Текст книги "Те, кого нет (СИ)"

Автор книги: Светлана Климова

Соавторы: Андрей Климов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Это все Андрюша… Андрей Петрович.

– Как он? – спросила Наташа, усаживаясь. – Мам, я бы выпила кофе, а потом – в ванную.

– Андрей Петрович?.. – голос матери дрогнул и сфальшивил. Она присела напротив, боком. – Выгуливает собаку, скоро придет. Мы год назад завели таксу. Мальчика. Назвали Захаром… Наташенька! Мы с твоим дядей… расписались… Совсем недавно… Погоди, куда ты?

– Никуда, – с неожиданной злостью сказала Наташа, вскакивая. – Сварю себе кофе сама, если никто не против… Ты будешь?

– Спасибо, я пила, – растерянно проговорила мать. – Почему ты сердишься? Мы собирались тебе сообщить. Ты же ничего не знаешь! Когда ты… когда тебя выпустили, у Андрея Петровича, все, к счастью, благополучно закончилось…

– Мама, где сахар? Хотя, черт с ним! Говори конкретно, что у вас тут произошло?

Наташа села, придвинула к себе чашку и потянулась к рюкзаку за сигаретами.

– Ты стала курить, дочка?

– Да. Рассказывай!

– Ты знаешь, что Андрей Петрович всегда к нам хорошо относился. Я ушла на пенсию и продолжала работать, а полтора года назад меня… попросили. В общем – деликатно предложили уступить место…

– Выставили, значит? – Наташа поискала глазами пепельницу, не нашла и стряхнула пепел в блюдце. – Ты не писала.

– К чему, Наташенька? У тебя своих проблем хватало… Вот тогда Андрей Петрович и поселился у нас… одним словом, мы стали жить вместе. Гражданский брак – так, кажется. Пенсия у меня небольшая, я ее откладывала. Мы открыли счет в банке на твое имя…

– Ты и это утаила от меня, – усмехнулась Наталья, не понимая, почему никак не может справиться с раздражением. Ну, поженились старички, дядя Андрей всегда был неравнодушен к матери. Что она тут себе навыдумывала? – А потом? Что случилось-то?

– Кризис. Какие-то люди избили Андрея, сломали ему руку, подожгли машину. Ему пришлось продать свой бизнес и квартиру – более или менее удачно. Мы сделали здесь ремонт и решили приобрести скромный домик за городом. Чтобы когда ты окончательно вернешься, поселиться там, а тебе оставить эту квартиру.

– Ну да, – фыркнула Наташа. – Все решено за меня и без меня. Так с какой стати вы всю ночь не спали? Почему ты так растеряна, мама?

– Что за странный тон, Наташа?! Выслушай меня спокойно. Подходящий дом пока не нашелся. Мы думали, что у нас еще есть время до твоего приезда. Я не хочу жить слишком далеко от города, потому что машины у нас теперь нет, и, думаю, она нам не понадобится. Мы с Андреем провозились всю вторую половину ночи, чтобы освободить и приготовить комнату для тебя. Мы…

– Спасибо, – сказала Наташа, вставая. – Прости меня. Глупо, конечно. Наверно, я ждала услышать какое-то другое «мы». Но все нормально, мама. Я знаю, что вы с дядей Андреем желаете мне только добра. Спасибо за все. Извини, я пойду к себе, если позволишь. Устала с дороги…

Это было неправдой. Не было никакой усталости. Просто сейчас она не хотела видеть их вместе. Уже закрыв за собой дверь, Наташа слышала баритон вернувшегося Андрея Петровича, плеск воды в ванной – видно, собаке мыли лапы после прогулки, встревоженный голос матери. Она разобрала жалкую кучку своих вещей, пересчитала деньги и покачала головой, обнаружив сунутую Анютой в потайной кармашек рюкзака стодолларовую купюру. Но позвонить и отругать было неоткуда, да и вообще для начала следовало осмотреться в собственном логове.

Здесь все оставалось почти по-прежнему. Даже новые обои и линолеум были тех же тонов, что и раньше – теплых, с преобладанием бежевого. Ее старый письменный стол, компьютер – слабенький по сегодняшним меркам, но все-таки подключенный к сети. Наташа шагнула к платяному шкафу, открыла – там в полном порядке висели ее старые вещи – платья, юбки, блузы, серый блейзер, который полагалось надевать в банк, белый пиджак для особых случаев, махровый халат.

Наташа прихватила халат и направилась в ванную комнату, на ходу заглянув в кухню и спросив у матери, где взять банное полотенце.

Андрей Петрович сидел за столом, прихлебывая чай из цветастой чашки; при ее появлении он поставил чашку и сказал:

– Ну, здравствуй, девочка!

– Здравствуйте! – хмуро отозвалась она.

– Это наш Захар. – Андрей Петрович кивнул на рыжую гладкошерстную таксу, сидевшую у его ног. Пес поднял на Наталью породистую сухую морду, повел влажным носом, принюхался и отвернулся.

– Славный кобелек, – сказала она. – Мама, куда положить грязное?

– В корзинку. Там, в ванной, – засуетилась Наталья Всеволодовна. – Или сразу в стиральную машину… Доченька, нас до вечера не будет, обедай сама, все найдешь в холодильнике.

– Поняла.

– Ты куда-нибудь собираешься?

– Да. Не забудьте оставить ключи, – проговорила она и заперлась в ванной.

Когда оба они наконец-то ушли, Наташа загрузила машину, потом развесила выстиранное на балконе, порылась в шкафу, нашла то, что требовалось, и выгладила. Джинсы цвета стоялых сливок стали великоваты, – и она направилась в комнату матери поискать какой-нибудь пояс. Все это время пес безмолвно лежал в прихожей, но как только она открыла дверь комнаты, угрожающе зарычал.

– Умник! – усмехнулась Наташа. – И ты туда же? Ну иди, иди со мной, Захар, будешь свидетелем, что я ничего не украла. Просто кое-что одолжу на время…

Пес и в самом деле поднялся и последовал за ней. Озадаченное выражение не сходило с морды рыжей таксы.

Подходящий мужской ремень нашелся в мамином шкафу. Там же скопом висели вещи Андрея Петровича – очевидно, их поспешно эвакуировали сюда этой же ночью. У дальней стены – новая двуспальная кровать под ярко-оранжевым покрывалом. На стене, прямо над любовным гнездышком, – пятилетней давности ее собственная фотография в буковой рамочке: скромная трудолюбивая девушка из приличной семьи. Длинные волосы сколоты на затылке, нежное и слегка простоватое лицо, прямой носик, отложной воротничок, сережки с крохотными камешками в маленьких мочках.

Наташа прищурилась: знала бы мама, как они ей пригодились, эти сережки, подаренные к двадцатилетию. Она их не снимала, и в колонию пошла в них, несмотря на запрет и советы: отдай своим, все равно отметут. От кривой злобной дуры, верховодившей в отряде, она отбилась – Анюта помогла, а вот от контролера, положившего на нее глаз, пришлось откупаться этими самыми сережками. Видно, понравились его жене, от нее в конце концов отстали. Тогда же она остригла свои пышные волосы под ноль и впервые закурила…

– Пошли со мной, песик, перекусим, угощу тебя сыром, – вздохнув, сказала Наташа. – Подкрепимся для новой жизни…

Спустя час она уже энергично вышагивала по городским улицам, нацепив солнцезащитные очки, с пачкой денег в заднем кармане джинсов, которые по-прежнему то и дело сползали с бедер.

Ремень не пригодился: брюшко у Андрея Петровича оказалось чересчур солидным, а новую дырку прокалывать она не стала, решив где-нибудь купить собственный. С Захаром они поладили, и пес провожал ее до дверей в превосходном настроении. Наташа тоже чувствовала себя по-другому: ее состояние определялось одним словом: «наплевать».

Странное дело – ведь в прошлом, которое она про себя называла «до», Наташа любила этого человека, брата ее отца, чудом уцелевшего в той давней кровавой мясорубке. Даже мечтала, что когда-нибудь он станет мужем ее матери. Так и вышло. Чего же она хотела на самом деле? Свалиться на голову: мамочка, дорогая, теперь моя очередь заботиться о тебе, я сильная, я сумею!.. Облом. Вместо этого двое пожилых людей станут ее жалеть, кормить, тревожиться о ее судьбе. Счет в банке, квартира, блин!..

В первом попавшемся джинсовом бутике Наташа купила крутой ремень, а в электронном супермаркете в двух кварталах – навороченный смартфон. Присела поблизости в скверике, установила чип и позвонила Анюте.

– Ну? – с ходу заверещала та. – Чего так долго молчала? Как там у тебя?

– Нормально.

– Как тебя встретили?

– Супер.

– Что собираешься делать, подруга?

– Иду в бар, собираюсь подцепить жениха.

– Ого!

– А ты как думала, Анюта? Что я всю жизнь в целках пробегаю?

– …

– Чего онемела? – Наталья повертела в пальцах незажженную сигарету. – У меня, да будет тебе известно, вся жизнь впереди.

– Ты вот что, поосторожней там с женихами, – послышался озабоченный далекий голос. – Они сейчас знаешь какие…

– Да ладно тебе. Уж и пошутить нельзя. Ты себя береги…

Наташа отключила телефон, сунула в нагрудный кармашек холщовой рубашки, а из другого выудила зажигалку.

Еще оставалось время, чтобы просто посидеть на скамейке и ни о чем таком не думать.

Молодежное кафе, которое Наташа помнила еще по студенческим временам, находилось в трех кварталах от центральной площади, можно доехать троллейбусом. Тогда там было запросто – молодежь забегала перекусить, выпить кофе или пивка, вечером – потусоваться со своими.

Когда она вошла в стеклянные двери заведения, бар уже работал, хотя народу почти не было. Веселье закрутится потом, ближе к ночи, она знала. Однако и здесь все разительно переменилось, – отметила Наташа, – даже панели на стенах другие. Не говоря уже о людях.

Впрочем, какая разница, если она не собирается здесь задерживаться? План на сегодняшний вечер созрел у нее, когда она еще сидела в скверике: не возвращаться домой, а снять на ночь номер в хорошем отеле с телевизором и джакузи, надраться и завалиться спать…

Того, кто был ей нужен, Наташа заприметила сразу. Парень сидел у окна в расслабленной позе, один как перст. На столике перед ним стояли пара пустых бутылок из-под «Сармата» и блюдце с орешками. У него были сильные плечи, обтянутые белой футболкой, и светлый, высоко подстриженный затылок. Лица она со своего места не видела, только крупный, с горбинкой, нос и скулу, когда он отпивал из бокала.

Устроившись на высоком табурете за стойкой, она придвинула к себе пепельницу и сказала вертлявому черноглазому бармену, похожему на турка:

– Водку с соком.

– Хотите «Зауэр?»

Она кивнула, понятия не имея, что это такое. В колонии приходилось пить всего несколько раз – в основном разведенный спирт. Анюта предпочитала какую-то кислятину, запивая ею пирожки с капустой и абрикосами. Совсем недавно была хорошая водка – в компании со слесарем, менявшим у подружки прохудившийся стояк. Напиток ей пришелся по вкусу – не расслаблял, не глушил, и наутро не болела голова. Хотя в общем к алкоголю она оставалась равнодушной.

Наташа выкурила сигарету, оценила смесь и заказала вторую порцию. Лимон сжевала вместе с подсахаренной корочкой. Бармен покосился насмешливо, и она, прихватив высокий холодный стакан, поднялась и направилась туда, где дожидался ее одноразовый мачо…

– Привет, – с наглецой произнесла Наташа. – Можно здесь присесть? Этот бармен мне не нравится. Слишком много о себе мнит. Если я мешаю, то на нет и суда нет.

Парень поднял к ней вспыхнувшее румянцем лицо, указал взглядом на стул напротив, и она едва не охнула: симпатичный, но какой же молоденький бычок!

Пиво было так себе, а его руки – крепкими и загорелыми. По крайней мере, с виду.

– Спасибо, – чопорно проговорила Наташа, усаживаясь. Водка таки зацепила ее. – Вы очень любезны… Предпочитаете пиво?

– Выходной, – сказал парень. – Мне тоже этот Мишка не нравится. Сынок нынешнего хозяина заведения.

– Правда? – удивилась она. – Когда-то тут находилось студенческое кафе.

– Вы давно не были в городе?

– В общем, да, – с заминкой ответила Наташа и приложилась к бокалу. – Отбывала срок в колонии для особо опасных преступников…

Он снова порозовел тугими скулами и улыбнулся.

– Как вас зовут?

– Наташа… Может, лучше на ты? – сказала она и подумала: «Ну – все. Какие ямочки!» – А тебя?

– Богдан.

– Почему выходной среди недели?

– Я заканчиваю Донбасский технический. На каникулах торчу в городе, работаю охранником. Нужно помогать матери, у меня еще две младшие сестры и брат. Отец погиб в шахте, когда я перешел на второй курс, но мама не захотела, чтобы я бросил учебу. Дома работы нет, в забой она меня не пускает…

– Какой положительный! Значит, ты не луганский?

Он назвал шахтерский поселок. Пиво у него уже заканчивалось, орешки тоже.

– А где это?

– Неважно, – парень нахмурился. – Зачем тебе? Ты спросила, я ответил.

– У, какие мы колючие. Не нужно злиться, Богдан. У меня отца убили, а мама на днях вышла замуж… – Наталья щелкнула зажигалкой и предложила парню сигарету. Он отрицательно покачал головой. Без улыбки. – Слушай, хочешь начистоту?

– Давай.

– Я тебе нравлюсь?

– Да. Ты красивая и стильная.

– Вот! – Наташа одобрительно кивнула. – Я в здравом уме и все, запомни это на будущее, – держу под контролем. Ты мне тоже очень понравился. Сколько тебе лет?

– Будет двадцать три…

– О’кей. Хорошо, что ты совершеннолетний и меня не обвинят в совращении… Я на три года старше тебя, значит, мудрее. Верно?

– К чему ты клонишь? – усмехнулся Богдан. – Ты же собиралась говорить прямо.

– Куда уж прямее. Мы должны с тобой переспать. Согласен?

– Думаю, что согласен, – ответил он, помедлив.

– Тогда допивай свое пиво, а я загляну в сортирчик… Приведу себя в порядок, так сказать. Встретимся на улице, дорогой!

Она была уверена, что парень слиняет, предоставляла ему такую возможность, однако Богдан стоял у входа и ждал. Он оказался высоким и сильным, таким, как надо, чтобы чувствовать себя защищенной. Она нечаянно споткнулась на нижней ступеньке, парень подхватил ее и слегка обнял.

– Ко мне нельзя, – вспыхнув, шепнула Наташа.

– Тогда идем ко мне. Я летом снимаю комнату, пока общежитие на ремонте…

– Пешком?

– Естественно, – сказал он.

Пока они брели по предвечерним улицам, Наталья все ему выложила. Чтобы не было иллюзий и без туфты. Впервые рассказала чужому человеку о том, что с ней произошло. О том, как было на зоне, – ни слова, лишь чуть-чуть об Анюте. И слава богу, он не предложил купить еще выпивки, они только заглянули в продовольственный, где Богдан взял бутылку минеральной, пару бананов, хлеб, а она в соседнем ларьке – сигареты и пакетик турецких презервативов.

Дом его находился в районе старых запущенных трехэтажек. Из тех, о которых на востоке Украины говорят, что их строили пленные немцы. Они подошли к распахнутому подъезду, Богдан поздоровался с парнями, шлепавшими за дворовым столиком картами, и пропустил ее вперед.

– Ты живешь один? – спросила Наташа, пока они поднимались.

– Нет, – ответил он. – Но ты не переживай: моя хозяйка ничего не слышит и почти слепая. Очень пожилая, у нее никого нет. У меня отдельная комната. Удобно и недорого.

– Ясно, – сказала она. – Можно приводить девушек…

Он хмыкнул, повертел ключом в замке и снова пропустил ее вперед в темный коридорчик. Где-то сбоку, за приоткрытой дверью, бубнил телевизор.

– Богданчик, это ты? – донесся дребезжащий старческий голосок.

– Да, баба Маня, – парень просунул голову в комнату. – Я не один. С другом. Он останется на ночь. Вы не против? Я вам бананов купил и булочку.

– Пускай себе ночует, хозяйничайте, – услышала Наташа одышливый ответ. – Я сериал смотрю, мешать не буду…

– Сюда… – Богдан распахнул перед ней дверь своей комнаты. – Я сейчас вернусь. Нужно охладить минералку.

В крохотной комнате с открытым окном было чисто и практически пусто. Из мебели стояли фанерный шкаф времен чуть ли не первой мировой и ножная швейная машинка, покрытая плюшевой скатертью и служащая столом. На ней стопкой были сложены выглаженное постельное белье и рубашки. Низкий диван и журнальный столик рядом. Пара шатких с виду стульев. На вбитом в стену гвозде на плечиках висел темно-серый пиджак, под ним – гантели и баскетбольный мяч. Кривая полочка с книгами на стене; ни икон, ни фотографий, ни цветов на подоконнике…

Богдан вошел, запер дверь на ключ и сразу обнял ее. От него свежо пахло зубной пастой и мылом, он был без футболки. Прижав Наташу к себе, он коротко поцеловал ее в губы, одновременно неуклюже пытаясь вытащить полы ее рубашки из джинсов.

– Стоп, – она не без труда вывернулась из настойчивых рук и заглянула ему прямо в глаза. – Мы ведь без пяти минут близкие люди? Тогда слушай! Я еще никогда не спала с мужчиной, сам понимаешь, не было времени. Ты у меня будешь первый. Поэтому предупреждаю: я не люблю всех этих нежностей, слюнявых поцелуев, орального секса и прочей дребедени. Мне ни к чему беременность, поэтому будем использовать подручные средства, хотя я не особенно в курсе, как применяются эти штуки…

– Я тоже, – перебил он ее.

– Ты никогда не пользовался презервативом? – возмутилась Наташа. – Ты не боишься подхватить какую-то гадость? Вот уж не думала, что ты такой жеребец.

– Все сказала? – Богдан снова притянул ее к себе. – Теперь помолчи, моя очередь. Ты тоже у меня будешь первая, думаешь, я не нервничаю? Я встречался с девушками, но до этого не доходило. Учеба, работа. В общем, не хотел брать на себя ответственность, дурак, конечно. Ты не уйдешь, Наташа?

– «Богданчик привел к себе приятеля»… – усмехнулась она. – Никуда я не уйду, и торопиться нам некуда. Покажи-ка ты, чудо мое, где тут что находится. Я тоже хочу умыться, у меня лицо горит и щиплет. И еще… Мы с тобой должны чем-то подкрепиться, чтобы были силы и все получилось качественно. У тебя есть что-нибудь в холодильнике?

– Суп и вареная колбаса.

– Давай супчику. Ужинать будем на кухне? Тогда и бабульку зови.

– Она уже спит давно перед своим телевизором…

– Счастливая, никаких забот. – Наташа глубоко вздохнула и спросила: – Ну, как тебе мой план?

– Принят на все сто, – ответил Богдан. – Ты и правда не уйдешь?

– Что ты заладил одно и то же? – сказала Наталья. – Конечно, уйду и тебя брошу. Но уж, во всяком случае, не сегодня.

4

В саду было еще по-летнему светло, с озера тянуло прохладой, но мошкара уже кружилась под навесом беседки. Александру, несмотря на пару рюмок коньяка, то начинало знобить, то снова бросало в жар.

Она сердилась: на дочь и младшего брата – те до сих пор не вернулись, а автобус ушел, и теперь придется решать с Савелием вопрос о ночлеге. А заодно и на мужа. Отыскав взглядом юбиляра, она невольно отметила, что Савелий сверх всякой меры оживлен, а значит, сильно нетрезв. При других обстоятельствах он обычно сдержан, даже может показаться угрюмым.

Досадливо тряхнув головой, Александра выбралась из-за стола.

– Нам, наверное, тоже пора, – проговорила Ксения, соседка Смагиных, обращаясь к хозяйке дома. Ей тоже не нравилось, что муж на пару с виновником торжества все чаще прикладывается к рюмке. Настроение упало, давила смутная тревога, хотелось поскорее оказаться дома. Перехватив взгляд Сергея Федорова, она торопливо повторила: – Мы все-таки пойдем… Иван, прошу тебя, поднимайся, пора и честь знать!..

– А чаю? – спохватилась Инна Семеновна. – Ведь еще и семи нет! Давайте по-соседски, в узком, так сказать, кругу… Торт заждался.

– А-атставить торт! – благодушно прогудел полковник – Ксения, ты тут не командуй! Нормально сидим! Верно говорю, Вань? У меня у самого завтра прямо с утра дел под завязку… Инна, а куда это Родион подевался, давно не вижу?

– Уехал на рыбалку.

– Это ж на чем он уехал?

– На «казанке».

– Рыбачит! Вот оно что… А вы куда? Уходить?.. – Савелий Максимович поднялся и схватился за столешницу, ловя равновесие. – Все разбегаются… Ну, раз надо – держать не стану. Инна, я провожу, – обернулся он к жене. – Заодно выпущу Хубилая, пусть побегает на свободе… Потом поднимусь к себе и подремлю малость. Вот тогда и чайку…

– Оставь в покое собаку! – крикнула Инна Семеновна вслед, но полковник только отмахнулся. – Вот упрямый бес!.. Люди же вернутся, еще напугает, – сказала она Сергею. – Ну, да пусть делает, как привык. Уйдет в дом, я опять запру пса. В таких случаях с Савелием лучше не спорить: поспит полчаса и снова как огурчик. Ты чем-то расстроен?

– Что-то их до сих пор нет…

– Мало ли… Озера большие, погода отличная. Может, Родиона встретили с Володей, решили присоединиться, у мальчишек всегда лишняя снасть найдется. Да не волнуйся ты по пустякам, скоро явятся! Лучше налей и мне глоток коньяку, там еще осталось на донышке. Посидим пять минут спокойно, пока комар еще не злой, запрем пса, прихватим твою жену и – в дом.

Федоров промолчал. Инна потянулась к выключателю, под сводом навеса ярко вспыхнула пара светильников. Холодный галоген смешался с зеленоватым светом уходящего дня. В самом деле становилось свежо, и он подумал, не сбегать ли за пиджаком, но тут появилась Александра, бросила ему на колени пиджак и возмущенно воскликнула:

– Вот вам и пожалуйста! Это твое воспитание, Сергей! Девчонка творит все, что ей в голову взбредет, на остальных ей наплевать…

Жена грузно опустилась на пластиковый стул, кутаясь в незнакомую толстую кофту, которую, должно быть, взяла в доме.

– Не я же ее отпустил! – вспыхнул Федоров. – В чем ты меня упрекаешь? К тому же с ней взрослый человек, твой родной брат, между прочим. Есть у него голова на плечах или нет? Какие ко мне претензии?

– Вот именно! – огрызнулась Александра. – Марта кого угодно заставит все сделать по-своему. Тем более Валентина. Такой же тюфяк, как ты.

– Саша, прекрати ради бога!

– А тебе известно, что Валентин почти не умеет плавать? Он всегда боялся глубины. Уже холодает, а у них там даже накинуть нечего…

– Да я-то тут при чем? – не выдержав, закричал Федоров.

– Сережа, Саша, нечего ссориться по пустякам, – вмешалась Инна Семеновна. – Что это вы, в самом деле? Погода тихая, волны нет. Тут в непогоду на озере ни души, а сегодня лодок полным-полно. Скоро будут…

– Инна, – успокаиваясь, проговорила Александра, – ты же понимаешь, что из-за них нам придется у вас остаться до завтра. Как к этому отнесется твой муж?

– Нормально отнесется, – пожала плечами невестка, прикидывая про себя, как побыстрее прибраться в беседке. – Савелий едет прямо с утра, захватит и вас троих. А нет, так Родион отвезет. Чего-чего, а места в доме хватит всем… Собирай, Сашенька, все со столов и тащи в кухню. Сергей поможет. А я пока загоню пса, сбегаю взглянуть на Джульетту и присоединюсь к вам…

И для Ксении этот день выдался непростым, – лишь с трудом она дала мужу уговорить себя отправиться на юбилей к соседу. С тех пор как стало окончательно ясно, что детей у них больше не будет, по воскресеньям с утра она отправлялась пешком на кладбище, прихватив цветы или детскую игрушку. Муж предлагал отвезти – Ксения отказывалась, ссылаясь на то, что целыми днями никуда не выходит, кроме поселковых магазинов. Местное кладбище находилось на окраине Старых Шаур, в двадцати минутах ходьбы; игрушки с могилы сына часто воровали, но она упорно покупала новые и снова несла. Она убирала в оградке, если появлялся мусор, или просто сидела и курила одну сигарету за другой. Иван бывал здесь дважды в год – осенью и весной, когда нужно было навести полный порядок перед зимними непогодами или высадить цветочный бордюр…

Как только они вернулись к себе, муж сразу же ушел в спальню, молча разделся и завалился в постель. Ксения сменила платье на спортивный костюм и пошла кормить собаку. Своего кавказца они нечасто выпускали на подворье, предпочитая брать с собой на прогулки в окрестностях или в лес.

Покончив с кормежкой, Ксения вымыла руки и заглянула в комнату, чтобы погасить свет и прихватить сигареты. Там с голой стены взглянул на нее увеличенный черно-белый фотопортрет сына, ее единственного мальчика, навеки оставшегося восьмилетним. У Тимура были живые и лукавые темные глаза, вьющиеся волосы и блаженная улыбка во весь рот. «Почему он тогда так веселился? – подумала женщина, пытаясь припомнить. – Совершенно стерлось, при каких обстоятельствах и где это снято…»

Стремительно темнело. Ксения включила лампу на веранде, вышла в притихший сад, села на скамью и щелкнула зажигалкой.

Эта рана никогда не заживет. Муж был внимателен и чуток, оберегал ее, как умел, но скоро свыкся с потерей ребенка, а она не смогла. Как не смогла никому рассказать о своих мучительных подозрениях и преследовавшем ее чувстве вины. Даже отцу, когда довелось мчаться в Крым, чтобы застать последние часы матери, а потом похоронить и ее. Только сестре Ксения сухо обмолвилась, что ничего бы не случилось, если бы она в тот вечер в поезде смогла справиться с сонливостью…

Вместе с телом Тимура ей выдали акт экспертизы. Из него вытекало: никаких следов насильственных действий, все происшедшее – трагическая случайность. Ребенок остался без присмотра, шалил, каким-то образом открыл дверь тамбура соседнего вагона и по неосторожности выпал на ходу поезда. Позже выяснилось, что дверь в соседнем тамбуре полночи простояла настежь и никто даже не подумал ее запереть. Но тогда как появились странные кровоподтеки на предплечьях сына, которые она заметила, когда стала снимать с изломанного тельца рваные в клочья шорты и футболку? Ксения не могла оторвать взгляда от его мучительно закушенного, сведенного последней судорогой маленького рта и запекшейся крови на лбу и висках, но все равно заметила многое, не только синяки…

Откуда все это? Баловался, выпал «по неосторожности»? Да никогда на свете она этому не поверит. Тимка мог скакать по полкам, без устали носиться по проходам, болтать с пассажирами, но сунуться в тамбур или, упаси боже, без разрешения отправиться в соседний вагон – такое нельзя и вообразить. Он был послушным и осторожным, с великолепной координацией и ясным, почти взрослым умом и не стал бы соваться в открытую дверь на ходу поезда, за которой только ветер и тьма…

«Ошибки нет, – размышляла Ксения. – Я его определенно узнала. Это тот самый проводник. Того тоже звали Валентин: я хорошо помню, как к нему обращалась пожилая проводница из другого вагона как раз тогда, когда мы с Тимкой отдавали ему билеты. А он меня не помнит. И неудивительно: тогда я была молодой, тоненькой, загорелой, с коралловыми бусами на шее, красила губы, носила кольца и тяжелый серебряный браслет с сердоликами. Позже он предложил нам чаю и шутил с Тимуром. Очень вежливый и предупредительный. Я помню это лицо, он почти не изменился. Те же залысины, те же по-рачьи выпуклые прозрачные глаза, очень светлая кожа на тыльной части кистей, будто присыпанная мукой…»

Она вскочила и бросилась в дом. Один из спаренных аппаратов стоял в темной спальне, откуда сквозь приоткрытую дверь доносилось похрапывание мужа, другой – внизу в гостиной. Торопясь и не попадая на кнопки, Ксения набрала номер соседей. Подошел полковник – вот уж кого она не ожидала услышать. Голос был хриплый, свирепый, с невнятными, какими-то полупрожеванными интонациями.

– Я хотела бы поговорить с Инной, – сказала Ксения первое, что пришло в голову. – Ваши вернулись?

– Нет, – рыкнул Савелий Максимович. – Родион приехал с рыбалки, а этих двоих все еще нет, черт бы их подрал… А в чем дело?

– Да так, к слову… Как вы себя чувствуете?

– Лучше всех…

– Я завтра ей перезвоню. Спокойной ночи!

– И в самом деле. У жены что-то голова разболелась, она прилегла. Всего доброго…

Ксения застыла без движения, сжимая в кулаке телефонную трубку.

«Если это тот Валентин, – лихорадочно, словно в трансе, прошептала женщина в пространство перед собой, – они… он не вернется. Или вернется один. Теперь будет так: с девочкой произошел несчастный случай… Бежать туда, к ее родителям? Но ведь никто не поверит ни единому слову… Это он, я теперь точно знаю – он убил моего сына!..»

Однако Ксения не сорвалась с места, не бросилась к соседям, а снова вышла в сад, словно должна было чего-то или кого-то дождаться. Она не понимала, что с ней происходит, боялась лечь рядом с мужем и твердо знала, что уже не заснет до утра.

Инна Семеновна и впрямь ног под собой не чуяла, однако о том, чтобы прилечь, не могло быть и речи. Ни Валентин, ни Марта так и не объявились, что-то странное творилось с ее мужем, и только с кошкой был полный порядок. Слабое утешение.

Звонок соседки раздался как раз в ту минуту, когда она вошла в кабинет к Савелию. Родион, только что вернувшийся с рыбалки, узнал, что Марты еще нет, и снова поднял шум. Александра, сама в пух расстроенная, бросилась его успокаивать. Тут Инна услышала, как сверху ее во весь голос зовет муж. Пришлось подняться. Савелия она застала в таком виде, будто его вот-вот хватит удар.

– Что случилось? – осторожно спросила Инна Семеновна, как только он, весь багровый и взмокший, швырнул телефонную трубку. – Кто тебе звонил? Вы с Родионом сегодня оба будто с цепи сорвались. Я просто в растерянности…

– При чем тут Родион? – отмахнулся полковник. – Звонила Ксения. Я сказал, что ты уже спишь… Прикрой дверь, Инна, и иди сюда. – Савелий Максимович поднялся из кресла и шагнул ей навстречу.

– Да что это с тобой? – уже пугаясь, повторила она.

– Из ящика моего письменного стола пропали деньги, довольно крупная сумма…

– Савелий! Этого быть не может! Ты не ошибся? Ты хорошо посмотрел?

– Не мели чушь, Инна! Я что, не в курсе, что находится у меня в столе?

– Ну, успокойся, пожалуйста, не нервничай, – быстро проговорила Инна Семеновна, – пойдем, присядь и расскажи толком, что случилось.

Полковник послушно двинулся к дивану, опустился на него и проговорил:

– В столе, в верхнем ящике, лежали деньги. Я там держу на всякий случай некоторую сумму наличными в валюте…

– Сколько?

– Погоди! Ящик всегда заперт, ключ я прячу. Сегодня я расплачивался с Криницким. Затем мы с Григорием спустились к вам, а ключ я, очевидно, оставил в замке – торопился. Обнаружил я это только сейчас. Ящик был не заперт, я удивился, выдвинул и пересчитал купюры, потому как банковская упаковка показалась мне порядком похудевшей…

– Деньги были в конверте?

– Инна, не перебивай! – раздраженно выкрикнул полковник. – В каком, к дьяволу, конверте? Лежало себе пять тысяч зеленых. Сотенными бумажками… Восемьсот я отдал Григорию. Три тысячи сто как корова языком слизала.

– Не может быть! – охнула Инна Семеновна.

– Еще как может! – Полковник вытащил из кармана свернутые в трубку купюры и помахал перед носом жены. – Вот они! Факт есть факт. В доме сегодня крутилась прорва народу. Это тоже можно считать доказанным фактом.

– Савелий, никто из гостей в кабинет не входил. Все постоянно находились в саду… Кроме меня, Родика и наших родственников в доме вообще ни души не было…

– Именно. Родион никогда не посмел бы. Да и зачем? Мы ему ни в чем не отказываем. Криницкий? Исключено… Сестра? Ее муж? Они наверх не поднимались. Стоп! Там ведь могла побывать эта, как ее… Наталья. Ну, та девушка… я посылал ее за коньяком…

– Савелий, это вряд ли! Наташа, как мне кажется, порядочный человек.

– Где это у нее написано, Инна? И куда она девалась?

– Уехала.

– Ага… Если не ошибаюсь, она должна была уехать только завтра?

– Это я ее отпустила, – виновато проговорила Инна Семеновна. – Ей срочно понадобилось в город, я уже не помню, в чем там была причина. Она переделала гору работы, и я еще подумала, что при таких обстоятельствах незачем тут находиться постороннему человеку.