Текст книги "Остановка по требованию. Пассажиры с детьми"

Автор книги: Светлана Феоктистова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Ирина вздохнула:

– Извини. Ты прав, конечно. Просто как-то неожиданно… А твой друг, он кто?

– Помнишь, я ездил в Тольятти? У него там фирма по компьютерному обеспечению. И здесь, кстати, тоже.

– Бизнесмен, значит?

– Ну да. Слушай, мне так неудобно. Но эта Соня… – Он понизил голос и оглянулся. – Там, на стоянке, когда она ко мне подошла, я подумал, грешным делом…

– Ну?

– Что она вампир, – неуверенно закончил он.

– Да, очень похожа, – расхохоталась Ирина.

– Шутишь?

– В общем, нет. Но, надеюсь, ты тоже назвал ее вампиром в переносном смысле?

В этот момент в зале погас свет и запульсировала светомузыка. Соня вышла из туалета и начала пробираться к их столику.

– Смотри, смотри, – нервно зашептал Смирнов. – У нее глаза горят красным, а волосы светятся. И лицо светится… И это, как его… декольте…

Ирина всмотрелась и причмокнула:

– Это же Кристиан Диор, дуралей!

– Какой еще Диор?!

– Косметика. При обычном освещении не видно, а в темноте светится.

– Как у собаки Баскервилей, что ли? – озадачился Смирнов.

– Принцип тот же. – Ирина усмехнулась. – Сравнение мне нравится, особенно по отношению к Соне.

– А глаза?

– Светоотражающие линзы. На дискотеках очень интересно смотрится. Какого цвета луч упадет, такие и глаза. Надеюсь, острых клыков ты у нее не обнаружил? Хотя я бы не удивилась…

– Может, это не клыки, а новая стоматологическая мода, – проворчал Андрей. Ну облажался, подумаешь. Действительно, глупо, тоже нашел вампиршу перешеевского разлива.

– Где коктейли? – поинтересовалась Соня, усаживаясь на место. Смирнов был не в состоянии отвечать. Линзы, надо же! Эти женщины чего только не придумают. Они что, считают, что это очень сексуально – светиться ночью, как собака Баскервилей?!

Соня, не подозревая, какую бурю чувств всколыхнула в «вахлаке», воткнула в коктейль трубочку и эротично к ней присосалась.

– Андрюха, вот ты где! – Вовка преобразился. От грязных тренировочных не осталось и следа. Перед ним стоял франт в костюме от Хьюго Босс, чистенький, сияющий, благоухающий одноименным одеколоном. – Представь меня дамам!

– Дамы представятся сами, – сказала Ирина и подвинула Вовке стул. – Сейчас время победившего феминизма, нам можно. Ирина, это Соня.

Вовка громко щелкнул каблуками, как штандартенфюрер на приеме у Мюллера.

– Владимир, – отрекомендовался он.

– Садитесь, Владимир, и не загораживайте обзор, – сказала Ирина и хлебнула из бокала. – Сейчас начнутся танцы.

– Ирина, а мы с вами не могли где-то встречаться? – Вовка внимательно в нее всматривался. – Ваше лицо мне знакомо…

– Вряд ли. – Ирина опустила глаза.

«Это же тот самый толстячок, что помог мне на вокзале! Тот самый, что предлагал пойти в травмпункт!» Ирина растерялась. Конечно, это он! Он наверняка провожал Смирнова в Тольятти и теперь опозорит ее перед Смирновым, а главное, перед стервой Сонькой. Бежала за поездом, как угорелая, теряя тапки. Смирнов об этом так и не узнал. И не должен узнать!

– Вы ошибаетесь, – твердо сказала она и выразительно посмотрела на Володю.

Тот понимающе улыбнулся:

– Как вам будет угодно. – Он отвернулся, спросив о чем-то Андрея.

«Сообразительная сволочь. – Ирина расстроилась. – Понял, почему я была в тот день на вокзале. Ну и черт с ним. Пусть думает что угодно, главное, чтобы молчал».

– Как насчет устриц? – толкнул Смирнова в бок Вовка. – Официант, я хочу сделать заказ!

Соня допила коктейль и покосилась на подругу. Хорошо держится, хотя и ежу понятно, что прилива дружеских чувств их встреча ни у кого не вызвала. Впрочем, Смирнов мужик не типичный. Другой на его месте воспользовался бы случаем, спросил телефончик, а этот монах даже внимания на нее не обращает!

– Может, потанцуем? – Она томно посмотрела на Андрея. Тот хотел было отказаться, но Вовка радостно закричал:

– Замечательная мысль! Вы разрешите? – Он повернулся к Ирине. Та кивнула, и они пошлина площадку.

– Не будьте букой, я не кусаюсь. – Соня потянула Смирнова за рукав, и ему пришлось подчиниться.

«Славный вечерок, – с тоской думал он, чувствуя, как Соня норовит прижаться поближе. – Главное, все только начинается…»

Кленин лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел на звезды. Он не помнил, когда последний раз спал под открытым небом.

Вспомнились вдруг давно забытые уроки астрономии. Большая Медведица никуда не делась, он ее нашел без труда.

Во времена его детства модно было мечтать о космосе. Увлекались научной фантастикой, где земляне были благородными и храбрыми открывателями далеких планет, на которых живут бедные, замученные капитализмом гуманоиды и стонут под игом плохих дядей.

Сейчас он сам стал таким дядей, и теперь его занимал вопрос: если земляне оказались не столь умны и благородны, должен же в космосе кто-то взять на себя миссию по спасению отстающих? Какие-нибудь высокоразвитые пришельцы из созвездия Сириуса, которые прилетят и откроют нам глаза?

В последнее время появилось столько сообщений о том, кто, как и когда видел НЛО, что постепенно захотелось им верить. В самом деле, пусть его надежда на космическое воссоединение остается для него сказкой. НЛО постепенно заменил взрослым их детские фантазии о том, как они сами построят звездолеты и полетят в дальнюю Вселенную.

Внизу что-то зашуршало. «Мыши, – подумал Кленин, сдувая комара с носа. – Да бог с ними. Всем надо где-то жить».

Звук становился все ближе и настойчивей. Сергей приподнялся на локте, посмотрел вниз.

Наташина голова возникла будто из воздуха.

– Ой, – сказали оба одновременно и засмеялись.

– Я думала, ты спишь, – шепнула Наташа.

– Мне показалось, что ты прилетела, – ответил он. Появление любимой женщины моментально выбило у него из головы все мысли о звездах, инопланетянах и звездолетах. Кленин был прагматиком. Гипотетической встрече с пришельцами он предпочел бы реальную, всамделишную ночь с любимой. И какой бы мужчина его не понял?

– К сожалению, просто залезла по лестнице. – Наташа села рядом. – Хотя не отказалась бы научиться летать.

– И что бы ты с этим делала? – поинтересовался Кленин.

– В каком смысле?

– Куда бы полетела?

Наташа задумалась.

– Не знаю. Как-то не думала об этом. Наверно, к морю.

– Ты любишь море?

– Люблю. Хотя была там только один раз. А ты?

– А я вообще не помню, когда в последний раз в отпуск выбирался. Хотя…

– Что?

– Ездил, когда сын родился. В Ниццу.

Перед ее взором промелькнула набережная Канн, казино, загорелые тела на золотом песке, белые яхты на синей воде, роскошные виллы, утопающие в цветах. Наташа вздохнула.

– Иногда мне кажется, что я – самая настовая мещанка, – грустно сказала она. – Знаешь, о чем я страстно мечтала в последний раз? Хотелось купить купальник, такой, чтобы все попадали!

Кленин расхохотался.

– Сама знаю, что смешно. А мне приснилось, как я в этом купальнике выхожу на пляж и чувствую себя королевой. И чтобы обязательно – красный, в золотых цветах.

– А синий не пойдет?

– Нет, – отрезала Наташа. – Ладно, все это глупости. Я вообще-то пришла по делу.

– По делу? – Кленин посмотрел на светящийся циферблат. – В половине первого ночи?

– Уже так поздно? Неважно. Я хотела, чтобы ты правильно меня понял. Чтобы не обольщался на мой счет. Ты считаешь меня какой-то особенной…

– Единственной в мире! – весело вставил Кленин.

– Ты придумываешь. Я – обычная. Даже очень. Мечтаю о тряпках, хочу отомстить мужу… Да, люблю детей. Но этим каждая женщина может похвастаться.

– Не каждая. Могу это с уверенностью утверждать.

– Все равно… Тебя все это не смущает?

– Наташа, ты ведь не за этим пришла. – Сергей поднял ее подбородок и заглянул в глаза. Свет луны падал на ее лицо, делая его необычайно нежным и мягким. Она замерла, и казалось, перестала дышать.

– Скажи?

– Я действительно к тебе неравнодушна, – прошептала она. – Но не возлагай на меня больших надежд.

– Если ты настаиваешь. – Кленин привлек ее к себе и очень нежно поцеловал. Наташа то ли вздохнула, то ли всхлипнула, и ее руки легли на плечи Сергея.

Ирина открыла дверь и зажгла свет в прихожей.

– Проходи, – кивнула она Смирнову. – Ты вроде как не в первый раз.

Андрей кивнул и тут же, не отходя от дверей, снял ботинки. Эта квартира, сияющая чистотой, красотой и новизной, все еще приводила его в трепет. У него было ощущение, какое, наверное, было у любого русского, командированного за рубеж во времена застоя: все вокруг красивое и непонятное. И страшно, что сейчас испортишь что-нибудь ненароком, а потом платить придется. Из тех самых трудовых валютных копеек.

Оглядел прихожую, потом пошел по коридору в том направлении, куда скрылась Ирина. У нее дома он действительно был, но лишь однажды, в тот самый памятный день, когда она подобрала его на остановке «по требованию». И в ее четырехкомнатных хоромах мог и заблудиться.

Кленина обнаружилась в гостиной. Возле бара она наливала себе коньяк.

– Тебе не предлагаю, – сказала не оборачиваясь.

– Сесть мне можно? – Смирнов устало посмотрел на спину Ирины. Он всей кожей чувствовал, что надвигается очередной «циклон».

– Слушай, перестань у меня спрашивать глупости! – Ирина гневно полыхнула взглядом в его сторону. – Может, спросишь разрешения сходить в туалет?

Андрей сел в кресло и вытянул ноги.

– Чем обязан такому настроению?

– Гормональным изменениям в моем организме, – огрызнулась она. – Лучше расскажи, откуда ты это чудо в перьях достал?

– Это ты о Вовке?

– Нет, о Савоськине! Конечно, о Володе. Должна же я что-то знать про твоих друзей?

Плохое настроение Ирины было вполне объяснимо. Весь вечер Вовка не отходил от нее, целовал ручки, рассказывал анекдоты и выражал свой восторг от встречи с «прекрасной Ириночкой». Грубить ему не хотелось. Во-первых, все-таки друг Андрея. Во-вторых, она чувствовала, что обязана ему за молчание насчет ее визита на вокзал, и хотя ей это не нравилось, принимала его правила игры. В сочетании с тем, что Соня сделала все возможное, стараясь прижиматься к Смирнову вовремя танцев так, чтобы это заметила Ирина, джентльменское ухаживание Вовки утомило ее до крайности. Она сорвала свое раздражение на Соне.

Когда подруга в очередной раз удалилась в туалет, Ирина отвязалась от настырного Владимира, сделав вид, что без пудры ее нос вот-вот отвалится. Мужчины чаще всего охотно делают вид, что верят этим приятным милым женским выдумкам, хотя и дураку ясно, что в туалет ходят вовсе не за этим.

– Я тебя предупреждала, чтобы ты не рисковала, – сказала она отражению Сони в огромном, во всю стену, зеркале в дамской комнате.

– А то что будет? Ты нанесешь мне двадцать восемь ножевых? – Улыбнувшись, Соня припудрила нос и повернулась к подруге. Она сняла жакетик и осталась в облегающем топе, сквозь который просвечивала грудь.

– Что-то жарко стало…

– Зря стараешься, подруга, – жестко произнесла Ирина. – Надевай все обратно и возвращайся в семью.

– Что?

– Не помнишь, была такая юмореска? Наши за границей идут смотреть стриптиз.

Соня отвернулась и вновь занялась лицом.

– Кстати, Смирнов по секрету сказал мне, что ты похожа на собаку Баскервилей. – Ирина достала помаду и подкрасила губы.

– Что?!

– У нас же глушь, провинция, – с удовольствием глядя на кислое лицо Сони, пояснила Ирина. – На дискотеки почти не ходят, в темноте не светятся. Так что зря разорилась на Диора.

Соня передернула плечами:

– Ну не все же такие вахлаки, как твой Смирнов. – Было видно, что она задета.

– Сонька, кончай свои игры. Зачем тебе все это? Месть какую-то придумала… Я тебя пока не трогаю, памятуя о Косте.

– Вспомнила, значит?

– Ты так драматично все описала… Если эта глупость покоя не дает, обратись к психоаналитику. Могу порекомендовать.

– В Перешеевске и это есть?

– А как же. – Ирина спрятала в сумочку помаду и достала расческу. – Куда же нам, убогим, без Фрейда?

– Спасибо. Я уже ходила к психу в Амстердаме. Дорого и безрезультатно.

– А в этом бегании за моим мужиком, значит, есть результат?

– По крайней мере, я смотрю, как ты мучаешься. Уже бальзам на раны. К тому же этот мужчина еще не твой.

– А чей? С женой разошелся…

– Не форсируй события. Ты с Клениным тоже разошлась, но до сих пор его ревнуешь.

– Я? Кленина? Шутишь!

– Ничуть. И вообще, ты же не годишься на роль жены. Тем более для Смирнова. Ему нужна верная, домашняя курица, которая умеет вкусно готовить и готова вечно поддерживать его моральный дух. Даже из меня и то вышла бы жена для него.

– А из меня, значит, нет?

– Нет. Готовить не умеешь…

– Есть рестораны, в которых шеф-повар справится с этим лучше любой домашней курицы.

– Еда – да. А где домашний уют? Запах пирожков, котлет и борщиков? Нет, Ириша, не обольщайся. Ты создана для другого. Воевать, соблазнять, рваться в бой и искать высоких чувств.

– Кто вечно хочет зла и делает добро, – продекламировала Ирина и хмыкнула. – Кленин уже говорил мне, что я – ведьма. Но к котлетам не стремился.

– Дело ваше. – Соня откинула волосы и направилась к выходу. – Пожалуй, на сегодня я вас покину. Сон – лучший друг красоты. Не думай, что я испугалась. Все-таки мы с тобой не зря с детства знакомы. Своими наскоками ты меня не обманешь. Я тебе не Лоботрясов.

Ирина села в кресло напротив Смирнова и замолчала, разглядывая его так, будто увидела в первый раз. И непонятно, чего больше было на его лице: нежности или удивления.

– Разглядела наконец? – неловко пошутил Смирнов.

– Разглядела я тебя еще раньше. – Она отпила глоток. – И сразу почувствовала, что ты не такой, каким кажешься.

– А каким я казался?

– Замнем для ясности. – Она поставила рюмку на столик, поджала ноги под себя и потянулась. – Лучше расскажи о Вовке. Давно вы знакомы?

– Давно. Еще со студенческих времен.

– И что? Почему ты о нем раньше не вспоминал?

– Мы долго не общались. Он уехал из города, потом вернулся…

– Наверное, он о тебе много интересного знает. – Ирина засмеялась. – Как и твоя мама…

– Слушаешь всякие глупости, – обиженно сказал Смирнов.

– А что мне остается делать? Ты же молчишь.

– Что, всю свою жизнь рассказать? Это слишком долго.

– Тогда расскажи о самом главном. О чем-нибудь, что на всю жизнь запомнилось. Первая любовь, последний звонок…

– Ничего особенного. – Андрей встал и отошел к окну. В окнах напротив горели редкие огоньки. – Где твой сын?

– У бабушки. В ее, так сказать, загородном доме со всеми удобствами во дворе. Не отвлекайся от темы. Что вы сделали в своей жизни, господин Смирнов?

– Ничего особенного, – медленно повторил Андрей. – Разве что человека убил.

– Не придуривайся, я серьезно!

– Я тоже.

Он сидел напротив миловидной пухленькой блондинки, которую звали Варя. Или Зоя? Черт его знает. Он выпил несколько рюмок водки и пришел в такое состояние, которого Вовке удавалось достичь разве что после поллитровки.

Ему не удалось отловить друга и рассказать о предательстве Маргариты. Вовка то и дело бегал из комнаты в комнату, пел песни под гитару, ставил пластинки. Танцевал с девушками и совершенно игнорировал мрачное лицо Андрея.

Ну и не надо, решил Смирнов. Все равно, это не по-мужски – жаловаться на женщину. Настоящий мужчина скрывает свои чувства. Внешне у него все в порядке, все как с гуся вода. Подумаешь, Маргарита! Она не единственная на свете. Мы себе найдем других. Вот хотя бы эту Вареньку. Или Зоеньку?

– Девушка, я вас люблю, – пьяно хихикнул он и упал лицом на стол.

– Ни фига себе, – поразился Вовка, которого позвали из соседней комнаты. – Когда успел? Главное, никогда не пил, а тут – на тебе.

Коллективными усилиями Смирнова оттащили в ванную, облили холодной водой. Вовка похлопал его по щекам.

– Сейчас на свежий воздух выйдем, проветримся.

– Не хочу на воздух, – пробормотал Смирнов, пытаясь устроиться на крышке унитаза вместо подушки. – Мне и тут неплохо.

Отчаявшись вразумить друга, Вовка оставил его в ванной. Веселье продолжалось.

Часа через два Андрей пришел в себя и обнаружил, что лежит на грязном кафельном полу, спиной больно упираясь в стиральную машину.

– Где я? – простонал он. Голова болела, но в целом он чувствовал себя более-менее вменяемым. – Люди, ау!

Варенька-Зоенька заглянула к нему и захихикала.

– Володя, ему лучше! – Она опять посмотрела на него и засмеялась.

Смирнову стало стыдно. В таком виде, как последний алкаш…

– Уже? – Вовка зашел и помог ему подняться.

Варенька-Зоенька продолжала хихикать под дверью. Наверно, она так кокетничала.

– Что случилось? – Вовка посадил его на унитаз, а сам примостился на «Вятке». – С чего ты вдруг пустился во все тяжкие?

Смирнов начал рассказывать. Сперва о том, как на пикнике Таня заронила в нем сомнения, потом о том, как ждал Маргариту. Лицо Вовки вытягиваюсь.

– Хочешь сказать, что ни о чем не подозревал все это время? – недоверчиво спросил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Да ладно, я просто спросил, – заколебался Вовка.

– Раз начал, говори, – жестко сказал он. – Ты что-то знал и не говорил?

– Об этом можно было догадаться. – Вовка заерзал на стиральной машине.

В дверь постучали. Варенька тряхнула волосами, мило улыбаясь.

– Там все гулять собираются. Нужно Надю проводить. Вы пойдете?

– Нет, – сказал Смирнов.

– Да, – встрепенулся Вовка. – Тебе лучше проветриться. Подождите нас, мы сейчас выйдем.

Смирнов мрачно посмотрел на него:

– И с чего я должен был догадаться?

– Она же всегда говорила, что в личных отношениях не должно быть никакого мещанства. Что любовь преступно запирать в сундуке. Не помнишь?

Да, действительно, он это слышал, но никогда не применял лично к себе. Если ты влюблен по-настоящему, то не думаешь, что твое чувство – старый хлам, запертый в сундуке.

– Мало ли что кто говорит, – упрямо продолжал Смирнов. – Ты, например, говоришь о том, что хочешь свалить в Америку. Но не уехал же?

– У меня возможности не было, – сказал Вовка.

В дверь опять постучали.

– Идем, идем!

Компания высыпала на улицу в прекрасном настроении. Подмораживало, ночь была удивительно ясной и лунной. Девушки щебетали, смеялись и толкали друг друга, играя в салочки. Замыкали шествие Андрей и Вовка. Остальные молодые люди были слишком пьяны, чтобы куда-то идти, и остались досыпать на квартире.

– Но говорить – это одно, а делать – совсем другое, – стоял на своем Смирнов. Свежий воздух действительно выдул пары алкоголя из его головы, оставив после себя только холодную ярость. На Маргариту, на себя, на Вовку, на весь мир. – Она никогда не говорила, что у нее кто-то есть.

Вовка молчал.

– Почему ты ее защищаешь? – не выдержал Смирнов. – Я что, не прав? Я хотел… думал…

– Думал, что вы поженитесь? – подал голос друг. – Знаю, она мне говорила.

– Но она не могла тебе ничего говорить. Я только собирался…

– Но она же не дурочка. Она понимала, что ты относишься к ней серьезно. Думаю, ее это слегка пугало.

– Почему?

– Она не хотела здесь оставаться, если хочешь знать. На почве Америки мы с ней нашли общий язык.

– Когда это вы успели так сдружиться? – прищурился Андрей. Злость все сильней дурманила его, и все чувства, которые он носил в себе, рвались наружу.

Вовка помолчал. Девочки помахали им рукой, но Смирнов не ответил.

– Наверно, я зря тебе не сказал… Черт, это не так просто сделать… Короче, мы с Марго…

Смирнов только посмотрел на него, но Вовка отпрыгнул подальше.

– Чего смотришь? Это не то, то ты думаешь!

– Так, пара поцелуев. Тем более я к ней не подкатывал, клянусь! Это получилось как-то само собой. Помнишь, ты заболел и не пошел к Мишке на день рождения? Мы просто сидели, говорили. Я ей жаловался на подружек, она мне рассказывала что-то о женской психологии… Еще пошутила, что чувствует в себе задатки султана. Мол, завела бы себе гарем, чтобы не искать одного идеального. А то один умный, другой добрый, третий воспитанный…

Смирнов почувствовал, как у него темнеет в глазах.

– А я какой? Добрый или воспитанный? Она тебе случайно не говорила?

Вовка попытался сгладить его злость:

– Ладно, я согласен, нехорошо вышло. Я не должен был… Черт, но ведь правда ничего не было!

– А что же ты тогда оправдываешься? – Смирнов сжал кулаки и шагнул к нему.

– Сердишься? Твое право. Считаешь меня сволочью? Хорошо, я – сволочь. Предатель? Пожалуйста. Завтра ты остынешь, и мы все обсудим. Я не буду с тобой драться, – пожал плечами Вовка и попытался догнать девушек. – Надя, подождите!

Смирнов схватил его за плечо:

– Это слишком просто! Ты не можешь уйти сейчас!

Вовка напряженно смотрел куда-то вперед.

– Подожди. Там что-то случилось…

… – Очень интересно. – Ирина не отрывала глаз от его лица, – и становится все интереснее…

– Ничего интересного. – Слова давались ему с трудом. – Студенческая молодость. Шли с компанией. Встретили хулиганов…

– Типа, что вы делаете на нашей улице? – подсказала Ирина, чувствуя, что он замолчал надолго.

– Ну да. Пристали к нашим девушкам. Их шестеро, а мы с Вовкой вдвоем. Вовка – человек мирный, начал им зубы заговаривать. «Мы вас не трогали, и вы нас не трогайте», что-то такое он сказал. Зря сказал, потому что ему тут же дали в зубы, а потом по голове, и он отключился.

– И что было дальше?

– В общем, один ножик вынул… И порезал Варе лицо. А остальные смотрели и смеялись, пока она кричала. Мне пришлось… – Он вздохнул. – Пришлось его убить… То есть я не хотел, но так получилось…

У него перед глазами встало окровавленное лицо Вареньки, неподвижный Вовка на асфальте, визжащие девчонки и грубый смех. Он был высокий, плечистый и белобрысый. Потом Андрей узнал, что его звали Шуркой и что у него был старший брат, уже отсидевший срок за разбойные нападения.

Но тогда, он этого не знал. До сих пор этот противный чмокающий звук входящего в тело ножа не изгладился из памяти. Кадры смазанные и замедленные, как плохая фотография. Когда Шурка полоснул его ножом по руке, это было бесшумно и быстро.

– Так получилось, – тихо повторил он.

– Это вместо того чтобы упасть в обморок? – с наигранным возмущением спросила Ирина.

Он обернулся, странно на нее посмотрел.

– Извини, шучу. Просто я подумала, что ты в самом деле кого-то убил. – Ирина подошла к нему, обняла.

– А разве нет?

– Ты защищался. А за самозащиту не наказывают.

Андрей вспомнил пыльный изолятор, в котором просидел неделю, пока все не выяснилось, и судебное заседание. Мать Шурки, старенькая, ссутуленная женщина в черном, не плакала, а только тихо комкала на коленях носовой платок, словно смирившись с тем, что один сын сидит в тюрьме, а второй лежит на кладбище.

– Может быть. Но с тех пор я стараюсь жить аккуратно и осторожно. Не потому, что боюсь влипнуть в историю и в тюрьму сесть. Хотя от этого не застрахуешься. Но больше всего я боюсь самого себя…

– Скажи, эта девушка, которую они порезали… Ты ее любил?

– Нет. Просто знакомая…

Девушка, которую он любил, пришла к нему только один раз. Через неделю после той ночи. К нему никого не пускали, но Марго все-таки прошла. С ее обаянием она могла уговорить кого угодно, даже седоватого следователя, который в людях видел исключительно иллюстрации к Уголовному кодексу.

– Мне очень жаль, что так вышло, – сказала она таким тоном, словно сожалела о пропаже кошелька. – Но следователь сказал, что это была самооборона и тебя выпустят через несколько дней.

Смирнов молчал. Он не знал, что следует говорить женщине, которая предала тебя с улыбкой на лице.

– Вовка мне рассказал о том, что… – Она замялась, подбирая слова. – В общем, о том, что ты видел меня со Славиком. Я тебе не говорила, знаю, но ты такой консервативный! Славик ничего для меня не значит. Я тебя действительно люблю. Но не хочу никакого мещанства в отношениях. Вся эта ревность, слежка мне неприятны.

– А мне приятно то, что у тебя есть еще пара-другая мужчин?

Маргарита пожала плечами, ее лицо стало хмурым.

– Мы с тобой пока не женаты. И я думаю, что могу встречаться с теми, кто мне нравится. Я тебе уже сказала, что люблю только тебя. Остальные – так, шутка, каприз.

Смирнову очень хотелось верить в то, что она говорит. Подсознательно он понимал, что ведет себя неправильно. Не нужно ее слушать. Но сейчас ему было настолько тяжело из-за убийства, что он был готов верить в то, что скоро его отпустят, Маргарита его любит и все у них будет хорошо.

– Я тобой горжусь, – сказала она ему на прощание. – Все-таки в одиночку одолеть шестерых – это не шутка!

– Не шутка, – пробормотал он. К чему говорить, что он просто сорвал на них свою ярость? Если бы не было этих ребят, он избил бы Вовку. Лучшего друга.

И Маргарита ни в чем не виновата. Кто же знал, что Смирнов пойдет в тот день относить ей документы и увидит то, что для его глаз совсем не предназначалось? А потом напьется, и узнает, что лучший друг слегка клеился к любимой девушке? Она же не виновата в том, что Андрей не смог совладать с яростью, и стычка с хулиганами не могла кончиться хорошо?

Если бы его до этого спросили, может ли он убить человека, разумеется, он ответил бы: «Нет». Как говорится, не попробуешь – не узнаешь…

– Когда тебя выпустят, поедем в Крым. – Маргарита поцеловала его и ушла в сопровождении милиционера.

Через неделю его освободили. Мать Маргариты сказала, что дочка уехала к морю со Славиком. Больше Смирнов ее никогда не видел. Через два месяца Вовка перевелся в Москву, в МАДИ. А Смирнов остался, пошел в армию и вернулся в свой институт преподавать. Женился на девушке, с которой познакомился в армии, потом развелся. Встретил в институте симпатичную и скромную студентку Наташу и жил с ней шесть лет. И все эти годы старался быть примерным человеком. Уступал, не лез напролом. Контролировал себя. И мимо дома, в котором жили родители Маргариты, старался не ходить. Ни к чему вспоминать то, о чем хочется забыть.

Кленин вздохнул всей грудью. Одним залпом он проглотил десяток свежих запахов: холодной воды, сена, дымка, навоза, мокрой травы. Воздух был такой душистый, что с непривычки у него туманилась и тяжелела голова. Все это удивительным образом смешивалось с запахом кожи женщины, которая лежала на его плече, разметав волосы по сбившемуся одеялу.

– Странные существа люди. – Он поцеловал ее в шею. – Всю жизнь пытаемся понять, для чего родились на свет. Не успев этого сделать, умираем.

Наташа приподняла голову:

– Почему ты заговорил о смерти?

– Разве о смерти? Нет, просто философствую. Бывшая жена меня сейчас не узнала бы.

– Не хочу говорить о ней. – Наташа села, прижав колени к животу, будто защищаясь от внешнего мира. – Мне это неприятно.

– Да бог с ней, – тихо засмеялся Кленин. – Знаешь, о чем я сейчас думаю?

– О чем?

– Эта ночь кажется мне тайным подарком. Только моим, личным, о котором никто не знает. Может, завтра ты передумаешь и скажешь, что я тебе противен.

Наташа молчала.

– Знаешь, я с детства верил в неожиданности, в счастливые случаи. Что вдруг я смогу увидеть Деда Мороза. Пойду в лес и вдруг встречу пришельцев. Или неожиданно посмотрю на девушку и, пойму, что это – моя половинка. Моя судьба. Так и верил. И ни разу это ожидание не сбывалось. А вот сейчас – сбылось!

– И ты разочарован?

– У меня никогда не было такого счастья. Только в день, когда родился сын. Но там – другое. Сейчас мне хочется на всю жизнь запомнить этот стог, это небо, этот запах… хотя я надеюсь, что ты завтра не скажешь мне: «Уйди!»

– Ты меня с кем-то путаешь. – Наташа улыбнулась в темноте, и он скорее почувствовал, чем увидел ее улыбку. – Я не могу так быстро принимать решения. Я вообще нерешительная.

– Ты сказочная. – Он поцеловал ее, а она засмеялась. – Что?

– Просто вспомнила смешное совпадение. Где-то я читала о том, как Маяковский однажды проезжал на машине по ночной улице и увидел вывеску над магазином: «Сказочные материалы». Дома он все думал об этом и создал в своем воображении целую поэму об этих сказочных материалах. А наутро пошел туда, чтобы проверить, не привиделось ли ему это, и оказалось, что там написано: «Смазочные материалы».

– Забавно, – усмехнулся Кленин.

– Я боюсь стать Золушкой, – призналась Наташа. – Сначала на бал, а потом обратно, на кухню. Не хочу оказаться тем самым смазочным материалом.

– Иди ко мне. – Кленин протянул к ней руки.

Замешкавшись на секунду, она подвинулась ближе.

– Я хочу быть с тобой, – шепнул ей на ухо Сергей. – Выходи за меня замуж…

– Я уже замужем, – скованно ответила Наташа.

– Смирнов к тебе не вернется. Я знаю, так говорить нехорошо, но мне можно, я ведь подлец, хотя и очаровательный. Я слишком хорошо знаю свою бывшую жену. Она его не отпустит. То есть, потом сама выгонит, а пока…

Она молчала.

– Но ты же его потом не примешь, я знаю! А я надежный, ты со мной будешь счастлива, я гарантирую! И девчонок твоих сделаю счастливыми. И еще родим, я всегда мечтал о большой семье, о детях…

Он говорил с таким убеждением, что ему казалось, Наташа не может не понять, не может не согласиться. Но она только сжималась в комок и ежилась от ветра.

– Ты же сама сказала: кончилась прошлая жизнь, начинается другая. Надо только решиться.

Он взял ее за плечи и попытался заглянуть в глаза. Она высвободилась.

– Я не могу так быстро… Я меняюсь, я это чувствую, но не могу сразу взять и забыть все, что было. Пожалуйста, не торопи меня.

– Конечно… Конечно… Я для тебя все сделаю.

– Ты уже много сделал. Я до сих пор не сказала «спасибо» за то, что ты помог Диме.

– Я? – удивился Кленин. – Не понимаю.

– Я же не совсем дурочка. С Сашей, с физкультурником, ведь ты поговорил, правда? И в милиции тоже. Я-то мучилась, плакала, а ты все тихо и спокойно решил. И даже не сказал.

– Ты сердишься? – робко спросил Кленин.

– С ума сошел?

– Любой мужчина на моем месте поступил бы так же.

– Жаль, что я не видела лицо Саши в тот момент, – мечтательно сказала Наташа. – Иногда плохая сторона моей натуры берет верх. Надоедает быть добренькой.

– Интересно посмотреть, как ты сердишься.

– Еще увидишь, – шутливо пригрозила Наташа и засмеялась.

…Утро выдалось великолепное. Сияло безоблачное небо, жужжали мухи, летали птички, коты тщательно умывались, собачки задирали лапки у кустиков и столбов. Димочка осторожно пробирался в свой офис.

В гостинице он не мог спать полночи, опасаясь, что в любой момент сюда нагрянет мать или Гера. По правде говоря, впервые в жизни Димочка засомневался в том, что мужественные женщины – это то, что ему нужно для полного счастья. Конечно, в них есть свой шарм, но все это становится немного утомительным.

Димочка реалистом не был. Найти выход из сложившейся ситуации он не смог, запаниковал и не придумал ничего лучше, чем имитировать попытку самоубийства и амнезию. Была у него маленькая надежда, что все рассосется само собой и ему не придется улаживать отношения с мамой и Герой.

Но в больнице стало еще хуже. Господи, чего только стоили эти скандалы между женщинами! А уж когда Гера ворвалась и стала тащить его из-под кровати за уши, это был верх всего! Тогда он был близок к тому, чтобы сымитировать сумасшедшего и сесть в психушку. Туда точно посетителей не пускают. Но, будучи человеком брезгливым и любящим комфорт, Димочка испугался грязи, смирительных рубашек и бурды на обед. Кроме того, особой храбростью он не отличался.