Текст книги "Грехи и грешницы"
Автор книги: Сьюзен Одо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Теперь можно и письмами заняться. Белые конверты с банковским отчетом и счетами из «Маркс энд Спенсер» она отложила в сторону не вскрывая, а на длинном желтоватом конверте с трудом прочла в правом верхнем углу: «М-ддлс-кская боль-ца».
Вытащив из конверта лист белой бумаги, Дженет быстро пробежала его глазами. Дыхание ее участилось, во рту внезапно пересохло: ей пришел вызов из центра по лечению бесплодия.
Последние три месяца – после того как участковый врач согласился дать ей направление – Дженет каждый день с нетерпением ждала этого письма. Ждала как чуда.
Но теперь…
И надо же было ему прийти именно сегодня! Дженет улыбнулась. Сунув письмо обратно в конверт, она отложила его в сторону и закрыла ванну пробкой.
На этот раз может быть.
* * *
Незаметно вода остыла. Дженет дотянулась ногой до крана с горячей водой и с проворством опытного «медвежатника» открыла, пустив струю воды. Наслаждаясь вмиг распространившимся приятным теплом, она откинула голову на надувную подушку, роль которой играла телесного цвета резиновая грудь с намалеванным на ней безвкусным черно-красным лифчиком. Дженет купила Стиву надувные груди на прошлое Рождество – смеха ради, – приколов к подарку записку о том, что она знает, как он мечтает зарыться лицом в ложбинку между парой безразмерных грудей.
Без особого интереса Дженет посмотрела на часы и. сообразив, что лежит здесь уже почти полчаса, вновь принялась размышлять о годах бесплодия.
Кажется, последние два года она вообще не могла думать ни о чем другом, одно разочарование сменялось другим, тело раз за разом отказывалось оправдать ее ожидания.
Все время пытаясь понять, в чем причина, Дженет рылась в своем Прошлом, считая, что чем-то навлекла на себя проклятие.
Само собой разумелось, что у нее, как у большинства женщин, будут дети, что она сама станет решать, сколько их завести и когда. Выйдя замуж за Майка, она без труда забеременела, и каким бы болезненным ни было это воспоминание, оно иногда приносило ей утешение: ведь если такое случилось десять лет назад, то у нее есть надежда.
Дженет удивлялась человеческой бесчувственности.
Люди относились к ее бесплодию как к чему-то наподобие зубной боли или несварения желудка: советовали не переживать, не беспокоиться – словно это было в ее власти. Хотя, с другой стороны, она никому не говорила о своем отчаянии. Зачем? Все равно не поймут. Только такая же бесплодная женщина может представить, с какой завистью Дженеэ смотрела на беременных и какое отвращение питала она тогда к своему бесполезному телу.
Дженет опустилась на дно ванны, вода теперь плескалась у самого подбородка. Подув на поверхность, Дженет словно завороженная смотрела, как бегут по ней мелкие волны. Затем, подтянув к себе передвижную полку, она взяла мыло. Когда нога покрылась слоем густой пены, Дженет бело-оранжевым «Биком» принялась сбривать волосы, да так методично, словно садовник, подстригающий лужайку. Итак, теперь ее ноги стали совершенно гладкими.
Удовлетворившись, она вновь откинулась на подушку-груди и стала смотреть на плавающие на поверхности воды хлопья пены.
Спустя минуту Дженет осторожно погладила живот, посмотрела на свои груди и убедила себя в том, что их форма изменилась. На лице ее заиграла довольная улыбка.
Закрыв глаза, она решила помечтать о том, что может, именно может, забеременеть. Она представила себе, как говорит об этом Стиву и как он сияет от гордости.
Она уже видела проявление таких эмоций у других мужчин. Естественно дал жизнь новому человеку, частичка тебя будет жить и после твоей смерти! Как ей хотелось, чтобы Стив гордился этим – пусть он и утверждает, будто ему все равно, если у них не будет детей, и что он любит ее и ни на кого не променяет, она знала его истинные чувства. Знала, как глубоко он разочарован; знала, что он считает, будто она его подвела. Она это знала.
Его родители только усугубляли обстановку. Конечно, они хотели иметь внуков, однако их постоянные разговоры об этом были бестактными, если не сказать – жестокими. Они все твердили и твердили о том, как легко забеременела сестра Стива, пока в один прекрасный день Дженет не выдала, что глупая корова, наверное, может понести, просто посмотрев на банан. Понятно, что сестра Стива ни в чем не виновата, и все же Дженет не могла заставить себя пойти к ней в гости – она просто умрет от зависти.
Вода снова остыла, и, посмотрев на часы, Дженет внезапно осознала, что в любую минуту может вернуться Стив.
Схватив с вешалки толстое банное полотенце, она быстро вытерла руки, накинула его на плечи и завернулась, как в саронг. Завязав его на талии, Дженет затем взяла маленькое ручное полотенце и обернула его вокруг головы, словно тюрбан.
Открыв шкафчик, находящийся под умывальником, она достала большую пластмассовую бутылку детского лосьона и, щедро плеснув на ладонь, принялась растирать руки и плечи. Тяжелое полотенце скользнуло на пол.
Протерев рукой запотевшее зеркало над раковиной, она повернулась, чтобы посмотреть на себя в профиль, и провела рукой по телу от груди к бедрам. Потом, подняв с пола полотенце, стала вытирать ноги.
Покончив с этим, Дженет бросила полотенце на табурет и, достав из эмалированной кружки зубную щетку, стала чистить зубы. И только когда Дженет вновь взялась за полотенце, чтобы вытереть лицо, она увидела это.
В первый момент она решила, что ей показалось.
На светлой поверхности полотенца виднелся ярко-красный след, узкий и длинный, как сабельный шрам.
Сердце у нее оборвалось. В тот же миг кровь ударила ей в голову, молотом застучала в висках. Дженет принялась скрести пятно, пытаясь его уничтожить, но оно упрямо расползалось, пропитывая насквозь толстую ткань.
Поставив ногу на табурет, Дженет стала лихорадочно водить по ней руками в поисках пореза от бритвы, который обязательно должен был там быть! Затем она схватилась за вторую ногу, отчаянно желая ощутить под пальцами кровь. Дженет даже мысленно поклялась, что если это случится, то она больше никогда ни о чем не попросит, напротив, обещает в будущем полную покорность Богу.
Но она уже знала, что все кончено. Знала точно.
В конце концов она опустила ногу на пол и замерла, парализованная страхом. К горлу подступила тошнота. С трудом подняв руку, словно налившуюся свинцом, Дженет положила ее на живот – она даже сейчас боялась, что эта тошнота повредит будущему ребенку.
Полотенце валялось у ее ног. Нагнувшись, Дженет подняла его, поднесла к лицу и поцеловала, потом, глядя прямо перед собой, сжала его в руке и просунула между ног.
Она выждала минуту или больше, а затем осторожно вытащила вверх. Все было в крови. Упав на пол, Дженет забилась в конвульсиях, отчаянно хватаясь за живот, словно пыталась удержать ребенка в своем теле.
Нет! Боже всемогущий, нет!
* * *
Она помнит каждый миг своей беременности, помнит радость, которую испытывала от сознания того, что скоро станет матерью. С того момента, когда Дженет впервые сделала тест на беременность, сидя на краю ванны и наблюдая за тем, как полоска индикатора становится розовой, она думала только о ребенке.
Когда они решили завести ребенка, их отношения с Майком перешли в новую фазу. Из этого решения создать новую жизнь, которая станет частичкой их обоих, родилась новая близость. А когда Дженет сообщила ему, что все получилось, она почувствовала, может быть, в первый и последний раз, – он ее любит. Действительно ее любит.
Она постаралась как можно скорее всех оповестить, желая, чтобы ее поздравляли и даже – к чему скрывать? – чтобы ей завидовали. Она почти сразу стала носить одежду для беременных, хотя в этом и не было необходимости, Дженет хотела, чтобы каждый встречный знал, как ей повезло.
Неподалеку от ее работы находился магазин одежды для новорожденных, и вот каждый вечер она останавливалась у витрины и с глупой улыбкой рассматривала крошечные платьица и ползунки, на первых порах поражаясь их размерам. Прямо в центре витрины висело замечательное белое платье с бледно-розовой каймой, рукава которого были рассчитаны на ручки толщиной не более пятидесятипенсовой монеты. Однажды вечером Дженет, не в силах преодолеть искушение, купила это платье. Оно так и лежит сейчас, завернутое в белую оберточную бумагу, на дне ящика ее туалетного столика.
Первый звоночек прозвенел, когда Дженет была на работе. Устав, она зашла в комнату для леди и, сидя на толчке, предалась мечтаниям. Неожиданно дверь туалета распахнулась, и Дженет позвали к управляющему. Поднявшись, Дженет увидела в унитазе кровь – всего-навсего две красные капли, скользнувшие по белому фаянсу в воду.
Врач сказал, чтобы она не беспокоилась, такое бывает, но тем не менее послал на обследование. Дженет сразу же позвонила Майку. Тот с готовностью вызвался встретить ее в больнице, но в его голосе звучала тревога.
Врач мог и не говорить, что сердцебиение не прослушивается – Дженет сразу все поняла по его лицу, когда он стал нервно водить датчиком по ее животу. Нервно сглотнув – звук громом прозвучал в ее ушах, – он обронил: «Мне очень жаль». Больше ничего и не требовалось – было ясно, что ребенок мертв. Майк уткнулся лицом в ее живот, слезы текли по темным волосам, и Дженет, гладя мужа по голове, долго его утешала.
Она впала в какое-то оцепенение, не в силах остановить слезы. Повсюду текла обычная, нормальная жизнь, люди на улице не обращали внимания на ее боль и понятия не имели о мертвом ребенке, которого она носила под сердцем. «Как теперь жить?» – спрашивала себя Дженет, желая завизжать, желая стереть улыбки с лиц прохожих, заглушить их смех.
Дома она впала в прострацию. Майк на руках пронес ее в спальню. Положив Дженет на кровать, он раздел ее, и она тут же свернулась на постели калачиком. Проснувшись, Дженет на долю секунды сумела убедить себя в том, что случившееся – лишь страшный сон, но в реальности все так и было. Из-за стены слышался голос Майка, он по телефону из гостиной извещал о происшедшем родственников и друзей. Боже, лучше бы он никому ничего не рассказывал! Как теперь она сможет смотреть людям в глаза?
Природе понадобилось несколько дней, чтобы очистить матку Дженет. Боль была нестерпимой. Дженет надеялась, что все произойдет быстро, и была не готова к длительной агонии, но ребенок и после смерти не давал ей забыть о своем коротком существовании.
Четыре дня она не мылась и не переодевалась, пока наконец не собралась принять ванну. Дженет уже вылезала из воды, когда вдруг на поверхности обнаружила какой-то странный предмет. Он то и дело выскальзывал у нее из рук… Она долго стояла и смотрела на то, что для нее было ребенком с ножками, ручками, головой. Наконец, открыв кран, она опустила зародыш в воду, и его унесло в канализацию.
Ни о чем в своей жизни она потом так не сожалела.
Многие годы после этого ее мучили кошмары. Это были ужасные, чудовищные сны, в которых Дженет вновь и вновь спускала своего ребенка в канализацию, а потом он возвращался к ней по трубе – беспомощный, одинокий, покинутый. Иногда – и это было самое страшное – он даже звал ее «ма-ма!», «ма-ма!», и этот жалобный звук разбивал ей сердце.
Тем не менее жизнь продолжалась. Тело напомнило ей о том, что тяжелые воспоминания остались позади.
Оно возвратилось «в норму»: груди больше не разбухали, живот вновь стал мягким. Через неделю после выкидыша Майк вернулся на работу. Следующую неделю Дженет каждый день ходила в соседний парк и, сидя на скамейке возле детской площадки, наблюдала за играющими детьми, весело щебечущими о чем-то звонкими голосами. Но думала она только о своем умершем ребенке, вновь и вновь терзая себя и спрашивая глухого к ее мольбам Бога, за что ей такое наказание.
Подруги, как могли, пытались ей помочь, выражали свое сочувствие. Смущенные, не зная, что сказать, они слушали, как она рассказывает о несчастье, с ненужными; подробностями описывая каждую деталь. Когда терпение Майка в конце концов истощилось, когда он наконец устал ее утешать и ободрять, слушателем Дженет стала Карен. Часами она сидела, держа ее за руку и вытирая льющиеся слезы, пока обе не доходили до полного изнеможения. Остальные тоже часто навещали, но только Карен, кажется, понимала всю тяжесть утраты. Дженет не могла изливать душу лишь перед Мэнди, поскольку завидовала тому, что у нее есть дети, и никак не могла примириться с подобной несправедливостью.
Только через много-много недель они с Майком снова стали заниматься любовью, поняв, что нужно жить и как-то идти вперед. «Нужно сделать новую попытку», – решила Дженет.
Но из этого так ничего и не вышло. Больше она не испытывала радости «материнства», они с Майком не смогли создать новую жизнь. И конечно, теперь не создадут.
* * *
В замке повернулся ключ, хлопнула входная дверь.
Дженет очнулась, гадая, сколько она здесь пробыла. Все это время она сидела, прижавшись лицом к краю ванны, и теперь на ее щеке краснела длинная полоса. Дженет с отсутствующим видом потерла ее кончиками пальцев.
Подавшись вперед, она заперла дверь ванной и привалилась спиной к ее прохладной поверхности. Снаружи слышались шаги Стива. Вот он поднялся в спальню, снова спустился вниз, постоял в гостиной, затем прошел на кухню и наконец достиг ванной. Задергалась ручка двери.
– Джен!
Дженет закрыла глаза. Слезы медленно текли по ее лицу.
– Джен! Что с тобой? – Ручка снова заходила ходуном. Дверь в ванную никогда не закрывалась! – Ответь мне, Дженет!
Схватив полотенце, она поднесла его к лицу, чтобы приглушить звук. Сделав глубокий вдох, она проговорила чужим голосом:
– Все хорошо. Я сейчас выйду.
– Почему, черт побери, ты заперлась? – крикнул он через дверь. В голосе Стива одновременно звучали облегчение и раздражение. Не дожидаясь ответа, он направился в коридор.
– Потому что… – тихо сказала она, вытерла ладонью лицо и поднялась на ноги. – Потому что.
* * *
– Ты звонила Мэнди? – спросил Стив, поворачивая ключ в замке зажигания.
Дженет покачала головой.
– То есть «да» или «нет»? – хмыкнул он и, оглянувшись через плечо, отъехал от тротуара.
– Нет.
– Почему?
– Забыла! – глядя прямо перед собой, солгала она.
– Ну так, может, остановимся по дороге и ты ей позвонишь?
– Теперь уже слишком поздно, – вяло отозвалась Дженет. – Она, наверное, уже в пути.
– Как хочешь. Это ведь твоя подруга, – сказал Стив.
После того как он вернулся с пробежки, они едва обменялись парой слов. Пытаясь вернуть их недавнюю близость, он обнял ее, но Дженет не хотела ни его утешения, ни его жалости. Она оттолкнула мужа, презирая за то, что он по-прежнему ее хочет, что все еще желает ее тело, которое так подвело их обоих. Не понимая, почему она расстроилась, Стив исподволь расспрашивал, что случилось, но она молчала, а когда он потянулся, чтобы ее поцеловать, отвернулась. Теперь, когда они сидели в машине, недосказанность невидимой стеной отгораживала их друг от друга.
– Ну что, ты собираешься продолжать так весь день? – нарушив молчание, спросил Стив.
– Что продолжать?
– Не валяй дурака! Ты прекрасно знаешь что. Эту игру в молчанку!
Дженет пожала плечами и отвернулась. Невидящим взглядом она смотрела в окно на оживленные субботние улицы – толпы людей спешили в магазины за покупками.
– Ну что я должен сделать? – поморщился Стив, остановив машину на красный свет. Поскольку его терпение было уже на исходе, он старался говорить как можно спокойнее.
– Ничего!
– Если ты не скажешь, в чем дело, я ничем не смогу помочь, – проговорил Стив, включив первую передачу и плавно тронув машину с места.
– Да, – она мрачно взглянула ему в глаза, – ты ничем не сможешь помочь.
– Я не понимаю, – буркнул он, задетый резкостью ее тона. – Скажи мне наконец, что тебя расстроило.
– Ради Бога, оставь меня в покое!
– Свадьба получится просто замечательная, если ты весь день будешь в таком отвратительном настроении! – уже раздраженно выпалил Стив.
– Ax, тебе не нравится? Ну так ты знаешь, что делать! – огрызнулась она.
– Не заводи меня! – прикрикнул он, замедляя ход, чтобы пропустить выходящего из универмага пешехода с тележкой.
– Отвяжись! – сказала она вполголоса, но он услышал.
– Что, черт побери, у тебя за проблемы? – в ярости заорал Стив. – Из-за менструации или еще что-нибудь? – Он резко тронул с места, и Дженет повалилась на сиденье.
Она почувствовала себя так, как будто ей залепили пощечину. В долю секунды щеки ее покраснели, а лицо налилось кровью.
– Ты подонок! – крикнула Дженет.
– Что?
– Выпусти меня из этой проклятой машины! – потребовала она, отстегнув ремни безопасности и потянувшись к дверной ручке.
– Не будь идиоткой! – крикнул он и, не выпуская руль, попытался ее задержать.
– Я хочу выйти! – словно капризный ребенок, завизжала Дженет. Она еще раз схватилась за ручку, и, когда Стив нагнулся, чтобы ее остановить, машина, потеряв управление, врезалась в борт потрепанного автофургона, который в этот момент двигался по первой полосе.
Раздался визг, скрежет, а затем наступило молчание.
Прошла какая-то доля секунды, и вот уже Дженет видит столпившихся вокруг их машины людей – кто-то открывает дверцу, чтобы убедиться, что с пассажирами все в порядке, – и разгневанное красное лицо водителя автофургона. Водитель был большой и толстый, руки сплошь в татуировках, свидетельствующих о его любви к Мишель, к матери и футбольному клубу «Челси».
– Здесь что тебе, игрушки, приятель? – заорал он, пробиваясь к машине Стива. Жирные щеки водителя раздувались, словно меха у концертино.
– Извини, друг. Я тебя не видел. Я… – Бормоча извинения, Стив по-прежнему не вставал с места.
– Он меня не видел! Не видел! Я что тебе, блин, карлик, что ли, сонный ублюдок?! – наклонившись к Стиву и брызгая слюной, орал толстяк. – Посмотри на мой фургон!
Стив посмотрел на вмятину правого крыла и с облегчением понял, что повреждения незначительны.
– По-моему, ничего страшного, – рискнул заметить он.
– Ничего страшного? Ничего страшного? – возмутился водитель автофургона и грозно насупился.
– Ты что, попугай, что ли? – повернулась к нему Дженет, не обращая внимания на умоляющий взгляд Стива, который, казалось, просил: «Ради Христа, держи свой рот на замке». – Послушай, ты, задница, он же сказал, что извиняется, так что напиши название своей страховой компании, и мы поедем. В любом случае, – добавила она, с презрением глядя на его машину, – еще одна вмятина на твоей рухляди ничего не изменит.
– Рухляди?! Это у тебя рухлядь, наглая сука! Этот фургон стоил мне кучу денег!
– Ну так продавцы же видели, кто перед ними! – Дженет смерила его взглядом и добавила:
– Пожалуй, они не очень по тебе скучают!
– Джен, не надо так волноваться. – Стив положил руку ей на плечо.
– А ты отвяжись! – огрызнулась она, стряхивая его руку. – Если бы ты сосредоточился на дороге, мы не врезались бы в эту передвижную консервную банку!
Рядом с сидевшим за рулем Стивом, одетым в модный темно-синий костюм и белую рубашку с аккуратно завязанным галстуком, толстый водитель выглядел просто нелепо. Вдобавок от него дурно пахло, и салон «фиесты», несмотря на освежитель воздуха, висевший возле зеркала заднего вида, наполнился зловонием.
Толстяк выпрямился и обратился за поддержкой к собравшимся вокруг, жалуясь на ущерб, причиненный его драгоценному автофургону двумя мерзавцами. В толпе было полно людей в красно-белых шарфах – очевидно, они болели за «Арсенал» и как раз возвращались с футбольного матча.
– Ну что, ты так и будешь сидеть? – Дженет ткнула Стива в бок.
Он медленно поднял голову и посмотрел на нее так, будто решал, не являются ли эти слова той самой последней каплей, что переполнит чашу терпения.
– Хорошо! Прекрасно! – сказал он, отстегивая ремень безопасности. Пойду разбираться с этой гориллой. Как хорошо, что мы едем в церковь заодно меня и похоронишь. – И с этими словами он вышел из машины на мостовую – словно древний христианин навстречу стае львов. Толпа сразу притихла.
Дискуссия вскоре зашла в тупик, так как толстяк пытался убедить Стива, что при столкновении его фургон получил еще один, с виду более старый, боевой шрам.
Кроме того, он предлагал уладить дело без всяких страховых компаний. «Двух сотен будет вполне достаточно!» – повторял он как попугай. Спорщики незаметно перемещались к середине дороги, таким образом все больше затрудняя движение транспорта. Машины останавливались одна за другой – как из-за любопытства водителей, ожидавших, что вот-вот начнется потасовка, так и просто из-за того, что было трудно проехать.
Понаблюдав за происходящим, Дженет решила действовать. Сняв с себя шляпу и положив ее на заднее сиденье, она передвинулась на место водителя и, придерживая рукой подол своей коричневой юбки, выбралась из машины.
– Слушайте! – прервав перебранку, сказала она. – Давайте прекратим базар. Мы не собираемся платить за то, чтобы привести эту колымагу в божеский вид. Конечно, он виноват в случившемся, – она кивнула в сторону Стива, – но мы будем платить только вот за эту маленькую вмятину.
Поняли или мне объяснить вам с помощью ругательств?
– Я сам, Джен… – Стив явно побаивался, что ему придется физически расплачиваться за ее длинный язык.
Когда она открыла рот, чтобы заговорить снова, он испуганно схватил ее за руку.
– Слушай! Я ведь сказал – разберусь сам. До сих пор ты не лезла куда не просят!
– Убери свои руки! – заорала она, пытаясь высвободиться. – Вообще больше ко мне не прикасайся!
– Да что с тобой творится? – удивился Стив. – Ты ругаешься как грузчик!
– А говоришь, грубиян – я, – засмеялся толстяк.
– Занимайся своим делом, кретин! – крикнула Дженет, глядя на него с глубочайшим презрением. – Кстати, это хорошо, – с ухмылкой бросила она, потому что если тебе добавить хоть каплю мозгов, то ты станешь слишком опасен!
Но обезьяноподобному водителю все было как с гуся вода.
– Эй, друг, а ты, случайно, не трахал ее, когда в меня врезался? Я думаю, при такой луженой глотке есть только один способ заставить ее замолчать – разве что она любит, чтобы ты трахал ее чем-нибудь другим… Его огромный живот заколыхался от смеха.
Но прежде чем кто-либо успел заговорить, в голову толстяка пришла новая мысль.
– Хотя, – причмокнув от удовольствия, произнес он, – у нее такой острый язык, что, боюсь, она может начисто отрезать тебе женилку!
Толпа все прибавлялась; многие смеялись, видя, как развиваются события.
– Я сейчас тебе скажу, вонючий ублюдок…
– Джен, не надо, – прошептал ей на ухо Стив, безуспешно пытаясь усадить жену обратно в машину.
– Разреши сказать тебе, – повторила Дженет, – что свою женилку ты можешь засунуть кому-нибудь в рот только тогда, когда несчастная женщина будет в наручниках, с завязанными глазами и вдрызг пьяна!
Стив громко застонал и крепче схватил Дженет за руку, боясь, что возмездие будет ужасным.
В толпе кто-то захихикал и выкрикнул несколько одобрительных фраз.
Теперь толстяк пришел в ярость. Если бы было можно, то Дженет уже наверняка сквозь землю провалилась.
– Заткни пасть, ты, непрошибаемая старая сука, – взревел водитель, – а то я сам ее тебе заткну! – И с этими словами поддернул повыше свои мешковатые джинсы.
– Ага, приводи с собой всю армию. Сам-то ты ничего не можешь, кусок сала!
– Джен, хватит! – Стив силой поволок ее к машине.
– Отвяжись, ты! – завопила она, изо всех сил пытаясь вырваться. Оставь меня в покое! Я знаю, чего ты хочешь, только тебе смелости не хватает. Давай, действуй!
– Дженет! – начал он, не в силах скрыть своего волнения. – Джен, в чем дело?
– Я больше не могу, – простонала она, молотя его в грудь кулаками. – Я больше не могу тебя выносить. Уходи, оставь меня в покое.
Откуда-то сзади раздались звуки сирены, и по толпе пронеслось, что сюда едет полиция. В одно мгновение человек-обезьяна вскочил в свой обшарпанный фургон, с визгом покрышек завернул за угол и исчез из виду.
Дженет и Стив молча сидели в своей машине, ожидая, когда возобновится движение. Мимо пролетели два черных лимузина. Посмотрев на часы, Дженет поняла, что они опаздывают на свадьбу.
Откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза, Дженет вдруг почувствовала, что у нее больше нет сил. Стив взял ее за руку, и на этот раз она не отстранилась.
– Прости меня, – выдохнул он.
Судорожно вздохнув, Дженет вновь открыла глаза, в которых уже стояли слезы.
– Тебе не за что извиняться. Это я во всем виновата, – пытаясь улыбнуться, проговорила она. – Сегодня утром я получила письмо, – после недолгого молчания добавила Дженет. – Из больницы.
– И что же?
– Нам предлагают пройти еще одно обследование. – Она взглянула на Стива, пытаясь угадать его реакцию.
Он пристально посмотрел на нее.
– А ты как хочешь?
– Я хочу, чтобы мы его прошли.
Он улыбнулся:
– И всего-то? Мы его пройдем.
– Ты не против?
Повернувшись, он обхватил ее лицо руками, не давая возможности отвести взгляд.
– Я люблю тебя, Дженет Кроссли, и хочу только одного – чтобы ты была счастлива. Раз ты хочешь, мы обязательно пройдем.
Улыбнувшись, она взяла его за руки.
– Даже если тебе придется листать грязные журнальчики и спускать в бутылочку?
Помедлив, он пожал плечами:
– А что в этом нового?
* * *
Закрыв за собой тяжелую деревянную дверь, они из теплого солнечного дня шагнули в прохладный полумрак церкви. Церемония уже началась. Нарушая торжественную тишину, Дженет громко застучала каблуками по каменному полу. Она тут же поморщилась и уже на цыпочках, стараясь не шуметь, пошла в глубь церкви, успокоившись только тогда, когда ступила на лежавший в центральном проходе красный ковер. Стив не отставал, посмеиваясь над попытками жены проскользнуть внутрь незамеченной.
С обеих сторон нависали огромные каменные колонны, открывавшееся за ними пространство тонуло в темноте. Из расположенных высоко над головой маленьких окон лился солнечный свет. Параллельно колоннам рядами располагались массивные скамейки красного дерева со сложенными под сиденьями бесчисленными подушечками для молитвы. На узких полочках лежали красные сборники гимнов. Впереди, над алтарем, располагался витраж с изображением Мадонны, кормящей младенца.
Сквозь цветное стекло солнечные лучи падали на новобрачных, стоявших у небольшой лестницы с тремя каменными ступенями, что вели к алтарю.
Прищурившись, Дженет искала глазами знакомые лица. Вскоре она разглядела среди прихожан родных Сюзи и своих подруг, сидевших с левой стороны.
В первом ряду сидела мама Сюзи, Дорин, одетая в чересчур открытое синее платье. Глядя на свою дочь и ее жениха, стоявших рука об руку, она как будто и радовалась, и горевала. Сами новобрачные были необычайно спокойны. Бэбс старая добрая Бэбс – сияла.
Ее розовое платье вполне гармонировало с теми яркими одеяниями, способными расцветить самое хмурое утро, и цветастыми шляпами, достойными «Дня леди» в Эскоте, в которые были выряжены женщины с суровыми лицами, сидевшие в первых пяти-шести рядах. Пожалуй, здесь были представлены все цвета радуги – оранжевый и желтый, синий и лиловый, красный и зеленый, что резко контрастировало с серым, доминировавшим в одежде их супругов.
Невдалеке Дженет заметила Анну, которая высматривала что-то на другой стороне зала. Мэнди нигде не было, и Дженет пожалела, что не позвонила ей, как собиралась.
Задние ряды заполнили друзья и родственники Сюзи.
Молодежь была разодета в пух и прах, многие из девушек выглядели так, будто только что сошли со страниц журналов мод. Их костюмы и платья были явно очень дорогими и дополнялись такими же дорогими аксессуарами – поясом от Гуччи, сумкой от Шанель, фальшивым «Ролексом» японского производства. И все для того, недобро подумала Дженет, чтобы предстать не такими, как есть. Ну и дуры. В конце концов, чем отличается «Ролекс» от «Свотча», кроме того что значительно уменьшает твой банковский счет? Время он, что ли, другое показывает? И кем надо быть, чтобы носить серьги из фальшивого золота в виде монограммы, тем самым демонстрируя, что можешь покупать вещи от Шанель?
Те, что постарше, главным образом женщины, пришли сюда только для того, чтобы просто посмотреть на свадьбу, и заглянули в церковь по дороге в универмаг – прямо с улицы. Естественно, они выглядели отнюдь не празднично, и прически их оставляли желать лучшего – не то что у сидевших в первых рядах.
Пропустив мужа вперед, Дженет сделала несколько шагов по устланному ковром проходу и локтем подтолкнула Стива на свободное место в заднем ряду.
– Не понимаю, что они там делают? – прошептала она ему на ухо. – Я абсолютно ничего не слышу!
Вытянув шею, чтобы разглядеть хоть что-нибудь за сидевшей впереди старой леди, Дженет посмотрела на алтарь. Даже на таком расстоянии Сюзи выглядела великолепно, и при виде ее у Дженет подступил комок к горлу.
Платье из кремового шелка было замечательно отсутствием каких бы то ни было украшений. Никаких оборок, никаких жабо, никаких бантов – оно просто-напросто облегало фигуру Сюзи до самых пят, волнующе подчеркивая каждый изгиб ее тела. Обнажая плечи Сюзи, платье придавало ей безмятежный и вместе с тем сексуальный вид.
Волосы были зачесаны назад, небольшой венок из желтых роз удерживал короткую кружевную вуаль цвета слоновой кости.
Позади невесты, переминаясь с ноги на ногу, стояла Карен. В длинном красном платье она, как ни странно, казалась стройнее, чем обычно. Так же как и у Сюзи, платье было облегающим и весьма элегантным. На коротких темных волосах лежал разноцветный венок; когда Карен чуть повернулась, Дженет увидела, что в руках у нее букет точно таких же цветов. Длинные красные перчатки доходили Карен до локтей. Дженет внезапно пожалела о том, что в подружки невесты не пригласили ее – впрочем, она бы и не согласилась.
Там же, сзади, стояли две маленькие девочки – дочка Линдсей и племянница Джо. Утомленные скучной для них процедурой, они непрестанно крутились, перешептывались и хихикали. Их красно-белые платьица были собраны в поясе так, что юбки колоколом расходились к лодыжкам. На ногах у девочек алели изящные балетные тапочки, а в руках они держали по маленькой корзине с цветами – точно такими же, как и у Карен.
Дженет глубоко вздохнула. Почему на свадьбах люди так сентиментальны? Может, из-за невинных маленьких подружек невесты, может, из-за того, что жених и невеста открыто заявляют о том, что любят друг друга, а может – как знать? – потому, что эти двое наивно верят, что уж их-то любовь будет учиться вечно.
Дженет горько улыбнулась. Страшно вспомнить, какой наивной была она, когда они с Майком поженились.
Конечно, она верила, что это навсегда, что они вместе состарятся и их брак только укрепит эту уверенность. Глядя сейчас вдоль прохода туда, где рядом с будущим мужем стояла Сюзи, – возле того же самого алтаря, где когда-то стояли они с Майком, – Дженет испытывала нехорошие предчувствия. Нет, конечно, она рада за Сюзи, рада тому, что подруга наконец нашла свою половину, но дай Бог, чтобы Сюзи не ждала от брака слишком многого, ведь сам по себе брак не может принести того счастья, к которому она так стремится.
