Текст книги "D/Sсонанс (СИ)"
Автор книги: Светлана Тимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 48 страниц)
– Я никогда не перестану любить тебя, моя девочка. – В доверчиво распахнутых глазах, тает отголосок затихающей боли. Ее губы уязвимо приоткрываются в немом изумлении, какая-то решительность в зеленых омутах зеркал сознания... С почти жалобным всхлипом немого сожаления.– Верь мне. Ты все, чем я живу. Я просто не выживу без тебя. Ты не можешь этого не чувствовать!
– Прости, – взгляд в пол, и грусть в голосе вонзает очередной нож под ребра. – Я просто думала, что смогу сказать тебе то же самое...
– Не надо ничего придумывать! Это придет со временем! Ты еще не пришла в себя!
– Нет... это почти пришло, – отчаянно закушенные губы, словно в попытке не допустить произнесения каких-то слов...
Говори. Только не плачь больше никогда. Все, что хочешь. Даже пожелание мучительной смерти!
– Я думала, что это произошло... Еще задолго до того, как мы об этом заговорили, мне так казалось. Просто я сейчас только поняла... Я не могу... Мне больше нечем!..
Юля
Я никогда не понимала особого смысла фразы "девочка сломалась". Такие вещи происходят с психически нестабильными личностями, а с такими, как Юлька Беспалова, не происходят вовсе.
Я прошла ад средней школы с гордо поднятой головой и выстояла. На прошлогодней встрече выпускников один из тех, кто раньше с удовольствием участвовал в травле, рвался пожать мне руку, как несломленному бойцу. Многие тогда офигели, но я не сильно люблю об этом вспоминать. С трудностями моего взросления сломался бы кто угодно. Я – выстояла. Ничего странного в том, что мне всегда казалось, что подобные мне в древности брали города своей упрямой силой воли и целеустремленностью.
Что бы рисовало воображение при этих словах, чисто теоретически – потому как раньше я этой визуализацией не заморачивалась? Ту самую картину, которую мне никогда не наблюдать, это все не про меня. Исполосованные руки и голова в петле были не самой устрашающей зарисовкой. Потеря аппетита и пустой взгляд? Нет, это ни разу не слом, поверьте моему гребаному опыту. Это отступление армии и восстановление сил для последующего рывка. Это даже не безоговорочное падение к чужим ногам. Это то, что наступает после.
То, что должно расплющить сущность, размазать по беспощадному асфальту остатки достоинства, закрепить рефлекс отражения чужих желаний посредством собственных действий. Та самая грань, когда ужас делает тебя готовой на все, даже предугадывать чужие "хочу", тогда как никакого твоего желания не останется в принципе. Когда тебе однажды станет все равно, остаться жить придавленной осязаемыми цепями чужой власти к полу, или просто умереть, потому как окончательно утратишь себя в безжалостной череде одинаковых дней. Мир окончательно окрасится в черный цвет, и больше не рассмотришь в этом негативе никакого просвета, уничтожая свою душу в агонии не проходящей боли, забыв навсегда о слове "нет"...
Это не так страшно. Сейчас я могу заявить со всей ответственностью. Нет боли. Нет засасывающей апатии. Ты дышишь. Ты чувствуешь. Ты пока просто тлеешь, но пламя разгорается все сильнее. Ты спокойно смотришь на того, кто тебя уничтожил. Ты даже можешь признаться самой себе, что у него самые захватывающие глаза из всех, что ты раньше видела. Что на его сильных ладонях по-прежнему переплетение запутанных жизненных линий, и что они, оказываются, могут не только разрушать, они могут даже лечить прошлое, накрыв собой твои сжатые кулачки. Без всякого протеста анализируешь дни, часы, секунды своей недавней агонии, с каким-то пока не опознанным прояснением разума понимаешь, что ничего ужасного в его выставленных требованиях вроде как и не было. И, когда протест пытается ослабевшей ладонью ударить в набат, с удивлением понимаешь, что не хочешь больше сражаться. Это не апатия. И не обреченность. И не подступающее безумие. Это холодный аналитический разум. Он все расставил по чашам весов впервые не слепой Фемиды в виде двух незыблемых постулатов – эта одержимость никогда тебя не отпустит, что, если принять ее и больше не бежать, и второго – впервые она не пугает. Словно слетела черная повязка с глаз, показав грани пирамиды с разных сторон. Так просто. Так спокойно. Даже с мыслью – а стоило ли это прошлого кошмара? Нельзя было сразу?
Нельзя, Юля, нельзя. Он должен был уничтожить тебя, чтобы возродить заново. Это было не его решение и не его эгоизм, это был единственно верный путь, благодаря которому вы смогли выстоять на краю этой гибнущей вселенной. И, толкая тебя к обрыву, разве не подхватил он тебя у самого края на руки, закрыв своей непримиримой сущностью нестандартного защитника?
Я не плакала целые сутки, нет. Я стирала остаточные файлы измотавшего прошлого, и они уходили из моей жизни вместе с этими слезами. Уже на пороге нового начала, ощущая глубину нового этапа, я подсознательно стирала оставшийся позади кошмар. Еще по инерции отшатывалась от его рук, скорее напуганная тем, что впервые в жизни хотелось самой доверчиво прижаться и склонить голову на плечо. Я рассмотрела то, что упорно отказывалась видеть, но пока еще щадила свою психику, чтобы в полной мере это сформулировать.
Я сломалась. Но не верьте никому. Это не настолько больно. Это не самоуничтожение, это шаг навстречу чему-то новому, просто я еще пока не знаю, чему именно! Я подозревала, что вскоре может накрыть шквалом жуткого отходника, но каждое прикосновение его руки, шепот и аура непробиваемой уверенности гасила этот реверс в зародыше. Он всегда знал, что именно делал!
Мне было легко с ним заговорить. Впервые начистоту и искренне... И мне это понравилось. Ненужная маска осталась за непонятной гранью, хотя я вряд ли была в данный момент готова вывести эту аксиому нового пути. Вряд ли даже осознавала в полном объеме, какого пика достигло ментальное единение, и что мое умиротворяющее спокойствие было следствием правильной рекогносцировки его сигналов. В них не было больше определяющей цели – сломать любой ценой, потому что эта самая цель оказалась так внезапно достигнута...
Меня не страшила неопределенность, нет... Наверное, я бы сейчас нырнула с неизвестной ранее смелостью в любую неизбежность. Что это было, мои заданные ради простого любопытства вопросы – действием сильного успокоительного, стремлением услышать его голос или же просто бесхитростной открытостью? Я действительно желала знать, что будет дальше? Ничего плохого, скорее всего. Самое страшное осталось позади. Я все еще хотела боли? Не факт. Душа больше не пылала непроходящей агонией, даже успокоительное тут было ни при чем, стало быть, нечего было высекать вместе с кровью, вскрывая кожу в попытке добраться до душевного хаоса. Разве что он сам всегда этого хотел? Боль больше не пугала. Так и не познав ее до конца, я уже научилась ее не бояться.
"Не стало бы. Можешь мне поверить! Это могло стать только началом конца!" Почему он сказал это так, что в ту же минуту в это поверила? Когда его теплые ладони начали гладить меня по голове, я ощутила новый прилив слез от какого-то почти радостного облегчения. Это стоило прекратить уже ради того, чтобы не отсекать бесконечные импульсы его передающегося через ладони беспокойства! Так и уснула в кольце его рук с надеждой на что-то хорошее, согретая теплом, которое раньше так отчаянно отталкивала. Утром мне не хотелось просыпаться, чтобы не вспоминать и не чувствовать... но ничего не изменилось. Шел дождь, который я всегда любила, проскользнула шальная мысль погулять под дождем, как в далеком детстве, пусть окончательно смоет с кожи микроны пересеченных границ... Увы, с так беспечно изрезанной рукой это оставалось недосягаемым стремлением...
Отчего-то мне стало жаль, что он тоже проснулся. Может, это были скрытые ростки тревоги, поскольку я была не готова к близости. Слишком рано... И вообще, непонятное, скорее будоражащее ощущение, что этот раз будет практически как первый...
Мой самоконтроль едва не рухнул в один момент. Я сначала даже не поняла, что именно произошло. Только что ощущала себя в нереальной безопасности, прижатая к его сильному телу, вдавливаясь в рельеф потрясающих мышц с невиданной ранее жаждой единения, испытав легкий укол недовольства, когда обнаженные ступни коснулись подогретого керамогранита... Не успела всерьез озаботиться вопросом, почему у девочки в отражении такие красные глаза с залегшими тенями и доверчиво-уязвимое выражение лица, и откуда она вообще мне знакома... Холодный беспощадный лазер активировался где-то внутри, разрезая неумолимым лучом почти накрывший купол перерожденного спокойствия, еще немного, и вернется то, к чему я не хочу больше возвращаться! Только не такой ценой! Крик царапает почти восстановившиеся связки за миг до того, как ужасающую картину закрывает теплой и темной завесой мужской ладони.
– Не смотри! – шокирующий контрудар хриплого отчаяния в голосе по сердечной мышце токовым разрядом, запуская пульсацию зажатой в тиски паники. Беспощадная круговерть темного хаоса грозит засосать обратно силой черных пульсаров, неосознанно впиваюсь обломками ногтей в его ребра, безошибочно считываю источник ответного сердцебиения, только с этой поддержкой могу удержаться в новой комфортной реальности!
Незнакомое прежде тепло отталкивает щупальца ледяного вакуума, окружает защитным огненным кольцом, выравнивает сбившееся дыхание аурой пока что неосознанной безопасности. Нет больше прошлого. Почему мне хочется в этом убедиться?! Проверить свои пределы на подсознательном уровне?
Кроваво-черная неизвестная самого запутанного и необъяснимого из всех уравнений. Х-хромосома самой неоднозначной сущности. Все это просто не укладывается в моей голове! Эта графика абстрактного самовыражения, геометрическое переплетение полос, попробуй сообрази, что хотел этим сказать художник, что именно зашифровано в послании цвета боли... разве не мою спину должна украшать эта Х 3D формата? Разве не я собиралась подобным образом решить все проблемы? Это было логичным и правильным. Почему он так решительно заявил, что мне это не нужно?
Страх перед зеркалами сейчас приглушен натуральным изумлением.
– Твоя спина! Боже мой... Кто это сделал?
Юля, ты реально думаешь, что это сделал с ним кто-то другой? Ты не понимаешь, что значит этот красно-синий росчерк на смуглой коже? Не говори, что тебе не под силу это понять, только не сейчас, когда ядерный взрыв сплавил ваши сущности в один замкнутый непрекращающийся цикл! Когда сплетение двух течений в мировом океане расплавило лед самоуничтожения за шаг до точки невозврата! Когда вы оба приняли этот дар, постичь мысли друг друга, неужели тебе действительно непонятен смысл этого действия? Просто кому-то плеть. Кому-то – сталь браслетов и осколки стекла...
– Не смотри! – судорожный захват ладони, тепловой импульс в доверчиво распахнутое возрождающееся сознание. – Никто! Все хорошо!..
Теперь действительно, почти! Прижимаюсь сильнее, не понимая, почему так боюсь потерять твое биение сердца. Почему настойчиво вкладываю в твои пальцы разрешение уничтожить себя, заранее зная, что ты никогда этого больше не сделаешь! Мне не нужно задавать вопросы, я прекрасно понимаю, когда... и зачем... И ради кого ты, стиснув зубы, высекал излишнюю слепую ярость, чтобы не взяла верх и не уничтожила нас в шаге от новой грани!
Ты больше не дашь мне даже пошатнуться... Пора прекратить удивляться всем, на первый взгляд, привычным вещам... Ладони, зажавшей мои глаза, чтобы не допустить пока еще слишком болезненного контакта с зеркалом. Непривычного ощущения полета, когда я в твоих руках, кажется, недосягаемо высоко над землей. Когда нечего больше маскировать за прозрачными струями воды, – ни слезы, ни слова, рожденные моим же затянувшимся молчанием...
Ты мог бы не произносить этих слов. Я знала о них с самого начала. Изменилась реальность, и только они не изменили своего значения. Не изменилась тьма твоей одержимости, может, она просто стала мне родной... понятной... единственно верной...
Я снова смотрю в зеркальную гладь, но уже своего сознания. Без страха и нервозности ищу в нем следы недавнего вторжения того самого безумия, которое выставила прочь, едва ли не выстрелив в спину. Ты имеешь право об этом знать. Ты должен. Хаотичным сканером по пустынным закоулкам этого бункера, пока гаснет свет, и стихают отзвуки чужих шагов... Ты не осталась... Эта грань не пропустила тебя... А я недостаточно сильна, чтобы вернуться туда за тобой!.. Мне почти жаль. Не хватает в уравнении одной постоянной переменной...
– Прости... – ласка сбивчивых слов, за которые любая отдала бы голову на отсечение, что там говорить о существовании в оковах твоей немеркнущей власти. Хочу быть искренней до конца, не могу больше обманывать никого из нас, но пусто внутри. Нет того, что могло бы перебросить нас гораздо выше уровня умиротворенного доверия. – Я думала, я смогу сказать тебе то же самое...
Ты думаешь, я сошла с ума. Что это постстрессовый вопль. С ощутимым пониманием "maybe, my animals live in your zoo"... С робкой взяткой взамен на продление умиротворения. Нет, я все прекрасно понимаю. Это не игра и не розовая сказка, не остановят мои слова экспансию твоей тьмы с алыми проблесками. Ты просто должен это знать. Моих барьеров больше нет, твоя власть над моими мыслями и переживаниями теперь неоспорима. Попытка ее свержения вернет на прошлый уровень, где я сгорала на костре проигрышного противостояния в долбаном «дне сурка».
– Не надо ничего придумывать! Это придет со временем! Ты еще не пришла в себя!
Бог мой, ты действительно думаешь, что я готова соврать о том, чего нет, и не было, ради твоего спокойствия? Жалости к багровым полосам на твоей коже? Ради фальшивого уверения в том, что мне никогда не будет больше больно? Об этом я вообще не думала. У меня лишь была шаткая надежда на то, что ты не сбросишь меня в очередной раз с какой-то новой, непостижимой пока вершины!
Это придет со временем? Дима, это уже пришло. Даже не в подвале после дозы коллекционного алкоголя. Ты знаешь, она такая сука с чувством юмора! Тогда она мне только впервые показалась, а пришла, завладев моим подсознанием, гораздо раньше. Когда? Я подозреваю, что именно тогда, когда я впервые четко и безапелляционно попросила тебя исчезнуть из моей жизни, страхуя свою психику от вторжения твоей безумной одержимости, которую смогу полюбить и принять. Мне всегда необходимо было гореть, а не задыхаться! Ты ведь и сам это вычислил, почувствовал, накинул аркан локационного контроля, точно зная, что, получив такую обратку, никогда уже меня не отпустишь! Она ушла? просто я не смогла провести ее через таможенный контроль нашего нового начала... Она осталась там, биться в неразделенной агонии.
«Мне больше нечем».
Это так легко произнести. Не ударить тебя словами, не запустить НЛП-вирус под кодовым названием "смотри, что ты уничтожил сам!", просто честно признаться, практически без подтекста... Я не хочу видеть твоих зажмуренных глаз, ощущать напряжение мышц с едва уловимым скрежетом сжатых зубов. Ярость? Нет, больше нет. Сожаление? Ты не мог знать. Усилившиеся объятия с участившимся дыханием в изгиб шеи.
– Все изменится. Я тебе обещаю. Я все для этого сделаю, просто верь мне.
За окном такой же дождь символичной серой пеленой, кажется, он усиливается, когда ты вновь опускаешь меня на постель. Ты не мог не взять меня на руки снова, то ли скрывая от зеркал, то ли передавая касаниями сильных ладоней уверенность и спокойствие. В серых дождливых сумерках так хочется просто закрыть глаза, но я держусь за твой взгляд, не в силах остановиться, наверное, мне никогда теперь не будет много кофейного безумия вместо арктической платины! Я словно ищу отражение собственному умиротворению, подтверждение тому, что агония сердца теперь действительно осталась в прошлом. Горячее дыхание обжигает мои губы в немом подчиняющем призыве... Сладкая патока тонкого эротизма бурлит в обновленной крови, но вместе с этим начинается давление напуганной обреченности, которая только начала приобретать этот привкус, она до конца не раскрыта, отчего пугает еще сильнее. Я не готова к близости. Я не готова к его вторжению, даже если оно будет запредельно нежным, и вместе с тем я просто не имею права сказать ему "нет"! Слезы беззащитности и бессилия не скрыть, но я не придумываю ничего лучше, чем скрестить руки на груди...
Слабая попытка защиты. Но он ничего не делает. Просто накрывает мои руки своими, гася панические разряды в сознании, считывая состояние с безошибочной точностью. Достаточно одного этого, чтобы теплая волна благодарности и пока не распознанной ответной нежности прогнал льдинки паники.
– Можно, я оденусь? – так мало нужно, чтобы войти в новую зону комфорта. Совсем чуть-чуть, чтобы принять это положение вещей без боли и отчаянных содроганий.
– Конечно. Я принесу твои вещи.
Неосознанно сжимаю его кисть, пресекая попытку отстраниться, чудом не произношу настойчивое "Лежи!". Мне достаточно самого факта этого согласия, я не хочу рушить непояснимое единение взаимопонимания... Перевожу взгляд на белую рубашку, небрежно сброшенную на спинку кресла, потом снова на его лицо. Не надо ничего. Оставь только свой флаг победителя. Белый цвет – это всегда что-то хорошее.
Мною так быстро забыт тот факт, что разрушившая личность тьма почти такого же оттенка! Но так сладко видеть его улыбку и мимолетный блеск в глазах, не злорадный триумф победителя, а почти благодарность за негласное принятие его правил! Белый сатин обволакивает кожу, еще одна инновация перейденной грани, где нет места осточертевшему шелку. И мне просто необходима окончательная ясность, чтобы понять, что будет с нами дальше!
– Ты теперь никогда не отпустишь меня.
Это не вопрос. Это констатация факта, пока еще не оглашенного, но понятного и почти принятого. Вкусный завтрак придал мне силы, смелость прописалась рядом как-то автоматически! Напрягает лишь неопределенность, и я хочу от нее избавиться.
– Юля, меня, в свою очередь, уже никогда не отпустишь ты!
Не успеваю изумиться этим словам, и, как следствие, объявить ноту протеста. Его объятия крепче, А слова льются сплошным потоком без права прервать.
– У тебя будет все. То, о чем ты говорила. То, чего захочешь потом. Официальное оформление отношений и решение всех твоих проблем. Любимое дело и каменная стена. Уверенность в завтрашнем дне и, поверь, я готов на все, чтобы сделать тебя счастливой! Ты же веришь мне?
– Какой у меня выбор, Дима? Только верить.
– Обреченность? Неужели ты совсем-совсем этого не хочешь?
– Это не закончится никогда. Особенно, в случае моего отказа, – я все понимаю с ошеломляющей ясностью. – Я просто не выдержу второй раз. Выбора нет, ты никогда не оставишь меня в покое. Я просто устала сражаться с тобой. Безумно устала, настолько, что смогу отдохнуть, только приняв твои условия.
Беспалова, непримиримая мятежная лицемерка... Ты увидела в этом не крах своей свободы, а практически тихую гавань, разве нет? Почему ты снова это отрицаешь?
– Мы уже не сможем друг без друга. Если бы ты ответила самой себе! Если бы только ты смогла себе в этом признаться! – моя голова на его плече, слова уносят прочь от реальности, но я цепляюсь за нее с упорством утопающего.
– Снова в цепях? Снова сведешь меня с ума, заставляя смотреть на растоптанное отражение? Без права на твою милость, если это окажется для меня слишком тяжело? Лайфстайл без возможности сказать тебе "стоп"?
– Юля, возможно, мне это будет необходимо, время от времени, – качаю головой. Ну, когда я перестану верить в сказки? В то, что такая сильная любовь перепрошьет ему всю операционную систему темной сущности своим ванильно-розовым контентом?
– Спасибо, мне просто надо было знать, – в моих словах нет издевки или отчаяния обреченной жертвы. Спасибо, что не стал врать и обещать то, чего не сможешь выполнить.
Внезапная ласка горячих пальцев по выступающей линии очерченных скул, она не бьет током, нет, она передает в кровоток заряд обволакивающего тепла, вместе с эротическим разрядом в пульсирующую кайму губ, напряженную шею, чтобы заполнить собой образовавшуюся пустоту.
– Я ничего не сделаю больше, не получив твоего согласия!
Как мне не хватало подобных слов. Слишком желанных для того, чтобы это могло быть правдой! У тебя моего согласия будет выше крыши, ты четко показал мне мое место. Я очень хорошо помню, что значит для тебя мое "нет", какими методами ты можешь превратить и стремление защитиего в надрывное «да, Хозяин!». На сколько меня хватит, если ты продолжишь это на законных основаниях в виде штампа в паспорте?
– Дима, не надо ничего... Я водить даже не умею... И на бизнес не хватит сил... Я...
– Юля, у тебя будет все! Абсолютно все! И это не взятка за твою покорность, не такой ценой! Я хочу, чтобы ты сама просила меня об этом!
Это тупик, но если выбор давно сделан за меня, есть ли смысл сейчас переживать о том, что не наступило? Особенно в этот момент, когда тепло его ладоней передает уверенность и покой, ощущение каменной стены кружит голову, кажется, достаточно робкой просьбы – он сможет остановить даже дождь за окном...
– Когда я смогу уехать домой? – я не вполне понимаю, хочется мне этого, или же нет, я просто не могу выносить неизвестность. – Мать переживает... ты сам все видел.
Ощущаю скорее на ментальном уровне, как напрягаются бицепсы обнявших меня рук. Чудес не бывает, увы. Как бы не хотелось верить... Сперва я не хочу вникать в его слова, кусаю губы в новом приступе обреченности.
– Юля, я буду просить тебя вернуться в Харьков. Вместе со мной.
Просить... Твои просьбы равносильны приказам. Пытаюсь возразить, но выходит робко и неуверенно.
– Я обещала приехать... и мне надо увидеть своих...
Ласковое поглаживание свежей перевязки, чуть выше запястья. Этого достаточно, чтобы прояснить картину, но аргументов гораздо больше.
– Во-первых, твои шрамы... Ты же не хочешь расстроить мать. Но есть еще кое-что, – пальцы перемещаются на мои волосы, успокаивая, удерживая в зоне нашего теперь общего комфорта. – Если ты уедешь домой, тебя обязательно накроет. Не сразу. Но это неизбежно. Родные будут изводить себя переживаниями, глядя на тебя, задавать вопросы, на которые никогда не получат ответа, накручивать комплекс ложной вины... Ты будешь это видеть, но не поймешь, как с этим справиться. Вдали от меня, на волне этих тревог ты будешь вспоминать те моменты нашей истории, которые хотела бы забыть. Поверь, будет именно так. К концу лета тебе придется вернуться в Харьков, и вот тогда внутри поселится страх. Вдали от меня ты нарисуешь себе придуманную реальность, где останешься жертвой, у которой неизбежный выход – вернуться в руки палача. Тебе будет казаться именно так! Будешь ненавидеть меня, и трястись от страха, возвращаться, заранее похоронив все надежды на лучшее... Юля, будет именно так. Я не хочу этого. Ты разрешишь мне помочь? Просто выслушай...
Мне тяжело его слушать. Рациональность и нежность слов растрогали до невозможности. Вжимаюсь спиной в корсет тугих мышц, вместо ответа, в немом призыве... спаси от этого нас обоих!
– По возвращению мы представим, что все с нуля. Что не было всего этого. Что у каждого своя жизнь, и мы видимся время от времени. Ну, почти как среднестатистическая пара. Без всего того, что тебя так напугало. Обещаю. Ты готова познакомиться со мной снова, по иному сценарию?..
– Да, я хочу, – горло сжимает кратковременной судорогой от осознания того, что я действительно не против... Я обеими руками за re-write этой истории. Доверчиво подтягиваю коленки к груди, и мне кажется, что я теперь полностью отрезана от мира теплом его почти желанной власти и заботы... Еще не понимая, что произошло, уловив на подсознательном уровне безоговорочное падение крепости его эгоизмать меня любой ценой...
ЭПИЛОГ
больше нет сил у меня причинять им боль, в лапах добыча безбожно теряет смысл. слушай меня внимательно – я с тобой так неизбежно, как силы добра и тьмы. пусть ты не чувствуешь глубже, чем видишь суть, пусть говоришь простое /родное мне/, я буду жить тобой даже когда сорвусь, я буду ждать тебя где-то на глубине…
(с) Лилу Сабрум
Дождь в равнодушные оконные стекла косыми ударами, взрывной мелодией тамтамов самой природы по уязвимо-капитулирующей сущности, до каждого радара обостренных нервных окончаний, привычно вцепившихся в шелк простыней пальцев, до того самого барьера, который рушится, не устояв перед агрессией эротической акции протеста под патронатом адреналина...
Страх потерянной девочки, восхитительно-незнакомая беззащитность с зажатым горлом и ласкающими, приятными тисками обреченной неотвратимости. Я не догадывалась о существовании подобной уязвимости, но, если разобраться, именно так я и должна была себя чувствовать рядом с ним. Я сопротивлялась этому с самого начала, но не могла даже предположить, что в этом может быть такая недопустимая трансовая эйфория. Волнующий сладкий страх с попыткой прекратить все это, и тайной надеждой на то, что не услышит, или же услышит, но все равно решит по-своему, руководствуясь неоспоримым правом захватчика...
Мне хочется плакать, но впервые не так, как прежде. Не разрывая струны изнасилованных нервов, не запуская цепные реакции прошлых обид и параллелей, не собирая в памяти разрушающий паззл всей той боли, что мне пришлось вынести от этих рук, которые сейчас просто накрыли мои ладони. Не в классическом захвате над головой, как это было всегда, каждый миг, неотвратимо и без права остановиться. И в этом нежном настойчивом переплетении пальцев с моими его власть вошла в завершительную фазу своего неоспоримого абсолюта.
Жесткая линия, сжигающий изгиб чужих... да почти родных, не беги от себя, губ накрывает податливую мягкость моих, без терзающего захвата, нежно, но вместе с тем неоспоримо и решительно, взрывая сверхчувствительные сканеры сладкой дрожью жертвенной уязвимости, главного генератора самого утонченного и необъяснимого желания. Я не помню своего первого поцелуя... Когда мне будут задавать о нем вопросы, я буду вспоминать именно этот, взорвавший плеяду сверхновых в моей проснувшейся вселенной. На самом дне своего падения, прервавшегося хаотичного полета я приобрела что-то бесценное и еще не прочувствованное до конца.
На что это похоже? Я понимаю, но так страшно признаться самой себе. Ведь при одной только мысли, что я окончательно сдалась, приняла чужую власть и разучилась противостоять, миллиарды искрящихся частиц разгоняют кровь, превращая сладкие волны ответного желания в запредельное цунами, которое неумолимо затапливает континенты "правильно" и "недопустимо", но ему не подняться выше заданной чужой подавляющей и возносящей к вершинам воли отметки, поэтому моему сказочному миру не грозит уничтожение от подобных ласковых апокалипсисов.
Грубая джинсовая ткань скользит по обнаженным ногам, сводя с ума сверхчувствительные рецепторы, холод больше не преследует меня твоей непримиримой тенью, он нейтрализован зашкалившим жаром негасимого возбуждения. Язык с настойчивостью полноправного рабовладельца танцует ритуальный танец приручения, задействовав незнакомые мне методы, после которых ярче бездушные звезды, они больше не поранят мои ладони своим ледяным огнем. Такой привычный шелк под моим позвоночником ощущается беспечной невесомостью, сама гравитация ослабила свое влияние в новой, захватившей нас обоих реальности.
Мои губы обездвижены твоими, робкое, обманчивое "нет, остановись" умирает на кончике пульсирующего под твоими скользящими ласками языка. Наслаждение в уязвимости. В безоговорочной капитуляции. На пике осознания того, что Безопасность, Разумность, Добровольность перестали быть ничего не значащим для тебя набором слов. Ты переписываешь нашу историю заново отрывистым почерком глубокого поцелуя, выводишь готические изломы заглавных букв непримиримо-желанными объятиями с окончательным автографом создателя новых страниц, сжигая недавние рукописи жаром жаждущей неистового единения кожи...
Ледяной порыв ветра, прерванный поцелуй, ударившая в доверчиво раскрытую сущность мимолетная паника, вместе с противоречивыми желаниями – отползти в угол кровати, трогательно обхватив себя руками, словить своими уязвимо-послушными глазами твои, нежно-непримиримые, чтобы уже в следующую секунду пробрало до костного мозга от успокаивающих слов с приправой первобытного вожделения... Или с судорожным взмахом, получивших свободу рук, обхватить твою шею, оторопев от собственной смелости, прижаться сильнее, не отпуская ни на миг, не разрывая одного на двоих биополя. Держи меня крепче, помести весь мой мир в своей ладони, только не отпускай, прошу... Острые когти страха не успевают прошить сознание при щелчке пряжки кожаного ремня, это больше не угроза и не средство заставить меня подчиниться твоим желаниям. Только мышцы рефлекторно сжимаются, пока я, затаив дыхание, наблюдаю за резким рывком черной кожи из шлеек, и внутренне вздрагиваю от глухого стука о поверхность паркета. Понимаю, что неотвратимо должно сейчас произойти, смакую сладчайшую робость от ощущения, почти что, первого раза! Да, на этом преодоленном уровне у нас действительно все впервые... И положа руку на сердце, теперь каждый раз, как первый... Я не хочу знать, каким ты будешь в этот раз. Просто удиви меня!
Цепь быстрых, успокаивающих поцелуев ласковым обстрелом с непременным стартом у виска, по пылающему лбу, дрожащим ресницам, вместе с обволакивающим жаром обнаженного тела, контрударом на расслабление напряженных мышц. Сладкая боль накрытых сухожилий с проникающей атакой переплетения пальцев... Вскрикиваю от нового удара сладкой волны с обреченно-эротизированным послевкусием, ощутив твою эрекцию... Плотно прижатую головку напряженного члена к моему тесному входу, разогнавшейся пульсацией, хаотичным резонансом с биением уязвимо-перепуганного и жаждущего сердечка. Нет больше меня прежней, которая бездумно толкнула бы бедра навстречу, не думая о последствиях, что-то неуловимо изменилось, расставило приоритеты по своим местам... Я прошита твоей неоспоримой волей до самого основания, до каждого биения пульса и капельки крови, до неуловимых сокращений жаждущей киски. Слишком тяжело это далось, чтобы я могла ощущать иначе...
