Текст книги "Те, кого нет (СИ)"
Автор книги: Светлана Климова
Соавторы: Андрей Климов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
– Все будет в порядке. Он натаскан на тех, кто снаружи. Здесь для него все свои. А со мной вам вообще нечего бояться.
Желание поплавать перевесило, и они спустились к темному причалу. Наташа поспешно сбросила комбинезон и рабочую футболку и как была, в черном лифчике и трусиках, пробежала по скользким мосткам мимо Родиона и уселась на краю, свесив ноги в теплую беззвучную воду.
– Тут глубоко? – спросила она, не оборачиваясь, спиной чувствуя его взгляд.
– Нет. – Он подошел, шлепая босыми ступнями, и сел рядом. – Не очень. Вам по грудь. И дно чистое.
Он произнес это с такой интонацией, что Наташа внезапно озябла. Чтобы Родион ничего не заметил, она неуклюже сползла в воду и сразу же поплыла по-собачьи.
Плавала она неважно, черная ночная вода казалась бездонной и пугала, но рядом с этим парнем было еще тревожнее. К тому же она так устала, что даже поддерживать простой разговор не было сил.
И все равно чудесно. Плыть, дышать, касаться глинистого дна, слышать слабый шелест тростника. Озеро смыло с нее остатки личины, которую она так долго носила, целых два года. Теперь она уже не была тем озлобленным и затравленным зверьком, готовым огрызаться на всякого, кто сунется на ее внутреннюю территорию.
Родион подал ей свою небольшую крепкую руку, помогая взобраться на кладку, и сказал:
– Если все-таки боитесь идти одна, подождите меня. Я окунусь и провожу вас домой.
Услышав это «домой», Наташа усмехнулась, набросила полотенце на плечи, нашарила в кармане комбинезона сигареты и зажигалку и устроилась на сиденье катамарана. Родион скользнул в воду и шумно поплыл, отфыркиваясь и расплескивая воду сильными гребками.
Совсем молоденький, – подумала она. И наверное, хороший мальчик. Из другого мира – состоятельные родители, красивый, надежный дом. Не сюжет для такой, как она. Ее цель – вернуться к стареющей матери. Стать опорой, начать новую жизнь. Забыть все…
Выйдя из воды, он окликнул ее: «Вы здесь, Наташа?» И пока она натягивала комбинезон и чистую футболку, стоял, отвернувшись, хотя в темноте все равно ничего нельзя было разглядеть.
Она ощущала легкость во всем теле и прохладный покой. А еще – предчувствие отдыха, спокойного глубокого сна. Растянуться на чистых, в мелкий цветочек простынях и сладко отключиться с одной только смутной мыслью – как бы завтра не проспать.
– Вы студентка? – спросил Родион, когда они поднимались по дорожке к флигелю.
– Что?
– Где вы учитесь, Наташа?
– Я давно окончила институт, – суховато ответила она и, помедлив, добавила: – Живу в другом городе, приехала погостить к подруге и решила подработать. Отпуск.
– Вы не очень разговорчивы.
– Что вас интересует, Родион? Я просто устала.
– Извините, – смутился он. – Вы у нас надолго задержитесь?
– Пару дней, не больше.
Он умолк, а у самого флигеля торопливо попрощался и ушел.
Только теперь Наташа почувствовала, что горло у нее пересохло. Но питьевой воды, даже водопроводной, добыть просто негде. Не будить же хозяев. Нужно было попросить Родиона, но она не сообразила.
Во флигеле она включила свет, закрыла дверь на щеколду и только тогда обнаружила, что на столе стоит непочатая бутылка «Свалявы». Рядом – тяжелый стакан чешского стекла, из тех, что она видела днем в одном из кухонных шкафов…
В течение всего следующего дня она заканчивала уборку на первом этаже, а затем перебралась на второй, где конь не валялся. Внизу, не считая кухни и нижней столовой, ей достались пустующая комната для гостей, ванная, туалет, холл и лестница, ведущая наверх.
В своей комнате Родион убирать запретил. Закрылся и безвыходно просидел полдня. Наташу он явно избегал, был не в духе и нагрубил отцу, когда тот потребовал, чтобы сын сопровождал его в город.
Перед тем как броситься на штурм второго этажа, Наташа сбегала искупаться – снова навалилась жара.
Наверху она начала с бильярдной, перешла к хозяйским спальням и только к вечеру закончила кабинетом полковника. Это было угловое, почти квадратное помещение с окнами, выходящими на две стороны, с затейливым письменным столом из лимонно-желтого дерева и стенами, сплошь увешанными пугающими охотничьими трофеями. Тяжелые шторы, широкие голые подоконники, громадный ковер в центре и антикварная бронзовая люстра с плафонами в виде охотничьих рогов – «пылесборник», как назвала ее хозяйка.
Кроме того – десяток разрозненных томов за стеклами солидного книжного шкафа и множество переплетенных в кожу альбомов с фотографиями. Еще две – в рамках из вороненой стали – на письменном столе. Инна Семеновна и Родион.
Здесь требовалось вымыть окна, и Наташа сделала это по старинке, как дома, без всяких новомодных средств – водой с уксусом, тряпкой и газетами. Когда с этим было покончено, сходила за стремянкой и привела в порядок люстру. Пропылесосила ковер, а когда выключила пылесос, еще раз подошла к странной металлической штуковине, привинченной к стене под трофейными рогами неведомых копытных.
Предмет казался чужеродным, не вписывался в интерьер. Сейф? Для кабинетного сейфа ящик из нержавеющей стали был великоват, да и замок не походил на те, которые устанавливают в хранилищах семейных ценностей. Бар? Но у полковника, как она уже знала, имелся небольшой винный погреб в цокольном этаже, а бар располагался в примыкающей к письменному столу тумбе.
Чем вообще занимается хозяин дома? Судя по повадкам, он в недавнем прошлом кадровый военный. По отдельным фразам, которые до нее доносились, можно было предположить, что сейчас он занимается недвижимостью или чем-то в этом роде. Хотя какое, собственно, ей дело до этого Савелия Максимовича?
Наташа провела пальцем по холодному металлу и стала собирать пылесос, вспоминая сегодняшний сон.
Сон был вполне дурацкий. Скорее всего потому, что ее неожиданно позвали к хозяевам на поздний ужин. Савелий Максимович пребывал в хорошем расположении духа и все подливал ей красного вина. Оба они – хозяин и хозяйка – остались довольны ее работой, о чем и было ей сказано, а особых расспросов не последовало. То же, что и с Родионом: вы, Наташа, студентка? Уже отучилась, приехала в отпуск повидаться с подругой. Решили немного подзаработать. «Может, съездим в Крым…» – соврала она и почувствовала, как горят щеки. Упомянула институт, в котором училась, и полковник вдруг воодушевился. «Так вы же почти коллеги с нашим Родионом! – воскликнул он. – А где работаете?» – «В коммерческом банке». – «Нравится?» – «В общем, да», – нехотя ответила она. «Вы бы потолковали с моим шалопаем. Он, по-моему, так до сих пор и не понял, в какое время живем…»
На этом тема была исчерпана. Перешли к дому. Как строились, что было задумано, что не удалось. Наташа хвалила – вполне искренне. И в то же время ее словно кто за язык тянул – спросить, что за стальная коробка торчит в полковничьем кабинете. Однако она сдержалась: неуместное любопытство – не в ее пользу.
Сон приснился на рассвете. Она выходила из воды, а хозяин ждал на берегу, в расстегнутом офицерском кителе, накинутом на голубую футболку с пестрой надписью прыгающими буквами «I Love Caddies!» – вроде той, в которой она спала. Внезапно он схватил ее за плечи и стал трясти, вопя: «Зачем ты обрила голову? Отвечай!..»
У воплей имелось объяснение – вчера Савелий Максимович мимоходом поинтересовался, почему у нее такая странная прическа? Теперь девушки предпочитают длинные волосы – и в кино, и на эстраде. Наташа отшутилась, сказав, что летом всегда так стрижется. Удобно и никаких проблем. Ее поддержала хозяйка: «Отстань от девочки, Савелий! К тому же Наташе идет…»
Жутко хотелось пить. Наташа, не открывая глаз, дотянулась до бутылки с остатками минералки и рухнула досыпать.
Начало третьего дня в Шаурах выдалось тяжеловатым. Побаливала голова, накрапывал мелкий дождик, стало прохладнее, но ненадолго. Позвонила Анюта и сказала: давай, крути педали в город, я сварила борщ, а тут пришла разнарядка из офиса, завтра трудимся вместе: пятикомнатная в новой высотке на Павловом Поле.
До шести вечера, до последнего автобуса, который уходил из Старых Шаур, Наташа успела все. Ни на минуту не присаживаясь и ничего больше не разглядывая и не любопытствуя. Хозяйка расплатилась с ней, женщины тепло простились, и Наташа, боясь опоздать, чуть ли не бегом помчалась на остановку, до которой было километра полтора.
Странное дело – при этом она почему-то чувствовала себя неблагодарной, не заработавшей и половины того, что ей было заплачено.
Вот почему, когда ей позвонили и попросили снова приехать, Наташа согласилась не раздумывая. «У мужа юбилей, – сказала Инна Семеновна, – мне одной не справиться. Вы меня, Наташа, очень обяжете…»
В пятницу, шестого августа, ближе к вечеру, она уже была у Смагиных. Вместе с Инной Семеновной обсудили планы, и вышло, что Наташе придется провести здесь уж никак не меньше двух дней. Сначала уборка и помощь по кухне, затем обслуживание застолья. Когда гости разъедутся – гора посуды и восстановление порядка. Ну и всякие мелочи по ходу. В понедельник рано утром полковник доставит ее в город – у него там как раз встреча с клиентами из России.
Она снова спала в том же флигельке, на рассвете купалась в прохладном озере. Навела блеск в доме, а всю вторую половину субботы вместе с Родионом и приходящим садовником занималась установкой огромного полосатого навеса, под которым предполагалось принимать гостей. С утра в воскресенье заново перемыла и перетерла весь фарфор и хрусталь, а затем со стопкой чистых скатертей направилась к столам, уже стоявшим под навесом…
Тут-то и появился Валентин.
После того как все семейство – он сам, сестра Александра, ее муж и девчонка – скрылись в доме, первым движением Наташи было помчаться во флигель, в три минуты побросать в сумку вещички и мотать отсюда. Плевать она хотела на эти деньги. Если хватятся, станет звонить Инна Семеновна, – сказать, зубы разболелись.
Но затем, слегка поостыв, подумала: хорошо, а что, собственно, может сделать ей этот тип? Чего она так перетрусила?
И вместо того чтобы удрать не оглядываясь, Наташа отправилась переодеваться. С хозяйкой было договорено – как только начнут съезжаться гости, сменить комбинезон на платье, в котором, возможно, придется подавать к столу и переменять блюда.
Платье у нее теперь было: уступив уговорам Анюты, Наташа купила легкое, летнее, дорогущее – мэйд ин Франс. Оно ей очень шло. А к платью босоножки на среднем каблучке – еще пятьдесят зеленых.
Она уже входила к себе во флигель, когда со ступеней большого дома ее окликнула Инна Семеновна.
– Наташенька, прошу вас, посидите с Джульеттой. Что-то она мне не нравится. А я пока разберусь с родственниками Савелия Максимовича.
Опять эта кошка!
– Так это свои? А я уже бежала переодеваться…
– Успеется. Я только сварю кофе и сейчас же к вам. Как это все некстати…
Хозяйка скрылась в доме, а Наташа направилась в зимний сад, рассеянно подумав, что, видно, Джульеттино время подходит и тут уж не отвертишься – природа.
Там уже прогуливался Валентин, с видом оценщика разглядывая стеллаж с орхидеями.
– Привет, – как ни в чем не бывало проговорил он. – Ты не меня тут ищешь, зайка?
Вид у него был довольный, и лишь нагловато-настороженный прищур выпуклых светлых глаз выдавал некоторое напряжение.
Наташа промолчала.
– Как ты тут оказалась? – Он загородил проход и не давал ей добраться до корзины с кошкой. Пришлось ответить:
– Устроилась на работу. Дай мне пройти.
– Савелию Максимовичу известно, кто ты такая?
– А кто ты, полковник знает?
– Что ты имеешь в виду?
Он неуловимо быстрым движением перехватил ее руку и как клещами стиснул запястье.
– Отпусти! – рванулась Наташа.
– Э-э, нет, красавица, так не пойдет, – от его благодушия не осталось и следа. – Ты сбежала, мы с тобой даже не поговорили по душам. Теперь эти странные намеки, враждебность. Я такого не люблю. – Он все-таки выпустил ее руку и криво усмехнулся. – Вечером уедешь отсюда с нами. Ты ведь мне кто? Невеста.
– Ты больной, – сказала Наташа. – Псих. Никуда я с тобой не поеду. У меня договоренность с хозяевами.
– Как миленькая поедешь. Юбиляр переживет. А его благоверная сама посуду вымоет. Иначе я сообщу брату, что в его доме находится воровка и убийца. Ты как представилась – Люсей? Думаешь, я не просек, почему ты оказалась в Завасино вместо того, чтобы ехать домой, в Луганск? У тебя же на руках были проездные документы. От кого ты прячешься?
Он был совершенно уверен, что снова поймал ее в капкан.
– Я назвалась своим именем. Давай, не теряй время, беги стучать… А что ты сообщил сестре, женишок?
– Сказал, что ты решила пожить у подружки, чтобы никого не стеснять. Да Александре плевать на твою персону, у нее своих хлопот полон рот. Так что, едешь?
– Да, – сказала она, чтобы он отвалил наконец, а сама подумала: хоть бы ты сгинул, проклятый недоумок!
Валентин сделал движение обнять ее, но послышались торопливые шаги хозяйки, и он отпрянул, напустив на себя безразличный вид. Наташа тут же направилась к кошке, на ходу услышав: «Валя, все удивляются, где ты пропал?» И его слащавый тенорок: «Инночка, да у тебя тут прямо амазонская сельва!»
Через минуту хозяйка стояла рядом. Рыжий клубок персидской шерсти чуть слышно посапывал в корзине.
– Ну что? – шепотом спросила Инна Семеновна.
– Да спит она. Все вроде нормально. Не надо ее только тревожить.
– Вы думаете?
– Конечно. Откройте пошире фрамугу и идите себе.
– Господи, от всего этого голова кругом, а тут еще гости…
Неожиданно Наташа, разом позабыв, о чем они вчера договаривались, неловко сказала:
– Может быть, я уже поеду, Инна Семеновна? Ну что мне тут делать до самого вечера?
– Нет-нет, мне без вас никак не обойтись! – испугалась хозяйка. – И не думайте. Завтра Савелий вас отвезет… И по пути загляните в кухню, выключите, пожалуйста, духовку!
Наташа оставила хозяйку в зимнем саду, миновала полуоткрытую дверь комнаты Родиона, из-за которой доносились оживленные молодые голоса и музыка, побывала в кухне и на секунду задержалась в пустом холле. Она всей кожей чувствовала, как в доме копится напряжение, словно перед грозой. В особенности там, на верхнем этаже.
Не нужно ни на что обращать внимание. Это нервы. Появление Валентина здорово выбило ее из колеи. Но в конце концов все эти люди не имеют к ней ни малейшего отношения.
У нее оставалось еще одно дело – перенести из сарая рядом с ее флигелем аккуратно наколотые березовые и буковые чурки и сложить их у кирпичного очага с решеткой-грилем.
Но это она отложила на потом: вернулась к себе, натянула короткое платьице, которое делало ее еще тоньше, и, все еще в кроссовках на босу ногу, вышла, прихватив проволочную корзину, стоявшую в углу.
Уже на пороге ей пришло в голову надеть темные очки.
3
Впечатление от «экскурсии» по особняку Смагиных у Марты осталось смешанное. Даже если сделать скидку на то, что ей никогда не приходилось жить в по-настоящему большом доме, где целая куча комнат одна другой просторнее, запутанных переходов, пустующих помещений, лестниц, уставленных горшками с азалиями, закоулков и выложенных серыми плитами террас.
Для нее слово «дом» всегда означало что-то вроде их городской квартиры. Там все близко, тесно, впритирку, слышны чуть ли не каждый звук и слово, и только если становится совсем тошно, можно забиться в дальний угол и отгородиться от «общесемейной» жизни.
Благодаря новизне она запомнила все, что увидела, с фотографической отчетливостью. Сначала – холл с камином и тяжелыми кожаными креслами, в которые, судя по их виду, никто никогда не садился. Сюда можно было войти прямо с нижней застекленной террасы. Дальше – высокие двери слева и справа, а в широкой нише за камином – нижние ступени лестницы, уползающей куда-то наверх. Левая дверь вела в коридор, в конце которого находилось что-то вроде оранжереи. «Зимний сад» – назвал это помещение Родион.
Туда они и направились сначала. В «зимнем саду» оказалось душно и влажно, несмотря на открытые окна, пахло мхом, торфом и котами, со стеллажей свисали ползучие стебли, покрытые звездами незнакомых цветов, и глянцевые листья. Повсюду угрожающе торчали колючки кактусов, а в углу стояла широкая корзина, в которой дремала рыжая кошка. При их появлении она злобно зашипела.
Марте там не понравилось, и они с Родионом тем же коридором вернулись в холл. По пути он приоткрыл какую-то дверь, обронил: «Вот здесь я и живу», но приглашать не стал, пробормотав что-то насчет свинячьего беспорядка. Из холла, теперь уже через правую дверь и такой же коридор, они сходили взглянуть на огромную, сияющую, как операционная, кухню. Пахло тут совсем иначе, вполне симпатично, но задержаться не удалось – Инна Семеновна мгновенно выставила обоих.
Родственники вместе с юбиляром зачем-то скопились в небольшой столовой, примыкавшей к кухне, и принимать участие в их разговорах у обоих не было ни малейшего желания.
Пришлось снова возвращаться, заглянув по пути в пустую и гулкую угловую комнату, которую Родион назвал «гостевой». Гостей в ней, судя по всему, не предвиделось – кроме сверкающего паркета с толстым ковром, мебели не было никакой. Если, конечно, не считать забытый в углу синий плюшевый пуфик.
Ничего особенного.
На второй этаж они поднялись по той же лестнице, которую Марта приметила в холле, и сразу же оказались в просторной бильярдной. Центр ее занимал девятифутовый бильярд на пузатых полированных консолях. На стене – плазменная панель, под ней киевница и полки для комплектов шаров.
Все было первоклассное, новое, в особенности стол. Таких Марте не приходилось видеть, хотя в последние два года во время сборов и выездов на соревнования их нередко селили в пансионатах и домах отдыха, где можно было бесплатно погонять шары. Она попробовала, а вскоре ее начали хвалить даже опытные игроки – за хладнокровие и твердую руку, хотя роста ей не всегда хватало даже для того, чтобы дотянуться до трудного шара.
Марта подошла к окну, по пути попробовав кончиками пальцев зеленое английское сукно. Окно здесь было раздвижное, в полстены и, пожалуй, единственное в доме, откуда можно было взглянуть на соседний участок и дом. В сущности, они мало отличались от усадьбы Смагиных, вот разве что на траве валялся забытый пластиковый мяч, а лохматая собака, распластавшаяся в тени молодой липы, была другой породы. Ну и кирпич, из которого были сложены стены, другого сорта – светлый, с шероховатой поверхностью, как у песчаника.
– А кто у вас играет на бильярде? – спросила Марта.
– Ты имеешь в виду, в бильярд? Во всяком случае, не я, – усмехнулся Родион. – И не отец. Иногда мама под настроение, только у нее не очень-то получается, иногда гости.
– Правильнее говорить: на бильярде, – поправила Марта. – И это не занудство, просто раньше бильярдом называли стол, а игру – пул, по-английски это означает «ставка». У вас стол для пула, а для русского бильярда он не годится.
Если бы он предложил сыграть, Марта уж точно бы не отказалась. Но Родиону и в голову не пришло.
– Да какая разница… – отмахнулся он. – Я в эти тонкости не вникаю. Пойдем – я тебе по-быстрому покажу нашу святая святых.
Марта покорно последовала за ним.
Из бильярдной проход открывался в еще один неширокий коридор, стены которого были обшиты деревянными панелями. Там Родион остановился и прислушался.
На втором этаже повсюду было тихо, и лишь снизу доносились голоса – то ли с террасы, то ли из сада, то ли из столовой. Затем послышались шаги на лестнице и по коридору вразвалку, по-борцовски отставляя локти, прошагал Савелий Максимович.
Родион приложил ладонь к губам и отступил в бильярдную. Дождавшись, когда отец с бутылкой в руке спустится вниз, он поманил Марту, сделал несколько быстрых шагов по коридору и повернул поблескивающую начищенной бронзой ручку двери. Дверь приоткрылась – ровно настолько, чтобы Родион мог заглянуть.
– Порядок, – удовлетворенно произнес он. – Входи давай!
Марта не без робости переступила порог.
– А это чья комната? – спросила она вполголоса.
– Кабинет, – усмехнулся Родион.
– Чей?
– Ну чей еще у нас тут может быть кабинет? Полковника Смагина. И не стой в дверях – если нас тут засекут, будут лишние вопросы.
Только теперь Марта огляделась.
Кабинет юбиляра сверкал чистотой. Нигде ни пылинки, нога по щиколотку утопает в пушистом ковре. Но массивный письменный стол с парой фотографий и компьютерным монитором, вращающееся кресло и передвижной бар казались здесь посторонними. Главное было на стенах.
Оттуда прямо на нее свирепо уставился дикий кабан-секач. Один ржаво-желтый клык был обломан, а ухо, покрытое жесткой, как проволока, шерстью, оборвано. Налитые кровью глазки сверкали откровенной ненавистью.
При жизни это был суровый и опасный зверь, и даже превратившись в чучело, таким он и остался. Полированная доска красного дерева, к которой была прикреплена голова, блестела, как нож гильотины, обезглавившей секача.
С кабаном соседствовала оскаленная пасть белогрудого медведя, а между ними, в особой витрине под стеклом, – тщательно отделанная таксидермистом тигриная лапа с выпущенными когтями, похожими на кривые турецкие клинки.
Марта поежилась, не стала спрашивать, куда девался остальной тигр, и перевела взгляд.
Противоположная стена напоминала голый лес – полтора десятка рогов всех размеров и форм угрожающе торчали от высоты человеческого роста до самого лепного карниза. Ветвистые и широкие, похожие на лопату, острые, как шило, круто завернутые, ребристые, как раковина гигантской улитки. Под рогами располагался большой плоский ящик из нержавеющей стали, привинченный болтами к плоскости стены.
– Отцовы трофеи, – Родион коротким жестом обвел кабинет. – Как тебе?
– Не очень, – сдержанно отозвалась Марта, а про себя подумала: ну почему люди иногда бывают такими жестокими и глупыми? И весь этот кабинет похож на кадр из плохого фильма ужасов.
– Я и сам не очень люблю, – извиняющимся тоном, словно поймав ее мысль, произнес Родион. – На морг смахивает. Но для него это – предмет гордости. Мужская зона, как выражается наш охотник.
– Твой отец в самом деле охотник? – спросила Марта.
– Еще какой! Но здесь разве охота? Это все оттуда, из Бикина. Ты просто не представляешь, что такое тайга в предгорьях Сихотэ-Алиня… А еще больше он носится вот с этим, – Родион хлопнул ладонью по стальному ящику.
– А что там такое? – подозрительно спросила Марта.
– Сейчас увидишь.
Он оглянулся на дверь кабинета, сунул руку под крышку письменного стола, пошарил там и извлек кольцо с парой совершенно одинаковых на вид ключей с двойными бородками. Вставив ключ в отверстие замка, Родион провернул его сначала на один оборот влево, а затем дважды по часовой стрелке.
Дверца ящика распахнулась. Внутри маслянисто блеснули оружейные стволы и дерево прикладов.
– Наш домашний арсенал, – пояснил он. – Коллекция небольшая, но примечательная. Взять хоть вот этот «Блейзер» с оптическим прицелом и сменными стволами. Или «Моссберг» под дробовой патрон… Ты в таких вещах ничего не понимаешь, но будь уверена – это высший класс. Есть у отца и кое-что полегче…
Он отодвинул приклад разобранного дробовика и вытащил ящичек из светлого дерева, внутри которого оказалась пара пистолетов – обычный армейский «Макаров» с именной гравировкой и маленький, тупоносый, со щечками из желтоватой слоновой кости и надписью на рукоятке «Baby».
Тот, что поменьше, показался ей игрушечным. Марта взяла его в руки и стала вертеть и разглядывать, но Родион предупредил: «Осторожно, заряжен. Между прочим, тоже серьезная штучка, только предохранитель слабый. Бельгийский браунинг, еще довоенный. Отец купил у одного старого зэка. Видишь рычажок под левой щечкой? Не вздумай нажать».
Марта торопливо вернула пистолет на место. Родион показал ей еще пару охотничьих ножей и кинжал с лезвием в виде короткого клина и странной двойной рукоятью, заявив, что это самый настоящий индийский литой булат.
Для Марты это ровным счетом ничего не означало. К тому же ей все время казалось, что сейчас их здесь накроют и будет скандал. Поэтому почувствовала облегчение, когда Родион наконец-то запер ящик, вернул ключи в тайник и они направились к лестнице, потому что Марта все-таки настояла, чтобы он показал ей свою комнату.
Позже, уже на ступеньках, она ехидно заметила:
– Вас, Смагиных, я вижу, голыми руками не возьмешь.
– Ну да, – ухмыльнулся Родион. – При желании можно организовать партизанский отряд. Или государственный переворот в Шаурах.
Жилище Родиона она так себе и представляла – комната была до отказа набита полуразобранными компьютерами, растрепанными книжками и дисками. В углу стоял гребной тренажер, на стенах висели выгоревшие плакаты каких-то джазовых и блюзовых знаменитостей, а на подоконнике стопкой были сложены чистые футболки и джинсы вперемежку с конспектами.
В этом хаосе был определенный порядок, но только сам хозяин комнаты знал, что и где лежит. Поэтому Родиону не составило труда найти нужный диск и запустить проигрыватель. Он усадил Марту на низкий удобный диван, занимавший половину всей площади, предварительно убрав оттуда мохнатый плед, и велел подождать.
В доме, который показался ей не слишком приветливым, это, пожалуй, было самое уютное место. Марта даже вспомнила о своих планах пожить у Смагиных несколько дней, пока не возобновятся тренировки.
Родион куда-то улетучился, отсутствовал минут пять, а вернувшись, сунул ей пару крохотных, обжигающе горячих слоеных пирожков. Марта, махнув рукой на приличия, тут же набила рот.
– Вкусно? – спросил он.
Марта кивнула, продолжая жевать.
У них дома так не готовили – мать обычно отделывалась на скорую руку. Только по торжественным случаям к плите становился отец, напялив фартук и повязав позаимствованную у дочери бандану, и сочинял что-нибудь по собственному, тут же изобретаемому рецепту, – чаще всего мясо с большим количеством специй и овощей.
– Ну, и хватит тут киснуть! – не дожидаясь, пока она покончит с едой, скомандовал Родион. – Пошли на воздух.
4
Она и опомниться не успела, как он уже тащил ее к выходу.
Они были в холле, когда из нижней столовой один за другим, переговариваясь, потянулись родители, а с ними и дядюшка Валентин.
На всякий случай Марта быстро сделала то, что иногда у нее получалось в трамвае по пути в школу. Уставилась в пространство и представила, что ее тут нет. Обычно при этом контролер проходил мимо. Вышло и сейчас – даже не пришлось прятаться за Родионовой спиной.
Наверно, это не слишком вежливо – взять и смыться в такой момент, но, похоже, историческое примирение братьев Смагиных уже состоялось и взрослым теперь не до них.
Не тут-то было.
– Родион! – повелительно донесся со стороны кухни голос Инны Семеновны. – Не исчезай, будь добр. Скоро начнут съезжаться, ты понадобишься.
– Никуда я не денусь! – недовольно пробурчал он, ускоряя шаг.
Они уже почти миновали водоем перед домом, когда плавучие листья на его поверхности зашевелились, раздвинулись и из глубины всплыла здоровенная красно-черно-белая тварь. Шарахнула хвостом, соорудила небольшой водоворот и исчезла.
– Что это? – озадаченно спросила Марта.
– Карп. – Родион посмеивался.
– Какой же это карп? – Марта остановилась, ожидая, не появится ли снова эта рыба, раскрашенная, как шлагбаум.
– Парчовый. Их еще называют – кои. Отец на них в последнее время буквально свихнулся. Как мама на своей Джульетте. Но по мне, платить по триста евро за хвост – это уж чересчур. Их тут целых шесть штук.
Марта на всякий случай снова оглядела поверхность водоема, но та оставалась гладкой.
– А что они там едят?
– Специальный корм. Его откуда-то присылают, потому что в городе не достать. Вообще-то это самые обычные карпы, которые попали в Японию из Китая. Лет где-то шестьсот назад. А у японцев все шиворот-навыворот. Вместо того чтобы, как полагается, съесть своих карпов, они их начали скрещивать. В результате вывели вот этих самых, похожих на попугаев, и теперь торгуют ими по бешеным ценам, устраивают шоу и всякие там всемирные выставки. Вообрази!
Она вообразила. Но уже по инерции. Родион все еще продолжал насчет японских карпов, а Марта и думать о них забыла. Ниже по участку, вплотную к стене ограды, располагался просторный полосатый навес. Под ним в два ряда стояли столы, а неподалеку у кирпичного очага для барбекю стоял ее отец, беседуя с какой-то девушкой.
Ее фигура и прическа неожиданно показались Марте знакомыми. Она только успела спросить себя, где могла ее видеть, как девушка отвернулась, присела, как бы что-то отыскивая в траве, а потом быстро ушла.
– Кто это был? – перебила она Родиона.
– Где? – Он встрепенулся, быстро взглянул в ту сторону и почему-то смутился. – А, это… Мать наняла помочь с хозяйством.
– Значит, прислуга? – с подковыркой спросила Марта. – Как у господ?
– Ну что за чепуха? – возмутился Родион. – Какие господа… Сама видишь – весь дом на ушах. Человека просто пригласили помочь.
Марта помахала отцу, и он тут же поманил ее к себе.
– Ты чего не в духе? Киснешь? – с ходу поинтересовался Федоров.
– С чего ты взял? – удивилась Марта. – Все в порядке, пап. Спроси хоть у Родиона. Родя, скажи!.. Послушай, а как ты думаешь, мы сможем здесь переночевать? Тут столько всякого…
– Н-ну, я не знаю, Марта, – растерялся отец. – Мы вроде ни о чем таком не договаривались.
– Оставайтесь, дядя Сережа. Я думаю, родители будут только рады.
Он не успел ответить, потому что Марта вдруг с вызовом воскликнула:
– Послушай, а как тут очутилась невеста нашего дорогого Валентина Максимовича?
– Ты кого имеешь в виду? – удивился Родион.
– Девушку. Ту самую.
– Наташу?!
– Да не помню я толком, как ее звали. В общем, недели две тому… Пап, ну та, что ночевала в комнате у Валентина, – это же она, да?
– Наташа не невеста твоего дяди.
– Ну вот, я же тебе тогда так и сказала: он все врет и никогда на ней не женится…
– Вы это о ком? – ошарашенно спросил Родион. – О Наташе?
Марта презрительно фыркнула, а ее отец, которому весь этот разговор явно был не по душе, сменил тему:
– Знаете, ребятки, мне тут поручили очаг, а я в этом деле полный чайник. Ты, Родион, сможешь помочь?
– Не вопрос, дядя Сережа. А где отец?
– Занят. Кто-то к нему приехал. В том и загвоздка… Так с чего начинать?
– Да ни с чего, – сказал Родион. – Мы сами управимся. Да и не надо его спешить разжигать, все прогорит к чертям. Мы тут немножко прогуляемся, а потом займемся. Идем, Мартышка, посмотрим цесарок, а потом я тебя познакомлю с Хубилаем.
– Отлично, – с нескрываемым облегчением вздохнул отец.
– А это кто – Хубилай?
– Пес. Ты его видела, когда мы приехали. Смирный и умница. Вроде тебя.
– Ну, это мы еще посмотрим, кто тут у нас смирный, – быстро возразила Марта.
