Текст книги "D/Sсонанс (СИ)"
Автор книги: Светлана Тимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 48 страниц)
К его приходу я была почти готова. Голливудская улыбка. Черти в глазах плясали самбу. Гордо встретила его взгляд, и...
Автоматная очередь косит стадо чертей. Улыбку гасит арктический холод. Сердце обрывается, падает вниз. Туда, где теперь волей сильнейшего твое истинное место.
Когда ты раздета, прикована и лишена свободы, твоя гордость уходит в долину забвения. Когда ты не можешь даже прикрыть себя руками, а этот взгляд Хозяина прожигает твою кровь холодным лазером, видит тебя насквозь. Все твои игры. Твои мысли. Твой страх...
Он одет. Свободен в своих передвижениях и принятии решения. Не имеет значения, что вместо костюма – светлые джинсы с надрезами, а торс обнажен. Уже наличием минимума одежды он на сотни ступеней выше тебя. Осознаю всю суть постановочных фотографий... Уязвимость и беззащитность от такого положения вещей ломает посильнее боли. Когда все призвано напомнить тебе об уязвимом положении, перестаешь быть собой. Только от его воли зависит, позволит ли он тебе тупо уединиться в санузле, или будет дальше демонстрировать вопиющее неравенство. Обнажено не только тело. Душа твоя обнажена до каждого скрытого нерва. Никогда тебе в таком положении не переиграть его.
Лицевые мышцы не могут, просто не желают воспроизвести улыбку. Язык не поворачивается произнести хоть что-то. Он тоже молчит. И стены моего последнего бастиона сотрясаются под звенящей тишиной этого молчания. Даже когда он начинает говорить, я мало что соображаю. И мне даже становится легче, когда он запрокидывает мне голову, затылок полыхает уже привычной болью от стальной хватки. Это отрезвляет. Теперь все, как должно быть. К этому я привыкла...
Душ. 10 минут, так ничтожно мало. Я привыкла проводить там по меньшей мере полчаса. Это еще одна демонстрация его власти. Почему он не может оставить меня в покое?! Слезы сжимают горло, чтобы не разреветься, оголтело тру кожу мочалкой. До тех пор, пока не начинает полыхать. Ее едва гасят ледяные струи контрастного душа. Удается отвлечься. Совсем ненадолго...
"...Я не помню имени этого чувака. Помню только, что его чарам поддалась даже моя подруга Лена. Первый мачо Золотого Пляжа в моей родной Феодосии. Я загораю топлес, а он просто не может пройти мимо. Теряет телефон в попытке снять на камеру соблазнительное зрелище – мою грудь, прикрытую лишь двумя круглыми камешками, чтобы не пострадали соски. Всего-то – взмах руки, и модный гаджет, шипя, заливает кола-лайт.
– Нарвешься ты когда-нибудь, секси, – беззлобно изрекает он. Ленка смотрит с осуждением. А мне весело. Очередной пикапер -пошел нахер. Такая вот моя поэзия без прикрас. Парень не уходит. Смотрит на меня с какой-то грустью. Ей-богу, сейчас разревусь от смеха.
– Аргументируй!
– Маленькая ты еще. Что будет, когда кому-то не понравится твое поведение? Не каждый будет умиляться с подобных выходок. Я даже не пойму, секси – или же я от тебя тащусь, или просто боюсь за тебя в недалеком будущем..."
Кто ты был, твою мать? Оракул? Мудрый друид? Реинкарнация Нострадамуса?!...
Холодная вода успокаивает жар растертой кожи. Я не хочу выходить. Пожалуйста. Пусть все закончится прямо сейчас. Произойдет что-то плохое, я это чувствую. Какой у меня выбор, если он не понимает по-хорошему?
Глаза красные. Боже, нет. Он не должен этого увидеть. По капле «визина» в оба. Выхожу, пообещав себе, что не буду смотреть в его глаза. Просто не выдержу... Но – не выходит. Я самоубийца. Не иначе. Быстро срываю по привычке закрученное полотенце с тела. Когда мне за это влетит? Мать твою, сделай это быстрее...
Кофе. И что-то вкусное. Вот он, садизм в чистом виде. Погладить, потом ударить...
Зачем? Зачем я пытаюсь с ним заговорить?! Это должно звучать гордо и спокойно, а я краснею и бледнею, как целка на мужском стриптизе. Лепечу какую-то хрень о том, что он во всем прав... Что не оспариваю... Мне оно надо, знать ответы и его умозаключения? Инициатива наказуема. Когда он медленно, снисходительно, даже ласково с оттенком какого-то садистского сочувствия, отвечает на мой вопрос, я не шевелюсь. Смотрю на вилку в своей руке и, по мере того, как эти жестокие слова добираются до моего сознания, мысленно рисую себе мишень в районе... нет, не сонной артерии. Где-то сбоку. Только адская боль меня сейчас отрезвит, и я хочу сама это сделать...
"Мама в бешенстве. И Настька, малолетняя дрянь, забыв напрочь о бауле новых шмоток, с ней заодно.
– Доиграешься! Еще в подвал посадят или в Турцию, в рабство упекут! Совсем без царя в голове! Да если б твой отец узнал... – перехватываю руку матери, готовую дать мне пощечину. С меня хватит.
– Еще. Раз. Я. Услышу. Об этом уроде...
Аффект с головой. Боже... я ее чуть не ударила? И почему это было так легко?.."
Сейчас похожей реакции нет и в помине. Почти спокойно выслушиваю лирическое описание перескока на пятый уровень... Логично. Мягко... Затишье перед бурей... И тут планка с треском падает. Слова достигли своей цели.
– Пятый уровень... – вилка об пол. Теперь поздно. Чувствую, что задыхаюсь. Дима, скажи, что ты пошутил. Пожалуйста. Умоляю тебя... Скажи, что прикалываешься, и я сделаю все, что ты захочешь. Хочешь, не встану с колен до вечера и забью на боль?! Чего ты, мать твою, хочешь?!
Ужас накрывает с головой. Он что-то говорит, но я его не слышу, только крайним отсеком сознания ощущаю отголоски беспокойства. Конечно же... Съехавшая с катушек рабыня – не прикольно... Взгляд помимо воли задерживается в районе развитых грудных мышц. Совсем недавно от одного только взгляда на это тело у меня пересыхало горло и порхали алые бабочки чуть ниже живота... Возьми вилку, всади в него с размаху, пусть он заткнется!
Ужас только усиливается, когда я понимаю, что не смогу... Что это, епт вашу мать, живой человек. Что мне проще будет ненавидеть себя и ползать в его ногах, чем сделать то, о чем я подумала...
Он уходит, а меня накрывает кошмаром безысходности. Все правильно. Я даже грохнуть его не могу. Я слабая. Не рыпалась бы, прикидываясь сильной – ничего бы этого не было. Он прав во всем. Мое место на пятом уровне. Сабы и то заслуживают больше уважения своей смелостью. Я не такая...
На что это похоже? Серая пелена, звуконепроницаемая и неумолимая, которая начинает медленно, но неотвратимо обволакивать сознание. Я не знаю, какой цвет безумия. Наверное, он серого оттенка. И у безумия их гораздо больше 50... Пятый уровень. Пятерка – высшая оценка в школе... Это значит, что все хорошо, да? Вязкая кисея гасит ужас. Однозначно, хорошо. Пошатываясь, дохожу до ванной. О. Бритвы. Он испугался, что я убьюсь ими нахрен, глупый. Чего ради? хватаю на автомате бутылку детского масла. Юля, на дворе лето. Твоя кожа нуждается в увлажнении. Безумие этого парня – не повод об этом забывать... Сосем не повод...
Страшно мне стало потом. Когда я подумала что, возможно, это и были первые звоночки безумия. А сейчас же они оберегали меня защитным серым коконом. Может, мне бы не удалось его прорвать, но приближение к точке невозврата все решило за меня... Серый саркофаг разлетелся на осколки от его слов... Такой жестокий контраст после нежных прикосновений во время массажа. Был даже миг, когда мне до боли захотелось развернуться и обвить его шею руками, словно это могло уберечь от всех кошмаров. В этом даже не было никакой игры. После душераздирающего, жестокого объявления о наших дальнейших отношениях мне нужно было ощутить, что он живой. Что его сердце тоже бьется. Миг защиты и покоя, чтобы я поверила, что все будет хорошо, вне зависимости от номера уровня.
Дай мне хоть частичку этой уверенности, и я попытаюсь. Из последних сил. Дай мне гарантии. Самые безумные и нелогичные. Только не загоняй меня в угол. Это вряд ли закончится чем-то хорошим... Я готова войти в этот мир, которым правят мужчины... Если я буду знать, что никогда не разобьюсь в результате твоих действий...
Он не услышал. Или не захотел. Пронзающие, словно кинжалы, слава, славно в издевку сказанные хриплым эротичным шепотом, вспарывают занавес серой кисеи. Но она не поддается. Нет. Она становится плотнее, сжимая изнасилованное сознание, приобретает пугающе – чарующий оттенок грозового неба, миг, и кинжалы слов не причиняют вреда. Неизвестно, как ему удается уловить эту перемену, и в ход идут прикосновения. Там, где меня никто не касался прежде. И эти действия атакуют грозовые стены с обратной стороны...
Ты не слабая. Покажи ему, твою мать, или мы расплющим твой рассудок. © Стены серого цвета.
Это безумие. Натуральное. Он все-таки сломал мою сущность... Медленно. Это же кино. А там замедленная съемка. Удар. Моя рука! Больно! Черт?! Почему он не падает?
От страха мне хочется орать. Но адреналин сейчас лишает меня этого типично женского оружия. Вместо воплей ужаса – отборный мат. От этого ему еще веселее. Не приближайся! Просто свали! Тебе же не трудно!!!
Дальше мрак. Я задыхаюсь, ухватив жестокое орудие моего порабощения. Я не хочу причинять ему боль. Я знаю, как это. Я хочу лишь одного, чтобы он ушел... Иногда круглые сферы натыкаются на препятствия... Я не соображаю, что это препятствие – его тело. Просто уйди. Мне много не надо. Исчезни... Почему ты лыбишься?! Исчезни...
Осознание приходит яркой вспышкой, стоит ему заговорить. Я в ужасе.
Юля, б..дь, брось эту хрень... Еще не поздно. Падай на колени, боль проходящая, проси его забыть о своей выходке. Ты роешь себе могилу...
Уже вырыла...
Кнутом больно? Наверное, адская боль... Наверное, окончательно сойдешь с ума. Секс не будет таким, как прежде. Реально сдохнешь от разрывов. Моральных и физических. Нож? Какие дети? Нет, конечно, они здесь не причем. Он сказал... Вырежу? Шрам?!
– Брось на пол!
Хозяин отдал приказ. Дальше стоять не имеет смысла. Не хочу смотреть. Можно, я закрою глаза, когда ты начнешь меня убивать?!
Пожалуйста...
***
На его тыльной стороне ладони интересный рисунок выпирающих вен. Словно дельта Амазонки. Моя собственная ладошка ничтожно маленькая в захвате его руки. Как она дрожала еще пятнадцать минут назад, как отказывались сгибаться пальцы, как опалил жар его прикосновения, потому что мои руки были ледяными от стрессового шока.
Еще совсем недавно меня трясло в самой крутой истерике века. Не помогало ничего. Вода – я не могла сделать глоток. Пощечины – я даже не жмурилась. Слова и обещания – я не разбирала их значения. Хватило одного взгляда. Пластырь на виске и ключице. Такого не прощают.
Пришла в себя, лишь ощутив, спустя 10 минут, жар его тела. Крепкий и осторожный одновременно захват объятий, в которых я билась, пока он терпеливо удерживал, что-то приговаривая.
– Что, ты думала, я сделаю?! Что?
Если бы я об этом думала, я бы не рыдала и не билась. Я бы смеялась тебе в лицо. И была абсолютно счастлива. Сумасшедшие не страдают.
Я, как зачарованная, смотрю на единение наших рук. У него хватит силы сжать мои пальцы до треска. Но вместо этого все по-иному, моя уязвимая ладошка под защитой. Прикосновения плавят лед моего ужаса и отчаяния. Прикосновения уносят панический ужас. Может, у него дар касаниями снимать боль? Мне тяжело думать. Но от осознания того, что он жив, меня накрывает волной облегчения. Вместе с мыслью, что, дай мне в руки пистолет, я бы не смогла даже Гитлера.
– Я виновата... – говорить тяжело. То и дело всхлипываю. – Я не знаю... просто не знаю, как это произошло...
– Юля. – Слова невесомы. Падают легкими перышками. – Ты помнишь, что я тебе сказал?
Тело напрягается. Дергаюсь. Час расплаты. Не хочу...
– Что я ничего тебе не сделаю, если прекратишь добровольно. Что я об этом забуду. Ты справилась.
– Ч...что? – Я и вправду сошла с ума.
– Ты сейчас перестанешь плакать и дрожать. Рисовать ужасы в своем воображении. И запомнишь одну простую истину. Что бы ни было вечером... Твой поступок ни при чем. Этого не было. – Наверное, мои глаза расширились от шока. Он продолжает меня гладить. Его губы напротив моего уха. Не выдерживаю.
– Ты... Меня... Не накажешь?
– Только в одном случае. – Непонимающе трясу головой. Его улыбка шире.– Если вечером ты сама скажешь, что чувство вины придавило тебя, и ты хочешь от него избавиться.
Я не знаю, что ответить. У меня реально едет крыша. Не иначе.
– Какой цвет крови? – дезориентируя еще сильнее, задает вопрос Дима. Моргаю. Есть подтекст?!
– Красный...
– Запомни, что я сейчас у тебя спросил. И вечером, если будет морально тяжело, ты его произнесешь. Это твое стоп – слово.
Дима
Они приехали довольно быстро. Это я ХЗ зачем оттягивал этот момент. Подумаешь, боевая травма... По молодости в драке прилетало и посущественнее. И даже до переломов. Сотряс – вообще обычное дело. Если ты не прошел через этот джентльменский набор в детстве, ты не мужчина. Не имеет значения, в какой семье ты вырос, и в какой элитной школе грыз гранит науки. Методы взросления практически универсальны – начиная от сигарет под окнами директора и наглую ухмылку в ответ на выговоры, и заканчивая откровенными боями без правил на идеальном футбольном поле после уроков. Неважно, что мы не поделили между собой – очередную девчонку, плэйстейшн или икс на игрек. Бешеная подростковая энергия требует выхода и не признает революций в белых перчатках.
Последствия заминались. Я уже говорил: у элиты и их потомства свои негласные правила. Сломали ребра, нарисовали кровавый смоки-айз на фейсе, выбили зубы – это только наши разборки... Перед дирекцией школы и фамильными кланами – тотальное молчание. Понятие чести не отнимал никто. Если его не дано – ты долго не продержишься.
После последнего перелома руки мы в тот же вечер в крутом баре опустошили бутылку виски вместе с моим оппонентом. Чтоб срослась быстрее. Все три легких сотрясения прилетели от лучшего кореша. Нам было скучно. Махач развлек. Да и кое-чему это научило. Не примешь меры сразу – потом башка раскалывается в самый неподходящий момент... Кому оно надо?
"Борис -завжди допомога"! Коммерческая скорая помощь не зря ест свою черную икру и убивает шикарные машины на горных дорогах... Которые им раз плюнуть преодолеть в самый короткий срок.
– Перебинтовать... – вежливо рекомендует доктор с европейской внешностью и американским смайлом. На бейджике дублируется его ФИО на трех языках.
– Нет, восставших из египетской гробницы не надо. – Не хватало еще моей боевой амазонке дополнительного стресса... Или желания увидеть меня в бинтах с ног до головы. – Обойдемся, док?
– Конечно. Как пожелаете. Я бы настоятельно порекомендовал вам отдых первые два дня. – Его пальцы ощупывают ключицу, перед тем, как обработать рассечение. – Все в порядке.
– Спорт?
– Воздержитесь. Особенно – от того вида, что привел к подобным последствиям. Сейчас выпишу препараты. Швы не нужны, разве что вы будете настаивать...
Я не буду настаивать.
– Легкое головокружение и приступы головной боли – нормальное явление при таком виде травм. Лучше отложить работу, связанную с аналитическим мышлением.
– Жаль. Собирался поработать с документами.
– По возможности, перенесите подобную работу. Сейчас ожидается аномальная жара, и в вашем положении это будет дополнительная нагрузка на сосуды. Отдых. Настоятельно рекомендую.
– Док, а как насчет секса? – губы сами расплываются в улыбке. Стильная медсестричка, ни дать ни взять – модель с обложки журнала "Playboy", бросает на меня призывной взгляд, пытаясь изобразить очаровательное смущение. Жалею, что, подобно Челентано из «Укрощения Строптивого», не вставил себе в рот капу с клыками. Взгляд второй девчонки, похожей на училку вип-класса, под видом осмотра ключицы скользит по моему телу. Они что, решили, что я им предлагаю секс?! Или это дополнительная услуга? Становится весело.
Девочки, знали бы вы, в каких ракурсах можете меня заинтересовать – уже привели бы с собой консилиум психиатров.
До доктора не сразу доходит, что это риторический вопрос, а не прямая пропозиция для него. Улыбается, снимая маску медика-профессионала. Мужчины всегда поймут друг друга.
– Воздерживаться? Ну, мы же не звери... Эндорфины тоже нужны. С одним условием. Головокружение или резкая боль в области затылка – прекратить.
Едва сдерживаю смех. Вспоминаю Юльку и ее удар ребром ладони по темечку. Уважительная причина для головокружения. Почему я на нее ни капли не злюсь?
Первая медсестра наполняет шприц прозрачной жидкостью. Улыбка на миллион долларов.
– Пожалуйста, согните руку.
– Хочешь меня потрогать? – Уколов не боюсь с детства. Поворачиваюсь к доктору. – Что она мне вколола?
– От головокружения и болевого спазма. У него нет побочных эффектов. И чтобы ничего вам не помещало в реализации приятных планов.
Однако, сервис. Прощаюсь, дав устное обещание в случае плохого самочувствия немедленно звонить/ложиться в постель/прекращать занятия сексом, оплачиваю вызов вместе с чаевыми. Никаких вопросов. Будь даже огнестрел, клиент всегда прав.
С их отъездом паника и чувство какой-то пугающей незавершенности снова одерживает верх. Паника проходит, а я ловлю себя на мысли, что не понимаю, что мне делать дальше. Впервые со мной такое. И ответ вроде бы как очевиден...
Все, что хочешь. Шикарный полигон для контрудара. Она знала, на что шла. Ты ясно дал ей понять, что все будет по-твоему. За это боевое айкидо ты можешь смело воплотить в жизнь то, о чем раньше не хотел думать, чтобы ее излишне не травмировать. Тот кнут от Шороха с автографом давно не дает тебе покоя. Такой вот парадокс. В клубе отлично поставили руку, чтобы не причинить сабе излишней боли, это, при устрашающем внешнем виде девайса, всего лишь легкие поцелуйчики... Покраснения сходят с кожи меньше чем за пять минут. Захлест вообще больше похож на ласковые объятия, чем на элемент экзекуции.
Но стоит лишь поменять угол сгиба кисти, как все меняется. Кожа остается нетронутой, но кнут жалит подобно раскаленному железу. В голом СМ, который никогда не был мне интересен, это самая вкусная практика. Но постигать искусство разных ударов было занимательно. Алекс сказал четко. Должен знать, даже если никогда не пригодится.
С теорией дела обстояли даже лучше. Только психология Темы упорно сопротивлялась. Проще было ограничиться теорией... И развернутыми договоренностями в начале отношений. Стоп-слово – прекратить. Вопли "нет, хватит, убью, перестань" – чаще всего элемент игры. Кто-то выражает свой экстаз через слезы, у других это сигнал неприемлемости. Люди разные. Многие терпят, ломая себя изнутри, в страхе произнести заветный стоп-кран, опасаясь, что подобное воспримется как протест и поставит крест на дальнейших отношениях. Адекватного партнера найти тяжело. Может, поэтому произошла ломка системных ценностей? И Штейр, и Ника расширили границы собственных полномочий, одновременно сняв с плеч сабов груз ответственности и принятия решений? Так или иначе, они практически устроили революцию в избранном раю. Презревшие правила – герои. И я один из них. Никогда мой мир не наполнялся такой палитрой красок, как сейчас.
Сделка. Лучший выход. Похищение или же шантаж – перебор даже для такого, как я. А так все по-честному. Ей был предоставлен выбор. Добровольный, прошу учесть. Пистолет у виска никто не держал и отвезти в логово бандитов не обещал. Свой выбор каждый делает сам.
...Инъекция от темноволосой медсестры начинала действовать. Мысли прояснялись, тупая боль исчезла совсем, не напоминая о себе даже при резких движениях. Ноги сами принесли меня к самой захватывающей секции шкафа-купе. Теперь остается подумать, девочка, чего ты заслуживаешь за свои смертельно опасные танцы.
В первые минуты, едва не отключившись на полу у запертой двери ее вип-камеры, я точно знал, что именно она заслужила. Боль грозила разорвать башку. Конченая сука, удар в висок! Мне очень хотелось верить, что она мало соображала, что делала. Ии что такие попадания в цель – случайны.
Все, что я ей тогда наговорил, сметая повелительным тоном барьеры ужаса, ненависти и черного отчаяния, на тот момент было правдой. Без исключения. Чтобы произвести эффект – надо верить в собственные слова и даже заставить себя хотеть этого.
Отходняк накрыл спустя полчаса. Со всеми незамеченными ранее деталями.
Спустить кожу кнутом?! Это реально невыполнимо даже технически. Жестко долбить ее до обморока у меня вряд ли хватит здоровья в таком состоянии. Рисунок ножом по коже... Это вообще без комментариев. Оставим психам.
Кто больше е..нулся в тот момент из нас? Или это последствия удара? Это не было ни в коей мере моим реальным стремлением. Я просто не нашел других слов, чтобы остановить ее и не позволить своему безумию одержать верх. Я никогда не теряю контроль...
Длинный стек. Хлопок по ладони. Этот инструмент никогда в моем восприятии не был ударным девайсом. Просто атрибут власти. Не вызовет такого панического ужаса, как кнут, но кто ее разберет, на какие именно страшилки она успела насмотреться в интернете. Благо, с флэшки, где подробно были описаны все практики из возможно допустимых, мы синхронно посмеялись вместе с подругой. Юля, Юля... Иногда я забываю, за что именно назвал тебя умной девочкой. Сердце ускорило бег, уколов затылок микроразрядом уснувшей под действием анальгетика боли. Стальной ошейник. Твою ж мать...
Вот насчет этого я не врал. Рано или поздно я это сделаю.
Двадцатиминутное созерцание идеальной коллекции так ни к чему и не привело. Каждый из экспонатов грозил напугать ее до безумия, особенно в таком состоянии. Даже банальная повязка на глаза. Воображение сыграет злющую шутку в условиях неведения о своем дальнейшем положении...
"Черт тебя побери, Юлька..." – устало подумал я вместе с ростками непонятной тревоги. Я обещал, что ее не трону, если прекратит сопротивляться. Я не врал. Вряд ли она слышала мои мысленные мольбы. Потому что я не имел понятия, что с ней делать дальше, если не прекратит. Только знает ли она об этом?
Пока я не узнаю ответа на этот вопрос, я не смогу принять объективного решения.
В голливудских фильмах все просто и весело. Согласно им, мне следовало войти к ней с пистолетом наготове. И, судя по ее недавней реакции, это был бы самый приемлемый вариант. Только все сложилось иначе. От своих слов я не собирался отступать ни под каким предлогом. Спустя время, я понял, что на самом деле хотел именно этого. Искал и нашел повод не причинять ей боли. И от этого было очень легко на тот момент.
Сигареты лежали в ее сумке. По мне, эта гадость ни черта не успокаивает, но для мирной пропозиции в нашем варианте сойдет. От алкоголя может быть только хуже.
Все время ожидаю, что мне что-то прилетит в голову при каждом новом заходе в камеру ее заточения. (Настоящую камеру я ей пока не демонстрировал, главное не перегнуть палку до перелома). И каждый раз ожидания напрасны.
Ощущение почти арктического холода заставило вздрогнуть. Это удивило меня куда сильнее, чем Юлька, замершая в точно таком положении, в котором я ее оставил, уходя. Не считая полотенца вокруг груди.
– К кондиционеру есть пульт дистанционного управления. На котором есть кнопки выключения и регулирования температуры. Замерзнуть решила? Героично, но глупо.
Ноль реакции. 17 градусов тепла. Попытка убежать в ОРЗ от последствий своих закидонов? Выключить.
Никакой реакции на мое приближение внешне – но я кожей ощутил острые иглы ментальной попытки закрыться.
– Хватит уже. Я сказал, что с тобой ничего не случится? Открой глаза.
От прикосновения моей ладони она вздрагивает, как от удара. И, похоже, даже не слышит, что именно я ей говорю. Обнимаю за плечи, пытаясь поднять на ноги. Полотенце мокрое. Совсем инстинкт самосохранения потеряла? Срываю одним резким движением, уже не думая о том, как именно это выглядит. В награду получаю слабый старт приближающейся истерики. Попадает даже по пострадавшей ключице.
– Успокойся! Я сказал, что ничего плохого с тобой не сделаю?
Вряд ли суть слов доходит сейчас до нее, но есть реакция, а это уже хорошо. Подхватываю на руки, удерживая кисти в захвате. Драться и пытаться вырваться – нормальная реакция, Ее кожа обжигает холодом. Пытаюсь поймать взгляд, и не получается. Глаза закрыты. Надо в горячую ванну, чтобы не заболела. Но сейчас нет возможности даже открутить краны. Это означает, вновь оставить ее одну, а я с пугающим чувством проигранной ответственности понимаю, что сейчас не имею права этого делать. Сейчас все мои права аннулируются. Есть обязанности. Первая из которых – разрулить последствия своего диктата.
Я едва успеваю опустить ее на кровать, как прорвавшая баррикады апатии истерия сгибает ее пополам. Я оказался не готов к такому сильному проявлению эмоций. Неожиданно, неприемлемо, мало логично – но меня это пугает. Пытаюсь оторвать ее ладони от лица – руки ледяные. Пальцы не слушаются. Попытка разогнать кровь ничего не дает. Ее приступы рыданий похожи на удушье. С ужасом понимаю, что она могла промолчать о проблемах с дыхательными путями...
– Пей! – нет времени переливать воду из бутылки в стакан. Пара глотков жидкости обычно гасит даже самую сильную истерику. Не в этот раз. Ощущаю, как затапливает паника. Она не может сделать ни одного глотка. Вода просто стекает по ее подбородку тонкими струйками из дрожащих губ.
– Юля, хватит! – ее голова запрокидывается от пощечины. Прости, девочка, это вынужденная мера. Вторая... – Тише... я рядом, и все закончилось. Ты меня слышишь? Все хорошо. Я люблю тебя.
Я не понимал, что говорил ей в этот момент. Что у трезвого на уме, у перепуганного на языке. Было просто и легко. Она сейчас ничего не слышала. С трудом задвинув весь ужас от последствий своих хотелок на задворки сознания, обхватил ее руками, прижимая к себе как можно сильнее. Тише, малышка. Прости Хозяина. Почувствуй мое тепло.
Ее голова запрокидывается на плечо. Глаза широко распахнуты, смотрят в одну точку. Конкретно – на пластырь в области виска. Снимаю темные метастазы подступающего ужаса в ее глазах усилением объятий и дозой совсем не фальшивой нежности.
До тех самых пор, пока рыдания не прекращаются совсем, а дыхание не выравнивается. Пока ощущение безопасности не вытесняет из ее сознания все нарисованные в воображении кошмары. Губы едва шевелятся, но я разбираю отдельные фразы ее шепота.
– Режь... Лазер творит чудеса... Никто этого не увидит...
Едва сдерживаюсь, чтобы не ударить снова за подобные умозаключения. Да кем она меня считает? Взбесившимся психом? И что ей возразишь, если я сказал это сам...
– Что, ты думала, я собираюсь сделать?! Что?!
Расслабляю объятия, сжимаю ее ладошку. Уже не такая ледяная, как была. Она не отвечает. Переводит взгляд на свою руку в моем нежном захвате, и кажется, что ничего увлекательнее она еще в своей жизни не видела.
Долгое время, но я ей не мешаю. То ли ощущение моего тепла, то ли чувство защиты от прикосновения успокаивают ее. Тело расслабляется, дыхание ровное. Она и сама не осознает, как доверчиво ко мне прижимается, стремясь стать как можно ближе.
Программа работает. Ничего не было зря, отталкивая от себя, я приблизил ее гораздо сильнее. Реверсивная психология в действии. Но сейчас мне не хочется об этом думать. Я просто боюсь, что она увидит торжество в моих глазах, и это вызовет очередной психологически тяжелый протест, на который у нее уде не осталось сил. Курс дальнейшей программы сейчас на все сто процентов совпадает с моими желаниями. Три шага назад, один вперед. Вынужденный прыжок в бездну, и в самый ответственный момент земля ослабляет свое притяжение, поднимая вверх. Кое-что из психологии Темы я все же усвоил. Ростки доверия начинают обретать жизнь именно сейчас. Просто сознание не понимает, что процесс ломки запущен и набирает обороты. Можно ломать самой сильной болью, и никогда не пробить барьеры стойкости. Но если на контрасте с этим проявить человечность, вариант становится беспроигрышным Особенно, если тебя не подготовили к этому спецслужбы. Тут даже последовательность не важна. Можно чередовать, как угодно. И я уже знаю, что, несмотря на страх за ее моральное состояние, теплые чувства, инстинкт защитника и собственные сомнения, я буду это делать снова и снова, чтобы подчинить себе окончательно.
Доверие прогрессирует. Слабые всхлипы. Это тоже своеобразный барьер, который пал. Ты ни о чем не подозреваешь. И не надо тебе на данном этапе.
– Я виновата... Я не знаю... Просто не знаю, как это произошло.
Страх никуда не делся. Так и должно было быть, наверное. Почему понимание всей сути происходящего оставляет тяжелый осадок? После всего сказанного утром, она и не должна считать меня положительным героем детской сказки. Если бы не верила моим словам – ничего бы не получилось на пути ее приручения. Я бы сам купил билет в Феодосию, лишь бы избавиться от ее выносов мозга. Страх – определяющая постоянная.
– Юля. – Мне больше не нужен ее страх. Точно не сейчас. – Ты помнишь, что я тебе сказал?– Что я ничего тебе не сделаю, если прекратишь добровольно. Что я об этом забуду. Ты справилась.
Ее плечи напрягаются от моих слов. Я ощущаю усилившийся ток крови грудными мышцами. Не ожидала от меня такого? Понимаю. Твое мировоззрение сейчас рушится, как карточный домик. Если бы я выполнил все свои угрозы, это воспринялось бы легче.
– Так ты меня не накажешь?
Нет. Не уверен, что ты к этому готова. Не потому, что это больно, потому, что к наказанию надо относиться по-иному. Как к искуплению своего чувства вины. Только тогда ты ощутишь, как этот тяжелый довесок с каждым ударом испаряется, пока не исчезнет совсем. Позже, когда осознаешь. Как бы мне этого не хотелось, еще слишком рано.
Только в одном случае. – Напряглась, наверняка предположив, что я сейчас взамен заставлю ее целовать себе ноги. – Если вечером ты сама скажешь, что чувство вины придавило тебя, и ты хочешь от него избавиться.
Удивлена. Но поверила с первых слов. Барьер недоверия сломан.
– Какой цвет крови? – наклоняюсь к ее ушку, намеренно щекоча своим дыханием.
Вздрогнула.
– Красный...
Финальный аккорд. Почувствуй себя в безопасности.
– Запомни, что я сейчас у тебя спросил. И вечером, если будет морально тяжело, ты его произнесешь. Это твое стоп-слово.
Ответ я получаю спустя пять минут.
– Спасибо, Дима.
Никакого постоянства. Но сегодня благосклонно закрываю на это глаза.
– Ты согрелась?
– Да...
Отстраняюсь. Аттракцион щедрости продолжается. Достаю пачку сигарет. Последний раз курил черт знает когда. Юля вздрагивает от щелчка зажигалки. Ну чего ты такая перепуганная? Поджигаю кончик этой гламурной дряни с ароматизатором, осторожно подношу к ее губам.
– Скучала?..
...Спустя двадцать минут и две сигареты ей удается уснуть на моих руках. Последствия нервного стресса. Сон спокоен и невесом. Мне удалось ее расслабить. Не замечаю ничего – затекших мышц, вернувшейся головной боли, забываю о том, что хотел разобраться с документацией, и по времени – пора глотать выписанный препарат. Ничего больше не имеет значения. Я не могу ее бросить. Не сейчас, когда началась финальная стадия укрепления доверия. Спустя час меня тоже вырубает. Тяжелый день и бессонная ночь не прошли бесследно.
