Текст книги "Южные ночи"
Автор книги: Сьюзен Уэлдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Глава 2
Всадник снял соломенную шляпу, и золотисто-каштановые, длиной до пояса волосы рассыпались у него по плечам. У Тревора в одно мгновение пересохло в горле. Вся эта роскошь окутывала фигуру, нимало не напоминающую мужскую. Солнечные лучи, проливаясь на густое покрывало из шелковистых прядей, воспламеняли их своим ярким сиянием, и от этого они горели, подобно огненному закату. Окончательно убедившись в том, что перед ним вовсе не Эдвард Стэнтон, Тревор обратил внимание на перламутровый оттенок кожи, выдающиеся скулы и такие чудесные губы, которые отныне, подумалось майору, не дадут ему покоя…
Она была прекрасна Однако в ее пристальном взгляде было нечто настораживающее. Возможно, благодаря этим странным глазам темно-синего цвета, источающим неприязнь?
Девушка смотрела на него с нескрываемым вызовом Под юбкой для верховой езды угадывалась замечательная линия стройной ноги. Черные кожаные сапожки кончались у самого колена, а широкий пояс туго обхватывал талию, настолько тонкую, что казалось, ее можно заключить в кольцо из пальцев двух рук. И как его угораздило принять эту ошеломляющую женщину за Эдварда Стэнтона? Тревор уловил нежный аромат розы и, поняв, что благоухание исходит от нее, почувствовал, как все внутри у него пришло в трепет.
А она все не отводила взгляда. Очевидно, ее совершенно не смущало то, что незнакомый мужчина так бесцеремонно ее рассматривает. Он знал, что в общем-то южанки воспитываются в духе уважения к противоположному полу и гораздо стыдливее северянок, а потому не могут позволить себе непочтительность по отношению к мужчине. Но любопытство этой дамы оправданно – ведь она, как догадался Тревор, та самая влюбленная в плантацию племянница Стэнтона, которая, судя по всему, взвалила на себя нелегкие обязанности управляющего.
– Мы не ждали вас так скоро, – сказала девушка, протягивая приезжему руку, и представилась: – Леа Стэнтон. А вы, должно быть, майор Прескотт.
Тревор осторожно пожал руку, затянутую в лайковую перчатку. Ему неожиданно представилось, какова на ощупь ее обнаженная рука. Но он тут же одернул себя мыслью о том, что в «Ривервинд» он временно и ни о каких романтических похождениях не может быть и речи. Да и история с Флоренс Уорс напоминала, что женские чары отныне для него неопасны.
Леа наконец выдернула руку из ладони майора Прескотта, чье затянувшееся молчание ее немного смутило. Он оказался совсем не таким, как девушка себе представляла.
Он не просто хромал. Осунувшееся лицо и изможденность в облике говорили о долгих месяцах неподвижного образа жизни. И уж конечно, в нем не осталось и следа от бравой военной выправки. Темные непокорные волосы смешно торчали во все стороны, словно их взъерошил морской ветер. Но ширина плеч выдавала высокий рост, не очень заметный из-за того, что Леа смотрела на него сверху. К тому же он тяжело наваливался на инвалидную палку и потому стоял как-то неестественно изогнувшись всем телом. Зеленоватый оттенок лица напоминал о недавних невзгодах морского путешествия.
Забавно. Тот самый замечательный воин, которого пригласил дядюшка Эдвард для управления «Ривервинд», не успев добраться до места назначения, бесславно пал жертвой морской болезни…
В последнее время дядя чудил, и Леа никак не могла смириться с тем, что здоровье его уже давно пошатнулось. Все же решение Эдварда пригласить постороннего управлять имением застало ее врасплох и очень удивило. Она сочла, что этим шагом дядя Эдвард не принесет ничего хорошего ни себе, ни плантации. Да и чем в самом деле может помочь мужчина, не способный даже нормально стоять без своей трости?
Однако по совести говоря, этот майор Прескотт все же проделал длинный путь, и она не может поставить ему в вину благородные намерения. К тому же у него хватило мужества выдержать ее пристальный взгляд. А Леа знала, что обычно, когда она впервые встречалась с дядюшкиными деловыми партнерами или соседями по владению и вот так же испытующе разглядывала их, они поначалу робели и недоумевали, но неизменно расслаблялись и приходили в себя, увидев ее милую улыбку и услышав доброе слово. Однако мистер Прескотт, кажется, не из тех, кто тает при первом же проявлении дружеского участия… Что ж, пусть бы и так, но этот человек очень скоро и сам поймет, что физически не в состоянии руководить таким сложным хозяйством, как плантация «Ривервинд».
– Это Джордж Энтони, – сообщила Леа, указывая на огромного раба, которого уже успел приметить Тревор. – Он с радостью позаботится о вашем багаже.
Джордж Энтони, на лице которого отразилось все что угодно, только не радость, молча разглядывал приезжего. У Тревора едва не сорвалось с языка, что он не нуждается в опеке, но, к счастью, вовремя напомнила о себе раненая нога. Продемонстрировать слабость перед женщиной, какой бы природы ни была эта слабость, просто немыслимо. И, подавив в себе желание отказаться от помощи, он ответил:
– Благодарю, мисс Стэнтон, за вашу любезную заботу.
Враждебный, хмурый взор Джорджа Энтони приковал к себе его внимание. И этот раб, по словам отца, доволен своим гуманным хозяином? Что-то тут не так. Парень смотрит на белого человека словно на заклятого врага. Похоже, знойная Флорида не то место, где негры довольны своей жизнью.
Вдруг мисс Стэнтон подняла левую руку, и Тревор, заметив в ней кнут, чуть было не шагнул вперед. К превеликому его облегчению, Леа всего лишь указала на причал и, дружелюбно улыбнувшись, обратилась к рабу-великану:
– Пожалуйста, поторопись.
Затем она перевела глаза на Тревора. Господи, и что она только о нем подумала! Наверное, поняла, что он принял ее жест за намерение ударить Джорджа Энтони кнутом. Гость слегка выпрямился и, пытаясь скрыть смущение, достал из кармана платок, чтобы обтереть вспотевший лоб.
– Майор Прескотт, – произнесла девушка ласковым и озабоченным голосом, – вы неважно выглядите.
Это неожиданное внимание к его здоровью еще сильнее смутило Тревора. Расправив плечи, он убрал платок и попытался любезно улыбнуться. Если бы не проклятая головная боль и тошнота, которые внезапно вновь овладели им, то ему, возможно, и удалось бы изобразить полнейшую беззаботность.
Леа тут же пожалела о сказанном и поняла, что первое впечатление оказалось верным: майору не слишком нравится сочувствие к нему. И все-таки дядя ни за что не простит ей, если гостя в день приезда хватит солнечный удар. Подозвав к себе раба по имени Сэмюэл, она приказала подогнать поближе повозку, которую специально взяли с собой для особого случая.
– Но в этом нет необходимости, – вмешался Тревор. – Любая из ваших телег вполне подойдет для меня.
– Чепуха. В «Ривервинд» принято заботиться о гостях. Право же, это нас совсем не затруднит.
Правду она говорила или нет, но Тревор вынужден был согласиться: проторчи он под палящим солнцем еще хоть несколько минут, и гордость его была бы посрамлена. Если ему и суждено когда-нибудь упасть в позорный для мужчины обморок, то очень не хотелось бы рухнуть к ногам женщины, тем более если эта женщина – племянница Эдварда Стэнтона.
Из-под спасительного тента крытой повозки Тревор увидел, как Леа вновь скрутила волосы в тугой золотисто-каштановый узел и, удерживая его на макушке, водрузила сверху свою шляпу. Заметив, как натянулась на груди ее блузка, Тревор ощутил холодок где-то в области и без того взбудораженного желудка. Он не поверил бы в то, что тело его по-прежнему способно желать плотских наслаждений, да еще в столь неподходящий момент. Однако неоспоримое доказательство сексуальной жажды горделиво выпирало у него под брюками. Все это вкупе с дурным самочувствием серьезно угрожало самообладанию молодого человека. Вероятно, у него слишком долго не было женщины, подумал Тревор и, мысленно осудив ребя за неуместные фантазии, усилием воли справился со своими порывами.
Повозка скрипнула – за спиной у Прескотта устроился возница. Обоз тронулся в путь. Гость сидел привалившись спиной к какой-то корзине, не открывая глаз, прислушивался к окружающим звукам и полной грудью вдыхал запахи этой земли. Справа до него доносилось журчание реки, над головой, в ветвях густых деревьев, свистели и трещали птицы. Вдруг Тревора насторожил какой-то шелест под повозкой. Больше всего ему не хотелось, чтобы там оказалась змея, потому что он не выносил вида всяких ползучих тварей. Но все-таки эти звуки живой природы радовали его слух, тем паче что за последние полгода Тревор успел отвыкнуть от них. Вот пронеслась волна сладкого аромата, но тут же сменилась запахом влажной земли.
Голова внезапно и резко склонилась вправо и стукнулась о матерчатую стенку повозки. Он открыл глаза.
Караван как уже с милю отдалился от причала. Тревор знал: если смотреть на отдаленные предметы, то качка переносится легче. Учитывая, что весь организм был сильно взбудоражен морским путешествием и еще не отошел от него, этот навык оказался вовсе небесполезным. Следом за его подводой по ухабистой песчаной дороге тащились остальные телеги. Пробудившееся любопытство в конце концов заставило забыть о физических страданиях. Тревор попытался представить себе усадьбу Стэнтонов. Действительно ли это такое огромное строение, как говорил ему отец, или всего лишь причудливой архитектуры бревенчатый домишко?
Приблизительно через милю он смог получить, вернее увидеть, ответ на свой вопрос. Уже на подступах к усадьбе Тревору показалось, что «Ривервинд» приветствует гостя. Длинная подъездная аллея, обсаженная с обеих сторон кочанообразными пальмами, обещала впереди грандиозное зрелище И действительно, дом, выстроенный в стиле классицизма, выглядел впечатляюще. Всю постройку окружала поддерживающая крышу колоннада из восемнадцати стройных цилиндров около двадцати пяти футов высотой каждый. С первого этажа через две пары широких парадных дверей можно было выйти в роскошный сад. Такие же двери вели со второго этажа на балкон над центральным входом. И эти двери, и расположенные симметрично по сторонам от них окна были распахнуты освежающему бризу.
Подле самого дома не росло ни деревца, ни кустарника – видимо, чтобы не загораживать красоту его внешнего вида. Спереди и по бокам к нему примыкали террасы. К основному зданию специальным крытым переходом присоединялся флигель, похожий скорее на кухню. Поглядев на распахнутые высокие окна, Тревор мысленно предвкушал приближение спасительной ночи, овеянной легким ветром, который приносит с реки прохладу и нежно касается разгоряченного тела. Надо отдать должное Эдварду Стэнтону – сколько сил, средств, воли и труда надо было вложить, чтобы на этой дикой, неосвоенной земле создать такую роскошь!
Когда повозка приблизилась к парадному подъезду, Тревор обратил внимание на хижины рабов, стоящие поодаль от господского дома. Все они были крыты пальмовыми листьями, а некоторые выстроены из пальмовых стволов, словно напоминая о том, чьими трудами осуществились мечты Стэнтона. Это невольное свидетельство самого жестокого явления на земле – рабства вмиг омрачило настроение Тревора.
Выбравшись из повозки перед самым входом в усадьбу, он с помощью возницы надел сюргук Глянув назад, в направлении дороги, Тревор увидел, что остальные повозки потянулись куда-то дальше: то ли к амбару, то ли к кухне.
Племянница Эдварда исчезла, и Прескотт решил, что она отправилась к дяде сообщить ему о прибытии нового управляющего. «Временного управляющею», – мысленно поправил он себя. Пусть «Ривервинд» и превзошла все его ожидания, но он не собирался надолго оказаться в плену здешних красот, местных жителей или же предаваться чарам такой соблазнительной и необычной женщины, как племянница Стэнтона.
Войдя в дом, Тревор с удовольствием ощутил прохладу. Он оказался в галерее, которая тянулась по всему фасаду; отсюда можно было попасть в коридор и далее вдоль восточной стены дома – в столовую. Слева широкая лестница вела в холл второго этажа. Неожиданно появилась невысокая хрупкая девушка с кожей цвета жареного кофе. Она потупилась и жестом пригласила гостя пройти на второй этаж. Держа в огромных ручищах пожитки приезжего, за спиной у него возник Джордж Энтони. Тревор, стиснув зубы, начал утомительный, болезненный для него подъем по ступенькам.
Выведя гостя на верхнюю галерею, негритянка распахнула двустворчатые двери, ведущие в прохладные апартаменты.
– Это ваша комната, – сказала она. – Маста Эдвард пожелал вам приятно отдохнуть перед обедом. Моя зовут Хипи. Если вы хочите что-то, тогда вы только говорите мне.
– Спасибо, Хипи, – ответил Гревор.
К его удивлению, откуда-то взялась вереница негритят с кувшинами. Мальчишки принялись наполнять ванну с гнутыми ножками водой из этих кувшинов. Через минуту еще один раб внес поднос с нарезанными кусками восхитительно пахнущего горячего хлеба, по которым растекалось свежесбитое масло, с фруктами, а также бокалом, наполненным каким-то желтым напитком. Хипи положила на туалетный столик свежие полотенца и мыло.
Тревор, чувствуя себя попавшим чуть ли не в рай, спросил:
– И кого мне благодарить за все эти милости? Господина Эдварда?
– Хорошо вам благодарить миц Леа Она мне сказала, что вы точно устали и неприятно чувствуете.
– Очень мило с ее стороны. Разбудишь меня примерно за час до обеда?
Хипи закрыла двери за удалившимися из комнаты мальчишками и Джорджем Энтони и ответила:
– Да, сэр, будете спокоен. – Она указала на бокал с напитком: – Миц Леа говорила, что вам бы выпить это. Потом вам будет лучше.
Едва за Хипи затворилась дверь, как соблазнительный аромат свежего хлеба привлек Тревора к изобильному подносу. Желудок тут же заныл, напоминая о том, что его хозяин со вчерашнего дня ничего не ел. Тревор выбрал самый толстый кусок и с жадностью съел его. Фрукты он есть не стал, решив не перегружать желудок после голодания. Вместо этого он сбросил одежду и скользнул в ванну, прихватив бокал с напитком. Любопытно, что племянница Стэнтона проявляет о нем столь трогательную заботу. Прескотт понимал, что при встрече проявил себя не лучшим образом. Наверное, Леа сочла его невежей за то, что он так вылупился на нее.
Напиток оказался гадким на вкус, однако Тревор преодолел неприязнь и выпил все до дна. Прохладная ванна остудила тело и расслабила его. Лежа в воде, он вспоминал встречу на причале и искренне надеялся, что в бокале не было яда…
* * *
В кабинете дядюшки, стоя у открытого окна, Леа прислушивалась к смеху возившихся в пыли негритят. Поодаль от играющих детей на своих маленьких огородах возле хижин согнули спины их матери – чернокожие рабыни. Леа ожидала ответа, проявляя несвойственное ей терпение. Пришло время поговорить с дядей начистоту.
– Ты же знаешь о моем ранении.
Леа кивнула и сплела пальцы в замок. Наихудшие ее опасения подтверждались: Эдвард Стэнтон и вправду был болен, а не просто притворялся, как ей казалось сначала.
– Меня не оставляют страшные головные боли. К тому же я боюсь, что начинаю терять зрение.
Леа резко повернулась к нему и закусила нижнюю губу.
– Не может быть. Я не допущу этого! Тебе, наверное, просто нужны очки.
– Нет, дорогая. Не в том дело, – остановил ее Эдвард. – Я ощущаю, как все вокруг постепенно погружается в дымку. Правда, иногда, при ярком солнце, ко мне возвращается прежнее зрение, но по вечерам… по вечерам хуже всего.
Подавив вздох, Леа снова обратилась лицом к окну. Она хотела быть сильной, это нужно и дяде, и ей, и плантации. Теперь многое здесь будет зависеть от нее.
– Но тебе следовало давно сказать мне об этом. Почему ты молчал?
– Полагал, что ты сама догадаешься. Мне даже думалось, что я обману каким-то образом судьбу, не сделав рокового признания.
– И потому ты вызвал сюда майора Прескотта? – спросила она. При этом красивые губы дрогнули.
– Да. Но я хотел, чтобы он помог, а не заменил тебя.
– Но как… как он может мне помочь?
Эдвард без труда пересек знакомую до мельчайших деталей комнату, приблизился к племяннице и положил руки ей на плечи:
– Ты лучше других можешь управлять плантацией. Кроме того, ты сердцем чувствуешь эти поля, любишь каждый дом в «Ривервинд». Никто лучше меня не понимает этого. Я помню маленькую злючку, которая всюду бегала за мной по пятам и которую я столько раз уговаривал вести себя как подобает племяннице преуспевающего плантатора. И все напрасно.
– Но тогда ты не был преуспевающим плантатором, – ласково заметила Леа, – и добродушно прощал мое непослушание. А теперь слишком поздно жалеть об этом.
Эдвард нежно поцеловал ее в макушку.
– Нужно, чтобы рядом с тобой был сильный мужчина, на которого в любой момент можно положиться.
Леа напряглась и подняла лицо к Эдварду:
– Что за странные мысли, дядя! Кроме тебя, мне не нужен никакой мужчина.
– И даже Джесс Батлер?
– И даже Джесс Батлер, – ответила она. Упоминание о ее красавчике друге задело кое-что в глубине ее души, но об этом она подумает после…
– Ты же понимаешь, что наши деловые партнеры воспринимают тебя как моего временного помощника, – Эдвард ласково встряхнул Леа за плечи. – Однажды ты натолкнешься на препятствия. Ведь не вечно за твоей спиной будет старикашка дядя.
– Чепуха. Все знают, что я умею делать все необходимое. Ты сам меня учил. Просто дикость какая-то: никто не желает допустить, чтобы женщина хозяйничала сама. Все думают, что ей обязательно нужен сильный мужчина. Погоди, ты еще не видел своего хваленого майора Прескотта? Этот бедолага даже ходить-то не может без палки.
– Ах вот в чем дело. Я вижу, он тебе не понравился.
Щеки Леа залились румянцем. Не стоило ей так пренебрежительно отзываться о госте. Ведь если не считать возражений против присутствия чужого управляющего на плантации, то против самого Прескотта как такового она ничего не имела… Леа ничего о нем не знала… Пожалуй, кроме того, что его светло-карие глаза невероятно привлекательны. Отблески яркого солнца, сверкавшие на радужной оболочке, изменяли их цвет от зеленого до карего. Припоминая теперь, как настойчиво и пристально он вглядывался в ее лицо, Леа почувствовала даже некоторое удовлетворение.
– Я не против майора Прескотта, – соврала Леа. – Полагаю, он неплохой человек. Думаю даже, что на него будет приятно посмотреть, когда он перестанет кукситься и приобретет нормальный цвет кожи.
– А что такое с его кожей?
Ну вот, она опять допустила этот промах, хотя и невольно. Инстинктивно она чувствовала, что не стоит докладывать дядюшке Эдварду о плохом самочувствии майора. Не дай Бог, Прескотт узнает об этом! Мужчины – странные существа, гордые и всерьез озабоченные тем, какое впечатление они производят на окружающих. Поэтому, тщательно обдумывая каждое слово, Леа сказала:
– Но это же так естественно… Все северяне слишком бледны. Но наше солнце быстро приведет его в норму.
– Говорят, до ранения он был красавцем. Леа глянула через плечо на дядюшку:
– Не думаю, что недуг сильно повлиял на его внешность. Если у него не испортился характер, то какое значение имеет все прочее?
– Вот именно. Такое мнение делает тебя исключительной женщиной.
– Наверное, потому, что в отличие от других я не стремлюсь замуж.
– Ого! Джессу не понравилось бы то, что ты сейчас сказала.
– Джесс прекрасно знает, что я думаю об этом По сути дела, он – единственный человек, кто понимает мою страсть к «Ривервинд».
– Прости, но я искренне удивлен, – саркастически заметил Эдвард. – Ведь мальчишке нет дела даже до его собственного дома.
– Джесс просто жаждет приключений, – бросилась защищать его Леа. – В некотором смысле мы с ним очень похожи.
– Пойми меня правильно. Я люблю этого паренька, но он ленив, и от него не будет толку.
Леа возмутилась. Ей вовсе не хотелось спорить с дядей, но, как всегда, она чувствовала обязанность держать сторону своего друга.
– Джесс еще покажет себя. А я докажу, что мне не занимать у мужчин силы воли, в особенности у солдафонов, которые и понятия не имеют ни о тростнике, ни о производстве сахара.
Эдвард хмыкнул и направился к двери. Распахивая высокие створки, он произнес:
– Поезжай-ка и проследи, как идет сбор урожая. – Пропуская мимо себя племянницу, он добавил веселым голосом: – Да, кстати, не соблаговолишь ли надеть к обеду что-нибудь повеселее? Не хотелось бы, чтобы майор Прескотт в первый же вечер заметил твое равнодушие к этикету.
При звуке дядиного смешка Леа полегчало. Как хорошо все-таки, что у него нашлась минутка для беседы. Она успокоилась, позволив себе даже проказливо усмехнуться:
– Ах дядечка, и как вы можете задавать мне такие неуместные вопросы? Я ведь только и мечтаю завоевать сердце этого майора.
Тремя часами позже, окончательно устав от беспокойных мыслей о здоровье дяди и от того, что никак не удается изгнать из головы образ Прескотта, Леа вернулась в дом. На сей раз, в виде исключения, она передоверила наблюдение за уборкой урожая главному надсмотрщику Максвеллу Тиббсу. Тиббс был честен и сведущ, так что давно сумел завоевать доверие Эдварда. А самой Леа, намеревавшейся в точности выполнить просьбу дяди, требовалось несколько часов для ванны и одевания.
Как ни странно, но она действительно ждала этого обеда, и похоже, немалую роль в этом сыграло присутствие майора. Обыкновенно все необходимые ритуалы выполняла ее сестра. Рэйчел великолепно справлялась с ролью хозяйки дома, и такое положение дел устраивало обеих, поскольку хлопоты по хозяйству крайне утомляли Леа. Ей надо было бы родиться мужчиной. Она всегда завидовала мужской свободе говорить и делать что заблагорассудится.
Черные каблучки твердо отстукивали каждый шаг по ковровой дорожке на деревянных ступеньках лестницы. Леа стремительно поднималась к себе. Войдя в комнату, она плюхнулась прямо на лавандовое с кружевной каймой покрывало, которым была застелена кровать под балдахином. Стянув один за другим сапоги с усталых ног, девушка уронила их на пол, дернула себя за пряжку пояса и вдруг услышала, как кто-то рядом прищелкивает языком.
– Что такое, Хипи? У меня нет времени на болтовню.
Хипи подняла с пола сапоги Леа и поплелась к шифоньеру из красного дерева, стоявшему в дальнем углу комнаты.
– Это я видела, что у вас нет времени. Нелли только узнает, что вы сидели на кровати своими грязные одежды, вот уж она задаст вам плоха.
Мгновенно представив себе ту, о которой шла речь, – женщину, отвечающую за порядок во всем доме и за домашних рабов, – Леа вскочила с кровати и старательно отряхнула собственной рукой нежно-голубое покрывало. Для сестер Стэнтон Нелли стала заботливой нянькой. Высокая, могучая мулатка была неизменно сурова к обеим девочкам, и они побаивались ее. Даже теперь Леа хотелось подскочить при одном только упоминании этого имени.
– Нелли сказала мне сделать вашу ванну. Вы это зеленое платье хотели надевать к обеду?
Леа переступила через сброшенную на пол юбку для верховой езды. Стоя посреди комнаты в одном только лифчике и кружевных панталонах, она склонила голову набок и притворилась, что обдумывает вопрос. На самом деле, ей было совершенно все равно, что надеть, лишь бы угодить дядюшке да поразить майора Прескотта.
– А какое будет у Рэйчел?
– Зеленый.
– Тогда я надену желтое.
– Этот мужчина будет совсем дурак, если не упадает через своя голова, когда только бросит глаз на вас в желтом.
Леа оторопела:
– Какой мужчина?
Хипи выбрала нужное платье и положила его на кровать, после чего подошла к комоду и достала из ящика чистое глаженое белье.
– Майор. Ах, – она цокнула языком, – он так хорош голый.
Леа, уже занеся одну ногу, чтобы влезть в ванну, застыла на месте.
– Да ты откуда знаешь о майоре Прескотте… как он выглядит без одежды?
Прежде чем ответить, рабыня положила белье на ближайший стул, покрытый голубой тканью с розовым рисунком, и, взяв в руки мыло и мочалку, быстро обошла вокруг ванны. Обнажая в улыбке белоснежные зубы, она с готовностью ответила:
– Нелли мне говорила, чтобы я взяла от него поднос, а то кушанье станет нехорошим. А майор спал прямо в воде, наверное, от того вашего напитка.
Леа со вздохом облегчения скользнула в теплую ванну.
– Уф, тогда ты его и не видела по-настоящему.
– Да уж довольно много видела, – похвасталась Хипи. – Нелли велела выловить майора из воды. Она приказала Джордж Энтони положить его в постель.
– Ну а ты, разумеется, смотрела.
– Ага, смотрела, – радостно хихикнула Хипи.
Отведя взгляд, Леа выхватила мыло из шоколадной руки рабыни. Они с Хипи выросли бок о бок и уже много лет делились друг с другом множеством секретов. Но Леа вовсе не хотелось знать подробности о майоре, в особенности о том, как он выглядит без одежды. Девушке не следует интересоваться майором, ведь ей хорошо известна цель приезда этого человека в «Ривервинд». Если ему удастся доказать свою деловую пригодность, то для нее это будет означать смещение с позиции хозяйки, и вот эта самая мысль была для нее невыносима. Для Леа ничто не значило больше, чем «Ривервинд». Ничто, кроме, разумеется, ее семьи.
Аромат розового мыла, специально для нее закупаемого дядей, отвлек девушку от неприятных мыслей. Рэйчел в отличие от сестры предпочитала запах сирени, который Леа казался слишком навязчивым… Упершись пятками в край ванны, она принялась старательно тереть ноги. Ей не следует думать о майоре Прескотте, решила она.
– Моя знает, что вы хотели слушать мой рассказ, как он выглядит.
– Нет, – отрезала Леа, когда девушка принялась намыливать ее волосы. – Майор Прескотт приехал сюда, чтобы присвоить себе мои обязанности управляющего «Ривервинд». С какой стати я стану им интересоваться?!
– Разве вы не собиралися отобедать с этим мужчина, миц?
Чувствуя, как краска заливает лицо, Леа окунула голову под воду. Отфыркиваясь и отплевываясь, она вынырнула, и по налипшим на лицо волосам заструились потоки воды. В глаза и нос попало мыло, и сразу же больно защипало.
– Вы так утопите самой себя, – строго заметила Хипи, набрасывая полотенце на волосы своей госпожи.
Леа принялась яростно тереть голову, боясь, как бы Хипи не продолжила рассказывать об этом майоре, который и так не выходил у нее из головы.
Конечно, девушка знала строение мужского тела. Еще маленькой девочкой она однажды подглядела, как взрослый раб вылезал из реки после купания. Подобно всем детям, Леа была любопытна и потому вскоре выяснила все, что ей требовалось. Странный предмет, болтающийся между его ногами, вызвал у нее тогда веселый смех. А теперь благодаря болтливому язычку все той же Хипи она узнала, что этот самый орган у мужчин может увеличиваться и становиться твердым. Однако ей не следует воображать майора Прескотта в подобном виде. Это недостойно леди.
Леа вскочила на ноги, надеясь, что одевание и прочая кутерьма отвлекут ее от никчемных мыслей. Когда Хипи принялась вытирать ее полотенцем, хозяйка как можно более строгим голосом произнесла:
– Вот если дядя Эдвард узнает, что ты обсуждаешь со мной такие вещи, он прикажет тебя высечь.
Ответный смешок Хипи не слишком успокоил Леа. Угроза, как того и следовало ожидать, не была воспринята всерьез – уж кто-кто, а дядя никогда не сек рабов. И если уж быть откровенной до конца, то именно она, Леа, поощряла подобные разговоры. Ведь они с Хипи скорее были подругами, почти сестрами, чем госпожой и рабыней. К тому же Леа всегда проявляла интерес к скандальным слухам и сплетням, ходившим по дому и на плантации.
– Есть, однако же, одна вещь, которую ты можешь мне сказать, – продолжила она. – Ты разглядела его ногу?
– О да, у него есть совсем нехороший шрам, вот так. – И Хипи провела пальцем воображаемую линию от самого верха своего бедра до колена.
– Но ведь его лечили, не так ли? – содрогнулась Леа. Ей жутко было представить ту боль, от которой он, наверное, страдал, и она от всей души надеялась, что рана уже не очень беспокоит его.
– О, я думала, плохое уже позади. Этот шрам больше белый, чем красный.
Такой ответ успокоил Леа. Если Прескотт собирается бороться за власть, то по крайней мере их стартовые позиции должны быть равны. Церемониться она не собиралась, а потому немного переживала из-за неизбежного столкновения с тяжко больным человеком. Упорные попытки воцариться в «Ривервинд» в любом случае пойдут ему на пользу: либо он скорее поправится, либо поймет, что инвалид не в состоянии управлять хозяйством.
– Поскольку майор Прескотт – наш гость, я требую, чтобы ты не болтала о нем всякой чепухи. Обещай молчать о том, что видела его без одежды и рассказывала мне об этом.
Хипи захныкала:
– Но миц Леа, все так и сгорают любопытством узнать про этот мужчина.
Леа уперлась кулаками в бока:
– Хипи!
– Ну ладно, обещаю.
– Прекрасно. Мы не имеем права в первый же день подвергать его такому унижению.
Леа мысленно представила предстоящий обед. Конечно, прежде всего необходимо выбросить из головы эти бредовые откровения Хипи. Когда она вновь увидит майора, то приложит все силы, чтобы сосредоточиться на его лице, ни в коем случае не опустит взгляда ниже его плеч.
Алые отблески проносились над Тревором. Воздух в комнате был напоен ароматом роз. Соблазнительнейшая из красавиц с огненными волосами распростерлась поверх его обнаженного тела. Ее бархатистая кожа, нежные груди, прижатые к его груди, обжигали. Огонь пронесся по жилам молодого человека, как только влажные губы, отыскав его рот, прильнули к нему в страстном поцелуе.
Он крепко обнимал плечи женщины и ощущал, как она отзывается на объятия, не отрываясь от поцелуя и лаская его всем телом. Желая узнать, кто та чародейка, что так настойчиво ищет близости с ним, Тревор оторвал ее лицо от своего.
Сверкающие глаза цвета индиго сощурились, губы остались открытыми в ожидании… Тревор задрожал от стремительно нарастающего желания, переродившегося в томительную боль. Рот сам собой открылся навстречу ее губам…
И тут он проснулся. Сердце дико колотилось в груди. Тревор резко поднялся, сел на кровати и глубоко вздохнул. Трудно сказать, что он ощущал сильнее: сожаление или радость из-за того, что эротическое действо оказалось всего лишь сном. Но он попытался поскорее забыть его.
Белые хрустящие простыни слегка царапнули его по коже, когда он спустил ноги с края толстой перины. Белье пахло крахмалом и свежим ветром, хотелось подольше понежиться в постели. С того самого злополучного дня, когда его ранило, он ни разу не спал так хорошо. Более того, он чувствовал себя намного лучше, чем за все эти последние месяцы, и даже следы морской болезни наконец-то исчезли. Единственное, что беспокоило его, – это образ племянницы хозяина «Ривервинд».
Он поскреб щетинистый подбородок. Неизвестный напиток, к счастью, не содержал яда, это было всего лишь снотворное, возможно, опий. Он решил при случае обязательно поблагодарить Леа.
