Текст книги "Призраки прошлого (СИ)"
Автор книги: Светлана Гуляка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Каринэ вдруг осознала, что они сидят очень близко, и он своей правой рукой накрывает её руку, слегка поглаживая пальцами её пальцы. И струятся вокруг его белые волны.
– Когда он попытался помешать ритуалу, – продолжил Игорь, – его убили, а его жена смогла бежать с мальчиком, которого они вытащили из того ритуала. Мальчик тот после ритуала прожил два года, и все эти два года кричал по ночам и говорил, что видит призраков, которые хотят его забрать...
– Как? – внезапно севшим голосом спросила Каринэ.
– Это мне рассказала бабка, – уточнил Игорь, – а она знает со слов своего отца. Всё время говорил, что его преследуют призраки. Тянут к нему руки и хотят куда-то увести. Его пытались лечить, водили по священникам и бабкам, но он перед самой войной умер.
Каринэ перевела невидящий взгляд на пустую кровать напротив. Мальчика, который видел призраков, вытащили из ритуала...
– Что это был за ритуал? – тихо спросила Каринэ.
– Речь шла о человеческом жертвоприношении, – ответил Игорь. – А подробностей я не знаю.
Каринэ облизнула пересохшие губы. Может быть, её тогда тоже собирались принести в жертву, но что-то или кто-то помог ей убежать? И из-за того ритуала она всю жизнь видит призраков, как тот мальчик?
Но что она тогда может сделать, чтобы призраки отстали от неё?
Наверно, для начала найти то место, где жертвоприношения совершались...
– Где было то место, где его хотели принести в жертву?
Игорь покачал головой:
– Я так понимаю, что в районе Индюка и Псебе. А точно не знаю.
Индюк, Псебе... Псебе – это дальше от Туапсе в сторону Джубги.
– Через Псебе ведь протекает река?
Какая-то речка должна быть. Дойти до её верховьев и посмотреть, что там. То, что они ищут, находится где-то между Чилипси и Псебе. И идя вдоль реки, они не заблудятся.
– Каринэ, – Игорь повернул к ней голову, – я надеюсь, ты не собираешься соваться туда ещё раз?
– Собираюсь.
– Зачем?
Она ответила не сразу. Сидела, молчала, смотрела на пустую кровать напротив. И не объяснишь ему, что там, может быть, её спасение от этих призраков. Узнать, что случилось с её семьёй, найти свою семью или то, что он неё осталось, узнать, что случилось с ней самой – и может быть, можно будет найти управу на собственные кошмары. И лечить не симптомы, а саму болезнь.
– Интересно, что там такое.
И не враньё, но и не правда.
– Моя Вика, – хмурясь, начал Игорь, – всегда безошибочно чувствует, если с кем-то что-то происходит. Два года назад она вдруг заявляет, что с моим отцом что-то случилось. Я звоню – оказывается, рука попала в циркулярку... До этого говорит, подруге её плохо. Выясняется – автомобильная авария... Давно был у меня друг, уехал в Японию работать. Вика едва ли не кричит, что с ним беда. Пытаюсь дозвониться – недоступен. А потом стали появляться сообщения о цунами... Это был одиннадцатый год.
– Он выжил? – тихо спросила Каринэ.
– Нет. Тело через неделю выбросило на берег... Так вот – утром в воскресенье Вика едва ли не точно так же кричала, что с тобой что-то происходит. Я прошу Виталия Александровича набрать тебя – и выясняется, что ты недоступна со вчерашнего дня, все твои спутники тоже недоступны, и через вайбер, емейл и социальные сети все вы тоже не отвечаете.
– Просто попали в аномальное место, – в очередной раз повторила Каринэ. – У нас отказал навигатор, не было интернета и не было связи. Ну и ночь была, – неохотно призналась она, – примерно такой, как описали в письме.
Он повернул к ней голову и некоторое время смотрел не то снисходительно, не то как-то болезненно. Каринэ отвела глаза.
– Вика, – негромко произнёс Игорь, – никогда не поднимала панику без причины. Всю жизнь: если она говорит, что беда – значит, беда. В воскресенье утром она говорила, что с тобой беда. И я... знаю, что она не ошибалась. И склонен думать, что или ты сейчас не говоришь о реальной опасности, которая там была, или просто о ней не знаешь.
В памяти встал последний сон, в котором она увидела Ромку, Сашку и Василису трупами, вспомнила своё смирение перед смертью – и призрака, заносящего над ней ритуальный нож...
Что бы было, если бы она не позвала в том сне Игоря? Он оттолкнул от неё призрака – и получил осколки двигателя в руку и бок, а если бы не оттолкнул – удар ритуального ножа получила бы она. И, вполне возможно, что вчера ранило бы не Игоря, а убило её.
– Знаешь, – помрачнев, констатировал Игорь, глядя, как меняется выражение её лица. – Что тебя туда тянет?
Не расскажешь ему о кошмарах и призраках, преследующих её уже восемнадцать лет. Люди сразу записывают в психи. Будь она на месте обычных людей, она бы тоже, наверно, отнеслась бы к себе, как к психу. А выглядеть сумасшедшей в глазах Игоря не хотелось.
– Есть причины, – тихо сказала она.
Он некоторое время смотрел на неё, но ничего не ответил.
Они довольно долго сидели молча. Его рука по-прежнему лежала на её руке, только он больше не поглаживал её пальцы, а несильно сжимал их. Постепенно становилось темнее. Каринэ глянула в окно. На небо наползала огромная чёрная туча.
Дождь – это повод задержаться у него подольше. Последний или один из последних подарков судьбы. Неделя пролетит быстро, Вику выпишут – и всё. Он женат, у него дети. И она, Каринэ, опасна для него.
– У тебя, – спросил Игорь, тоже глядя на тучу, – кроме Маши и Дианки больше нет здесь знакомых?
– Нет. Вернее, может, в реанимации ещё остались те, с кем я работала сразу после колледжа, но мы с ними не общаемся. А что надо?
– Я просто подумал, может, ты и завтра заглянешь к кому-нибудь из своих знакомых на чай. Ну и сюда забежишь... мимоходом.
Каринэ невольно улыбнулась. Намёк был весьма прозрачным.
Надо отказаться. Сказать, что занята, или ещё что-нибудь...
– Я попытаюсь вспомнить, – кивнула она, – может, ещё кого-нибудь здесь вспомню.
Только она знала, что не сможет сказать, что занята. И не сможет не приехать.
Игорь усмехнулся. Понял.
За окном мигнул сполох молнии, загрохотал гром.
Завтра она придёт сюда. Сделает подарок судьбы самой себе. Скорее всего, уже последний.
Комментарий к Глава 12. Новое о старом
* Снос мечетей в аулах Псебе и Агуй-Шапсуг в 1920-х годах – это исторический факт. Церковь в селе Индюк и её снос – это уже авторский произвол.
Глава 13. Расставание
Вторник следующей недели выдался сложным, причём не физически, а морально. Началось всё с того, что сразу после утренней пересменки им подняли трёхлетнего ребёнка. Мать везла его утром в садик на машине и попала в аварию; её увезли в одну больницу, ребёнка – в другую. С ним ничего страшного не было – ушибы, ссадины, несколько небольших порезов да выбитый передний зуб. Такое не госпитализируют, но вернуть ребёнка обратно было некому, поэтому пришлось положить. Малыш плакал и звал маму, Каринэ обрабатывала ему ссадины, насколько могла, успокаивала, но ребёнок не реагировал и расходился больше. Тогда она вколола ему димедрол, подождала, пока он уснёт, и отнесла в первую палату.
Всю малышню, обитавшую там на прошлой неделе, вчера выписали, зато педиатрия вернула Стекло, а также подселили ожог – одиннадцатилетняя девчонка пролила себе на ноги соляную кислоту. С Викой сидела её мать и плела ей какие-то сложные косы. Гипсы Вике сняли ещё на прошлой неделе, но руки её были плотно обмотаны эластичными бинтами, что не мешало ей радоваться, что наконец-то не нужно никого просить перевернуть страницу в книге или принять вызов на телефоне. Пока Каринэ укладывала малыша на свободную кровать, соорудив из края одеяла подобие бортика, чтобы он не свалился, она успела узнать, что папа Вики сегодня работает во вторую смену и сейчас сидит дома с Тимошкой, поэтому мать и смогла приехать. А завтра они с папой идут в театр.
Игорь что – на работу собрался? Ладно бы он в офисе сидел, подвигать мышкой можно и со швами, но ремонтировать самолёты в его состоянии? В четверг его выпустили из больницы даже без расписки: к счастью, сотрясение мозга не подтвердилось и швы вели себя прилично, – но больничный-то не должны были закрыть!
И если он идёт с женой в театр, значит, они помирились...
– Мы с папой тоже на концерт поедем, – похвасталась Вика. – В мае, в Ростов, на Дениса Майданова. Он уже взял билеты.
Каринэ заметила, как мать от этого сообщения расстроилась, однако ничего не сказала.
Семейка, блин – мать и дочь делят отца...
Ещё через полчаса привезли внутреннее кровотечение. Родители утверждали, что их дочь вчера упала и стукнулась животом, а утром ей стало плохо. Приёмное отделение констатировало абдоминальное кровотечение и подняло в хирургию. Сразу после того, как Наталья Николаевна сказала подавать её в операционную, позвонила лаборатория и сказала, что у девчонки совершенно немыслимый лейкоцитоз. Когда приёмное отделение мерило температуру, она была тридцать семь и два. Когда через двадцать минут Каринэ с Надей подали её в операционную, уже подбиралась к тридцати девяти и на жаропонижающее не реагировала. Пока реаниматолог ставил систему для внутривенных вливаний, она перевалила за сорок. А когда ей разрезали живот, вонь от каловых масс долетела даже до коридора.
– Как так можно упасть, – засомневалась Надя, – чтобы порвать прямую кишку?
Наталья Николаевна и Виталь Саныч стояли над девчонкой несколько часов. Когда они вернулись в отделение, то своим зеленоватым видом походили на зомби. Геннадий Евгеньевич, не задавая вопросов, сразу поставил им завариваться чай. Виталь Саныч и Наталья Николаевна, правда, с вожделением посмотрели на бутыль спирта, но вздохнув, всё же решили, что напиваться на работе не стоит. И только после того, как они выпили чай, хирурги спросили, что, собственно, было.
Как оказалось, никакое это было не падение, а криминальный аборт неделях на пятнадцати. Неизвестный «умелец», выскабливая плод, пропорол и матку, и нижнюю полую вену и прямую кишку, да так, что какашки вылавливали из крови по всей брюшной полости. Причём сделан аборт был не вчера, а позавчера, девчонка попалась на редкость выносливая, глотала обезболивающее и жаропонижающее пачками, проходила с перфорированной прямой кишкой сутки и только потом свалилась от махрового сепсиса.
– Студент-первокурсник аборт делал, – высказала своё мнение Наталья Николаевна, немного придя в себя после кружки чая, – а то и вовсе не медик. Потому что ни один более-менее профессиональный гинеколог такого не наворотит.
Через полчаса позвонили из первой городской, куда отвезли мать малыша из первой палаты, и сказали, что она, не приходя в сознание, умерла.
А ещё через час в реанимации умерла и девчонка, сделавшая криминальный аборт.
Отец малыша из первой – молодой мужчина с каким-то застывшим взглядом – появился в отделении в обед. Он сидел на краю кровати сына, механически гладил его по головке и явно плохо воспринимал, что говорила ему Каринэ. А потом глянул на неё и бесцветно признался:
– Я налево пошёл. Сказал жене, что еду на сутки в командировку, а сам к любовнице. Утром вышел от неё – и мне позвонили, что жена погибла в автокатастрофе...
Нда. Измена, конечно, зло, но воздаяние за неё каким-то несоразмерным получилось...
Обход Виталь Саныч из-за всех утренних событий провёл только после обеда. Малыша из первой отдал папаше, вручил эпикриз и посоветовал следующий раз хорошенько подумать, прежде чем идти налево. На ожог и Стекло глянул с сожалением – выкидывать их домой было явно рано. Вике пощупал живот, осмотрел руки, внимательно прочитал анализы и вынес вердикт:
– Завтра на выписку.
Каринэ почувствовала, как у неё внутри всё цепенеет.
Завтра. Завтра уже всё...
И ведь это не горе, не катастрофа. Это радость. Только вот на фоне этой радости и гибель матери малыша, и смерть девочки от последствий аборта стали казаться чем-то далёким и не таким тяжёлым, как это Витальсанычево: «Завтра на выписку». Вот уж точно своя царапина болит сильнее чужого аппендицита.
А она сегодня дежурит в ночь. И если Игорь работает в ночную смену, то вряд ли сегодня приедет. А завтра она сменяется в восемь – он не прискачет к восьми.
Вот так расстаться – не увидев друг друга в последний раз.
И разум понимал, что так даже лучше, так не будет лишних объяснений, ненужных слёз, что так она не наговорит ему лишнего. Разум это понимал. А внутри всё выло от тоски и безысходности.
Она переживёт, она перетерпит, не первый раз.
Прийти бы домой после смены, напиться вдрызг и выть, выть... Да только до конца смены ещё восемнадцать часов...
В коридор вышла Вика с телефоном в руке. Она долго и радостно трепалась сначала с одной подружкой, потом с другой. А почти сразу же после того, как она попрощалась, её телефон запел голосом Дениса Майданова «Что оставит ветер? Пыль на подоконнике, несколько строк...»
Каринэ, занимавшаяся выборкой назначений из историй болезни, невольно замерла и обратилась в слух. Она знала, что эта песня у Вики стоит на отца.
– Папа, меня выписывают завтра!.. Ты что – на работе? Ты же больной ещё, тебе нельзя!.. А, ну если только посмотреть, тогда ладно... Папа, ты заберёшь меня? Мама хочет, чтобы меня дядя Денис забрал, а я не хочу, я хочу, чтобы ты забрал!.. Не знаю... Подожди, сейчас спрошу...
Вика быстрыми шагами подошла к Каринэ. Каринэ подняла голову, надеясь, что её лицо не выражает ненужных эмоций, и что её голос не подведёт её в ненужный момент.
– Скажите, – спросила Вика, – а когда завтра выпишут?
– После обхода, – голос прозвучал спокойно и отстранённо. – Обход в десять, а там как повезёт. Могут и сразу эпикриз на руки выдать, а если будет форс-мажор как сегодня, то, может, и несколько часов придётся подождать.
– После обхода... – затараторила Вика в трубку. – А, ты слышал? Вот, но ты к обходу приедь, а? Тебе же всё равно на работу не надо... Папа! Тебе нельзя работать!.. Я тебе пошучу! Ты мне моё платье голубое привези, легинсы и сапоги... Да не летнее, а вязаное... И косметичку... Ну па-апа, ты же не хочешь, чтобы я из больницы ехала страшная, как ты после чердака был?..
Это было последнее, что ещё смогла разобрать Каринэ перед тем, как Вика ушла на другой конец коридора.
Утром к заявлению матери, что папа работает во вторую смену, она отнеслась очень равнодушно... А кстати... У Игоря же нет вторых смен, у него только дневная или ночная. Почему тогда мать говорила про вторую смену? Хотя, наверно, она просто имела в виду, что он поедет на работу во второй половине дня... Так Вика сейчас словно бы впервые узнаёт, что Игорь на работе, и негодует, что он больной и ему нельзя. При этом делает это совершенно искренне...
Вторая половина дня прошла обыкновенно. Каринэ делала всё, что должна была делать, к ней подходили мамаши и старшие детишки, хотели что-то своё, она решала их проблемы, а сама чувствовала, как это всё далеко от неё. Словно бы мир вдруг отодвинулся от неё, стал не совсем настоящим, а она осталась в какой-то своей пустоте.
Слегка и ненадолго встряхнул её только приход следователей, появившихся в отделении незадолго до ужина. Они опрашивали хирургов и серых от горя родителей девчонки, умершей сегодня в реанимации, и Каринэ узнала, что на аборте настояли родители, потому что их девочка была умницей, красавицей и с хорошими карьерными перспективами. И ребёнок ей бы только помешал. Сама-то девчонка хотела оставить ребёнка, но родители заставили и даже нашли того, кто согласился сделать аборт на позднем сроке. Ну он и сделал.
Дети девочке больше не помешают. Ей вообще уже ничего не помешает...
Вышла в коридор Вика с телефоном у уха. Разговаривала она с матерью и явно злилась. Как поняла из отрывочных реплик Каринэ, мать настаивала, чтобы Вику из больницы забрал дядя Денис, а Вика упёрлась, что забирать будет папа, иначе она поедет сама на автобусе. И папа привезёт её домой. Под конец Вика сердито выкрикнула, что он её муж, и пусть она с ним живёт, а у неё есть папа, и бросила трубку.
Переходный возраст – Каринэ встала, чтобы идти за ужином – бесится непонятно из-за чего...
Вечер выдался спокойным. За окном медленно сгущались тёплые весенние сумерки, отделение потихоньку затихало, за целый час Каринэ не понадобилась никому. Она, не включая свет, посидела в сестринской, выпила чаю, бездумно глядя на темнеющее небо. Почему-то вспомнилась Стекло, и Каринэ впервые, несмотря на всю свою антипатию к ней, испытала к девочке сострадание. Потому что сама сейчас ощущала примерно то же, что и она. Ей Игорь не изменял, конечно, но он изначально был запретным плодом. Нужно было вовремя понять, что влюбляется, и пресечь это. Как маленькую дырочку легче заштопать, чем большую, так и начинающуюся любовь легче задушить, чем уже разгоревшуюся. А она не заметила, не захотела, поддалась чувствам и эмоциям...
Она, Каринэ, сильная. У неё за плечами и неудачный брак, и безответная любовь, благополучно пережитая и забытая. Даже две любви, если считать школьную влюблённость в мальчика из параллельного класса, тоже благополучно забытую после окончания школы. У неё есть опыт, как пережить это. Это больно, но нужно просто перетерпеть. А у Стекла нет такого опыта, чтобы понимать, что всё проходит. Она не умеет ни на что отвлечься и всё внимание уделяет своему страданию – пусть глупому со стороны, но глубокому и искреннему для неё.
Нужно испытать страдание самой, чтобы понять другого человека...
И словно чувствуя её состояние, её сегодня никто не дёргал. Один раз только подошла мамаша и попросила цинковую мазь. Ночь уже спустилась, отделение спало, за окном время от времени громыхали поезда и проезжали машины. Азиз Тигранович, обойдя палаты, отправился в ординаторскую спать, Каринэ тоже постелила себе на диванчике в сестринской, но сон не шёл. Она лежала, смотрела через окно на чёрное ночное небо с редкими звёздочками, и думала об Игоре. Вспоминала его первое появление в отделении, его рассказ о том, как родилась Вика, и как он летел на самолёте с отказавшими двигателями. Как он вёз её на машине. Как они сидели в кафе. Как она приходила к нему, когда он попал в больницу. Лучше было это не вспоминать, затолкать в самый дальний угол памяти и забыть, но чувства не хотели слушать разум... Как он держал её за руку, как они прогуливались по внутреннему дворику больницы, обходя лужи, налитые вчерашним дождём, греясь на тёплом апрельском солнце и слушая чириканье воробьёв. Как он рассказывал забавные случаи из своей работы, а Каринэ, в свою очередь, делилась медицинскими байками. Как было на сердце и душе легко-легко, как пела вокруг весна и расцветала природа. Прошло всего пять дней, а солнечная весна за окном вызывала только отчаяние и боль.
Последней встречи не будет. Последняя встреча уже была. Тогда, когда в субботу он после смены отвёз её домой. И последнего расставания не будет – оно тоже уже было, когда они улыбнулись друг другу на прощание.
Всё уже было...
Он женат, и раз он завтра идёт с женой в театр, значит, они наконец-то после долгого разлада помирились. И ей, Каринэ, лучше уйти. Чтобы не остаться потом, как Оля, одной с ребёнком на руках. И если без ребёнка она пострадает и забудет, то ребёнок на всю жизнь будет напоминанием того, что она посмела влюбиться в чужого мужа...
И она для него опасна. Один раз из-за неё он уже пострадал. А она полезет в тот кошмар между Чилипси и Псебе ещё не раз и не два – пока не узнает, что случилось с её семьёй. И лучше ей не помнить об Игоре, чтобы, забывшись, не позвать его во сне и не причинить ему этим ещё какую-нибудь травму в реальности.
Не будь чего-то одного из этого, может, она и сдалась бы. Пошла к нему. Рискнула его здоровьем или своим будущим. Но вместе...
Каринэ ладонью вытерла катившиеся по лицу слёзы.
Нужно просто перетерпеть...
Утро выдалось самым обыкновенным. Каринэ собрала все нужные анализы, измерила температуру, дала жаропонижающее и антибиотик гнойной пневмонии, сменила размотавшуюся за ночь повязку ожогу из первой и сдала смену Наде, Полине, Зуле и Оле. На обеспокоенное Надино: «Кариночка, что случилось? Ты выглядишь как-то не очень хорошо», пожаловалась, что ночью почему-то была бессонница, и она не смогла уснуть. Надя сочувственно покивала и удовлетворилась ответом.
Не нужно ей знать про Игоря. Может, когда-нибудь потом, когда боль уляжется, она расскажет подруге про него. Но сейчас это было слишком личное, слишком сокровенное, слишком болезненное, чтобы говорить об этом вслух даже близкому человеку.
На улице сияла солнцем весна, чирикали воробьи, тёплый ветерок нёс запахи травы, земли и каких-то цветов.
А на крыльце, привалившись к перилам, её ждал Игорь. Ветер трепал его пепельные волосы, принявшие на солнце совершенно нереальный серебристый оттенок.
Каринэ остановилась, как на стенку налетев. Ночь, полная горьких мыслей и слёз, как-то притупила чувства, а сейчас Игорь всколыхнул их вновь. Она уже смирилась, что больше его не увидит, смирилась, что он ушёл из её жизни, а сейчас он появился вновь – в привычных штанах цвета хаки, тёмном свободном джемпере с капюшоном и уже таким знакомым запахом чего-то технического.
– Поехали, – улыбнулся он.
Надо отказаться, надо. Если рвать, то рвать сразу и не связывать снова разорванные ниточки. Если уже отпустила, то отпускать и не бежать больше за ним. Разум всё это понимал, только эмоции были сильнее.
И Каринэ, ничего не сказав, пошла рядом с ним, чувствуя, что в горле встаёт предательский ком. Только бы удержаться, не разреветься. Казалось бы, за восемнадцать лет жизни с призраками и кошмарами одна обросла толстой кожей, научилась держать себя в руках и не выдавать лишних эмоций. А одна улыбка Игоря – и она готова разлиться лужей...
Салон машины сегодня не был завален ничем, только на заднем сиденье стоял пакет, из которого выглядывало что-то голубое и вязаное – видимо, Игорь подготовился к эвакуации дочери из больницы. Каринэ привычно села в переднее сиденье и пристегнулась, Игорь тоже сел и включил зажигание. Затем пристегнулся – тоже знакомым и привычным жестом.
Как быстро он стал привычным. Каких-то полтора месяца, а кажется, что она знает его давно. Тот же Никита-анестезиолог даже спустя два месяца знакомства оставался чужим, рядом с ним вот такой вот свободы и комфорта не было. А про Максима и говорить нечего...
– Что-то случилось? – спросил Игорь, выруливая на улицу, пропустив чёрный универсал с велосипедом на крыше.
– Так видно?
Голос предательски дрогнул, Каринэ вдохнула поглубже, стараясь сделать это незаметно. Хочется надеяться, что Игорь не заметил.
– Очень видно.
И не объяснишь ему, что она ещё ночью похоронила их будущее. Похоронила, оплакала и начала смиряться. А он опять врывается в её жизнь, сияя на солнце серебристым пеплом волос.
Что ей мешало выглянуть в окно и посмотреть, стоит ли на парковке его серебристая сузуки и стоит ли на крыльце он сам? Выглянуть, увидеть – и уйти через другой выход, не воскрешая горьких призраков прошлого и не возрождая напрасную надежду. Он женат, он даже помирился с женой, у него дети. А она принесёт ему только беды и травмы...
– Если случится так, что твоя Вика залетит, – произнесла Каринэ, глядя прямо перед собой, – пусть рожает. Даже если это поломает всю её карьеру.
Как вовремя привезли им ту девчонку, умершую от последствий криминального аборта. Не нужно ничего выдумывать.
– Вика мне рассказала, – кивнул Игорь, переключая передачу и включая правый поворотник. – Я проникся.
Дорога была чистой, машин было мало, все светофоры горели зелёным, и ехать им не мешало абсолютно ничего. Как назло.
Нет, так и надо. Быстрее он её отвезёт, быстрее они расстанутся, на этот раз уж точно насовсем. Незачем тянуть резину и мучить себя же.
На остановке он остановил машину и повернулся к ней.
– Каринэ, – он как-то быстро вдохнул-выдохнул, – дай номер своего телефона.
Тело резко стали ватными. Ремень безопасности, уже выщелкнутый из защёлки, выскользнул из враз ослабевших пальцев, а в горле снова встал предательский ком.
Каринэ, не глядя на Игоря, помотала головой, чувствуя, что сейчас разревётся.
– Почему? – его голос изменился и дрогнул.
Всё, что она могла, это лишь помотать головой и попробовать непослушными пальцами открыть дверь. Игорь левой рукой перехватил её правую руку чуть выше локтя.
Рука сильная. Чувствуется, что не компьютерную мышку он двигает на работе.
– Каринэ, постой. Объясни, почему?
Она смотрела вниз, на рычаг переключения передач, и чувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы.
– У тебя кто-то есть?
Наверно, правильней было бы кивнуть и подтвердить его версию, разум говорил, что это лучший выход, но на ложь сейчас не было сил. Она помотала головой.
– Тогда в чём дело?
Она не ответила.
– Причина во мне или в тебе?
– В обоих...
О призраках говорить нельзя, но можно напомнить ему, что он женат, а она не хочет делить его с женой. И остаться одной с ребёнком, когда он решит вернуться к жене, тоже не хочет. Но ком в горле позволил выдавить из себя только эти два слова.
Игорь сжимал её руку и молчал, Каринэ смотрела на коробку передач, чувствовала, что из глаз капают слёзы, и не смела поднять голову. И ждала, что он скажет сейчас что-нибудь резкое, колючее, обидное...
– Иди сюда, – тихо сказал он, правой рукой притянул её к себе, и она ощутила на своих губах его губы.
Тело резко залила слабость. Нет, нельзя. Если они продолжат, она сломается, сдастся, подчинится ему. А это нельзя. Для них обоих нельзя.
Ухватить напоследок вкус его губ на своих губах, ответить на поцелуй и вырваться из его рук.
– Нельзя, Игорь, – слёзы уже текли по щекам. – Нельзя...
Непослушной рукой она открыла дверь и, не глядя на Игоря и едва не зацепившись ногой о кресло, выскочила на тротуар и, так же не глядя, захлопнула за собой дверь. И побежала прочь, чувствуя, как её душат рыдания.
Нельзя...
Дома она ревела долго, взахлёб, стоя на коленях перед диваном и уткнувшись лицом в подушку. Потом слёзы иссякли, и следующий час она сидела на полу, обняв подушку и всхлипывая, не в силах остановиться. Рюмка коньяка не оказала ровно никакого воздействия, желанное опьянение не пришло. После второй Каринэ вспомнила, что у неё ведь есть телефон Игоря. В прошлый понедельник, когда он был ранен осколками двигателя, она набирала его. Абонент был недоступен, но исходящий вызов-то сохранился.
Ватными и словно бы подпухшими пальцами она поискала среди исходящих звонков номер, сделанный в прошлый понедельник, и некоторое время смотрела на ряд цифр. Нужно его удалить, незачем носить с собой эту ниточку, связывающую её с прошлым. К тому же сейчас она напьётся – и кто знает, что взбредёт ей в пьяную голову, не захочет ли она позвонить ему и наговорить того, чего говорить нельзя.
И смотреть долго нельзя, чтобы не запомнить.
Она смотрела на номер на экране и не могла заставить себя нажать «Удалить». У неё от него ничего не осталось, и разум понимал, что так и надо. Нельзя вырезать воспалившийся аппендикс по частям, он будет продолжать болеть. Вырезать сразу – и заживёт быстро, а вырезать по частям – мучиться долго и напрасно, потому что в конце концов всё равно придётся удалить весь.
Так и ниточки, связывающие её с Игорем. Порвать все сразу – и быстрее заживёт.
Пальцы, словно сопротивляясь, нажали «Удалить» и подтвердили удаление.
Каринэ смотрела на список исходящих вызовов, среди которых больше не было номера Игоря, и по щекам снова потекли слёзы.
Перетерпеть. Просто перетерпеть. Перетерпеть желание покончить с собой, перетерпеть отчаяние и безнадёжность
Третья рюмка коньяка тоже ушла словно в никуда, опьянения не было, и лишь после четвёртой, когда содержимое бутылки стало подходить к концу, она почувствовала, как потихоньку начинает плыть перед глазами.
Она так и уснула, сидя на полу в обнимку с подушкой, и во сне увидела себя в лесу, окружённой десятками призраков. Вокруг неё сиял белыми волнами свет, напоследок оставшийся ей от Игоря и ещё защищавший её от призраков. Но пройдёт время – и он иссякнет, и она снова останется один на один со своими кошмарами.
По лесу струились чёрные тени, медленно переплетались, клубились, и если присмотреться, то было видно, что все они ползут откуда-то из одного места. Каринэ, медленно ступая, пошла в сторону источника чёрного тумана и вышла на поляну. В её центре стояло уродливое и грязное цилиндрическое строение, окружённое рядом выщербленных колонн; покосившаяся дверь была открыта, и из неё и выползал мёртвый туман, отравляя всю округу.
А около двери стоял призрак. Тот самый, который стрелял в неё из ружья. Тот самый, который заносил над ней ритуальный нож.
Он стоял и насмешливо скалился крупными зубами, среди которых один был выломан. Сейчас он был не опасен для неё, но и она, и он знали, что это ненадолго. Иссякнут волны – и у неё останется только её воля.
Потому что Игорь больше не придёт...
Глава 14. В поезде
В поход братьев удалось вытащить только в середине мая, когда уже распустились листья на деревьях, солнце припекало сильнее, но приятное весеннее тепло ещё не сменилось невыносимой летней жарой. Снова соваться в потусторонний кошмар никто желанием не горел – и Каринэ в первую очередь – но она уже не могла отступиться, когда наконец-то нащупала ниточку, ведущую к тайне исчезновении её семьи. А братья понимали, что их сестрёнка способна попереться туда одна, и потому пообщались друг с другом и нашли тех, кто не успел вовремя придумать убедительную отмазку, почему они ну никак не могут пойти в поход. Ими оказались Сашка и Вадик да добровольно примкнувший к ним Ромка.
Туристический сезон уже начался, и когда Каринэ сунулась за билетами на вокзал, на обеих вечерних «Ласточках» мест не было. Зато оказались места в пассажирском поезде «Иркутск-Адлер». Поезд был неудобный, вместо двух с половиной ласточкиных часов шёл все пять и прибывал в Туапсе почти в два часа ночи, но выбора не было – автобусом после гонок по серпантину, как прошлый раз, ехать было боязно.
После дежурства – а оно сегодня выдалось спокойным, и ночью удалось относительно нормально поспать – Каринэ сходила в банк заплатить за квартиру, съездила на рынок за новыми босоножками, заставила себя наконец-то после зимы вымыть окна, упаковала рюкзак, и только после этого почувствовала, что её начинает клонить в сон. Однако время уже близилось к вечеру, ложиться спать было поздно, поэтому она, чтобы не маяться в квартире, вышла заранее и прошлась до вокзала пешком. Было ещё светло, тепло, на улицах людно. На привокзальной площади сигналили машины, толпились автобусы, спешили по своим делам люди, на пропускном пункте скопилась очередь, в залах ожидания тоже было людно. Каринэ нашла на табло свой поезд, немного поглазела на толпу, затем вышла на платформу и вспомнила, что забыла посмотреть, с головы или хвоста начинается нумерация вагонов. Впрочем, время стоянки не одна минута, успеет дойти.
