Текст книги "Остановка по требованию. Пассажиры с детьми"
Автор книги: Светлана Феоктистова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– С ним были еще трое. И так все это вместе внушительно смотрелось, что Сашка испугался и раскололся, как на духу. Не вышло из него партизана.
– Спасибо за информацию… – задумчиво протянула Наташа.
– Думаю, что с директрисой была проведена такая же воспитательная работа, – весело хихикнула Машка. – Жаль, я при этом не присутствовала…
Наташа положила трубку. Удивительный человек этот Сергей Кленин. Она так мало его знает, а он уже столько для нее сделал. И ни словом не намекнул. Боится, что она решит, будто чем-то ему обязана.
Она посмотрела на бумажный прямоугольник, лежащий перед ней на столе. Визитка, которую Кленин ей дал. Решительно сняла трубку и набрала номер.
– Сергей? Да, это я. Ничего не случилось. Вы ведь просили звонить, если захочется с кем-нибудь поговорить. Сейчас как раз такой случай. Встретиться прямо сейчас? Ну я не знаю… А куда? Сто лет не была в ресторане. У нас есть приличные?
Через час они с Клениным сидели за столиком в «Приличном». Наташу очень развеселило такое название. Ей как раз хватило времени, чтобы найти в своем гардеробе юбку с блузкой, которые могли бы сойти за элегантный вечерний наряд, подкраситься и заплести французскую косу. Безотказная соседка выручила ее, согласившись пару часов присмотреть за спящими девочками. Кленин заехал за ней и привез в это место.
– Живешь в городе и ничего в нем не знаешь. – Она посмотрела по сторонам с интересом. – Я и в кино-то давно не была, а про этот ресторан и подавно не слышала.
Официант принес меню. Наташа открыла толстую кожаную папку, пробежала глазами названия и цены. Она слегка волновалась, и ей показалось, что здесь слишком много всего. И слишком дорого.
– Может быть, вы сами закажете? – попросила Наташа Кленина. – Мне все равно что.
– Вина хотите? Или лучше шампанского?
– Пожалуй, немного вина я выпью. – Она покосилась на пару за соседним столом. Женщина средних лет в черном коротком платье скучающе смотрела в бокал. Несмотря на конец весны, ее плечи укутывал белый меховой палантин. Ее спутник был явно моложе. Смокинг, блестящие ботинки, длинные волосы, завязанные в хвост.
– Это Свешникова. – Кленин поймал ее взгляд. – Считает себя роковой женщиной. Муж ее умер полгода назад, и с тех пор она безуспешно пытается потратить его деньги на молодых мальчиков.
Наташа улыбнулась:
– Вы тут всех знаете?
– Не всех, просто она здесь бывает почти каждый вечер. Да и с мужем ее был знаком.
Подошел официант, Кленин сделал заказ. От одних названий у Наташи потекли слюнки. Морской салат, маринованная утка, паста с белыми грибами, спаржей и помидорами…
– Вы против десерта ничего не имеете? – обратился к ней Кленин.
– Ничего…
– Тогда еще шоколадное парфе с ананасом. – Официант кивнул и исчез.
Кленин посмотрел на Наташу:
– Как вам здесь?
– Хорошо, – честно призналась она. – И есть хочется. Вы здесь часто ужинаете?
– Часто. Да и обедать сюда захожу.
Они помолчали, переглядываясь. Наташа понимала, что нравится Сергею, и от этого он скован. Ей это льстило. Такой большой, сильный мужчина, а она может им командовать! Какой женщине не станет от этого приятно?
– Ну, будем говорить? – она лукаво посмотрела на Сергея.
– Будем, – улыбнулся тот в ответ.
– О чем?
– Не знаю. Может, вы расскажете о себе?
– Годится, – решила Наташа. – А вы о себе.
– Только вы первая.
– А мне и рассказывать нечего. Родилась в деревне, где живет моя мама. Но училась она в городе, потом стала сельской учительницей. Я по ее стопам пошла, но в деревню не вернулась. Встретила тут кое-кого…
Она запнулась. Говорить о том, как они с Андреем познакомились, ей не хотелось.
– В общем, вышла замуж, родила двух дочерей. Работаю в школе… Это вы и так обо мне знаете. Всей биографии – на три строчки. Короче, ничего интересного. Совсем обычная жизнь. Теперь ваша очередь!
– А у меня не длиннее, – пожал плечами Кленин. – Учился на художника, стал деловым человеком. Хотел жить где-нибудь в огромном доме в деревне, иметь добрую жену и десять детей.
– Вы?! – поразилась Наташа. – И в деревне?
– А что, не похож я на селянина? – усмехнулся он.
– Если честно, не очень…
– Это мой приличный вид вас вводит в заблуждение… В общем, не имею ни дома в деревне, хотя мог бы, ни доброй жены. И вообще, сейчас никакой нет. Вместо десяти детей – сын один, и тот не со мной.
Оба не говорили о том, что их мучает. О самом главном, благодаря чему сухие строчки официальной биографии превращаются в живые человеческие судьбы. Молчали о любви, о предательстве, об одиночестве. Но думали об этом, и настроение за столом сразу изменилось.
– Зато можно начать жизнь сначала, – неуверенно сказала Наташа, думая о себе. – У вас нет этого ощущения, что все сначала?
– Не сначала, – поправил Кленин. – По-другому.
– Это вы хорошо сказали, – вздохнула Наташа. – «По-другому»…
Действительно, разве будет все так, как раньше? Нет! Поезд ушел. Как бы ни сложились их отношения с Андреем, прежнего не будет. Они оба изменились, стали другими. А Сергей похож на нее. Производит впечатление брошенного. Интересно, жена от него ушла или он от нее? Хотя она видела Ирину всего два раза – первый издалека, второй у нее на дне рождения – и не могла судить о ней объективно просто потому, что они были соперницами, ей казалось, что Кленина гораздо более жесткая, чем ее бывший муж.
– Не ресторанный у нас какой-то разговор, – Наташа тряхнула головой, отгоняя невеселые мысли. – Давайте смеяться. Анекдоты знаете?
– Анекдоты я люблю. – Кленин покопался в памяти, пытаясь вспомнить что-нибудь поприличней. – Значит, едет новый русский…
– Извините. – Наташа кашлянула. – На самом деле я терпеть не могу анекдоты.
– И я, – сознался Кленин, и оба рассмеялись. – Вы почему?
– Не знаю. – Наташа развела руками. – Чувство юмора вроде есть, без него в школе нельзя, но вот анекдоты как-то смущают…
– А я устаю их рассказывать. Последний раз попытался насмешить знакомого француза, так просто не знал, какой анекдот он поймет. Чувство юмора у всех наций разное. О новых русских нельзя – это наше, специфическое. О Вовочке он никогда не слышал… Что остается?
Появился официант. Наконец им подали первое блюдо, и Наташа, вдохнув аромат, поняла, что голодна. Первый раз за эти дни она с аппетитом приступила к еде.
Салат с мидиями, креветками и морскими гребешками был чудо как хорош. Она старалась есть помедленней, чтобы растянуть удовольствие.
– А дети с мужем сейчас?
Наташа укоризненно посмотрела на него.
– Извините, – смутился Кленин.
– Не извиню. – Наташа нахмурилась. – Вы же точно знаете, что мужа у меня нет. В отсутствии.
Оба замолчали. Кленин ругал себя за оплошность. Но ему так хотелось узнать, что творится у нее дома! С Ириной он не виделся несколько дней и выяснить, как у нее обстоят дела с вахлаком, он не мог.
– Дети с соседкой, – наконец неохотно сказала Наташа. – У нее все равно бессонница, она смотрит телевизор, пьет чай, может так всю ночь просидеть…
Кленин кинул на нее быстрый взгляд. Наташа смутилась, поняв, как двусмысленно прозвучала последняя фраза. Покраснела и посмотрела на часы.
– Но все равно, мне скоро уже… Не люблю надолго их оставлять…
– Но мы же только начали говорить, – запротестовал Сергей. – И вы не попробовали маринованную утку и пасту. Это действительно вкусно, поверьте!
– Да нет, я, конечно, не убегу прямо сейчас… Какие-то мы грустные с вами.
– Это вы грустная. И очень красивая…
Наташа усмехнулась:
– Это у меня такое свойство организма. Когда мне плохо, я вообще хорошею. А когда все хорошо, я становлюсь толстой и довольной.
– Ну тогда вам сейчас очень плохо!
– Да нет, все в порядке. – Наташа улыбнулась. – Вы знаете, и история эта разрешилась нормально. Помните, я вам рассказывала о драке?
– Помню, – Сергей как-то странно мотнул головой.
– Все как-то замялось, даже странно. Вы ничего об этом не знаете?
– Откуда?
– А я уже собиралась увольняться… Теперь не придется. У меня скоро отпуск. Машу с Люсей к бабушке отвезу. Они каждое лето там.
– Поедете поездом?
– Сначала поездом, потом автобусом.
– Хлопотно! Да еще наверняка детские вещи. Давайте, я вас отвезу?
Наташа ничего не ответила. Она отвернулась и смотрела в зал. Тихо играла музыка, две пары двигались в полутьме под какую-то сентиментальную мелодию.
– Потанцуем? Я сто лет не танцевала. – Ей действительно хотелось вспомнить, как это бывает, когда мужская рука ложится тебе на талию и ты двигаешься, будто покачиваясь в волнах.
Они встали и прошли на площадку. Сергей нерешительно обнял Наташу, но она сама приблизилась к нему и оперлась подбородком о его плечо.
Говорить им не хотелось. Кленин чувствовал себя так, будто он несет хрустальный сосуд, полный драгоценного жизненного эликсира, и теперь ему надо донести его, не расплескать и не пролить ни капли. Лицо Наташи, бывшее сейчас в такой близости от него, было прелестно. Он был ценителем красоты, почти коллекционером, и знал, что ни разу за всю свою жизнь не встречал такой женщины. Она не была красива той самоуверенной, немного хищной красотой, какой обладала Ирина. Это не было лицо обольстительницы, сирены, которой, несомненно, являлась Соня. Наташа не напоминала и растиражированный в последние годы тип ухоженной красотки-куколки, упакованной и накрашенной во все самое модное. Нет, лицо Наташи было мягким, как у ребенка, и в то же время женственным. Оно вызывало в нем желание защищать ее, заботиться, стать ее рыцарем. Именно так, в этом самом устаревшем и сентиментальном смысле этого слова.
– Вы действительно самая красивая женщина из всех, каких я когда-либо встречал… – шепнул он ей на ухо и по ответной улыбке понял, что ей совсем небезразлично, когда ею любуются.
Они продолжали танцевать, и для него перестал существовать ресторан, люди, посторонний шум. Он чувствовал запах ее волос, кожи, ее рука лежала на его руке, и это заставляло его сердце биться сильнее.
– Сегодня я была у твоих, – сказала за ужином Нина Павловна.
Андрей поднял голову от тарелки супа:
– И как они? Как девочки?
– Прекрасно. Очень мне обрадовались. Правда, никогда не знаешь, чему больше радуется ребенок: шоколадке, которую ты принесла, или тебе самой.
Андрей отложил ложку:
– Мама…
– Подожди, не перебивай. Мне кажется, что вам пора выяснить отношения.
– Ты же сама мне советовала набить себе цену, не появляться первым.
– Советовала. Но мне тяжело видеть, как ты мучаешься. Не поехал в Тольятти, остался здесь, стал работать на рынке! Ты – и на рынке! Это с твоей-то головой! Ты же у меня гений…
– Так все матери считают…
– Но я не считаю, я просто это знаю. Скажи, ты не уехал из-за Наташи, или это связано с той, другой?
– Не знаю, – мрачно сказал Смирнов. – Если честно, не могу сказать.
– Андрюша, сынок. – Мать подошла, села рядом и обняла за шею. – Если ты не уверен в своих чувствах, подожди. Я не говорю, что ты должен помириться с женой или, наоборот, договориться о разводе. Но у тебя есть дочери. И они по тебе скучают. Тем более они скоро едут в деревню и все лето проведут там. Я бы на твоем месте повидалась с ними перед отъездом.
– Ты так говоришь, будто я непутевый отец, с которого нужно требовать алименты через суд, – защищался Андрей. – Я вообще хочу обратно домой. Но Наташа…
– Что Наташа?
– Не знаю. Не уверен, что она меня там ждет. – Андрей думал о том, что его жена, возможно, встречается с другим мужчиной. – Это все было бы смешно, если б не было так грустно. Ты не знаешь, когда они едут?
– Точно не знаю. Завтра или послезавтра.
Андрей замолчал и вернулся к супу. Больше во время ужина они к этой теме не возвращались.
Поев, он переоделся и зашел к матери, которая смотрела программу «Времена».
– Мам, я пойду погуляю.
– Если вдруг не вернешься ночевать, позвони. – Нина Павловна еле заметно улыбнулась.
…У подъезда Наташа остановилась.
– Спасибо. Ваша маринованная утка – действительно шедевр.
– Может, как-нибудь повторим?
– Может, – задумчиво согласилась Наташа.
– А в деревню съездим? Мне действительно нетрудно вас отвезти… Совмещу приятное с полезным. Я сто лет в деревне не был, очень хочется.
– Ну да, вы же потенциальный селянин? – улыбнулась Наташа.
– Ага. Так как насчет поездки?
– Посмотрим.
– Наташа, я еще раз хочу вам сказать… Хочу, чтоб вы поняли… Что бы я ни делал, это вас ни к чему не обязывает.
– Вы так часто это повторяете… – Наташа внимательно посмотрела на него. – Вы что, привыкли жить среди людей, у которых все время расчеты – кто, кому и сколько должен?
– Если честно, привык, – признался Кленин. – И хочу отвыкнуть.
– Ну и нечего говорить, – решительно сказала она. – Ваше дело предложить, мое – согласиться. Без всяких расчетов. Я согласна.
Кленин просиял так, будто она только что согласилась не просто вместе с ним съездить в деревню, а на что-то большее. Удивительно, но у нее вдруг возникло такое же ощущение. Поэтому она резко поменяла тон и попрощалась с ним с подчеркнутой вежливостью.
– До свидания.
– До свидания, Наташа.
Она быстро вошла в подъезд, а он сел в машину и уехал. Они даже не пожали друг другу руки, не поцеловались на прощание. Но у обоих было ощущение, что этого пока делать нельзя.
Наташа открыла дверь квартиры, сбросила туфли и на цыпочках, чтобы не разбудить девочек, прошла на кухню, удивляясь, что не слышит звука включенного телевизора. На соседку это не было похоже.
Кухню освещало бра над обеденным столом, Со стула навстречу ей поднялся Андрей. Она резко остановилась, чувствуя, как сердце сначала упало куда-то вбок, потом застучало, как отбойный молоток, В ушах зашумело. Она стояла, как школьница, которую мама застала за разглядыванием неприличных картинок в книжке.
– И как это понимать? – нарушил молчание Смирнов. – Я прихожу, тебя нет, дети спят, а на кухне хозяйничает соседка. Где ты была в такое время?
Наташа молчала. Постепенно уверенность к ней возвращалась. Его не было дома так долго, он не появлялся, не интересовался, как у них дела, а теперь требует отчета? К тому же она не сделала ничего постыдного.
– Понимай как хочешь.
– Я видел тебя с Клениным.
– Вот даже как?
– Ты с ним встречаешься?
– А ты как думаешь?
– У вас с ним уже такие отношения? Вечером дома не бываешь, слава богу, хотя бы ночевать к детям приходишь. В холодильнике полно всего, наверняка тоже он. Может, вообще к нему переберешься? У него квартира небось побольше, чем наша! И уж конечно, получше! А то мне жить негде. У мамы неудобно, друг Федотов философией надоедает…
– А мне казалось, что ты устроился. – Наташа рассердилась.
– Слишком много тебе кажется! – Смирнов был так расстроен, что не контролировал себя. Второй раз приходит и второй раз вынужден наблюдать, как его жена около подъезда прощается с Клениным.
– Мне не кажется, я знаю. Я абсолютно точно знаю, что тебе нравится эта женщина.
– Кто? Эта Соня?! Это вообще недоразумение какое-то было! Пьяная женщина полезла целоваться на вечеринке, а ты из этого целый спектакль устроила!
– При чем тут Соня? Ты знаешь, о ком я говорю.
– Бывшая моя начальница? Я от нее ушел. Я ее терпеть не могу!
– Видишь, ты уже врать научился.
– Я не вру! Я действительно от нее ушел!
– Дело не в этом. – Наташа тяжело опустилась на стул. – Что-то вообще произошло.
– Что ты имеешь в виду? Уж извини, но я тебя не понимаю.
– Раньше было просто. Вот дети, – она показала рукой в сторону комнаты девочек, – вот ты, вот работа. Я верила в тебя. Верила в то, что все так и будет, что все так и должно быть.
– И что же изменилось?
– Не знаю… Что-то изменилось. – Наташа вспомнила Сахарова, Диму, встречи с Клениным, разговоры с Машкой и свои слезы по ночам. – Мне надо разобраться.
– Только без тумана, я тебя очень прошу! – Смирнов забегал по кухне, снедаемый ревностью. Ни разу за их семейную жизнь Наташа не давала ему повода ее ревновать. Если на то пошло, то таких проблем не было и с первой женой. С ревностью он познакомился благодаря Маргарите, и теперь все возвращалось. Подозрения, боль, злость на то, что тебя предали, – все в одном флаконе. В этот момент он не думал, что Наташа, должно быть, так же мучилась, поджидая его и думая, что он сейчас с Ириной.
– Ты можешь мне прямо сказать, что у тебя с этим делягой?
– Он не деляга. – Наташа вскочила со стула. – Он хороший, добрый, отзывчивый человек!
– Ясно! Мне теперь все ясно! Интересно, когда ты задумала все это? И повод удобный нашла, приревновала к совершенно посторонней женщине! Мне все ясно!
– Рада за тебя, – холодно ответила Наташа. – Рада, что тебе ясно то, чего я сама не понимаю.
– А чего тут понимать? Захотелось сменить мужа. Конечно, он богат, а я нет. На машине ездит, а я пешком хожу. Небось цветы дарит, комплименты говорит…
– Да. И цветы, и комплименты. – Наташа зло взглянула на него. – Ты же не счел неудобным то, что чужая женщина подарила тебе дорогой костюм? Что заплатила за тебя в ресторане? Выкупила из вытрезвителя? Это все было в порядке вещей.
– Я ей это отработал. – Смирнов схватился за голову. – А ты что, тоже собираешься отработать?
– Замолчи сейчас же! – ее голос задрожал.
Он остановился рядом, тяжело дыша. Оба не отводили глаз друг от друга.
– Самое время начать бить посуду, – сказал он. – Как в плохих анекдотах о семейной жизни.
– Так, может, тарелку разобьешь? – Наташа отвернулась и достала из посудного шкафчика первую попавшуюся тарелку.
– Свадебную? – голос Смирнова дрогнул.
Наташа взглянула на то, что держала в руках.
Действительно, та самая тарелка с красным петухом, вторую им подарили на свадьбу и которой оба так дорожили.
– А почему нет? – Наташа проглотила комок в горле. Для нее это было испытанием. Боже, пожалуйста, если все еще может наладиться, он не разобьет петуха! Он ее обнимет, может, они смогут нормально поговорить и забыть все, что случитесь?
Смирнов взял тарелку, секунду подержал в руках. И вдруг неожиданно резким движением ударил ее об колено. Наташа вскрикнула.
Со стуком он положил половинки на стол и стремительно вышел из кухни. Перед входной дверью он остановился и обернулся. Для него это был решающий момент. Не окликнет ли Наташа, не догонит ли? Может, они еще смогут?..
Не окликнула. Он открыл дверь и вышел из дома, в котором прожил вместе с ней шесть счастливых лет. Вышел, и больше не оглядывался.
В кухне Наташа отняла ото рта руку. На кулаке остался след от зубов. Она взяла в руки обе половинки свадебной тарелки и приставила их друг к другу. Неровная, как черная молния, черта рассекла птицу надвое.
– Посуду бьют к счастью… – прошептала она и заплакала. Слезы текли по лицу, она плакала без рыданий, так же ровно, как и дышала, незаметно, как дождь, который замечаешь, только выйдя на улицу и глядя на лужи.
– Не заново, но по-другому, – сказала она себе. – Теперь жизнь пойдет по-другому…
– Если вы не перестанете, я уйду из дома, – дрожащим голосом прошептал Димочка.
Женщины его не услышали. Они стояли друг против друга в угрожающих позах, обжигая друг друга яростными взглядами.
– Я полагаю, что мы уже познакомились, – ледяным тоном произнесла мамуля. – Папуля, проводи гостью к выходу.
Димочка был в панике. Ведь знал же, что ничего хорошего из сегодняшнего вечера не получится. Еще ни разу мамуле не понравилась ни одна девушка из тех, что он приводил в дом. Но Гера ведь не какая-то! Гера особенная. Это – женщина его мечты.
Но в планы мамули в ближайшее время не входила разлука с ее маленьким мальчиком. С самого начала она дала Гере понять, что не воспринимает ее всерьез. Мало того, она сделала ей выговор. Димочка, дескать, не ночует дома, бледнеет и чахнет. В этом, разумеется, виновата некая особа легкого поведения, пожирательница наивных мужчин… И понеслось. Обычно девушки исчезали после первой мамулиной угрожающей фразы. Но у Геры закалка была хоть куда. Она храбро выпятила бюст пятого размера и кинулась в бой. Чай с тортом и пирожными были забыты.
– Вы ведете себя неразумно, – бархатным голосом, с модуляциями опытной тигрицы сказала Гера. – Мне кажется, что вы должны знать. Мы с Дмитрием решили пожениться.
– Что?! Папуля! Ты слышал?!
– Слышал, – миролюбиво отозвался из кресла тот, благоразумно спрятавшись за большим энциклопедическим словарем.
– И ты это оставишь?!
– А собственно, в чем проблема? – робко поинтересовался папуля. – Он мальчик взрослый, ему решать…
– Взрослый?! Наш сын?! О чем ты говоришь?!
– Мамуля, пожалуйста, перестань, – капризно протянул Димочка. – Конечно, я взрослый.
– Это ты перестань! Кого ты привел в наш дом?! Это же не женщина! Это тигр в юбке! Она тебя съест, а ты будешь только пищать…
– Мне кажется, я не давала вам повода. – Оскорбленная Гера вскинула голову, глаза ее недобро блеснули. – Как вы себя ведете?!
– Я веду себя в своем доме, как хочу! Ну вот что, сын: либо я, либо эта девка!
– Дима, ты должен выбрать, – неожиданно поддержала ее Гера. – Или ты меня любишь и ведешь себя как мужчина, либо мы расстаемся! С какой стати твоя мать меня унижает?!
– Прекратите… – простонал Димочка, хватаясь руками за голову. – Папа, скажи им!
– А что я могу им сказать? – удивился папуля и хлебнул чаю из фарфоровой чашки с розовыми слониками. – Я-то уже выбрал твою мать. Ты извини меня, сынок, хотя девушка твоя вполне ничего…
– Что?! – закричала мамуля.
– Но с твоей матерью мне еще жить и жить. Лично я выбираю ее.
И папик, довольный собой, вернулся к прерванному чтению словаря.
– Это невыносимо! – Димочка кинулся к балконной двери, по случаю жары открытой нараспашку. И прежде чем кто-то смог что-либо предпринять, прыгнул с балкона.
На секунду в комнате наступила тишина, а потом женщины одновременно закричали и бросились на балкон, мешая друг другу.
– Мой мальчик! – стонала мамуля.
– Она тебя убила! – верещала Гера, пытаясь пропихнуться вперед матери. Проем балконной двери не был рассчитан на одновременный проход двух мадам Грицацуевых.
– Что ты сидишь, изверг! – Мамуля заплакала. – Вызывай «скорую»!
Папуля положил трубку:
– Так уже вызвал. Сказали, через десять минут будут здесь.
Дамы бросились на выход, и в квартире стало тихо. Папик осторожно подкрался к балкону и выглянул наружу.
Внизу, на асфальте, лежал Димочка, широко раскинув руки, со спокойным и безмятежным лицом.
– Сынок! – тихо окликнул его папуля с высоты второго этажа.
Димочка не отозвался.
– Они идут к тебе! – конспиративным шепотом проскрипел папик. – «Скорую» я вызвал!
Димочка приподнял голову и подмигнул ему, после чего опять упал на асфальт.
– Молодец, сын. – Папуля отошел от двери и сел в кресло. Отрезал еще кусочек торта. – Весь в меня!
Внизу послышался рев сирены. Заглушая голоса случайных свидетелей, мамуля и Гера продолжали выяснять отношения, одновременно обхаживая Диму. Со стороны их можно было бы принять за мать и дочь, только старшая обладала рыжей шевелюрой, а молодая – черной.
Молодой врач, осмотрев Диму, задумался.
– Доктор! – воскликнула мамуля, обливаясь слезами. – Скажите, мой сын будет жить?!
Доктор почесал голову и ничего не ответил.
– Отвечайте! – потребовала Гера. – Что с ним?!
– Ну это трудно сказать. Вроде дышит…
– Это мы и сами видим! – Мамуля выпятила бюст и угрожающе ткнула в доктора пальцем.
– А чего вы от меня хотите? Я вам не рентген. Может, у него внутреннее кровоизлияние. Или трещина в черепе. Это решит обследование. Надо ехать в больницу. Может, доедет… – Доктор посмотрел на женщин, потом на бледного Димочку. – Носилки сюда, быстро!
– Ах! – воскликнула мамуля и упала на руки подоспевшему санитару. Тот с кряхтением поймал пышное тело.
– Так кого везти? – флегматично обратился санитар к врачу. – Его или ее?
– Обоих. – Врач махнул рукой и отправился к машине.
Гера твердой рукой отодвинула зевак.
– Я – с вами, – не терпящим возражений голосом отрезала она. – И лучше вам ехать побыстрее!
…Он не помнил, как прошла эта ночь. Вроде бы он где-то ходил. Вроде бы с кем-то разговаривал. В памяти остался лишь помятый мужичок на скамейке рядом с ночным ларьком. Тот укладывался спать, подсовывая под голову старые газеты.
У Смирнова мелькнуло ощущение, что когда-то он уже видел этого человека. Где, когда – вспомнить он не мог. Да и не хотел. Голова была пустой и ясной, думать ни о чем не хотелось. После разговора с женой у него возникло совершенно новое чувство – свободы, которую он не хотел, но получил. И теперь он предоставлен самому себе, этой пустой темной улице, редким огням в окнах домов и дальнему лаю собак.
Под утро Андрей тихо открыл своим ключом дверь материнской квартиры. Нина Павловна спала, он заглянул в ее комнату и направился в гостиную, где прикорнул на своем старом диванчике.
Проснувшись, понял, что ему по-прежнему не хочется вести активный образ жизни, куда-то звонить, искать работу. Лежа в постели, он слышал, как Нина Павловна возится на кухне. Полилась вода, раздалось звяканье тарелок. Потом она, видимо, ушла в ванну. Через несколько минут, когда Смирнов начал опять проваливаться в сон, хлопнула входная дверь.
На цыпочках он прокрался в коридор. Мать, похоже, ушла. Это его обрадовало. Ему не хотелось сейчас обсуждать то, что случилось вчера. Он быстро поел, оделся и опять ушел бродить по городу.
Играющие на площадках дети, спешащие на автобус родители, бабульки на скамейках, подставляющие морщинистые лица солнцу, запыхавшиеся служащие, бегущие в офис, молодые мамы с колясками – все это смешивалось у него в душе в причудливый коктейль, рождающий ощущение счастья.
Момент появления на свет не откладывается в памяти, человек не может его запомнить. А сейчас у Андрея возникло ощущение, что ему даровано еще одно рождение. Ему удалось удержать в памяти этот восхитительный миг пустого пространства, не заполненный ничем, как белый лист бумаги в начале книги.
То, что было, осталось в прошлом. Что будет, покрыто пеленой неизвестности. Идти к гадалке он не собирался. Вся прелесть этого мига состояла в том, что нельзя узнать свое будущее. И этим оно манило и радовало.
Домой он вернулся вечером. Уже начинало темнеть. Он не знал, что на соседней улице буквально на десять шагов разминулся с гуляющей Соней. Она вышла из магазина за минуту до него. Ей тоже хотелось подумать, стряхнуть с себя остатки жаркой отупелости, которую рождает день, проведенный взаперти.
Но они не встретились. И так бывает. Кажется, приди чуть раньше, и ты сможешь изменить что-то в своей судьбе. Но судьба лучше тебя знает, что тебе нужно. На этом углу стоит женщина, которая сейчас вспоминает тебя. Но ты, свернув за угол, не встретишь ее. Потому что углы разные. Бывает…
Еще в прихожей Андрей услышал на кухне женские голоса и удивился тому, что у матери гости. Правда, она иногда вместе с какими-то знакомыми устраивала посиделки с демонстрацией кулинарных шедевров. Наверняка там сейчас сидят пара-тройка подружек матери, поедающих пирожки.
Он посмотрел на себя в зеркало. Вполне презентабельный вид. Как и любая мать, Нина Павловна любила, когда ее сын производил на ее друзей хорошее впечатление.
Он заглянул в кухню, думая быстренько поздороваться со всеми и удрать. Не хотелось расплескать то внутреннее спокойствие, что появилось после прогулки по городу.
Первое, что бросилось ему в глаза, – огромный букет сирени на столе. Потом – открытая бутылка вина, какие-то салатики, улыбающееся лицо матери, и чья-то загорелая спина, не прикрытая никакими рубашками или майками.
Смирнов замер в дверях. Навстречу ему обернулась Ирина с таким же загорелым лицом, как и спина в открытом топике.
Он молчал, наблюдая, как гаснут улыбки на лицах женщин и в глазах Ирины проступает растерянность.
– Здравствуй, – как-то неуверенно сказала она. – А мы вот тут сидим, разговариваем…
– Вижу. – Андрей прислонился к косяку. Ему захотелось на что-то опереться. Кого он не ожидал увидеть здесь, так это ее. Но почему-то это не выбило его из колеи. Новое для него внутреннее спокойствие подсказывало, что все идет хорошо. Все идет так, как надо. Не стоит переть против судьбы. Лучше принимать ее дары с благодарностью.
– Твоя мама о детстве твоем рассказывает. – Ирина взглянула на Нину Павловну. – Говорит, был такой талантливый мальчик…
– Он и сейчас талантливый. – Мать вскочила с табуретки и полезла за чистой тарелкой. – Устал?
– Немного. – Смирнов пошел в ванну, крикнув из коридора: – Я сейчас руки помою и приду!
– Постой, я чистое полотенце дам! – устремилась вдогонку Нина Павловна.
Ирина осталась на кухне одна. Чтобы занять чем-то руки, она принялась теребить салфетку, которую дала ей хозяйка квартиры. «Ваши брюки нужно обязательно прикрыть, – сказала она. – Жалко, если испачкаете майонезом. Тогда только в химчистку».
Она отправилась сюда прямо с самолета. Сдала довольного, загорелого Степашку бабушке, приняла душ, переоделась и поехала. Хотела познакомиться с его матерью и узнать, где он теперь, чем занимается. Честно говоря, не слишком ожидала его увидеть, и теперь не знала, как себя вести.
В ванной Нина Павловна заговорщицким шепотом говорила сыну:
– Мне эта женщина очень нравится! Скорее всего, у тебя с ней ничего не выйдет. Но это не значит, что нужно отказываться.
Андрей взглянул на нее в зеркало и промолчал.
– Знаешь, что главное? Она тебя безумно любит. – В ее голосе послышалось скрытое самодовольство. Почему это все матери принимают любовь, которую испытывают другие к их ребенку, на свой счет? – Просто безумно!
– Сама сказала? – усмехнулся Смирнов, памятуя о той сцене, что ему устроила Ирина в «Контакте». Сначала любовь, затем война.
– А мне ничего говорить не надо. – Нина Павловна подала ему полотенце. – Я сама вижу. Ладно, быстренько мойся, а мне надо к соседке на час сходить. Она смотрит этот сериал, ну, где всякие убийства через каждые пять минут. Она его очень любит, но одна смотреть боится.
– Мама!
– Нет, правда. Честное слово. Если хочешь есть, все на столе. Суп можешь разогреть, он в холодильнике. Но не думаю, что тебе захочется супа.
С этими словами мать выплыла из ванной, Смирнов задумчиво посмотрел в зеркало, потом засунул голову под кран с холодной водой.
Ирина стояла в кухне у окна и смотрела на улицу. Она почувствовала его взгляд и боялась обернуться.
– Не ожидал? – Пальцы по-прежнему мучили салфетку, крутили и сворачивали ее в жгут.
Смирнов не ответил. Она тоже замолчала, понимая, что сейчас услышит что-то, что изменит ее жизнь. Так они и стояли: он в дверях, она у окна, не глядя в его сторону.
– Это странно, но я скучал по тебе. – Его голос ничего не выражал. Он просто констатировал факт.
– А я вообще с ума схожу. – Она грустно улыбнулась своему отражению в оконном стекле. – Ты знаешь, я приехала не потому, что чего-то от тебя хочу. Мне просто захотелось тебя увидеть.
