Текст книги "Призраки прошлого (СИ)"
Автор книги: Светлана Гуляка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
Все поспешно полезли в карманы и рюкзаки за своими фонариками, только сейчас вспомнив об их существовании. Игорь посветил в дверной проём храма – самой двери там не было – и первым шагнул внутрь.
В мраморном полу – когда-то белом, но сейчас пропитанном тьмою и грязью – был вырезан двойной круг метров четырёх в диаметре, в который была вписана пятиконечная звезда, сочащаяся багровым светом. И возле каждого луча, головами к нему, лежало по два скелета. Два взрослых – у одного из них верхний передний резец был сломан – и семь детских, в челюстях которых ещё оставались двойные зубы. У пяти скелетов в черепах были отверстия от пуль, у трёх – раздроблены рёбра в районе сердца. А около одного из них – того, у которого не хватало зуба и на котором не было пулевых отверстий – лежал не скелет, а уродливая тряпичная кукла размером в локоть, смотанная из каких-то тряпок. И на голове у неё крепилась знакомая заколка с пчёлкой.
– Пиздец, – высказался Вадик, рассматривая в свете фонариков и пентаграмму, и скелеты, и брезентовые рюкзаки у стены, частично выпотрошенные, и прислонённую к одному из них древнюю мосинку.
Каринэ подошла к рюкзакам, выбрала самый большой и вытряхнула его. Почти сразу ей попался мешок из плотного мутного целлофана, в котором лежала стопка документов – два паспорта и восемь свидетельств о рождении.
Глухарёв Леонид Валерьевич. Глухарёва Елена Андреевна. Алина. Алёна. Ульяна. Юлиана. Лина. Леона. Лиана. Илона.
– Вот и твоя семейка, сестрёнка, – констатировал Ромка. – Угораздило же тебя.
... Лиана, украв тогда у Каринэ заколку, спасла ей этим жизнь. Сёстры, не посчитав нужным дожидаться младшую сестру, вернувшуюся искать куклу, тоже спасли ей этим жизнь. Взрослые, видимо, не присматривались особо, сколько именно девочек идёт за ними, и думали, что все на месте. И это дало Каринэ шанс на спасение...
Генка подошёл к мосинке, взял её в руки – предварительно тоже надев перчатки – и разрядил магазин. Ему на ладонь высыпалось пять патронов.
... В магазине мосинки пять патронов. Первая обойма ушла на мать и четырёх её дочерей. Поменять обойму – и застрелить ещё троих девочек. От четвёртой пули погибла женщина, пытавшаяся спасти Каринэ. Пятой убийца промахнулся и лишь ранил Каринэ.
И время, понадобившееся ему, чтобы перезарядить магазин, тоже спасло ей жизнь...
Каринэ посмотрела на скелеты, разложенные вокруг пентаграммы, на уродливую тряпичную куклу, на негнущихся ногах подошла к ней и осторожно сняла заколку.
Тело пронзило словно электрическим током, гору ощутимо тряхнуло второй раз, от нечеловеческого шуршащего воя сотен и тысяч призраков качнулись деревья, по ветвям прошёлся мощный порыв ветра. Игорь дёрнул застывшую Каринэ за руку, и все, не сговариваясь, рванули наружу.
Призраки метались в неестественной темноте, словно ослепнув, налетали друг на друга, шипели, выли, стонали. Ветер срывал с деревьев листья и ветки, с крыши храма упало ещё несколько небольших камней. Чёрные потоки, ранее стекавшие с горы, теперь втягивались обратно на гору, затапливая вершину вязкой жижей.
– Вниз! – Ромка откашлялся и сплюнул, как показалось Каринэ, сгусток крови.
И они помчались вниз по склону.
Тьма сгущалась, чёрные потоки цепляли за ноги, дыхания не хватало, воздух царапал лёгкие. Дезориентированные призраки метались между деревьями, попадая в лучи фонариков, рассеивались, чтобы появиться снова, едва луч уходил. Лес стонал, раскачивался, летели листья и сучья. Ребята неслись, не видя дороги, и лишь когда Вадик, споткнувшись, улетел на землю, головой приложившись о кусок камня, торчащий из земли, все резко словно протрезвели и мгновенно вспомнили череп незадачливого туриста, насаженный на сук дерева.
– Отставить панику, – скомандовал Генка, помогая брату подняться.
Каринэ торопливо промыла ранку и наложила ему повязку, останавливая кровь, спросила, сильно ли болит голова. Вадик признался, что гораздо меньше, чем она болела на подъёме, и все снова поспешили вниз, на этот раз, однако, внимательно глядя под ноги и по сторонам. Болели лодыжки, на каждый шаг, казалось, ноги приходилось вытаскивать, как из болотной топи. И Каринэ чувствовала, как из неё словно что-то вытягивается. Она шла, а что-то, наполнявшее её, оставалось на месте в этой сатанинской зоне. Игорь что-то спросил её, она даже что-то ответила, а сама переставляла ноги, сжимала в судорожно сжатой руке заколку и видела вокруг мёртвый лес, заполненный чёрной жижей. И жижа тянула её назад, вытягивая из неё последние силы...
Раскат грома над самой головой и ливмя хлынувший дождь привели её в чувство. Она только сейчас заметила, что сатанинская тьма значительно рассеялась, уступив место тьме природной. Призраков стало гораздо меньше, сквозь заметно поредевшую дымку просматривалось небо, обложенное свинцово-чёрными тучами. Струи ливня стекали с веток деревьев, мгновенно превратив землю в сплошную грязь. Склон никак не кончался, среди корней скапливались лужи, перетекали через края и устремлялись вниз бесконечными ручейками. Ребята съезжали со склона буквально на задницах и рюкзаках, Игорь разодрал ногу, кровь тонкой струйкой стекала в кроссовок. Каринэ рассекла плечо. Зато Ромка перестал кашлять, а Вадик – морщиться от каждого движения.
В русло – узкое, мелкое и заросшее – их буквально внесло потоком грязи, попутно расцарапав всех о заросли то ли ежевики, то ли ещё чего колючего. Генка, влетевший в бурный грязный поток плашмя, встал, отплевался от жижи, попавшей в рот, и огляделся.
– К реке мы вышли, – перевёл дыхание Ромка, падая на торчащий из берега камень и вытирая лицо, заливаемое ливнем; впрочем, бесполезно. – Осталось выяснить, к какой.
– Какая разница, – отмахнулся Вадик, тоже переводя дыхание, – главное, теперь не заблудимся.
Каринэ осторожно разжала руку, по-прежнему судорожно сжимаемую в кулак. Небольшая заколка-крокодильчик с жёлто-чёрной пластмассовой пчёлкой была на месте. Каринэ завернула её в мокрый носовой платок, платок сунула в мокрую же перчатку, а перчатку упаковала поглубже в рюкзак, чтобы не вывалилась.
Сполох молнии на мгновение залил всё сиренево-белым светом, секундой позже громыхнул гром. Ребята, малость струхнув, поспешно выскочили из ручья.
– Мы там что-то конкретно поломали, – Игорь дышал тяжело и выглядел замученным, однако белые волны вокруг него, ранее почти полностью слизанные тьмой, постепенно оживали. – От одной заколки такого светопреставления бы не было.
– Думаешь, это мы всё устроили? – восхитился Ромка.
– Грозу – не знаю, – признался Игорь, бездумно расчёсывая расцарапанную ногу. – Но и без грозы здесь всё бушует...
Дождь продолжал лить сплошными струями, хотя гроза ушла чуть в сторону. Продираться зарослями по топкой земле вдоль бурного грязного потока, пришлось долго. Постепенно русло расширилось, и поток влился в реку, более широкую, тоже сейчас разбухшую от ливня и нёсшую островки лесного мусора. На берегу напротив места слияния, обнаружилась старая туристическая стоянка, и здесь ребята признали местность.
– Грязная, – вздохнул Вадик. – Я надеялся, что Псебе.
И куда теперь? Вверх к истокам Грязной, а потом через хребет – к истокам Псебе? Или вниз к Псекупсу, оттуда через Садовое к Чинарам, а там, может быть, успеют на вечернюю электричку до Туапсе?
Все посмотрели на Каринэ.
– Вниз, – решила она.
Так надёжнее. Так они точно не заблудятся в горных лесах, заливаемых сейчас проливным дождём...
К Садовому выползли, по колено в грязи, к семи вечера, а чтобы дойти до Чинар понадобился ещё час, потому что дорогу в одном месте размыло так, что пришлось обходить её, как выразился Вадик, «дальними ебенями». В Чинарах набрали дядю Мишу, чтобы он забрал их на машине. Дядя Миша их обрадовал, что дорогу между Чинарами и Шаумяном размыло в нескольких местах и обрушило какой-то мост – все местные новости пестрят сообщениями о последствиях ливня. Так что ножками там, может, и можно пройти, а вот машиной – никак. Сунулись на станцию. Там железнодорожные рабочие обрадовали их ещё больше, сообщив, что пути между Чинарами и Индюком тоже размыты, поезда не ходят и не будут ходить ещё несколько дней. Уехать можно разве что в сторону Горячего Ключа, и то не от самих Чинар, а от Афапостика. Хотя не известно, что будет утром – может, ливень, ушедший как раз на север, к утру размоет что-нибудь и там.
– Застряли, – бодро констатировал Генка.
Пришлось искать место и ставить палатки. Костёр получилось развести только с неведомо какой попытки, с помощью чёртовой матери и полулитра бензина, который Игорь добыл у кого-то из местных жителей. Всё снаряжение промокло практически насквозь, палатка тоже, а едва костёр взялся, дождь зарядил снова. Рис с тушёнкой кое-как сварить сумели, а просушиться – нет, и спать пришлось в мокрых палатках, в мокрой одежде и на мокрых спальниках.
– Кстати, – ухмыльнулся Генка, выскребая остатки каши из котелка, – сегодня же второе августа.
Девятнадцатая годовщина гибели её семьи...
– Хорошо день ВДВ отметили, – чихнул Игорь.
– Следующий день ВДВ, – шмыгнул носом Ромка, – предлагаю отметить менее экстремально.
Прежде чем забуриться в мокрую палатку, Каринэ вытащила из рюкзака перчатку, из перчатки – носовой платок, и из платка – заколку с пчёлкой. В последний раз посмотрела на неё и бросила её вместе с платком в огонь.
На мгновение стало жарко, но почти сразу отпустило, и Каринэ буквально физически почувствовала, как огонь, оплавляя заколку, выжигает и из неё что-то, связывавшее её с сатанинской зоной и незавершённым ритуалом. Словно бы тьма сатанинской зоны, наполнявшая её всю жизнь и привязывавшая её к осквернённому храму, теперь сгорала в пламени очищающего огня. Сгорали нити, связывавшие её с принесёнными в жертву матерью и сёстрами, сгорали узы, по которым призрак Манкурта мог преследовать её и высасывать из неё силы...
А ночью, когда Каринэ, несмотря на сырость, смогла забыться усталым сном, пришло видение знакомой полянки и знакомого столба с перевёрнутой пятиконечной звездой. Под столбом покоилась коза, а вокруг него совершал обход серый безжизненный человек. Его чёрные волосы топорщились ирокезом.
Только теперь ничего не тянуло её сюда.
Каринэ дождалась, когда он закончит обход, и подошла ближе.
– Брось нож, – тихо произнесла она замершему от неожиданности сатанисту. – Завершающая жертва уже принесена.
Сейчас, во сне, она откуда-то точно знала, что, вогнав ритуальный нож в призрака, она завершила ритуал, тянувшийся девятнадцать лет. Начальная жертва и конечная оказалась одним и тем же человеком, и десять ступеней сатаны в этот мир замкнулись сами на себя.
Только кто должен был спуститься по ним, не известно. Потому что сатана и так наполняет собою все живые существа. Не будь его, этот мир не знал бы зла. А человек не имел бы возможности преодолевать трудности, расти и совершенствоваться...
Ритуалист, придя в себя, поднял зажатый в руке нож для удара.
– Брось нож, – тихо, но внятно повторила Каринэ последний раз. – Иначе ты тоже станешь инвалидом, как становились инвалидами другие.
Он не послушался.
«Отмечаю тебя, завершающая жертва».
Каринэ перехватила его руку и вывернула запястье из сустава...
Эпилог
Могила на первый взгляд ничем не отличалась от остальных на этом кладбище. Скромная гранитная плита, цветы, венок. Только на плите вместо одного имени было выгравировано одиннадцать.
Их кремировали. Батюшка отпел десять скелетов в девяти закрытых гробах – мать, отца, семерых их дочерей и мертворожденного сына, останки которого Каринэ аккуратно в тряпичный мешочек собрала в подвале яблоновского дома и положила в гроб к матери – и их отвезли в крематорий. И девять урн похоронили в одной могиле. Девять урн, десять людей, и одиннадцать имён на плите. Потому что Глухарёвой Илоны Леонидовны тоже уже не существовало.
В сатанинской зоне после завершения ритуала, затянувшегося на девятнадцать лет, стало легче. Осталась серая дымка, осталась тьма, но уже почти не разговаривали по ночам призраки и не приходили к живым. Бродили, потерянные, среди деревьев, словно ища что-то или кого-то, смотрели безучастно в никуда и постепенно исчезали из человеческого мира.
Там долго работали и следователи, и священники, и археологи. Собирали останки, отпевали их, разбирались, кого ещё можно идентифицировать, а кто лежит там уже десятки и сотни лет. Как позже узнала Каринэ, о секте сатанистов знали давно, но поймать удавалось или только мелочь, которая никого из главарей не знала, или окончательно сошедших с ума, которые уже не воспринимали реальный мир. Двадцать два года назад главаря – а им был тогда Манкурт – уже вычислили и арестовали, но он бежал и пропал без вести. Как именно тогда разворачивались события, следователи точно не установили, но одна из сотрудниц милиции, которую звали Каринэ Заргарян, в последний момент напала на след Манкурта. Она последовала за ним, не успев вызвать подкрепление, и погибла. И тоже девятнадцать лет числилась пропавшей без вести.
Выйти на верхушку секты, именовавшей себя банально «Дети сатаны», помогла Стекло. Когда Каринэ, её братья и Игорь давали показания следователям, Каринэ упомянула, что видела у Стекла брошюрку о сатанизме, и девчонку взяли в оборот. Выяснили, что сатанистом был один из бывших любовников её матери, и именно он приобщил девчонку к чёрным ритуалам. Нашли любовника, и через него вышли и на главарей и смогли их арестовать.
Сама Стекло выписалась из больницы, но с рубцом на сердце и инвалидностью. Как слышала Каринэ, она стала тише воды ниже травы, взялась за учёбу, начала рисовать – только врачи качали головами и делали прогнозы, что больше десяти лет после перенесённого инфаркта она вряд ли проживёт.
Шестнадцать плюс десять – это двадцать шесть. Может быть, до двадцати шести лет она доживёт. С инвалидностью и без возможности вести полноценную жизнь...
Ритуалиста – того, с ирокезом, которому она вывернула руку – она встретила полгода назад в Туапсе. Молодой парень, по виду вообще школьник, всё с тем же ирокезом и с неплотной серой оболочкой – видимо, в сатанизме погряз неглубоко. Кисти правой руки у него не было.
Наверно, стоило во сне не выворачивать ему руку, а просто отбить; тогда бы кисть была, может, изуродована, но осталась с ним. Или просто уйти – он для неё опасности уже не представлял. Но что сделано, то сделано...
Каринэ положила на могилу букет из одиннадцати белых роз. Два неподвижных и почти невидимых призрака шевельнулись.
Сначала их было десять. Когда родителей, сестёр и мертворожденного брата отпевали и хоронили, они постоянно следовали за своими останками. Девять чёрных призрачных скелетов, укутанных в чёрные саваны, и один маленький бесформенный. И первые сорок дней после похорон они толклись около могилы, не в состоянии отойти от неё, однако постепенно светлея и становясь прозрачнее. На сороковой день окончательно растворился призрак мальчика, потом в течение полугода исчезли призраки всех остальных детей. И сейчас, два года спустя, здесь оставались только родители, едва уже видимые. Скорее всего, полгода-год – и они уйдут из наземного мира.
Родители входили в секту сатанистов много лет. Отец засветился там ещё в школе, мать – после замужества, они участвовали в ритуальных жертвоприношениях животных и сексуальных оргиях, но преступлений за ними не числилось. Знали ли родители, идя в сатанинскую зону, что ждёт их и их дочерей у осквернённого храма, так и осталось неизвестным. Но то, что спустя два года их призраки почти очистились, скорее всего говорило о том, что нет. Они были виновны в ритуальных жертвоприношениях животных и оргиях, но не в покушении на жизнь своих детей.
Останки Каринэ Заргарян, двадцать один год назад спасшей жизнь Каринэ, отпели и похоронили на туапсинском кладбище рядом с могилой её мужа. Её призрак, тоже постепенно светлея, сидел на своей могиле сорок дней после похорон. На сороковой день она приснилась Каринэ: женщина лет сорока, армянской внешности, с распущенными тёмно-каштановыми густыми волосами – она улыбнулась Каринэ, помахала ей на прощание рукой и исчезла. Когда через неделю Каринэ и Игорь приехали на её могилу, её призрака там уже не было.
Каринэ повернула голову и посмотрела на могилу в соседнем ряду. Там ходил чёрный призрачный скелет, руки-плети которого спускались до земли, укутанный в чёрный же призрачный саван. За два года после отпевания и погребения Манкурт не стал ни светлее, ни спокойнее. Сколько Каринэ ни приезжала на это кладбище, он, всё такой же чёрный, мерил шагами свою могилу, не в состоянии отойти от неё ни на шаг, и сжимал в кулаке не существующий уже ритуальный нож.
Зарубить топором отца семейства, застрелить его жену и семерых их детей. Убить женщину, пытавшуюся спасти восьмого ребёнка... Десять жертв, пусть и не все из них невинные.
Что бы было, не соверши Манкурт этого убийства? Выросла бы Каринэ в нищей многодетной семье, в которой не было ни любви, ни дружбы, ни взаимопомощи, где каждый был сам за себя; ютясь в одной общей комнате с сёстрами, в постоянной грызне и ссорах. Какой бы она сейчас была?
Двенадцатую белую розу Каринэ положила на могилу Манкурта. Он убил её родителей и сестёр, и благодаря этому у неё появилась семья, где её любили и о ней заботились. Которая поддержит и не бросит.
Инь-янь, белое и чёрное, добро и зло. Страшное преступление – а для неё, Каринэ, оно обернулось благом. Пусть и платой за него были девятнадцать лет кошмаров.
Простить его нельзя. Но и невольную, преступную и постыдную благодарность не испытывать тоже было нельзя...
– Пошли уже, – сказал Игорь.
Да, пора. Скоро Юрка, оставленный с бабушкой, проснётся и затребует есть.
Они медленно пошли между могил к выходу с кладбища.
Чёрный призрак провожал их невидящим взглядом.
