Текст книги "Грехи и грешницы"

Автор книги: Сьюзен Одо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Жаль мне твоего парня, – усевшись за стол, сказала она.

– Ерунда, – отмахнулась Сюзи, доставая из сумочки губную помаду. – Все равно я не собираюсь принимать его предложение.

– Какое предложение?

Сюзи наклонилась к ней и что-то прошептала на ухо.

– Не может быть!

– Точно!

– Вот козел!

И они рассмеялись.

– Какая наглость! – успокоившись, произнесла Мэнди. – Надо же, какие бывают мужики!

– Слава Богу, что они есть! – Сюзи приветственно подняла бокал с водкой.

Задумчиво посмотрев на нее, Мэнди наконец задала вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке:

– Думаешь, сможешь обойтись?

– Без чего обойтись?

– Ну, без мужиков.

– Надеюсь. Во всяком случае, попробую. Он то, что надо, – усмехнувшись, добавила она. – В этом я уверена. И если я не смогу хранить ему верность, то, значит, я на такое совсем не способна. А вообще-то чего мне еще искать?

– Ну, не знаю. Многие считают, что в других местах трава зеленее.

– Их дело. Я считаю, что моя трава совершенно зеленая!

Мэнди коротко рассмеялась, подумав о том, что ее собственная лужайка совсем засохла, как будто на нее регулярно писали все окрестные бродячие кошки.

– А что Джо? Как складывалась его жизнь?

– Ну, когда-то он искал свое счастье, несколько раз завязывались серьезные отношения. Нет, я не думаю, что стала для него последним шансом, быстро добавила она. – Просто раньше он был не готов к браку. А теперь готов. Ему ведь уже почти сорок.

– Да? И когда исполнится?

– Когда мы уедем. Я предложила ему пожениться в день его рождения, но он отказался. Не хочет никаких вечеринок или что-то в этом роде. Сказал, что мы просто тихо выпьем – только он и я – во время медового месяца.

– Ну что же, я его понимаю. – Мэнди вздохнула – Вступление в средний возраст – не бог весть какой праздник. Когда настанет мой черед, я на пару дней скроюсь где-нибудь в профилактории.

– Ну что ты, Мэнд! Тебе не помешает немножко развлечься. Надо обязательно отметить.

Очередное проявление вечного оптимизма Сюзи невольно вызвало у Мэнди смешок. Если бы можно было разливать оптимизм в бутылки, подруга заработала бы большие деньги.

– А когда у него были такие отношения? – спросила Мэнди, когда Сюзи поднесла к губам свой бокал.

– Что? А, ты имеешь в виду – у Джо? Последний раз года два назад. Они были даже помолвлены.

– И что же случилось?

Сюзи пожала плечами:

– Говорит – просто разошлись. Видимо, оба были не готовы к браку.

– А теперь он готов?

– Говорит так. Во всяком случае, – добавила Сюзи, – теперь уже поздно!

Мэнди промолчала.

– Черт возьми, – вдруг воскликнула Сюзи, в голове которой явно развивался некий мыслительный процесс, – а что, если он бросит меня на пороге церкви?!

Мэнди дружески обняла подругу.

– Не сходи с ума. Это уже слишком. Кроме того, он уже должен был оценить твои достоинства. Считай, что это ему повезло. Все будет хорошо, Сюз, вот увидишь.

Сюзи поцеловала ее в щеку.

– Я знаю. – Затем посмотрела на пустые бокалы и подмигнула. – Посошок на дорожку?

– Вообще-то мне некогда, Сюз, – неуверенно промямлила Мэнди. – Надо еще заскочить в магазин.

– Ради Бога. Мы по-быстрому. Мне и самой уже пора идти. Еще нужно кое-что доделать.

– Ну ладно, давай. Только по-быстрому.

– Вот и чудненько! – Сюзи стремительно выскочила из-за стола. Из-под короткой блузки над узким кожаным пояском сверкнула полоска бледной кожи; под туго обтягивающей бедра юбкой угадывались очертания трусиков.

Но, в общем, все в рамках приличия. Мэнди покачала головой и улыбнулась, с восхищением и любовью глядя на подругу.

* * *

Подойдя к автобусной остановке, Мэнди поставила сумки на тротуар и с тоской посмотрела на серое небо.

Она часто думала о том, что если бы за каждую принесенную домой сумку с покупками ей платили хотя бы по фунту, то на эти деньги она смогла бы отправиться в кругосветное путешествие.

Сильный порыв ветра заставил ее плотнее запахнуть пальто. На лицо упали первые капли дождя, и Мэнди с надеждой вгляделась вдаль – не идет ли автобус, а еще лучше такси.

Внезапно кто-то положил руку ей на плечо.

– Мэнди? Вы ведь Мэнди?

Вздрогнув, она резко обернулась и сразу же узнала этого мужчину, хотя прошло почти двадцать лет. Несколько секунд они молчали, затем Мэнди в замешательстве произнесла:

– Ник?

Несмотря на возраст, глаза его остались такими же голубыми и ясными, а лицо, пусть и несколько погрубело, по-прежнему было красивым.

Лихорадочно подыскивая слова, оба в упор смотрели друг на друга.

– Что ты здесь делаешь? – спросила наконец Мэнди, и на ее лице заиграла та самая улыбка, которую он так любил. – Я думала, ты в Австралии!

– Да я ненадолго. Моя старушка неважно себя чувствует. Я решил приехать и поддержать ее, чтобы она снова встала на ноги.

– Очень жаль, – искренне огорчилась Мэнди. Она всегда ладила с матерью Ника. Это ее родителям он не нравился – их раздражали сила его характера, прямота и честное отношение к жизни.

– Ты ничуть не изменилась, – улыбаясь, произнес он, и Мэнди тотчас покраснела.

– Хотелось бы в это верить! – со смехом отозвалась она. – Я только что извела кучу денег в салоне красоты, чтобы выглядеть на двадцать лет моложе. Завтра Сюзи выходит замуж. Ты ведь помнишь Сюзи?

Не отводя от нее глаз, он засмеялся.

– Разве ее забудешь! А ты, как я слышал, все еще замужем. – Ник смущенно пригладил мокрые от дождя светлые волосы.

Мэнди вопросительно уставилась на него.

– Это все моя мама, – пояснил он. – Она гораздо лучше газеты.

Оба засмеялись.

– Ну да, – ответила она. – А как ты?

– Развелся. Два года назад.

– Извини. А дети?

– Нету. Твои, должно быть, теперь большие?

– Уже почти взрослые. Господи! Стоит мне заговорить об этом, и я чувствую себя ужасно старой.

– Конечно, никто из нас не становится моложе, но я пока на живодерню не собираюсь. А ты?

Мэнди и не заметила, как подошел автобус, но, когда народ на остановке зашевелился, машинально взялась за сумки. Глядя на Ника, она разрывалась от желания уехать и в то же время остаться.

– Мой автобус. Мне пора.

– Разве? – как в старые времена, спросил он. Ник всегда пытался все подвергать сомнению, чтобы понять суть вещей. – Я на машине. Стоит вон там, за углом.

Если хочешь, могу тебя подбросить. А по дороге поговорим.

– Лучше не надо, – откликнулась она, не желая задумываться почему.

– Все та же прежняя Мэнди, – произнес он без всякого осуждения, хотя она чувствовала, что он огорчился. – Тогда позвони по крайней мере. Вспомним молодость. – Написав на клочке бумаги номер телефона, он сунул его в карман Мэнди.

Едва двери автобуса закрылись, отделяя их друг от друга, она испытала странное облегчение. Но когда фигура Ника исчезла вдали, к голове Мэнди вдруг прилила кровь – ее как будто подняли в воздух, перевернули вверх тормашками и хорошенько встряхнули. Сидя на втором этаже автобуса, Мэнди вспомнила тот миг, когда они с Ником виделись в последний раз.

* * *

Это было двадцать лет назад. Она ждала в подъезде у входной двери, когда мама позвала ее наверх:

– Мэн-ди! Ты мне нужна!

Оставив дверь слегка приоткрытой, дочь летела вверх по ступенькам, но уже через несколько секунд вновь скатилась вниз.

– И не опаздывай! – крикнула ей вслед мама.

– Ладно, ладно!

Где-то наверху хлопнула кухонная дверь. Улыбнувшись, Мэнди шагнула из подъезда и увидела выросшего перед ней Ника.

– Привет! – сказала она.

На ней сегодня были обновки, которые она купила себе на деньги, заработанные по субботам в булочной Светлые джинсы обтягивали бедра, облегающая черная тенниска подчеркивала каждый изгиб ее стройного тела.

Длинные темные волосы, расчесанные на прямой пробор, обрамляли лицо, с которого на Ника смотрели подведенные черной тушью глаза.

– Привет! – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. – Ты прекрасно выглядишь!

Мэнди довольно улыбнулась. Заглянув в темноту подъезда, Ник мягко подтолкнул ее внутрь.

– Что ты делаешь? – притворно возмутилась она и захихикала, когда Ник закрыл за собой дверь.

– Собираюсь потискаться с тобой, перед тем как выйти.

– Да что ты? – Она засмеялась и, обняв его руками за шею, притянула к себе и прильнула к любимым губам Чтобы их не обнаружили, они объяснялись вполголоса.

– Я очень сильно тебя люблю, но нам все-таки лучше пойти на вечеринку, – уговаривал он, пощипывая губами ее нежную шею.

– Я тебя люблю, – серьезно отозвалась она.

– И я тебя. – Он пристально посмотрел ей в глаза. – Обещай, что я буду первым. – Теперь он запустил большие пальцы под ее кожаный пояс.

– Тебе-то что, раз ты собираешься учиться в университете?! – внезапно огрызнулась она. Глаза юной Мэнди переполняли страх и сомнение.

– И зачем ты это делаешь? – отстранился от нее Ник.

– Что?

– Сама знаешь что! Каждый раз одно и то же.

– Что делаю?

– Заговариваешь о моем отъезде в университет. Только создаешь из этого проблему. Ты почему-то считаешь, что наши отношения изменятся.

– А разве нет?

– Конечно, нет! Каждые выходные я буду наведываться домой, и потом, ведь есть еще и каникулы. Да и сама ты сможешь приезжать ко мне, если захочешь.

– Как же! Я не собираюсь сидеть в углу и помалкивать, видя, как ты сшиваешься со своими шикарными новыми дружками!

Он поднял руки вверх:

– Все, мне здесь не выиграть. Все, я так не играю!

– Ну, если тебе так не нравится, то ты всегда можешь поразвлечься с куколками из колледжа. Уж они-то наверняка не девственницы!

Он тяжело вздохнул.

– Мне не нужны куколки, Мэнди, мне нужна ты!

– Это все разговоры.

– И почему ты мне не веришь? Почему? – Повернувшись, он вышел на крыльцо и вгляделся в темневший на горизонте парк. Потом, покачав головой, сказал, не оборачиваясь:

– Если ты собираешься идти, то пойдем.

Поколебавшись, она ступила на тротуар. Они шли в ногу, но порознь, молчание разделяло их словно стеклянная стена в тысячу миль высотой.

* * *

Едва свернув на улицу, где жила Сюзи, они услышали доносящуюся из открытых окон громкую музыку.

– Господи, надеюсь, нам не придется весь вечер слушать эту дрянь! вполголоса пробормотал Ник, когда Мэнди постучала в дверь. Она ответила ему презрительным взглядом.

В доме Сюзи, смешавшись с толпой и поболтав с подругами, Мэнди почувствовала себя лучше. Ник сидел в углу с кружкой пива с откровенно скучающим видом.

Вставал он только затем, чтобы вновь наполнить кружку или покопаться в лежавших на стереопроигрывателе пластинках.

Компания по большей части состояла из тех, кого Мэнди знала в лицо, это были в основном завсегдатаи паба, где околачивалась Сюзи. В комнате стояла кромешная тьма, лишь из кухни лился слабый свет. Там то и дело наливали себе выпивку или обшаривали буфет в поисках съестного. Сейчас гости дружно топали в потемках в такт музыке Слейда, Клэптона и Боуи.

– Что с Ником? – спросила танцевавшая рядом с Мэнди Анна.

– У него задница разболелась! – Мэнди коротко взглянула на Ника, и тот ответил ей злым взглядом.

Анна посмотрела на сгорбившуюся в кресле фигуру и улыбнулась.

– Как побитая собака. – Она вновь повернулась к Мэнди. – Вы поссорились?

– Можно сказать и так, – Она еще раз посмотрела на Ника, но на этот раз не поймала его взгляд. В соседнем кресле какая-то девица задрала колени вровень с глазами Ника. – Ты только посмотри! – прошипела Мэнди. – В университете он будет вести себя точно так же!

Анна обернулась, чтобы убедиться в преступлении Ника.

– Он не виноват, Мэнд! – покачала головой она. – Эта Лайза – самая настоящая проститутка!

– Ты еще будешь его защищать! – Мэнди глаз с Ника не сводила, мучаясь от ревности, которая овладела ею с той самой минуты, когда она впервые узнала о его планах учиться в университете. – И не надо отрицать, что сама не прочь познакомиться с ребятами из университета! – гневно воскликнула она, как будто Анна была в чем-то виновата.

– Конечно, хочу! Но ведь у меня-то нет такого парня.

Ты прекрасно знаешь, что Ник любит тебя до безумия!

– Да уж! – презрительно фыркнула Мэнди и подвинулась поближе к Нику, чтобы, увидев ее, он понял, что она думает о нем.

Танец кончился. Анна и Мэнди решили подождать, пока начнется новый. Вот послышался резкий звук, это иголка царапнула по пластинке, и в комнате раздался мягкий голос Джонни Нэша: «Теперь я ясно вижу, что дождь кончился. Я вижу все преграды на моем пути…»

Под вкрадчивые звуки песни все устремились на кухню за выпивкой. Анна с Мэнди уже собрались было сделать то же самое, но тут к ним подошли парни и пригласили танцевать. Ребят этих Анна заметила давно, и один из них, с длинными светлыми волосами, который сейчас держал за руку Мэнди, ей очень даже понравился.

С обычной во время танцев фамильярностью парень положил руки на талию Мэнди и притянул ее к себе. Положив руки ему на плечи, она в такт музыке начала покачивать бедрами и тут же почувствовала, как стал твердеть его пенис. А парень уже опустил руки ей на поясницу и прижался к ее грудям.

Мэнди чувствовала на себе взгляд Ника, но по-прежнему дразнила незнакомца, хотя он ее отнюдь не интересовал. Танец кончился, и парень наклонился, чтобы поцеловать ее в губы – взять то, что, как он считал, ему уже принадлежит по праву. Однако Мэнди тут же резко отвернулась, так что его губы только скользнули по щеке, и коротким отработанным движением высвободилась из объятий парня под тем предлогом, что ей нужно в туалет.

Она собиралась подойти к Нику, заглянуть ему в глаза, сказать: «Что хорошо для гуся…» Но Ника уже не было.

Больше Мэнди его не видела. Она долго ждала его звонка, но он все не звонил и не звонил. Когда же наконец, признавшись себе, что была не права, Мэнди отважилась позвонить сама, то оказалось, что он уехал. Он решил поработать перед началом занятий.

Это было двадцать лет назад. Двадцать лет…

Мэнди вздохнула и, заметив, что уже почти приехала, подхватила покупки и двинулась вниз по ступенькам.

Двадцать лет…

«Обещай, что я буду первым», – проговорил он тогда в темном подъезде, и эта сцена навсегда запечатлелась в ее памяти. Но первым он не стал. Им так и не довелось заняться любовью.

* * *

Подойдя к окну, Мэнди принялась задергивать шторы. За окном было сыро и противно, пелена дождя, словно пот, облепила здания и тротуары. В черноте ночи тускло светили уличные фонари.

Через дорогу из машины высаживалась молодая пара.

Подхватив с сиденья ребенка, женщина поцеловала его в лобик, натянула на голову капюшон. Ее муж, выгрузив из багажника покупки, повернулся и стал строить малышу рожицы, радуясь его смеху. Наконец, захлопнув дверцы машины, они в обнимку направились к дому.

Почувствовав, как ком подступает к горлу, Мэнди тяжело вздохнула. Глядя в темноту, она видела там себя – юную семнадцатилетнюю девушку – и отчаянно желала вернуться туда, в свою молодость, а не прозябать здесь.

Шум хлопнувшей входной двери вернул Мэнди к действительности, и она быстро задернула шторы.

– Ты? – громко спросила она.

– А кто же еще?

Вопрос не требовал ответа – от Пита прямо-таки веяло отчуждением. Выйдя в прихожую, Мэнди наткнулась на широкую спину мужа: он вешал на плечики свой пиджак. Как же она ненавидела эту спину, этот затылок с отвратительными завитками – чтобы скрыть растущую лысину, Пит делал перманент.

– Что к чаю? – все еще не поворачиваясь, спросил он.

– Сосиски с картошкой. Придется немного подождать, – словно официантка из дешевого кафе, ответила она и прошла мимо него на кухню.

Пока Пит сидел в гостиной и читал вечернюю газету, Мэнди возилась с шипящими на сковородке сосисками; в соседней кастрюле варилась картошка. Брызнувшая с горячей сковородки капля жира обожгла Мэнди щеку, и она в отместку ткнула ножом одну из сосисок. Удовлетворенно скривив губы в улыбке, она взглянула на сморщившуюся сосиску, вспомнила о муже и снова в ярости ткнула ее ножом.

– Во сколько это завтра будет? – крикнул Пит, щелкнув пультом дистанционного управления и переключившись на телетекст, чтобы посмотреть результаты скачек.

– В полтретьего в церкви! – крикнула в ответ Мэнди.

– Ничего себе! В церкви! Готов поспорить, она будет в белом. Проклятая лицемерка!

– Ради Бога, перестань! Не хочешь – не ходи.

– Нет уж приду, не беспокойся! – выпалил он. – Что ты собираешься ей подарить?

– Набор бокалов из универмага. – Если бы Мэнди сегодня была в боевом настроении, она обязательно сказала бы ему о дорогом хрустальном графине, но сейчас ругаться ей не хотелось.

Воцарилось молчание, затем Пит спросил:

– Мой костюм в порядке?

– Который?

– От Армани. Коричневый.

– Наверное. Не я же его ношу.

Сняв с плиты сковородку, она переложила сосиски на тарелку и потянулась за картошкой.

– Ужин готов! – крикнула Мэнди. И вполголоса добавила; – Чтоб ты подавился!

Ужин прошел в полном молчании. По одну сторону стола была раскрыта «Ивнинг стандард», по другую – «Хаус энд гарден» [6]6
  «Дом и сад» (англ.).


[Закрыть].

Покончив с едой, Пит отодвинул тарелку, встал, сложил газету и сунул ее под мышку.

– Я пошел.

Молча взглянув на него, Мэнди вновь уткнулась в журнал.

– А где мальчики?

– Гуляют где-то. На футболе, может быть, – не отрывая глаз от страницы, ответила она.

– Я верну Брайану инструменты и заскочу в паб, ладно?

– Угу, – с полным безразличием отозвалась Мэнди.

Она проводила его взглядом. Хлопнула входная дверь, ноги ей окатило волной холодного воздуха. Мэнди вздохнула с облегчением, хотя ее не отпускало привычное уже раскаяние в том, что она так сильно и так явно его презирает. Она взяла кружку с кофе и, разомлев от приятного тепла, покачала головой.

* * *

Так было не всегда. Сначала она думала, что любит Пита.

После летнего лагеря Мэнди больше с ним не встречалась, хотя, как оказалось, у них были общие знакомые и жили они в одной и той же части Северного Лондона.

Просто Мэнди была влюблена в Ника. Когда же Ник уехал, Мэнди замкнулась в себе. Она не хотела никого видеть, не хотела никуда ходить. Не в состоянии смириться с потерей, она исходила от жалости к самой себе. Впрочем, подруги постепенно стали таскать ее по вечеринкам. Именно там она снова увидела Пита, который был таким внимательным, таким предупредительным, что, когда он предложил ей встречаться, она не смогла ему отказать.

Приятно было ощущать себя нужной.

После свадьбы они шесть месяцев жили с его родителями. Невозможно было ощущать себя женой, хозяйкой, и Мэнди все время чувствовала себя там незваной гостьей. Мать разве что задницу Питу не вытирала. Когда он приходил с работы, ужин уже ждал его на столе; стоило ему щелкнуть пальцами, как мать, оторвавшись от любимой телепередачи, мчалась гладить ему рубашку. Стрелками на джинсах после ее глаженья не мудрено было и порезаться. У ее драгоценного Пити не должно было быть никаких проблем. Каждый раз, когда Мэнди предлагала свою помощь, ей говорили «посиди, отдохни» – и она всегда оставалась в стороне.

Мэнди приходилось извиняться, когда они удалялись в свою комнату. Довольные, что остались наконец одни, они валялись на односпальной кровати Пита, слушая музыку, или смотрели купленный по случаю старый черно-белый телевизор. Заниматься любовью в этом доме было совершенно невозможно. Когда они достигали оргазма, обоим приходилось сдерживать крики из страха, что через тонюсенькую стену их может услышать мать Пита или его брат Барри. Кончив, Пит утыкался в шею Мэнди, и она удовлетворенно улыбалась.

По воскресеньям она стояла у бровки грязного футбольного поля в Хэкни-Маршиз и наблюдала, как взрослые парни двадцати с лишним лет воображают себя новыми Джорджами Бестами. После игры все – игроки, их жены и подружки – отправлялись в местный трактир и вместе с другими завсегдатаями сидели там до полудня – женщины болтали, а парни группировались возле бара.

Она так радовалась, когда у них наконец появилось свое гнездо четырехкомнатная муниципальная квартира на верхнем этаже старого здания, сложенного из красного кирпича. По вечерам всю неделю оба были заняты – он ходил на футбольные тренировки или играл в дартс в пабе, она тоже старалась поддерживать форму – и часто встречались поздно вечером в пабе или дома уже перед сном. А вот по пятницам Мэнди после работы заходила в «Сэйнзбериз», делала закупки на неделю и обязательно покупала к чаю что-нибудь особенное, а потом пешком шла домой, предвкушая вечер вдвоем. Когда она звонила в дверь парадного, он спускался вниз, а потом тащил покупки наверх, в их маленькую квартиру на восьмом этаже.

Вот и сейчас она, закрыв глаза, представила себе, как они, усталые, лежат на своей первой маленькой тахте. Он читает газету – всегда с конца, а она уткнула нос в журнал или книгу, довольная тем, что они вместе. А бывает, знакомый запах тостов и кофе нет-нет да и напомнит о тех счастливых субботах, когда по утрам они валялись в постели или что-то вместе делали по дому. Как счастливы они были тогда!

Трудно сказать с точностью, когда все переменилось.

Может быть, когда появились дети? Правда, когда она сообщила ему, что беременна, он стал таким ласковым, таким заботливым. Мэнди вспомнила, как лежала в постели, а он, тыкаясь носом в ее шею и спину, нежно гладил округлившийся живот и восхищался чудом, которое они создали. Он ничего не говорил, но она знала, что он гордится этим, знала, что любит ее.

Однако к родительским обязанностям оба оказались не готовы. Через два года после свадьбы они обнаружили, что живут в тесной квартире, что им вечно не хватает денег, а радость Пита по поводу рождения ребенка довольно скоро иссякла. Он стал задерживаться в пабе, поздно приходить домой, надеясь, что ребенок уже заснул и можно будет заняться любовью. Однако если ребенок спал, то спала и Мэнди: измученная постоянными криками младенца, она зачастую мечтала отнюдь не о сексе, а о том, чтобы просто выспаться. А если Мэнди еще не спала, то была занята ребенком, и потому недовольство Пита обрушивалось на нее сразу, едва он переступал порог.

Вспоминая прошлое, она поняла: судьба давно уже посылала им тревожные сигналы. Например, когда они перестали целоваться. У Мэнди болело горло, и она боялась заразить мужа. Или по крайней мере так говорила.

Потом они больше никогда уже не целовались, даже когда занимались любовью. Поцелуй почему-то казался чересчур интимным актом. А еще Мэнди попыталась вспомнить, когда они в последний раз разговаривали. Нет, вначале они, конечно, беседовали друг с другом, но, по правде говоря, все сводилось лишь к вежливому обмену фразами. Теперь же не было даже и этого. Им нечего сказать. По крайней мере – друг другу.

В полном отчаянии Мэнди закрыла лицо руками. Горло сдавило, она едва могла дышать. Какой кошмар! Думая о Пите, она не испытывала ничего, кроме печали.

Вспоминая Джонатана, она испытывала желание, но было ли в этом что-то еще? Что там вообще было, кроме секса, не считая сладости мести? Она вытерла ладонью глаза и сунула руку в карман пальто, висевшего на спинке стула.

Положив смятый листок бумаги на стол, она разгладила его кулаком, цифры то и дело расплывались в ее переполненных слезами глазах.

Оставался еще Ник. Ей не хотелось думать о своих чувствах к Нику.

* * *

Хлопнула входная дверь, и в коридоре послышались тяжелые шаги.

– Ма-ам! Ты не видела мою спортивную рубашку?

Вернулся ее старший, Джейсон.

Мэнди быстро смахнула слезы и высморкалась.

– В твоей комнате! – крикнула она. – Висит на двери!

Топ-топ-топ – послышалось наверху, затем пауза и затем вновь: топ-топ-топ. Джейсон направлялся в ванную.

– Хочешь чаю? – крикнула Мэнди. – Есть сосиски!

– Нет! – последовал ответ. – Я сейчас ухожу. Вернусь поздно.

Хлопнула дверь ванной, щелкнула задвижка.

«Десять слов…» – подумала она, возвращаясь к раковине с грязной посудой. Это гораздо больше обычного.

Джейсон молчун, как и его отец. Когда с ним разговариваешь, он только хмыкает в ответ.

Мэнди представила себе их типичный разговор.

– Хороший был день, милый? – спрашивает она.

В ответ он кривится, пожимает плечами и хмыкает.

Или:

– Что нового в прессе, дорогой? Есть что-нибудь интересное? приветливо улыбаясь, спрашивает она.

В ответ дебильное выражение лица и вновь хмыканье.

И так изо дня в день. Неудивительно, что она разучилась разговаривать. Впрочем, нельзя сказать, что она когда-нибудь владела искусством беседы. Например, так, как, Анна. Беседовать у нее получается только с девчонками.

Только им она может сказать то, что думает.

Снова хлопнула входная дверь. Теперь это Люк. Долговязый и длинноволосый шестнадцатилетний юнец ворвался в кухню, бросил спортивную сумку в угол к посудомоечной машине и прямиком направился к холодильнику.

– Что, нельзя подождать? – Мэнди замахнулась на сына кухонным полотенцем.

– Нельзя, – буркнул он, схватил что-то съестное. – Убегаю.

– Где был? – спросила она, желая удержать сына хоть на минуту.

– На тренировке, – улыбнулся он и поцеловал ее в лоб. – И через минуту опять убегаю. Вот только переоденусь.

– Это не дом, а просто гостиница какая-то! – крикнула она ему вдогонку. – Никакого общения!

– Оно умерло! – крикнул Люк с лестничной площадки. – Арнольд Шварценеггер его изничтожил!

– Это точно, – пробормотала она себе под нос. Хотя вряд ли его, это самое общение, когда-нибудь ценили в их доме. Пит служит прекрасным примером для своих сыновей. Правда, им удается выудить из него гораздо больше, чем ей, – пусть даже это всего лишь разговор о футболе, гольфе или, к ужасу Мэнди, обмен информацией о скачках между Джейсоном и его отцом.

Опершись руками о край раковины, она посмотрела на раскинувшийся за окном сад и снова подумала о Джонатане – о его мускулистом теле и о том, что они творили с ним в то утро. При мысли об этом она вся затрепетала, внизу сразу все повлажнело. Да, он прекрасно знает, как ее ублажить. По правде говоря, ей не раз приходило в голову, что если бы она до встречи с Питом занималась любовью с кем-то вроде Джонатана, то все могло бы сложиться по-другому.

Она словно застыла в трансе, погрузившись в воспоминания.

– Ма-ам! – В комнату в расстегнутой рубашке вошел Джейсон, от него разило одеколоном. – Можешь дать десятку?

– Что ты сделал со своими волосами? – спросила она, глядя на его зачесанные назад блестящие волосы.

– Ой, мама, не заводись! – досадливо поморщился он, отстраняя ее руку.

– Слушай, вид у тебя как у настоящего жулика! Как у Аль Пачино в «Крестном отце»!

– Да перестань ты! – Он стал застегивать рубашку.

– И не задерживайся!

– Как тебе известно, мне восемнадцать лет. В моем возрасте ты уже вышла замуж.

– И не вспоминай! – несколько смягчившись, отозвалась она.

Достав из коробки десять фунтов, она протянула их сыну. Тот взял банкноту и радостно подмигнул матери.

Она принялась считать про себя. На счете «семь» входная дверь хлопнула.

Девушки…

Когда-нибудь он приведет одну из них домой. Как бы она его ни любила, ей жаль бедную телку – кто бы она ни была. Джейсон воистину сын своего отца.

Она огляделась по сторонам. «Вот царство, – подумала она, – которым я управляю… мойка, плита, микроволновая печь, посудомоечная машина и холодильник».

Может, и холодильника-то нет. Такое впечатление, что им владеет Люк.

А что будет, когда мальчики уйдут?

Она тряхнула головой, желая избавиться от страшной картины – они с Питом вдвоем в этом доме. «Пока нас не разлучит смерть…»

– Дайте мне пистолет, – прошептала она. – Сейчас я разом со всем покончу.

– Что, мама?

Она обернулась. Из дверей на нее смотрел Люк.

– Я просто подумала о тех чудесных временах для нас с папой, когда вы оба вылетите из гнезда.

– Но я-то еще здесь, – пробасил он и обнял ее. Из-за великоватого, не по размеру, джемпера, надетого поверх мешковатой рубашки, мальчик неожиданно показался ей очень большим.

– Нет. – Она на секунду прижалась к нему, радуясь, что он такой большой, а она может его обнять. – Все происходит так быстро!

Люк поморщился.

– Что такое? – встревожилась она.

– Нет, ничего, – отстранившись, сказал он и схватился за живот. Просто немного болит, вот и все. Ладно, мне пора.

Мэнди улыбнулась.

– Не зря все время твержу – не ешь слишком быстро. Ладно. Веди себя хорошо. И не задерживайся.

– Около одиннадцати буду, – бросил он и исчез в дверях кухни.

Затем опять хлопнула входная дверь.

Мэнди вздохнула и прошла в гостиную: посмотрела в окно – Люк вприпрыжку мчался по дороге.

Пять минут. Это максимум того времени, что они ей уделяют. А когда возвращаются домой, то сразу расходятся по комнатам, закрывают за собой двери, и все. То же самое по утрам. Быстро спускаются в туалет, затем торопливо съедают по тарелке кукурузных хлопьев и прочь из дома. И так день за днем. Год за годом…

Пит сейчас наверняка уже принялся за вторую пинту [7]7
  Пинта – 0,57 литра.


[Закрыть]. Она так и видит, как он перед очередным глотком долго всматривается в кружку, словно пытается на глаз определить качество напитка. Как будто его это волнует Она попыталась засмеяться, но вместо этого только вздохнула. Боже, что ей делать? Что делать?! Мысль о том, чтобы прожить вот так еще тридцать лет, была для нее совершенно невыносима. Да что там тридцать лет, провести с Питом тридцать минут – уже полнейший кошмар!

Мэнди вернулась на кухню и поставила чайник.

– Похоже, тут ничего не поделаешь, – заключила она, подойдя к холодильнику, чтобы достать оттуда упаковку «Диетического питания». – Таков уж мой крест.

Прошло всего пятнадцать минут, как в дверь позвонили.

«Наверное, кто-то из мальчиков, – подумала она и, не доужинав, встала. – Они так когда-нибудь головы свои забудут!»

Она с улыбкой открыла дверь, но улыбка тут же увяла.

– Тебе-то что здесь нужно?

На пороге стоял брат Пита, Барри. По-хозяйски прислонившись к косяку, он нагло улыбался.

– На два слова.

– Пита нет дома.

– Знаю. Я как раз к тебе.

– Я занята. – Она попыталась закрыть дверь, но он успел проскользнуть в дом.

– Говорю же – заскочил немного поболтать, и все.

Это ей не понравилось. Отношения у них были не те, чтобы он вот так, запросто, заскочил поболтать. Она терпеть не могла Барри, и он прекрасно знал об этом; собственно, они уже давно не разговаривали.

Мэнди закрыла дверь.

– Ладно, пойдем на кухню, – сказала она. – Но только быстро. У меня дела.

– Я понимаю, – ответил он. И как бы между делом спросил:

– Пит в пивнушке, что ли?

– Ага, как обычно. Если поспешишь, то застанешь его там. – Она прислонилась к посудомоечной машине. – Ну, так в чем дело? У тебя неприятности? Деньги нужны или еще что-нибудь?

– Еще что-нибудь, – ответил он и посмотрел на нее странным взглядом.

– Тогда тебе лучше поговорить с Питом. – Непонятно почему, но этот взгляд ей не понравился.

– Может, и поговорю.

Она нахмурилась. Ерунда какая-то!

– Слушай, – решила выяснить она, – чего ты хочешь?

Приблизившись, он положил руки ей на бедра.

– Поиметь тебя для начала.

Стряхнув руки Барри, она зло оттолкнула его.