Текст книги "Призраки прошлого (СИ)"
Автор книги: Светлана Гуляка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Игорь откинул макароны на дуршлаг и оставил в раковине стекать. В голове уже шумело, нервное напряжение отступило. К тому же дом Игоря и присутствие самого Игоря внушали чувство безопасности. А запах макарон и колбасы напомнили, что последний раз она ела в девять утра.
Поесть, смыть с себя дневные пот и пыль и пойти спать. Зная, что хотя бы здесь до неё не дотянутся...
– Мне останется? – с надеждой спросила она.
– Останется. Только, – признался он, – они снаружи переварились, а внутри недоварились.
– Я не привередливая...
Она уже начала дремать, когда пришёл Игорь, тихо лёг рядом, и она почувствовала мягкое прикосновение его губ к своему плечу.
– Слушай, – она перевернулась на спину и открыла глаза. – Что было в письмах твоего деда?
Выпитый коньяк уже почти выветрился из головы, нервы успокоились, и она вспомнила, ради чего Игорь, собственно, ездил в Хадыженск.
– Письма, – он скользнул губами по её шее; от его прикосновений тело начала заливать сладкая истома, – могут подождать до завтра...
Глава 25. Письма
Писем – пожелтевших от времени и написанных чернилами – было шесть: три – деда Савелия, два – его жены, и ещё одно – полное ятей и клякс, набросанное на обратной стороне рваного куска обоев, было подписано «о. Серафим».
Письмо отца Серафима – того самого священника из Индюка, которого большевики расстреляли в двадцатых годах – на первый взгляд казалось нечитаемым. Писалось оно явно наспех, может быть, даже в темноте, строчки прыгали и местами наползали одна на одну, кое-где буквы были не написаны, а выдавлены, потому что в пере закончились чернила, а писец не сразу это заметил.
Игорь аккуратно разложил жёлтый мятый кусок обоев с рваными краями на столе, затем вытащил из кармана шорт, в которых он вчера ездил в Хадыженск, тетрадный лист в клетку, исписанный несколькими почерками, среди которых узнавался и беглый почерк Игоря.
– Я потому так и задержался, – объяснил он, разворачивая лист, – что мы расшифровывали, что здесь написано.
Да благословит тебя Господь, сын мой Савелий.
Пишу тебе, ибо недолго мне осталось жить. Зло великое пришло на нашу землю, неверующие и невидящие разрушили дома божьи в Псебе, Агуй-Шапсуге и Индюке. Батюшка супруги твоей отец Мухаммед расстрелян, судьба отца Абдуллы мне неведома, но доходят слухи, что и его постигла та же участь. Сейчас мой черёд идти за теми, с кем мы долгие годы сдерживали тьму, в глубине гор живущую.
Слушай, сын мой. Давно, когда ходил по земле Иудейской Сын Божий, поставили язычники в наших горах храм, солнцу посвящённый. Поклонялись они свету, творили дела добрые, и полнилось то место благословением божьим. Отцы христианские приближались к месту тому, великой благодати исполнялись. Но две сотни лет назад пришли дьяволопоклонники в то место святое, истребили отцов светлых, принесли их в жертву дьяволу, и начали творить мессы свои чёрные и поганые, кровь невинных проливать, оргии постыдные учинять. И почернело место то, наполнилось неупокоенными душами жертв невинных и дьяволопоклонников проклятых. Свет обернулся тьмою, и каждая жертва даёт силу тьме. И разрасталась тьма во все стороны. Две сотни лет отцы мои и отцы отцов Мухаммеда и Абдуллы сдерживали зло и учили своих сыновей противостоять ему. Но тяжки наши грехи, и разрушены храмы божьи, что были барьером от зла. Макарий, старший брат твой, должен был наследовать мне в деле моём, после смерти моей зло сдерживать. Но нет более Макария. Георгий не вернулся с войны, и кроме тебя не осталось более сыновей у меня. Видно, была то воля Господня, дабы бежал ты и связал себя узами брака с девицей, чей род рядом с моим стоял на защите земли нашей от зла дьявольского. Молю Господа нашего, дабы сохранился и продолжился род твой. Благословляю тебя и супругу твою и деток твоих. Прости отца своего, что, не ведая воли Господней, проклял тебя за своеволие твоё. Не забывай место чистое, дьяволопоклонниками очернённое. Ибо кроме тебя и супруги твоей не осталось боле крови родов наших.
Отче наш, да будет на всё воля Твоя. Аминь.
О. Серафим.
– Дед Савелий, – произнёс Игорь, когда Каринэ закончила читать письмо, – ездил туда, оказывается, не один раз, а как минимум три, – и он осторожно выбрал из стопки пожелтевших конвертов один, датированный сентябрём двадцать пятого года.
Это письмо, написанное чёрными чернилами на сероватой, толстой и неразлинеенной бумаге, уже было без ятей, почерк оказался аккуратным и практически каллиграфическим.
Свет мой Дарихан.
Злые дела творятся здесь, с разрушением храмов тьма начала расползаться. Те места, где мы с друзьями бродить любили, уже поражены дьявольским дыханием. Приводят сюда дьяволопоклонники жертв, две свежие могилы я нашёл. Я провёл, как мог, очищение, но одному мне не под силу то, что совершали наши с тобою отцы.
Нашёл я в окрестностях Геленджика дьяволопоклонников, приносивших человеческие жертвы. Видны они по душному ореолу да подобию серой оболочки, несущей черты человека, но лишённой признаков жизни. Обычно люди не видят этой оболочки, от силы различают серый либо чёрный ореол. И думал я, что только отцы наши могли видеть эти оболочки, а вот, и я увидел. Такой вид принимают они, когда начинают лишать жизни живых существ во имя дьявола. Сначала оболочка тонкая, однако с каждой жертвой становится всё плотнее, и душит она своего носителя, перекрывает ему доступ к божественным силам. Потому и не живут истинные дьяволопоклонники долго. И неупокоенные души их уходят к осквернённому храму.
Вокруг логова дьяволопоклонников шесть могил невинноубиенных и отданных дьяволу было. Я признаюсь тебе, касаточка, взял на себя грех убийства. Четыре дьяволопоклонника умерли от моей руки, пятый смог уйти. Отпел я их по всем правилам, прочёл молитвы очищающие, крест возложил. Да не всех смог освободить – одна душа только, не осквернённая ещё человекоубийством, пошла к богу. Остальные пополнили собою армию дьявола. И из шести жертв пятерых смог вырвать из дьявольского плена, отпел, похоронил по всем правилам. Шестой, видно, сам ой как грешен был...
Значит, серые люди – это сатанисты, которые приносили человеческие жертвы...
Второе письмо, датированное июнем тридцать первого года и тоже адресованное жене, ничего принципиально нового не сообщало. Дьяволопоклонников дед Савелий на этот раз не нашёл, видел нескольких человек, окружённых слабым серым ореолом, – видимо, виновных в принесении в жертву дьяволу мелких животных, но не более. Снова провёл какие-то очищающие ритуалы в горах, пожаловался, что забирает это уйму сил, но порадовался, что тьма с прошлого раза почти не выросла.
А вот письмо тридцать девятого года дышало тревожностью.
Сынок мой Павел.
Приехали мы с матушкой Дарихан в горы и ужаснулись – тьма расползлась вдвое против того, какой она была восемь лет назад. Много новых неупокоенных душ появилось, свежих могил невинных жертв только по реке Псебе насчитали мы двенадцать. Освятили мы останки, отпели, захоронили по всем правилам, да только капля в море это. Провести полное освящение места мы с матушкой Дарихан не смогли, не хватает сил.
Логово дьяволопоклонников искали мы в Геленджике и Туапсе, а нашли в Екатеринодаре, что ныне Краснодаром зовётся. Много их, не менее двадцати серых оболочек мы насчитали, а окружённых серым ореолом – до сотни. Но страшно нам, что видим мы признаки готовящегося великого жертвоприношения.
Великое жертвоприношение совершается обязательно в осквернённом храме. Совершающий его приносит в жертву девять человек и себя десятого – два раза по пяти, на каждый луч перевёрнутой дьявольской звезды. Все жертвы должны быть умерщвлены насильно, все должны лежать по лучам звезды, начертанной на полу храма. Великое жертвоприношение должно открыть дьяволу дорогу в мир этот. Хотя сомневаюсь я, зачем открывать дьяволу дорогу в мир этот, если дьявол и так присутствует здесь в каждой вещи и в каждом живом существе?
Но как бы то ни было, цель жертвоприношения – впустить дьявола в мир этот, и верят дьяволопоклонники, что дьявол сходит в мир по десяти ступеням, каждая из десяти жертв – это ступень. И самое важное значение имеет последняя ступень, так называемая завершающая жертва, которой обязательно должен быть ребёнок в возрасте семи лет и шести дней...
Каринэ провела рукой по лицу.
День рождения у неё двадцать седьмого июля. Семь лет и шесть дней, получается, попадают на второе августа. Виталь Саныч нашёл её пятого августа. Врачи потом определили, что пулевое ранение она получила дня за четыре до этого, но врачи осматривали её уже шестого августа. Шесть минус четыре – и получается всё то же второе августа.
Вот и объяснение, что такое завершающая жертва и для чего она нужна. Вот и подсказка, что случилось с её семьёй.
Только почему её семья поехала в поход именно в то место и именно в это время? Было ли это трагическим совпадением или чьим-то рассчитанным действием?
Чужому человеку не трудно было выведать у самой Каринэ или у кого-то из её родителей или сестёр, сколько ей лет. Но знать и количество дней, то есть точную дату рождения, мог только кто-то из своих.
Кто?..
Игорь взял следующее письмо. Написанное уже другим, крупным и округлым почерком на маленьком листе явно хорошей бумаги, оно было коротким.
Детки мои, Олинька и Павлуша.
Горе случилось у нас – погиб возлюбленный батюшка наш Савелий. Пытались удержать мы дьяволопоклонников, но не смогли. Отбили только дитя, которое должно было стать завершающей жертвой и последней ступенькой для дьявола в наш мир. Я с ребёночком смогла бежать, батюшка же наш погиб, давая уйти нам.
Мальчика этого привезёт вам доверенный человек. Я же вернусь на место смерти батюшки, дабы предать земле его останки. Позаботьтесь о мальчике, как если бы это был ваш брат. Даст Аллах, сможем мы спасти это несчастное дитя. Преследуют его те, кто пытался принести его в жертву, и мёртвые и живые. И если от живых ещё можно спрятаться, то не знаем мы, как спрятаться от мёртвых.
Матушка ваша Дарихан.
Последнее письмо от матушки Дарихан на пяти страницах датировалось уже сороковым годом и было послано всё тем же Олиньке и Павлу. Однако информации, нужной Каринэ, было всего два абзаца.
... Игорёше плохо. Живые его не находят, но лучше бы мы прятали его от живых, чем от мёртвых. Ищут его. Каждый месяц дьяволопоклонники проводят ритуал поиска, и натравливают на него неупокоенные души тех, кто был отдан на осквернение дьяволу. Иногда к Игорёше приходят души, над которыми довлеет власть дьявола, но над которыми не был совершён ритуал посвящения дьяволу. Эти души имеют остатки воли, чтобы не вредить живым. Но большинство душ – это те, кто был передан дьяволу по ритуалу, и они даже против своей воли выпивают силы Игорёши. Ходили мы и к христианским священникам, и к мусульманским муллам, но никто не может ему помочь.
И я не знаю, можно ли надеяться ему помочь. Если на месте ритуала осталась его кровь, то его ничего не спасёт. Неупокоенные и осквернённые души выпьют его в течение нескольких лет. Если же на месте ритуала осталась не кровь, а лишь вещь, принадлежащая ему, то можно надеяться, что связь с тем местом со временем ослабнет. Эту вещь нужно забрать с места ритуала и уничтожить, но у меня уже не будет сил подняться на гору к осквернённому храму. И плохо, что в жертву его приносил родной человек. Родная кровь – это то, что привязывает его к месту ритуала до тех пор, пока не погребены по всем правилам останки того, кто собирался принести его в жертву...
Того мальчика тоже звали Игорь...
– Больше ничего не было, – Игорь аккуратно отложил это последнее письмо в сторону. – Но как мне сказала бабка, мальчик этот умер весной сорок первого года от заражения крови.
Каринэ подпёрла голову руками и закрыла глаза.
Если бы на месте ритуала осталась её кровь, она бы умерла ещё в детстве. Раз прожила целых девятнадцать лет, значит, крови её там не осталось. И значит, с местом ритуала её связывает какая-то вещь, принадлежавшая ей.
В памяти всплыл сон, в котором женщина с красивыми каштановыми волосами говорила ей снять заколку с куклы. Вспомнилась и сама заколка с пчёлкой, а потом и то, что Лиану из-за этой заколки принимали за Каринэ.
Скорее всего, на месте ритуала осталась эта самая заколка, и её нужно оттуда забрать и уничтожить...
Она открыла глаза, пододвинула к себе письмо и перечитала последний абзац.
Игорёшу приносил в жертву родной человек. А кто пытался принести в жертву её, Каринэ? Кто тот призрак, который стрелял в неё из мосинки и ходил за ней с ритуальным ножом? Который принимал Лиану за Каринэ только потому, что на Лиане была заколка Каринэ? У которого короткие волнистые волосы и нет верхнего переднего резца?
И гложет сердце нехорошая догадка...
Она встала.
– Мне нужно метнуться домой.
Там есть некоторые копии из следственного дела по факту исчезновения её семьи.
Игорь внимательно посмотрел на неё, но ничего не сказал и молча пошёл в гараж за машиной.
Дома Каринэ сняла с верхней полки шкафа тонкую картонную папку, уложенную в толстый полиэтиленовый мешок, смахнула с неё пыль, вытащила папку из мешка и развязала завязки. Бумаг там было немного. Акты о вступлении в наследство домом в Яблоновском и краснодарской квартирой. Решение суда о назначении дяди Миши и тёти Иры опекунами Каринэ. Решение суда о признании мёртвыми её родителей. Объявление в розыск родителей и их семи дочерей и копии некоторых документов из следственного дела.
Каринэ села на пол, скрестив ноги, и вытащила немного пожелтевший лист из стопки других таких же листов. С чёрно-белой, среднего качества фотографии на неё смотрел мужчина лет сорока с несколько вытянутым лицом, прямым носом, полноватыми губами и короткими тёмными кудрявыми волосами.
В Краснодаре возбуждено уголовное дело по факту безвестного исчезновения Глухарёва Леонида Валерьевича, проживавшего в посёлке Яблоновский. В конце июля... вместе с семьёй покинул место жительства в неизвестном направлении... Приметы пропавшего: на вид 40-45 лет, рост 187 см., телосложение среднее, тип лица... нос... глаза... волосы тёмно-каштановые, короткие, сильно кудрявые. Особые приметы – отсутствует верхний боковой левый резец; с внешней стороны левой лодыжки – хирургический шов...
Что?..
Нет двадцать второго зуба и хирургический шов на ноге?
Каринэ поспешно нашла среди бумаг копии медицинских выписок. Отксерокопированы они были неважно, но всю информацию разобрать было можно. Зуб её отец потерял ещё в семнадцать лет – так с размахом отметил выпускной. Ногу сломал за полтора года до своего исчезновения. Перелом скрепляли пластиной.
... Призрак, который никогда к ней не лез. Скелет, которому какой-то манкурт проломил череп топором – у него отсутствовал двадцать второй зуб, а на левой лодыжке была металлическая пластина...
Выходит, тот призрак, который шарахался от неё и который казался знакомым, – это призрак отца. И кости, которые она нашла, – это останки её отца...
Она посмотрела на его фотографию, вспомнила опасного призрака с ритуальным ножом. У того тоже были вьющиеся волосы примерно такого же цвета и не было переднего зуба. Но если у отца волосы кучерявились сильно, точно так же, как и у Каринэ, то у опасного призрака они лишь слегка завивались. И зубы: у отца не было двадцать второго зуба и удалён он был задолго до смерти, у опасного призрака одиннадцатый зуб был выбит или после смерти, или незадолго до неё.
У обоих вились волосы, у обоих не было по переднему зубу. И это ввело Каринэ в заблуждение.
Она ошибалась... В своих подозрениях она ошибалась...
– Я думала, – глухо призналась она Игорю, сидевшему рядом, – что призрак с ножом – это мой отец.
И стыдно было за свои подозрения, и одновременно она испытывала невероятное облегчение. Кто бы ни был убийцей её семьи, это был не отец. И не мать – у неё волосы были светлыми и прямыми. И судя из разговоров призраков, её убили второй после отца.
«Где Лёня? – Пошёл наверх, готовить ритуал. – Почему он свои вещи не забрал?..»
Он не пошёл готовить ритуал. Его зарубил топором какой-то манкурт и бросил тело в лесу в ста метрах от лагеря. Поэтому он и не забрал вещи. Вместо него в лагере остался убийца, получается, этот самый манкурт. И именно он не различал трёх младших сестёр и принимал Лиану за Каринэ только потому, что на Лиане была заколка Каринэ.
Но тогда и убийца должен числиться пропавшим без вести.
Каринэ вытащила из рюкзачка мобильник и набрала участкового.
– Дима, можете сказать, – перешла она к делу, поздоровавшись и извинившись за беспокойство, – девятнадцать лет назад есть ещё пропавший без вести, кроме семьи Глухарёвых? Которого тоже не нашли?
– Вас кто-то конкретный интересует? – на фоне были слышны голоса; что-то пиликало.
– Мужчина с тёмными, немного вьющимися волосами. Может быть, у него выбит одиннадцатый зуб.
Каринэ показалось, что она слышит постукивание клавиш компьютера.
– Нет, – где-то через полминуты ответил участковый, – за тот год пропавших и не найденных мужчин по Кубани нет. Есть... Есть за предыдущий год, ноябрь. Интересует?
– Кто? – автоматически спросила Каринэ, испытав разочарование и недоумение.
Если призрак её преследует, значит, человек умер. Разве что умер потом, не в том году. Или он был не с Кубани...
– Шинков Глеб Борисович, сорок один год. Волосы короткие, чёрные, вьющиеся, особых примет нет, про зубы ничего не сказано. Является членом сатанинской секты, подозревается в ритуальном убийстве девушки. Сектантская кличка – Манкурт...
Каринэ вздрогнула.
«Кто тебя убил? – Манкурт».
Отец имел в виду не человека, потерявшего память! Манкурт – это была кличка!
– Бежал из-под ареста, – продолжал участковый, – настоящее местонахождение не установлено... Кстати, по имеющейся информации, был знаком с вашим отцом.
Он!
Каринэ поблагодарила участкового и отбила звонок.
Значит, что получается? Её семья поехала в сатанинскую зону на ритуал великого жертвоприношения. Время было специально подобрано так, чтобы ей, Каринэ, было ровно семь лет и шесть дней. Знали ли родители, что в жертву будут приносить их самих и их детей? Не известно. Но отца Манкурт зарубил топором, причём это было не ритуальное убийство, а просто убийство – рядом с могилой не было перевёрнутых звёзд, а призрак отца пусть и выдёргивался из сатанинской зоны, когда сатанисты искали Каринэ, но имел собственную волю, чтобы не вредить дочери. Почему Манкурт убил отца – тоже не известно. Может, боялся, что отец начнёт защищать семью – а с мосинкой в руках это более чем реально. Может, ему нужна была именно мосинка. Может, ещё по какой-то причине. Убрал отца, завёл остальное семейство на гору к осквернённому храму – и убил. Начав с матери.
Многое из того дела, скорее всего, навсегда останется неизвестным. Но известно, что на месте ритуала осталась вещь, принадлежавшая Каринэ. Значит, нужно идти туда, искать тот самый осквернённый храм. Забрать ту вещь и уничтожить. И похоронить останки родителей и сестёр. И Манкурта.
Как всё просто. На словах...
Глава 26. Завершённый ритуал
Сашка ещё хромал, поэтому в горы с ними пошли Вадик и вечный Ромка, да неожиданно приехавший из Новороссийска Генка, накануне вернувшийся из плавания. Как оказалось, его об этом попросил Сашка, боявшийся оставлять сестру «на этих двух остолопов... трёх остолопов».
– Поэтому ты оставляешь её на четырёх остолопов, – съехидничал Ромка.
Погода была ясной, горячей и сухой. Лес пронзали солнечные лучи, пахло хвоей и травами. Многие реки, сильно обмелевшие за сухое лето, в верховьях вообще остались без воды.
На семейном совете перед походом, на который прихромал и Сашка, решили попробовать найти храм с наскока, чтобы не ночевать в сатанинской зоне и не тратить силы на переживание кошмаров. До реки Грязной идти было далеко, вне зависимости от маршрута выходило порядка тридцати километров, однако все помнили, на каком из рукавов Грязной всем стало плохо, и прикинули, что близко к тому рукаву подходят истоки Псебе, а потому имел смысл начать с них.
Ясная солнечная погода сменилась серой душной дымкой быстро: стоило им пересечь границу, отмеченную валуном, как у навигаторов почти сразу пропала связь со спутниками, мобильники перестали находить сеть, компасы потеряли направление, а Каринэ явственно различила чёрные текущие потоки. Игорь и Ромка разрыли землю под камнем и нашли там два человеческих черепа, у одного из них было пулевое отверстие в левой височной области. Кости все были перемешаны, но Каринэ показалось, что их там больше, чем на два скелета. После камня ещё около часа понадобилось, чтобы дойти до нужного рукава, и здесь Генка заявил, что у него ощущение, что он не стоит на суше, а плывёт по морю – чёрные потоки, смутно видимые только боковым зрением, текли по земле, подобно неторопливой равнинной реке.
Рукав был узким. Ребята продирались сквозь кустарники и упавшие деревья по давно сухому руслу, а из-за деревьев, казалось, выглядывали призраки и провожали их взглядами. Они были несформированными, растворёнными в чёрной текущей субстанции, но при этом ощущались чётко. Генка, как-то сразу подобравшийся и подтянувшийся, заявил, что у него неотвязное ощущение, что за ними наблюдают.
Всем стало не по себе; они напряжённо принялись озираться, однако никаких намёков на то, что неподалёку есть люди, не было. Каринэ вспомнила письма Игоревой прапрабабки, которая писала, что лучше бы они прятали Игорёшу от живых, чем от мёртвых, и поняла, что лично она предпочла бы мёртвых: они могут напугать, выпить силы, но не выстрелят пулей в висок.
Хотелось надеяться, что Генка чувствует призраков, а не живых сатанистов.
И призраки определённо знали, куда они идут и зачем. Чем выше по склону и ближе к осквернённому храму, тем более сформированными они становились – стояли вдоль русла призрачные чёрные скелеты, укутанные в призрачный же саван, а от кистей рук тянулись чёрные длинные плети. Каринэ и Игорь видели их изначально, потом их рассмотрели Вадик с Ромкой, а потом и Генка. Он заковыристо выругался и спросил у Каринэ, как она не рехнулась, живя с такими бок о бок всю жизнь.
– Человек, – с трудом криво усмехнулась она, – такая сволочь, ко всему привыкает.
Ромка начал жаловаться на то, что у него плывёт перед глазами, Вадик – на головную боль. Каринэ выдала ему две таблетки пенталгина, а пока упаковывала аптечку в рюкзак, нечаянно обернулась назад.
Сзади, перегораживая русло ручья, плотной чёрной стеной стояли призраки.
Каринэ похолодела и слабо вскрикнула. И вдруг явственно осознала, что сны, в которых призраки загоняют её в осквернённый храм, – это не просто сны и не подспудные страхи. Это воспоминание.
Девятнадцать лет назад её точно так же гнали сюда. И она бежала от призраков, не осознавая, что бежит прямо в ловушку.
И сейчас они чувствуют завершающую жертву и перекрывают ей путь к отступлению.
Игорь взял её за руку и напряжённо прикусил губу. Братья выругались.
– Зато мы знаем, – Ромка протёр глаза, – что точно идём куда надо.
– Мы как раз идём туда, куда не надо, – мрачно поправил его Вадик.
Темнело, хотя было всего одиннадцать утра. Не было ни ветерка, лес стоял неподвижный, безмолвный, проплетенный серой мертвящей дымкой, чернеющей на глазах. Земля под ногами, казалось, покрывалась тонким слоем – пока ещё тонким – чёрной затягивающей жижи. Дыхание сбивалось. Воздух, казалось, царапал бронхи и лёгкие, оседая там серой взвесью, закупоривая сосуды.
Русло кончилось. По склонам горы текли чёрные плотные потоки.
– Кто видит, откуда течение? – тяжело дыша, спросил Генка, шаря глазами по окрестностям.
– Я, – отозвался Игорь.
Он по-прежнему сжимал руку Каринэ. Белые волны вокруг него топорщились, словно иголки дикобраза. Вадик устало привалился к стволу дерева, но тут же со сдавленным проклятием отскочил от него – на стволе при его прикосновении полыхнула багровым светом перевёрнутая пятиконечная звезда.
– Думаю, – понял Ромка, – нам нужно идти вверх по течению.
Оставить спасительное русло ручья, хоть и перегороженное призраками. Русло, тоненькой ниточкой связывавшее их с миром, как дорога жизни в блокадном Ленинграде. Оставить эту дорогу жизни и пойти в самый эпицентр тьмы...
– Отставить упаднические настроения, – скомандовал Генка. – Нас много и мы в тельняшках.
И невысокой была гора, откуда удушающе сухим туманом стекал чёрный поток. И не крутой. И не таким уж и густым был лес. А ощущения были такими, словно они пытались покорить Джомолунгму, причём на высоте, приближающейся к восьми тысячам. Отдыхать приходилось каждые полсотни шагов, Ромку начал бить сухой кашель, Вадик выпросил ещё таблетку пенталгина. Генка молчал и торил дорогу. Игорь прикусывал губы до крови и не отпускал руку Каринэ, его белые волны пытались прикрыть братьев, но сил не хватало. А сзади закрывала все пути отхода чёрная толпа призраков.
Это было. Это всё было. Точно так же стояла позади неё чёрная толпа призраков. Точно так же не давала спуститься вниз. И она, ошалевший от ужаса семилетний ребёнок, карабкалась вверх по склону горы, туда, где ждал её убийца.
Что её тогда спасло? Та женщина с красивыми густыми волосами? Кто-то ещё? Или она сама, окончательно потеряв разум, ринулась на толпу призраков?
– Это свои? – сипло выдавил Ромка сквозь очередной приступ сухого давящего кашля.
Каринэ посмотрела вперёд, с трудом различая в неестественной тёмной серости силуэты деревьев. Подъём закончился, подлесок, и без того не густой, поредел ещё больше. А впереди, «прямо по курсу», как выразился Генка, стоял призрачный скелет женщины, по ключицам и плечам которой рассыпались густыми волнами тёмно-каштановые волосы.
– Свои, – подтвердил Игорь.
Они осторожно приблизились. Призрак, не сдвинувшись с места, указал рукой себе под ноги. Там ничего не было, только лесная подстилка из многолетнего наслоения палых листьев да травы. Однако когда Каринэ, натянув перчатки, расчистила листву, то прямо под ней обнаружила скелет, лежавший ничком. В основании черепа виднелось круглое пулевое отверстие.
«Беги, дитя...»
Выстрел. Женщина, толкавшая Каринэ к лесу, падает.
«Беги же, девочка...»
Выстрел. Правую руку чуть выше локтя обжигает пуля.
И Каринэ, отчаянно понимая, что снова осталась одна, безнадёжно бросается на толпу призраков. Потому что остаться на месте или побежать назад – это верная смерть. А вперёд – может быть, она сможет пробиться...
– Кто это? – спросил Генка, рассматривая то призрака, то скелет у их ног.
– Каринэ, – тихо ответила Каринэ.
Призрак женщины наклонил голову, подтверждая её догадку.
Вот и ответ, откуда взялось в её памяти это армянское имя, в общем-то распространённое, но которого в её окружении не было. Это её так звали. Женщину, ценою своей жизни спасшую чужого ребёнка. Память, не сохранив самого этого события, сохранила её имя.
Призраки чёрной толпой наседали с трёх сторон, дыша неестественным холодом. А впереди, в сухой удушающей тьме виднелось какое-то строение. И призрак с ритуальным ножом в руке, стоявший у его входа.
Пути назад нет. Они пришли. Теперь только вперёд.
Чёрные потоки буквально срывали белые волны Игоря и с неё, и с самого Игоря. Ромка дышал тяжело, кашель, казалось, разрывал лёгкие. Вадик держался одной рукой за голову, Генка шёл, покачиваясь, то ли как при качке на корабле, то ли как пьяный.
Нужно войти внутрь, потому что именно там было совершено жертвоприношение. Именно там находится вещь, принадлежавшая Каринэ и привязывающая её к неоконченному ритуалу. И именно её нужно забрать.
Но вход охраняет призрак.
Каринэ, с трудом переставляя ноги и борясь с желанием упасть и полежать, подошла ближе. Здание было небольшим, круглым в плане, диаметром, может быть, метров в десять, и высотой около трёх, окружённое колоннами и с плоской крышей. Построенное из какого-то белого камня, может быть, мрамора, оно сохранилось внешне неплохо, лишь две колонны с небольшой частью выступающей крыши упали и разбились. Но оплетший храм чёрный густой туман пропитал собою и стены, и крышу, и колонны, и белый когда-то камень казался чёрным, рыхлым и словно горелым. Полянки, как в её снах, не было, но деревья росли вокруг редко. И повсюду из земли торчали кости, где-то чёрные, где-то белые, где-то крошащиеся от малейшего прикосновения.
Толпа призраков наседала сзади.
Девятнадцать лет назад Каринэ бежала на призраков. Сейчас её путь – вперёд, на своего убийцу.
Он стоял и ждал, паскудно ухмыляясь крупными зубами, в том числе и обломанным передним. На голом черепе сохранились остатки чёрных вьющихся волос. Вокруг сгущалась тьма, и различить можно было лишь ближайшие деревья. И только белые волны Игоря, уже слабые и бледные, к которым неосознанно жались все братья, чуть-чуть разгоняли жуткий мрак.
«Завершающая жертва сама пришла...»
Костяная чёрная рука со свисавшими с нею чёрными плетьми медленно поднялась для удара.
«Сатана, прими завершающую жертву».
В следующее мгновение Каринэ, внезапно сбросив транс, шагнула в сторону и резко подняла руки, чтобы перехватить удар. Белая петля, устремившаяся от Игоря, опутала призрака. Откуда-то со стороны с фантомным лаем к нему метнулась грязная и с явными следами разложения рыжая собака, на боку которой виднелись начертанные пальцем православный крест и мусульманский полумесяц. Призрачная дворняга повисла, вцепившись зубами, на локте призрака, и Каринэ, ухватившись за его дрогнувшую руку – ладони при этом обожгло дикой болью даже сквозь перчатки – продолжила движение. Призрачный ритуальный нож почти без сопротивления по рукоять ушёл в кости таза.
Лес пронзил фантомный нечеловечий вой, гору ощутимо тряхнуло, с крыши храма скатилось несколько обломков камней. Игорь оттащил Каринэ в сторону, и все потрясённо наблюдали, как призрак, скорчившись в позе эмбриона, катается по земле, белые нити, тянущиеся от Игоря, спутывают его по рукам и ногам, а сам призрак тает и тает...
И в это время в него ударил луч света, настолько неестественный в этой сатанинской тьме, что все невольно зажмурились. А когда Каринэ разлепила глаза, призрака не было. Ромка, продолжая надсадно кашлять, светил в то место фонариком.
