Текст книги "Не для печати!"

Автор книги: Сью Уэлфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Пол первого этажа – основного выставочного пространства – был выложен простым спиральным лабиринтом из круглых речных камней. При взгляде на красивую каменную дорожку в сердце Лиз зазвенел маленький колокольчик; но работа принадлежала не Джеку Сандфи.

Лиз уже готова была уйти, но тут наконец они нашли экспонаты Сандфи.

Экспонат 34 на первом этаже представлял собой извилистую и закрученную деревянную конструкцию – продолговатую, с плавными линиями, женственную и в то же время нет. Это могло символизировать движение танцовщицы фламенко или волну при порыве штормового ветра.

Подсвеченная мягким светом золотистых ламп, поверхность разных видов древесины была выстругана, отшлифована и отполирована и стала гладкой и приятной для глаза, как шелковая ткань. Казалось, сияние пронизывает древесину насквозь; как живая, она будто отчаянно призывала, чтобы ее погладили, провели ладонью от одного конца к другому: медленно, нежно, не отрывая руки.

Лиз засунула кисти поглубже в карманы, борясь с искушением. Прикоснуться к скульптуре было бы равносильно прощению Джека Сандфи.

Клер скорчила рожу.

– О'кей, посмотри внимательно и честно скажи: это похоже на «Бухту Бардсвелл Один»? Не может быть. Как ты думаешь?

Освещение было установлено настолько искусно, что казалось, будто скульптура залита солнцем. Экспонат 34 оказался самым большим из работ, расположенных в изогнутой нише. Другие скульптуры, мягкие отголоски номера 34, разместились на разных уровнях: одни стояли горизонтально, другие как будто сжались от напряжения на грубооббитых платформах из черного камня. Сияющие, удивительные экспонаты, выполненные с безупречным чувством стиля.

Но все же мотивы художника оставались для Лиз загадкой. За формой не ощущались история, глубина, внутренние изменения и открытия, повлиявшие на творчество Сандфи. Напротив, скульптуры производили впечатление изящной машинной работы. Совершенные, но лишенные души; красивые, но не вызывающие ответные чувства. Лиз задумалась: а не открылась ли ей только что правда о Джеке Сандфи?

Неосознанно, повинуясь минутному импульсу, Лиз протянула руку, чтобы почувствовать, хранят ли скульптуры воспоминание о прикосновениях рук Джека Сандфи. Кончики ее пальцев дотронулись до плеча – а может, это был гребень поднявшейся волны или прерывистое дыхание, – и Лиз содрогнулась оттого, насколько холодным и мертвым было дерево. Удивительно гладкое, но совершенно пустое.

Лиз отдернула руку, будто скульптура обожгла ее, и уткнулась в каталог, чувствуя, что все ее существо наполняется острой болью и глубоким разочарованием. Интерес к скульптуре она потеряла и решила перейти к следующему экспонату.

– Так и хочется к ним прикоснуться, правда? – пробормотала женщина средних лет, стоявшая слева от них. Лиз оглянулась: не к ней ли обращаются.

Женщина улыбнулась. Довольно крупная, с ног до головы облаченная в дорогой жатый лен серо-коричневого цвета. Несмотря на правильное произношение, ей не удавалось скрыть легкий американский акцент. Лиз уже видела ее пару раз краем глаза. Она тоже держала в руках каталог, но он был закрыт, и, в отличие от Клер, она не заглядывала в него все время. У нее были блестящие светлые волосы и строгая стрижка, крупные зубы и кричаще красная помада.

– Пожалуйста, трогайте, не обращайте на меня внимания, – сказала она.

Лиз взглянула на нее с удивлением.

Женщина вытянула руку, будто в знак приглашения, а потом обвела ею всю выставку.

– Восхитительно, правда? Мы очень довольны тем, как посетители реагируют на новые работы Джека. Несколько экспонатов уже продано. Тот, который вы осматриваете, еще нет. Уверена, когда откроется выставка в Лондоне, мы продадим все.

Так Лиз и думала. У Клер, которая стояла рядом, забурчало в животе. При других обстоятельствах Лиз было бы интересно узнать, что это за женщина и откуда она так хорошо знает Джека, но сегодня ее любопытство пребывало в летаргическом сне. Ей было все равно.

– Все это очень здорово, но мы спешим, – произнесла она, скрывая за улыбкой все увеличивающееся чувство разочарования. – Спасибо.

Она взяла Клер под руку, и они вышли на улицу. Клер не сопротивлялась. После искусственного освещения галереи солнечный свет неожиданно ударил в лицо.

– Да ладно тебе, Лиз. Давай вернемся. Мы даже бронзовые скульптуры не посмотрели, – поддразнивала ее Клер. Они вышли на главную улицу, моргая, как ослепленные фонарями кролики.

Лиз фыркнула.

– А также подходящие по цвету салфетки, чашки и коврики. Я умираю от голода. Здесь где-то есть неплохой вегетарианский ресторанчик – по-моему, за левым поворотом. Но я не уверена, что они открыты в воскресенье. Хотя можно проверить. Кажется, это где-то за церковью.

– Судя по всему, ты не в восторге от шоу мистера Сандфи? – спросила Клер.

Лиз уже собралась было ответить, но почувствовала удивительный аромат специй, жареного лука и чего-то острого.

– Ты действительно хочешь, чтобы я все тебе рассказала, или сэкономим время и нервы и спокойно пообедаем?

– Слишком раздуто, ты не находишь? В его работах есть стиль, талант, но совершенно нет души.

Лиз невесело рассмеялась.

– То же самое можно сказать и про него самого.

* * *

– Итак, – произнес Артуро, открывая очередную банку «Пилзнера». – Сдается мне, ты произвел на мисс Чэпмен неизгладимое впечатление, – он пристально посмотрел на Джека, прежде чем еще раз пробежать глазами колонку рецензий «Санди Ньюс». – Она хоть симпатичная?

Положив ноги на перевернутые контейнеры из-под молока, Артуро и Джек Сандфи развалились на потрепанном красном диване, занимавшем большую часть летнего домика. Через распахнутые настежь двери открывался вид на двор, конюшни, которые Джек переоборудовал под мастерские, и главный дом. Джек считал диван объектом особой стратегической важности.

Низкая череда пристроек была сооружена из местного камня и старинных красных кирпичей ручной работы. С одной стороны стены вверх по черепичной крыше поднимались густые заросли дикого винограда в море желтых, оранжевых и алых настурций. Природа казалась Джеку слишком буйной, но он выпил пару банок пива, и все встало на свои места.

В зарослях зелени, освещенная солнечными лучами, сидела на корточках блондинка, на которой теперь были только бирюзовый лифчик от купальника, шортики цвета хаки и тяжелые ботинки. Она склонилась над огромной скульптурой из металла, издавая слишком много шума для такого маленького существа.

Артуро и Джек изо всех сил старались ее игнорировать, но их внимание то и дело приковывали то стук молотка о железо, то крепкие груди, грозящие вырваться на свободу.

– Очень страстно, знаешь, каждое слово кричит неудовлетворенным сексуальным желанием, – произнес Артуро, постукивая пальцем по журналу.

Джек заворчал, отвел взгляд от потной скульпторши-блондинки и улыбнулся.

– Ты на самом деле так думаешь?

Артуро глубокомысленно кивнул.

– О да, я уверен. Ты так и не рассказал мне, что это за цыпочка, Лиз Чэпмен. Работает внештатно, правильно? Имя мне ни о чем не говорит. Давай, выкладывай все кровавые подробности.

Джек, который до сих пор так и не вспомнил, кто такая мисс Чэпмен, опустил глаза и сделал вид, будто вытирает пивную пену, прилипшую к щетинистому подбородку.

– Да брось ты, Джек, – запротестовал Артуро, – выкладывай, мы же друзья, в самом деле! Что застеснялся, старый пес? Неудивительно, что прекрасная Морвенна на тебя взъелась.

Артуро замолчал, обдумывая кое-какие мысли, которые пришли ему в голову.

– Полагаю, эта маленькая разборка означает, что воскресный обед вылетел в окно?

Джек рыгнул, перекатился на бок и захихикал.

– Именно так, мой дорогой, в самом прямом смысле. Ну и что, черта лысого, какая разница? Пусть эта проклятая баба призадумается. Я для нее всего лишь старый дурак Джек, зануда Джек, коврик на полу, все время одно и то же, ничего нового. Знаешь, говорят, что привычка – вторая натура? Это правда, поверь мне, каждое слово – правда. Мне кажется, или у тебя есть обаяние, или нет. И женщине не повредит время от времени напоминать, что она не единственная на све… на свете… – Джек запнулся на мгновение, формулируя мысль, но почувствовал, что она ускользает от него как и тысячи других.

Артуро наклонился вперед, ожидая услышать от Джека очередное мудрое изречение.

Джек икнул и отмахнулся.

– Да ладно, какая разница. Неважно. Может, прогуляемся не спеша до «Старой серой собаки» и пропустим по пивку до обеда?

Артуро моргнул.

– Отличная мысль. Так значит, обед не отменяется?

Джек кивнул, встал и, сняв пиджак со спинки ближайшего кресла, бесстрашно вышел на солнечный свет.

Слегка пошатываясь, Артуро поднялся на ноги и махнул рукой во двор конюшни.

– Может, пригласим и маленькую блондиночку выпить пивка по быстрому? Ей бы не помешало.

Джек бросил короткий взгляд на главное здание. Старый монастырский дом, словно дикий кот, притаившийся в высокой траве, гипнотизировал его через лужайку, скрытый зарослями кустарника, конского каштана и медных буков. Джеку стало не по себе, будто за ним следили. Он поежился.

– Нет, не думаю… лучше принесем ей чего-нибудь – орешков или чипсов. К тому же она сказала, что занята, – произнес Джек, похлопал себя по карманам и пригладил волосы, пытаясь отогнать рыжеволосое привидение, которое ни на минуту не оставляло его в покое.

– А я все думала, отвлечет статья в «Санди Ньюс» Джека Сандфи от столярной работы или нет, – сказала Лиз самой себе, дослушав голос Ника Хастингса на автоответчике. Следующим было сообщение от ее бывшего мужа Майка. В отличие от Джека, голос у Майка был наглый и раздраженный. Случилось непредвиденное, и он сможет привезти Джо и Тома домой лишь поздно вечером. Но не стоит беспокоиться, никаких проблем.

Стоял воскресный день, и после плотного обеда и долгой дороги домой из Норвича больше всего хотелось свернуться калачиком на диване перед видеомагнитофоном и уснуть. Ни Клер, ни Лиз, ни Уинстон, который вплыл в прихожую через кошачью дверцу, как только они приехали, не собирались бороться с искушением.

– Ты ему перезвонишь? – спросила Клер, открывая банку с печеньем, пока Лиз заваривала чай.

– Майку? Нет, какой смысл, – Лиз взяла поднос с чаем и кивнула головой в сторону гостиной. – Что будем смотреть? Есть триллер, я записала на прошлой неделе. А можем удариться в воспоминания и посмотреть что-нибудь черно-белое, по книге Дафны дю Морье.

Клер уставилась на нее. Через пару секунд безразличное выражение на лице Лиз слегка смягчилось, и она покачала головой.

– Ладно, я знаю, ты имела в виду Джека Сандфи. Но что я ему скажу? Что я тоже умею играть в эти игры? Что тоже умею лгать? Не думаю, что стоит ему звонить. Зачем? Ты сама сказала, он меня обманул. Хочешь, чтобы я сунула голову под нож и позволила ему проделать это дважды?

Хотя… Лиз было очень приятно услышать его голос. В нем чувствовалось тепло, и, казалось, он очень хочет поговорить с ней. Лиз вспомнила, как он наклонился к ней через стол и на кратчайшую, мимолетную долю секунды ей показалось, что сейчас Джек Сандфи ее поцелует. Но он лишь подлил ей кофе, и она почувствовала разочарование. Как это она забыла? А потом Джек улыбнулся, и она не могла оторвать взгляд от морщинок, которые появились в уголках его глаз. О да, Джек Сандфи – настоящий мастер своего дела.

– Ты серьезно? – Клер бесцеремонно вторглась в мечтания Лиз. – Только не говори, что он тебе не понравился.

Лиз возмущенно фыркнула.

– Нет, – при этих словах она покраснела. – Не понимаю, с какой стати тебя это так волнует, ведь это ты сказала, что он – лживый ублюдок. И потом, я же сразу не призналась, что он мне нравится. – Она на минуту замолчала. – Боже, ну почему все так сложно?

На лице Клер было написано одновременно лукавство и нетерпение.

– О'кей, – проворчала Лиз, опуская поднос на ковер у камина. – Ну и что, если мне на самом деле понравился Джек Сандфи. Да, может, я и надеялась, что у нас что-нибудь получится, может, он и красавчик. Тебе-то не надо объяснять, Клер. Ты сама знаешь, что значит жить в одиночестве. Иногда мне бывает так одиноко, ведь я пытаюсь всем угодить, все успеть, всегда чем-то занята, бегаю за мальчиками, делаю покупки, плачу по счетам. Тащу все на себе. Хочется увидеть хоть какой-то просвет, понимаешь? Я же немногого прошу. Было бы неплохо, если бы появился кто-то, с кем можно было бы поделиться.

Клер подняла брови.

– Ты хочешь сказать, что Джек Сандфи – тот человек, с которым тебе захотелось поделиться?

Лиз залилась краской.

– Это приходило мне в голову во время интервью. Он казался таким милым. Не знаю, как объяснить – мой тип мужчины, мой шанс, что ли? Когда говоришь вслух, это так нелепо звучит. Но потом началась вся эта заварушка с диктофоном, и его скульптуры – плоские, безжизненные, банальные… К тому же мы обе знаем, что во время интервью он что-то скрывал. Ты сама говорила, что у Джека Сандфи ужасная репутация. Он врал напропалую, пытался меня опутать. Может, это его способ снять девочку. Зачем мне такое начало отношений?

Клер фыркнула.

– А что ты имеешь против? Последний мужик, который пытался меня подцепить, предложил мне посмотреть слепки с зубов гориллы. Он был выпускником биологического факультета. По сравнению с этим маленькая ложь (или две) ничего не значат. По крайней мере, мы знаем, что парень – мастер своего дела, хоть и штампует скульптуры как станок. Те деревяшки из галереи – это нечто. Интересно, во что бы он превратил мой кухонный стол? – Клер сделала паузу на несколько секунд, ожидая, засмеется ли Лиз. Лиз не засмеялась, и она продолжала: – Тебе обязательно нужно ему позвонить. По голосу он показался мне очень милым. Может, в день интервью у него просто было плохое настроение. Хочешь, я ему позвоню?

– Нет! – воскликнула Лиз.

Клер все еще улыбалась, но сделала шаг назад, выставив ладони перед собой в знак капитуляции. Минуту она молчала.

– О'кей. Есть еще кое-что, я все хотела тебе сказать. На прошлой неделе я встретила Майка в центре, и он пригласил меня выпить.

Лиз ошеломленно уставилась на нее.

– Майк? Мой бывший Майк? Ты что, серьезно? И что ты ответила? Ты ходила с ним на свидание?

Клер отрицательно покачала головой и опустилась на ковер у камина, облокотившись спиной о диван. Посадив Уинстона себе на колени, она принялась распечатывать пачку шоколадного печенья. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она снова заговорила.

– Нет, я просто улыбнулась и обратила все в шутку – очень непринужденно, понимаешь? Шутливо, но вежливо, старалась его не обидеть. Я хотела сначала узнать, что ты чувствуешь по этому поводу – прежде чем что-то предпринять.

– Предпринять? – Лиз вытаращилась на Клер, пытаясь угадать ход ее мыслей. – Ты хочешь сказать, что это имеет какое-то отношение к тому, перезвоню ли я Джеку Сандфи?

Клер пожала плечами.

– Может быть. А может и нет. И да и нет. Ну, я не знаю. Я просто хотела узнать, что ты думаешь по этому поводу.

Лиз кивнула.

– Хорошо. Значит, говоришь, Майк пригласил тебя на свидание.

– Да брось ты, Лиз, – ощетинилась Клер. – Ты так говоришь, будто я Квазимодо какой-то. У меня тоже есть право на личную жизнь.

Лиз проигнорировала замечание.

– Я не то имела в виду, сама знаешь. Просто все это очень странно. Майк и ты? С какой стати? – слова вылетели прежде, чем Лиз сообразила, что может обидеть Клер, и тут же пожалела об этом.

Клер смерила ее взглядом. На мгновение на ее лице появилось выражение ранимости, незащищенности и обиды.

– Не тебе одной бывает одиноко. А Тим умер… – она сделала паузу и запихнула в рот половину сломанного печенья: скорее всего отвлекающий маневр. – Мужья не приезжают, не раздражают тебя и не забирают детей на уик-энд после того, как их кремируют, – произнесла она, разгневанно плюясь крошками. – У меня уже двенадцать лет никого нет!

Лиз ощутила неприятный укол совести, словно человек, выживший в катастрофе исключительно по божьей воле, и подумала: как она осмелилась упрекнуть Клер? Ее захлестнули глубокие, сильные чувства, которые всегда испытываешь, когда думаешь о жизни и смерти, любви и дружбе.

– Знаю, извини. Ты сама понимаешь, что я тебя не упрекаю. Просто мне это кажется немного странным, вот и все. На самом деле я хотела спросить: неужели тебе нравится Майк?

Настала очередь Клер покраснеть.

– Нет, не совсем… то есть он не особенно мне нравился до того, как не пригласил меня на свидание, если ты понимаешь, о чем я. Нужно себя сдерживать, ведь так? Муж лучшей подруги – запретная зона, если, конечно, ты не законченная тварь. До недавних пор чисто технически он принадлежал тебе. Да, признаю, может, он мне и нравится – немножко. Когда он меня пригласил, я все взвесила и решила, что, пожалуй, действительно хотела бы пойти с ним на свидание.

Лиз улыбнулась.

– Что ж, в таком случае дерзай, только не давай ему запудрить тебе мозги, – она замолкла на секунду, прикидывая, какие могут быть последствия. – И прошу тебя, Клер, не позволяй ему себя обидеть, у него это всегда хорошо получалось.

Лиз вдруг охватило какое-то особое ощущение, сильный прилив эмоций застиг ее врасплох, и голос от этого стал каким-то странным.

Клер в изумлении взглянула на нее.

– Я же не собираюсь встречаться с Майком, понимаешь? Разве что выпьем по рюмочке. О господи, зачем я вообще тебе сказала.

Лиз с удивлением обнаружила, что в глазах у нее стоят слезы.

– Все в порядке, – произнесла она и отмахнулась от Клер, которая с беспокойством уставилась на нее. – Так что будем смотреть?

– «Чужие»?

– Сигурни Уивер и милашка Хикс?

Клер кивнула.

– Точно.

– Отлично, ты наливай чай, я поставлю кассету. И не думай, что раз ты теперь встречаешься с моим бывшим мужем, то можно съесть все мое печенье.

Клер, набив рот печеньем, захихикала, разбрасывая повсюду крошки.

– Кто, я? Господи, да я и не мечтаю. И все-таки скажи, ты будешь звонить Джеку Сандфи или нет?

Уинстон, лежавший у нее на коленях, поднял бровь. Он-то не понимал, зачем гоняться за добычей, если у нее нет меха и она никуда не убегает.

* * *

Тем временем в старом монастырском доме Джек, Артуро и несколько студентов, которые остались в мастерских на лето, зашли на кухню и расположились за длинным обеденным столом. Весть о том, что воскресный обед наконец готов, распространилась по птичьему радио от дома к мастерской и достигла деревни и паба «Старая серая собака». Все проголодались.

Было уже больше трех. Гул голосов, стоявший на кухне, пока все собирались, быстро утих, и воцарилась напряженная тишина.

Пока Лили Ховард сливала воду с овощей и раздавала тарелки, Морвенна колдовала у плиты, сгорбившись и повернувшись спиной к столу. Она резала мясо, и визг электрического ножа заставил смолкнуть последние нервные смешки.

В центре стола стояли два стеклянных кувшина с ледяной водой, а вокруг них – стаканы. Стол был накрыт безупречно: с кувшинчиками для уксуса и масла, столовыми приборами, салфетками и хлебными тарелками, хотя остальная часть кухни выглядела так, будто по ней прошел ураган. Но никто не произнес ни слова, все упорно делали вид, что не замечают покрытого слоем битой посуды, столовых приборов, осколками стекла и огромным количеством мелких монеток плиточного пола.

Наконец Морвенна повернулась и, подняв тяжелое овальное блюдо с мясом, понесла его к столу. В зубах у нее была зажата сигарета. Она опустила поднос, и тишина стала еще напряженнее.

Лопатка – как оказалось, свиная, – была порезана крупными неровными рваными кусками. Снаружи мясо обуглилось до угольно-черного цвета и мякоть отделилась от блестящего белого жира, но внутри большая часть куска так и не разморозилась. В любом случае мясо было несъедобно. В некоторых местах электрический нож напоролся на кость и обнажил кусочки прозрачной белой мембраны размером с ноготь и влажный, нежно-розовый костный мозг.

В супницах, которые Лили Ховард расставила вокруг подноса с мясом, лежала жареная картошка в мундире, вареная белокочанная капуста и мягкие бледные морковки. Кроме того, Лили принесла огромный кувшин с подливкой и большое блюдо со странными черными круглыми предметами, которые, как предположил Джек, когда-то были йоркширскими пудингами.

Артуро не терпелось нарушить жутковатую тишину, висевшую над столом, и он с отвратительно фальшивой веселостью произнес:

– Что ж, моя красавица Морвенна, выглядит очень аппетитно. Не знаю, как все остальные, но я умираю от голода.

С этими словами он перегнулся через стол и подцепил на вилку большой кусок сырой свинины.

С его стороны это было очень галантно.

Морвенна подняла идеально выщипанную бровь. Она будто не слышала слов Артуро.

– С вашего позволения, – произнесла она убийственным полушепотом. – Кажется, у меня начинается мигрень. Прошу вас, угощайтесь. Я попросила Лили поухаживать за вами. Приятного аппетита.

Она повернулась и похоронным шагом удалилась в прихожую.

Тишина стояла еще несколько секунд, пока не закрылась кухонная дверь и все не удостоверились, что Морвенна действительно ушла. А потом, словно по сигналу, раздался вздох облегчения.

Первой заговорила одна из студенток-азиаток.

– Может, поставим мясо обратно в духовку? – робко предложила она. Это было первое, что она сказала с тех пор, как появилась в доме.

Но блондинка из Австралии уже вскочила на ноги с мятежным видом.

– Матерь Божья. И что нам с этим делать – похоронить, что ли? Я точно это есть не буду. Джек, у нас тут система «все включено», мы же так договаривались? Трехразовое питание и альтернативное вегетарианское меню. Так было написано в твоей замечательной маленькой брошюрке. Простая, но здоровая пища – вот за что я заплатила.

Все повернулись к Джеку.

Из трупа на овальном подносе потекла кровь. По одному из обуглившихся почерневших ломтей тянулась тонкая полоска сигаретного пепла, подчеркивая уязвимость и ранимость обнаженной мякоти.

Джек почувствовал, как в животе заурчало от голода и пивных пузырьков.

– Пицца, – произнес он после недолгого раздумья. – Мы вернемся в мастерские и закажем пиццу.

Все поднялись на ноги.

Теперь от свободы их отделяла лишь Лили Ховард, которая с дерзким видом стояла в дверях, упершись руками в бедра и зажав в мясистом кулаке половник с дырочками.

Джек добродушно улыбнулся.

– Ну и молодежь нынче пошла, а? – проговорил он со всей беззаботностью, на которую только был способен. – Все одинаковые, не знают, что для них хорошо, что плохо. Знаете что, Лили, возьмите сколько хотите мяса, угостите домашних.

Через час Джек и все остальные сидели на диване и креслах в летнем домике, уминая сэндвичи и чипсы и запивая их диетической колой, которую Артуро притащил из гаража. Оказалось, что пиццерия «Бонанза Большого Боба» закрыта по воскресеньям.

Пока они копались в гараже, студентка-азиатка купила несколько экземпляров «Санди Ньюс» и застенчиво попросила Джека дать автограф, чтобы она могла послать журналы домой, семье. Он с радостью согласился.

– Эта женщина, она думает, вы очень хороший, очень особенный человек, – весело произнесла девушка.

Джек улыбнулся и кивнул, сжимая в руке ручку. То, как девушка смотрела на него из-под длинных темных ресниц, то, как нежно зарделись ее бледные щеки, заставило его почувствовать себя добрым и сильным – настоящим героем. Ему обязательно нужно выяснить, кто эта Лиз Чэпмен. Ужасно жаль, что он не помнит, кто она такая. Но, если подумать, разве трудно разыскать репортера?

* * *

Майк приехал к Лиз домой почти в десять. Клер давно ушла, а мальчики, Джо и Том, сразу же завалились в кровать, оставляя за собой вереницу помятой одежды, кроссовок и рюкзаков. Они галдели, но явно валились с ног.

– Можете принять душ с утра… – закричала она вслед их удаляющимся спинам.

Прибираясь за ними, Лиз испытала настоящее спокойствие. Звуки их голосов, их присутствие делали дом живым и целым, как ничто другое.

– Извини, что так поздно, – совершенно неискренне произнес Майк. Лиз наткнулась на него на кухне. – Возникла маленькая проблема, но тебе нечего беспокоиться. Мне сюда никто не звонил?

– Нет, а что, должны были? – удивленно спросила Лиз. – С какой стати кто-то должен тебе сюда звонить, если, конечно, ты сам не дал им мой номер? Ты что, так и сделал?

– Сделал что?

– Дал кому-то мой номер?

Майк посмотрел на нее так, будто она выжила из ума.

– Что, слишком сложный вопрос? Ты давал кому-нибудь этот номер или нет?

Он повел плечами, рассеяв ее опасения.

Лиз глубоко вздохнула.

Пока она укладывала мальчиков, Майк успел расположиться на кухне перед переносным телевизором и сейчас качался в одном из ее кресел. Ее раздражало, что приходя к ним он начинал слоняться по дому, будто все еще был частью ее жизни. По большому счету, если не обращать внимания на внешние приличия и вежливость, Лиз понимала, что Майк глубоко возмущен тем, что ему приходится платить за что-то, чем он не может воспользоваться.

Она поставила корзину с бельем рядом со стиральной машиной и принялась загружать ее грязной одеждой. Кому он дал ее телефон?

– Я поставил чайник, – кинул Майк через плечо, даже не удосужившись повернуться. – По дороге домой купил детям по бургеру и картошку фри. Классные выходные. Мы поехали кататься на картингах в Норвич, потом купались… – Он выдержал паузу, ожидая, как она отреагирует, но она ничего не сказала. Тогда он спросил:

– А ты как? Чем вы с Клер занимались, пока я возился с малышней? Чем-нибудь важным, наверное?

Майк не сумел скрыть уничижительной интонации. Ему всегда удавалось подчеркнуть: то, что он делает, куда значительнее для семьи, чем все ее дела. С тех пор как они разошлись, Майк всем своим поведением показывал, что, забирая мальчиков на выходные, он делает Лиз особое одолжение, а вовсе не выполняет отцовскую обязанность.

Лиз протянула ему чашку кофе, хотя знала, что он любит чай. Она могла высказать Майку очень многое, но знала, что имеет смысл подождать, пока они не обсудят другие, более простые вещи. Он начал терять бдительность, ослабляя защитную броню.

Они играли в эту игру большую часть супружеской жизни, и даже сейчас, когда все было кончено, она понимала, что по большому счету между ними ничего не изменилось.

Все их разговоры несли скрытый смысл, каждое слово, каждая фраза были продуманы и произнесены с целью напомнить о каком-то прошлом событии. Поэтому лучше всего продвигаться медленно. На протяжении всего их брака, в течение многих лет Лиз частенько было трудно разобраться, поступает ли она хорошо или плохо, правильно или неправильно, весело ей или грустно. В лабиринте их отношений можно было наткнуться на заплесневелые лужи и глубинные воды, скрывающие хитрые ловушки и бездонные ямы, в которые легко было угодить, если проявить неосторожность.

– Я видел в «Санди Ньюс» твою статью об этом парне, художнике. Хорошая статья, даже очень; похоже, ты еще не окончательно утратила хватку, – заявил Майк, размешивая сахар в кофе. Последовала короткая, но значительная пауза, без которой его фраза не прозвучала бы столь эффектно. – И насколько хорошо ты его знаешь, этого Сандфи?

Лиз передернуло. Даже теперь, когда они развелись, он вел себя как собака на сене.

– Меня от тебя тошнит. Тебе-то какая разница?

Он изобразил на лице полуулыбку-полуухмылку.

– Больная тема?

– Я вообще его не знаю, Майк. В газете договорились об интервью с его агентом. Вообще-то статью должна была писать Клер, но она не смогла и попросила меня об одолжении, – Лиз изо всех сил пыталась держать эмоции при себе.

Майк хмыкнул.

– Понятно. И сколько раз ты с ним встречалась после интервью?

Лиз ощутила горячую волну ярости. Так надоело ходить по минному полю его измышлений и подозрений!

– Чего ты ко мне привязался? Ты достал меня своей проклятой паранойей. Иди домой, а? Я больше не обязана выслушивать бредни твоего больного мозга.

Майк не двинулся с места, а лишь непонимающе вытаращился на нее.

Лиз чувствовала, как у нее учащается пульс.

– Это ты мне изменял, Майк, и не раз. Нет, я не спала с Джеком, если ты пытаешься обвинить меня в этом.

Майк поднял руки в знак капитуляции и изобразил на лице оскорбленную невинность.

– Разве я это говорил, Лиз? Скажи, разве я это говорил? Я просто спросил, встречалась ли ты с ним, вот и все. Похоже, вы нашли общий язык, и я очень рад за тебя. Правда.

Лиз бросила на него разгневанный взгляд через стол.

– Но ты же именно это имел в виду, так?

Майк издал странный звук, выдув воздух сквозь вялые губы, будто она только что доказала, что он прав.

– Но я же этого не говорил, Лиз. Я просто хотел узнать, думаешь ли ты о том, что делаешь, понимаешь? Новые отношения, мальчики, твое положение… – И прежде чем она, захлебываясь от ярости, успела найти ответ, сказал: – Так значит, ты снова собираешься работать журналистом на полной ставке? Внештатно? Значит, ты будешь получать больше, чем сейчас от своих уроков…

Лиз захлопнула дверцу стиральной машины и закрыла глаза. Она не позволит ему вовлечь себя в драку.

– …потому что если ты собираешься и дальше заниматься журналистикой, может, настало время пересмотреть нашу финансовую договоренность? Провести ревизию…

Лиз выдавила улыбку и посмотрела на него, пытаясь сдержать раздражение в голосе.

– Все, что ты мне даешь, я трачу на мальчиков. Я и так плачу за…

– Ладно, ладно, опять ты за свое, – фыркнул Майк, подняв глаза к небу. – Можно подумать, я не знаю, за что ты платишь, что тебе приходится делать, с чем тебе приходилось мириться. Как тебе трудно справляться одной. Кажется, Лиз, ты забыла, что это ты решила от меня уйти… – он произнес это так резко и быстро, что она вздрогнула. – Я просто хотел сказать, что, если ты начнешь больше зарабатывать, нам придется пересмотреть финансовые обязательства. По-моему, это разумно, тебе не кажется?

В течение нескольких секунд воздух на кухне потрескивал от напряженной тишины, будто перед ударом молнии.

Лиз сделала глубокий вдох, борясь с искушением еще раз перечислить Майку все причины, почему она его бросила, сказать, что отчаянно пыталась спасти их отношения, хотя каждой клеточкой своего тела мечтала от него избавиться.

Но, бог свидетель, Майк ничего не понимал тогда и уж точно не поймет сейчас. Чтобы обрести настоящую свободу, она должна забыть обо всем и двигаться дальше. Лиз понимала, что даже сейчас он все еще имеет над ней власть.

– Прошу тебя, я не хочу снова начинать этот разговор – только не сегодня. Может, ты и прав, может, нам следует подумать о финансовой стороне… – произнесла она как можно более нейтральным тоном.

– О, я знаю, что я прав, – заявил Майк и взял кофейную чашку, тем самым показывая, кто здесь хозяин.

Лиз старалась не встречаться с ним взглядом. Злость, которую она к нему испытывала, была холодной, свирепой и такой давней, что уже поросла ракушками и водорослями. Это был левиафан, которого лучше вообще не беспокоить. Лиз не собиралась отбивать мяч. До развода они ссорились подолгу, ожесточенно, и душа ее разрывалась на куски. Иногда ей казалось, что ненависть и гнев вот-вот убьют ее.