355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сьюзен Джонсон » Когда вы кого-то любите » Текст книги (страница 8)
Когда вы кого-то любите
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 12:00

Текст книги "Когда вы кого-то любите"


Автор книги: Сьюзен Джонсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Ну, значит, мы сейчас в полной гармонии и согласии. – Рухнув на матрас, она подобрала нижние юбки и прямо встретила его взгляд. – Я тебе говорила, до какой степени ты покорил меня, просто завладел мной?

– А теперь попробуй завладеть этим, прошептал он, лихорадочно расстегнув бриджи, и, отодвинув ее к краю постели, с грудным стоном глубоко вошел в нее.

Она ответила столь же блаженным вздохом и потребовала:

– Тогда дай мне еще больше.

Это было безумное, неуправляемое совокупление, вызванное вожделением и дикой похотью, зажигательное эгоистичное взаимное самоудовлетворение, когда оба партнера безоглядно, забыв обо всем на свете, отдавались друг другу.

Потом, когда они оба лежали и прерывисто дышали в унисон, Дарли сказал:

– Через минутку я раздену тебя до конца.

– Не беспокойся, – выдохнула она. – Я ни о чем другом не могла думать. Не говоря уж о том, что я двадцать шесть лет ждала… – она запнулась, – этого.

Его член восстал в мгновение ока, мысль о сдерживаемом в течение двадцати шести лет желании произвела чудодейственный эффект.

– Я раздену тебя позже, – прошептал он. Где-то, через час или около того, подумал он, не склонный преждевременно прерывать сладостный процесс. То, что он найдет столь спелую и жаждущую секса девственную мисс в сельской глуши, не могло служить причиной, чтобы хоть чуть-чуть замедлить бурное действо. Нет, он отнюдь не был склонен к размышлениям в разгар сладострастных игр.

Прелюбодеяние и блуд – всепоглощающий и зажигающий кровь – таков был его девиз.

Элспет, не обладавшая опытом Дарли, не могла больше откладывать удовлетворение своих страстей на перспективу, на светлое будущее. Она пылко жаждала его немедленно, безоглядно, страстно. Она лишь осознавала, что доставленное им наслаждение оказалось таким ошеломляюще прекрасным, что она ощутила себя на седьмом небе от счастья.

Словно Дарли по мановению руки перенес ее в райские кущи.

Более привычный к плотским утехам, Дарли тверже стоял обеими ногами на этой земле, не отрываясь от реальности, хотя природа этой реальности даже для него оказалась необыкновенно хороша.

Скинув бриджи моментом позже, он усадил леди вертикально в центр постели и с поразительной сноровкой стащил с нее нижнее белье, рубашку и шелковые чулки.

– Тебе не холодно? – прошептала она, обхватив ладонями свои пылающие щеки.

– Чертовски жарко, – также шепотом ответил он, устраиваясь у нее между ног в подтверждение этого заявления. – Раздвинька ноги пошире, – хрипло скомандовал он.

Он неистово овладел ею, ощущая, как ее жаркая плоть сжимается вокруг него.

В тот день он не мог до конца насытиться ею. Так же, как и она им.

В их единении было все – буря и натиск, уживавшиеся с деликатностью и нежностью.

Они ощущали сладостную радость и самую безумную истерию.

Они чувствовали головокружение – если не от любви, то от чего-то, очень на нее похожего.

Ни один из них не отваживался признать это – нечто столь экстравагантное, из ряда вон выходящее.

Столь непостижимое.


Глава 14

Много позже, когда их сердца перестали стучать, как барабаны, когда страсть больше не управляла каждым их импульсом, они просто перекусили хлебом с сыром из пакета с провизией, которой их снабдила Мег, и отправились вниз вдоль реки.

Они лежали на прохладной траве, на берегу реки, целуясь и обмениваясь ласками, нашептывая всякие глупости, кормили друг друга, потягивая прохладный рейнвейн между поцелуями.

– Я не хочу уезжать, – прошептала Элспет. – Пожалуй, я останусь здесь и никогда больше не вернусь домой.

– А я буду охранять тебя. Ты можешь исчезнуть, и никто не найдет тебя.

– Ага… какое искушение. И ты будешь приходить ко мне, заниматься любовью и делать меня счастливой?

– Каждый день, каждый час, каждую минуту. – Для мужчины, который за свою жизнь успел испытать и пережить все возможные сексуальные ощущения, степень его увлеченности была не только поразительной, но и беспрецедентной. – Я буду приносить тебе все, что только пожелаешь. Давай мне список каждый день, и я буду исполнять и его.

– Мне нужно только, чтобы ты наполнял меня – всегда и в любой момент.

– И сейчас?

– Да, да – сейчас, и через пять минут, и через пару минут… ну пожалуйста, пожалуйста. – Она перекатилась на спину, раскрыла объятия и улыбнулась знойной соблазнительной улыбкой. – Я просто жажду тебя.

Мгновение спустя он овладел ею, и наконец-то, после бесчисленных женщин и бесконечных попоек и оргий, Дарли познал, каким бывает истинное наслаждение. Это было светлое, яркое и неуемное действо, озарение и безумие одновременно. Эта была космическая пустота, захватывающее дух мгновение, словно они достигли триумфального конца долгого изнурительного путешествия.

Оставшиеся дни недели скачек они провели в «Красном льве», хотя и в несколько измененном формате, отличавшимся от того, который они так весело и радостно себе нафантазировали. Они не могли просто так, бесцеремонно отмести в сторону ни супружеские обязанности Элспет, ни неизменное расписание ежедневных скачек в Ньюмаркете. Но в этих пределах каждый день несколько часов принадлежали им одним.

Они занимались любовью с бесконечным разнообразием, каждое прикосновение и ласка, каждое нежное ощущение становились более утонченными, приобретали большую ценность, учитывая преходящий характер отведенного им времени. Радость была хрупкой и ненадежной, сладостна как мед. И пока было возможно, они собирали бутоны роз, как вот уже тысячелетия до них это делали влюбленные – ни словом не упоминая о завтра.

В промежутках между любовными играми они покидали свое уютное убежище, расположившееся под самым карнизом дома, и уходили порыбачить или же прогуливались среди многоцветья душистого сада; они поедали деликатесы, приготовленные Мег, и пили рейнвейн, припасенный Дарли; они лежали под солнцем и болтали обо всем и ни о чем, подобно всем влюбленным, желая знать малейшие подробности из жизни друг друга.

Дарли никогда еще не позволял себе так полно раскрыться перед кем-либо.

Элспет так долго пришлось сдерживать каждую свою мысль и слово, что она чувствовала себя словно заключенный, которого выпустили на свободу в какой-то сказочной стране, полной чудес.

– Я слишком много болтаю, скажи мне, чтобы я остановилась, – прошептала она. – Ну, правда, скажи.

Он смеялся, целовал ее снова и спрашивал:

– Скажи мне, какова была твоя матушка, или какой у тебя был любимый предмет в школе, – или чаще всего: – каких жеребцов тебе хотелось бы иметь… тогда и сейчас.

Поскольку за любовными страстями, охватившими их и удерживавшими их в сладостном плену, столь же пылкое увлечение скачками и чистопородными жеребцами было главным в их жизни. Они вели беседы о родословных и разведении лошадей, обсуждали тренировки и известных тренеров, дорогие ежегодные аукционы и гонки чистокровных скакунов. Это были гармоничные задушевные беседы близких по духу людей.

Элспет даже задумывалась иногда, может, их взаимная страсть к лошадям также способствовала столь фантастически чудесным взаимоотношениям, придавая дополнительный смысл этой любовной связи. Но с другой стороны, на протяжении всей жизни она обсуждала и спорила о лошадях с массой людей, но никогда прежде не испытывала столь чудесных ощущений.

Все дело было в Дарли, просто и очевидно – виной всему была его мужественная красота и стройное, мускулистое тело, его неотразимый шарм.

Как жаль, что скоро ей придется покинуть Ньюмаркет.

Ее жизнь станет совсем другой.

Она, конечно же, все понимала. Она знала, что было чистым безумием с ее стороны мечтать о недостижимом. Она получила эти несколько дней с Дарли и уже за это должна быть благодарна. У него были семейные обязательства в Лондоне на следующей неделе, открытие сезона требовало его присутствия в городе. Ее супружеские обязанности также были четко определены. Графтон вернется в Йоркшир сразу же после завершения скачек в Ньюмаркете.

Но разум слабо помогал уменьшить кошмарное чувство утраты, которое она ощущала, когда они покидали «Красный лев» в последний раз. И, несмотря на все усилия, она не могла скрыть своей печали.

Поначалу маркиз пытался не замечать ее слез. Он не мог предложить другого утешения, кроме сочувствия. Она отказалась принять от него деньги, хотя он неоднократно предлагал ей. Не мог он также дать ей надежду на скорую новую встречу. Он не строил подобных планов. Никогда.

– Я же сказала себе, что не пойду на это, – прошептала она, натягивая перчатку. – Это действительно унизительно для меня. Вот. – Она снова фыркнула. – Я полностью пришла в себя.

Он ждал ее у дверей.

– Я не очень умею прощаться, – честно признался Дарли. – Но я с большим удовольствием провел эту неделю. – Это обошлось ему, в конечном счете, в несколько тысяч фунтов. Цена Аманды возрастала с каждым днем, так как Графтон все больше давил на нее, требуя сексуальных услуг. – Вы с Графтоном приезжаете в город во время сезона? – Вопрос был задан из чистой любезности, ибо ответ он знал заранее.

– Никогда, – ответила она с глубоким вздохом. – Я тоже с огромным удовольствием провела эту неделю и очень благодарна тебе. – Она нашла в себе достаточно сил, чтобы улыбнуться ему. – Ты оказался очень хорошим учителем.

Он внезапно ощутил раздражение от ее слов. А вдруг она найдет еще кого-то для продолжения уроков по возвращении в Йоркшир? Или она уже познала достаточно и готова сама стать наставницей? У леди врожденная склонность к любовным утехам, в этом не было ни малейшего сомнения. Но ведь этим отличались многие женщины, которых он знал, и всего лишь то, что помешанная на лошадях красотка развлекала его в течение нескольких дней, никак не могло быть поводом поменять привычный образ жизни. И, с трудом обуздав досаду, Дарли ровным любезным тоном произнес:

– У меня не могло быть лучшей ученицы. Я буду вспоминать эту неделю с большой теплотой.

Ничего не могло быть банальнее. Как холодно он произнес это. Впрочем, любовные связи были самым обычным делом в свете. И Дарли больше, чем кто-либо, прославился своим распутством и любовными похождениями.

Она была для него всего лишь развлечением на эту неделю.

И сейчас настало время уйти.

Подобрав вторую перчатку с туалетного столика, Элспет натянула украшенную вышивкой зеленую лайку на руку и двинулась к двери.

– Будь любезен, передай мою благодарность Мег и Беккету, когда увидишь их в следующий раз. – Она поддерживала столь же светский тон.

– Обязательно, – ответил он, открывая дверь и провожая ее.

Слуги после обеда были отправлены в деревню, тем самым необходимость неловких разговоров и Прощаний была уменьшена. Дарли все предусмотрел, заметила Элспет. Впрочем, он уже достаточно напрактиковался в подобных играх.

В течение всей дороги назад оба ощущали неловкость, беседовали на банальные темы, в основном касавшиеся погоды или проносившихся мимо пейзажей.

На протяжении всей поездки Дарли приходилось изо всех сил сдерживать себя, чтобы не предложить: «Приезжай ко мне в Лондон. Я пошлю за тобой экипаж».

Подобные мысли нервировали маркиза, привыкшего не затягивать свои сексуальные развлечения. И то, что его так и подмывало сделать ей это предложение, шло против всех его правил. К тому моменту как он, натянув вожжи, притормозил упряжку у черного хода дома Графтона, единственным его желанием было немедленно сбежать.

У Элспет возникла та же мысль, и едва фаэтон остановился, она спрыгнула вниз. Она могла не справиться с собой, когда Дарли коснется ее, помогая спуститься на землю. Она не могла себе позволить последнюю неловкость вроде прощального поцелуя или, что еще страшнее, позволить ему поцеловать ее.

Все равно все крутилось вокруг поцелуя.

Итак, все кончено.

Она заставила вести себя как взрослая – послала ему улыбку и помахала рукой на прощание. У нее это даже вышло вполне небрежно.

– Приятного тебе сезона в Лондоне. И еще раз спасибо за прелестные каникулы.

Он кивнул:

– Пожалуйста.

Он ни разу не улыбнулся – ни сейчас, ни во время этой показавшейся бесконечной поездки. Он даже не сказал «спасибо», подумала она, круто развернувшись, и зашагала прочь, пряча выступившие на глазах слезы. Впрочем, в ту же секунду экипаж маркиза рванул с места и на большой скорости умчался прочь.

Пробежав по саду, Элспет вошла в садик за кухней, быстро захлопнула за собой калитку и, оказавшись вне пределов видимости с главной дорожки и из дома, рухнула на траву и разразилась неудержимыми рыданиями.

Как она переживет агонию своей супружеской жизни после целой недели блаженства с Дарли? Как она вытерпит бесконечные дни, недели и месяцы в плену злобного, ненавистного старика? Как она сможет продолжать играть роль супруги лорда Графтона, постоянно давившего на нее и унижавшего самым изощренным и постыдным образом? А что, если она больше не вынесет этого? Что, если она не устоит перед злобным нравом Графтона, как его предыдущие жены, и сама сведет счеты с этой жизнью?

«Никогда», – твердо и строго прозвучал голос внутри ее с абсолютной убежденностью.

Голос был очень похож на голос матери, она даже подняла взгляд, словно в надежде увидеть любимый образ. Вместо этого она увидела, как мотыльки порхали с цветка на цветок, почувствовала тепло солнечных лучей на лице, и проблеск трепетной надежды шевельнулся у нее в груди. Разве ее матушка не была всегда оптимисткой, даже когда жизнь поворачивалась к ней самой темной своей стороной? Разве она не учила во всем видеть только хорошее? И разве сама Элспет не знала, что Дарли был столь же неуловим, как эти пестрые мотыльки, порхающие с цветка на цветок?

Ее жизнь всегда была менее легкомысленной и пустой, чем его, и не слишком изменилась сейчас, когда она узнала его. Замуж она вышла ради Уилла. И будет продолжать терпеть ради брата, поскольку он заслуживал лучшего будущего. Разве мог их отец знать, что завещание дяди будет изменено в пользу кузена Герберта, который в нужную минуту появился у смертного одра дядюшки Дуайта?

Но все это подобно воде, бегущей под мостом, сурово одернула она себя. Если повезет, Графтон успеет спиться и отдаст концы прежде, чем она станет слишком старой, или Уилл возвратится из Индии более состоятельным и спасет ее. Многие английские офицеры составили себе состояния в стране магараджей и рубинов. На этой обнадеживающей ноте она утерла лицо юбкой, расправила плечи, сделала глубокий вздох и представила себе Уилла таким, каким видела его в последний раз, – в офицерской форме, улыбнувшимся ей мальчишеской улыбкой, осветившей комнату. Он всегда был солнышком, веселый и беспечный, вечный оптимист – во многом похожий на их отца, который никогда не отчаивался, даже в самые суровые периоды безденежья. И если бы их отец не оказался в глубоком долгу перед хозяевами «Таттерсоллза», от продажи своей конюшни они могли бы даже выручить приличную сумму. Если, если, если… Если бы желания были жеребцами, удрученно размышляла она.

Но никакое самообольщение, самые лучшие намерения не решат ее проблем. Она должна сама выживать в этой жизни до тех пор, пока не вернется Уилл – ей хотелось надеяться – более состоятельным, богатым, чем когда он уехал.

Прохладное расставание с Дарли подействовало на нее отрезвляюще.

Она больше, чем когда-либо, понимала, что ее судьба была только в ее руках.

И никакой благородный рыцарь не появится и не протянет ей руку помощи.

И никакой добрый самаритянин не освободит ее от брачных оков.

Она была в ответе за себя – и Софи… а также, насколько это было возможно, находясь на разных континентах, за Уилла.


Глава 15

По возвращении в Графтон-Парк Элспет ежедневно часами скакала верхом на лошади по окрестным полям, изо всех сил избегая общения с мужем. Тот, готовясь к сезону скачек, обычно был занят своими конюхами и тренерами. Впрочем, каждый вечер она должна была присутствовать за ужином, превращавшимся для нее в суровое испытание, просто в пытку. Графтон зачастую напивался и становился грубым и придирчивым, а когда она по завершении ужина пыталась удалиться под каким-нибудь предлогом, требовал, чтобы она оставалась, подливала ему портвейн, развлекала его игрой на фортепьяно или просто выслушивала его разглагольствования.

Она и подумать не могла, что будет так трудно заново привыкнуть и приспособиться к прежнему существованию. Она верила, что сможет продолжать жить по-прежнему, отбросив в сторону воспоминания о Дарли, лишь изредка с нежностью вызывая в памяти отдельные сценки, словно из далекого детства. Но ничего так легко не получалось. Она не могла просто уйти и избавиться от них. На самом деле, чем больше проходило времени, тем чаще мысли о Дарли проносились у нее в голове. Как будто, однажды испытав блаженство, ее обычная неудовлетворенность и недовольство лишь обострились.

Она напоминала себе, что была лишь одной из легиона женщин, попавших под обаяние и харизму Дарли. Она не могла себе позволить питать бесполезные надежды и фантазии. Она была там, где была, в то время как маркиз вернулся в круговерть светской жизни Лондона. И чем скорее она забудет о нем, тем лучше будет для нее самой.

Софи смотрела на свою юную хозяйку с возрастающим беспокойством. После их возвращения из Ньюмаркета Элспет похудела, хотя, возможно, и ежедневные многочасовые скачки на лошади тоже были тому причиной. Но она также потеряла аппетит, и это несмотря на всяческие пирожные, печенья и прочие сладости, которыми Софи пыталась соблазнить ее, разжечь ее интерес к еде. На деле каждое утро, едва проснувшись, Элспет отбрасывала одеяло, выпивала свой шоколад, натягивала костюм для верховой езды и мчалась в стойло, словно сам дьявол гнался за ней по пятам.

И так проходило время в Графтон-Парке, распорядок дня Элспет изменялся, лишь когда лошади Графтона участвовали в каких-нибудь местных скачках. В такие дни они с Софи должны быль уже одетыми стоять у парадного входа ровно в девять, где их ждал небольшой экипаж. Гораздо больший экипаж ждал Графтона.

Лорд и леди Графтон никогда не ездили вместе. Экипаж графа вмещал его кресло на колесиках, его лакея, управляющего, его походный винный шкафчик-погребок и его самого. Старик предпочитал мужскую компанию, а приличные манеры оставлял для светских раутов.

Элспет ничего не имела против. И на скачки она ездила вовсе не для того, чтобы сидеть рядом с Графтоном в его ложе. Он требовал, чтобы она играла роль благоверной супруги, когда его кони мчались по беговой дорожке. В перерывах между забегами она пользовалась случаем повидать своих старых подруг. Ее одноклассницы по женскому колледжу мадам Причард, уже замужние и с детьми, были неиссякаемым источником местных новостей и сплетен, хотя она также открыла в себе новый, несвойственный ей ранее интерес к их детишкам. Конечно же, это увлечение было вызвано ее тоской по Дарли. Она отлично понимала трезвую реальность жизни – даже в мыслях пытаться найти, что-либо общее между Дарли и детьми было чистой воды прихотью или капризом.

По ходу той зеленой английской весны она каждую ночь заносила в дневник выигрыши на скачках, и растущая сумма давала ей мужество встречать следующее утро, еще один день и еще один нудный вечер с постылым супругом.

И так бы и протекала ее жизнь, если бы однажды в июне Элспет не получила письмо, которое круто все изменило.


Глава 16

Элспет как раз вышла из конюшни и, на ходу стаскивая перчатки, быстро поднялась по лестнице в свои апартаменты. Она не могла позволить себе опоздать к ужину. Графтон в этом отношении требовал жесткой пунктуальности.

Добравшись до верха лестницы, она вдруг увидела Софи, стоявшую у открытой двери в гостиную с пепельно-серым лицом. В голове у нее раздался тревожный сигнал колокольчика. Софи никогда не была склонна к беспричинной драматизации вещей.

– В чем дело? – воскликнула Элспет, отчаянно надеясь, что это не было связано с ее братом.

– Вам пришло письмо. – Горничная протянула ей сложенный листок бумаги, основательно потертый, а восковая печать давно потеряна.

Софи явно прочитала его.

– Скажи мне, – начала Элспет, остановившись у входа в свои покои.

– На борту корабля Уилла вспыхнула лихорадка. Она ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть, ее худшие опасения оправдались.

– А он… – Элспет запнулась, не в силах произнести ни слова.

– Его высадили на берег в Танжере, – пояснила Софи. – Вместе с двумя другими, которые… – Софи заколебалась.

– Могли не выжить, – тихо закончила Элспет. Два ярких пятна горели на ее щеках жутким контрастом с бледной кожей. – Когда было написано письмо? – спросила она еле слышным голосом.

– Три недели назад.

– Мы должны поехать к нему. – Ее губы сжались, неожиданная решимость прозвенела в словах. Оторвав руку от косяка двери, она резко двинулась вслед за Софи в комнату. – Пакуй вещи, – бросила она через плечо. – Я скажу Графтону за ужином, – добавила она, большими шагами направляясь в гардеробную. – Возьми самую простую одежду, ничего вечернего. – Она вдруг остановилась и развернулась: – Он ведь не видел письма, верно?

Софи затрясла головой:

– Ади принесла его прямо наверх. Она никому ничего не сказала.

– Отлично. – Некоторые слуги находились в услужении у Графтонов уже несколько веков и, несмотря на дурной характер графа, хранили верность семейству. Другие – к ним принадлежала Ади – с сочувствием относились к несчастной Элспет. – Скажи Чарли, пусть готовит экипаж. И не смотри на меня так. Я знаю, что он не мой, но мы отправим его обратно, как только доберемся до Лондона. – Чарли можно было доверять.

– Граф не позволит вам уехать.

– Он не сможет остановить меня. Но я окажу ему любезность и попрошу у него позволения, – возразила Элспет. Распахнув дверцы шкафа, она вытащила первое попавшееся платье. Швырнув серебристое вечернее платье на кресло, она принялась расстегивать жакет костюма для верховой езды. – Мы отбываем сегодня вечером, как только Графтон погрузится в спячку.

Элспет вошла в столовую как раз в тот момент, когда часы отбивали семь. Графтон не придерживался городских условностей. Он ужинал рано.

Когда она скользнула в свое кресло в конце длинного стола красного дерева, граф подал сигнал лакеям подавать еду.

– Я не потерплю опозданий, – прорычал он, оскалившись на другом конце стола. – Постарайся не опоздать к ужину завтра.

Она не опоздала, но спорить бесполезно. И поскольку она не собиралась быть здесь завтра, то просто объяснила:

– Я возвращалась по южному лугу после дождя, и влажная земля не позволила скакать быстро.

– Смотри, чтобы это больше не повторилось, – предостерег Графтон и с громким чавканьем набросился на суп.

Она взглянула на ячменную похлебку, которая была главным блюдом, будь то обед или ужин. Доктор однажды сказал графу, что такая еда удлиняет жизнь. Это будет ее последняя миска ячменной похлебки, которую она притворяется, будто ест. И это будет последний вечер, когда ей приходится сидеть напротив ненавистного супруга и следить за своими манерами. И это будет самый последний раз, когда она будет считать минуты до того, как сможет сбежать и укрыться в своей комнате.

Вечером она отправится на поиски брата, спасет его и, если повезет, никогда не вернется в это гнусное место. Может, им удастся найти где-нибудь небольшой коттедж, где после возвращения она сможет преподавать или открыть сельскую школу. Она удовольствуется возможностью зарабатывать на скромное существование. А Уилл еще достаточно молод и полон сил. Если ему не захочется стать школьным учителем, он найдет другой способ зарабатывать на жизнь.

От своего купленного звания он мог легко избавиться. Ее брат мог получить приличную сумму только от продажи комплектов военной формы. А если к тому же и принадлежавшие ему кони тоже были высажены на берег, они могли бы использовать их на скачках. Согласно одному из пунктов ее брачного договора, по ее настоянию Уилл получил несколько породистых жеребцов для использования их в дальнейшем в состязаниях по конному поло в Индии.

Воодушевленная новым оптимизмом, забыв о былых надеждах и планах на громкую карьеру для своего брата, она сочла его болезнь как знамение свыше, вмешательство высших сил в ее судьбу.

Мысль, что Уилл мог не выжить или уже ушел в мир иной, она отказывалась принимать.

Набравшись смелости, Элспет в упор посмотрела на мужа – тот уже побагровел от выпитого, рубашка была залита супом – и заговорила с подчеркнутым спокойствием.

– Я получила сегодня письмо от командира части, в которой служит брат, – сказала она. – Уилл заболел, и его высадили на берег в Танжере. Мне хотелось бы отправиться туда и привезти его домой.

Ложка с похлебкой выпала из руки Графтона, громко звякнув, шлепнулась в миску, а сам он, словно не веря ушам своим, уставился на нее.

– Танжер? – возопил он, выплевывая остатки супа на стол. – Не смеши меня! Это жаркое и вонючее место. И слышать не хочу об этом! – Даже если бы его не взбесило то, что она набралась наглости обратиться к нему с подобным требованием, после нескольких бокалов вина в его голосе всегда появлялись грозные нотки.

– Я просто не могу оставить его там. Ему нужен уход. Ему требуется чистый сельский воздух для полного выздоровления. – Она не могла себе позволить взорваться, потерять контроль над собой. Если ничего не произойдет, она изложит свое дело вежливо и обоснованно.

– Твой братец, скорее всего уже сдох! И ты понапрасну потратишь твое время и мои деньги! Я категорически не разрешаю тебе уезжать, и это мое последнее слово.

Элспет смертельно побледнела и, сцепив руки на коленях, чтобы не закричать, осталась недвижима в гробовой тишине. Уилл не умер. Нет! И как смеет Графтон говорить такую гнусность! И если у нее и оставались еще какие-то ничтожные колебания насчет сохранения ее брака, мерзкие комментарии окончательно развеяли последние остатки сомнений. Элспет сделала глубокий вздох и жестом указала лакею забрать ее миску с супом. Она больше не проглотит ни ложки этой отвратительной ячменной похлебки.

Она посмотрела на часы, пока лакей наполнял очередной бокал Графтона и поставил перед ней следующее блюдо. Семь пятнадцать. И хотя она хорошо помнила о законе, дававшем супругу бесконтрольную власть над женой, она все равно бросит все и вечером уедет. Взяв вилку и нож, она отрезала кусочек дуврского морского языка и поднесла его ко рту.

Теперь она решила дождаться, пока ее супруг не отпадет сам.

По мере прохождения ужина ей пришло в голову, что лакеи подыгрывают ей, постоянно подливая вина в бокал графа. Может, Ади и Чарли подговорили их? Она не отваживалась посмотреть в лицо кому-либо из них. Ей не хотелось совершить какую-нибудь неловкость, которая вызовет ненужные подозрения. Через несколько часов она уже будет далеко от Графтон-Парка.

«Ешь, пей. Оставайся безмятежной, даже если твое сердце стучит, как барабан. Улыбайся и притворяйся в последний раз».

Хотя как только закончится ужин, а ее муж впадет в привычный пьяный ступор, она первым делом добудет денег для путешествия. Она еще никак не могла решить, вернет ли потом деньги графу или сочтет эти деньги платой за шесть месяцев тяжелого подневольного труда. Но как бы, в конечном счете, она ни решила, ей потребуется значительная сумма. По счастью, ей известно, где он хранит свою наличность.

По мере того как граф наедался и напивался до бесчувствия, Элспет строила свои планы, подсчитывая, сколько почтовых станций они должны проехать, прикидывая, сколько часов они будут в пути. Нужно ли им будет тратить время на ночевку или придется гнать без остановок?

Ведь если граф бросится преследовать их, пожалуй, лучшим вариантом будет ехать прямиком до Лондона.

В одном она была уверена. Как только Графтон отвалится от стола, до утра он не проснется.

В лучшем случае у них в запасе будет двенадцать часов беспрепятственной езды.

Когда подбородок мужа упал, наконец, ему на грудь, а густой храп обрел постоянный ритм глубокого сна, она поднялась из-за стола, любезно пожелала доброй ночи лакеям и покинула комнату. В холле она быстро огляделась по сторонам и, никого не увидев, проследовала в кабинет мужа. Беззвучно проскользнув внутрь, она тихо закрыла за собой дверь, заперла ее и направилась прямо к письменному столу.

Ей довольно часто приходилось стоять перед массивным дубовым столом, смиренно дожидаясь, когда он выдаст ей толику денег. И хотя ей пришлось неоднократно переживать унизительные моменты, зато она точно знала, где искать. Обойдя стол, она выдвинула ящик и была вознаграждена видом толстого кошелька. Значит, ей не придется уносить деньги, завернув их в подол юбки. Порывшись в купюрах, она вдруг заметила маленький лакированный ящичек, задвинутый в дальний угол. Подняв крышку, она увидела, что он был набит очень крупными банкнотами.

Элспет заколебалась, моральные принципы удерживали ее.

Однако плавание в Марокко будет стоить дорого – очень дорого.

Лишь самые богатые представители знати могли себе позволить путешествия за границу.

А Уилл, возможно, находится на грани смерти в чужой, далекой стране.

Она сгребла банкноты, сунула их в кошелек, крепко затянула на нем шнурок, задвинула ящик и крадучись пересекла комнату. Осторожно приоткрыв дверь, она осмотрела коридор и, убедившись, что поблизости никого, вышла в холл, аккуратно закрыла за собой дверь и зашагала к своим апартаментам с очень, как она надеялась, уверенным видом.

Если бы кто-нибудь попался ей на пути, ее могли бы спросить насчет кошелька. Может, и не прямо в лицо.

Но это не означало, что они не могли бы попытаться разбудить Графтона.

Она припустила бегом без остановок, пока не оказалась в безопасности в своей гостиной. Дрожа от страха, она упала в кресло, дожидаясь, пока дыхание не станет ровным, а сама она не придет в себя, осознав, что впервые в жизни стала воровкой. Спустя некоторое время, когда никто не постучался в дверь, она напомнила себе о важности своей миссии и встала на ноги.

Войдя в гардеробную, Элспет швырнула тяжелый кошелек на стол.

– Деньги у нас есть. – Она улыбнулась Софи, выглянувшей из-за дорожной сумки. – Следующая остановка: Лондон.

– Если он нас не перехватит раньше.

– До утра он точно не проснется. – После шести месяцев замужества уж в этом-то она была уверена. – Чарли уже подготовил экипаж?

– В любое время после половины восьмого, как он мне сказал… правда, потом спросил, а кто повезет нас?

– О Господи. – Элспет нахмурилась. – О кучере-то я и не подумала.

Софи улыбнулась:

– Он как раз подумывал об отъезде. Чарли сам мне сказал. А я спросила, может, ему захочется увидеть Марокко.

– Неужели? – Лицо Элспет просветлело. – Он сказал, что захочет?

– Он не отпустит нас одних на этой колымаге, так он заявил.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю