Текст книги "Санктум (СИ)"

Автор книги: Светлана Ключникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Я не мог бороться с ощущениями, которые обрушились на меня самого. Каждый ее стон, каждый крик действовали разрушительно на мою волю, но умопомрачительно на мой напряженный организм. Оборона падала с каждым толчком, мое тело наливалось жизнью, энергией, солнцем. Электрический заряд плясал внутри меня, и скоро я так же, как и Белла, не мог сдерживать свои крики.

Удовольствие поглотило меня, накрыло с головой. Граната сработала.

Разрушительная энергия внутри меня сжалась до острой, пронзительной, напряженной точки… а затем взорвалась, являя собой сверхновую звезду… Я горел… Но это не было пламенем ада… Это было чистым светом, личным раем… это было возрождением… моим неожиданным континентом абсолютного счастья… 

Сознание покинуло меня… Я взлетел выше самих небес, ощущая, что мое тело стало живым, на какое-то мгновение. Мне казалось – сердце бьется вновь. Мне нужен был кислород, словно я снова превратился в человека. Электричество пронзало меня насквозь, не угасая. 

Моим отчаянным стремлением было сжать Беллу в объятиях и целовать бесконечно долго. Но я недостаточно контролировал себя, чтобы это было безопасным. Вместо того, чтобы прижать ее к себе, я приказал себе откинуться назад, чтобы ненароком не ранить ее, пока мое самообладание не вернулось.

Я не ощущал, послушалось тело моего приказа или нет, потому что оно испытывало эйфорию, но надеялся, что не сделал ничего ужасного. Отсутствие криков боли и ровное биение человеческого сердца дарили мне надежду на то, что я справился с посланным мне неожиданным испытанием.

Это был краткий миг абсолютного, ничем не омраченного, чистейшего счастья…

А потом разум вернулся ко мне.

Я осознал в полной мере, что произошло… И ужаснулся.

Не то что бы я не понимал, насколько мне приятно. Мое тело пело песню, все еще летало в небесах. Но разум отчетливо понимал, чем грозит подобное сближение. Я знал, какую цель Белла преследовала, и осознавал, что ей это в полной мере удалось осуществить. Всегда, когда женщина пытается удержать мужчину, она прибегает к этому методу: привязывает его всеми возможными способами, и этот был одним из них. И я не мог спорить, что Белла преуспела. Это сработало куда лучше, чем она даже могла себе представить. Я был воспитан иначе… После того, что произошло между нами, я не только физически не смогу покинуть ее… был еще моральный аспект. В те времена, когда я родился, считалось преступлением обесчестить женщину и уйти…

Конечно, это тогда, когда девушка была невинна… Белла не была невинной, это все несколько упрощало… теоретически. Потому что практически я понимал, какие адские муки мне придется испытать, чтобы теперь оставить ее. Я был слишком привязан, чтобы поступить с ней настолько неблагородно, совершить поступок, который всегда осуждал в других мужчинах как самый огромный порок – предать ее.

Я все еще лежал с закрытыми глазами, и все эти противоречивые эмоции и ощущения бурлили во мне. Любовь, удовольствие, нежность, благодарность, привязанность… и в то же время стыд, боль, тоска, горечь, страх…

Сердце девушки, начавшее было успокаиваться, вдруг забилось с новой силой. Я слышал, что она резко втянула воздух, и почувствовал, как сильно напряглась, но понял, что что-то не так, только когда ее горячие пальчики невесомо погладили меня по рукам.

Мои резко распахнувшиеся глаза встретились с ее испуганными глазами. Ее зрачки были расширены, а рот приоткрыт, как будто она собирается кричать. Ей было больно. Я определил это мгновенно, потому что знал, как человеческое тело реагирует на боль.

Мой взгляд быстро переметнулся вниз, я понял, что причина ее страдания – мои руки, и в ужасе разжал пальцы, которые слишком сильно сжимали ее маленькие хрупкие бедра.

Что же я наделал?!

Как мог я поддаться?! Как смогла она уговорить меня на это дикое безумство? Я никогда, никогда не прощу себе этот безрассудный поступок!

Я сломал ей что-нибудь?!

Наверняка!

Я знал! Знал, что это опасно!!!

Резко поднялся, не обращая внимания на то, как камушки посыпались с моей головы и плеч. Господи, кажется, я проломил головой пещерную стену за своей спиной. Я даже не заметил! Если Белла стала свидетелем этого, неужели не испугалась? Это не укладывалось в моей голове, но сейчас мне некогда было думать об этом. Были вещи и поважнее.

– Что ты наделала, – в панике я исследовал ее тело на наличие повреждений – сначала глазами, отмечая, что она нигде не выглядит деформированной, затем пальпируя руками, благо, что имел степень по медицине и мог определить наличие перелома. Я обнаружил, что оцарапал кожу Беллы на бедре – там, где были мои пальцы. Царапина была пустяковая – даже крови не было, я задел лишь верхний слой кожи. Но Белла так сильно вздрогнула, когда я всего лишь слегка коснулся ее там, и втянула воздух, что я испытал приступ удушья. Ей было больно из-за меня!

– Прости… – пробормотал я, в моем положении мне оставалось только извиняться. Вся моя эйфория ушла, как будто ее и не было. Я был разочарован, раздосадован и очень зол на себя, на свою слабую волю. Я ненавидел свои руки за их силу, а себя – за глупость. Как я мог поддаться страсти? Как безответственный мальчишка… Я думал, что десятки лет самоконтроля что-то значат, однако, стоило девушке попросить меня, и вот он я – сдавшийся на ее милость по первой просьбе. Я думал, что способен лучше контролировать себя…

Я отнесся к обследованию серьезно: мои пальцы профессионально ощупывали талию девушки и ребра, везде, где я к ней прикасался, где я мог нечаянно поранить ее.

Занятый осмотром, я заметил, как уголки губ Беллы дернулись вверх. Она смеется? Ей кажется забавным то, что она могла пострадать, и даже умереть?

– Все в порядке, – сказала она твердым, уверенным голосом. Похоже на то. Я должен был признать, несмотря на свою панику, что она действительно в порядке. Это было удивительно, что, кроме маленькой ссадины на бедре, она осталась цела и невредима. Я сильнее, чем о себе думал…

Это позволило мне выдохнуть…с облегчением.

Она в самом деле не пострадала. Аллилуйя…

Кажется, я снова мог дышать, а мое сознание устремилось ввысь, к небесам, с которых я только что спустился.

Она в порядке.

Она в порядке!

– Это было… – эмоции одолели меня, вернувшись с новой неодолимой силой. Мое тело все еще испытывало эйфорию, несмотря на то, что разум секунду назад испытал шок. Но, если причин убиваться не было, все, что я мог – это поблагодарить Беллу. Тысячу раз за то удовольствие, которое она мне подарила.

Я поднял на нее глаза, она выглядела немного смущенной. Так странно, что после ее настойчивости и уверенности она могла так мило, по-юношески покраснеть.

И она все еще сидела на мне, а я все еще был внутри нее.

Это шокировало меня куда сильнее, чем все остальное. И мое тело с поразительной скоростью стало возвращаться к тому, с чего все началось: к желанию обладать ею снова.

Мне пришлось глубоко втянуть носом воздух, в попытке успокоиться, потому что вид Беллы, сидящей поверх меня и смотрящей так невинно, будто мы просто… разговариваем за чашкой чая, невероятно… возбуждал.

– Это было… – я с трудом сосредоточился на том, что собираюсь сказать, пытаясь не быть грубым, – ох, ну что тут скажешь… волшебно.

Лицо Беллы озарила открытая, искренняя улыбка.

– Правда? – она будто не была уверена. Разве она не знала, что делала? Разве она действовала наобум? Мне показалось, что она очень даже понимает весь процесс. В противном случае она никогда бы не смогла уговорить меня… Она действовала искусно.

Или, что скорее всего, в вопросе Беллы заключалось некоторое кокетство. Она кривила душой, изображая из себя невинность, наверняка потому, что была смущена своей смелостью – насколько я видел прежде, она не была склонна делать первый шаг в отношениях с мужчинами. Чем же я заслужил стать таким особенным?

– Да, – я уверил ее в этом, потому что не хотел, чтобы она переживала. Что было – то было. Она не должна чувствовать вину за то, что соблазнила меня. В конце концов, это не имело физических последствий и… и это был невероятно приятный опыт для меня. Больше – это была самая сильная, самая сногсшибательная эмоция за все мое бесконечное существование. Белла подарила мне рай!

В подтверждение я приблизился, чтобы еще раз прикоснуться к ее губам. Я не мог отказать себе в этом удовольствии сейчас, зная, что очень скоро все закончится. В конце концов, я тоже хотел немного счастья, пусть и считал, что оно мной не заслужено.

Ее губы неспешно открылись мне, и она охотно откинула голову на мои руки, когда мои пальцы запутались в ее волосах. Ее губы были мягкими и вкусными, и я хотел бы целовать их бесконечно долго. Во мне росла жадность, вопреки всем моим стойким убеждениям, я не хотел отпускать ее. Не теперь. Не после того, что случилось. На это она и рассчитывала?

Ее губы медленно отвечали, больше не напористые, а послушные. Вся она была мягкая, расслабленная в моих руках… горячая и… счастливая. И голая. И она застонала мне в рот.

Мое тело моментально напряглось. Яд заструился по зубам, а желание вспыхнуло с такой сокрушительной силой, будто мы ничем вообще до этого не занимались. Неутолимое, неувядающее, бессмертное, как я сам, оно разлилось внутри меня огненной рекой…

Я резко отстранился, весь воздух покинул мои легкие. Я был поражен тем, как сильно Белла влияла на меня. Я жаждал ее снова. Я не хотел отпускать ее от себя.

Даже если предположить, что я бы остался, разве сможет хрупкий человеческий организм выдержать напор вампира? Очевидно, что я был бы абсолютно ненасытным.

К счастью, Белла больше не пыталась испытывать мое самообладание. Она просто мирно сидела на моих коленях, такая горячая, близкая и желанная, что у меня заныло сердце.

Я медленно опустил голову на ее плечо и закрыл глаза. Прекратил дышать, но вовсе не из-за жажды, а потому, что мне было больно думать о том, что прямо сейчас необходимо сделать выбор. Осторожно, чтобы не навредить, я за талию прижал ее к своей груди. Зная, что это происходит в последний раз, я хотел насладиться моментом, хорошенько запомнить его. Я впитывал каждый дюйм ее тепла, звук ее сердцебиения, мечтая сохранить в памяти навечно. Этот прекрасный миг навсегда останется со мной…

Я не строил иллюзий по поводу нашего будущего. Его по-прежнему не было для нас. Белла должна двигаться дальше, своей дорогой, я – своей. Наши пути случайно пересеклись, но это было неправильно.

Когда мы вернемся в свои миры, Белла – в Сиэтл, к друзьям и работе, к своим увлечениям, а я – к неизменному посту ангела-хранителя, она забудет меня, и я очень надеялся, еще встретит свое счастье в лице человека. Я бы очень хотел быть тем, кто сделает ее счастливой. Бог видит, как сильно я мечтал быть достойным ее. Но я ничего не мог предложить ей.

Какой будущее ждало ее рядом со мной? Даже несмотря на то, что физическая близость оказалась возможной, я бы никогда не смог разделить ее жизнь! Я не смог бы прийти с ней на вечеринку к ее друзьям, потому что рано или поздно они заметили бы, что я не старею. Через некоторое время я бы вообще не смог появляться на улицах Сиэтла вместе с Беллой, потому что должен был исчезнуть ради сокрытия своей тайны. Что бы я делал? Сидел бы взаперти, поджидая Беллу с работы домой? Вечно молодой и ненасытный любовник, о котором никому нельзя рассказать…

Белла быстро бы поняла, что в подобных отношениях нет никакого смысла. Я не смог бы дать ей ребенка… Я не смог бы официально взять ее замуж и считаться ее мужем, если только она ни согласилась бы постоянно переезжать с места на место и прекратить все свои контакты с друзьями и матерью. Я не мог просить ее об этом!

К тому же, несмотря на собственную эйфорию от осознания, что Белла увлечена мной, как мужчиной, я не мог не понимать, что очарование рассеется, как только мы выберемся из пещеры на дневной свет. Я знал, как пагубно действуют вампирские чары на противоположный пол, и понимал, насколько они недолговечны. Белла забудет меня, как сон. Так, будто меня никогда и не существовало…

– Это ничего не меняет, – прошептал я слишком тихо, потому что мой голос неожиданно пропал, отказываясь помогать мне в моем новом испытании. Сердце девушки отозвалось барабанной дробью – так сильно задели ее мои безжалостные слова.

– Не уходи! – она прохрипела это безнадежно, отлично понимая, что нет никакого шанса удержать меня.

– Не уйду, – пообещал я откровенно. По крайней мере, теперь не было смысла лгать, пусть она знает, что я всегда был и буду рядом, чтобы прийти к ней на помощь. Лучше остаться невидимым ангелом-хранителем, чем она бы узнала, кто я на самом деле. Правда была слишком страшной, чтобы о ней говорить. – Я всегда буду рядом. Клянусь, я никогда не покину тебя. До конца твоей жизни буду рядом с тобой.

– Но это будет не так, как сейчас, – неожиданно она горько разрыдалась, ее плечи судорожно вздрагивали, такие хрупкие и маленькие, и мне отчаянно хотелось обнимать, ласкать ее, что я и делал, лишь бы она прекратила убиваться из-за ерунды, которую она забудет уже через несколько дней. – Не так, чтобы я могла прикоснуться к тебе. Видеть тебя…

– Пожалуйста, не плачь, – умолял я, ее слезы было невыносимо видеть и слышать, мою грудь рвало на части. – Все будет хорошо, Белла. Ты еще такая молодая. Такая красивая! Ты встретишь того, кто сделает тебя счастливой.

– Я тебя хочу, – не соглашалась она упрямо. – Тебя.

Это было не так. Она совсем не знала меня, не догадывалась, что я вовсе не ангел, а монстр, неоднократно отнимавший человеческие жизни, и столько раз бывший близко к тому, чтобы отнять и ее жизнь тоже. Даже сейчас, когда она плакала в моих руках, мой рот все еще был полон яда. Несмотря на то, что я на удивление хорошо справлялся сейчас с этой частью свой сущности, я не мог не признать, что мое тело все еще жаждет ее крови, с убийственной силой уничтожая во мне остатки человечности.

Ее слезы действовали разрушительно на меня. Я еще никогда в своей жизни не говорил столько «нет» и «нельзя», в то время, как мне с отчаянной силой хотелось орать «да» и «я буду с тобой».

Она была взрослой девочкой. Она справится с этим.

Она выберется отсюда, уедет домой и поймет, что наша встреча была бессмысленной. Она знает, что я не человек, должна же она понимать, что у нас нет причины быть вместе. Когда спустя неделю или две чары спадут с ее глаз, она продолжит свою жизнь так, будто меня никогда и не существовало. Я останусь лишь мимолетным воспоминанием, ангелом из ее снов, каким и был для нее всегда…

Она плакала. И запах ее слез сводил меня с ума.

Я больше не мог находиться близко. Мне нужно было расстояние, иначе я бы скоро сдался.

Мне пришлось силой отодрать от себя Беллу и поднять ее со своих колен. Она позволила мне это, ее тело дрожало, когда она всхлипывала, обреченно и бессильно наблюдая, как я одеваюсь.

Я же вовсе не мог смотреть на нее. Я стыдился того, что сделал с ней. Всего два дня понадобилось мне, чтобы украсть ее сердце. Как могло такое произойти? Я четырнадцать лет оберегал ее, и всего двух суток хватило, чтобы я все-таки стал ее погибелью. Это рвало меня на части с той же силой, с какой рвало желание упасть перед ней на колени и сказать о своей любви. Я мог представить, как ее печальные, заплаканные глаза светлеют, и как счастливая улыбка озаряет ее красивое лицо…

Но я бы никогда не простил себя за такой эгоистичный поступок. Я дам ей шанс забыть меня. Это будет легко. Должно быть легко.

Я ужаснулся, когда заметил, что Белла прихрамывает теперь на обе ноги, когда подвел ее, безропотную и униженную, к кромке воды. Я мог бы провести более тщательный осмотр, но для этого ей пришлось бы снова раздеться. Я бы не вынес этого вторично. Поэтому оставалось лишь надеяться, что ее просто мучает боль, а не что-то более серьезное. Смогла бы она наступать на свою ногу, если бы я сломал ее? Я содрогнулся от воспоминания, как сильно мои пальцы сжимали ее маленькое бедро. Я мог запросто раздавить ее одним неосторожным движением, и даже не заметил бы этого. Мой рай очень легко мог бы обратиться адом…

Я постарался забыть об этом инциденте как можно скорее. Важнее было вытащить ее отсюда, спасти из каменной ловушки. Другими словами, спасти и от меня. Потом у меня будет уйма времени, чтобы предаться своему страданию.

Белла не спорила, когда я надел на нее баллон и проверил все. Она будто отсутствовала – ее лицо стало безжизненным, равнодушным. Как если бы ей стала безразлична ее судьба.

Я не был уверен в том, что она в состоянии услышать меня, поэтому я взял ее лицо в ладони, приковывая ее взгляд. Мне нужно было, чтобы она сконцентрировалась. Не выйдет ничего хорошего, если прямо сейчас, в двухстах метрах от спасения, Белла прекратит бороться.

– Слушай меня, – потребовал я, зная, как мой пристальный взгляд влияет на людей, – слушай, что я скажу.

Она смотрела, не отрываясь, так доверчиво, что мое сердце снова разорвалось на части. Громадное усилие воли понадобилось мне, чтобы выдержать этот полный безграничного доверия взгляд и говорить о деле, а не о своих эгоистичных желаниях и чувствах.

Я любил ее больше собственной жизни, поэтому все, что я мог сделать для нее ради ее же счастья – это уйти и позволить ей забыть меня.

– Ты не должна удивляться. Если я вдруг исчезну, ты не должна пугаться. Так надо. Меня не было здесь. – Так и есть, я всего лишь сон, мираж, который не должен остаться в ее памяти. Я пытался внушить ей это, используя все свои способности вампира.

– Нет, это не так, – возразила она, и слезы быстро наполнили ее глаза снова. – Ты не сон!

Как будто мои способности не действовали на нее, она продолжала упорствовать, как я ни старался добиться правильного эффекта.

– Никто не должен знать, что я был здесь с тобой. – Она должна понять меня. Я не могу появиться из ниоткуда. – Ты выбралась сама.

– Я никому не скажу, – пообещала она, но я почему-то не почувствовал облегчения. Было больно и страшно смотреть на ее дрожащие губы и блуждающий взгляд. Она выглядела, как будто я убиваю в ней все живое.

– Я помогу тебе добраться. Но потом я оставлю тебя. До берега около ста метров. Сбрось баллон и плыви. Ты сможешь?

– Нет! – она начала плакать сильнее, горько, как ребенок, у которого отняли самое дорогое и заветное. Она цеплялась за мои твердые руки своими хрупкими, по-человечески слабыми пальцами. – Не уходи!!!

Она не понимала, с каким количеством трудностей связано мое появление на берегу. Яркое солнце тут же раскроет мою нечеловеческую природу. Даже если бы я согласился остаться с ней, я никак не смог бы выплыть прямо сейчас на берег. Ей придется сделать это в одиночестве, хочет она этого или нет.

– Пожалуйста… – просил я ее быть благоразумной, мое сердце болезненно пульсировало от ее слез.

– Пожалуйста… – твердила она с упрямством обиженного ребенка, ее пальцы впились в мои запястья, беспомощно скользя по ним, и не причиняя вреда.

Я смотрел на нее, молча, до тех пор, пока ее истерика не прекратилась. Решив, что она достаточно успокоилась, потянул за собой в океан. Но она не желала идти туда, упираясь ногами. Она в самом деле была похожа на капризного ребенка, и это ее упорство разозлило бы меня, если бы не причиняло столько боли. Очень трудно отталкивать от себя ту, которую любишь, тем более тогда, когда она так отчаянно не желает отпускать тебя. Я буквально готов был взорваться от избытка эмоций. Я горел от невозможности ответить ей взаимностью.

– Белла… – взмолился я, глядя на ее искаженное лицо, на ее слезы, – ты мучаешь меня!

– Тогда не уходи, – ее голос был не громче шепота, она выглядела странно. Ее лицо побледнело, а дыхание стало обрывистым и тяжелым, как будто она собирается потерять сознание. Ее глаза смотрели на меня в такой панике, как будто весь ее мир кончается здесь и сейчас, у этой кромки воды. Как будто я не ухожу в свое скитание, а… умираю на ее глазах.

Ее боль было невыносимо видеть, и в ту секунду, как я посмотрел на нее, мои барьеры снова стали рушиться. Она разбивала их один за другим – своими слезами, искренним, но необъяснимым горем, нежеланием покидать пещеру без меня. Взглянуть в ее отчаянные глаза было ошибкой – в ту же секунду я сломался, так быстро, как будто все мои усилия были ничем. Сердце разбилось, а воля прекратила существовать. Я простонал в поражении перед ее неукротимым стремлением удержать меня. Забыв принципы, я поддался слабости.

Я быстро шагнул к ней навстречу, на время возвращая сладкий рай, о котором мечтал так долго и безнадежно.

Наши поцелуи не были ни невинными, ни нежными, когда Белла оказалась в моих руках. Я жадно поглощал ее губы своими губами, практически не контролируя себя. На несколько волшебных минут я совершенно забылся, позволяя себе обмануться, не думать о будущем, которое по-прежнему оставалось мрачным.

Я впитывал каждое ее прикосновение, как источник света, в котором отчаянно нуждался. Мое сердце билось вновь в унисон с ее сердцем, я чувствовал себя таким живым, каким никогда еще не чувствовал, даже когда был человеком.

– Я люблю тебя… – я бормотал в бреду, сквозь поцелуи, но надеялся, что Белла услышит меня, поймет, как мне трудно – невозможно трудно оторваться от нее, и все-таки необходимо это сделать. Поймет, и перестанет насильно удерживать, ведь это было так неправильно. – Если бы ты знала, как сильно я люблю тебя… больше собственной жизни, Белла… Но я не могу остаться… ты должна постараться… пожалуйста… отпусти меня… ради себя, пожалуйста… – я умолял, мои слова лились бесконечным бурным потоком, сквозь отчаянные поцелуи.

Казалось, она услышала мои мольбы. Она больше не дрожала, но обнимала меня сильно, с желанием. Я чувствовал ее улыбку сквозь поцелуй, и это позволило мне поверить, что все будет в порядке. Она хотела помнить меня. Что ж, я готов был на это согласиться при условии, если это не помешает ей стать счастливой.

Я отстранился и убедился, что ее глаза сияют, прежде чем снова сделать шаг назад, к океанской воде, призывно манящей к спасению. Я хотел, чтобы Белла как можно скорее оказалась на берегу, среди людей, там, где ее накормят, где ей будет оказана медицинская помощь.

– Пойдем, – я благодарно сжал ей руку, когда увидел понимание на ее лице. Она не будет страдать. Ее лицо почти светилось, и я был рад, что мы выяснили все и сможем расстаться без обид.

Какая-то часть меня почувствовала горечь от того, что Белла так легко согласилась… Это было неправильно, когда она пыталась удерживать меня. Но в то же время невероятно приятно чувствовать, что я был ей так сильно нужен, даже если это недолговечное явление. И боль от того, что она уступила моим мольбам, поразила с неожиданной остротой. Я сам себе противоречил. Мне было больно отталкивать ее, но ее спокойствие неожиданным образом тоже принесло страдание.

Мы погрузились до шеи, и прежде, чем вставить в рот Беллы загубник, я не удержался от последнего искушения. Я очень нежно и осторожно, и в то же время отчаянно, снова поцеловал ее горячие, мягкие губы.

Мы плыли очень медленно и осторожно. Трудно было определить, в каком состоянии находится Белла, но, кажется, она больше не паниковала. Я сумел ее успокоить.

Она позволила мне вести ее, полностью доверяясь – до такой степени, что даже перестала шевелить ногами. Наши взгляды были прикованы друг к другу неотрывно, как если бы и правда мы оба были магнитами, идеально подходящими друг к другу. Какая приятная иллюзия… Я позволил себе помечтать в этом ключе, зная, как больно будет завтра…

Наши руки соединились, а пальцы сами собой переплелись. Неспешно преодолевая сопротивление воды, я толкал Беллу к спасению. Это было похоже на чувственный, медленный танец в воде… И я не хотел, чтобы он когда-нибудь заканчивался. Но неизбежно наше путешествие подходило к своему завершению.

А затем случилось то, что я должен был предвидеть, но не смог. Ну, конечно, у Беллы в баллоне закончился кислород. Я должен был предположить, что, если уж судьба решила отнять жизнь Беллы в этой пещере, то сделает для этого все возможное.

Дикими, обезумевшими от ужаса глазами я смотрел на то, как Белла вынимает загубник, снимает маску и слабо улыбается мне в воде – так, как будто нет ничего печального в том, что она умрет через минуту. Впереди еще было около ста пятидесяти метров извилистого пути. Я мог бы проплыть это расстояние за несколько секунд, но Белла не смогла бы сделать это. Если бы подводная пещера была прямая, я бы с легкостью вытащил Беллу из ловушки! Но только не тогда, когда пещерный ход извивается ужом, а острые сталактиты угрожают сверху.

Я пребывал в панике непростительно долго. Я находился в таком ужасе из-за того, что Белла на моих глазах умрет, и я не могу этому помешать, что просто застыл на месте.

А затем я заметил первые признаки кислородного голодания, и пришел в чувство.

Я схватил Беллу за руку и, почти не церемонясь, потащил ее за собой. Я понимал, что ей не хватит кислорода, чтобы выплыть на поверхность в сознании. Понимал, что, если я выберусь вместе с ней, чтобы попробовать откачать ее, то разоблачу себя самым ужасным способом. На пляже наверняка будут люди! Они увидят, как моя кожа сверкает в ярких лучах солнца, словно тысячи бриллиантов. Эта весть облетит полмира. Наверняка кто-то из свидетелей запечатлеет меня на камеру телефона. Эта история будет иметь печальный финал – либо для Беллы сейчас, либо для меня позже. Но что моя жизнь по сравнению с ее жизнью? Если я буду разоблачен, но Белла спасена, я приму казнь с улыбкой. Ведь Белла продолжит жить дальше, а значит, моя цель будет достигнута.

Конечно, я не мог не задаваться вопросом о том, кто же будет обеспечивать безопасность девушки после моей смерти. Но у меня просто не было сейчас другого выхода. Я должен был спасти ее.

Двигаясь как можно стремительнее, но недостаточно быстро из-за узкого извилистого пространства, я отстегнул баллон со спины Беллы, чтобы максимально облегчить ее. Я ощущал ее первые судороги так, как будто сам умираю. Нет! Держись, пожалуйста! Перед глазами от паники вставала красная пелена, я не мог допустить ее смерти. Даже мысль об этом была невыносимой и приводила меня в бесконечный ужас.

Пузырьки воздуха, занесенные сюда прибоем и перекатывающиеся по своду пещеры, подали мне отчаянную идею. Я выпустил руку Беллы лишь на секунду, чтобы собрать пузырьки ртом.

Когда обернулся к девушке, то впервые за четырнадцать лет я мысленно поблагодарил ее увлечение экстремальным спортом. Она была натренирована не паниковать! Если бы она была обычным человеком, то уже давно захлебнулась бы. Но Белла не глотала воду, держась до последнего – и этим она отличалась от большинства людей. Ее легкие были свободны, позволяя ей прожить немного дольше.

Я резко схватил ее за волосы и притянул к себе, как можно плотнее соединяя наши губы. Мне не требовался кислород – все, что я нашел на своде пещеры, я выдохнул в ее легкие.

Глаза Беллы в изумлении расширились. Ее руки конвульсивно схватили мое лицо.

Я вернулся за пузырьками и делал это, пока не убедился, что судороги Беллы прекратились, а глаза стали осмысленными. В ту же секунду, не теряя времени, я подхватил ее за талию, дергая вперед.

Десять метров.

Я останавливался каждые десять метров, чтобы передать ей кислород. Поразительно то, с каким равнодушием и спокойствием она воспринимала возможность своей смерти. Ее сердце билось лишь ненамного быстрее обычного, она не испытывала ни грамма паники.

Десять метров.

Ее глаза были широко распахнуты, а губы доверчиво открывались мне навстречу всякий раз, когда я возвращался с пузырьками, передавая ей спасительный воздух.

Десять метров.

Она ни капли не сопротивлялась, позволяя мне тянуть ее вперед и огибать острые препятствия. Это хорошо. Пока она не тратила свои силы, принесенного мной воздуха хватало ей на большее количество времени.

Я стал действовать смелее. Доверием она помогала мне, и себе тоже.

Десять метров.

Я увидел свет впереди и бросил фонарик. Теперь успеем. В моих легких был достаточный запас кислорода, чтобы в последний раз отдать Белле его и вытолкнуть ее на поверхность. Она тоже заметила свет и начала активно работать ногами. Она хотела выжить, несмотря на кажущееся равнодушие. Это меня порадовало. Должно быть, экстремальные испытания просто закалили ее характер, но это не означало, что она готова умереть.

Наш последний поцелуй. Я не мог воспринять его так, потому что это прикосновение к ее губам не было чувственным и не несло в себе любовного смысла. Этот поцелуй был ради ее спасения – последний глоток воздуха. И я оттолкнул Беллу от себя, находясь на границе солнечного света. Дальше нельзя. Она должна выплыть одна. Всего лишь десять или двенадцать метров до поверхности. Я слышал моторную лодку и мысли рыбаков на местном диалекте. Они помогут Белле добраться до берега.

Я смотрел, как она медленно всплывает, ничуть не помогая себе ногами, глядя на меня. Я боролся со страстным желанием броситься вперед, чтобы помочь ей… но свет вынуждал меня оставаться на месте.

Я хотел кричать, чтобы она поторопилась!

Нет! – Выражение лица Беллы сказало мне больше, чем ее слова, больше, чем ее мысли, если бы я мог их читать. Нет! – Она замотала головой в отрицании, протянула ко мне руки, и я пришел в ужас, поняв, что она собирается плыть ко мне обратно.

Я разозлился, скованный солнечными лучами и рыбаками, которые могли увидеть меня поднимающимся со дна. Вода была абсолютно прозрачная. Они уже с интересом поглядывали вниз, различая Беллу, гадая, откуда она появилась.

Я пришел в ярость, кивая Белле, давая ей понять, что она должна слушаться меня. Во мне не было боли или отчаяния сейчас. Все это придет позже. Сейчас я хотел лишь одного: чтобы она прекратила рисковать своей жизнью и плыла наверх. Немедленно! Мое выражение лица отразило всю степень моего гнева, когда я кивал, и сжал кулаки, и сдвинул брови, приказывая ей повиноваться.

Не знаю, что больше сработало – моя ярость, отчетливо проступившая на лице и напугавшая ее, или инстинкт самосохранения, – но Белла, наконец-то, глянула наверх и рванула туда.

Мучительное облегчение пронзило все мое тело. Я обессилено шагнул назад, закрывая глаза и прижимаясь к стене, уходя в глубокую тень, сливаясь с этой тенью. Становясь снова тем, кем был, кем должен – всего лишь воспоминанием, сном, который не был для нее реальностью. Боль, пришедшая вместе с этим чувством, была беспощадной.

Я все еще смотрел, теперь чужими глазами, как рыбаки вытаскивают Беллу из воды и помогают забраться в лодку. Сначала она будто бы сопротивлялась, но затем смирилась. Лишь горькие рыдания сотрясали ее грудь, и я не мог понять, из-за чего она так сильно расстроена.