Текст книги "Последний Люцифер: утраченная история Грааля (СИ)"

Автор книги: Светлана Поли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)

– То есть уже в то время были своего рода шовинисты? – спросил Лука.

– Вроде того, – подтвердил Гэбриэл.

– Но Варавва был всё-таки из рода Давидова или нет? – поинтересовался Яков.

– Тут дело не в роде Давида, а в роде неберов, в роде Ормуса, роде куда более и более древнем. А Давидом всё это только прикрывалось для простолюдинов. Как и сейчас новый передел мира прикрывается демократией. Главная идея Грааля заключалась в появлении наследника, который соединил бы в себе кровь Грааля с кровью люциферов. Сначала они с помощью иудеев хотели объединить Израиль как колена Грааля, чему способствовал Иошу бен Пентари, а потом соединиться с неберами. Еврейский народ это был народ пёстрый, кочевой. Здесь были и иудеи, и эфиопы, и бедуины, и греки, и галлы, и римляне, и египтяне, и метисы всевозможных оттенков кожи… И прежде евреи не были нацией. Евреи – это те, что переселяются с одного места в другое. Это кочевники из Египта. Точнее… Это отдельная история. И я обязательно её расскажу, ибо это важно. Но, боюсь, тебе, Яков, это снова не понравится, ибо евреи и иудеи – это не одно и тоже.

– Тогда молчи, ради всего святого! – буркнул Яков.

– И что было дальше? Кто же на самом деле есть Христос?

– Дальше. Наследники Иошуа отбыли в Галлию вместе с его престарелым отцом Тибериусом, сёстрами Иошу и другими беглецами, а Саломия осталась с оставшимися сыновьями, Симоном, Иаковом, Иудой. Она почему-то в последний момент отказалась покидать Иерусалим.

– И она присутствовала при твоём распятии? – спросил Лука.

– Да. Странная была женщина. Ей богу, странная. После всего случившегося она сильно изменилась. Видно было, что она страдала. Вот только не понятно, страдала отчего: то ли по сыну убивалась, то ли по гибнущему «богу», а то может и по несбывшейся мечте о Царстве? Но похоже, её страданиям на самом деле не было конца. Она осунулась, сильно похудела, побледнела, даже постарела. Она оставалась со мной до последнего.

– Может, она раскаялась, что выдала тебя? – предположил Лука.

– Хотелось бы верить… – вздохнул Гэбриэл.

– Или проклянала судьбу, что встретила тебя, – снова пробурчал Яков. Но Гэбриэл не стал реагировать на комментарий обидчивого старика, он понимал, как тяжело менять привычные взгляды и убеждения людям в столь преклонном возрасте.

– Так, стало быть, ты и есть Христос? – констатировал Лука.

– Не думаю, что это я. Скорее это Креститель разбудил народ Израиля.

– Как же всё запутано… – задумчиво проговорил Лука.

– Просто если бы люди изначала говорили и писали правду, то сегодняшнего разговора может и не было бы. Ибо все давно бы уже знали эту историю и не рассматривали бы её как нечто сверхъестественное, а видели бы только историю некоего рода… Уф! Что-то я устал сегодня, – пожаловался Гэбриэл и погрустнел. – Позже продолжим.

– Хорошо, – согласился Лука. А Яков задумчиво промолчал.

12

На самом деле Гэбриэл не устал, он просто не хотел вспоминать всё минувшее, переживать его заново. Но лавина воспоминаний против его воли хлынула с яростной силой из недр прошлого, вопя, подобно бурлящему потоку горной реки о переживаниях и страстях, будто они терзали его ещё совсем надавно, будто те события произошли лишь вчера, а не две тысячи лет назад.

Шествуя по улицам Новосибирска, Гэбриэл задумался, не в силах отринуть воспоминания тех последних дней, остановился и присел на скамейку в попавшемся на пути парке.

* * *

В Гефсиманской роще Иошу отдалился от остальных учеников лекаря, чтобы побыть наедине. Тут же к нему подошла мать и ласково обняла за плечи.

– Ты такой печальный, сын мой. Что омрачаяет твой царственный лоб, дорогой? – спросила Саломия.

– Я в сомнении, – ответил он.

– Отчего же?

– Правильно ли мы поступаем, подвергая свои жизни и жизни нашего народа опасности? Сегодня казнили ещё троих моих сподвижников, – сокрушался Иошу. – Не о таком царстве я мечтал. Не о таком. Мы гибнем, а наши враги только крепчают. Мы сражаемся, а Антиппа договаривается с ними. Народ разрознен, в нём нет согласия. Чтобы одолеть римлян, нужно объединиться. Но Антиппа будто безумен, он предаёт своих, чтобы только не расстроить цезаря.

– Ты слишком близко принимаешь к сердцу слова Габриэля. Он всего лишь лекарь, он чудак и философ, и только. Он не видит всей глубины наших страданий и не понимает до конца наш народ, ведь он чужак. Ты же иной. Ты готовишься стать царём. А царь не может быть слабым и чувствительным. Всегда есть жертвы и были прежде. Всегда будет кто-то, кто станет противиться тебе, сомневаться в тебе, – пыталась вразумить его мать. – Или станет говорить наперекор тебе, лишь бы сбить тебя с твоего пути, дабы ты не достиг желаемого.

– Ты сомневаешься в его преданности?

– Вовсе нет. Но он не ты, и его ум занят не столь важными делами, как твои.

– Но в его словах истина. Можно мир обрести и без крови.

Саломия дёрнула плечом при словах сына о лекаре Габриэле.

– Я вижу, этот чародей сбивает тебя с истинного пути. Это скверно.

– Нет, вовсе нет. Но он заставляет меня задуматься. Мы что-то делаем не так.

– Но на твоей стороне Синедрион. Даже Хананна, Александр и Каиафа не смеют перечить тебе. Сауль и Гамалиэль тоже. Даже они склонны подчиниться тебе… если ты займёшь трон Иудеи. Тебе нужно только свергнуть Ирода. Народ за тебя.

– Но Ирода Антиппу поддерживает Рим. Ты хочешь, чтобы я выступил против Рима? Это самоубийство.

– Медлить нельзя! Сегодня или завтра до Ирода дойдут слухи о том, что ты набираешь силы для его свержения. И тогда будет поздно. Нужно просто окружить его и низложить, низложить тихо, без особой огласки. А Риму всё равно, кто сидит на троне в Иудее, лишь бы сидел тихо и не доставлял цезарю хлопот. Они не станут вмешиваться в наши внутренние распри. Они ничего не смыслят в наших традициях и не пытаются их уразуметь. Это нам на руку. Люди алчут царя, людям требуется машиах. Ессеи и зелоты тебя поддерживают во всём. Фарисеи тоже. Ты сможешь объединить колена Израилевы. И тем станешь Машиахом, о котором грезит народ многие времена.

– Когда я стану царём, ты изменишься? Ты подчинишься Риму?

– Нет, конечно же. Но с Римом спешить нельзя и дразнить льва тоже не пристало разумному.

– Оставь меня теперь, матушка, я хочу поразмыслить, – сказал Иошу и стал удаляться от остальных ещё дальше вглубь рощи.

– Хорошо, сын мой. Подумай о том, что я сказала. Антиппа жиреет и глупеет с каждым днём. Не такой царь нужен нашему народу. Не такой. Он позорит наш народ. Подумай об этом, – добавила она ему вслед.

К Иошу направлялась Сарра, но Саломия её остановила за плечо и вернула.

– Он хочет побыть один, Сарра. Хочет подумать. Пойдём, не станем ему докучать.

Жена Иошу неохотно подчинилась свекрови, напоследок глянув на мужа с тревогой.

На небе показались первые звёзды. Становилось темно. Поднялся небольшой ветерок и оживил ветви олив. Они заволновались, зашелестели листвой.

Ум Иошу был в смятении, как эти ветви олив. Напряжение, казалось, было физически вполне ощутимым. И его начала бить мелкая дрожь. Вдруг что-то капнуло ему на руку, потом снова; что-то капнуло у него с носа. Он подтёр нос кулаком и посмотрел на ладони.

– Опять, – вздохнул он, глядя на кровь на пальцах. – Надо сказать Габриэлю, чтобы дал своё чудодейственное снадобье.

Он присел в тени большого и старого раскидистого дерева, чтобы его никто не увидел в проблесках огня от костра, возле которого собрались его ближайшие соратники на вечернюю трапезу, и сорвал несколько листков травы, чтобы подтереть ею кровоточащий нос.

– Ох, равви Габриэль, как же тяжело мне! Ты, кажется, один меня понимаешь, – вслух проговорил Иошу, глядя в небо, запрокинув голову. И тут он услышал шорох. Из кустов показался Габриэль.

– Ты звал меня, Иошу?

– Не совсем. Просто я вспомнил о тебе. Садись рядом. Мне нравится, как ты умеешь слушать.

– Что это? – насторожился Габриэль, увидев у Вараввы размазанную под носом и на лбу кровь. – Опять из носа идёт кровь?

– Да, похоже на то.

– Ты снова волнуешься?

– Есть причины. Скажи, неужели нет иного пути к справедливости, как только через войну и битвы, через страдания и лишения, через смерть и порабощение, через силу и унижения?

– Власть она такая, – пожал неопределённо плечами Габриэль. – К ней быстро привыкают, и никто не желает с ней расставаться добровольно. А ещё её нужно всегда поддерживать.

– Ты хотел сказать: удерживать.

– Именно так. И пути её удержания весьма жестоки и порой бесчеловечны.

– И так было всегда и со всеми правителями?

– Увы, да. Чтобы победить льва нужно самому стать львом. Но трудно оставаться человеком, будучи в шкуре льва. Почти невозможно. Либо твой внутренний лев убивает в тебе человека, либо другой пришлый лев нападает на тебя и убивает.

– Ты считаешь, я поступаю дурно, раз выступаю против произвола священников и претендую на трон при ещё живом царе, беспутном, но всё же существующем?

– Какое я имею право судить о тебе? У тебя свой путь, у меня свой.

– Да, я знаю, что ты странствующий лекарь и чародей. Но мне пришёлся по нраву твой слог и твой ум. Ты умеешь читать в сердцах людских. Мать не одобряет мою привязанность к тебе. Но мне кажется, ты один меня понимаешь должным образом. И ты умеешь молчать. Так красноречиво, не хуже всякой проповеди.

– Для чего ты хочешь стать царём?

– Разве ты ещё не понял? – удивился Иошу. – Я и есть законный царь. Царь без права. Я стремлюсь не царём назваться, ибо таковым являюсь. Но вернуть хочу себе это законное право заботиться о своём народе, защищать его от врагов дальних и ближних.

– А ты сам понял, для чего тебе это право? Именно тебе, Иосифу, называющего себя Варраввою, сыну Саломии?

– О, да. Я хочу не только освободить свой народ от латинян, но и объединить его. Я хочу объединить все колена израилевы.

– Что ж, достойное желание достойного человека, – заметил Габриэль, кивнув согласно головой, не глядя на собеседника.

– А ещё… – он вдруг замялся. – Хочу, чтобы Египет вновь стал домом моего народа.

– Но разве вы не считаете Египет домом своего рабства? – удивился Габриэль.

Иошу вдруг замялся, будто сомневался в необходимости откровенничать.

– Что? – не понял Габриэль.

– Когда я учился в одном из храмов в Гелиополисе, – начал Варавва, – некий жрец поведал мне историю. Историю моего народа. Истинную историю. Понимаешь? – он многозначительно посмотрел на лекаря. – Я могу тебе доверять, Габриэль? – вдруг насторожился Иошу.

– Разумеется. Не бойся, говори.

– Этого я не могу рассказать никому другому, ибо никто не поймёт меня, но осудит или вовсе заподозрит в богохульстве. Но эта тайна заставляет меня смотреть дальше холмов Иерушалаима.

– Что это за тайна? – Габриэль вдруг напрягся; неужели Иошу знает тайну неберов?

– На самом деле Авраам, прородитель народов, не был сыном пастуха, и родился не в Уре.

– Ты это знаешь наверняка? Может, тебя ввели в заблуждение?

– Нет, равви. Мне раскрыл эту тайну египетский жрец. Ему не было нужды лгать мне. Ни один египтянин в наше время не захочет добровольно признавать в иудее родство, соплеменника и ровню. Уж поверь мне.

– Ты, наверное, прав.

– Жрец поведал о том, что Авраам на самом деле был сыном номарха [14]14
  Номарх – губернатор провинции в Древнем Египте.


[Закрыть]восточной правинции. И в Уре он оказался уже после того, как покинул Египет. Авраам был египетским аристократом.

– Пусть даже так. И что с того? Что это меняет?

– Это меняет всё! Разве тебя это не удивляет?

– Много в мире удивительного. Но что это значит для тебя? Почему так взволновали твоё сердце слова того жреца?

– Потому что это означает, что Египет – наш дом. Изначально наш дом – Египет, а не Палестина. Мы бежали из своего дома. Почему?

– Мало ли бывает причин? Клановая война, заговор против фараона или стихийные бедствия, эпидемия неизвестной болезни, происки недругов или нападение соседнего царства.

– Но это ещё не всё.

– Что же ещё рассказал тебе жрец?

– Что жена Авраама, Сарра, на самом деле была его родной сестрой. И именно потому у них не было детей. Египетская знать почти всегда грешила таким образом. Это отвратительно, но даже отцы женились на своих дочерях.

– Да, это так, – неохотно подтвердил Габриэль.

– А Агарь была дочерью другого номарха. Но что самое волнительное, это что Сарра… родила не от мужа, а от фараона. Исаак – наследник фараона. А это значит… – он испуганно посмотрел на Габриэля.

– Это значит, что народ Израиля – прямые потомки египетских фараонов? Тогда почему наследником свободного Авраама стал не Измаил, его первенец, его родной сын, а именно Исаак?

– Тише, чтобы нас никто не услышал, – заволновался Иошу.

– Исаак, которого он хотел принести в жертву? Или он собирался на самом деле его убить, когда узнал, что Исаак не его сын? А узнал он тогда, когда некий ангел сообщил ему…

– Когда бог потребовал совершить жертвоприношение, чтобы проверить его преданность, – дополнил Иошу.

– Его бог – его фараон. Ты это хотел сказать? – дополнил в свою очередь Габриэль.

– Но ангел в последний момент отвёл его руку и заменил Исаака на жертвенную овцу. Зачем?

– И был ли это ангел, а не посланник фараона? Вот что тебя волнует, Иошу? Так? – спросил Габриэль, но Варавва не ответил, поглащённый размышлением.

– Стало быть, фараон имел огромное влияние на Авраама даже в удалении и мог требовать от него не только личного послушания и жертв, но и неких политических действий. Почему? Не потому ли, что был не только его фараоном и богом, но и его отцом? Или Исаака скрывали в семье Авраама от неких враждебных сил? – рассуждал Иошу. – И Авраам знал всё с самого начала о Сарре и её ребенке? Но в какой-то момент утратил верность фараону или его посетило сомнение?

– Возможно, – пытался поддержать разговор Габриэль.

– Но от каких враждебных сил? Подчиняясь воле фараона, Авраам вынужден был изгнать своего родного сына, принести в жертву его существование. И лишь архангел Михаил защитил несчастного юношу и его мать… – продолжал рассуждать Иошу. – Тогда выходит, что Иосиф не чудом стал номархом? И Иаков с сыновьями пришли не в чужую страну, а вернулись домой. И истинный народ Авраама – это народ Исмаила… А мы… – Иошу не договорил и замолчал.

– … потомки египетских фараонов?

– Выходит, что всё так.

– Значит, ты – наследних двух царств? Это тебя так испугало? – закончил мысль Вараввы лекарь.

– Наверное. Считаешь, именно поэтому нам нельзя смешиваться с другими народами? Чтобы сохранять чистоту крови?

– Чистоту крови? – переспросил Габриэль, пытаясь до конца узнать, что же известно Варавве о крови фараонов Египта.

– Не понимаю, почему это скрыли? Зачем намеренно говорить, что сыны Израиля кочевники, но не потомки фараона? Как ты думаешь, равви? Ведь слово «Сарра» по-египетски означает «принцесса», а «Авраам» – «отец народа Ра», то есть правитель над простыми египтянами, это царские титулы. Может, и сам Авраам был сыном фараона, но незаконнорожденный…? – тут он осёкся, вспомнив, что его самого считают незаконнорожденным и потому бесправным.

– Думаю, раз предки предпочли отойти от своих корней, стало быть, они стыдились их. И считали родство с фараонами позором. Может, они решили начать новую жизнь, не обременённую прошлыми… возможно кровосмесительными преступлениями или ещё чем-то, чего обычно стыдятся люди и скрывают. Возможно, Авраам выкрал сестру по её согласию из дома их отца фараона, чтобы избежать позорного инцеста? А потом они жили просто как брат и сестра, пока не возникла необходимость в наследнике?

– И тогда появилась Агарь?

– Возможно, что так, – согласился Габриэль.

– Сдаётся мне, что и Моисей не просто так оказался на попечении у дочери фараона, – вслух размышлял Иошу.

– Кто знает… – вздохнул Габриэль, но не стал развивать дальше мысль Вараввы относительно Моисея. – Думаю, ты прав, что никому не рассказал о словах египетского жреца. Так будет лучше для всех. И безопасней для тебя.

– Мне страшно, Габриэль. Не страшно кого-то или чего-то. А просто страшно. Душа ноет внутри. Неужели всё это правда?!

– Да, ты весь дрожишь. Тебе нужно успокоиться, иначе снова случится удар. Я сейчас принесу тебе вина, чтобы ты расслабился, – поднялся Габриэль с травы, намереваясь отправиться за вином к остальным, но Иошу задержал его за руку.

– Не надо вина, просто не оставляй меня. Если у тебя имеется с собой то снадобье, что ты давал мне прежде при кровотечении…

– С собой нет. Его нужно приготовить.

– Тогда оставь это, – отмахнулся он. – Я сейчас справлюсь. Быть может, я просто замёрз?

Габриэль подсел к нему ближе и обнял, прижимая его плечо к своей груди.

– Почему-то рядом с тобой мне спокойно, – заметил Иошу, глянув в звёздное небо, – будто я обретаюсь под невидимой защитой, будто ты мне как старший брат или отец.

– Мне кажется, что твоё царствование нужно больше твоей матери, нежели тебе. Похоже, его жаждут все, кто вокруг тебя: твоя мать, твои сторонники и друзья, твой народ, Синедрион. Но ты противишься внутри себя, – задумчиво говорил Габриэль, также всматриваясь в небо. – Ты как агнец, идущий на заклание.

– Не знаю, но во мне словно два человека. Один хочет и стремится к власти, дабы освободить свой народ, а другой – хочет спрятаться в пустыне среди кумранских ессеев. Может, этот страх и сомнение и есть проклятие рода фараонов… наряду с кровосмесительными преступлениями и другими мерзостями? – и тут же Иошу перешёл на другую тему, высвободившись из его объятий. – Скажи, а откуда ты знаком с моей матерью, Габриэль? Она как-то по-особому относится к тебе, хотя и не особо жалует. Так откуда она знает тебя?

Габриэль уже открыл было рот, чтобы ответить, но Иошу сам предположил, ответив на свой вопрос.

– Ты лечил её? Или кого-то из её родственников или знакомых?

– Да, – охотно согласился он с версией Иошу. – Это не было значительное лечение, просто лихорадка небольшая. А она потом подносила мне воды из благодарности, что я помог её отцу, – сказал неправду Габриэль.

– А, понятно. Но ей не нравится, что ты влияешь на меня.

– Влияю? И сильно? – поинтересовался он, сощурив глаза.

– Думаю, да, раз она так волнуется. Понимаешь, я не просто хочу вернуть власть и право на царствие. Дело не в хотении.

– Ты хочешь завоевать Египет? Хочешь вернуть его своему народу?

– Я хочу спасти свой народ, – уклончиво ответил Иошу. – От голода, от болезней, от мнимых страхов и унижения, от произвола жрецов храма и ревнителей Закона. Именно поэтому я учусь у тебя не только врачеванию. Когда я стану царём, я сделаю тебя придворным лекарем. И ты обучишь всех лекарей, которых сочтёшь достойными, своим тайным знаниям, чтобы не умирали женщины и младенцы при родах, чтобы старики доживали свой век спокойно. Ты бы открыл школу лекарей и прославил бы этот город, как прославили иные учёные Рим и Афины, Александрию и Фивы. Ты согласен, равви Габриэль? – он снова заглянул в его глаза.

– Но я не равви, Иошу. Я просто странник.

– Нет, ты не просто странник, – хитро улыбнулся Иошу и покачал головой. – Ты великий мудрец и волшебник. И нашему народу повезло, что ты забрёл в наши края. Нам послал тебя сам Великий Дух. И думаю, не случайно. Может, ты поможешь вернуть величие моему роду? А возможно, вернёшь и в Египет?

– Ты смущаешь меня, Иошу, – засмущался Габриэль и опустил глаза.

– Мне бы не помешал такой советник при дворе, такой, что не раболепствует предо мной, но говорит то, что на самом деле в сердце имеет.

И Габриэля обеспокоили последние слова. Он отнюдь не собирался светиться на всеобщем обозрении у смертных. Иошу Варавва был неплохим человеком. И он знал, что Первосвященником ему не стать законно, ведь в его внешности были отчётливо видимые изъяны. Одним из таких изъянов была раскосость. А вот царём он мог быть даже очень. Но это тоже почти нереально…

– Скажи, Иошу, почему ты Иуду Шимона называешь Сикариот? Разве он наёмник или тайный убийца, а не богатый купец?

– О, нет, Габриэль. Не поэтому. Он ходит за мной всегда с мечом, как страж неусыпный. Говорит, что никогда не предаст меня и, если нужно будет, бросится лично защищать меня с мечом в руке. Он порой сам себя так называет, сикариот. Он верит в меня, как никто другой. А ты, равви, почему зовёшь его Кифаил?

– Он всегда недовольный, всегда норовит поссорить меж собой твоих соратников. Он как камень, брошений в пруд и укравший спокойствие. Он будто камень преткновения, о который я запинаюсь и чертыхаюсь.

– Не любишь его, – Варавва снисходительно улыбнулся и покачал головой. – Я понимаю, его сложно понять, особенно когда он пытается всех поучать и над всеми главенствовать. Предоставь эту блажь ему, не перечь. Если бы подле меня было больше таких твёрдых «камней», я бы выстроил крепость вокруг своего царства. Он один из тех, на ком я построю свой храм Истины… А брата моего, Иуду, почему зовёшь Фомосом?

– Он хороший человек. И вы с ним похожи, как близнецы.

– А меня ты как называешь в сердце своём? – вдруг поинтересовался Иошу.

– Я мыслю о тебе как о Варавве.

– Не как о Мелехе? [15]15
  Мелех – (на арамейском яз.) – царь.


[Закрыть]

– А ты хочешь, чтобы я мыслил о тебе, как о царе Иудейском?

Варавва помолчал немного, будто обдумывал ответ, а потом ответил уже так, как ему хотелось, и что волновало его более всего:

– Мой народ может процветать, равви. Может. И тогда голод и болезни будут в прошлом. Народ увеличится. Мы будем торговать с соседними царствами, мы будем учить их заповедям праведности. Мы принесём им благоденствие без войны, без крови и смертей. Мы научим их быть богатыми и счастливыми. Но до этого нам самим нужно облагодетельствовать свой народ. Моисей, наверное, неспроста увёл народ подальше от Египта, от его разврата, грехов и злодеяний, заблуждений и дряхлости. Ведь прежде чем других учить быть богатыми и счастливыми, нужно самим стать таковыми. Сколько времён мы уже под гнётом завоевателей? Хватит! Мы когда-то были свободными, и должны вновь свободными стать. Согласен?

– Согласен, – кивнул Габриэль.

– Ты поможешь мне?

– На всё воля Божия, – уклончиво ответил Габриэль.

– Ты же не покинешь меня потом? – настаивал Иошу.

– Этого я не обещал тебе. Ибо я странник.

– Даже ради меня самого не останешься?

– Пока я буду нужен тебе, я буду с тобой, – заверил его лекарь, дабы успокоить Иошу, и чтобы у него перестала течь кровь из носа.

– Знаешь, прежде я не думал, что ноша правителя будет так тяжела… тяжела ещё до того, как я стану царём.

Габриэль дипломатично промолчал, как это он умел и любил делать.

Тут к ним приблизился Иуда, брат Иошу, молодой человек лет двадцати пяти.

– А, это ты Иуда? Или тебя Фомой теперь величать? – с улыбкой заметил Иошу. – Ты и в правду близнец, – вдруг подтвердил Иошу, вглядываясь в черты брата.

– Брат, там тебя уже спрашивают.

– А что такое?

– Вести пришли. Тебя ищут.

– Иду, брат мой. Иду, – он поднялся с травы и быстрым шагом направился к остальным соратникам.

– А ты, равви Габриэль, идёшь? – обратился Иуда к лекарю.

– Да, разумеется, друг, – ответил он, также поднимаясь с травы и направляясь вслед за братом Иошу.

* * *

Уже около месяца прошло с тех пор, как схватили Варавву.

Его сподвижники были в печали. Женщины часто плакали, то за приготовлением еды, то за стиркой одежды. Соратники и товарищи Иошу сидели сейчас вместе и возносили Богу благодарственные молитвы за хлеб и трапезу. В это время к их трапезе приблизился вернувшийся из Капернаума Габриэль. И они увидели на его лице усмешку.

– Ты смеёшься над нами и нашими молитвами, равви? – возмутился Маттеус, заметив смешок на лице лекаря.

– Чему вы поклоняетесь? Хлебу? Или просите бога освободить вашего царя? Сами не пробовали его освободить?

– Если Варавва слушал тебя… – начал было возмущённо Елеазар, но Иуда бен Пентари перебил его, пытаясь утихомирить.

– Тише, Елеазар. Мы разве делаем что-то не так, учитель? – обратился к Габриэлю Иуда.

Габриэль обошёл их и присел рядом.

– Я смеюсь не над вами или вашей молитвой. Вы знаете только то, что надобно вам для жизни. И тем пытаетесь восхвалить того бога, что научил вас прославлять его.

– Но ведь и ты учишь нас, как просил Варавва. Ты наш равви и господин в лекарском деле, – сказал Иаков, который поначалу неотступно ходил за Вараввой и записывал все его изречения, а потом принялся записывать также и за Габриэлем.

– Откуда вам знать меня, странника? Истинно, никому из нынешних людей не дано узнать меня.

Елеазар возмутился:

– Если хочешь учить нас, – учи. А не хочешь, тогда нет нужды смотреть, как ты потешаешься над нашими традициями, галилеянин. Теперь Вараввы нет с тобой рядом. Тебя никто здесь больше не держит! Кроме моей сестры… А тебе не стать царём!

Шимон вздрогнул и с тревогой посмотрел сначала на Елеазара, а потом и на Габриэля, будто опасался, что он прочтёт его тайные мысли. Заглянув в глаза каждого из них, он поспешил потупить взгляд, чтобы ненароком не выдать себя.

– Не надо горячиться, Елеазар, – урезонивал его Иуда.

Габриэль посмотрел на хмурые лица обиженных учеников.

– И отчего вы так рассердились, друзья? Я лишь спросил: что вы предпримете, дабы вызволить Варавву? Помолитесь?

– Наш царь против крови и убиения невинных, равви Габриэль, – ответил Иуда.

– Мы не малые дети, чтобы ты говорил с нами, будто с неразумными, равви, – заговорил Иаков. – Мы знаем, кто ты: знаки на твоём теле говорят о тебе больше, чем ты сам. Мы знаем, что твои знания удивительны и запретны для простых смертных. Но мы придерживаемся праведности нашего народа. А ты то ведёшь себя, как дитя малое, прыгаешь и веселишься, то вещаешь, будто тебе тысяча лет.

– Тогда отчего слушаете меня и хотите получить знания? Да брось, Иаков! Ну хорошо, пусть тот, кто уже силён в знании, встанет смело предо мной и скажет, что знает всё о мире, в котором пребывает ныне, что знает всё о народе, среди которого обретается, и что ему нет нужды в моих поучениях. Ну же!

Ученики зашептали меж собой.

– Слышу, говорите себе, что вы все сильны, ибо вам много лет, и вы многое понимаете в этой жизни, многого добился каждый из вас, и вас знают и уважают в народе, – громко озвучил Габриэль их шёпот.

Присутствующие опустили стыдливо глаза.

– Равви, не сердись на них, – сказал Иуда. – Я скажу, что ты хочешь. Я знаю, кто ты и откуда явился. Ты из царствия бессмертных Барбиллы. И я не достоин раскрыть имя пославшего тебя нам. Ибо знания, что имеешь ты, не дозволено знать смертным.

Габриэль внимательно посмотрел на русоволосого брата Вараввы. Молодому человеку было чуть больше двадцати, но внутренее знание его было гораздо старше. Он старался сохранить дружеские отношения среди соратников Вараввы и гасил всяческий скандал, стремился к миру и покою. Это понравилось Габриэлю. И он решил как-нибудь переговорить с Иудой наедине.

Больше Габриэль никогда не подшучивал над соратниками Вараввы. Но стал чаще беседовать с его младшим братом наедине, чтобы другие мужчины не слышали.

– Друг, отступи от остальных, и я открою тебе тайны того царствия, что так завораживает тебя.

– Царствия бессмертных? – шёпотом переспросил Иуда бен Пентари.

– Да. Ты можешь достичь его, но это принесёт тебе много горя и печали. Ибо ты тринадцатый дух, дух совершенства и гармонии. Ты пытаешься сохранить мир среди сподвижников твоего брата Иошу Вараввы. Это похвально. Но это не из этого мира. Гармония и премудрость давно покинули эти края. Со смертью последних из пророков народа твоего – Хагги, Захарии и Малахии – Шехина [16]16
  Шехина – Святой Дух,


[Закрыть]покинул народ израилев. Да и Бат-Кол [17]17
  Бат-Кол – Глас Небес.


[Закрыть]скоро замолчит.

– Отчего же так?

– Ибо ты последний из тех, кто услышит Глас в народе твоём. Только современники твои не услышат его, ибо не заслуживают сего. Ты не из числа тех, кто окружает тебя. Ты другой. Но если ты покинешь теперь двенадцать учеников, то кто ещё сможет заменить тебя? И твои товарищи тогда разбредутся, и цель брата твоего умрёт. Ты как другая сторона твоего брата. Ты нужен им, дабы быть им едиными и так возносить благодарения вашему Богу.

– А наш бог не твой бог?

– Мы принадлежим разным поколениям.

– И когда же ты расскажешь мне о твоём поколении? И будет ли великий рассвет для поколения моего?

– Я расскажу тебе то, что надобно тебе узнать. Скоро, мой друг, – Габриэль положил руку на плечо Иуде. – Скоро.

– Так ты пришёл, чтобы спасти моё поколение? Ты Христо?

– Этого я не знаю. Я всего лишь странствующий лекарь. А теперь мне нужно покинуть тебя, Иуда.

– Да, равви.