Текст книги "D/Sсонанс (СИ)"
Автор книги: Светлана Тимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 48 страниц)
Я опешила, не ожидая услышать такой философский монолог от своего тирана, но это не имело значения. Во мне внутри медленно рушились стены укреплений рассудка… Именно так я себя ощущала. Просто смотрела на цветок, не в силах отвернуться.
– Эта беззащитна. Она это знает изначально, потому не хватает звезд с неба. Но в джунглях Борнео растут черные орхидеи. Ее сестры. Они ядовиты – это их защитная особенность. Они оплетают лианами все вокруг, завоевывая себе новые территории таким образом. Агрессоры. Своим черным окрасом они вовсе не маскируются, а наоборот, кричат о своей дерзкой красоте, уверенные в одном – они далеко. Туда так редко ступает нога человека, что они продолжают жить в уверенности, что их не сорвать. Но их срывают. Всегда найдется тот отважный, кто пройдет все опасности дикой природы непроходимых джунглей ради права сорвать для себя эту красоту и завладеть ею. И вот тогда у нее больше нет выбора. Цвести помимо воли в замкнутой клетке колбы с водой, забыв прошлую жизнь и радовать глаз своего захватчика. Или же... Или же так. – Я содрогнулась, когда его ладонь резко сжалась. Разжал он ее неторопливо, и скомканный, раздавленный цветок с изломанными лепестками безвольным лоскутом упал к моим коленям.
Я, не отрываясь, смотрела на искалеченный цветок. Дима склонился и ласково погладил меня по волосам.
– Сила всегда права, и если нельзя ей противостоять, стоит просто покориться.
Я отшатнулась. Горькие слезы медленно стекли по щекам и упали вниз, задев сломанный бело-бордовый лепесток. Больше слова были не нужны. Даже наказание вчера не смогло донести эту истину до моего сознания. Даже боль.
– Подумай над моими словами, – мягко сказал Дима. – Это не приказ. Это совет. Станет легче. – И, развернувшись, громче добавил: – я приду вечером. Будь готова к минету. Я соскучился за твоими губами.
– Пощади... – прошептала я, содрогаясь от его цинизма, и словно в забытьи подгребая ладонью сломанный цветок еще ближе. Силы оставляли меня, и я прижалась головой к паркету, уже не сдерживая слез.
– Почему ты просишь пощады, разве я жесток? Разве я сегодня причинил тебе боль? Или ты хочешь, чтобы я предпринял действия, от которых даже самые стойкие начинают молить о пощаде?!
Меня трясло. Я смотрела на орхидею, гладила пальцами лепестки, словно пытаясь отдать им свою силу и влить жизнь, понимая, как это бесполезно... И страшно.
– Отдыхай. До вечера есть время. И стоит ли говорить, что если я увижу тебя в простыне или полотенце, то буду очень зол? И еще. На тумбочке таблетка "персена". Одна, чтобы у тебя не возникло желания натворить романтических глупостей. Будь добра, выпей. И умойся перед моим приходом. Я не требую улыбку до ушей, я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но рыдать и кататься по полу прекращай. Меня этим не пробьешь. Можешь выреветься до моего прихода, но чтобы вечером я подобного и близко не наблюдал. Ты меня поняла?
Я молчала. Цветок не оживал. Сломы и загибы лепестков темнели на моих глазах. Так будет и со мной. Очень скоро. Почти уже сейчас...
– Ничего. Времени воспитать тебя у меня достаточно. Спишу на стресс, я умею быть великодушным. До встречи, моя девочка. – Ключ как-то нервно повернулся в замке.
"До вечера, Хозяин" – мелькнула автоматом мысль. Я сходила с ума. Осторожно уложила цветок в ладони и дала волю слезам. Пей! Оживай! Ну же! Это вода, забудь про соль! Забудь, просто сражайся и пей! Но ничего не происходило, от моего теребления цветок умирал еще быстрее, терял эластичность, и один лепесток отпал.
Хорошо же. Если нет сил бороться, и тебя не спасти, отдай силы мне. Хоть капельку... Тебя все равно уже не спасти... С горестным стоном я сжала кулак, сминая плоть цветка, убивая его, раздавливая, превращая в прах под моими пальцами. Быстро... Безболезненно... Разрывая душу.
Все равно тебя уже не спасти...
Глава 17
Нимфомания в доме расколотых подоконников.
40 дней твой бойфрэнд играет в покойников.
Не клянись на молоке, сука, не стой на дороге.
Радистка Кэт, давай раздвигай ноги.
Я буду мстить тебе за своё одиночество.
Кончилось доброеутро, Ваше Высочество.
Начались ночи, полные электричества,
Ваше Величество.
Здесь берут качеством, а не количеством.
Такое вот у меня язычество.
Зашивать твои вены суровыми нитками.
Рисовать «Never Die» в ванной с белыми плитками.
Стащить бы зубами на память все твои
мини/бикини/шестёрки/вини. Моя игра без ферзя.
Буду трогать/ласкать/целовать
тебя там/где/нельзя
. Пока ты мне всё не выложишь.
Надеюсь, ни с кем не спишь.
Слышишь? Ариведерчи, малыш.
Я жду тебя.
(с)Антон Прада
Дима
Я смотрю, как мерцают звезды в ночном небе Крыма.
Здесь все не так, как в Харькове. Не так, как в Ялте и других густонаселенных городах побережья. Нет светового загрязнения и прозрачной пелены смога, которая гасит их сияние. Кажется, протяни руку – и ошпаришься этим холодным, безразличным сиянием. Именно поэтому мне так нравиться на них смотреть. Как в детстве, задрав голову. Они не осуждают. Они вообще выше всего этого.
Одновременно две. Прочертив пунктир в ночном небе над темным силуэтом Ай-Петри, сгорают, не успев коснуться земли. Желания мои сейчас отличаются завидным постоянством. Одно уже сбылось. И я давно вышел из детства, чтобы загадывать их на падающих звездах.
Что мы там загадывали в этом самом постсоветском детстве, когда удирали из дома и мечтали с пацанами со двора о дальних странах и невероятных приключениях? Я, кажется, хотел стать пиратом. Стивенсон, Майн Рид и Беляев формировали наше мировоззрение похлеще ужасающей политпропоганды. Желания сбываются. Не так, как мы загадывали, но все же... В сомалийскую бригаду путь закрыт. Шхуны с черным флагом тоже нет. Корабли не грабим. А в остальном?
Может, не корабль и морские просторы были основополагающей частью моих детских стремлений. И даже не черный флаг. И не та добыча. Совсем иная...
Я ощущаю ее страх и ее отчаяние даже на расстоянии. Это словно гребаная черная дыра, ограниченная четырьмя стенами, из которых ей больше нет выхода. Она не в перегородках межкомнатных конструкций. Не в повороте ключа в замке ее импровизированной темницы. Она только в ее сознании. Отравленном женском сознании, в котором никогда не было места слабости. Только вперед, круша эти стены. Вырваться из тьмы обыденности, потому что не место нам там, мы иные. Плевать, что трещат ребра под грузом никому не нужной силы. Твоя сила в твоей слабости. В неосознанном желании отдать эту тяжесть в руки сильного мужчины. Никто не говорил, что будет легко. Сдирать с тебя латекс этого скафандра, не оцарапав души – невозможно. Убедить, что без него у тебя вырастут крылья – еще сложнее. Ты думаешь, я уничтожаю тебя... Какая же ты дура. Я представляю выражение твоего страдальчески-заплаканного личика, если бы ты узнала, что я на самом деле к тебе чувствую.
Ты не узнаешь. Игра не по твоим правилам. Тут нет веников роз и орхидей. Хотя, я утрирую. Есть. Розы – хороший ударный девайс, если отколоть шипы. У тебя изумительная кожа. Гладкая. Загорелая. Я не хочу видеть на ней кровавые рубцы. Мне никогда такие экзекуции не приносили удовольствия. Я люблю гладить бархат твоей кожи. Иногда мне кажется, она светится в темноте. Понимаю, что это бред, но фантазия моя безгранична. Я люблю писать на ней маршрут нежных поцелуев. Видеть, как она розовеет под несильными уларами ремня. Слабая порка, имитация. Я никогда не смогу, наверное, тебя сильнее. Мне это просто не нужно.
Орхидеи хороши не в букетах. Нет. В ладони. Беззащитные, как и ты, в моей абсолютной власти. Чтобы одним сжатием пальцев ломать твою волю, втайне даже не заставляя, нет – умоляя тебя покориться. Страшно? Больно? А выхода нет. Только смириться.
У тебя необыкновенные глаза. Мне безумно нравится наблюдать, как уходит дерзость и вызов из этих бездонных омутов, когда ты понимаешь, что проиграла. Что все равно, все будет по-моему. Страдание и боль тогда пляшут свой неистовый танец. Страх. Недоверие. Надежда, что я пошутил, что все это не всерьез. И вместе с этим, невысказанная мольба защитить и спрятать, как ты полагаешь, от моего безумия.
Девочка, все не так. Я никогда не теряю контроль. Я запретил себе это давным-давно. Каждый шаг просчитан, как в долбанной шахматной партии. И в этот момент ты полностью под моей защитой. Ты за каменной стеной, которая убережет тебя от любой боли извне. Причинять тебе боль – только моя привилегия.
Ты скажешь – я ошибаюсь, я специально мучаю тебя ради своей услады. Я тебя прекрасно понимаю. В твоем мире, все не так. Там нет места стертым в кровь коленям, надрывному крику душевной агонии, униженной мольбы избавить тебя от моих действий. Там горит вечно сияющий калейдоскоп огней, фальшивые бриллианты новых граней, мнимая карусель, которая вертится, якобы, вокруг тебя. Там никто не стремится поставить тебя на колени. Наоборот, они готовы сами шарахнуться в пыль у твоих ног ради одной твоей улыбки. Ты думаешь, это любовь? Возможно. Любовь слабаков, она такая. Обреченная на муки без взаимности. Но какое твое дело? Пока они дарят тебе цветы, дорогие подарки и поют дифирамбы, тебе комфортно. Они – настоящие. Я – изверг. Это все понятно.
Никогда тебе не узнать, что я чувствую к тебе. Не пробить ледяную маску моего равнодушия, и не увидеть, как сгорает мое сердце во имя тебя. Потому что тебе ничего не стоит сжать его в своей тонкой ладони и выжать из него кровь, чтобы потом швырнуть в пыль у своих ног. Я не позволю. Считай меня кем угодно. Одержимым. Садистом. Последней сволочью. А я всего лишь не стал ждать у моря погоды. За свою любовь, пусть в черно-красных тонах, я пойду по трупам. Прижму к стенке, не оставив выбора. Ты моя. Я вскрою твой эмоциональный сейф, заставив отдать мне все. Без остатка.
Твоя паника сейчас достигла всех мыслимых и немыслимых пределов. Я ее ощущаю кожей. Уже ведь не вечер. Глубокая полночь. Но я знаю, что в ожидании неизбежного ты не сомкнула глаз. Билась в этих стенах, словно пойманная в силки птица. Наверняка, плакала так долго, что не осталось больше слез. Отлично. За слезами приходит смирение. Ты не хочешь моего прихода, и желаешь его одновременно, чтобы избавиться от убивающей неизвестности. Что, моя девочка, меня ждет в стенах неприступной тюрьмы, в которую я запер тебя недрогнувшей рукой? Может, в меня полетит какой-нибудь тяжелый предмет? Те же самые орхидеи в прозрачном вазоне? Будет печально. Маман расстроится. Игры в рабовладельца она бы мне с легкой руки простила, свои же цветы – вряд ли. Поэтому, девочка, лучше тебе этого не делать. Какие еще варианты? Слезы? Я же запретил это. Да, мне жаль тебя. Особенно, когда ты плачешь. Я почти чувствую, как рвется из груди твое измотанное сердечко. Далеко ему все равно не вырваться. Прутья моей клетки уже строят круговую оборону вокруг него тоже. Почему это меня не останавливает?
Вкус твоих слез – вкус твоего отчаяния. Капитуляции. Сложенного оружия. Это посильнее коньяка столетней выдержки. Я не готов отказаться от такого напитка. Мне остается верить, что ты проявишь благоразумие. Что в меня не полетят подручные предметы, стоит мне появиться на пороге. Что у тебя хватит достоинства не обнимать мои колени и вытирать о джинсы заплаканные щеки, в попытке меня разжалобить. Что первый раз положенное обращение станет на твоих устах глубоко прочувствованным, а не тупой цитатой из 50 оттенков пародии на Тему. Это минутное удовольствие, раз, и я ни разу тебе не поверю – два. Поэтому придумай что-то другое. Обнимать мои колени будешь еще не раз, когда я сам тебе скажу это делать. Сегодня ночью мне нужно твое благоразумие, открытость и адекватность. Открытый файл, на котором я напишу свой программный код.
Наверняка я снова увижу это в твоих глазах. Попытка выбить, вытребовать, выманипулировать мою благосклонность и нежность. Мне жаль, Юля. Я готов утопить тебя в нежности, потом, но не сейчас. Сейчас я проведу тебя по кругам моего персонального ада, чтобы ты осознала все раз и навсегда. Я твой Хозяин. Это мое решение. Другого не будет.
Знала ли ты, моя сладкая невольница, что все могло бы быть по-иному?
Нет, я не о нашей первой встрече. Что бы ты хотела услышать? Что, забудь ты ожерелье дома, я бы не обратил на тебя внимания? Что, не сядь бы в мое авто, на твоем месте была бы другая? Что, веди ты себя поскромнее, мы бы до сих пор держались за руки и считали звезды? Опомнись. Ты могла бы спрятаться за паранджой, за спиной Виталия Кличко или даже Шварценеггера, и это бы ничего не изменило. Потому что я с первого раза понял, что ты станешь моей и на моих условиях.
Я о приезде. Ты никогда не узнаешь, что изначально я не планировал окунать тебя в этот трэш. Сам я его таким не считаю, нет. Это все в твоей голове. Выходить из зоны комфорта всегда тяжело. Видит бог, я этого не планировал изначально. Более того. Помнишь, я сказал тебе, что это будет обычный отдых у моря? Так бы все и было. Я б подвел тебя к неприступным вершинам постепенно, позаботившись о том, чтобы ты получила от этого максимум удовольствия. Думаешь, вне Темы мне плохо с тобой? Что мне ни разу не упало просыпаться утром рядом с тобой, видеть твою улыбку, любить тебя не как Хозяин – свою вещь, а как мужчина – женщину? Ошибаешься. Тогда, ради тебя, я бы это сделал и сам бы нашел в этом непередаваемое удовольствие. Если первый вечер тебе ничего не доказал, я уже не знаю, что мне следовало сделать...
Ты разрушила эти планы не в тот момент. Гораздо раньше. В тот вечер я всего лишь увидел предысторию твоего истинного отношения.
... Ты так сладко засыпаешь после многочисленных оргазмов, утомивших твой рассудок и тело. С улыбкой. Тогда ты улыбалась и чувствовала себя в безопасности. И это было именно так. Я перенес тебя на кровать, усталую и разбитую, но такую родную и умиротворенную. Эта ночь грозила нокаутировать моего внутреннего монстра окончательно. Я укрыл тебя шелковой простыней, но уходить не спешил, мне очень понравилось наблюдать за тобой спящей. Во сне все маски слетают. Твоя уязвимость вызвала уже не жажду обладания, а бесконечную нежность. Я слушал твое размеренное дыхание и рисовал в воображении планы на следующий день. Аренда яхты. Бутылка коллекционного вина. Дрейф в Голубом Заливе. Ты же умеешь плавать, моя девочка? Тогда стоит включить в программу погружение на глубину. Закат. Солнце садится за хребет Кошки, и силуэт животного просматривается очень четко – не зря она получила такое название. Это все завтра.
Ты даже не разобрала сумку. Только извлекла из нее свой роскошный пеньюар, чтобы развеять им тьму моих желаний в твоем отношении. Боялась? Совершенно напрасно. Я простил тебе все. Даже Вадима. Он все равно скоро уйдет из твоей жизни. Ничего больше не имеет значения, пока ты со мной. Надо перенести утром сюда твои вещи. Я расстегнул гламурный розовый чемодан. Какое-то пиликанье меня насторожило. Ага. Планшет. Чего ты его не выключила? Он съел весь свой заряд, в попытке отыскать в горах вай-фай. Глупая девчонка. Зарядное устройство рядом... Вставил в розетку. Завтра заберешь.
На кой тебе столько вещей? Женщины. Что с них возьмешь. Отыскав в этом ворохе гламура коралловый халат из шелка, перекинул его через руку. Если ты завтра с утра будешь рассекать передо мной в том самом кружевном великолепии, ни до какого моря мы не доберемся...
Зуммм.
Что такое? Провод отошел?
Лучше б меня туда не заносило. Лучше бы я его вырубил к чертовой матери. Как будто завтра она без планшета пропадет... Слишком много «если». Отложив шелковое великолепие в сторону, я повертел его в руках, пытаясь понять, в чем источник сигнала. У меня Mac, с Андроидом не знаком настолько. Тупая система, как по мне. Заряд в порядке. Что же...
Ага. Соцсети, бич 21 века. "В контакте". Интересно.
Уверенный клик по всплывающему окошку.
Эллада Алиева. Кто такая? А, точно, подруга. Виделись.
"Багира, ты сучка. Почему молчишь? Ты точно послала этого ЕС? По нему уже мой папа плачет. "
Евросоюз? Однако, высокими материями мыслите, девчонки.
Мне бы вырубить его, и с концами. Обнять Юльку и уснуть с ней рядом, ощущая ее тепло и биение сердца. Прогнать все ее страхи. Разговор все равно ее немного напряг. Я не хотел, чтобы она боялась. Я хотел Доверия. Непременной главной составляющей. Но пальцы уже независимо от моего желания отбили ответ.
«Привет. ЕС? Не понимаю.»
Минутное молчание.
«Еб..утый Садист – так тебе понятнее? Сама же решила его так называть! Он что, тебе уже мозги прополоскал? Ты точно послала этого лоха с его анкетами куда подальше?»
Лед. Кубиками по нервам. Кусками по позвоночнику. Шипами в сознание. Пальцы сами по себе сжались. Мозг еще не до конца переварил прочитанное.
Мне нужно больше информации. Больше...
«С чего бы мне его посылать? И, напомни, кто у нас папа?»
«Папа – тот, кто понадобится тебе, если ты с этим уродом не развяжешься! Ты точно в адеквате? Я ему сейчас позвоню, чтобы в свое психиатрическое оформил. Он что, запугал тебя? Я после нашей пижама-пати и его флешки спать спокойно не могла, а ты решила найти себе на пятую точку приключений?! Ты же собиралась окрутить Вадика... Вплоть до свадебного платья... Беспалова, выйди из сумрака, на.»
«Вадик... Отстой.»
Веселая злость захватила меня. ЕС. Я должен был догадаться. А в остальном... Она совсем умом тронулась, показывая флешку подруге?!
«Юль, ты че там куришь?! Давай я приеду. Он рядом, да? Он... он заставил тебя? И почему ты вне зоны? Городской проверь. Он молчит...»
«Я не дома. Я не могу жить без ЕС. Я его люблю.»
«Спс, поржала. И ты хочешь, чтобы я в это поверила после нашего разговора? Вадик все для тебя делает, и тебе с ним классно. Сама же собиралась продолжить с ним? Короче, перезвони мне, когда этого д....ба рядом не будет....»
Мне было мало. Уже не задумываясь о моральном облике последующих действий, я открыл переписку с остальными подругами.
И только тогда понял, что потерял контроль окончательно.
Что "ЕС" – вовсе не предел ее отрицающего презрения.
Что Вадим – самый лучший чел в мире. Женат только, сволочь, но когда нам это мешало в стремлении окрутить богатого папика и получить розовый «Порше Кайенн» и полцарства в придачу.
Что по созвучной с ЕвроСоюзом аббревиатуре плачет дурка. Что мои родители... Как и я сам... С заниженными половыми способностями – гораздо ниже плинтуса. Себе мы врем еще изощреннее, да, Юля?
Нет. Планшет не полетел в стену. Не вспыхнули алым пламенем все ее шмотки и гаджеты. Ничего такого. Я был спокоен. И одержим холодной яростью, которую мне никогда не преодолеть.
Фрахт яхты? Упаси всевышний, а то ненароком утоплю. Нет. Ты больше не увидишь моря. И солнечный свет – только из окон моей спальни. Я узнал достаточно. Б...ская сука. Тварь в суперобложке. Я долго с тобой церемонился. Поддавался твоим правилам и старался не травмировать одним случайным движением... Ты не стоила даже этого.
Кто меня осудит? Ты в моих руках. Услуга за услугу. Не стоило совершать ошибки первой. Мои руки теперь развязаны. Добро пожаловать в ад, крошка.
Что было не так? Откуда эта гребанная уверенность, что тебе все должны?
Я пытался. Я выступил в роли Бэтмена по всем законам жанра. Кто знал, чего мне стоило отыграть на все сто роль спасителя на безлюдной трассе, но я все же успокоил ее, хотя состояние можно было понять – особенно в комплекте с раскуроченной сим-картой... я постарался... Эта запланированная акция шокировала бы кого угодно своей жестокостью.
По всем мыслимым и немыслимым законам жанра, логики и морали, после такого Юля должна была просто упасть в мои объятия. Но я недооценил ее стойкости и эгоизма. Стоп-кран был сорван одной ее фразой.
«Какие чувства к этому извращенцу?! Он землю целовать должен, за то, что я с ним перепихнулась пару раз.»
О да, экс-пассия Вовы со своими куриными мозгами оценила всю глубину твоей пламенной речи...
То, что она в ту же ночь так самозабвенно мне отдавалась, не значило ничего. Это была ее благодарность за то, что я якобы разрулил ее «автокошмар» и оградил от дальнейших проблем. Плюс попытка все перевести в ванильную плоскость и откосить от моих требований. Не мне следовало ее осуждать, особенно если принять во внимание все детали... Но я не принадлежал себе. Понимая умом, я руководствовался эмоциями и больше ничем.
Чертова малолетняя эгоистка! Она привыкла плевать на разбитые сердца и думать только о себе. Врать, себе же самой. Теперь это останется в далеком прошлом.
Ярость созревала постепенно. Я умело сдерживал себя все то время, что мы были вместе. Сучке давно пора почувствовать руку хозяина. Я зря был с ней излишне мягок.
Я принял решение. И мне было теперь плевать на принцип БДР. Если тогда, в ее квартире, я говорил, положа руку на сердце, не всерьез – я не мог позволить себе взять на себя такой ответственности за ее моральное состояние, это было сделано лишь для того, чтобы она не смогла опомниться. Чтобы страх воззвал к ее благоразумию, а затем отступил, стоило лишь понять, что я и части обещанных ужасов никогда не воплощу в реальность. Хватит с нее того, что безопасность и разумность остались при мне – вряд ли б кто-то другой вообще заворачивался подобными мелочами. Вот добровольность, неблагодарная маленькая тварь, ты больше не заслуживаешь!
Я не хотел оскорблять Юльку даже в мыслях. Но одно только воспоминание о том, как яростно она стала бить по кнопкам, намереваясь вызвать своего богатого папика, гасило все позывы совести.
Прости. Будет больно. Не физически. С садистом тебе бы было проще. Исполосовал бы тебе спину и простил. Им много не надо. СМ вообще не признает излишних эмоций.
Я теперь знал, чего хотел на самом деле. Все это время. Переписка – только лишь предлог. Но тот предлог, что позволил, не теряя контроль, поломать любые барьеры. Теперь же я виду цель и больше не виду препятствий.
Я хочу тебя сломать.
Ты сама, своей рукой лишила себя меня прежнего. Того, кто готов был оберегать тебя до последнего. Теперь забудь. Это сделка. Она не терпит эмоций и слез. Ты будешь отвечать по всем без исключения пунктам. Игры в добродетель закончены.
Я пытался... И если бы не твоя ошибка...
... Я специально зажег свечи и достал из погреба бутылку коллекционного бордо. Тогда еще это было именно романтическим вечером для ее мягкой адаптации. Но ничего, наверное, не происходит просто так. Возможно, события последующих часов заранее играли мне на руку, это была самая жестокая часть моего плана, не знаю, но только на игре контрастов ее можно было сломать окончательно. Пусть сперва ощутит мою нежность во всех нюансах, распробует ее на вкус и поверит в свою безопасность. Затем, чтобы завтра осознать, что это был последний нежный секс в ее жизни.
Я довел ее до безумия своими ласками. Я уже знал, от чего она теряет голову и без зазрения совести воспользовался этим. Порядком охмелевшая от эксклюзивного алкоголя Юлька наверняка уверовала в собственную неотразимость и безнаказанность.
...Я не пошел к ней в тот же момент. Не выбил ногой дверь. Не вырвал ее из объятий сна яростной хваткой за волосы и броском на колени. Во-первых – прерывать определенную фазу сна опасно для психики, во-вторых – просто не прикольно. Утро вечера мудренее. Я сделал по-иному.
Мои руки больше не дрожали от ярости, когда я разбирал ассортимент своих девайсов. Терпение, Юля. Скоро ты познакомишься с каждым из них. Сейчас пришлось ограничиться малым.
Она сладко спала. Но больше меня не могла выбить из колеи ее улыбка. Ее хрупкая уязвимость. Теперь они станут ее постоянными спутниками, и не только во сне. Сталь наручников щелчком сомкнулась на ее хрупких запястьях. С ошейником было сложнее. Едва не проснулась, пока я с трудом закрепил его на ее шее.
Ошейник в Теме – символ принадлежности. Доверия. Незыблемости таких отношений. По сути, его надо заслужить. Потому что важность этой вещи запредельна. Это символ беспрекословного подчинения своему доминанту. Ингода он приравнивается чуть ли не к обручальному кольцу. Но не в этом случае.
Это иное. Это символ твоего униженного положения и моей безграничной власти, больше ничего. То, что незримо отравит твою кровь ядом смирения посильнее любых воздействий.
...Смаковать каждый момент твоего последующего приручения было наслаждением. Нанизывать, словно драгоценные бриллианты, на леску. Как ты пыталась меня обыграть! Все, что я оставил в смежной ванной комнате, вдребезги! Вот это страсть! Мне не будет с тобой скучно. Таких дерзких кошек особенно приятно ломать. С какой прытью ты пыталась выцарапать мне глаза! С таким я еще не сталкивался. Мне было весело. Даже ремень бил вполсилы. Контроль ускользнул лишь в одном – я взял тебя, забыв о резинках напрочь. Ничего. От этого еще никто не умирал. Хотя, ты пыталась. Отъехала.
А знаешь... я бы все отдал, если бы твоя отключка была именно тем, о чем я подумал. Даже грустно стало. По принуждению в сабспейс не улетают. Для этого надо родиться сабой. Если бы ты словила его тогда... Я бы, наверное, не раздумывая, рванул в ювелирку за 6-ю каратами. Очень жаль. Ты бы могла летать, если бы не расстроила меня так. Сейчас же, забудь. Обидно, но от меня не зависит. Ломка и кайф несовместимы пока...
Я об этом забыл сразу. Какого черта, дура малолетняя, ты молчала о своих коленях?! Я тебя напрямую спрашивал в первый же вечер.
Прерывая диаграмму непрекращающейся эйфории, тогда мной овладел страх. Я ненавидел себя за то, что боялся вовсе не того, что ты не сможешь принимать участие в моих жестоких играх. Не того, что это может зарубить мою бессердечность на корню. Мысль о том, что я сделал тебе плохо, отравляла мое сознание. Недопустимо. Больно – да. Плохо – нет...
В тот вечер я не мог оставаться рядом с тобой. Ты кричала от боли, не имеющей ничего общего с Темой, а яд безумия до конца не выветрился из моей крови. Мне нужно было твое признание. Твои слова.
– Скажи мне то, что я хочу услышать, и я просто уложу тебя в постель...
Ты сказала. И не раз... А мне потом хотелось убиться об стену, чтобы стереть этот эпизод из нашей истории. Я метался по комнате, когда ты уснула, понимая, что еще немного – я прекращу все это раз и навсегда... Я едва не пришел к тебе снова... Ты бы офигела, если бы увидела меня на коленях. А так бы и было. Мне пришлось зашвырнуть ключ от твоей темницы в сад. Потом, остыть и отправиться на его поиски. Найти в фонтане. Озвереть от всего этого, и затем успокоиться. Закрыть свое сочувствие и нежность в несгораемый сейф. Чтобы утром не замечать ничего. Твоего отчаянного взгляда. Невысказанной мольбы больше не кантовать. Робких проблесков доверия... которые, казалось, не были игрой вовсе.
Поздно. Слишком поздно. Сдайся. Я не хочу для тебя участи орхидеи. Мне безумно жаль ломать твое сознание, но выбора нет. Ты должна понять, что новые грани не перейти. Я – Хозяин. Ты – рабыня. Прими это. Переступив через себя и смирившись, станет легче. Ты же знаешь, при всем этом я никогда не дам тебе упасть. Ты в безопасности, пока я рядом.
За что тебе все это? Юля, я никогда тебе не откроюсь. Я могу признаться лишь самому себе.
Потому, что ты пыталась похитить сердце не того человека. Не с тем ты решила играть белыми фигурами. Это сердце тебе не по зубам. Потому что, пока оно в твоих палацах – я не отпущу тебя. Держи. Мне не жаль. Но за те чувства, что ты во мне пробудила, я не остановлюсь ни перед чем. Я сделаю тебя своей. У нас впереди долгие 12 дней.
12 суток, 24 часа в каждых. И за это время я сломаю тебя и отстрою по новой. Называй это, как хочешь. Извращением. Жестокостью. Ненавистью. Слабостью. Беспощадностью. Безжалостностью. Эгоизмом. Манией величия. Криминалом. Преступлением. Безумием. Одержимостью.
Я называю это любовью.
Была уже глубокая ночь, когда ноги сами принесли меня к двери ее импровизированной темницы. Охренительно позднее время, два часа ночи. Сейчас это не имело значения. В любое время, при любой погоде и политическом раскладе, у меня есть абсолютное право воспользоваться ею по своему усмотрению, не спрашивая на то согласия.
Поворот ключа. Ну, что у нас прилетит первым из этой оглушающей тишиной темноты? Не прилетело ничего. Уже легче. Нащупав выключатель, я включил приглушенный мерцающий свет, заливший комнату лунным сиянием. Напряжение изматывающих часов сломало ее. Смягчив боль этого отчаянного падения крепким сном, успокоившим изнасилованное собственными догадками сознание. Даже во сне она стремилась спрятаться от безжалостной действительности, сжавшись калачиком, обхватив себя руками, словно это могло сделать ее невидимой для меня.
Я не сразу понял, что не могу двинуться с места. Что цепь с гладкими стальными оковами даже не раскачивается в моей ладони. Я просто смотрел на нее, спящую, позволив эмоциям сражаться на арене друг с другом, даже не делая ставок на победителя. Потому что триумфатор не будет диктовать мне свои правила. Даже в том случае, если они созвучны с моими желаниями.
Неравный изначально бой, а здравый смысл никогда не принимал в нем участия. Жажда власти протянула руку великодушию, загнав клинок в ножны. Сегодня мир, дружба, жвачка. Наверное, я сам устал. И, когда она спала, у меня не было необходимости держать лицо.
Мягкий ковер поверх паркета поглотил мои шаги. Мне не хотелось, чтобы она просыпалась. Это не закончится ничем хорошим для нее. Минимум – закинутыми мне на плечи ногами. Максимум же добьет ее окончательно.
Цепь с глухим звоном оплела столбик решетки кровати. Ускорив одним своим наличием ненормальный пульс, бьющий о стены самоконтроля. Оторвать ее скрещенные руки от груди оказалось гораздо сложнее. Даже во сне она пыталась сбежать и закрыться от моей власти. Миг, и сталь безжалостным поцелуем оплела ее правое запястье. Юлька протестующе застонала и зашевелилась. Перехватив левую руку, я решительно защелкнул второй браслет. Ее руки даже сквозь сон устремились в исходное положение, натянув цепь до предела. Даже во сне сознание искало хотя бы символической защиты.
Браслеты впились мягкими гранями в кожу, и она недоуменно открыла глаза, пытаясь понять, что потревожило ее полет по царству Морфея. Я откинул волосы с ее лба, удерживая этот расфокусированный взгляд. Волна паники медленно, но неотвратимо смывала удивление.
– Тише. Спи. Все хорошо.
Цепи натянулись в ее отчаянной попытке освободиться.
– Зачем?! Я... Я же не могу никуда убежать... – паническая волна схлынула, стресс прошедшего дня и дальше требовал полноценного сна. Она зевнула, по инерции попытавшись прикрыть рот рукой. Ничего не вышло.
