Текст книги "Те, кого нет (СИ)"
Автор книги: Светлана Климова
Соавторы: Андрей Климов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
– Я так решил. Точка. – Полковник набычился, побагровел и уставился на жену. – Ты что, уже все успела забыть? Бабы… Вам бы только прощать да панькаться с убогими…
– Только без крика, голубчик. Давай все обсудим спокойно, – Инна Семеновна вздохнула. – Я ничего не простила, и память у меня в порядке. Однако прошло столько лет… Ты хочешь и с сестрой порвать всякие отношения? Тогда зачем мы сюда ехали? Поближе к ним – это разве не твои слова?
– Ты сама знаешь зачем…
– Будь последовательным, Савелий. В Москву и Владивосток ты отказался, в Белоруссию не захотел, подавай тебе Украину, тут, мол, есть где развернуться… А вот не явится на твой юбилей родня, тебя же и спросят: а где, уважаемый Савелий Максимович, ваши единокровные брат и сестра?
– Глупость городишь. Кому на фиг они могут понадобиться?
– Да тому же Шереху. У него в поселке все под контролем, ты в курсе. И ему совсем не безразлично, кто живет у него под боком. Ты, что ли, уже забыл, как прокурор пытал тебя о родне? Кто да что, чем занимаются, есть ли дети… Хочешь поддерживать с ним отношения? Так позаботься, чтобы не было слухов. Геннадий Иванович проблемных людей избегает, это все говорят.
– Не нужно меня хомутать, я не…
– Ну, хорошо, – жестко оборвала Инна мужа. – Никто тебе не указ! Ты у нас – царь и бог. Это мы уже усвоили. Но и у тебя есть вина перед братом.
– Что такое? – Савелий Максимович в раздражении с полной руки наплескал себе коньяку. – В чем это я перед Валькой провинился?
– А интернат, в который ты законопатил мальчишку на целый год?.. Ты ведь и пальцем не пошевелил после той дикой истории…
– Мы тогда только что поженились, – угрюмо огрызнулся он.
– Ну и что? Ты же крутой, Савелий, а тут штаны отсырели?
– Хватит! – полковник вспыхнул, но сдержался. – Приехали… Ты, дорогуша, мне весь кайф поломала. Этого ты добивалась?
– Я тоже не жалую твоего младшего. Но ты просто обязан его пригласить!
– И после всего, что произошло, когда мы вернулись с той охоты, ты еще смеешь на меня давить?
– Не вопи, Джульетту напугаешь…
– К дьяволу твою Джульетту! – Тормоза окончательно отказали, и полковника понесло: – Убирай жратву и сама убирайся к своим блядским котам… Бутылку не трогай!
Она давно не видела мужа в такой ярости, однако была уверена: он быстро остынет, засядет в своей норе, прикончит коньяк, а утром попросит прощения за вчерашнюю грубость. Осталось совсем немного, чтобы окончательно дожать.
Инна Семеновна спокойно поднялась, погасила свечи, включила люстру и стала собирать посуду на поднос. Оставив на столе коньяк, воду и лимон, она отнесла поднос вниз, в кухню, вернулась с чистой полотняной салфеткой и аккуратно протерла полированную поверхность стола. Полковник грузно сидел, втянув голову в массивные плечи, и катал в ладонях тяжелый пузатый бокал с янтарной жидкостью.
– Вот что, Савелий! – твердо проговорила она уже на пороге, глядя прямо в его мрачное, сразу потемневшее лицо. – Позвони сестре и еще раз пригласи их. Всех четверых! Если ты этого не сделаешь, то я – запомни это! – я больше никогда не позволю тебе прикоснуться ко мне.
Жена вышла, хлопнув дверью. Полковник поднялся, шагнул к распахнутому окну. Лужайка внизу была частично освещена садовыми фонариками. Хубилай дремал на прохладных плитах у гаража, однако услышал движение и поднял лохматую морду. Небо было чистым и битком набитым звездами.
«К лысому бесу этих родственничков, – скрипнул зубами Савелий Максимович. – Тоже мне: мой дом – моя крепость. И стоило об этом мечтать все эти годы?»
5
Квартира, к радости Марты, оказалась пустой.
Бросив в прихожей сумку, она сразу же отправилась под душ. Это она делала автоматически – после тренировок, школы и даже после прогулок. Водопроводная вода мало чем отличалась от воды в бассейнах, кожа постоянно зудела, но Инна Семеновна передала Марте какой-то особый гель и специальный смягчающий крем – по рецепту ее косметолога. Крем находился в здоровенной пластиковой банке, пах водорослями и цвет имел соответствующий, однако мгновенно впитывался и помогал.
Банка всегда стояла в ванной, но сейчас Марта ее нигде не обнаружила, хотя хорошо помнила, что, вернувшись со сборов, сунула ее в шкафчик.
Перерыв все подряд, она наскоро ополоснулась и накинула махровый халат. По рекомендации все той же Инны Семеновны, кожу не следовало вытирать насухо.
Когда Марта выходила из ванной, зажав под мышкой джинсы, футболку, трусики и полотенце, чтобы развесить все это на раскладной сушилке на балконе, – в замке входной двери звучно провернулся ключ.
Через секунду перед ней предстал дядюшка Валентин.
От неожиданности – Марта предположила, что вернулся кто-то из родителей, – она растерялась, юркнула обратно в темную ванную и заперлась. Сердце колотилось, пока она стояла, прислушиваясь к возне в прихожей, а потом к шагам, которые на секунду затихли перед запертой дверью.
Наконец раздался тихий смешок – Валентин взглянул на выключатель и проследовал дальше.
Она ждала, чтобы выбраться из своего убежища, но все еще опасалась какой-нибудь подлости. Он мог подстерегать ее сразу за дверью или, как это не раз уже случалось, возникнуть из туалета в полузастегнутых брюках. Мог перехватить на ходу и притиснуть к стене.
Марту слегка замутило – должно быть, от голода. Кроме легкого завтрака утром на даче и мороженого в кафе, она ничего не ела целый день.
Ванная была тем местом в их доме, которое она особенно не любила. Это началось лет с пяти. Обычно считают, что дети не так уж много запоминают из раннего детства, но она-то помнила, и в ней навсегда остался страх перед мыльной водой, которая поднимается все выше и выше, доходит до подбородка, а она, оцепенев, не в силах вырваться и спастись.
Это было как корявая зарубка в памяти: Валентин, голый по пояс, копошился над ней, намыливая волосы (почему-то обычным мылом), больно оттягивая пряди и запрокидывая назад ее голову, чтобы пена не попадала в глаза. Она не смела и пикнуть. Мать сказала: мне некогда, твой отец снова в командировке, тебе поможет вымыть голову дядя, и без выкрутасов, пожалуйста. Я просто не понимаю, что с тобой делается, когда ты видишь ванну с водой! Ты, Марта, уже большая девочка, могла бы и сама искупаться.
Никто из них понятия не имел о том, как она однажды тонула и испытала глубинный, ни с чем не сравнимый ужас перед тем, от чего невозможно защититься. То ли это было в момент ее рождения, то ли много позже в крохотном деревенском прудике. Ее дед отвернулся на секунду, чтобы взять полотенце, а она оступилась и угодила в маленький омуток…
Поэтому и в тот раз, когда не отец, а Валентин купал ее, совсем маленькую, Марте приходилось сжимать зубы и сдерживать готовый вырваться крик. Наконец он включил душ, чтобы смыть с ее волос пену, а она не смела даже пошевелиться, чтобы большим пальцем ноги дотянуться до слива и выковырять проклятую резиновую пробку. Ванная продолжала наполняться, вода уже подступала к горлу, но Валентин крепко удерживал ее одной рукой, а другой поливал волосы. «Потерпи, киска…» – услышала она, отчаянно зажмурилась и смирилась с кошмаром.
Позже, когда отец отвел ее в бассейн, в первое время Марте было очень не по себе. Со временем все прошло, за исключением единственного: дома она никогда не наполняла ванну водой, ограничиваясь душем…
Она продолжала ждать, прислушиваясь, пока внезапно, словно сам собой, не вспыхнул свет. В зеркале отразилось нечто неприглядное: красное, с перепуганными глазами, взъерошенное, длинная шея в пупырышках озноба.
Марта взяла щетку, пригладила мокрые волосы, запахнула плотнее халат и вышла.
Валентин топтался в кухне, гнусавя под нос какой-то шансон. Она щелкнула выключателем и направилась на балкон в комнате родителей, где стояла сушилка. Внезапно Валентин оказался прямо позади нее и перед самой дверью схватил за плечо.
– Пустите! – Марта попыталась стряхнуть цепкую клешню, но не вышло.
В принципе, Валентин был не намного выше ее, хотя и сильнее. Изловчившись, можно было бы врезать дядюшке, но она не хотела его бесить, потому что не знала, что из этого может выйти.
– Куда все пропали? Где твоя мать? Почему она до сих пор не вернулась?
– Понятия не имею. Уберите руки!
– Я готовлю ужин, детка. Привез кое-что вкусненькое…
– Ну и что? – Марта дернулась, высвобождаясь, и повернулась к нему.
– Ты так быстро растешь. Скоро от милой малышки не останется и следа.
Ее снова замутило. Марта покосилась в сторону кухни.
– У вас там что-то горит.
– Ох, черт, и в самом деле. Совсем забыл, – засуетился Валентин. – В общем, жду тебя к столу…
И так будет во веки веков. Потому что он не собирается покидать их дом. От него разит вагоном, угольной гарью, засаленными простынями, хотя по натуре он чистюля. И еще чем-то таким, что и не описать.
Если бы Марта знала, как пахнет секс, она употребила бы именно это понятие, но ей была известна лишь теоретическая механика интимных отношений. Теоретиков вокруг нее в последнее время было полным-полно – их команда выезжала на сборы всем своим разновозрастным составом. Девчонки постарше не затруднялись ни в лексике, ни в описании своих подвигов.
Парни были сдержаннее, один даже томился по ней. Дарил плюшевые игрушки и однажды набрался храбрости устроиться рядом с Мартой на пляже. Они были ровней – обоим скоро четырнадцать. Из-под полуприкрытых век она видела, какое у этого мальчишки несчастное лицо и как у него что-то шевелится и набухает в плавках, когда он смотрит на нее, вернее, на трусики ее купальника. Но то было другое, почти детское, и они не боялись обидеть друг друга.
С Чужим все иначе. Особенно в те часы, когда приходится оставаться с ним наедине.
Взгляд его зеленоватых, небольших, близковато посаженных глаз не отпускал ее ни на минуту. Как будто терпеливый охотник все время целится в тебя из двустволки, заряженной липким сиропом. Неужели мать, когда они собираются все вместе, не замечает этих ощупывающих взглядов исподтишка, а видит лишь сдержанного, слегка надменного и ироничного своего младшего братца, который пытается учить уму-разуму строптивую племянницу. Или притворяется?
Отец – тот вообще ничего вокруг не замечает, погруженный в свои дела… А кстати – у него же отпуск, а его все нет и нет…
Прихватив из прихожей сумку, Марта направилась в свою комнату и только тогда обнаружила новехонький замок в двери. Не какую-нибудь хлипкую защелку, а настоящий замок, компактный и надежный с виду, с шарообразной латунной ручкой, в которую изнутри вставляется ключ.
Одним движением она захлопнула за собой дверь, повернула ключ и сунула его в карман халата.
Буквально через полминуты с той стороны раздался острый стук костяшками пальцев. Марта злорадно усмехнулась, и тут же в памяти всплыл разговор Родиона по мобильному. В нем почему-то упоминалась ее мать, которую нужно забрать с работы…
Есть хотелось до колик.
В сумке нашелся пакет с яблоками – белый налив, дачный, кусок подсохшей кулебяки, упакованный в пергамент, и какая-то зелень. Она и не заметила, когда бабушка успела все это туда сунуть. Марта разбросала вещички по полкам и уселась за письменный стол у открытого окна – перекусить.
В дверь снова заскреблись, но рот у нее был набит, и она не удостоила Чужого даже мычанием.
Покончив с едой, Марта смахнула крошки со стола, выбросила огрызок яблока в окно и, не гася свет, улеглась в халате поверх старого клетчатого пледа, предварительно отодвинув стопку чистого постельного белья к стене.
Стало тихо-тихо. Валентин, должно быть, убрался к себе, набив брюхо в одиночестве, чтобы на полночи прилипнуть к компьютеру…
Проснулась она от негромкого настойчивого стука в дверь. Голос отца произнес:
– Марточка, впусти меня, пожалуйста!
– Ща-а-с, папа! – Марта зевнула, нащупала ключ в кармане и босиком прошлепала к двери.
– Ну, как тебе? – спросил Федоров с порога, кивая на замок и радостно глядя на дочь. Он был под легким хмельком. – Пришлось повозиться – будь здоров…
– Спасибо, пап. Входи.
Прежде чем захлопнуть дверь, Марта выглянула. Ни звука. «Неужели ушел?» – подумала она и обернулась к отцу. Он уже сидел, развернув стул спинкой к письменному столу, с блаженным выражением на лице. Тем самым, которое появлялось, когда он бывал навеселе.
– А где мама?
– Не знаю, – ответила Марта, не вдаваясь в подробности.
– Вот и Валентин не в курсе, – вздохнул Федоров. – Что-то загуляла наша Александра Максимовна…
– Ты что, выпил? – уже начиная злиться, спросила она. Если Валентин сейчас снова полезет со своими приколами, поддержки от отца в таком состоянии не дождаться. Одни улыбочки.
– Сущую чепуху, Марта, – ответил Федоров с шутовским и одновременно покаянным видом. – Поверь! Но если бы ты знала, кого я сегодня случайно встретил! Причем почти через двадцать лет!
– И кого же? – Она забралась на кровать, сунула подушку под спину и укутала ноги полами халата.
– Леху Гаврюшенко, одноклассника. Уму непостижимо! Мы шесть лет за одной партой просидели. Он теперь персона. Руководит следственным отделом в городской прокуратуре.
– Ну и что? – Марта исподтишка зевнула, прикрыв рот ладошкой. В животе подозрительно заурчало. Сейчас бы какой-нибудь бутерброд…
– Ты ничего не понимаешь! – Федоров возмущенно покрутил носом. – Что значит: ну и что? Человек добился того, чего хотел. Мы с ним были не разлей вода. Их семья жила в соседнем дворе, и твоя бабушка считала Лешку способным парнем, хоть и законченным лентяем… Мы, знаешь ли, интересовались чем угодно, только не уроками. И к четвертому классу изобрели разделение труда: я делал задания по математике, она мне легко давалась, да и твой дед всегда был под рукой, а он – остальные письменные. Встречались за полчаса до школы, передирали друг у друга готовое, и – вперед! Устных не учили в принципе. Леха считал, что если человек не полный обалдуй, то способен все сечь на лету…
– И чем же вы занимались в остальное время? – спросила Марта, одновременно чутко прислушиваясь к голосам, доносившимся из кухни.
Отец, сосредоточившись на своих мемуарах, не обратил на них ни малейшего внимания.
– О! У нас было чем заняться. Футбол. Зимой – хоккей и каток. Зоопарк – в старших классах мы там прогуливали уроки… Была одна такая лазеечка в ограде, и мы всей компанией, человек восемь… Впрочем, это уже не важно, – спохватился Федоров. – Главное, Марта, в том, что через двадцать лет мы с Лехой Гаврюшенко встретились так, будто расстались только вчера. Миром правит случай!..
Она не любила этих ностальгических сеансов. Никому на самом деле это не интересно, кроме того, кто сам пускается в воспоминания. Однако приготовилась терпеливо слушать и кивнула отцу – мол, продолжай, сгораю от нетерпения. На самом деле ей просто не хотелось выходить в кухню, и причину этого она знала.
– Я ездил на фирму забрать кое-какие бумажки и на обратном пути решил заскочить в супермаркет. И сразу увидел Алексея возле кассы. Поразительно – он почти не изменился. Такая, знаешь ли, косая улыбочка, пристальный взгляд… Да что расписывать, скоро сама увидишь, я его пригласил к нам. Ну, конец рабочего дня, в этой толчее разве поговоришь? – Федоров неожиданно разволновался, ему захотелось курить, но Марта внимательно слушала, и он не стал ради сигареты тащить ее на балкон. – В общем, переместились мы в кафе на втором этаже, заказали бутылочку и часок посидели за разговорами…
– Часок? – Марта усмехнулась.
– Думаешь, нам не о чем было поговорить? Ведь мы оба поступали в один и тот же институт – юридический. Было дело. Лешка меня сбил с толку, он тогда мечтал стать адвокатом. В те годы это было жутко престижное заведение, и шансов практически никаких. Кто мы были? Мальчишки из обычных полунищих семей. Правда, у Алексея тетка работала делопроизводителем в суде, но вряд ли это могло иметь какое-то значение… Но он и тогда был упрямым и все-таки выстоял. А я, насмотревшись на тамошнюю публику, когда мы только пришли подавать документы, развернулся и отчалил. Гаврюшенко потом назвал меня трусом. В тот год мы оба поступили – он в юридический, я на свою радиоэлектронику… Не все сложилось, как он хотел, и адвокатура так и осталась на горизонте, но работой он, в общем, доволен.
– А ты?
– Я? Само собой, – удивился вопросу Федоров. – Как же по-другому? Иначе тоска зеленая…
– А как вы с мамой познакомились? Ты никогда не рассказывал.
– Элементарно. Твоя мать только что окончила училище и пришла работать в больницу. Мы там как раз монтировали рентгеновскую установку, ну и вот… Между прочим, Гаврюшенко тоже женат, двое сыновей. Я ему рассказывал о твоей маме, о тебе и о том, как мы с Александрой… – Федоров в панике оборвал себя на полуслове.
Однако Марта уже давно слушала вполуха: в коридоре по ту сторону двери нетерпеливо прохаживался Чужой, давя линолеум плоскими ступнями в домашних кожаных туфлях. Эту его шаркающую походку ни с чем не спутаешь.
Наконец в дверь дважды постучали. Марта отрывисто бросила «да». В щель проделся дядюшка и обычным своим елейным тоном пригласил обоих в кухню – «отведать незатейливой стряпни».
– Ты иди, папа, – сказала Марта, когда Валентин скрылся. – Мне нужно переодеться.
Федоров поспешно вышел, кляня себя на чем свет стоит. Едва не проболтался о том, как убеждал жену завести ребенка и чем это кончилось. И бутылка «Мукузани», которую они прикончили в кафе, тут ни при чем. Все дело в инерции после абсолютно откровенного разговора с Алексеем. Но то был давний и близкий друг, на которого можно положиться во всем, а тут такой ляп…
Пришлось отправиться в ванную, сполоснуть разгоряченное лицо и хотя бы отчасти привести себя в порядок.
Жена все еще не вернулась, телефон в прихожей и его мобильный тупо молчали, в квартире плавилась напряженная тишина.
Мысль о том, что уже не первый год подряд он проводит свой отпуск совершенно бездарно, мелькнула у него ровно в ту минуту, когда Александра шагнула в прихожую, а из своей комнаты показалась дочь.
– Привет, мама! – воскликнула Марта. – Чего это ты…
– Саша, – перебил ее внезапно возникший на пороге кухни Валентин, – ну где же ты бродишь?
– А что стряслось?
– Да ничего особенного.
– Тогда какие претензии?
– Нет претензий. Ты голодная?
– Еще бы.
– Ну так пошли ужинать…
Это была их персональная манера общения. Марта постоянно замечала что-то в этом роде. Будто он был маминым начальством или капризным мужем, не приведи бог.
Александра даже не рассердилась. Сбросила с отекших ног босоножки, повесила сумочку и, словно не замечая Марту, отправилась мыть руки. При этом на ее лице мелькнуло совершенно необычное выражение. Какое-то упрямо-торжествующее.
Стол в кухне был накрыт словно к парадному приему.
Бутылка вина с пестрой этикеткой, пять тарелок из сервиза, свернутые кувертом салфетки, хрустальные бокалы. Тонко нарезанная ветчина, испанская салями, маслинки, огурчики-корнишончики… Ба, а это еще кто у нас за столом? Гости?
Марта замерла на пороге. Спиной к кухонному окну смущенно переминался отец с сигаретой в руке, а рядом, на табурете, восседало довольно жалкое, стриженное почти под ноль существо. Голая худая шея болталась в растянутом вырезе тайваньской футболки. Только поднапрягшись и приглядевшись, в нем можно было распознать женскую особь, причем довольно молодую. Никаких намеков на косметику, из украшений – три серебряных колечка в мочке левого уха.
А может, это все-таки мужчина? – усомнилась Марта, но существо в итоге оказалось девицей, потому что дядюшка, легонько подтолкнув Марту к столу, сказал: «Садись, знакомься, – моя коллега Людмила… Это, Люсенька, моя племянница Марта, я тебе о ней рассказывал…»
Марта кивнула и отвела взгляд от гостьи, – должно быть, та успела появиться в доме, пока она спала.
Вошла Александра и устроилась на привычном месте – во главе стола, искоса поглядывая на эту самую Люсю-Людмилу. Марта потянулась к столу, по-быстрому собрала в тарелку дань – хлеб, ветчину, сыр, огурец и пару маслин, которых терпеть не могла, и поднялась. Напоследок прихватила баночку «пепси».
– Ты куда? – рассерженно спросил Валентин. – Саша, ну что это такое! Опять эти ее фокусы…
– Пусть ест, где хочет, – примирительно проговорил Федоров.
Александра промолчала и стала накладывать закуски на свою тарелку, словно следуя примеру дочери.
Когда Марта скрылась у себя, Валентин захлопотал вокруг девушки, которая сидела все так же неподвижно, глядя в одну точку. Он потянулся к бутылке, разлил вино и театральным жестом приподнял бокал.
– Сережа, Сашенька! Дорогие мои, я встретил свою судьбу… Мы с Люсей решили пожениться!
Девушка не шелохнулась.
– Сегодня встретил, что ли? – не скрывая иронии, спросила Александра. – Как-то это у тебя все… скоропостижно… Ну что ж, мы рады за тебя…
Валентин приобнял девушку за острые плечи, тут же отпустил, сунул ей под нос тарелку и внятно шепнул: «Ну выпей же, милая, и поешь, пожалуйста…»
На мгновение Федорову почудилось, что в ласковом голосе Валентина звучит ощутимая угроза. Но ничего подобного и быть не могло – это сам он завелся после встречи с Гаврюшенко, мерещится разная чушь. Конечно, все это довольно неожиданно, но Валентину действительно давно пора обзавестись семьей. Другое удивительно: за все эти годы он не привел в дом ни одной женщины, а ведь ему уже порядком за тридцать.
Когда вино было выпито и Александра с Валентином занялись едой, Федоров попробовал разрядить напряжение, которое все равно не спадало.
– Откуда вы родом, Люся? – спросил он у девушки, снова закуривая. – Если, конечно, не секрет.
Прозвучало неуклюже. И что ему, в самом деле, до этого? Однако она ответила, назвав какой-то городишко в области. Помолчав, добавила, что теперь живет здесь, родители далеко, школу закончила четыре года назад, однако поступить никуда не удалось ни в Киеве, ни в этом городе.
Голос у невесты Валентина оказался приятный, низкий и бархатистый, несмотря на подростковую внешность, с едва заметной хрипотцой. И как ни странно, дурацкий вопрос Федорова словно расколдовал девушку. Она стряхнула оцепенение, взялась за вилку, что-то съела и отпила несколько глотков из бокала.
– Мы познакомились, – жуя и жестикулируя, вмешался жених, – вполне случайно… у Люси это был первый рейс после курсов проводников резерва, а напарник мой загремел в больницу. Язва, знаете ли, тут шутки в сторону. Вот ко мне и прикомандировали Людмилу. Волновалась, конечно, девочка, но справилась на отлично. Верно я говорю?
– Валентин Максимович мне очень помог. Все оказалось не так трудно, как меня пугали на курсах.
– Понравилось в проводниках? – Почему-то эта девчушка вызывала у Федорова симпатию. И еще – жалость.
– Да я еще не поняла, – девушка неожиданно улыбнулась, обнажив чистые, слегка крупноватые зубы. – Работа как работа. Я много чего перепробовала за это время.
– И когда вы… м-м… собираетесь пожениться? – Александра исподлобья взглянула на младшего брата.
– Валентин Максимович пошутил, – краснея, проговорила Людмила. – Мы ничего такого не обсуждали.
– Прикури и мне, Сережа, – Александра перевела взгляд на девушку. – Благодарю. – Она взяла протянутую мужем сигарету и глубоко затянулась. – Что-то я вас, Людмила, не пойму. И тебя тоже, Валя.
– Дело в том, что я снимаю квартиру за городом, и Валентин Максимович предложил мне пожить у вас пару дней… В промежутке между сменами.
– Люся, я тебя попрошу – побудь пока в комнате, – суетливо перебил Валентин. – Я к тебе сейчас присоединюсь. Еще вина?
– Нет, спасибо.
– Ты сыта?
– Да. Спокойной ночи. – Девушка неторопливо сложила салфетку.
Валентин встал, чтобы пропустить ее к выходу из кухни. Неожиданно Людмила оказалась высокой, выше его на полголовы. Прищурившись, он проследил, как она идет по коридору, слегка покачивая худыми бедрами и свесив тонкие кисти вдоль тела, и снова уселся.
– Какое тебе дело, кого я к себе привел? Чего вы прицепились к девушке? Сказано – невеста, и точка…
– Не понимаю, Валя, зачем ты устроил этот спектакль? – возмущенно проговорила Александра.
– Не поднимай шум, сестричка, нет повода.
– Эта Людмила… она и в самом деле твоя… напарница?
– Во всех смыслах. Она же сама подтвердила… И вообще – какое это имеет значение? Толковая девушка, с ней приятно общаться… – Он явно начинал заводиться. – Что тебе опять не так?
– Ну, я пошел, – сказал Федоров. – Загляну к Марте…
– Иди уж. Мы тут сами приберем. – В тоне жены не было ни намека на благодушие. – У Марты с утра тренировка. Скажи, чтоб немедленно ложилась…
Как только они остались одни, Александра смерила брата тяжелым взглядом и процедила:
– Ну?
– Что конкретно тебя интересует?
– Откуда взялась эта… бритоголовая? Где ты ее подцепил?
– На станции Завасино. Знаешь такую? Три хатки, десяток гусей, грязь по колено и пьяный сторож на выходной стрелке. До райцентра четырнадцать километров по проселку. Стоянка полторы минуты.
– Никогда не слыхала. Значит, не проводница?
– Слушай сюда. Девчонка без роду и племени, только что из колонии. Без денег и жилья. Стояла вся в слезах у моего тамбура, потому что ни один козел в поезде не захотел ее пустить. Голодная, с тощим вещмешком. Я ей денег сую, а она: «Гражданин начальник, возьмите до города, я вам вагон вымою…»
– Пожалел, значит?
– Пожалел, – кивнул Валентин, расслабляясь от того, что Александра смирилась и теперь проглотит все. – Кто б не пожалел такую славную девушку?
– Зачем же ты затеял идиотский театр? Не предупредил? Неужели б я не поняла?
– Тебя не было весь вечер. И муж твой явился только час назад. Кого предупреждать? Я с Люсей на вокзале простился, дал на всякий случай свой телефон. У нее здесь какая-то подружка, вышла на полгода раньше, к ней она и поехала. Да не срослось – подружка оказалась в отъезде… Ну и звонит сюда. Я говорю – приезжай. Тут мы ей слепили на скорую руку биографию…
– Она будет жить с тобой? Здесь?
– Временно, Саша, пока…
– Но ведь ты работаешь! – перебила Александра. – Тебя нет дома по нескольку суток!
– У меня три свободных дня. Попытаюсь через Фролова устроить ее в управление дороги, хотя бы уборщицей. У них есть общага для персонала. Все будет путем. – Валентин усмехнулся. – Может, и в самом деле рискну жениться…
– Вперед, – сказала Александра, сгребая посуду со стола. – Нет возражений. Только уж будь так добр, перебирайся вместе с молодой супругой прямо в вашу распрекрасную общагу.
В комнате Марты Федоров невольно продолжал прислушиваться к тому, что происходило в кухне. Пока все шло как будто мирно. Буря так и не разразилась.
Когда оттуда донесся звон убираемой посуды и плеск воды, он широко зевнул и взглянул на дочь.
Марта как раз заталкивала кулаком подушку в свежую наволочку.
– У тебя все готово на завтра? – спросил он.
– Да, папа, – ответила она.
– Твой дядя только что объявил нам, что намерен жениться…
– И вы поверили? – Марта обернулась и теперь смотрела на отца без тени улыбки. – Иди спать и забудь все, что он вам наплел. Никто ему не нужен, и уж тем более жена. Рядом с Валентином Максимовичем женщины, если не брать в расчет нашу маму, долго не задерживаются.
6
Никакой Люсей-Людмилой она не была.
Звали ее Наташа Орлова, а родилась она на окраине Москвы в тысяча девятьсот восемьдесят пятом. Ее мать, тоже Наталья, опытный врач-педиатр, только в тридцать семь лет с трудом смогла выносить и произвести на свет единственного ребенка.
В самое смутное время перемен, когда ей исполнилось шесть лет, отец увез их с матерью в Украину. В Луганске жила родня по дедовой линии – двоюродные братья, тоже Орловы. Там он вместе с братьями закрутился в каком-то мутном торговом бизнесе, потому что жена долго не могла устроиться по специальности, а деньги от продажи двухкомнатной квартирки в Бирюлево скоро закончились. У отца были золотые руки, он всю жизнь проработал на «вазовской» станции техобслуживания, а здесь пришлось выкручиваться по-всякому.
Когда она перешла в третий класс, ранним осенним утром отца вместе со старшим из двоюродных братьев расстреляли неизвестные в пяти километрах от пограничного перехода. Орловы везли из России товар и остановились перекурить и выпить кофейку на опушке. Стояло начало октября, отец сунулся в лесок поискать опят.
Тут их и накрыли.
Наталья-старшая как раз в это время собралась выйти из дома – по дороге в клинику нужно было отвести дочь в школу. Внезапно нахлынула болезненная тревога, замутило и закружилась голова. Пришлось присесть на диванчик в коридоре и переждать. Она подумала, что следовало бы измерить давление, но время уже поджимало.
Выходя, она с нежностью подумала о муже, которого не видела целую неделю и соскучилась. Уже сегодня он будет дома.
Позже мать вспоминала об этом так часто, что Наталья-младшая запомнила ее рассказ до мелочей.
Это головокружение, эта дрожь в пальцах, эти ватные ноги. И перед началом приема – тонометр в кабинете, на котором ничего особенного. И как она была рассеянна весь день на вызовах, как ошиблась, выписывая рецепт сопливому аллергику Алику Соломонову, – Наташа могла и среди ночи вспомнить имя этого ребенка, – а потом спохватилась, вернулась с полдороги и переписала рецепт, пряча глаза. Как, забрав дочь из школы, торопилась домой с набитой под завязку сумкой с провизией, чтобы порадовать своего Дмитрия.
Мобильники в ту пору были еще редкостью, а домашний не отвечал, и она решила, что муж, умаявшись с дороги, прилег отдохнуть. Им с братом приходилось по очереди сидеть за рулем ржавого «рафика»…
Дом оказался пустым, ни следа присутствия отца – даже брошенное второпях на кухонном столе полотенце так и лежало. Мать принялась за стряпню, потом спохватилась, что у двоюродного брата есть мобильный, стала искать записанный в блокноте номер. Там тоже не откликались. Наконец усадила дочь за стол, поставила перед ней тарелку, а сама отправилась звонить жене брата Никиты.
Ее опередили. Звонок был из прокуратуры, с полной информацией о случившемся, однако она не закричала, чтобы не испугать дочь…
Потом они жили только вдвоем. Мама работала, а Наталья-младшая, едва окончив школу, сразу поступила в Луганский филиал КИБИТ – института бизнеса и технологий. Оставшийся в живых дядя Андрей, закоренелый холостяк, который со временем обзавелся небольшим мебельным магазинчиком, подарил ей компьютер.
Дядя пытался ухаживать за мамой, но без особого успеха. После гибели отца замуж она больше не хотела. Так или иначе, но Андрей Петрович им обоим всегда помогал, и ей иногда даже становилось жаль его – симпатичного увальня с мягкими темно-карими глазами и большими руками в вечных ссадинах. Пока она училась в институте, он регулярно подбрасывал ей денег, привозил фрукты и конфеты – «девочке надо, девочка изнуряет себя учебой», а однажды отправил их с матерью в Крым, в какую-то бывшую «здравницу всесоюзного значения».
