Текст книги "По чужим правилам"

Автор книги: Светлана Тулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– А мы не можем… задержаться? Ненадолго…

В голосе – ни малейших намёков на дилонг. От избытка старательности она уничтожила даже эмоциональную окраску. Почти. Остался только просительный компонент.

– Я – не могу.

Намёк мелкая поняла. Больше ничего не сказала. Вздохнула, глядя сквозь тамбур и два синхронно закрывающихся люка в надкосмодромную черноту. Забралась в кресло, привычно повозилась, подгоняя его по фигуре.

Она не врала насчет своей опытности – явно не первый раз сидит в не пассажирском с его универсальной авто-подгонкой. Ещё раз бросила короткий взгляд в сторону закрытых люков. Словно на что-то надеясь. Отвернулась.

Что бы там ни было у неё оставлено, оно не шло ни в какое сравнение с возможностью добраться до Талгола. Любопытно будет узнать, зачем… Но это – потом.

Интересно вот только, что малышке этой, приложившей столько усилий, чтобы иметь возможность туда добраться, на самом деле на Талгол этот вовсе не хочется.

Совсем.

До дрожи.

До тошноты.

До заледеневших рук.

Всё интересатее и интересатее…

Талгол. Космопорт Деринга. Борт частного круизёра «Мицар»
Лайен

Каа умела убивать.

В том числе и подручными нетрадиционными средствами, как в инструкции и предписывается всем порядочным амазонкам, от цветов независимо. И ей не надо было для этого даже шевелиться. Она могла убить фразой. Словом. Интонацией.

Одним лишь презрительным подёргиванием морщинистых складок у поджатых губ. Страдальчески заломленной бровью. Да чем угодно!

Взглядом, например.

Умела она это.

Особенно – взглядом…

Лайен открыл глаза, но легче не стало. Просто теперь вместо укоризненного взгляда Каа («О, Боги, с какими идиотами приходится работать!..») он видел сияющую физиономию Дэна. Дэн был честно и откровенно счастлив, потому что ему удалось помочь, а это случалось с ним не так уж и часто. И сиял он теперь, как свеженачищенный офицерский сапог.

Лайен с куда большим удовольствием посмотрел бы сейчас на милягу Френни, поскольку после эпохального открытия тот впал в такое великолепное уныние, что просто любо-дорого, любой ипохондрик пять минут с утра посмотрит – и весь день будет ощущать себя самым махровым оптимистом! Но Френни теперь из каюты почти не выходил, предпочитая переживать подлое предательство своей несостоявшейся мечты в гордом одиночестве.

Так что для созерцания оставался один Дэн.

Лайен скривился.

Скрипнул зубами.

Спросил хмуро:

– Что-то узнал?

– Они принимали участие в чемпионате Деринга. Финал проходил здесь, на Большой арене, Реддрак шел в пятёрке лучших. Но перед последним кругом взял самоотвод. Их команда покинула планету, не дожидаясь окончания Чемпионата. Я скопировал все игры, в которых они принимали участие. Будешь смотреть?

– Буду… – Лайен постучал ногтями по подлокотнику, добавил хмуро, – Потом.

Придётся.

Может, проскользнёт какая зацепка и станет понятно, чего это вдруг один из ведущих игроков выходит из игры – просто так, не потерпев поражения и не будучи дисквалифицирован. И куда после этого он может направиться… ну вот куда?

– На Талерлан они направились.

– Что?..

– На Талерлан! – Дэн засиял ещё сильнее, хотя это и казалось невозможным, – Мне диспетчер сказала. Я с ней это… ну… поговорил.

Поговорил он…

Ещё бы она не сказала, если с ней один из лучших ромео поговорить решил.

Проскользнувшая зависть была привычной уже и мимолётной.

Потому что…

– Талерлан… – повторил Лайен внезапно охрипшим голосом и лицо его исказилось, – Талерлан?!! Френни!!!..

Борт скоростного катера «Ки-Со» (комфортные каюты, высокая скорость, аренда вместе с вышколенным персоналом всего за…)
Стась

– Куда мы летим?

Правильнее было бы сказать: «Куда ты меня тащишь?» Честнее, во всяком случае.

Но Стась не отважилась на такую формулировку. Она вообще решилась спросить его лишь в каюте, когда стало окончательно ясно, что Бэт не собирается ничего объяснять.

Он устроился на краешке стола, положив коммуникатор на колени и продолжая что-то быстро выстукивать, его пальцы метались по крохотным кнопкам, как заведённые, лицо постоянно менялось – то хмурилось, то искажалось нетерпеливой гримаской, то ухмылялось удовлетворённо. Походило на то, что между ним и невидимым собеседником шли какие-то активные переговоры, трудные, но вроде как вполне удачные.

И то, что проводил он переговоры эти не в звуковом режиме, Стась очень не нравилось.

– Бэт, куда мы летим?

– А? – он на секунду оторвался от коммуникатора, посмотрел непонимающе, словно никак не мог понять, о чём это она. Потом сообразил, перестал хмуриться, улыбнулся даже успокаивающе, но она видела, что думает он о другом, – На Талерлан…

Его улыбка не успокаивала.

Скорее, наоборот.

Так улыбаются душевнобольным добрые медбратья перед тем, как провести рекомендованный сеанс лоботомии, так капрал улыбается новобранцам перед самым началом безнадёжной атаки.

А уж место назначения…

Она порывалась спросить его еще на стадионе. Или в такси. Или в пункте проката…

Не смогла.

И не потому даже, что был он занят, активно и катастрофически, ну просто ни на секунду не вклиниться с расспросами – если не тащил её куда-то за руку, значит, с кем-то разговаривал, лично или по фону, или что-то подписывал, или вот так, как сейчас, что-то быстро набирал и стирал на своём комме, и тонкие пальцы его стремительно летали над клавиатурой, а лицо хмурилось, будучи сосредоточенно-отстранённым, и отпадало всякое желание задавать вопросы.

И даже не потому, что такой Бэт – сосредоточенный, гиперактивный, деловой и невозмутимый, занятый чем-то малопонятным, Бэт, улыбающийся снисходительно и заботливо раздвигающий кресло – пугал Стась гораздо больше, чем Бэт в ярости, с суженными глазами и перекошенным от бешенства лицом. Этот Бэт уже всё для себя решил, а был он не из тех, кто легко отказываются от выбранного пути. И Стась не была уверена, так ли уж ей хочется знать, что именно он там решил…

И вообще, задавать Бэту вопросы – это чревато, как-то раз она уже спросила его, и получила ответ. Честный ответ. Он всегда был честен до непристойности. В этом-то и заключалась основная опасность.

Она спросила тогда, почему он с нею не спит. И даже не попытался. Ни разу.

Ведь всё равно остальная команда и большинство проинформированных услужливыми комментаторами о традиционном люксе на двоих зрителей считают их чуть ли не семейной парой. Так в чём же дело? В ней или в нём?

И он ответил.

Легко. Даже весело.

В том смысле, что недотраханные злее и лучше дерутся, а умный хозяин не будет сам крутить голову курице, несущей золотые яйца.

Честный мальчик.

Так, чтобы она сама выбирала, принимать его ответ за шутку, или нет. А потом он засмеялся, облегчая ей выбор, и она засмеялась тоже. Чтобы не подумал он, что она обиделась. Обиделась, вот ещё! Из-за такой ерунды…

Да только вот ерунды ли?..

Умные люди, конечно, не крутят шеи золотоносной куре. Умные люди берегут её, зерном отборным угощают, о здоровье заботятся, не утомляют разными лишними глупостями, от несения яиц отвлекающими, оберегают, короче, от всяческих неприятностей. А недотраханные действительно злее, тут не поспоришь…

Да только такая вот мелочь: что случается с курицей, если вдруг перестаёт она нести эти самые яйца?

Талерлан…

– Зачем?

Она знала – зачем. Вернее, догадывалась. Кто же не знает специализацию Талерлана!

Но почему-то очень хотелось получить подтверждение.

А быстро он, однако. И полутора часов не прошло… Как ему удалось? В разгар чемпионата… Ладно, матчи, там естественная убыль большая, замены наверняка все заранее предусмотрены. А вот как он сумел за это время арендовать катер, втиснуть его в жёсткий стартовый график без предварительной записи, да к тому же уладить проблему с визами – Талерлан ведь уже вне юрисдикции Протектората? Это вопрос…

– Зачем, Бэт?..

– А?.. Ну… Детка, здешним хирургам я доверил бы разве что любимую тёщу… А сейчас не отвлекай меня, ладно?

Это не был вопрос или даже просьба. Скорее – комментарий. Информация. Точка в разговоре. Не отвлекай меня, детка…

А, может быть, так и проще. Когда всё за тебя решили, а ты вроде бы и не причём… Может быть, она давно уже выбрала именно этот путь. Не случайно ведь не спросила его ни разу: «А что – потом?» Он ведь честный. Он бы не стал врать.

И он не из тех, кто останавливается на полпути…

Она отлично видела это. Видела, но предпочитала не задумываться. И не задавать лишних вопросов. Не стоит их задавать. На них ведь и ответить могут.

Честно ответить.

– Бэт, а если я… Не хочу?..

Базовая. Штаб-квартира А-И
Фрида

Фрида Лауэрс новость восприняла спокойно.

Может быть, потому, что поняла всё сразу, как только услышала голос Джеральдины Эски, или даже раньше, когда лицо её увидела. Лицо как лицо, такое же каменное и непроницаемое, как всегда. Вот только увидеть его по незащищенной линии, для любого прослушивания открытой, ожидать она могла всего менее. А, увидев, – сразу всё поняла.

Таиться более смысла не имело. Равно как и подслушивать. Пока они тут интриговали и между собой цапались, девчонка каким-то образом сумела раздобыть денег и записалась-таки на операцию. И не куда-то там, а в лучший Талерланский комплекс, клинику Рихтера, губа у девочки не дура. Причём записалась двое суток назад. Значит, сегодня уже ничего не поделаешь.

Поздно.

Учитывая их оперативность, поздно было даже вчера…

– Ладно… Сворачивай операцию. Тут ловить больше нечего.

Так глупо!.. Ссорились, боялись, что другие опередят… А эта дура так и не поняла, каким сокровищем обладала!

Одно утешает – приз не достался никому. И этой лупоглазой оранжевой курице – в том числе…

Борт скачковой скоростной малолитражки «Малышка»
Аликс

Мелкая спала мало и беспокойно, просыпаясь каждые час-полтора на полминуты для того, чтобы ещё раз удостовериться в отсутствии опасности.

Вряд ли она это делала сознательно, скорее похоже на работу подкорки. Не Волчий сон, конечно, и уж тем более не Кошачье ухо, но для необученного и абсолютно дикого бастардика очень и очень даже неплохо. Тем более, что и во время сна она пару раз всплывала почти к самой поверхности для лёгкого зондирования – тоже, кстати, совсем не осознанно, спроси её, как она это делает, не только не ответит, но ещё и не поверить может, что вообще делает это, как та сороконожка.

Подкорка – сила великая…

Аликс не смогла удержаться и разок даже повела её, закрепляя усвоенные, но ещё такие неразвитые и до конца не осознанные навыки. Поддалась девчонка легко, моментально приняв предложенные условия игры, точнее – скопировав их. Похоже, даже во сне она продолжала бессознательно работать в режиме зеркала. В течение следующего часа она всплывала уже легко и регулярно каждые восемь минут, Аликс даже залюбовалась.

Действительно, не бастардик, а загляденье просто! Конфетка.

Вот разве что эти её милые привычки…

М-да…

Ладно, будем надеяться на лучшее.

В конце концов, девочка она умная. Даже, пожалуй, слишком. Глупая просто бы не дожила до её лет, с такими-то способностями. Начала бы применять Голос налево-направо – и всё, звездец котёнку.

Нет, что там не говори, а девочка умненькая. Вот уже минут десять как проснулась, а вида не подаёт, осматривается, дышит ровненько. Думает, что если так дышать и лежать неподвижно, то все, к её персоне спиной повёрнутые, будут пребывать в наивной уверенности, что персона эта по-прежнему сладко дрыхнет.

– Вставай, лежебока. Нам скоро в гипер входить.

– А «Доброе утро!» нам не полагается?

– Так ведь не утро же, а вечер, скорее, если по стандарту.

– Ну, так «Добрый вечер» хотя бы, раз уж утра не полагается…

– Вставай-вставай, а то посажу в кресло неумытую, и будешь писать в памперс.

Угроза подействовала – мелкая соскочила с лежанки в момент, одним движением скатала ту в стенку, смеясь, отдала Аликс честь и шмыгнула в сан-отсек.

Вышла она оттуда очень быстро.

И уже не смеясь.

Порылась в повешенной на выступающий датчик кислорода сумке-кармашке. Сдёрнула её, перевернула, высыпав прямо на пол кучу разномастных полудетских мелочей. Разгребла их пальцем. Медленно повернула голову, поднимая на Аликс тусклый взгляд. Лицо у неё было осунувшееся и хмурое.

– Что-то потеряла? – спросила Аликс безмятежно.

– Да. На полке там, – она мотнула головой в сторону сан-отсека, – я вчера оставляла… И ещё… у меня тут была такая… коробочка…

– Давай договоримся сразу – у меня на борту никаких наркотиков… Лады?

– Где?..

– В утилизаторе.

Мелкая сглотнула. Лицо у нее не изменилось.

– Зря.

– Не думаю. Назови мне хотя бы одну достаточно вескую причину, из-за которой ты на корню согласна загубить свой великолепный и на многое способный молодой организм – и я сама первая проголосую за эту дрянь. Но только причина должна быть действительно веская.

Мелкая запрокинула голову и улыбнулась уголком рта – в этой улыбке обнаружить можно было что угодно, вплоть до презрительного злорадства, очень старой, не по возрасту, тоскливой снисходительности и детского безбашенного вызова по типу: «Вот помру – вам же хуже будет!» Взгляд её был по-прежнему тусклым и очень тяжёлым, взгляд этот не имел с улыбкой ничего общего.

– Видишь ли… У меня – синдром аста ксоны. Пятая стадия.

– Ха! Удивила. У меня, знаешь ли, тоже. Седьмая, кстати. Ну и что?..

Борт скоростного катера «Ки-Со»
Стась

Надоело…

Наверное, если бы Стась потребовалось сейчас выразить своеё внутреннее состояние одним словом, она прибегла бы к помощи именно этого. Или не прибегла бы. Потому что ей действительно надоело…

В конце концов, сколько можно?

И почему это все всегда так уверены, что они гораздо лучше знают, что именно для тебя лучше? И почему все всегда так уверены, что, раз не любишь ты ругаться и активно возражать, то они обязательно должны взять на себя ответственность за твоё существование и организовать существование это в полном соответствии со своим пониманием правильного мироустройства?

Все и вегда.

«Сейчас в тебе говорят гормоны. Успокоишься и придёшь в норму – сама мне спасибо скажешь. Нет никакого смысла рушить столь понравившийся публике образ из-за какой-то там…»… «Ай, брось, все это делают, ты что, хуже других?..»… «Чем тебе не нравится Стенд? Ну и что, что наркотики, тебя же насильно никто не заставляет, а для авансистки там очень даже…»… «Не спорь, милочка, танцы – это несерьёзно, а в корпусе тебя ожидает неплохое…»… «Какая из тебя кошка!?.. Ты же такая ма-а-аленькая!!! Тебе же самой будет лучше…»…

На-до-е-ло…

Стась лежала на откидной койке в пустой каюте и улыбалась, кусая губы и глядя в близкий потолок.

Она была закрыта в запертой каюте на запертом корабле, да вдобавок ещё и прикована к койке специальными полицейскими наручниками. Но никогда в жизни ещё не ощущала она себя настолько СВОБОДНОЙ.

Свободной от чувства вины…

То, что собирался сделать с ней Бэт, словно бы освободило её от всякой ответственности за то, что собиралась сейчас сделать она сама. И это чувство полной свободы было восхитительно новым ощущением. Или новым восхитительным ощущением, не важно. Важно – что восхитительным…

И больше не надо оглядываться в испуге, выискивая, а не обидела ли кого случайно, больше не надо думать, не огорчит ли кого-то её отказ. Просто есть вещи, соглашаться на которые нельзя.

Нельзя – и всё.

Этого не объяснить тем, кто не понимает. Просто нельзя – и всё тут. Ты это сам понимаешь – и достаточно. Или момент такой наступает… Ещё вчера, может быть, было бы можно. Может быть…

А сегодня – всё.

Хватит.

Надоело…

Борт частного круизёра «Мицар»
Лайен

– Она на Талерлане.

– Если это – всё, что ты собирался мне сообщить, то мог бы и не тратиться! – Каа фыркнула.

Дальняя связь у Френни была выше всяческих похвал, но расстояние всё-таки приличное, по маленькому экранчику то и дело шла снежная рябь помех. Возможно, это именно из-за них казалось, что лицо Каа время от времени передёргивается в странной гримасе, а глаза вспыхивают, словно два индикатора опасности.

– ЭТО я знаю. Я знаю даже больше – она прибыла туда девять с половиной часов назад. А вот чего я не знаю, так это того, почему вас до сих пор там нет?

Лайен порадовался, что Френни, при информации о Талерлане впавший в буйно-активную эйфорию, утром настоял на своём и всё это время гнал почти на пределе, нещадно насилуя двигатели и уложив два прыжка почти стежок в стежок.

– Мы будем там через три часа.

– Три часа… – Каа пожевала морщинистыми губами, что-то про себя прикидывая. Смилостивилась, – Растёшь. Пожалуй, даже я не смогла бы среагировать быстрее… Ты только это собирался мне доложить?

– Нет. Синьки свернули операцию.

– И поступили вполне логично… С их точки зрения. Ты что-то хотел спросить?

– Да. В свете всего… вышеизложенного… наше задание… В чём оно теперь будет заключаться?

Морщинистое лицо на экранчике приняло несколько озадаченное выражение. Потом внезапно скривилось. Пошло рябью.

Это помехи.

Это всего лишь помехи.

Будем надеяться, что это только…

– М-да… Рановато я тебя похвалила… Задания никто не отменял. И не изменял… Что-нибудь не ясно?

– Но зачем? Теперь-то. Даже Фрида…

– Фрида – дура. И всегда ею была… Впрочем, ты, похоже, немногим… Она уже девять с половиной часов на Талерлане, но до сих пор так и не подтвердила заявку… Более того – она даже не зарегистрировалась в приёмном покое… Понимаешь, нет?.. М-да, вижу, что нет… Можно налить котэ молока, но нельзя заставить его пить… Впрочем, по твоим старательно выпученным глазам видно, что ты всё равно ничего не понял…

– Мы должны попытаться перехватить её до клиники?

– О, Боги, с какими же идиотами… Главное – не упустите, а до или после – какая, к дьяволу, разница?!!

Талерлан. Космопорт Униаполиса. Борт катера «Ки-Со»
Стась

Его первая ошибка заключалась в том, что он использовал полицейские наручники.

Десантные при малейшей подозрительной активности вырубают подопечного на пару часов, с ними не поспоришь, а у полицейских фаза короткая, минут на десять-пятнадцать. Ну – двадцать пять, отсилы, ежели организм особо хлипкий и к эргодролу непривычный. А приличные амазонки, Зоя, эргадрол на завтрак ежедневно с превеликим удовольствием кушали, и добавки просили, так что ничего они нам, Зоя, не сделают!

Разбежались!..

Кровь была противно-липкой и тёплой, она текла по руке щекотными струйками, делала липкими и скользкими пальцы, и лезвие всё норовило вывернуться из них или резануть в сторону. Но всё-таки крови было немного – Стась старалась вырезать браслет из собственного запястья по самому краешку, аккуратненько, не затронув вены.

Это было не так уж и сложно – надрезать только кожу, как на занятиях по прикладной таксидермистике… Только вот кровь мешает…

И – щиплет.

Особенно на тыльной стороне руки. А вот на внутренней – нет. Правы были эти многочисленные романтически настроенные истерички, что именно тут себе вены полосовали – малоэффективно, шибко эффектно, и почти что никакой боли…

Без истерики – оно, конечно, хуже. Очень уж малоприятное дело это, когда по свежему порезу – да лезвием, и при этом, к тому же безо всякой истерики, ме-е-едленно так, аккуратненько… Поскольку наручники, пусть даже и полицейские – штука чувствительная. Особенно на резкие натяжения.

Раза четыре не удалось сработать достаточно аккуратно, так что порядочную дозу она всё-таки схлопотала, хорошо, что привычка имелась и не было аллергии, как у некоторых, Джесс вон, например, моментально крапивницей бы покрылась с ног до головы, какая уж тут работа…

Второй его ошибкой было то, что зацепил он её лишь за правую руку, что вообще иначе как издевательство и провокацию и расценивать-то нельзя. Тем паче, что сумку её он небрежно бросил на стол.

Ту самую сумку, в один из карманов которой она сама уложила маленькую коробочку с зажимами для волос. Теми, на мины похожими, по одному грамму, с приклеенными кусочками мономолекулярного лезвия.

Интересно, а Зоя вены резала? История об этом умалчивает, но всё-таки любопытно…

От койки до стола было меньше трёх метров. Ненамного, но меньше. Вряд ли можно считать это ещё одной его ошибкой.

Её удача?

Может быть…

Рукой, конечно, всё равно не дотянуться, она попробовала и, придя в себя через десять минут, решила больше так не рисковать. Рукой, в смысле. А вот ногой – вполне. Если вытянуться до предела, так, что хрустнут чересчур натянутые связки…

Удалось зацепить сумку пальцами левой ноги со второй попытки, даже не ожидала, что получится так быстро. Всего дважды и схлопотала, делов-то! А четвёртый раз её шарахнуло позже, когда дёрнулась, начав резать кожу рядом с наручником…

Три надреза.

Два кольцевых, параллельных, вдоль браслетика-липучки и дальше, до замыкания круга, чтобы аккуратно подрезанный браслет из собственной кожи с наклеенным поверх наручником свободно крутился на запястье.

И третий – короткий.

Поперёк.

Главная хитрость тут, чтобы уголочки поперечного легко разошлись, без натяжки и напряжения, потому как именно на финальном этапе вырубаться бы не хотелось даже на эти смешные десять минут.

Аккуратно подцепив край надрезанной кожи ногтем, Стась потянула. Легонечко так. Осторожненько…

А ничего.

Словно лейкопластырь отдираешь. Впрочем, если заканчивать аналогию – то лейкопластырь отдирать следует быстро. Одним рывком…

Главное, что целостность наручниковского браслетика не нарушена ни в коей мере, а, стало быть, ни на каком чёртовом пульте не зажжётся никакой чёртов сигнал, и чёртовы сирены тоже не взвоют. Что нам и надо. Правда, Зоя?

Забавно, однако, выглядит человеческая кожа изнутри. А наручник она всё-таки натянула, в самый последний момент – на месте соединения шлейки с липкой браслеткой высунулась инъекционная иголка, выпустила тонкую струйку парализатора, спряталась, снова высунулась, подёргалась неуверенно. В её рыскающих движениях было что-то омерзительно-живое, почти непристойное.

Руку саднило.