Текст книги "Призраки прошлого (СИ)"
Автор книги: Светлана Гуляка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
А вот перевёрнутых звёзд нигде поблизости нарисовано или вырезано не было.
Каринэ уже убрала нож в ножны на поясе, как призрак, до этого безучастно сидевший под грабом и не реагировавший на раскопки его могилы, вдруг поднял голову и ощерился. Каринэ дёрнулась от него и тут же почувствовала отдалённое присутствие опасного призрака с ритуальным ножом.
В какой стороне ручей? Куда бежать?!
Каринэ попыталась задавить в себе панику, вспомнить, откуда она пришла, и прислушаться, в какой стороне река. Реки слышно не было. Призрак с проломленным черепом неслышно зарычал, словно собака, глянул на неё и повелительным жестом указал куда-то в сторону.
И тут же порыв ветра донёс оттуда шум воды.
На берег она вывалилась ровно напротив лагеря. Призраки – ни с проломленным черепом, ни с ритуальным ножом – за ней не пошли.
Она перешла вброд реку, подобрала оставленную на берегу посуду и посмотрела в ту сторону, откуда пришла. Но там были только деревья и кусты. И чёрная текущая дымка.
Уже темнело, среди деревьев оживали призраки. А когда Каринэ почти бегом вернулась с вымытой посудой в лагерь, то увидела, что около костра на бревне сидит призрак – в отличие от остальных вокруг него не было чёрного савана – с тёмно-каштановыми волосами, крупными волнами рассыпавшимися по костям ключиц и рёбер. Игорь сидел на соседнем бревне и нервно косился на призрака; время от времени от него дёргались белые сполохи в его сторону, но призрак досадливо отмахивался от них и так же нервно косился на Игоря.
Каринэ не сдержала нервный смех.
Женщина посмотрела на Каринэ своими пустыми глазницами и встала:
«Семь шестьдесят два», – прошелестела она.
Сделала несколько шагов от костра и растворилась.
«Спроси Савелия...» – донеслось от неё напоследок.
Какого ещё Савелия?..
– Семь шестьдесят два, – Каринэ поставила вымытую посуду на бревно и села рядом с Игорем. – Это какое оружие?
Игорь пожал плечами:
– Семь шестьдесят два – это распространённый калибр, много где применяется.
– Например?
– Пистолет ТТ...
– Не пистолет, – помотала головой Каринэ. – И не пулемёт, – сразу уточнила она.
Игорь некоторое время думал:
– Автомат Калашникова, – принялся перечислять он. – СВД. Трёхлинейка...
Совсем рядом с костром легонько кто-то пробежал – было видно, как пригибается трава, словно бы примятая невидимыми ногами. Каринэ и Игорь невольно глянули в ту сторону.
– Что такое трёхлинейка?
– Винтовка Мосина образца 1891 года.
Каринэ почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Мосинка была у её отца...
Но стрелять-то мог кто угодно. И сам отец, и любой посторонний, который украл винтовку или которому отец дал ею попользоваться...
«Это твоя заколка?..»
Рядом никого – только ощущение, что в нескольких шагах кто-то стоит.
«Не отдам!..»
На мгновение рядом возник серый череп, у которого только передние зубы были не двойные, но тут же пропал. Игорь подтянул вздрогнувшую от неожиданности Каринэ к себе.
«Если это твоя заколка, значит, ты Илона!..»
Короткое ощущение присутствия опасного призрака. Каринэ почувствовала, как напряглись Игоревы волны и как подобрался сам Игорь. Но ощущение как появилось, так и исчезло.
Каринэ помнила, как в походе поссорилась с сестрой, потому что та украла у неё заколку и заявила, что это её. Из разговоров призраков выходит, что этой сестрой была Лиана – одна из двойняшек, старше её на год. И выходит, что из-за этой заколки Лиану приняли за Каринэ.
Мог ли кто-то из родителей не различать трёх младших сестёр?
Очень сомнительно.
Значит, с ними был кто-то посторонний.
Посторонней была женщина с красивыми каштановыми волосами, но её сейчас на поляне нет, в разговоре про заколку она не участвует. Значит, был ещё кто-то?
«Как вы мне надоели!..»
Рядом упало что-то невидимое и не очень тяжёлое. Несколько веточек, валявшихся на земле около костра, сломались пополам.
«Илона-а-а-а...»
Каринэ невольно дёрнулась к Игорю. Тот сильнее прижал её к себе и одной рукой погладил по щеке.
«Где Лёня?»
«Пошёл наверх, готовить ритуал...»
Лёня – это отец. Значит, его на поляне нет. А есть как минимум один посторонний.
«Почему он свои вещи не забрал?.. не забрал... не забрал...»
В кустах послышалась какая-то возня, кто-то пробежал, шурша травой.
– Игорь, – вспомнила Каринэ, – тебе слово «Манкурт» знакомо?
«Дождь...»
На землю упали первые редкие капли дождя.
– У Чингиза Айтматова, – подумав, ответил Игорь, – был такой рассказ. Там человека брили налысо, надевали ему на голову шапочку из свежей шкуры, а когда она высыхала, она настолько плотно прилегала к голове, что волосы не могли расти и начинали расти внутрь. Человек сходил с ума от боли, терял память и превращался в покорного раба. Такой человек и есть манкурт.
«Дети, идите спать!..»
Призрак имел в виду, что его убил такой раб?
А реально ли вообще проделать такое с человеком? Скорее он умрёт или от болевого шока, если это настолько больно, или, что более вероятно, от какого-нибудь воспаления, но чтобы потерять память и превратиться в покорного раба? Слабо в это верится.
Или он подразумевал что-то другое?
«Где Лёня?..»
А в бесцветном голосе – тревога...
Дождь немного усилился, ветерок, до этого совсем слабый, улёгся совсем.
... Это было. Ночь, поляна, палатки, костёр, подсвеченные огнём ветки деревьев, начинающийся слабый дождь – это всё было. И было именно тогда...
Каринэ, как в прострации, поднялась с бревна и отошла от огня. И как туман медленно выступили вокруг очертания трёх брезентовых палаток, призрачный костёр на том же самом месте, где горел сейчас настоящий. И призраки. Только почему-то невидимые. Ощущаемые, но невидимые.
«Где Лёня?.. Лёня... Лёня...»
«Где Илона?..»
Это спрашивают разные голоса. И в обоих беспокойство. Только если голос, который спрашивает про отца, полон искренней тревоги и... и предчувствия беды, то голос, которому нужна была Илона... скорее раздражённый...
«Завтра последний переход...»
В ту ночь она ещё была на этой полянке. Ту последнюю ночёвку она ночевала со своей семьёй. Пойдёт искать куклу, отстанет и потеряется она завтра. На последнем переходе. Это завтра Лиана украдёт заколку, по которой Илону отличали от сестёр-близняшек, и завтра кто-то, кто тогда был на этой поляне, по этой заколке примет Лиану за Илону.
«Дети, идите спать!..»
Это говорит не мать... В тот последний вечер это сказала им не мать... Это сказал кто-то, кого они боялись и не посмели ослушаться...
Отец? Или ещё кто-то?
Шелестят по листьям и траве редкие капли дождя...
И непонятно, когда отец ушёл готовить ритуал: вечером или утром. Был он вечером на поляне, или нет? Отправлял детей спать он или кто-то другой?
Они кого-то тогда боялись. Настолько, что не посмели ослушаться и не посмели даже начать привычную грызню, кто, где и с кем будет спать...
«Манкурт...»
Это слово она знала. Тогда знала... Может быть, не знала его значения, но точно с кем-то соотносила...
Под ногами плыли чёрные потоки, постепенно прибывая и прибывая. Каринэ смотрела на них, на чёрные мёртвые стволы деревьев вокруг, переплетённые такими же потоками, на камень, под которым была ритуальная могила мертворожденного ребёнка, и на уходящую вверх по течению притока чёрную тропку, вдоль которой неровными шеренгами стояли призраки и смотрели на неё.
Если она сделает шаг, то окажется там, где погибла её семья...
Шаг...
Белый вихрь, взметнувшись вокруг, мгновенно выдернул её из чёрного мёртвого леса. Каринэ резко открыла глаза.
Она лежала на спальнике, вплотную прижавшись к Игорю, рядом похрапывал Ромка. Серый утренний свет уже заливал палатку.
Она и не помнила, как пошла спать...
Игорь дышал неровно и часто. Когда она положила руку ему на лоб, он открыл глаза и устало посмотрел на неё.
Температура. И у Ромки, судя по учащённому дыханию, тоже. А идти им сейчас двенадцать километров по горам и бездорожью. С температурой у Игоря и Ромки, больной ногой у Сашки и больной головой у Вадика.
Но нужно уходить. Прямо сейчас. Сворачиваться, наскоро перекусить и делать ноги. Задерживаться здесь больше нельзя. Чем дольше они здесь пробудут, тем тяжелее потом будут последствия...
Глава 22. Разговор на террасе
До Псебе дошли только к часу дня, хотя вышли из лагеря в шесть утра. Ромка и Игорь температурили, Сашку на последнем участке пути пришлось нести – на ступню он вообще ступить не мог. Они успели даже на автобус до Туапсе и не пришлось вызывать дядю Мишу. Дома оказалось, что у тёти Иры съехали оба постояльца, так что Василиса отправила всю компанию туда, забрав себе только мужа. Каринэ обработала ему ногу, перевязала и велела лежать и ногу не нагружать. У Ромки начался кашель и потекли сопли, зато температура упала до тридцати восьми; Каринэ прослушала его фонендоскопом, хрипов в лёгких не услышала, напоила ромашкой с липой, и только после этого смогла взяться за Игоря.
Его поселили в меньшей комнате. Когда Каринэ вошла к нему, он уже спал, наполовину раскрывшись и отвернувшись к стене. Дыхание было учащённым, однако на ощупь у него были всё те же тридцать восемь.
– Игорь, – она чуть потрясла его за плечо, – дай послушаю тебя.
Он открыл глаза, похоже, толком не проснувшись, и послушно лёг на спину. Каринэ повесила себе на шею фонендоскоп, задрала ему майку и пощупала круглый шрам от пули парой сантиметров выше того шрама, который он получил от разрушившегося двигателя. Кожа вокруг была красной и горячей.
– С какого расстояния стреляли? – полюбопытствовала она, помня, что у того парня, что им привозили весной, вся нога была разворочена, а здесь лишь аккуратный кружок да небольшой хирургический надрез. – И из чего?
– Пистолет Макарова, метров с двадцати, – он сонно усмехнулся. – Была зима, на мне была дублёнка, а во внутреннем кармане лежала записная книжка и толстая пачка сторублёвок. Пуля попала в них, они погасили её энергию. В меня она вошла на четыре сантиметра.
Так и подмывало спросить, зачем в него стреляли, но она сдержалась. Это уже ничем не обоснованное любопытство.
Никаких шумов у него в лёгких не было – Каринэ тщательно прослушала и грудь, и спину. Она опустила Игорю майку, вынула фонендоскоп из ушей и пошла намочить холодной водой полотенце. Когда она вернулась, Игорь, чуть раскинув руки, уже спал.
Каринэ сидела рядом с ним, прижимала компресс к воспалённому месту, слушала его учащённое дыхание. И хотелось сидеть вот так до бесконечности, смотреть на его взлохмаченные пепельные волосы, на трёхдневную щетину, на усталый вид... Смотреть и чувствовать, как щемит сердце, как на глаза наворачиваются слёзы, удерживать себя, чтобы не прилечь рядом, не обнять его, не уткнуться лицом ему в грудь...
Он женат, у него дети. А она, Каринэ, не принесёт ему ничего, кроме травм...
Игорь проснулся поздно вечером, когда тётя Ира и дядя Миша уже пошли спать. Каринэ сидела за столом на террасе, забравшись на стул с ногами, пила чай и читала выкопанные из недр тётьириного книжного шкафа «Записки юного врача». Уже спала дневная жара, настольная лампа давала приглушённый неяркий свет, вокруг неё вилось несколько мошек и одна бабочка, по дороге время от времени проезжали машины. Игорь, ещё примятый со сна, однако выглядевший лучше, чем утром, спросил, нет ли чая; есть он отказался. Каринэ сходила на кухню, вскипятила чайник и поймала себя на том, что чувствует себя почти счастливой от того, что вот так за ним ухаживает. И вроде, ничего особенного она и не делала – всего-то заварить и поставить перед ним чашку с чаем, уточнив лишь, сколько ему сыпать сахара. Будь это кто-то другой, она бы делала всё то же самое. Внешне всё было бы то же самое. Только ни дядя Миша, ни братья не вызывали вот такого желания заботиться о них...
Игорь сидел напротив неё за столом, медленно пил горячий чай, смотрел, как Каринэ переворачивает страницы. Только Каринэ видела, что Игорь на неё смотрит, заставляла себя не смотреть на него, и из-за этого всё внимание уходило на себя и на Игоря, а не на прочитанное. И куда и зачем врач из книги поехал во время вьюги, она уловить не смогла. Надо будет потом вернуться к началу рассказа и перечитать.
– Можно задать вопрос? – спросил вдруг Игорь, держа в ладонях уже наполовину пустую чашку с чаем.
Каринэ посмотрела на него и перевернула книгу страницами вниз. Судя по его виду, вопрос касался отнюдь не завтрашней погоды и не цен на виноград.
Что ж, рано или поздно эти вопросы он должен был задать.
– По паспорту ты Каринэ, или официально твоё имя другое?
Он начал с имени. Обратил ли он внимание, что вся её родня носит обычные русские имена, а у неё с какого-то перепугу армянское, или заметил, что она вздрагивает при имени «Илона» – не имеет значения. Имеет значение, что он задал этот вопрос.
Только отвечать на него – очень долго...
Она посмотрела на порхающую вокруг лампы бабочку, затем перевела взгляд на Игоря.
– Да, – ответила она, – официально по паспорту я Каринэ.
Наступила пауза. Игорь ждал продолжения, чётко уловив в её ответе недосказанное «но». Каринэ ждала следующих вопросов.
– Но? – Игорь нарушил молчание первым.
Каринэ невесело усмехнулась:
– Имя можно поменять. Можно поменять даже фамилию и отчество. Когда я в четырнадцать лет получала паспорт, я писала заявление, чтобы сменить имя, фамилию и отчество. Родителей у меня нет, с семи лет меня растили тётя Ира и дядя Миша, и я хотела носить их фамилию и отчество по дяде Мише. И паспорт я получила уже с новыми фамилией и отчеством.
– И именем, – Игорь заметно помрачнел. – А до четырнадцати лет тебя звали Илоной.
– По документам я была Илона, – уточнила Каринэ. – Только с семи лет меня никто так не звал.
Бабочка перестала кружиться вокруг лампы. То ли села где-то, то ли улетела. За садом проехала машина.
– Девятнадцать лет назад, – вздохнув, начала Каринэ, – моя семья пошла в поход в горы. Мать, отец, семь моих сестёр и я. Мне было тогда семь лет. Куда именно мы пошли – не известно. Сейчас я уверена, что куда-то в те места, где сатанинская зона. Было это в конце июля. А пятого августа Виталь Саныч нашёл меня на железнодорожных путях недалеко от Чинар...
Настольная лампа моргнула, где-то далеко на улице включилась сигнализация машины.
– Что произошло? – нахмурился Игорь.
– Я не помню. Все воспоминания как отрезало. Первое, что я помнила – это как Виталь Саныч шприцом набирает из ампулы лекарство. И рыжего кота помню, у него на телевизоре лежал. Вот представь мои чувства, – криво усмехнулась она. – Куча людей, врачи, милиционеры, меня спрашивают, кто я, что случилось, а я ничего не помню. Как стена. Ни как я там очутилась, ни где я была, ни кто мои родители, ни даже как меня зовут. Вообще ноль. А через несколько дней... Это больница была. Я стояла в коридоре, и кто-то кого-то через весь коридор позвал: «Карина!» И у меня в голове щёлкнуло – Каринэ. Я не была уверена, что это моё имя, но это имя было знакомым. Все остальные имена были чужими, а это было знакомым. И именно не Карина, а Каринэ. Вот все и решили, что меня зовут Каринэ. Потом, когда установили мою семью... Нас, сестёр, было восемь, но по возрасту и внешности я могла быть только кем-то из трёх младших. Меня спрашивали, какое имя мне знакомо – Леона, Лиана или Илона. Но мне все эти имена были незнакомыми.
Сигнализация замолчала, в саду вспорхнула какая-то крупная птица.
– Потом нашли родственников, проводили генетические экспертизы для установления родства. Поднимали медицинские и стоматологические карточки. Меня возили в школу, где мы все учились, чтобы учителя определили, кто именно я из сестёр... В конечном итоге решили, что я Илона. Но это имя было мне чужим, я психовала, что хочу быть Каринэ. Вот меня и стали звать Каринэ. Хотя откуда я взяла это имя – не знаю. В моей родне есть армянские корни, среди соседей и в школе тоже были армяне, но с таким именем никого не было.
Игорь некоторое время молчал, чуть прикусив нижнюю губу и глядя в чашку с остатками чая. В каком-то из соседних домов заиграла музыка.
– Ты вспомнила, что случилось? – хмурясь, спросил он.
– Нет. Потом вспоминались некоторые моменты, но слишком мелкие и разрозненные, чтобы по ним можно было восстановить события. Про некоторые я даже не уверена, что это с того похода, а не из какого-то предыдущего. Помню заколку, которую у меня украла сестра. Помню, что вернулась искать куклу, отстала от своих и потерялась. Помню женщину с красивыми волосами, и что рядом с ней было безопасно. И помню ещё, что в меня стреляли. Одной пулей ранили, – она повернула правую руку, демонстрируя Игорю длинный белый шрам немногим выше локтя. – И ещё одной, мне сейчас кажется, убили ту женщину. Но кто стрелял и зачем – не помню. И стреляли специально или попали нечаянно – тоже не помню.
Не помнить – не помнила. Только не избавиться от стойкого ощущения, что целили именно в неё. Или сначала в женщину, потом в неё. Но это точно была не случайная пуля.
– Ты сказала, – в голосе Игоря прозвучали одновременно непонятные и обречённость, и надежда, – что тебе имя «Илона» казалось чужим. Следователи могли ошибиться? И ты на самом деле не Илона?
Почему ему так важно это имя?
– Нет, – покачала она головой. – Только три младшие сестры были кудрявыми – у всех остальных волосы были прямыми. У Лианы и Леоны передние зубы уже сменились на постоянные – а у меня все ещё были молочные. И методом исключения получалось, что я Илона. И учительницы тоже сказали, что я Илона.
Игорь долго смотрел в стол, покусывал нижнюю губу и молчал. Потом поднял голову и посмотрел на неё с внезапной усталостью и обречённостью:
– Виталий Александрович и твои братья говорили, что ты умеешь влипать, но я не думал, что настолько... Был у меня знакомый, Адам...
Каринэ вздрогнула. Игорь кивнул:
– Да, тот самый, о котором говорили призраки. Мы не особо общались, но сначала общаги были недалеко, потом я купил дом, ему по наследству тоже перешёл дом недалеко от меня... В общем, мы пересекались. Адам был неплохим парнем, но в колледже он попробовал наркотики и с тех пор стал сначала нюхать, потом колоться. Периодически он пытался завязывать, срывался, лечился, опять завязывал, опять срывался... А потом после... лет семи, наверно, наркоманского стажа вдруг завязал и года три к наркотикам не прикасался. И как-то под водку он рассказал, что стал сатанистом, и что у сатанистов нашёлся действенный способ избавить его от зависимости. Вернее, не от зависимости, но наркотики перестали доставлять удовольствие. Как он рассказывал, колет дозу – а от неё не эйфория, а жуткие боли и кошмары. Он тогда мне сказал, что нужно было поехать в особое место, там совершить определённый ритуал и принести жертву...
– Какую? – сразу уточнила Каринэ.
– Про жертвоприношения он рассказывал много и туманно, – Игорь посмотрел на неё всё с той же болезненностью. – Кого именно приносил в жертву Адам... Он говорил, что козла, а там кто знает. Но рассказывал, что особенно ценны человеческие жертвы, причём насильственно умерщвлённые, а не умершие своей смертью. Лучше всего – взрослые, которые сознательно отдают свою жизнь на дело сатаны. Остальной градации жертв я не помню. Помню ещё только, что дети до семи лет в жертву не годятся, за исключением мертворожденных.
Живо вспомнился мертворожденный ребёнок, могилку которого они нашли под деревом. А потом вспомнилось и то, что когда её родители пошли с детьми в поход, ей, самой младшей, как раз исполнилось семь лет.
Может, их всех принесли в жертву? Но тогда тот или те, кто это делал, должны были знать, что Каринэ уже есть семь лет.
Кто это мог знать? Родители, родственники... Хотя и любой посторонний мог выведать возраст Каринэ без особых усилий. Спроси её саму – и она бы ответила.
– Адам, кстати, мне и рассказал, что просто так рисовать перевёрнутые пятиконечные звезды нельзя; если нарисовал – её нужно подкрепить жертвой. Жертвой в идеале человеческой, но если нет человека, подойдёт и козёл, а если нет козла – то любое животное.
Каринэ почувствовала, как у неё нехорошо засосало под ложечкой. В родительском доме она нашла как минимум десять перевёрнутых звёзд. Неужели под каждой из них под полом или между досками закопана жертва?
– Года три, может, даже четыре, – продолжил Игорь, – всё было хорошо. Он не кололся, работал, собирался жениться. А потом стал постепенно сходить с ума. Говорил, что ему снятся призраки и требуют выполнения обещаний, которые он им давал. Потом стал утверждать, что они преследуют его наяву. Стал дёрганым, нервным, мог шарахаться от пустого места и кричать, что там стоит призрак. Мог пустому месту кричать, что никуда он не пойдёт и ничего делать не будет...
Каринэ опустила голову. Ей повезло. Она была ребёнком, когда её начали преследовать призраки, а ребёнку многое могут списать из того, что не спишут взрослому. У неё было время, чтобы привыкнуть к кошмарам, тем более психика ребёнка гораздо более гибкая, чем взрослая. У неё были тётя Ира и Виталь Саныч, которые догадались, что психиатрический учёт ей ни к чему, и помогли научиться скрывать, что она видит призраков. А у не известного ей Адама ничего этого не было.
– Кончилось тем, – закончил Игорь, – что он где-то достал пистолет Макарова и начал отстреливаться от призраков. Это было на улице. Один прохожий погиб, я и ещё один были ранены. Адама забрала сначала милиция, потом передала в психиатрический диспансер, и насколько я знаю, последние несколько лет он там жил постоянно. Сначала ещё были периоды просветления, потом уже нет. Сегодня, когда мы вернулись, я позвонил его знакомым, и мне сказали, что он с неделю назад умер.
«Адам умер... умер...»
– Это он... его призрак стрелял в тебя?
– Да... Так вот, – он на мгновение прикусил губу, – он рассказывал, что когда приносил первую жертву сатане, обещал найти «завершающую жертву»...
– Как? – вздрогнула Каринэ.
В каждом её кошмаре мёртвый серый человек, обойдя столб, произносил одну и ту же фразу: «Укажи завершающую жертву...»
– «Завершающую жертву», – невесело повторил Игорь. – Тогда он думал, что это просто какая-то последняя жертва, а оказалось, конкретный человек. Сколько-то лет назад – сколько именно, он сам не знал – глава сатанинского ордена совершал великое жертвоприношение, чтобы открыть врата сатане в этот мир. Но оно сорвалось, потому что жертва то ли убежала, то ли была похищена. И ритуал не был завершён. И ему нужно было эту пропавшую жертву найти. Всё, что он о ней знал, это то, что её зовут Илона.
Каринэ почувствовала, как внутри у неё всё холодеет. Их семью всё же принесли в жертву, и только она, Каринэ, каким-то образом смогла убежать. И непонятный обход столба, что снится ей с семи лет, после которого её преследуют призраки – получается, это в реальности кто-то совершает ритуал, чтобы найти её?
– Адам говорил, что искал эту Илону, ритуал как-то должен был указать на неё. Потом сказал, что вроде как нашёл. А потом на неделю беспробудно запил и всё время твердил: «Я не могу». И где-то ещё через пару недель достал Макаров и начал стрелять по призракам.
Выходит, он как-то нашёл её, но не смог поднять руку? А сколько ещё других сатанистов тоже пытаются найти её? И у кого-то ведь хватит решимости убить...
Рано или поздно до неё дотянутся. Призраки ли, сатанисты ли... Игорь не всегда будет рядом. А даже если и будет – от пули с расстояния в двадцать метров его волны не спасут.
Стрекотали в саду кузнечики, пахло цветами и яблоками. Тёплый лёгкий ветерок колыхал листья деревьев.
Вот так сидеть, вдыхать напоенный влажной хвоей и цветами воздух и осознавать, что любой такой вечер может стать для неё последним. Будет ли это пуля от сатаниста или ритуальный нож от призрака – не имеет значения. Потому что в любом случае после смерти ей один путь – в сатанинскую зону вечным неупокоенным призраком.
Пойти в сердце сатанинской зоны одной – это гарантированно умереть: может быть, она выдержит простых призраков, но тому, который с ритуальным ножом, противостоять не сможет. Повести с собой братьев и Игоря – это поставить под угрозу их здоровье и жизни. Сегодня они отделались головной болью, температурой и волдырём, следующий раз последствия могут быть тяжелее. Тем более, они не дошли до эпицентра. Каково будет там?
Что делать? Смириться и ждать, пока до неё доберутся? Пойти одной и сгинуть? Рискнуть жизнями дорогих ей людей?
Куда ни кинь, всюду клин...
– Ты когда, – после долгого молчания спросила Каринэ, – собираешься назад в Краснодар?
Игорь в упор посмотрел на неё.
– Это вопрос или намёк? – уточнил он.
– Это вопрос. Я хочу метнуться домой.
Вернуться в тот дом в Яблоновском и посмотреть, не закопали ли под перевёрнутыми звёздами кого-нибудь...
Игорь потёр ладонями лицо, провёл ладонью по небритой щеке.
– Поехали, – кивнул он. – Хоть завтра. Всё равно в ближайшие дни мы никуда не пойдём.
– «Мы»? – она горько посмотрела на него. – Тебе охота опять соваться туда?
Он чуть прищурился:
– Будь моя воля, я бы к тому месту и близко не подходил. Но одну туда тебя отпускать нельзя, твои братья не все удары смогут принять на себя. Я, по крайней мере, сразу чувствую, если защиту начинает тянуть, и успею принять меры до того, как станет поздно.
– Зачем тебе туда лезть? – она почувствовала, как в горле набухает ком. – Это сейчас мы легко отделались. А когда пойдём в самое сердце, там будет ещё хуже.
– Да, – с какой-то злостью согласился Игорь. – Там будет хуже. Поэтому без меня тебе идти туда нельзя. Иначе будет как прошлые разы, когда я чувствую, что с тебя тянет защиту, и ничего не могу сделать. Представь, каково было мне, когда ты звонок за звонком не снимаешь трубку! А защиту тянет, и хрен его знает, где ты и во что вляпалась!
– Игорь, – она почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. – Не надо тебе это. Лучше уезжай...
Он резко протянул руку и сжал её запястье.
– Какая причина того, что ты меня опять гонишь?.. Если уж на то пошло – какая причина того, что ты меня тогда отшила?
Каринэ опустила голову.
– Тебе опасно со мной... Помнишь, как в апреле у вас взорвался двигатель и в тебя попали осколки? Это из-за меня...
Пусть знает, что она псих. Пусть сбежит от неё. Без неё он будет в безопасности.
Она переживёт. Она сильная...
– Мы тогда пошли в поход и застряли в сатанинской зоне. Ты знаешь это... Мне тогда снился сон. Снился тот призрак с ритуальным ножом, и я во сне... Мне... Он тянул с меня твои волны, и я не могла ему сопротивляться. И я во сне позвала тебя. Ты пришёл и оттолкнул его. Правым плечом, и он уколол тебя в бок тем ножом. Потом осколки двигателя попали тебе точно туда, где... прикоснулся призрак... И ещё... Я псих, Игорь. Такой же псих, как твой Адам. Такой же псих, как тот мальчик, про которого ты говорил, которого твоя прапрабабка достала из ритуала и который видел призраков. Я вижу призраков. Они преследуют меня с семи лет. Не постоянно, но приснится мне ночью кошмар – и я их вижу. И когда-нибудь я тоже могу достать пистолет и начать на улице от них отстреливаться...
Слёз не было. Застряло на ресницах пара слезинок – и всё. Она сказала. Сейчас он встанет, пойдёт за машиной в Сашкин гараж – и уедет. Или уедет утром. И поступит правильно.
Где-то далеко, на грани ощущений, торжествующе ухмыльнулся призрак с ритуальным ножом.
После показавшейся бесконечной паузы Игорь глубоко вздохнул, и Каринэ почувствовала, как он мягко проводит ладонью по её волосам, а затем так же мягко, но настойчиво пригибает её голову к столу. Она положила голову на его вторую руку.
А вокруг кипели белыми вихрями волны...
– А сейчас выслушай меня, – его голос над её головой прозвучал спокойно. – Во-первых, после сатанинской зоны даже если бы я сомневался, что призраки существуют, мне пришлось бы в них поверить. Во-вторых, я призраков видел не только там. Когда Адам устроил стрельбу на улице, и я словил пулю в грудь, я видел их вокруг него. И видел, что он стрелял не в людей, а в них. А когда пришёл в себя в реанимации, один из них ещё двое суток пасся около меня. Я уже думал, что свихнулся, или что мне вкололи какую-то психотропную дрянь. Потом мать рассказала, что у нас в роду призраков видят многие, и чаще всего эта способность проявляется после серьёзной физической или психологической травмы. После того случая время от времени я призраков наблюдал, особенно на кладбищах и особенно около свежих могил. Так что насчёт этого можешь быть спокойна – я такой же псих, как и ты. Разве что меня не пытались приносить в жертву. И в-третьих. Если ради тебя мне нужно будет пожертвовать целостностью своей шкуры – я это сделаю. Во сне, не во сне – не имеет значения. Потому что целостность твоей шкуры мне дороже.
Каринэ вытянула голову из-под его руки и посмотрела на него.
– Игорь, – тихо сказала она. – Вопрос может стоять не в целостности шкуры, как ты выразился, а жизни. Твоей.
Она чувствовала, что её начинает мелко колотить.
– Я это понял, – очень спокойно кивнул он. – За свою жизнь я постоять смогу. И за твою тоже. Каринэ, – остановил он её, заметив, что она собирается возразить, – всё. Вопросы моей безопасности мы не обсуждаем. Я взрослый человек, мужчина, в конце концов. И хреновый из меня будет мужчина, если при необходимости защитить женщину я буду отсиживаться в кустах. Вот когда станет вопрос твоей безопасности, тогда и поговорим.
Каринэ не ответила. Игорь чётко дал понять, что тема закрыта.
– Это была единственная причина? – уточнил он, поняв, что с этим вопросом они разобрались.
Она покачала головой.
– Сколько ещё?
– Одна...
– Какая?
Челюсти начала сводить судорога. В глазах темнело.
– Ты женат.
Ей показалось, что он едва заметно отшатнулся, застыл и посмотрел на неё так, словно бы у неё внезапно отросли козлиные рога или она заговорила по-марсиански. Потом прикрыл глаза, потёр веки пальцами, снова посмотрел на неё и вздохнул:
– Каринэ, я разведён.
В ушах зазвенело, тело отдало резкой слабостью.
Только бы не свалиться в обморок...
– В больнице я слышала, – Каринэ казалось, что её собственный голос доносится, как из бочки, – как Вика и... Её мать ей говорила, что папа оставался сидеть с Тимошкой, чтобы она могла приехать к ней. И что вы собираетесь идти в театр...
