Текст книги "Те, кого нет (СИ)"
Автор книги: Светлана Климова
Соавторы: Андрей Климов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
– Вы – молодцы. А вот мы с Иваном так и не рискнули, – повторила женщина. – Даже тогда, когда поняли, что детей у меня больше не будет… Второго сентября девяносто восьмого мы похоронили Темку, и я думала, что вообще больше не встану на ноги. Ни врачи, ни лекарства не помогали. Днем и ночью меня беспрерывно терзало единственное: почему я, почему именно со мной? Как вышло, что я после стакана чая, который принес проводник, прилегла с книжкой и вдруг уснула? Ведь было еще почти светло, с момента отправления поезда прошло всего три часа! Такого со мной никогда не случалось… Почему я его не уложила, прежде чем лечь самой? У Тимура это было с младенчества – не затолкаешь в постель, пока не набегается до изнеможения. Он был фантазер, страшно доверчивый, расположенный ко всем людям… На меня навалилась какая-то тяжелая дремота: я слышала, что поезд где-то стоит, потом движется, опять останавливается, но открыть глаза не было сил, будто меня сглазили. А когда уже к полуночи я очнулась, Темки рядом не было… Вместе с проводником мы кинулись его искать по всем вагонам: мне казалось, вот-вот сойду с ума. Его нигде не было, и в Запорожье я схватила вещи и помчалась в отделение транспортной милиции. Поезд, конечно, ушел, а через час в отделение позвонили и сообщили, что на перегоне под Новоалексеевкой обходчик обнаружил его тело… Потом Тимура привезли, и была экспертиза, которая не обнаружила никаких следов насилия, за исключением травм, полученных при падении. Еще до того стало известно, что в соседнем вагоне проводница почему-то оставила незапертой дверь дальнего тамбура – того, где обычно курят… Вы, Сергей, даже не догадываетесь, что значит жить с чувством такой вины…
Густые ресницы женщины дрогнули и опустились.
«Ну вот, так я и знал, – обреченно подумал Федоров. – Сейчас она заплачет, а что я ей могу сказать в утешение, когда она день за днем живет в таком кошмаре?»
Ксения Асадовна, однако, не заплакала. Вскинула глаза, посмотрела на Федорова странным долгим взглядом и внезапно спросила:
– Кто сидел рядом с вами за столом? Из того, что говорила Инна, я поняла, что это брат Савелия Максимовича. Или я ошибаюсь?
– Вы имеете в виду Валентина? Ну конечно. Он самый младший из Смагиных.
– И он вроде бы работает на железной дороге?
Федоров не успел ответить – к ним приближался муж женщины.
Иван Алексеевич кивнул Федорову и опустил ладонь на плечо Ксении:
– Ксюша, а я тебя повсюду ищу. Савелию Максимовичу помощь нужна…
– Что там случилось, Иван?
– Ничего особенного… А ваша дочь, между прочим, интересовалась, где вы, – мужчина неодобрительно покосился на окурки у скамьи. – Минут десять назад. Она сидела рядом с Валентином Максимовичем, а потом отправилась искать мать.
– Ясно, – сказал Федоров, поднимаясь. – Иду разбираться.
Этот самый Иван Алексеевич ему почему-то не приглянулся. Глаза настороженные, жесткие, смотрят с подозрением. Повадка хозяйская… «Чертовщина, – досадливо поморщился он, направляясь к дому. – Ну нельзя же так… Люди пережили страшное горе, и еще неизвестно, как бы я себя вел, оказавшись на их месте…»
Гости разбрелись кто куда – в застолье образовалась пауза. Жену Федоров снова обнаружил в кухне – нацепив осточертевший фартук, она перемывала десертные тарелки и стопкой складывала на барную стойку. Не успел он появиться в дверях, как услышал раздраженное: «Помоги вытереть, будь так любезен!»
– А почему ты этим занимаешься, – удивился Федоров. – Где Инна, где эта… девушка, наконец?
Однако безропотно взялся за полотенце.
– Скоро явятся.
– А Марта где? Тут мне сказали, что она меня искала.
– Вот именно. – Александра сняла фартук и швырнула его на угловой диванчик. – Пока ты там прохлаждался, надумала разродиться кошка. Инна все бросила и со всех ног к своей обожаемой Джульетте. Сына отправила на машине в город за ветеринаром. Савелий, естественно, надулся, однако мы с ним решили, что кошка, хоть бы и самая породистая, – не повод, и пусть все идет как положено… Тут объявляется наша Марта. Подсела, глазки умоляющие. Ей, видите ли, позарез охота прокатиться по озеру, дожидаться Родиона она не хочет, никакой рыбалки не предвидится, потому что ветеринара придется отвозить обратно… Дай сигарету, Сережа!
Он протянул жене смятую пачку.
– Что за нелепая затея? Я не хотел бы…
– Погоди… – Александра присела на высокий табурет у стойки, переводя дух. – Они с Валентином договорились, он ей составит компанию. На часок, не больше… Савелий разрешил. Велел только далеко не забираться.
– И ты позволила?
– А что тут такого? С мальчишкой можно, а со взрослым серьезным человеком нельзя? Все равно Марта остается ночевать и весь завтрашний день будет торчать на озере. Почему тебя это не беспокоит?
– Хорошо, – согласился Федоров. – Тут ты права. Раз позволено одно, почему отказывать в другом?
– Они ненадолго. – Александра примирительно коснулась его руки. – И я даже рада. Знаешь, мне показалось, что Савелий чуть ли не с облегчением вздохнул, когда я ему сказала о просьбе Марты. Можешь себе представить?..
– Так мы определенно не возвращаемся в город?
– Ты же видишь… Все идет кувырком.
– А чего ты хотела, Саша?
– Сам знаешь, – буркнула Александра. – Хорошо хоть без скандала обошлось. Савелий держался в рамках, но пил рюмку за рюмкой, а Валька – ну точно как в детстве, все исподтишка. Молчит, косится, а тем временем… Да ну их, Сережа, пусть сами разбираются между собой, не буду я больше в это вмешиваться.
– Давно бы так. Дождемся Валентина и сразу втроем уедем.
– Я тут уже договорилась – нас прихватит с собой один из гостей. С Родионом ничего не получится, ему доктора везти обратно, причем неизвестно когда. Чистое сумасшествие!..
В кухню вошла Ксения, и жена умолкла. Следом появилась Наташа. Федоров сообразил, что теперь здесь в нем не особенно нуждаются. Он уже собрался было сходить к причалу, но на пороге его окликнула жена, протягивая мобильный телефон дочери:
– Сережа, сунь в карман. Мне некуда, а сумка осталась в столовой… Или нет – отнеси туда. Марта так обрадовалась, что я ее отпустила, что забыла все на свете. Надеюсь, она хотя бы бейсболку надела, как ей было велено.
– И зачем ей на озере мобильник, в самом деле? – Федоров небрежно сунул телефон в брючный карман. – Еще уронит в воду. Пойду-ка взгляну, как там у них дела…
Из этого ничего не вышло. С полпути Федорова позвали под навес, к столу, где срочно потребовали продегустировать коньяк. Как раз подоспела Наташа с какими-то особыми закусками, все, кто еще оставался за столом, вдруг оживились, и прежде всего сам Савелий, которому отсутствие Валентина странным образом вернуло хорошее расположение духа. В результате на причал Федоров так и не попал.
Теперь его соседом стал тот самый молодой, жуковатого вида мужчина – никакой не подрядчик-мошенник, как поначалу решил Федоров, а владелец рекламного агентства. Он-то и оказался тем самым гостем, приехавшим из города на своей «субару» и согласившимся захватить их с Александрой и Валентином на обратном пути. Бедняга не пил и сильно маялся. Звали его Арсений, жил он чуть ли не на соседней улице и закончил ту же школу, что и Сергей, только семью годами позже. Поговорили сначала о школе, об отце Федорова, которого парень хорошо помнил, затем съехали на неприятности Арсения.
– Мне, слава богу, далеко за тридцать, – жаловался собеседник, – а я даже жениться не могу себе позволить. Перепихиваюсь, блин, на ходу, как павиан. Потому как кручусь день и ночь. Сначала ставил агентство на ноги, потом расширялся, прикупил через Савелия Максимовича – чтоб он был здоров – отличное помещение, перевел в нежилой фонд, отремонтировал, приобрел оборудование для собственной типографии, а тут – они…
– Кто? – удивился Сергей. Коньяк подействовал на него как обычно: голова ясная, ноги вялые, настроение – жена его определяла коротко: «китайская лапша».
– Как кто? Рэкет, – угрюмо проговорил Арсений, утыкаясь в тарелку. – Кому ж еще быть?
– Вы серьезно? Рэкет в наше время? Сейчас ведь не девяностые.
– Вы, Сергей, наивный человек, – Арсений косо усмехнулся. – Или дурака валяете. Думаете, с середины девяностых что-нибудь изменилось? Ничего. Меняются только персонажи: сначала быки в «адидасе», потом налоговая, пожарники и прочая сволочь, а теперь – прокуратура… Я чего тут тусуюсь? Думаете, из уважения к полковнику, которое, будем говорить открыто, мне влетает в копеечку? Можете представить, сколько стоит бесплатное размещение рекламы его фирмы на трех городских телеканалах? Он ведь ваш брат, нет? Ах, брат жены… Ну, неважно – все равно близкий родственник… Так вот, Савелий Максимович предложил: давай, приезжай, я тебя с областным прокурором сведу, он у меня в соседях, нормальный мужик. И что имеем? Потолковал я с этим Шерехом напрямую: достали, говорю, ваши парни, аппетиты у них крокодильи, надо ж меру знать. Назвал пару фамилий – прокачал по своим каналам. И что? Глазки стеклянные, губки в линию. Вы, говорит, молодой человек, органы прокуратуры здесь не черните. Наши сотрудники люди кристально честные, многократно проверенные… Я на попятный: проблеял что-то, а он, уже снисходительнее, – мол, подъезжайте в прокуратуру, запишитесь на прием, поговорим конкретно, надеюсь, разберемся. И отвалил вместе со своими очочками. Теперь и этому заносить придется, только будет ли толк?
– То-то я смотрю, не видно его нигде, – заметил Федоров.
– Убыли-с, – язвительно произнес рекламщик. – Я бы и сам уже, так сказать, убыл, да неудобно перед вашей супругой – обещал подбросить в город.
К чему клонит этот Арсений, Федоров тут же сообразил.
– Да выбросьте из головы и езжайте, – воскликнул он. – Какие проблемы? Неудобно!.. Разве вы обязаны?.. Забудьте, пожалуйста, я вас очень прошу, и не теряйте из-за нас времени…
Федоров торопливо выбрался из-за стола, хлопая по карманам в поисках сигарет, нащупал мобильник дочери, вспомнил, что обещал жене положить его в сумку, но махнул рукой. Кое-кто из гостей в самом деле уже уехал, и под навесом теперь оставалась сугубо мужская компания. Он направился к дому, где, вероятно, сейчас находились женщины, а с ними и Александра.
И сейчас же увидел жену – она сидела на верхней ступеньке у входа. Солнце, уже скатывавшееся к западу, освещало ее замкнутое лицо. Углы губ опущены – Александра явно чем-то расстроена. Федоров не стал вникать – горячо заговорил еще на ходу:
– Послушай, Саша, зачем ты связалась с этим Арсением? Мы что, не можем добраться в город сами?
– И ты туда же! Чего расшумелся?
– Я? – он уже сердился по-настоящему. – Разве я не прав? Этот скользкий тип…
– О чем ты, Сережа? – поморщилась Александра. – Ты, я вижу, слегка перебрал. Сначала Родион на меня наорал, теперь ты возникаешь с какими-то невнятными претензиями.
– Родион? – осекся Сергей. – Как тебя понимать?
– Понимай как знаешь. Порадовал племянничек…
– Так в чем дело?
– «Где Марта? Зачем вы ее отпустили одну?» – «Она не одна, – отвечаю. – С ней Валентин…» – «Ну и что, что Валентин? Они же ничего не смыслят в моторе! Там с аккумулятором неполадки…» – ну, просто как с цепи сорвался мальчишка, я его таким еще не видела. «Успокойся, – говорю, – скоро вернутся. Марта обещала недолго…» – «Чертовщина, – кричит, – а отец куда смотрел?» Тут появляется Инна и прямо к нему: «Родик, отвези, будь добр, доктора в город, он не может остаться, у него срочные дела…» Видел бы ты, как он на нее взглянул! Совершенно не похож на себя…
– Уехали?
– Да. Инна возится с котятами. Двое, третий мертвый… Господи, как я устала от этого дня, Сережа, ты просто не представляешь. Скорей бы наши вернулись – и домой.
– М-да… – запнулся Федоров. – Я, между прочим, Арсения этого отпустил. Должно быть, он уже и уехал… А, плевать – в конце концов, доберемся автобусом.
– Ты, Федоров, в самом деле не в своем уме. – Александра поднялась со ступеньки, отряхивая платье. – Тебе известно расписание местных автобусов? Нет? А я поинтересовалась. Последний – в восемнадцать тридцать пять, из Старых Шаур. Если не успеем, то пешедралом до трассы, а там на попутных. Который час?
– Я без часов…
– Так посмотри на мобильный! – раздраженно воскликнула Александра, которая, как всегда, помнила все до мелочей. – Он у тебя в кармане.
– Семнадцать десять. Если точно – двенадцать минут шестого.
– Ну вот, – произнесла Александра. – Времени в обрез. Дай сюда телефон, я сама отнесу…
Федоров протянул жене мобильник и примирительно проговорил:
– Если Марта задержится, что-нибудь придумаем. Или все-таки останемся ночевать. Утром ведь тоже есть автобусы.
– Откуда мне знать, есть или нет? – отрезала жена. – Ты и твоя дочь… вы оба… – она с трудом сдержалась, чтобы не сорваться на крик – Родион нас определенно не повезет: он заявил, что как только вернется, сразу же отправится на рыбалку, потому что все мы у него уже в печенках. Именно в этих выражениях. И я его отлично понимаю. Здесь я не останусь и Марту не оставлю. Не хочу никого видеть, тебя в первую очередь. Иди-ка, дорогой, с моих глаз! – Она отвернулась с досадой и скрылась в доме.
Федоров почему-то даже не обиделся. Такое уже не раз случалось. Но и виноватым он себя не чувствовал. Парень в кожаной жилетке ясно дал понять, что ему не терпится убраться отсюда как можно скорее и что ему до фени какая-то там родня юбиляра. Рекламщик и в самом деле никому не был обязан.
«Что тут поделаешь? Они не такие, как мы…» – без особых эмоций подвел он итог размолвки с женой. В беседке по-прежнему было шумно, туда не хотелось. И в дом тоже. Что ему там делать – искать примирения с Александрой?
Все вокруг вдруг стало чужим и необязательным. Видно, сказывалось выпитое, – эйфория закончилась.
Теперь-то он мог без всяких помех спуститься к причалу и там, в тишине у воды, дождаться, пока вернется дочь. Валентина он как-то упустил из виду, словно его и не было в природе. Единственное, чего сейчас на самом деле хотелось Сергею Федорову, – увидеть свою Марту, обнять, уткнуться носом в рыжую макушку и вдохнуть сладкий детский запах ее волос. Такой родной и близкий. И хотя бы несколько минут побыть с ней вдвоем.
3
Наташа торопилась. До автобуса из Старых Шаур оставалось меньше получаса, а она еще не собрала вещи, не привела себя в порядок. Ходьбы до остановки пятнадцать минут, если трусцой – десять…
Выйдя из дома с корзинкой, набитой бутылками, и доставив, что было велено, к гостевым столам, она не вернулась в кухню. Вместо этого помчалась со всех ног во флигель, где ночевала, сбросила платье и босоножки и натянула на себя то, в чем приехала. Еще не покончив с этим, спохватилась: нужно срочно позвонить Анюте.
– Ты дома?
– Угу, – ответила подружка, одновременно что-то жуя, и добавила насмешливо: – А где ж мне еще быть? Я, мать, под колпаком. Что это ты дышишь, будто за тобой конвой гнался с собаками?
– Слушай внимательно, Анна. Возьми деньги и поезжай на вокзал. Купишь мне на сегодня билет до Луганска. В плацкарте. Там, по-моему, ближе к полуночи есть пара поездов в том направлении…
– Какого рожна?
– Не спрашивай, – с досадой сказала Наташа. – Я должна уехать, а объясняться по этому поводу у меня сейчас времени нет. Дома поговорим.
– Натуся…
– Все! Тут, кстати, твой прокурор околачивался. Недавно убрался, слава богу. О тебе допытывался, где, мол, и как, адрес там, телефончик… Что ты ему наплела-то?
– Вот боров, – засмеялась Анюта. – Лютый бабник, еле отбилась.
– Мне бежать пора. Сделай, пожалуйста, то, о чем я просила.
– Лады. – Анюта мгновенно отключилась.
Наташа знала, что все будет исполнено как надо, и на этот счет не беспокоилась. Матери позвоню из вагона, решила она уже на ходу, направляясь в кухню и параллельно шлифуя версию своего внезапного отъезда, которую придется выдать Инне Семеновне. Лишь бы застолье не слишком затянулось…
Удивительное дело, – видно, на этот раз ей все-таки везло, – гости вскоре начали разъезжаться. И Валентин до сих пор болтался где-то на озере с Мартой.
В других обстоятельствах Наташа кое-что сообщила бы ее родителям, и в первую очередь сестре этого типа, которая сегодня весь день косилась на нее и делала вид, что знать не знает. Тем более что отец Марты человек вполне симпатичный. Однако сейчас она позволить себе этого не могла. Не тот случай. Ведь не подкатишься к ним и не брякнешь прямым текстом: «Эй вы, олухи царя небесного! Протрите глаза – вы хотя бы знаете, с кем живете под одной крышей?!» И кто ее станет слушать?
Сейчас главное – самой как можно скорее исчезнуть из этого города и сменить номер мобильного, хотя уверенности в том, что Валентин не помнит ее адреса, который указан в старом штампе о регистрации в паспорте, не было никакой. С него станется – такие памятливы. Но и другого выхода все равно не было – это ей подсказывало чутье, приобретенное в колонии. За два года она научилась доверять не словам, а интуиции, внутреннему голосу, который постоянно держал под контролем все, что случалось в ее жизни.
Хозяйка, обессилевшая от переживаний и даже слегка заплаканная, пила травяной чай в кухне. Наташа заглянула – никого больше нет, подошла и уселась рядом.
– Инна Семеновна, мне нужно с вами поговорить!
– Можете себе представить, Наташа, – я поссорилась с сыном… Чудовищный день, все наперекосяк… хорошо еще, что с Джульеттой обошлось…
Наташа молча слушала.
– Ума не приложу, что происходит с Родионом. После того как отвез ветеринара, ни с того ни с сего нахамил мне, сгреб свои удочки в охапку и подался на озеро… Вы уже управились?
– Почти. – Будто хозяйка не видит, что гора грязной посуды громоздится в мойке и на столе. Побаиваясь, что сейчас кто-нибудь явится и помешает, Наташа торопливо проговорила: – Инна Семеновна, мне нужно срочно уехать. Я не могу оставаться до утра. Приберу, что успею, а остальное уж вы сами. Я бы хотела получить расчет… прямо сейчас.
– Ну, раз вам так нужно… – с неожиданной легкостью согласилась хозяйка, и врать о причинах внезапного отъезда не пришлось. – Я, пожалуй, теперь и сама управлюсь. Там все разошлись?
– В основном. В беседке только ваш муж, его сестра и соседи.
– Значит, я должна с вами рассчитаться?
– Буду признательна. – Наташа поднялась и направилась к мойке. – Хочу успеть на последний автобус…
Однако времени все равно осталось в обрез. С минуты на минуту мог вернуться Валентин, некогда даже перекусить – а у нее до сих пор крошки во рту не было. Пока со всех ног бежала во флигель, заметила краем глаза, как в нижней части участка, у причала, расслабленно прохаживается, покуривая, отец Марты, донесся из беседки басовитый напористый голос полковника, и Наташа еще успела подумать, что жара, кажется, спадает и вечер сегодня будет прохладный.
Побросав свое имущество в старую Анютину дорожную сумку, она заперла дверь флигелька, оставив ключ снаружи в замке, и помчалась к воротам. Пес в своем вольере постучал на прощанье хвостом о дощатый пол и повернул громадную морду ей вслед.
На автобус Наташа успела, но едва втиснулась в его переполненное до отказа нутро – столько набралось желающих попасть в город в воскресный вечер. Сумка была не слишком тяжелая, но поставить некуда, и пришлось держать ее на весу. Другой рукой она цеплялась за спинку сиденья. Дышать было нечем, разгоряченный посадкой народ никак не успокаивался, а автобус все стоял и стоял, пока водитель собирал деньги за проезд. Наташа передала куда-то через головы соседей несколько мятых мелких бумажек, но сдачи так и не дождалась.
Наконец тронулись, потянуло сквознячком через верхний люк, и стало полегче.
Весь тот час, пока за окном не побежали спальные кварталы городских окраин, Наташа провела, словно в полусне, – время от времени переступая с ноги на ногу, с перекошенной спиной, среди распаренных тел, детского рева и неотвязных чужих разговоров. Ничего особенного – не ей одной приходилось несладко.
Мысли ее тем временем текли независимо, и кое-что в них Наташу озадачило. Оказывается, она с грустью покидала Шауры. Кто б мог подумать, что, неожиданно для себя, она привяжется к случайным людям, с которыми ее свела судьба? Что ей придется по душе та же Инна Семеновна, капризная, но в то же время чуткая и вполне деликатная; понравится отец Марты – мягкий до слабости, с внимательными глазами и робкой улыбкой. Даже хозяин усадьбы, поначалу смотревший на нее как на пустое место, отсюда казался человеком цельным, не мелочным и надежным. Родион… ну что ж – мелькнул и пропал. Так обычно и бывает.
В городе Наташа пересела на троллейбус, и тут тоже пришлось стоять. У нее ломило спину, горели подошвы, ныл затылок – сказывался целый день беготни на пустой желудок.
Наташа устало опустила веки. И куда, спрашивается, едут все эти загорелые, широкоплечие и довольные жизнью качки с вопящими мобильниками, вечно занимающие все сидячие места? Ну почему никто не наберется духу сказать: встань, пацан, уступи место полудохлой тетке, которая топчется рядом с тяжеленными пакетами? Чего они все боятся? Скандала? Матерного ответа? Удара в лицо?
И сама она промолчит. Как промолчала в Шаурах, так и не дав понять отцу Марты, с кем они там имеют дело. Потому что до сих пор чувствует себя бесправной.
Наташа вздрогнула и открыла глаза – ее задели плечом и вполголоса извинились. Троллейбус постепенно пустел, однако она осталась стоять.
Вот ведь в чем главная загадка: в ту ночь она молча и ошеломленно терпела все, что Валентин выделывал с нею. Не вырвалась, не заорала, не оттолкнула его руки, не бросилась к двери. А ведь там, где она побывала, этому, хочешь ты или нет, учишься. Тогда почему?
Анюта встретила подружку с хлопотливым состраданием. Наташу с порога запихнули в ванну, затем налили на кухне миску окрошки, сунули лошадиных размеров бутерброд и предложили стакан вина, от которого она наотрез отказалась. Мало-помалу она пришла в себя, устроилась в кресле напротив Анюты и стала сражаться с то и дело наваливающейся тяжелой сонливостью.
– Глаза слипаются. Сейчас под стол свалюсь.
– Может, не поедешь? – жалобно спросила Анюта. – Поспишь, очухаешься, а через денек-другой катись, если так уж приспичило…
– У нас кофе есть?
– Нету… Натусь, оставайся. Сдадим билет, мой благоверный вернется только к зиме…
– Не могу. Когда поезд?
– В ноль сорок пять. Нижняя полка.
– Мне все равно, какая, лишь бы ехать… Послушай, Анюта, откуда этот прокурор в курсе, кто такая наша «Фрекен Бок»? – спросила Наташа.
– Что с тобой, мать? Меня ж к нему направили из фирмы. Он и к тебе клеился?
– Господин Шерех интересовался исключительно твоей персоной, дорогая. «Вы же, – говорит, – подруги, дайте контактик…» Я прикинулась – мол, работаю вторую неделю, с тобой пересекаемся только в офисе… Правда, он был уже под мухой. Мне вот что пришло в голову. У этой дамы есть мои данные? Меня можно будет по ним вычислить?
– Да что там у тебя стряслось? – встревожилась Анюта. – Чего ты так резко линяешь? А насчет фрекен будь спокойна – я в спешке продиктовала вместо твоего адреса первое, что пришло в голову.
– Аня, я не линяю, а возвращаюсь к матери. И запомни на будущее: ты со мной едва знакома, места моего проживания не знаешь, кто я такая, тебе тоже не известно. Что касается прокурора, то он тебя рано или поздно вычислит. Будь готова. Как и меня, если будет нужда. Мы с тобой обе в базе, так что вопрос решается в полчаса…
– Не пугай меня, Наталья! – запричитала Анюта. – Ты что там, в Шаурах в этих, натворила?
– Тихо, не кричи, – поморщилась Наташа. – Во всяком случае, никого не убила, хотя, может, и следовало бы. Все просто: мне нужно срочно уехать. Такой вот поворот нашего с тобой сюжета. У меня были другие планы, а теперь придется снова устраиваться в родном городе, что для меня, мягко говоря, пока не желательно. Потому что там осталась парочка плохих дядей, у которых на меня свои виды… Ладно, прорвемся. Спасибо тебе за все, подружка. Буду звонить… Да – номерок и чип я сменю, тебе советую сделать то же самое сразу после того, как я с тобой свяжусь в первый раз после отъезда. И запомни еще раз: ты меня знать не знаешь… Все. Пошла собирать манатки. На вокзал не вздумай меня провожать, я этого терпеть не могу.
– Я такси закажу.
– Давай. На двенадцать. Ведь успею? – Наташа поднялась, преодолевая ломоту в пояснице, и отправилась в комнату – укладывать рюкзачок.
Анюта молча принесла билет и снова забилась на кухоньку, расстроенная в пух и прах.
Покончив со сборами, Наташа подумала, что надо бы позвонить матери, пока та не легла, и предупредить. Набрала номер и тут же услышала осторожное: «Але, доченька!»
– Мам, привет, я завтра буду дома примерно… – она назвала время. – Встречать меня не надо.
– А я и не смогу, – услышала Наталья виноватый ответ.
– Ты здорова, мама?
– Да, вполне… У тебя что-то случилось, Наташенька? Ты же собиралась вернуться зимой.
– Обстоятельства изменились. И прошу тебя никому о моем приезде не сообщать, даже дяде Андрею.
– Хорошо, – чуть помедлив, ответила мать.
– Ну, пока, – сказала Наташа. – Спокойной ночи. Скоро увидимся.
Чем-то ей этот разговор не понравился.
Она швырнула рюкзак на диван и сама уселась рядом. Из кухни донесся какой-то грохот – Наташа вскочила, бросилась туда и обнаружила рыдающую Анюту с полупустой бутылкой в одной руке и с тряпкой в другой. На клеенке расползалась лужа красного вина.
– Дай сюда, – сказала она, забирая тряпку, – я сама вытру. Дурочка, ну что ты раскисла, перестань слезы точить. Я же пока живая…
Анюта прямо из горлышка допила вино, сунула бутылку за плиту и исподлобья взглянула на Наташу:
– Мы больше никогда не увидимся. Мне сердце подсказывает. Ты опять на чем-то попалась и не хочешь, чтобы я тебе помогла…
– Ты и так мне очень помогла, Аня. И здесь, и там. Я не могу все время прятаться за чужой спиной, так я вообще разучусь жить. Никуда я не денусь, не бойся. Вернется твой дружок, поженитесь, ты родишь, приедете ко мне в Луганск всей семьей…
– Не нужен мне никто! – Глаза Анюты снова наполнились слезами. – Мужики в этом ни черта не понимают. У них, козлов, одно на уме… Помнишь, Наталья, как ты однажды взбрыкнула и мы все, как одна, объявили этой старой суке войну… И если бы хоть одна из нас…
– Не помню, – жестко отрезала Наташа. – И вспоминать не хочу.
Она ненавидела эти воспоминания, к которым под пьяную лавочку то и дело возвращалась Анюта.
– Замолчи, Анна! Я ту жизнь зачеркнула, как поганый сон. И тебе, подруга, советую. Ты выпила винца, расчувствовалась и несешь чепуху. У тебя отличный парень, он тебя любит, зарабатывает деньги на вашу будущую семейную жизнь, наберись и ты терпения. Все будет о’кей.
– Что будет?!
– Все!
– Не уезжай…
– Да пошла ты! – Наташа засмеялась. – Такси вызвала?
– Ну, – буркнула Анюта. – Посажу тебя и запишу номер машины. А то завезут на свалку и оттрахают как последнюю.
– Давно пора, – хмыкнула Наташа, наклонилась, вытерла стол и швырнула тряпку в раковину. – Хотя бы таким способом… Пойду руки вымою.
– Так вот ты за чем собралась! – крикнула из кухни Анюта, перекрывая шум воды в ванной. – Теперь все понятно! Из вагона мне позвони, не забудь! А то получишь как следует…
«Угу, получу, – сказала себе Наташа. – Уже получила. Ты и понятия не имеешь, чего мне стоит вот так срываться отсюда, милая… Ничего, ты меня забудешь, и очень скоро, у тебя легкий характер. Посадишь в такси, вернешься домой, поплачешь, достанешь из заначки еще бутылочку и добавишь до кондиции… Хорошая ты женщина, Анюта, добрая и душевная, и немножко счастья тебе бы совсем не помешало…»
Через двадцать минут у подъезда их уже поджидала облупленная «дэу». Анюта распахнула дверцу, строго велела водителю не подбирать попутчиков, а валить прямиком на вокзал. За рулем сидел распаренный пожилой мужичок, то и дело вытиравший пот с лысины. В машине почему-то было открыто только одно окно – справа сзади. Они с Анютой обнялись, Наташа шепнула: «Все. Беги…» и опустилась на сиденье рядом с водителем, захлопнула дверь и больше не оглядывалась, хотя знала, что подружка все еще стоит с поднятой рукой.
– Душно у вас в машине, – сказала она.
– Подъемники, падла, – буркнул водитель. – Бастуют. Ничего, щас с ветерком доставим барышню…
На перроне пришлось подождать. Недолго – минут пятнадцать. Людей вокруг было раз-два и обчелся. Наташа курила в стороне, ее стриженая голова была повязана банданой, глаза по-прежнему слипались. Она смутно представила, как Валентин, вернувшись, хватился ее, – и вдруг с ослепительной ясностью поняла, что если не сейчас, не завтра и не в ближайшие дни, но рано или поздно этот человек ее найдет. Потому что такие, как он, все доводят до конца. И на этом можно успокоиться. Он придет за мной, и я ему просто так не дамся…
В вагоне Наташа уснула мгновенно – как только получила постельное белье и почистила зубы. В шесть утра, за четыре часа до прибытия в Луганск, она вышла в пустой тамбур выкурить сигарету, вынула из мобильника чип, распахнула дверь в грохочущий и прыгающий переход между вагонами и выбросила чип в щель в полу, через которую виднелась стремительно несущаяся полоса насыпи. Подумала – и отправила туда же старую «Моторолу». Сполоснула руки в туалете и отправилась досыпать.
Родной город встретил ее шумным солнечным утром.
Наташа не чувствовала ни любопытства, ни той преувеличенной бодрости, которая обычно сопутствует возвращению после долгого отсутствия. Хотелось одного – поскорее увидеть мать, вымыться, забраться в свою комнату, закрыть дверь, взять книгу, может быть, просто полежать, подумать, что делать дальше, или сесть к компьютеру. Оказывается, она соскучилась по самым простым домашним вещам.
В свой район она добралась удивительно быстро и неожиданно заволновалась: почти бегом поднялась на третий этаж и позвонила длинным звонком в дверь с крохотной табличкой на косяке под кнопкой: «Доктор Орлова Н. В.». Табличку привинтили, чтобы легче было найти, если кому-то срочно понадобится помощь. Перепуганные мамаши, случалось, прибегали даже глубокой ночью…
Дверь распахнулась, на пороге стояла мама – очень похудевшая, маленькая, с тем же испуганно-виноватым взглядом синих глаз из-под седеющей челки, в нелепых спортивных штанах, с криво накрашенным ртом. Наташа судорожно бросилась обнять, а мама вдруг жалобно всхлипнула.
– Не надо, – сказала Наташа, отстраняясь. – Я ведь вернулась… Уже совсем.
– Это так неожиданно, – мгновенно взяв себя в руки, проговорила мать. – Проходи скорее, не стой на пороге. Буду тебя кормить. Мы всю ночь не сомкнули глаз.
– Ну и напрасно. – Наташа, волоча за собой рюкзачок, пошла вслед за матерью в кухню, отметив по пути, что в доме был ремонт: в прихожей громоздится шкаф-купе, двери новые, на кухне светло-зеленая плитка, пластиковое окно, плоский телевизор на кронштейне. – Она огляделась и воскликнула: – Тут стало красиво, ничего не узнать!..
