Текст книги "Сайонара"

Автор книги: Сьюзен Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 15
Господин Сато

Ты всегда шутила, что во время грозы небо прочищает носовые пазухи. Не самое изящное сравнение, но когда сегодня утром я вышел из дома и вдохнул бодрящий воздух, оно показалось мне вполне уместным. Восемь желтых шапочек шествовали мимо нашей калитки – соседские дети направлялись в начальную школу. Процессия остановилась у дома номер сорок семь, чтобы подождать девчушку с хвостиками на голове, выбегавшую из двери. Девчушка пристроилась в хвост процессии, которая, не мешкая, возобновила движение. У всех детей были одинаковые желтые ранцы, они напомнили мне утят, которые, переваливаясь, с важным видом направляются к пруду.

Увидев, что рядом с почтовым ящиком никого нет, я поспешно направился к калитке. Однако мое проворство оказалось тщетным. Как только я коснулся калитки, раздался скрип входной двери и характерный зов.

– Господи-и-ин Сато!

Я обернулся и увидел, как госпожа Танака в семимильных ботинках пересекает лужайку. Ее привычка совать нос в чужие дела наделила старушку силами, удивительными для пенсионерки с искусственным бедром.

– Доброе утро, госпожа Танака, – поздоровался я.

– Господин Сато…

Госпожа Танака пыталась совладать с дыханием.

– Только посмотрите, как гроза очистила небо!

– Хм-м-м…

Старушка не собиралась тратить слова на обсуждение такой ерунды, как погода, когда существовали дела поважнее.

Заметно было, что, не желая упустить меня, госпожа Танака накинула розовый стеганый халат в большой спешке и даже неправильно застегнула пуговицы. На голове торчали бигуди, скрытые под прозрачной сеточкой. Соседка скрестила руки и сердито посмотрела на меня. Я уже приготовился произнести свою обычную остроту о том, что поезд в 7.45 опоздавших ждать не станет, как госпожа Танака промолвила:

– Да, господин Сато, а вы, оказывается, темная лошадка…

– Кто?

Я попытался изобразить изумление, хотя прекрасно понимал, о чем она говорит.

– Вообразите мое удивление, когда вчера вечером я выносила мусор и неожиданно увидела на вашем пороге молоденькую девушку!

В голосе старушки слышалась легкая обида, словно кто-то специально оставил девушку у моего порога, дабы досадить лично госпоже Танаке! Я вежливо улыбнулся. Ты же помнишь, мусор увозят вовсе не по понедельникам.

– Она закатила мне такую сцену! – продолжила госпожа Танака, в неподдельном изумлении прижав руку к груди. – Кто это? Неужели ваша знакомая?

– Э-э-э… не совсем, коллега по работе.

– Коллега! – воскликнула госпожа Танака, расширив глаза. – А я решила, что она просто школьница, которая заблудилась по дороге домой!

Моя улыбка начала гаснуть.

– Она быстро ушла, – соврал я. – Вскоре после того, как я вернулся с работы. Просто хотела обсудить со мной один… служебный вопрос.

– Что-то я не слышала скрипа двери.

Обмануть госпожу Танаку было задачей не из легких.

– Я закрыл входную дверь очень тихо, чтобы не побеспокоить вас.

– И вы отпустили ее домой одну? – продолжала настаивать дотошная госпожа Танака.

– Нет, я вызвал для нее такси…

– Единственной машиной, которую я слышала вчера, была машина господина Окумуры в четверть первого ночи.

На моих щеках загорелся румянец. Госпожа Танака – глаза и уши нашей округи, нечего и пытаться провести ее. Я чувствовала себя, словно мальчишка, по уши измазанный в тесте, однако упрямо утверждающий, что и в глаза не видел пирога с красной фасолью.

– Странно, – слабо заметил я.

Однако госпожа Танака вполне удовлетворилась моим стыдливым румянцем. Затем старушка продолжила допрос.

– Очень странная девушка, эта ваша коллега по работе, – заметила она.

– Правда?

– Она сидела у вашей двери в темноте, тихо, словно церковная мышь, – продолжила госпожа Танака. – Я подошла к ней и поинтересовалась, не вас ли она ждет? Вдруг она ошиблась адресом? А она посмотрела сквозь меня, словно я была из чистого воздуха, вот так-то, господин Сато.

– Полагаю, ей немного нездоровилось, – сказал я.

– Хм-м-м… – промычала госпожа Танака. – Я решила, что она глуховата, поэтому подошла поближе и переспросила громко и отчетливо. Затем сказала ей, что вы почти всегда возвращаетесь с работы очень поздно и что она могла бы подождать вашего возвращения в моей теплой гостиной.

– И что она ответила? – спросил я.

– Ни слова, – ответила госпожа Танака. – Однако на сей раз смотрела прямо на меня, так что, я уверена, она слышала вопрос.

– Возможно, она смущается незнакомых людей.

– Смущается незнакомых людей! – издевательски повторила старушка. – Совсем наоборот, господин Сато! Она посмотрела прямо на меня и усмехнулась. Я подумала про себя: «Что эта нахальная мадам о себе возомнила?» Затем она начала смеяться, словно клоун в цирке. Я спросила ее, да в чем дело, а она смеется себе. Ну, я и оставила ее в покое. Так она и просидела до вашего возвращения мокрая и замерзшая, и все смеялась, как дурочка. Я не собираюсь оказывать гостеприимство такой плохо воспитанной юной особе.

– Я могу только извиниться перед вами от ее имени, госпожа Танака, – проговорил я, хотя подозревал, что извиняться особенно не за что. Скорее всего госпожа Танака преувеличивала, а Марико была слишком больна, чтобы отдавать себе отчет в том, что делает. – Уверен, ее поведению есть вполне разумное объяснение.

Госпожа Танака предпочла проигнорировать мои извинения. Она скривила губы, а брови нахмурила, превратив лоб в баррикаду из морщин. Старушка бросила взгляд на окно моей спальни, словно в насмешку над ней оттуда в любой миг могла выглянуть непослушная Марико.

– Сегодня вы задвинули занавески в спальне, – заметила она.

Обычно, уходя на работу, я всегда поднимаю занавески. Чем не доказательство того, что в спальне кто-то есть?

– До чего же я стал забывчив! – неубедительно пожаловался я.

– Ладно, господин Сато, – обиженно пропыхтела старушка, – я знаю, вы ненавидите опаздывать на этот ваш поезд.

Госпожа Танака давала понять, что недовольна мною. Обычно по утрам она жизнерадостно болтала, совершенно не заботясь о том, успею ли я на поезд. Теперь же старушка пожелала мне удачного дня и с независимым видом направилась к своей двери. Мне стало грустно. Хотя моя частная жизнь не касалась никого, кроме меня, я чувствовал, что незаслуженно обидел госпожу Танаку.

Прошлую ночь я провел на матрасе в пустующей комнате, скользя по кромке сна, но так толком и не заснув. Раз десять я вскакивал от шума ветра в трубе, кошачьих криков на крыше, от каждого скрипа и шороха, которые издавал дом. Я таращился в темноту, пока книжный шкаф и виолончель не приобрели причудливые и пугающие формы. Я не привык к тому, что в соседней комнате дышит живое существо, поэтому постоянно прислушивался к тому, как Марико ворочается и дергается, погруженная в скорбные сны. Я не знал, как помочь ей, поэтому всю ночь просто сторожил ее сон, ожидая, что горе вырвется на поверхность. Меня преследовало ощущение, что в соседней комнате тикает бомба с часовым механизмом.

Увидев се, я выронил портфель на сырую траву. Я подбежал к ней, сердце билось, как сумасшедшее.

– Марико! – позвал я.

Она лежала на пороге, словно куча мокрых листьев. Я опустился на колени и потряс ее плечо.

– Марико!

Я испугался – Марико казалась такой безжизненной и податливой. Одно жуткое мгновение я думал, что она мертва, а наш порог стал ее могильной плитой. Девушка лежала на боку: колени притянуты к груди, лицо закрыто ладонями, словно она защищалась от невидимого хищника. Я взял ее запястье – сердце мое упало, таким слабым был пульс. Я отвел волосы с лица. Несколько мокрых прядей приклеились ко лбу и блестели. Заметив, что ее губы разжались, я поднес руку ко рту, чтобы убедиться, что девушка дышит. Затем снова встряхнул ее.

– Марико!

Одной рукой поддерживая ее голову, а другой обхватив Марико за плечи, я попытался посадить ее прямо. Девушка была мягкой и бесчувственной, голова на лебединой шее запрокинулась назад – беззащитная жертва в руках вампира.

– Марико, выслушайте меня. Я вызову «скорую помощь». Они отвезут вас в больницу.

Из ее разжатых губ послышалось протестующее бормотание.

– Марико, вставайте, попытайтесь сесть ровно. Я вызову «скорую помощь».

Я поднял ее голову. Глаза немного приоткрылись. Сквозь ресницы, словно сквозь зазубренные пальмовые листья, Марико посмотрела на меня.

– Нет, – промолвила она еле слышно.

– Марико, я оставлю вас на минутку – сбегаю позвонить в «скорую помощь».

Глаза ее открылись шире. Я почувствовал, что она оперлась на мои руки.

– Нет, прошу вас.

– Марико, вам нужно в больницу.

– Нет! Я должна идти…

Девушка запаниковала. Взгляд ее заметался по сторонам.

– Вы очень больны. Давайте войдем в дом, – сказал я. – Вы можете встать?

Марико кивнула. Я открыл дверь и, подхватив Марико, поднял ее на ноги. С глубоким вздохом я взял ее на руки. Девушка оказалась даже легче, чем я предполагал – нижняя часть моей спины выдержала путешествие до спальни, забыв о подагре. От страха я двигался неуклюже. Марико дважды вскрикнула от боли, когда головой ударилась о дверной косяк. Боком войдя в гостиную, я положил Марико на диван. Полиэтиленовый чехол, предохранявший обивку от пыли, слегка скрипнул, когда я опустил голову Марико на подлокотник.

– Спасибо, – сказала Марико.

– Не за что, – ответил я.

Я включил свет и посмотрел на нее. На девушке был Кардиган персикового цвета с перламутровыми пуговицами и плиссированная юбка, к которой прилипла мокрая трава. На фоне ослепительной бледности лица щеки горели. Веки Марико снова закрылись, и я услышал ее дыхание, слабое и неровное. Чтобы избежать соседского любопытства, я задвинул шторы.

– Марико, – снова начал я, – вы хотите, чтобы я отвез вас в больницу?

Не открывая глаз, девушка покачала головой.

Я прошелся по ковру рядом с каминной полкой.

– Марико, – сказал я, – вы выглядите очень больной. Может быть, позвонить моему доктору? Нельзя оставлять вас здесь в таком состоянии!

– Я просто хочу спать.

Голос Марико был почти неотличим от тиканья каминных часов.

– Но болезнь может оказаться очень опасной!

– Мне просто нужно выспаться.

– Выспаться? Вы принимали какие-нибудь лекарства или наркотики?

– Нет, что вы, нет.

Марико возмутилась, что я подозреваю ее в таких ужасных вещах. Я пошел наверх за коробкой с лекарствами. Вытащив градусник, протер его стерильным тампоном и вернулся в гостиную.

– Марико, нужно проверить температуру, – сказал я.

Я вставил градусник ей в рот, затем отвернул манжету и отсчитал минуту по наручным часам. Затем вытащил термометр. Ртуть поднялась до отметки 37 градусов. Учитывая возможную погрешность, температура Марико не вызывала опасений. Я смущенно рассматривал девушку. По сравнению с опаловым цветом лба и подбородка щеки горели, как пламя, словно внутри Марико пылал скрытый пожар.

– У вас нормальная температура, – сказал я. – Что с вами случилось, Марико?

Тикали часы на каминной полке. Щелкал счетчик горячей воды, гудели трубы. Марико лежала тихо, ее конечности казались безжизненными и неживыми. И вот слезы заструились из глаз девушки.

– Мой отец умер, – услышал я ее ответ.

Я медленно и тяжело поднимался по лестнице. Марико спала у меня на руках. Не нужно было быть психиатром, чтобы понять, что Марико страдает от горя. Я все еще сомневался, не вызвать ли доктора? Наконец решил, что, раз у Марико нет температуры, не стоит тревожить доктора Соно в такой час. Подожду до завтра. Я положил Марико на кровать и смущенно отвел глаза – ее юбка слегка задралась. Затем снял с нее туфли с пряжками и поставил их рядом с кроватью. Я сомневался, снять ли с Марико носки – спать в носках вредно, это может вызвать грибковое заболевание. Затем решил, что, проснувшись утром босая, девушка может смутиться, к тому же за одну ночь с ее ногами не случится ничего страшного.

Я достал из чулана одно из твоих самодельных лоскутных одеял и накрыл Марико. Вид у девушки был все еще болезненный, но на лице появилось мирное выражение, словно у спящего младенца. Губы пересохли и потрескались. Хорошо бы помазать их кремом, но и здесь не обойтись без ее согласия.

Я смотрел на спящую Марико, и меня разрывали нежность и гнев. Часть меня требовала встряхнуть ее и потребовать объяснений – в какие игры она со мной играет? Почему у моего порога? Разве у нее нет больше знакомых?

Ты будешь рада узнать, что эти эгоистичные мысли задержались в моей голове ненадолго. Что значит мое неудобство перед ее тяжелой утратой? Я решил поговорить с Марико на следующий день. А сейчас ей нужно выспаться.

Задергивая занавески, я услышал, как Марико тихо хнычет во сне. Подошел к кровати и смотрел на нее до тех пор, пока не почувствовал неловкость – не хватало еще заделаться вуайеристом на старости лет! Уже выйдя из комнаты, я вспомнил ее вчерашнее странное признание. Несколько мгновений я испытывал сильное желание разбудить Марико. Только она сможет дать ответ – правда ли все то, о чем она говорила?

Благодаря дурному настроению госпожи Танаки я прибыл на работу в последнюю минуту. Присутствовали госпожа Хатта, госпожа Ямамото, временно отсутствовал господин Такахара. Госпожа Хатта что-то гудела себе под нос, меняя фильтр в аппарате для варки кофе. Госпожа Ямамото уже сидела за компьютером, просматривая почтовый ящик. Мы уже обменялись приветствиями, и я уселся за стол, когда в кабинет влетел Мацуяма-сан, размахивая листком бумаги.

– Заместитель главного менеджера по работе с персоналом Мураками только что встретил меня в коридоре! Он передал мне это письмо. Такахара-сан прислал его по факсу вчера вечером с Гавайев!

– Не может быть! – задохнулась госпожа Хатта.

– Боже милостивый! – воскликнул я.

Я выскочил из-за стола и схватил письмо от Такахары-сан. Госпожа Хатта и госпожа Ямамото подошли поближе, а я начал читать написанное от руки письмо, недоверчиво качая головой. Дважды я прочел его про себя, затем вслух, надеясь, что, возможно, звук моих слов, отражаясь от стен кабинета, поможет мне уразуметь его смысл.

* * *

– Дорогой мой финансовый департамент, – начал я, – надеюсь, все вы находитесь в добром здравии. Я здоров, хоть и заполучил небольшое пищевое отравление – недавно съел непрожаренную рыбу-меч. Приношу извинения за самовольную отлучку. Моему поступку нет никаких оправданий.

Полагаю, все вы недоумеваете, что со мной приключилось? Я и сам иногда спрашиваю себя об этом. Ответ прост. Самая простая, хотя и самая удивительная вещь, которая может случиться с мужчиной. Женщина. Прекрасная гавайская леди по имени Лейлани. Она не говорит по-японски, а я могу произнести на ее родном языке только «Привет, я из Японии». Но наша любовь выше этого. Удивительно, как много можно выразить без слов!

Свадебная церемония состоялась на прошлой неделе на пляже, а потом мы зажарили небольшую свинью. Я понимаю, что моей карьере в «Дайва трейдинг» пришел конец. Но это ничего. На самом деле мне никогда не нравилась моя работа. Я собираю раковины и мастерю из них разные безделушки для продажи туристам. Прошу вас, не волнуйтесь за меня. Вдыхая тропический бриз, я чувствую только глубокую благодарность. Как же мне повезло! Я намереваюсь провести жизнь в трейлере Лейлани, помогая ей воспитывать пятерых детей от предыдущего брака. Moи дорогие друзья из финансового департамента, мне хочется верить, что когда-нибудь вы будете так же счастливы, как счастлив сегодня я. Прощайте и удачи!

Бывший заместитель главы департамента Такахара

Удивительные новости собрали нас в тесный кружок. Головы соприкасались, когда мы читали и перечитывали письмо. Настроение было такое, словно пришла весть о смерти Такахары-сан.

Мацуяма-сан кипятился.

– Его жена не говорит по-японски? Что это за брак такой?

– Но-ведь он ненавидел пляжи! – восклицала госпожа Хатта. – Перед отъездом он жаловался на солнечную аллергию!

Госпожа Ямамото, знавшая Такахара-сан только понаслышке, заметила:

– По крайней мере его не съели акулы.

В кабинет, приплясывая, влетел Таро, принеся с собой плотоядную вонь кекса из «Макдоналдса», который он ел на ходу. Когда Таро спросил, что случилось, я уныло отдал ему факс и смотрел, как Таро читает, шевеля губами.

– Да здравствует Такахара! – прокричал он, закончив чтение.

Фальшиво гудя, Таро изобразил рядом с копировальным аппаратом национальный гавайский танец. Госпожа Хатта направилась к кофейнику, чтобы налить чашку Мацуяме-сан, который объявил, что нуждается в глотке чего-нибудь крепкого. Госпожа Ямамото вернулась к своему почтовому ящику. Я извинился и направился в туалет сполоснуть лицо. После перевода в финансовый департамент восемь месяцев назад я имел возможность каждый день наблюдать за Такахарой-сан. За это время я составил очень высокое мнение о его незаурядных способностях. Такахара-сан был превосходным бухгалтером и главой Общества чайных церемоний «Дайва трейдинг». Когда на столах молодых сотрудников «Дайва трейдинг» начали появляться игрушечные кивающие Муми-тролли, именно он настоял на запрете этого безобразия. Неужели Такахара-сан действительно отверг свое положение ради участи несчастного пляжного бездельника? Невольно заподозришь нечестную игру! А вдруг это попытка избежать ответственности за серьезные нарушения, которые требуют тщательного расследования?

Весь день я никак не мог сосредоточиться на работе. Во время телефонных переговоров с клиентами мысли все время возвращались к Марико, спящей под одним из твоих лоскутных одеял. Когда я читал отчет по «Хитачи», разум мой непроизвольно перемалывал события вчерашнего вечера. Давно уже ради личных переживаний я так не пренебрегал работой.

В середине утра госпожа Хатта принесла мне чашку ромашкового чая с медом. Погрузив язык в горячую жидкость, я забеспокоился (скорее всего безосновательно), что коллеги узнают о юной девушке из бара, что спит сейчас в моей постели. В новостях полно историй о престарелых злодеях, заманивавших школьниц в отели обещаниями купить модную одежду и драгоценные побрякушки. Люди непременно истолкуют наши отношения с Марико в неверном свете. Почтение, Которое питают ко мне коллеги, тут же улетучится! По крайней мере я был уверен, что у госпожи Танаки хватит здравого смысла, чтобы держать рот на замке.

Во время ленча, оставшись в кабинете в одиночестве, я жевал рис с лососем, заказанные в столовой фирмы, и размышлял о Марико. Проснулась ли она? Нашла ли записку, которую я оставил для нее? А хлеб и джем? Меня соблазняла мысль позвонить домой, чтобы узнать, как она себя чувствует, но я не хотел разбудить ее.

Смех, раздавшийся из парка, отвлек меня от мыслей о Марико. Я подошел к окну и стал наблюдать, как госпожа Ямамото и Таро играют в бадминтон. К ним присоединились также госпожа Хатта и госпожа Акаши из отдела доставки. Девушки хихикали, разворачивая рулон бумаги, призванный служить сеткой. Из чистого озорства они приподняли сетку в то мгновение, когда Таро пытался отбить подачу госпожи Ямамото. Воланчик упал на стороне Таро. Изображая отчаяние, он в сердцах поднял ракетку вверх. Видно было, что, общаясь с такими симпатичными девушками, парень на седьмом небе от счастья. Я захихикал. За моей спиной раздался низкий голос.

– А, детишки шалят…

От неожиданности я вздрогнул. Обернувшись, я увидел в дверях седой хохолок и широкие плечи заместителя главного менеджера по работе с персоналом Мураками. Он приветствовал Меня желтозубой улыбкой.

– Верно, – отвечал я. – Я приветствую физические упражнения во время ленча. Они способствуют улучшению метаболизма и прогоняют послеобеденную дрему.

Мураками-сан пересек комнату и подошел ко мне.

– А сами-то что, Сато-сан? Давно ли вы занимались физкультурой?

– Каждый день я пешком хожу от станции до дому. Двадцать минут. Именно столько рекомендуют врачи мужчине моих лет.

– Уверен, вы способны на большее. Я сам стараюсь заниматься как можно чаще, чтобы держать старый мотор в рабочем состоянии.

Мураками-сан подмигнул мне. Может быть, он и выдающийся гольфист, но не стоит уверять меня, что он находится в лучшей физической форме, чем я. Сначала мне захотелось рассказать ему о моих еженедельных домашних ремонтах, но затем я решил, что глупо кичиться здоровым образом жизни перед заядлым курильщиком и любителем выпивки. Палочками я подхватил несколько рисовых зерен и отправил их в рот. На стоянке внизу Таро с шутовскими ужимками изображал, как волан стукает его по голове. Девушки заливались смехом, импровизированная сетка оседала на глазах.

– Глядите, как Таро увивается перед госпожой Ямамото, – снисходительно заметил Мураками-сан. – Влюбился, что ли?

Я прожевал рис и уклончиво промычал что-то.

– А возьмите старину Такахару и его гавайскую госпожу. Кто бы мог подумать? Иногда любовный вирус настигает людей далеко не первой молодости.

– Я как раз собирался поговорить с вами о Такахаре-сан, – озабоченно сказал я. – Я считаю, нам следует найти его и серьезно с ним поговорить. Все, что случилось, настолько не в его характере, что я опасаюсь за психическое здоровье Такахары-сан.

– Право же, Сато-сан, нельзя быть таким циничным! Впрочем, в ближайшем будущем я действительно собираюсь встретиться с Такахарой-сан, чтобы обсудить вопрос возврата пенсионных выплат. А до тех пор вам придется мучиться сомнениями. Разве так трудно поверить, что человек способен бросить все ради любви?

Я снова неразборчиво промычал. Внизу в парке госпожа Хатта и госпожа Акаши скатывали сетку, а госпожа Ямамото пожимала руку Таро. Он восхищенно смотрел на нее, не желая отнимать руки.

– Я должен идти, – сказал Мураками-сан. – Сегодня придется развлекать чиновников из мэрии. А я еще не отошел от вчерашних гостей из нашего филиала на Тайване!

– Какой у вас напряженный график, – заметил я.

Я вгляделся в профиль Мураками-сан, пока он широко зевал. Сосудистые сеточки на носу и щеках напоминали крохотных червячков. В его дыхании ощущался запах виски и освежителя рта.

– До встречи, Сато-сан. – Мураками-сан сердечно похлопал меня по плечу. – И не будьте слишком строги к старине Такахаре. Кто знает, может быть, следующей жертвой любовного вируса станете вы сами!

Мураками-сан еще раз лукаво подмигнул мне. Затем он вышел, тяжело затопав по коридору, и в это время раз дался сигнал, возвещающий об окончании ленча.

Около пяти я так разволновался, что не мог усидеть на месте. Я собирал лишние скрепки и приводил в порядок корзинку для входящих бумаг, когда ко мне подошла госпожа Ямамото. Она была свежа, словно на часах застыло 8.30 утра, и ей были очень к лицу белая блузка и платье-комбинезон. Она попросила разрешения начать проверку кредитоспособности Накамуры – дело довольно хлопотное, к тому же требующее моего наблюдения и не одного часа работы. Я с неохотой согласился и, на мгновение утратив контроль над собой, устало вздохнул. Ты же знаешь, я не поощряю в офисе этих охов-вздохов. Эмоции негативно влияют на рабочую атмосферу. Тут же заметив мое настроение, госпожа Ямамото сказала:

– Вам незачем оставаться, господин Сато! Сегодня вы и так слишком много работали! Я прекрасно управлюсь сама… Нет, я просто настаиваю, чтобы вы шли домой.

Слова ее звучали так искренне и убедительно, что я не мог не улыбнуться.

– Что ж, убедили, так и поступим, госпожа Ямамото, – сказал я. – Бумаги – в вашем полном распоряжении!

– Можете рассчитывать на меня, сэр! – воскликнула госпожа Ямамото и шутливо отсалютовала мне.

Когда я вышел из поезда, погода разбушевалась. Ветер свистел в ушах и трепал лацканы пиджака. Галстук взлетал передо мной, словно поводок. Повернув на нашу улицу, я увидел двоих отпрысков Окумуры, запускавших воздушного змея, который они соорудили из пластикового пакета. Детям приходилось с силой тянуть за веревку, так как ветер норовил вырвать из рук и унести в небо их экономичного змея. Дойдя до дома, я с удовольствием отметил про себя, что занавески в спальне раздвинуты, а окно приоткрыто, чтобы в комнату мог поступать свежий воздух. Это означало, что Марико на месте. Я вставил ключ в замок и только тут обнаружил, что дверь закрыта на щеколду.

– Марико? – позвал я.

Дом был нем, как могила. Я сбросил мокасины и опустил портфель, затем бегом поднялся по ступенькам и постучался в дверь спальни. Не получив ответа, несколько мгновений вслушивался, а затем вошел внутрь. Твое лоскутное одеяло было аккуратно сложено, а туфли с красными пряжками исчезли. Я развернулся и вышел в коридор.

Дверь в ванную со скрипом отворилась. Я легонько постучал.

– Марико?

Я отворил дверь ванной и попал в объятия теплого и влажного воздуха. Очки мои тут же запотели. Капли конденсата покрывали плитку на стенах. Должно быть, Марико мылась совсем недавно. Я почуял запах своего шампуня от перхоти из супермаркета. (Я целый год пользуюсь одной бутылочкой – так мало нуждается в шампуне моя лысина.) Однако знакомый химический запах смешивался с чем-то нежным и мускусным, словно медвяная роса. Я протер очки рукавом, а когда снова надел их, кое-что бросилось мне в глаза. На покрытом конденсатом зеркале проступало слово «судьба». Казалось, иероглиф нанесен быстрой кистью каллиграфа. С перекладины свисало полотенце. Прежде чем выйти, я дотронулся до мокрых волокон.

Хлеб и джем исчезли, а тарелка и нож были вымыты и оставлены для просушки. Мою записку Марико свернула в виде цветка лотоса в технике оригами. Я разочарованно осматривал кухню.

– Судьба, – произнес я вслух, – придет же в голову писать такое на зеркале.

Затем я услышал щелчок входной двери.

Я ждал, прислушиваясь к тому, как Марико снимает туфли и надевает тапочки, а затем мягко топает на кухню.

– Марико, – начал я, когда она возникла в дверях.

Девушка остановилась, в глазах ее светились благодарность и стыд. Одежда смялась от ночного сна, плиссированные складки на юбке разгладились. Один носок натянут до колена, другой болтался у лодыжки. Я с удовольствием отметил, что к Марико вернулся обычный персиково-сливочный цвет лица. Твоя старая плетеная корзинка, обычно валявшаяся в углу кухни, свисала с руки. Влажные волосы растрепал ветер. Я подумал, что ей не стоило выходить из дома с мокрой головой.

– Я… я хочу извиниться за свое поведение прошлым вечером, – сказала она.

Я прочистил горло.

– Теперь вам лучше?

В отличие от вчерашнего вечера сегодня взор Марико был ясен. На щеки вернулся цвет.

– Да, спасибо, что позаботились обо мне. Мне так неловко, что я очутилась на вашем пороге и что я обременяю вас.

Почему именно я? Этот вопрос мучил меня. Почему на моем пороге? Однако я понимал, что эти простые вопросы вызовут целую лавину других, не столь простых. Пусть девочка хотя бы присядет.

– Я рад, что вы поправились, – сказал я.

– Я нашла хлеб и джем, спасибо вам. Я была так голодна, что съела все до последней крошки. Когда обнаружила, что ваш холодильник пуст, то решила сходить на рынок…

Марико подняла, а затем снова опустила корзину, искоса поглядывая на меня, очевидно, боясь, что я сочту ее добрый жест нахальством.

– Вы очень любезны, Марико. У меня никогда не хватает времени ходить по магазинам.

Марико улыбнулась. В кухне повисли сумерки. Обычно я сразу же щелкаю выключателем, чтобы не напрягать глаза, но сегодня я дал возможность теням сгуститься.

– До того как я уйду, мне хотелось бы приготовить вам ужин, – сказала Марико, – в благодарность за то, что вы помогли мне. Это самое меньшее, что я могу сделать для вас.

– Этот вовсе не обязательно… – запротестовал я.

– Пожалуйста, мне станет гораздо легче, если я хоть как-то отплачу вам за вашу доброту… – Марико коснулась рукой мокрых волос. – Кроме того, я думаю, что должна объясниться. Может быть, присядем?

Марико поставила на пол плетеную корзину, и мы сели. В полумраке солонка, перечница и молочный кувшин образовали на столе рунический круг. Вчерашняя газета лежала под цветочным горшком – виднелись только заголовки. Улыбка Марико скользнула от этих предметов ко мне, словно волна набежала наберет.

– Я проснулась почти сразу же после того, как вы ушли на работу, – начала она, – поэтому в моем распоряжении оказался целый день, чтобы поразмыслить над всем и решить, что мне делать. Сначала я должна объяснить, что случилось со мной вчера вечером. Иногда, когда я несчастна или расстроена, я глубоко засыпаю. Я страдаю от этой болезни еще со школы. Своего рода нарколепсия. Это не мешает мне вести нормальную жизнь, но иногда на меня находит, как вчера.

Марико говорила будничным тоном, словно ей уже не впервой приходилось пересказывать историю своей болезни, и все слова она давно уже выучила наизусть.

– Мне очень жаль, Марико, – сказал я.

Марико рассмеялась, словно хотела утешить меня.

– На самом деле все это довольно забавно. Когда я училась в начальной школе, воспитательница посылала меня за директором. И довольно часто они обнаруживали меня в приемной – я засыпала прямо в кресле рядом с кабинетом.

Я вспомнил, что несколько лет назад читал о подобных случаях в брошюре по страховой медицине. Брошюра называлась «Опасный сон». Опасность возрастала, если больной засыпал прямо за рулем или на рабочем месте, где применялись опасные механизмы. Были даже случаи со смертельным исходом.

– Я читал об этом, – сказал я.

Марико улыбнулась.

– Такое случается довольно редко. Экзамены, эмоциональное напряжение, землетрясение. Все эти вещи навевают на меня глубокую дрему.

Темнота накрыла кухню словно рой безмолвных пчел. Сидящая через стол Марико казалась гораздо старше своих лет.

– Наверное, это всегда пугает вас, – заметил я.

– Да нет, не особенно.

Я пытаюсь контролировать болезнь, пытаюсь обмануть свой разум, убедив его, что я спокойна. Но это не всегда срабатывает. Вчера я получила плохие вести и вот… не смогла предотвратить то, что случилось.

Должно быть, она говорила о смерти отца. Я спросил себя, помнит ли Марико о том, что вчера уже рассказала мне о ней? Я решил не упоминать об этом печальном событии, чтобы она снова не расстроилась.

– Вы принимаете какие-нибудь таблетки, чтобы контролировать болезнь?

Марико покачала головой.

– Нет таких таблеток, которые могли бы разбудить меня в этом состоянии.

– Ужасно.

– К этому привыкаешь.

Ее спокойная улыбка убедила меня, что Марико смирилась с неудобствами, которые доставляла ей болезнь.

– Могу я включить свет?

Марико встала, и, не успел я вмешаться, как комнату залил яркий свет. Я вздрогнул, а Марико подняла корзину с пола и поставила на разделочный стол.

– Мне нужно приготовить ужин. Наверное, вы голодны.

– Марико, это мне следует приготовить вам ужин, – сказал я, – разве вы не моя гостья, в конце концов?

– У меня есть особый рецепт.

Марико была очень настойчива.

Внезапно я понял, что она так и не сказала мне, что привело ее в мой дом. Я отошел к холодильнику и поднял кувшин с ячменным чаем. Я смотрел, как Марико выкладывает продукты из корзины на стол. Несмотря на то, что для покупок было уже поздновато, продукты выглядели великолепно: свежая гречишная лапша, грибы шиитаке, перцы, лук и куриные грудки. Марико повязала фартук в шахматную клетку и туго затянула завязки. Затем взяла деревянную разделочную доску и выбрала длинный тонкий нож.