось в чудесную, процветающую равнину. Очистив пространство, он построил разветвленную сеть дренажных рвов и каналов, связанных между собой и разбегающихся к северу и югу, к востоку и западу. Рвы имели различную ширину: от одного до четырех футов. Тревор видел даже целый канал глубиной около десяти футов. На прекрасно ухоженной земле раскинулись поля, где росли кукуруза, сладкий картофель, лимоны, рис и даже виноград.
Проезжая мимо нагруженного дровами воза – его тащили восемь быков, – Тревор понял, что подвода идет со стороны реки. Очевидно, в «Ривервинд» имелась и своя лесопилка. Прескотт удивился: неужели Стэнтон и от торговли лесом получает доходы? Но тут же забыл об этом – впереди простирались поля, на которых он увидел высокие растения. Их высота достигала двух дюжин футов, а то и больше. На верхушках высоких стеблей-стволов пучками росли стрельчатые зеленые листья.
Тростник!
Тревор как завороженный глядел на это чудесное зрелище. Если не случится никаких стихийных бедствий, то «Ривервинд» в этом году обещает дать замечательный урожай. Следуя за Джорджем Энтони, он повернул немного к западу, где сотни чернокожих трудились между рядами тростника под надзором долговязого тощего человека в белой широкополой шляпе. Тревор остановился подле надсмотрщика, который представился Максвеллом Тиббсом.
После того как они обменялись несколькими фразами и Тревор несколько минут понаблюдал за работой в поле, он понял, что надсмотрщик не просто прекрасно знает свое дело, но делает его честно и добросовестно. Тревор научился правильно судить о людях, об их характере и способностях и редко ошибался в своих выводах. В этом ему помогла многолетняя военная служба.
– Ищете мисс Стэнтон? – спросил Тиббс. Шейный кадык у него так и подпрыгнул. Не дожидаясь ответа, надсмотрщик указал на ряды тростника прямо перед собой: – Она с минуты на минуту выйдет с поля.
Обескураженный, Тревор промолчал. Должно быть, Тиббс ошибается: даже такая необычная женщина, как Леа Стэнтон, едва ли будет возиться в земле. Майор слегка качнулся, перенеся тяжесть тела на здоровую ногу. Наблюдая за сбором урожая, он машинально растирал ноющую ногу.
Рабы орудовали мачете, срубая высокие растения и попутно очищая стволы от листьев. За ними шли другие, на уже очищенном пространстве они связывали и грузили на телеги готовые к отправке толстые стебли. Прескотт настолько увлекся, что забыл о племяннице Стэнтона. Когда же наконец она появилась среди тростниковых зарослей, Тревор в изумлении уставился на нее.
Его внимание приковала решительная, твердая поступь девушки. Ничем не напоминала она других дам, завлекательно покачивающих бедрами при ходьбе. Остановившись, чтобы переговорить о чем-то с рабыней в ярком тюрбане, Леа сняла соломенную шляпу и обмахала ею свое лицо. Невысокое солнце яркими лучами воспламенило густую россыпь ее темных волос. У Тревора перехватило дух, но он тут же постарался взять себя в руки и не обращать внимания на соблазнительную красу.
Поглядев в направлении майора, Леа добавила еще несколько слов рабыне и зашагала к нему. Как Тревор ни старался, он не мог не дивиться необычайному цвету ее глаз, оттенкам светлой кожи и восхитительных длиной до пояса распущенных волос. Ничто не спасало от этих чар. Похоже, и на том свете она будет тревожить его душу. Внезапно Тревор вспомнил об отце и ощутил к нему сочувствие. Бедняга тоже пал жертвой женского очарования, запродав свою душу настоящей колдунье… Тревор представил и себя в такой же курительной феске с идиотской кисточкой, болтающейся на макушке, и нахмурился. Вот уж ни за что на свете он не допустит столь бесславного конца! И тут в голове у него зародились подозрения, однако он боялся дать ход нелепым мыслям. И все же… Отец сказал, что Эдвард сам передаст Тревору все необходимые сведения и свой опыт. Он утверждал, что именно мистер Стэнтон познакомит его с «Ривервинд».
Неужто старый лис предвидел, что его сын тут же падет жертвой прекрасной Леа? И Тревор нахмурился пуще прежнего. О, он прекрасно знал своего батюшку! И манера Джона Прескотта вмешиваться в чужие дела порядком злила его. До сих пор ему всегда удавалось перехитрить старика и не допускать его активного участия в собственной жизни, особенно если это касалось вопросов брака.
Перед мысленным взором Тревора прошли те несколько девушек, которых пытался подсунуть ему отец в качестве невесты, и он успокоился. Едва ли старый хитрец решится устраивать его партию с этой целеустремленной, самостоятельной леди, которая скачет верхом, руководит рабами в поле и настаивает на своих правах выполнять мужскую работу. Если у Джона Прескотта и возникали матримониальные мысли, то скорее он попытался бы сосватать сыну другую племянницу Стэнтона, Рэйчел, чьи мягкие манеры гораздо проще примирить с его горячим нравом.
Поджидая Леа, майор выпрямился в седле. Чем быстрее он сумеет войти в курс дела и узнать все о выращивании и переработке тростника, тем меньше времени ему придется провести с этой женщиной.
Леа остановилась возле Самсона и тихим, ласковым голосом заговорила с конем. Сапоги ее почти по самую щиколотку были в грязи, к воротнику рубашки пристал кусочек тростникового листа, на лице – грязные пятна. Тревор невольно улыбнулся. Возможно ли представить себе аккуратную, педантичную Рэйчел в подобном виде? Что касается Леа, то ей, кажется, вовсе до этого нет дела.
Тревор глядел, как она с удовольствием гладит нос Самсона. Животное отвечало на ласку, взмахивая хвостом и слегка толкая Леа мордой. Девушка развеселилась и поддержала эту игру. Тревор подумал, что в присутствии дамы стоило бы спешиться, но для проявления такой вежливости требовалось побольше ловкости и проворства, чем он мог себе позволить. К тому же потом опять потребуется влезать на коня, но теперь уже при ней…
Из кармана своей юбки-брюк Леа достала кусок сахара и протянула его на ладони жеребцу. Тревору вдруг самому нестерпимо захотелось сладкого и чтобы Леа вот так же подала его майору. Он поймал себя на мысли, что для него пришли тяжкие времена.
Прикрываясь рукой от солнца, Леа наконец-то взглянула на всадника. Девушка нарочно оттягивала этот момент, пытаясь успокоить не на шутку встревоженное сердце, которое прыгало в груди как мячик, то и дело падая куда-то вниз. Она не желала майору зла, но в то же время надеялась, что раненая нога не позволит ему претендовать на ее место. А теперь, глядя на него, Леа думала: либо он ловко разыгрывает из себя удальца, либо в самом деле не врал, уверяя, что в состоянии держаться на лошади, несмотря на травму. И вот он перед ней, верхом, и вид у него даже слишком уверенный.
Не в силах удержаться, Леа быстро окинула взором его белую без ворота рубаху, темные брюки и сапоги, а также неизменную трость, сейчас праздно болтающуюся в специальной петле, прикрепленной к широкому черному ремню с серебряной пряжкой. Леа на миг представилось, что это даже и не трость, а сабля, висящая па перевязи военной формы, а ее обладатель – бравый командир, и она слегка замялась. В ушах у нее вновь прозвучало предупреждение Рэйчел, но она поспешила избавиться от этого воспоминания.
– Я вижу, что была не права, май… то есть Тревор. Мне не следовало испытывать… ну, в общем, выводить для вас Самсона. Видите ли, я хочу сказать, что вы кажетесь… – Тут она окончательно смутилась и, опустив голову, пробормотала: – Надеюсь, я не задела ваше самолюбие.
– Что ж, иногда просто необходимо немного пощекотать мужское самолюбие, – отозвался Тревор, и уголки его губ немного приподнялись.
Леа снова посмотрела на него. Она надеялась в ореховых глазах прочесть недосказанное, но тут же спохватилась: какое ей дело до этого человека? Ведь ей надо, чтобы он только отказался от «Ривервинд». Словно ища поддержки, Леа повернулась к Джорджу Энтони. Тот моментально соскочил с лошади.
– Не вините Джорджа Энтони, – сказал Тревор. – Это я приказал ему взять коня, чтобы было быстрее.
В глазах Леа вспыхнул гнев. Плечи Прескотта слегка опустились, и она увидела, что майор ощутил нелепость своей просьбы. Уже не в первый раз он попадает впросак. В самом деле, что за странные предположения, будто она собирается наказывать раба?! Не понимая толком почему, Леа чувствовала, что недоверие Тревора ее уязвляет.
– Конечно, право казнить и миловать принадлежит исключительно вам, – съязвила она.
– Леа, я…
– Не стоит извиняться, сэр. – И, прихватив шляпу зубами за широкое поле, девушка собрала волосы в толстый валик на макушке.
Наконец, укрепив головной убор так, чтобы он надежно держал всю тяжелую каштановую массу, она махнула рукой, и мальчишка подвел ее лошадь. Озадаченная тем, что Тревор не отводит от нее глаз, Леа вдруг ощутила мелкую дрожь внутри.
– Мне еще многое надо вам показать, а между тем прошла уже половина утра. – С удовольствием отметив, что голос ее не выдал, она отвернулась от майора и позволила Джорджу Энтони подсадить себя в седло. – Завтра начинается настоящая работа на мельницах. – Поравняв своего коня с Самсоном, Леа окинула взглядом округу и спросила: – Вы успели по пути сюда посмотреть на полевые работы?
– Да, и на разгрузку леса тоже. Признаюсь, мне стало любопытно, куда его везут.
– На мельницу в качестве топлива для работы двигателей, приводящих в движение механизмы. Там его требуется много. Каждый день бригада работников отправляется в лес за рекой, оттуда бревна возят на барже. – Леа украдкой поглядела на собеседника. С удовлетворением отметив, что он не особенно заинтересовался ее объяснениями, она продолжала чересчур деловым тоном, будто читала доклад: – Очень важно, чтобы во всем была согласованность. Бревна телегами отвозят на склад, а оттуда уже в виде дров отправляют на мельницу. Дядя Эдвард купил самое лучшее оборудование и…
– Он и механическую лесопилку купил тоже?
С досадой, что ее прервали как раз в тот момент, когда она собиралась подробно описать огромные валы, жернова и двигатели, Леа ответила:
– Да, и лесопилку. Мы производим и собственные бочки – много, по нескольку сотен в год, чтобы в них продавать потом сахар. Ну знаете, такие…
– Знаю, знаю. Что такое бочки, мне известно. Резко повернув голову и бросив гневный взгляд на майора, Леа заметила в его глазах раздражение. Не имея ни малейшего желания сдаваться или отвлекаться от своих обязанностей, она снова поглядела вокруг.
– Таким образом, в «Ривервинд» находят для себя работу люди из окрестных поселений, местные жители. Руки бондарей нужны для того, чтобы заковывать бочки в обручи и…
– А я и не знал, что в Манати столь искусные ремесленники.
Леа шумно вздохнула:
– Отчего же? У нас повсюду есть мастера. И эти ремесленники, как вы изволили выразиться, – настоящие механики, а также кузнецы, котельщики, столяры-краснодеревщики, ткачи, каменщики. Многие из них, кстати, строили наш дом. – И, мило улыбнувшись, девушка спросила: – Однако может быть, вы предпочитаете задавать вопросы?
Тревор ухмыльнулся:
– Нет. Вы чудесно рассказываете.
Его манера отвечать раздражала Леа Если бы не ее глубокая озабоченность тем, что она может лишиться любимого дела, то было бы занятно просто понаблюдать, как этот невежда станет выкарабкиваться из предстоящих сложностей, не имея ни малейшего представления о хозяйстве.
– Так вы хотите что-нибудь узнать о производстве сахара или нет? – спросила она.
– К моему несчастью, я обязан всем этим интересоваться, – ответил Тревор, с вызовом глядя в глаза своей спутнице.
От его взгляда каждый нерв Леа зазвенел от напряжения. Невольно ей вспомнилось, как описывала майора Хипи, и она почувствовала бесконечную симпатию к Тревору.
Боже! Что с ней творится?
– Вы что-то сказали, Леа?
Она вспыхнула румянцем, а Тревор, склонившись немного в ее сторону, добавил:
– Думаю, вам лучше просто показать мне самое главное. Остальное я как-нибудь освою потом.
– Очень хорошо, раз вы настаиваете. Поскольку я обычно не прерываюсь на ленч, то мы можем сегодня же закончить нашу экскурсию. – Слегка тронув поводья, она направила лошадь на восток. – Обычно по утрам я наведываюсь на перерабатывающую фабрику, чтобы убедиться в том, что все машины работают без перебоев. Уверена, вы найдете это производство…
– Столь же захватывающим, каким его находите вы сами?
– Не секрет, что я влюблена в «Ривервинд». – Леа сделала широкий жест рукой. – Эти поля, дома, плодородная земля и даже скот, который пасется на всех трехстах акрах, – все это занимает в моей жизни главное место. – Девушка вызывающе поглядела в глаза Прескотту: – Разумеется, не считая моей семьи.
Тревор заинтересованно смотрел на нее, приподняв одну бровь и слегка улыбаясь. Ей вдруг захотелось узнать, о чем он сейчас думает, но она не решилась спросить, почему-то была уверена, что ответ ей не понравится.
Майор скакал бок о бок с Леа, все еще разглядывая свою спутницу и тем самым вселяя в нее тревожное, но приятное ощущение. Она отвела взгляд и сказала:
– Наверное, лучше всего будет, если я представлю вас нашим людям и ознакомлю с общим планом местности. – Леа изменила направление и поехала к западу.
Уже перед самым ужином Леа спешилась около конюшен. Она очень устала – впрочем, как всегда. Честно говоря, майор Прескотт ее удивил, проявив поразительную выносливость и не позволив себе ни единого роптания. Последние три часа он вообще молчал, стоически выслушивая все, что касалось производственного процесса. Правда, несколько раз украдкой, надеясь, что Леа не замечает, он принимался растирать больную ногу. А однажды она даже услышала его тихий, сдавленный стон, но, естественно, не подала виду.
Повернувшись спиной к Тревору, Леа дала время, чтобы он спокойно мог спешиться. Чувство вины не покидало ее, хотя она не желала себе в этом признаться. Она ведь не собиралась нарочно причинять майору страдания, ее единственная цель – доказать, что он просто физически не справится с таким сложным хозяйством, как «Ривервинд».
Выждав немного, Леа снова посмотрела на Прескотта, и у нее сжалось сердце. Глубокие от переутомления морщины залегли на его лбу, который напоминал теперь вспаханное поле. Весь день он проездил с непокрытой головой, и теперь, должно быть, мучается от перегрева, а светлая кожа его лица была ярко-красной. Надо бы завтра посоветовать ему надеть широкополую шляпу. Правда, после сегодняшнего веселенького денечка он вряд ли воспользуется ее советом. Придется подослать к нему Джорджа Энтони. Пусть он, будто по собственной инициативе, предложит Тревору головной убор.
Джордж Энтони, отпущенный хозяйкой в дом еще в середине дня, вышел из конюшни и принял обеих лошадей. Тревор достал из-за пояса свою трость и тяжело навалился на нее, глубоко вдавив в землю наконечник. Когда он пристально поглядел на Леа, в его ореховых глазах не было ничего, кроме усталости. Однако в том, как играли желваки на его скулах, она увидела твердую решимость выдержать все испытания, а в плотно сжатых губах – мужество и упрямство.
Как же так? Неужто не сдался?
Наивно полагая, что такое не очень суровое испытание на прочность повергнет майора в панику, она столкнулась с волей, столь же твердой, а может быть, и тверже, чем ее собственная. Дурное предчувствие появилось у девушки, и она бросила на Тревора вызывающий взгляд: Леа Стэнтон не пасовала еще ни перед одним мужчиной, даже перед тем, кого уважала. Она сняла шляпу и, прежде чем направиться к дому, сказала:
– Завтра вы своими глазами увидите, почему мне так нравится обработка тростника.
– Завтра, мисс Стэнтон, я намерен ознакомиться с бухгалтерией.
Леа остановилась так резко, что едва не потеряла равновесие и, чуть не ответив дерзостью, вовремя прикусила язык. Тревор сделал свое заявление с властным спокойствием в голосе, тем самым повергнув в панику ее самое. Снова она вспомнила слова Рэйчел. Майор Прескотт действительно привык командовать и встречать повиновение. Ну так что ж? Она – тоже.
Не делает ли она глупость, ввязавшись в борьбу с таким серьезным противником?
