Текст книги "День Медведя"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Конечно, в рукопашной один на один, двое на одного, и даже трое на одного Спиридону среди гвардейцев равных не было, не говоря уже о штатских лицах более хлипкого сложения. Но, во-первых, нападавших было шестеро, во-вторых, вооружены они были за десятерых, а руки солдата были слишком заняты отбиванием сыпавшихся со всех сторон ударов, чтобы потратить даже пару секунд, необходимых, чтобы выхватить свой меч.
Удары ножами и кулаками сыпались направо и налево, тяжелая тишина спящего здания оглашалась сдавленными несвязными выкриками, охами, стуком и – время от времени – треском, сопровождающимся хриплыми завываниями.
– …врешь…
– …бей…
– …на! На! На!..
– …ах-х-х-х…
– …получай!..
– …о-о-о-о-о!!!..
– …ай!..
– …вали его!..
Яростная, душная толпа нахлынула на оглушенного Спиридона, повалила его на пол, накрыла собой, покатилась кучей-малой по ступенькам, пересчитывая лесенки, ребра и зубы, и вдруг половина ее поднялась – один за другим – и кинулась прочь. Потом вернулась, подхватила оставшуюся половину, и снова бросилась наутек, к распахнутому парадному, во двор и в темень ночи.
Над неподвижным гвардейцем, всё еще сжимая в синем кулаке ажурную чугунную чернильницу, склонился Макар.
– Спиря?.. Спиря?.. Ты живой?.. Что случилось, Спирь?..
– М-м-м-м…
– Воды?..
– В-воды… это «в-в-в-в-в»… – едва приоткрыв заплывший в щелочку глаз, прошевелил распухшими губами солдат. – А «м-м-м-м»… это М-м-м-макар…
– Дурак ты, Спирька! – нервно фыркнул канцлер, – и шутки у тебя дурацкие! Встать можешь?
– С-сейчас… п-проверим… П-подмогни…м-маленько… Макар осторожно подхватил подмышки друга и нежно поставил его на ноги.
– Отпускаю?..
– М-м-м-м…
– М-м-м-макар?
– М-м-м-м-н-не надо…
– «Н-не надо» – это «н-н-н-н», – ворчливо передразнил его канцлер, и тут же получил в ответ рассеянное «сам дурак».
– Понятно, – покорно вздохнул он. – Тогда обхвати меня за шею – и двинули к Находке. Доковыляешь?
– П-по крайней мере… умру… п-при попытке… – усмехнулся разбитыми губами Спиридон. – Ну, п-поскакали…тыгыдыч-тыгыдыч…
Поверхностный осмотр у ученицы убыр показал, что длинный тулуп Спиридона из грубой дубленой овчины этого вечера не пережил. Но если бы не он, то этого вечера не пережил бы его владелец.
Дальнейшие исследования подтвердили, что шестерка злоумышленников махала ножами и кастетами рьяно, но малоэффективно, и объект их нападения отделался парой треснувших ребер, вывихнутой кистью левой руки, порезами – многочисленными, но неглубокими, а также подбитыми глазами, рассеченной губой, резаной раной на лбу и очередным сотрясением, полученным, скорее всего, при нестандартном спуске с лестницы.
– Ты приляг, полежи, Спиренька, тебе сейчас ходить нельзя, – Находка ласково заглянула в полусонные от снадобий и лечебной магии глаза гвардейца. – До утра полежишь – и всё пройдет.
– Не, мне некогда… мне идти надо… Чего я тут тебе мешать стану…
– Да не мешаешь ты мне, что ты такое придумал!
– И не уговаривай, солнышко… И спасибо тебе… Возни-то со мной… Вот оденусь сейчас – и пойду…
– И не думай!
– Нет, пойду…
– М-да-а-а, голубь… – покачал головой Макар, закончив обозревать отмытого, замотанного в чистые тряпицы и замазанного разноцветными мазями товарища. – Ты, прямо, не человек, а тесто Роршаха… Извини, конечно, но если бы я не подоспел, то уходили бы они тебя, как горки – Сивку…
– Мог бы и пораньше подойти… – буркнул Спиридон, кособоко сидя на кушетке и печально разглядывая снятую с него часом ранее почти по кускам рубаху – в состоянии немногим лучше тулупа, и тоже единственную.
– Так ведь когда позвали – тогда и подошел, – развел руками Макар.
– Кто позвал? – удивилась октябришна. – Неужто дед Голуб из-за своих свитков, наконец, выглянул?..
– Да нет, – покачал головой канцлер. – Мужик какой-то незнакомый заскочил, проорал, как ошпаренный, что Спирю внизу убивают, и сгинул.
– Проситель какой задержался, поди? – предположила Находка. Макар пожал плечами.
– Не знаю. Я его днем не видел. Видел, так запомнил бы, наверное. Волосы у него длинные, распущенные, как у бабы… женщины. Местные так не носят.
– Волосы?.. – что-то звякнуло в гудящей и пульсирующей, словно звезда перед взрывом, голове Спиридона, но он был слишком слаб и одурманен анестезирующими наговорами Находки, чтобы придать этому значение. – Да хоть лысый…
– А за что это они тебя так, Спиренька? – стиснула руки и с состраданием поморщилась октябришна, наблюдая за безуспешной пока попыткой пациента потрогать шишку на затылке.
Глядя на лицо гвардейца, можно было подумать, что он разрезает самого себя на кусочки. Тупым ножом.
– Не знаю… Послал я их… домой… не слишком любезно…Вот, поди, и окрысились… Но, понимаю, в ухо бы дали, если уж такие обидчивые попались… А имущество-то зачем портить? – оставив в покое затылок, Спиридон вернулся к мрачному рассмотрению бренных останков рубашки.
– Да найдем мы тебе другую одежку, дурень! – сердито выдернул у него из рук рубаху, дорвав в процессе, Макар. – А вот шкуру другую не купишь. Ты их точно нигде раньше не встречал?
– Не встречал… – поёжился от холода, закрыл глаза и невнятно промычал Спиридон. – Но еще встречу…
И повалился головой на коричневую меховую подушку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась свернувшимся на кушетке калачиком, чтоб не путаться под ногами, Малахаем. Но для измученного солдата это уже не имело никакого значения. Спать…
* * *
– …И он точно не знает, кто это был? Макар покачал головой.
За спиной царевны приоткрылась дверь кабинета Макара, а в образовавшуюся щель попыталась просунуться чья-то голова.
– Можно?..
– Технический перерыв! – сердито рявкнула Сенька, и голова испуганно втянулась в коридор, чтобы не получить дверью по лбу.
– Сеня, как тебе не совестно, простого человека так обижать! – с укоризной посмотрел Иван на супругу.
– Простого – совестно. Но он-то ведь не простой! – округлила честные очи Серафима. – Это доверенное лицо графа Бренделя с жалобой на воров, похитивших в ночь третьего состязания его водку, и требованием немедленной компенсации наличными из городской казны. Причем количество пропавшего каким-то загадочным образом удваивается с каждым его приходом.
Иван снова нахмурился, но в этот раз лишь потому, что устыдился своих мыслей[91]91
Если точно, мысль была одна, и совсем небольшая: «Тогда надо было пнуть».
[Закрыть].
Серафима отмахнулась от винно-водочных забот, перевела хмурый взгляд с Ивана на канцлера Макара, мрачно поджала губы и развела руками.
– И, кстати, о Спире говоря. Я предлагаю до выяснения обстоятельств прикрепить к нему охранника. А лучше несколько. Начнем с Кондрата?
– Ушел за своим кабаном на следующее утро после пьянки Бренделя.
– Назар?
– Тоже.
– Панкрат?
– Там же.
– Хорошо, поступим проще. Кто из наших свободен?
– Я, – с проблеском надежды на побег из бюрократического плена управы поднял руку Макар.
– Еще кто?
– Можно?.. – та же голова боязливо приоткрыла створку двери и вопросительно взглянула на первого попавшегося. Первым попавшимся на его голову оказалась первая попавшаяся.
– Перерыв!!! Дверь быстро захлопнулась.
– Так кто еще, говоришь? – вспомнила предмет разговора Сенька.
– Фома… с ними. Лука… с ними. Никанор… с Сойканом.
– Медведя ищут?.. – вопросительно взглянул на него Иванушка.
– Ищут. Пока не нашли. И, кстати, чтобы долго не перечислять, кто где, все, кто не с Бурандуком, ушли с Сойканом за медведем или с Лайчуком за дичью к коронации. Остался, как всегда, я, – Макар сделал паузу, чтобы наделить с лихвой оскорбленным взглядом обоих лукоморцев, – ну, и наш больной.
– Значит, начнешь охранять его ты, – вздохнул Иванушка.
Макар просиял, отшвырнул перо и вскочил на ноги, едва не перевернув стул.
– Ты куда?!
– Спирю охранять!
– А посетители?
– Подождут! Спиря важнее, чем какой-то там графский крючкотвор!
– Э, нет, – покачала головой царевна. – Пусть он с тобой тут сидит в приемные часы.
– Так он же своей жуткой рожей всех жалобщиков распуга… – удивленно вскинул брови Макар, но тут до него дошло, что же он такое сказал, и лучезарная улыбка озарила его измученное делопроизводством лицо. – Замечательная идея, Серафима! Гениальная! Сейчас бегу за ним, и если проснулся – тащу сюда!
– После обеда его буду караулить я, – продолжила планирование Сенька, – а вечером тебе придется с ним в одной комнате спать…
– Так он же храпит, как лошадь!..
– …А утром за него возьмет ответственность Иван. Потом ребята вернутся – перехватятся.
– Но не можем же мы его охранять всю жизнь, – встревожено прошелся по кабинету, заложив руки за спину, царевич.
– А не надо всю жизнь, – усмехнулась Серафима и, походя, с силой прикрыла робко начавшую было приоткрываться дверь. – Перерыв, сказано же!!! И – потише:
– До коронации покараулим – и всё в порядке будет.
– Ты тоже думаешь, что тот, кто сядет на трон, угомонится и оставит вероятного наследника Нафтанаила в покое? – с облегчением взглянул на нее Иванушка. Супруга одарила его странным взглядом, но вслух произнесла другое.
– Нет, я так не думаю. А думаю я, что когда мы поедем домой, то заберем Спирю с собой. И наша задача сейчас – чтобы он до этого момента дожил. Дверь снова дрогнула.
– Ваши высо…
Сенька, бормоча нечто непечатное, занесла ногу для пинка, и остановилась.
В образовавшуюся щель нерешительно просунулось незнакомое, но очень испуганное лицо. Лицо человека в ливрее Карбуранов.
– Что случилось? – проговорили в один голос Иван, Макар и царевна.
– Ее превосходительство баронесса Бизония Карбуран… просила вас посетить ее в городском доме рода Карбуранов… как можно скорее… по делу государственной важности… – несчастным голосом сообщил слуга и, подумав, что даже это может не заставить лукоморских отпрысков царской крови сдвинуться с места, добавил от себя: – Пожалуйста…
Когда Иван и Серафима поднялись на второй этаж в кабинет барона, все претенденты на костейский престол были уже в сборе.
За огромным, как осадная машина, письменным столом под портретом основателя рода, если верить ленточке, вьющейся над головой свирепого коротышки в вороненых доспехах, сидела знакомая им по третьему состязанию дама, несостоявшаяся королева любви и красоты Бизония Карбуран.
Состоявшаяся королева всего вышеперечисленного стояла рядом с ней и, приобняв одной рукой за затянутый ажурной серой шалью плечи, другой гладила ее по голове.
У правого фланга стола, приобняв за плечи себя, в гордом одиночестве стоял граф Брендель.
У левого фланга, не менее гордый и одинокий, патрулировал пылающее жерло камина барон Дрягва.
На обтянутой зеленым сукном столешнице лежал один-единственный предмет – свиток со сломанной красной сургучной печатью.
– Доброго утра, – осторожно пожелал всем Иванушка, не уверенный в цели их визита, и обвел еще раз, более внимательным взглядом, всех присутствующих. Так и есть. Первое впечатление оказалось обманчивым. В сборе были почти все претенденты на костейский престол.
– А его превосходительство барон Кабанан… задерживается? – уточнил он, хоть и предчувствие энергично стало делать ему совсем иные намеки.
– Доброе утро, ваши высочества, – прокатился по комнате неровный и быстро смолкший шепоток.
– Ну же, деточка, рассказывай, – пробасила шепотом на ушко вздрогнувшей баронессе Карбуран бабушка Удава.
– Вчера вечером, – послушно начала дрожащим голоском женщина, – часу в десятом, в ворота дома постучали. Лакей сказал, что прискакал какой-то посыльный, спрашивает Кабанана… барона Кабанана…Супруг отправил меня спать, сказал, что всё расскажет завтра… И больше я его не видела…
– Что?!.. – вытаращили глаза лукоморцы.
– Он пропал… уехал… внезапно… с этим посыльным… но через час, по словам привратника, прибежал какой-то человек и оставил для меня письмо… сказал, что от него… Вот это…– баронесса кивнула на желтоватый свиток перед собой.
– Печать его? – цепко прищурилась Сенька.
– Его печатка…и почерк его… Баронесса растеряно замолчала.
Пока царевна раздумывала, прилично и тактично ли будет спросить, что же в письме, и зачем их позвали, если то, что в письме, не ихнего ума дело, молчание нарушила Удавия Жермон.
– Зачтите послание супруга гостям, ваше превосходительство, – гулким эхом прокатился по углам кабинета ее сочувственный шепоток.
– Да, конечно, конечно, – очнулась от ступора баронесса Карбуран, развернула пергамент и срывающимся голосом прочла:
– Дорогая Бизония. Только что я получил известие о том, что шестиюродная бабушка по матери моего двоюродного брата, герцогиня Алиса Банион, скончалась в возрасте ста трех лет, не имея прямых наследников, и оставила мне преуспевающее герцогство на берегу Эгегейского моря (главный город – мегаполис на семьдесят тысяч жителей, два больших порта, сто миллионов золотом ежегодного дохода, среднегодовая температура плюс двадцать пять по Ремуару, до ближайшей столицы Забугорья – пять дней езды). Но некие дальние родственники по линии ее сводной троюродной тетки претендуют на то, что по праву принадлежит мне. Поэтому вступить в права наследования нужно немедленно, дорога каждая секунда. К сожалению, курьер с депешей добирался слишком долго, поэтому времени терять не могу ни минуты, уезжаю немедленно, пишу это письмо, сидя в седле. Отказываюсь от участия в состязаниях, удачи всем, прибуду на место – напишу сразу же. Твой Кабанан». И баронесса, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.
– Ну же, милочка, ну же, возьми себя в руки, не бойся, не мучай себя, всё непременно будет хорошо, – успокаивающе заворковала бархатным контральто над заливающейся слезами дамой матриарх семьи Жермонов.
– Я… не боюсь… – сквозь слезы и кружевной платок всхлипнула баронесса Бизония. – Это я… от гордости… Мы прожили вместе… почти двадцать лет… а я и не предполагала… не предполагала… что Кабанан… знает такие слова, как «мегаполис»… и «среднегодовая температура»… и кто такой… Ремуар…
– Ну, что ж… – ломким от плохо скрываемой радости голосом проговорил барон Дрягва, оперся на край стола и возбужденно затарабанил тонкими пальцами по столешнице, выбивая из зеленого сукна маленькие клубочки пыли. – Я полагаю, наш дорогой Кабанан поступил мудро. Лучше герцогство в руках, чем царство… э-э-э… чем царство.
«Уведенное из-под носа», – хотел продолжить он, но решил в честь такого замечательного дня быть великодушным к выбывшему, хоть и отсутствующему, сопернику.
– Мои поздравления, герцогиня, – с непроницаемым лицом склонился граф перед погруженной по самые брови в огромный носовой платок баронессой Бизонией.
Бросил ее супруг соревнования или нет, он всё так же оставался на последнем месте, и даже полная и безоговорочная победа в последнем конкурсе не давала ему ни малейшего шанса на вожделенную стальную корону.
– Б-благодарю премного… – выглянула из-за кружевного барьера свежеиспеченная герцогиня.
– Дороги сейчас не слишком безопасны, ваше сиятельство, – сделала шаг вперед Серафима. – Взял ли ваш супруг с собой достаточно охраны? Баронесса Карбуран вздрогнула и забыла плакать.
Вместо этого она нахмурилась, сложила губки дудочкой, словно принялась что-то срочно про себя считать и подсчитывать. Счет закончился быстро и, похоже, не в ее пользу.
– Он уехал в компании посыльного душеприказчика герцогини Банион. Остальные слуги и охрана на месте…
– А когда его превосходительство собирал в дорогу вещи, разве не мог он лично сообщить вам такие приятные известия? – продвинулась еще на шаг царевна.
– Ве…щи?.. – побелевшими губами прошептала Бизония. – Он… не собирал… никаких вещей…
– Откуда ты знаешь, деточка? – нахмурилась бабушка Удава.
– Наши комнаты расположены рядом…а Кабанан… он такой неуклюжий… он даже ящик комода не может выдвинуть, не уронив… – голос баронессы сошел на нет.
– Он взял на дорогу денег? – уперлась в стол и уставилась тревожным взглядом в лицо хозяйке дома Сенька.
– А этого я… не знаю… – жалобно захлопала испуганными глазками баронесса. Карбуран. – Деньгами… в нашей семье… распоряжается… супруг…
– Разрешите вашему покорному слуге полюбопытствовать, к чему это ваше высочество клонит? – оперся на стол и враждебно уставился на Серафиму Брендель. – Не иначе, как вы… нафантазировали себе… что барон Кабанан был… похищен?
– Похищен?!.. – тоненько пискнула баронесса Карбуран.
– Не я это первая сказала, – холодно пожала плечами царевна.
– Ну, это уж полная чушь, ваша светлость, – снисходительно хмыкнул Дрягва, усердно поправляя манжеты, и старательно не глядя ни на графа, ни на Сеньку. – Как вы представляете себе похищение взрослого дворянина из собственного дома, где по одному его знаку готовы сбежаться десятки солдат и слуг, да еще так, чтобы этого никто не заметил? И, к тому же, письмо-то ведь настоящее! Баронесса?..
– Д-да… – почти беззвучно кивнула Бизония, сосредоточенно тиская в бледных пальцах ни в чем не повинный платочек. – Его почерк… его печатка…
– Ну, вот видите! – торжествующе возгласил Дрягва.
– …И если Кабанан действительно считал, что надо торопиться… он мог сорваться с места в ночь даже без сменных сорочек… Он всегда был такой… порывистый… независимый… волевой…
– Это точно, – кисло подтвердил граф.
– …И он может постоять за себя не хуже всякого солдата! – уже на более оптимистичной ноте завершила баронесса Карбуран.
– Ну, что ж, – примирительно пожала плечами и улыбнулась кандидатке в герцогини Серафима. – Я за него рада. И за вас. Примите наши поздравления, и не смеем вас больше задерживать.
* * *
Утро последнего – четвертого – состязания выдалось на удивление солнечным.
Небесное светило, словно перепутав времена года, или возжелав на прощание перед зимними метелями да буранами взглянуть на покидаемую до весны землю, расчистило небо от туч, разметало облачка в клочки, и теперь взирало на мокрый, замерзший город и его обитателей с не меньшим восторгом и удивлением, нежели они на него.
Люди, собравшиеся на площади проводить двух оставшихся конкурсантов на охоту, казалось, позабыли о цели своего прихода. Они, бездумно и блаженно закрыв глаза, подставляли бледные лица едва ощутимым, почти нереальным лучам осеннего солнышка, улыбались ни о чем, а если и переговаривались – то шепотом, как в храме, или в лесу, чтобы не нарушить, не сломать этот хрупкий, волшебный миг, именуемый солнечным ноябрьским утром.
К десяти часам, как и было условлено, на Дворцовую площадь по коридорам из предприимчиво расставленного оцепления, естественно, с разных концов – хоть и жили на одной улице – прибыли барон Дрягва и граф Брендель.
Торжество и приниженность, радость и скорбь, энтузиазм и апатия, надежда и обреченность…
Глядя на лица соперников и их свит, можно было составить трехтомный словарь антонимов за десять минут.
Разряженный в изысканный охотничий костюм цвета фамильного герба, барон Силезень гарцевал впереди придворных на белом мерине, красуясь и раздавая улыбки и воздушные поцелуи, прошеные и непрошеные, направо и налево, будто направлялся не на охоту, а на внеплановую коронацию самого себя.
Граф Аспидиск, закутанный по самый нос в нечто немарковитое[92]92
Единственный положительный эпитет, который можно было применить к его заношенному плащу с воротником, сильно напоминавшим останки долго и тяжело болевшей козы.
[Закрыть], угрюмо зыркал на горожан, осмеливавшихся встретиться с ним взглядом, и те, в смятении спотыкаясь, стремительно растворялись в дебрях толпы.
Напутственная речь Ивана, по отмеченному Сенькой принципу ракушки, продолжалась двадцать минут, и могла бы длиться дольше, но супруга, добродушно улыбаясь и дождавшись конца очередного сложносочиненноподчиненного предложения, втихаря наступила ему на ногу, и оратор замолчал.
Было ли это завершением речи с его стороны, или только передышка на еле слышное «ой», Серафима выяснять не стала. С ее точки зрения, никто, даже граф с бароном, не заслуживал такого длинного запутанного спича в такой чудесный солнечный день. И она просто перехватила бразды правления.
– И в заключение обращения мы бы хотели напомнить уважаемым претендентам следующие два момента, – деловито проговорила она, пригвоздив к седлам строгим взглядом подпрыгивающих от нетерпения дворян. – Во-первых, что каждому из них будет сопутствовать группа из двух членов жюри в сопровождении одного охранника. Во-вторых, что вернуться в город, сюда, на Дворцовую площадь, они должны не позднее одиннадцати часов утра завтрашнего дня. После чего незамедлительно состоится подведение итогов четвертого задания, всего состязания, и подготовка к коронации победителя, которая произойдет в любую погоду послезавтра, на этом же месте. Явка царя обязательна, явка болельщиков – желательна. Вперед. И да победит достойнейший.
Трубачи конкурентов, почувствовав долгим опытом окончание выступления, выхвати и поднесли было к губам рога, как вдруг, из глубины толпы, яростно расталкивая острыми локтями стоящих впереди, к трибуне и охотникам пробилась старушка. В руках у нее было поднос. На нем – серебряная чара.
Не сводя горящего взора с барона, словно из всех собравшихся на площади для не больше не существовало никого, она подошла к Дрягве, опустилась перед ним на колени и протянула свою ношу.
– Успеха тебе старая Жужелка желает, ваше превосходительное баронство, – прочувствовано проговорила она и подняла поднос еще выше, так, что этот предмет обихода почти стал оправдывать свое название. – Чтоб вы этого самозванца липового побили, самодура надутого, шута горохового, пустозвона тупоголового…
Чем дольше и забористей подбирала бабка эпитеты в адрес конкурента, тем уже становилась физиономия Бренделя и шире – Дрягвы.
– Я требую убрать от меня это… эту… этого… – процедил сквозь сжатые зубы в районе пятнадцатого оскорбления граф. – Немедленно… пока я сам…
– Бабка, бабка, даем тебе еще десять минут, по-быстрому заканчивай, и проваливай, – сердито, но не слишком замахал ей рукой Воробейник.
– Сейчас, сынок, – неожиданно послушно кивнула старуха и перешла к заключительной части напутствия:
– Хотит весь народ наш, чтобы ваше баронство царем нашим батюшкой стали. Потому как лучшего царя нам и придумать нельзя, ни в сказке сказать, ни пером накарябать.
Его баронство расцвело, как хризантема в осеннем саду, а Жужелка с апломбом продолжала:
– Вот, я вашему баронству рюмочку нашу фамильную подарить пришла. Да не пустая она, а отвар составу старинного в ней налит, семьдесят семь трав и корешков в ней, он силы человеку придает, здоровья и удачу подманивает. Хто его выпьет – тому непременно счастье будет скоро. Так сделайте нам несказанную милость, ваше будущее величество, уважьте ваш народ – выпейте за ваше на престол восшествие, и наше процветание.
Супротив такого натиска верноподданнического бреда и неприкрытого подхалимства застигнутый врасплох и не слишком привычный пока ни к тому, ни к другому барон Силезень противостоять не смог.
Самодовольно ухмыляясь в адрес умильно моргающей старухи, примолкшей озадаченно толпы, недоуменно хмурящегося жюри но, в первую очередь, естественно, позеленевшего от злости и зависти конкурента, Дрягва снял с подноса чару и одним могучим глотком осушил ее.
– Стаканчик не выбрасывайте, – напомнила бабка, и барон с покровительственной усмешкой засунул его в карман и похлопал Жужелку по плечу.
– Благодарствуй, старая женщина. Буду царем – не забуду. Обращайся в любое время. Может, даже приму.
– Спасибочки вам, ваше баронство, долгих лет жизни здравствовать, жены хозяйственной и деток побольше, – поклонилась старушка и с кряхтением стала подниматься на ноги. Иванушка бросился ее поддержать.
– Спасибо, вашвысочество, – появилась и тут же исчезла улыбка помощнику, и бабка Жужелка снова торжественно воззрилась на барона. – Ну, не буду превосходительство задерживать. До свиданьичка вам.
– И тебя туда же, – рассеяно ответил Дрягва, мыслями если уже не на троне, то при исполнении последнего задания.
– Дура набитая, – прошипел сквозь зубы граф, провожая недобрым взглядом неспешно удаляющуюся сутулую спину старухи.
– Глас народа – глас свыше, ваша светлость, – издевательски развел руками барон Силезень и обернулся к свите. – По коням, что ли?
Потом коротко бросил графу: «Успехов не желаю», и команда охотников готового к немыслимому взлету рода Дрягв припустила вскачь, навстречу шарахнувшейся в разные стороны толпе.
Пассажирка скромно стоящей на заднем плане старинной кареты с саблезубым барсуком на дверце коротко стукнула в заднюю стенку зонтиком, и почти мгновенно с запяток соскочил и заглянул в окошко молодой слуга.
– Чего изволите, ваше пре?..
– Найди и приведи ко мне эту старушку, Сомик, – густым контральто приказала вдовствующая баронесса. – Я буду ждать здесь.
– Слушаюсь, ваше…превосходительство!.. – на бегу договорил отставной оруженосец, и тут же затерялся в неспешно разбредающейся толпе.
* * *
– Дан… приказ… ему на запад… ей… в другую… сторону… – ехал в гору по мощеной западной дороге и тихонько мурлыкал себе под нос будущий царь страны Костей его величество Силезень Первый, как барон начал понемногу себя про себя называть для постепенности привыкания.
– За тем поворотом сворачиваем в лес, ваше величество, – заискивающе улыбаясь и проникновенно заглядывая хозяину в ясные очи, проговорил егерь Куликча[93]93
Который тоже стал постепенно так называть барона Дрягву, хотя и из несколько иных соображений.
[Закрыть].
– Ну, не стоит так торопиться, дорогуша, – снисходительно усмехнулся барон Силезень, не скрывая довольной улыбки.
– Так я и не тороплюсь! За поворотом мы в распадок заходим, там на север, дубняк, и кабанов – немеряно! – сделал невинные глазки егерь. Барон от души расхохотался.
– Ай, да Куликча! Хитрее-е-ец, ай хитрец!.. Люблю. Быть тебе через неделю главным царским егерем, помяни мое слово!
– Рад стараться, ваше величество, – скромно потупился мужичок, и в припадке рвения пришпорил коня и выехал вперед – лично проверить, не перенесли ли неизвестные злопыхатели за ночь поворот, не засыпали ли распадок, не выкорчевали ли дубняк.
И поэтому не видел, как его наиболее вероятное величество покачнулось в седле, ухватилось обеими руками за голову и выронило на булыжник карту.
– Ваше величество?.. – встревожено подлетели придворные – кто кинулся за уносимой ледяным ветерком разноцветной бумажкой, кто схватил под уздцы баронского коня, кто под локоток – самого барона[94]94
К несчастью, у барона оказалось всего два локтя, и поэтому среди дворянчиков развернулась за них настоящая война, в которой, как и в любом сражении, было в изобилии раненных, поверженных и растоптанных.
[Закрыть]…
– Ох… что-то голова… закружилась… – не сводя расфокусированного взгляда с таинственной и постоянно перемещающейся точки где-то внутри своего черепа, барон сполз с послушно остановившегося мерина и, ведомый придворными с самыми сильными и энергичными локтями, на подгибающихся ногах добрался до поросшего молодым лесом и кустами откоса.
– Ваше величество?
– За лекарем послать?
– За знахарем?
– За травником?
– Нет… ничего не надо… всё в порядке… всё хорошо… всё замечательно… Дворяне шумно перевели дух.
– …где моя норка?
– ЧТО?!?!?!..
– Пи-пи… я мышка… маленькая мышка… мне надо… пи-пи… в норку…
И под округлившимися от ужаса взглядами охотников барон встал на четвереньки и принялся разрывать сухую траву под шиповником.
– В-ваше… в-величество?.. – только и смогли проговорить придворные.
– Ваше величество, вы не мышка, вы – царь! – заботливо склонился над разбрасывающим во все стороны лебеду и мерзлую землю срочно вернувшийся на шум Куликча. – Царь наш, батюшка. А царь не может быть мышкой. Кажется, на барона это произвело надлежащее впечатление. Он остановился, поднял голову и жалобно уставился на егеря.
– Не может?..
– Нет, ваше величество, совсем не может, – строго покачал головой коренастый мужичок. Плечи барона Силезеня печально опустились, и он горько вздохнул.
– Ну, хорошо…
– Вот и славно! – как один заулыбались дворяне и потянулись поднять своего хозяина на ноги, отряхнуть его и продолжить путь к трону.
Но Дрягва, ловко вывернувшись из заботливых рук, нырнул головой вперед в кусты.
– Тогда я – лисичка, я – лисичка!.. За мной гонятся свирепые собаки! Помогите мне, помогите!.. Мне нужно спрятаться!..
Свирепые собаки, вовсе сейчас не свирепые, а сконфуженные и озадаченные не хуже хозяев, пристыжено поджали хвосты и постарались укрыться за частоколом конских ног.
– Нет, ваше величество! Нет!!! – толпа охотников, презрев шипы, кинулась за ним и успела ухватиться за исчезающие сапоги. – Раз-два-взяли!..
Через несколько минут барон был извлечен, посажен на землю, прислонен спиной к сосне и напоен домашним бальзамом.
– Ну, как, ваше величество?.. – с замиранием сердца присел рядом с Дрягвой егерь и заботливо стряхнул с безнадежно запачканного черной грязью зеленого рукава раздавленную красную ягоду. – Лучше?..
Барон изумленно поморгал, уставился мутным взором на окруживших его людей и сделал попытку подняться на ноги.
– Вы не лисичка, вы – царь, наш царь! – хором, наперебой начали просветительскую работу его дворяне. – Наш любимый батюшка-царь! И вам надо ехать на охоту за лисичками, зайчиками, свинками, медвежками, лосиками, белочками…
– Медвежками… лосиками… белочками… – послушно повторял за ними барон, сосредоточенно глядя на свои коленки.
– Да… белочками… – умильно улыбнулся Куликча.
– Так ведь это я – белочка!.. – просветлело озабоченное лицо барона. – Я – белочка, белочка! Я так и думал!.. Я – белочка!.. И, не успели охотники опомниться, как барон стрелой взлетел на сосну.
– Вернитесь, ваше величество!!!.. – вырвался отчаянный крик из двух десятков грудей, но он, казалось, только испугал примостившегося на нижней ветке метрах в трех от земли Дрягву.
Он вздрогнул, загнанно стрельнул глазами, тихо вскрикнул, и в мгновение ока вскарабкался до самой вершины. Тонкой, юной, хрупкой вершинки, если быть совсем уж точным…
* * *
Сомик обнаружил бабку Жужелку довольно скоро: за углом Иноземской улицы она стояла, воинственно уперев руки в бока, и разговаривала с невысоким длинноволосым человеком с раскрытой книжкой в руках. Вернее, разговаривала она, а длинноволосый одним глазом косил в книжку, другим сверлил ее пронзительным взглядом, и при этом еще и беззвучно шевелил губами – то ли повторяя ее слова, то ли репетируя собственный спич.
Воздух вокруг него и поклонницы Дрягвы начинал тревожно переливаться и густеть.
Заметив, что вынырнувший из-за угла долговязый парень в темно-синей ливрее обрадовано заулыбался при виде старушки[95]95
Ибо заулыбаться при виде него мог только слепой и пьяный идиот.
[Закрыть] и едва не в припрыжку устремился к ней, он сжал тонкие узкие губы в недовольную ниточку, поспешно выудил что-то из кармана и сунул в руку собеседнице. После чего развернулся и едва не бегом удалился с места разговора.
– Ну вот тебе, ни спасиба, ни пошла, – не слишком сердито пробурчала старуха, проворно пряча за пазуху полученный от странного знакомца трофей, сурово зыркнула на вставшего у нее на пути запыхавшегося слугу и сделала попытку обойти его. Но ни тут-то было.
– Бабушка Жужелка, как я рад, что нашел вас! – расплылся прыщавый парнишка в нарядной ливрее в абсолютно искренней улыбке.
– Что ж, радоваться всегда полезно, – уклончиво одобрила старуха, и вдруг, решительно и сильно отодвинув Сомика в сторону, пошла на прорыв.
