Текст книги "Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки"

Автор книги: Стюарт Стивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

Концепция Гуриеля представлялась некоторым всего лишь теоретическими измышлениями. Эти оппозиционные настроения особенно усилились в мае 1949 г., когда руководство Военной разведкой перешло к Бенджамину Джибли, который обошел Игала Ядина, самого, пожалуй, выдающегося человека из всех, кто когда-либо занимал пост главнокомандующего в израильской армии. Дни Гуриеля как начальника разведки были сочтены, когда Ядин (в настоящее время известный всему миру археолог и бывший заместитель премьер-министра Израиля) выступил против него.

Поначалу Политический отдел ведал всеми секретными организациями за пределами Израиля. Осенью 1949 г. это положение изменилось по настоятельному требованию министра вооруженных сил. Военным было разрешено самим проводить секретные операции, но при условии, что Борис Гуриель и Политический отдел будут их контролировать. Это условие Военная разведка во внимание не приняла.

Для Гуриеля и Артура Бен-Натана это было ударом не столько по их престижу, сколько по их непосредственной деятельности. Враждующие между собой отделения разведки попросту мешали друг другу работать. К тому же операции Военной разведки осуществлялись зачастую плохо подготовленными профессионалами.

В качестве примера можно привести операцию, о которой знают очень немногие. Неудача произошла именно потому, что главный ее участник оказался дилетантом.

Разрабатывал операцию сам Бен-Натан. Он потратил многие месяцы, осторожно завязывая знакомства и продумывая каждый шаг перед тем, как представить Бен-Гуриону свой поистине великолепный план. Бен-Натан устроил так, что один из израильских агентов должен был быть назначен генеральным консулом Сальвадора в Каир. Таким образом он смог бы, живя в Египте, действовать совершенно легально и при этом быть под защитой статуса дипломата. Не обязательно быть начальником разведки, чтобы оценить всю важность для Израиля операции, подготовленной Бен-Натаном.

Гуриель, несмотря на все свои разногласия с Военной разведкой, решил посвятить в нее Бенджамина Джибли. Джибли тут же стал настаивать на том, чтобы играть роль консула было поручено сотруднику его ведомства. Гуриель, вопреки сомнениям, вынужден был на это согласиться, поскольку в Каире надлежало решать задачи военного характера.

Джибли предложил кандидатуру. Это был человек, которого он считал в своем штате лучшим. Его кандидат свободно владел испанским языком и хорошо знал Латинскую Америку. Агент отправился в Брюссель, где для него уже был приготовлен драгоценный дипломатический паспорт Сальвадора, за который, кстати, была выплачена немалая сумма сальвадорскому министерству иностранных дел. Власти Сальвадора сообщили Египту, что их новый генеральный консул заканчивает дела в Европе и как только договоренность с Египтом будет достигнута, он приедет в Брюссель и оформит все необходимые бумаги в египетском посольстве. Соглашение состоялось, и израильский офицер, соответствующим образом экипированный и как две капли воды похожий на богатого южноамериканца, появился в офисе египетского консула. Они обменялись любезностями, выпили кофе. Через полчаса, вооружившись самопиской, египтянин сказал: «Приступим к делу. Как и все страны, мы – жертвы бюрократии. Анкеты, анкеты, анкеты…» Египтянин считал дело формальным и, задавая первый вопрос о месте рождения консула, никак не ожидал услышать в ответ: «Хайфа».

Великолепная и очень дорогостоящая операция на этом и закончилась.

Однако и после этого министр иностранных дел Шарет был не в состоянии противостоять напору военных. В этом противоборстве Гуриель был одинок. Не мог помочь тут и Уолтер Эйтан, пытавшийся отстоять Политический отдел. Шарет от борьбы отказался.

Ядин и Джибли в своем стремлении лишить политическую разведку возможности работать, всячески издевались над «Артуром и его плейбоями». Начальник Шин Бет, настойчивый и честолюбивый Исер Харел, который в то время очень сблизился с Бен-Гурионом, тоже старался умалить ее значение, поскольку Политический отдел, как он считал, соперничает с подведомственным ему Шин Бет.

Из Вашингтона приехал Рубен Шилоах, буквально начиненный блестящими новыми идеями, которые он тут же стал широко пропагандировать. Он рассказал Бен-Гуриону, что ЦРУ осваивает новые методы шпионажа и утверждал, что Израилю необходимо создать совершенно независимое разведывательное агентство, подотчетное только премьер-министру. Иными словами, он считал, что Израилю нужно свое ЦРУ.

Гуриель надеялся, что Бен-Гурион поддержит его, хоть и знал уже, что против выступают очень влиятельные лица. В ход была пущена тяжелая артиллерия и, уступая давлению со всех сторон, Бен-Гурион назначил комиссию, которая должна была высказать свои соображения о том, какие изменения следует внести в структуру разведки. Бен-Гурион не мог при этом не знать, что заключение комиссии фактически предопределено. Из четырех человек, входивших в ее состав, только один Уолтер Эйтан, генеральный секретарь министерства иностранных дел был беспристрастен. Генерал Игал Ядин, главнокомандующий, и Рубен Шилоах уже за несколько месяцев до этого изложили свои взгляды правительству. Что касается Шарета, то он давно бросил Гуриеля на произвол судьбы, так как понимал, что им не выстоять под сокрушительным огнем столь влиятельной оппозиции.

В заключении комиссии ничего неожиданного не было. Сообщить о нем Гуриелю поручили Уолтеру Эйтану, единственному в комиссии другу Гуриеля.

– Премьер-министр, – уверял Эйтан, – очень интересовался, что теперь будет с вами, Борис. Мы ему сказали, что вы, разумеется, займете в министерстве иностранных дел соответствующее вашему званию положение.

– Я с этим не согласен и подам в отставку, – ответил Гуриель.

– Но что же вы будете делать? – удивился Эйтан.

– Я могу и апельсинами торговать в Тель-Авиве, – ответил Гуриель. – Это очень в наши дни выгодное занятие. Гораздо важнее другое – что будет с Израилем?

Вопрос был поставлен правильно.

Формально ответ на него пришел на следующий же день, в сентябре 1951 г., когда все начальники министерств в Тель-Авиве и ведущие политические деятели страны получили приказ премьер-министра.

В этот день было создано новое разведывательное агентство под названием «Центральный институт разведки и спецзаданий». В задачи Института входил сбор всей разведывательной информации за границей и проведение всех спецопераций. Новое агентство стало более известно под названием «Мосад». Это название существовало еще в 30–40-е годы. Организация, носившая его, занималась нелегальной иммиграцией. Начальником нового Мосада был назначен Рубен Шилоах. Он получил широкие полномочия и был подотчетен только премьер-министру.

Политический отдел министерства иностранных дел перестал существовать. Вместо него был создан исследовательский отдел. Он должен был стать научным центром при том же министерстве.

Итак, день рождения Мосада пришелся на осень 1951 г. Гуриель, которому было отказано даже в защите своих позиций перед секретным комитетом, уверенный в справедливости своих убеждений, действительно подал в отставку. Отставке предшествовала весьма эмоциональная стычка с Шаретом. Коллеги Гуриеля выразили свое неудовольствие его отставкой довольно своеобразно.

Многие из агентов, которые находились за границей, поспешили в Тель-Авив, чтобы выяснить, что там произошло. Практически все начальники отделов подали в отставку. На своем месте остался лишь Авраам Кидрон, о котором с горечью говорили: «Чего можно ожидать от человека, участвовавшего в суде над Тубьянским?»

Возмущение ширилось. Большинство агентов не только отказывалось сотрудничать с Шилоахом и следовать его приказам, но и протестовало против его вмешательства в текущие операции. Это была настоящая забастовка работников израильской разведки.

Но воевать с Шилоахом было не так-то просто. Немедленно была создана комиссия, которая получила в свое распоряжение все дела бывшего Политического отдела. Все без исключения главари забастовки были уволены. Остальным было предписано в течение двадцати четырех часов решить, возвращаются они на работу или нет.

Младшие сотрудники в большинстве своем на работу вернулись. Старшие добровольно ушли в неизвестность. Многим из них этот грех, правда, довольно быстро был отпущен, и с течением времени они заняли ответственные посты в министерстве иностранных дел.

Борис Гуриель, имя которого теперь мало кто знает, живет в Тель-Авиве в полной безвестности.

Только через двадцать два года стала ясна справедливость того дела, которое Гуриель в свое время отстаивал. Однако обстоятельства, сопутствующие его моральной победе, не дали повода для радости. После войны Судного дня, комиссия, в состав которой входил человек, сыгравший главную роль в отставке Гуриеля – генерал Ядин, – пришла к выводу, что израильская разведка виновна в том, что произошло. Комиссия также констатировала политическую некомпетентность ее работников. Что касается исследовательского отдела министерства иностранных дел, то он, как оказалось, был лишен средств, и никто, даже министр иностранных дел, к мнению его работников не прислушивался. Мосад стал по существу бюрократическим агентством, не имеющим возможности научно подходить к своим задачам, т. е. неспособным оценивать и прогнозировать разведывательную работу. Именно этого в свое время опасался Борис Гуриель. Собственно, этим и была мотивирована его отставка. Он не мог и не хотел принимать участие в работе, последствия которой могли оказаться ужасны.

В то время идеи Гуриеля казались оторванными от жизни. Им противопоставлялись так называемые «спецоперации» – заманчиво опасные, часто действительно жизненно важные, но решающие лишь сиюминутные задачи.

Однако в Израиле, где общая военная концепция опиралась, если говорить образно, на противопоставление Давидам Голиафа, преобладал именно такой тип разведывательной деятельности. И вплоть до настоящего времени вопрос о том, какая из разведок – военная или политическая – должна отвечать за проведение спецоперации, остается нерешенным.

Споры велись долгие. В конце концов было принято компромиссное решение организовать Мосад. Разработка планов спецопераций и определение объектов были поручены Военной разведке с тем, чтобы эти планы перед окончательным утверждением давались на оценку Мосаду. Исполнителями этих планов должны были быть агенты Военной разведки.

Поначалу Мосад представлял собой небольшое объединение специалистов высшего класса, которые раньше работали в Шин Бет (эквивалент американского ФБР), возглавляемом Исером Харелом. Ему удалось создать эффективную систему контршпионажа, могущую противостоять активной деятельности коммунистов. На первых порах существования Израиля коммунисты представляли серьезную опасность. Харел понял, что чрезвычайно важно изучать методы, которыми пользуется противник, для того чтобы проникнуть в правительственные органы Израиля. И он эти методы досконально изучил. Преданность Харела делу, его исключительная интуиция, природная смекалка и неослабевающий энтузиазм обеспечили Шин Бет прочную репутацию эффективного и четко работающего агентства. За все время своего существования Шин Бет никогда и ничем себя не скомпрометировал.

В 1951 г. после закончившейся катастрофой операции в Ираке, стало ясно, что в действиях разведки нет согласованности. Решено было создать координационный комитет, в который войдут начальники всех отделений. Председателем комитета стал глава Мосада. В состав его вошли руководители Шин Бет, Военной Разведки и специального отделения израильской полиции. Это решение выдвинуло Харела на передний план.

Очень скоро Исер Харел понял, что работать на Рубена Шилоаха или в контакте с ним он не сможет. Шилоах был человеком крайне неорганизованным и при этом необыкновенно импульсивным. Любая новая идея вызывала у него взрыв энтузиазма. Обсуждать ее он мог бесконечно. Но на следующий день, мог о ней и вовсе забыть или с легкостью отвергнуть. Шилоах по природе своей был блестящим советником, но никак не администратором.

После двенадцати месяцев существования нового Мосада, стало ясно, что ситуация не только не улучшилась, но, наоборот, стала для страны угрожающе опасной. На всех совещаниях, будь то совещание руководители отделов или другие, Шилоах и Харел ожесточенно спорили друг с другом. Вражда между ними достигла предела. В конце концов Харел прямо заявил Шилоаху, что тот плохой руководитель. Шилоаха не поддержали даже его собственные сотрудники, так же считавшие его руководство неприемлемым. В системе разведки Шилоаху трудно было найти сторонников. Те немногие, кто мог бы поддержать его, были в свое время выброшены за борт вместе с Гуриелем. Так что он оказался кардиналом Ришелье без единого епископа.

19 сентября 1952 г. Шилоах признал свое поражение и подал заявление об отставке на имя премьер-министра.

Через час Бен-Гурион позвонил Исеру Харелу: «Я хочу поручить вам руководство Мосадом», – сказал он ему.

Шилоах еще в течение нескольких месяцев был как бы своего рода верховным наблюдателем, осуществлявшим контроль за всеми отделениями разведки и отчитывающимся за их действия перед премьер-министром и министром иностранных дел. Но это не устраивало ни Харела, ни его друзей. Шилоах же, будучи человеком деятельным, синекурой тоже довольствоваться не мог. Как всегда, он был полон идей. Он бегал по отделам, с энтузиазмом отдавая бесконечные распоряжения и бывал возмущен неподчинением Харела. В ответ Харел холодно заявлял, что выполнять он будет только те распоряжения, которые, по его мнению, имеют смысл.

8 февраля 1953 г. вконец измученный Шилоах (в предыдущую зиму он попал в аварию, и это тоже сказывалось на его физическом состоянии) написал Бен-Гуриону прошение об отставке «по личным соображениям», недвусмысленно указав на невозможность совместной работы с Харелом. С его точки зрения, Харел был слишком груб. Шилоах предложил на свое место Эхуда Авриеля, того самого, который в свое время так хорошо поработал над доставкой чехословацкого оружия в Израиль. Харел, уже уверенный в прочности своего положения, с этим не согласился. Он не желал никаких посредников между собой и Бен-Гурионом.

Через несколько дней после ухода Шилоаха Харел был утвержден в должности руководителя Мосада. В его функции входил также и контроль над Шин Бет, начальник которого был ему непосредственно подчинен.

Исер Харел справился с оппозицией и занял ведущее положение в системе израильской разведки. Это было началом новой эры. Вскоре израильская разведка была признана одной из лучших в мире.

Глава четвертая

Исер Харел, хоть и слышал от многих агентов, что у Рубена Шилоаха в Мосаде царит невообразимый хаос, все же не ожидал того, что обнаружил в его штабе.

В сентябре 1952 г., когда он принял на себя руководство Мосадом, вся организация размещалась в трех комнатах и состояла приблизительно из двенадцати человек, в число которых входила секретарша, доведенная к этому времени до отчаяния, частично в связи с тем, что в течение уже нескольких месяцев не получала жалованья. Касса Мосада была пуста. Израиль – страна небогатая, а расходы ее непомерно велики. Никто не станет давать денег организации, которая на этом не настаивает. К числу многочисленных талантов Шилоаха, уменье считать не относилось. Он никогда не отчитывался за истраченные им деньги, никогда не определял заранее, во что обойдется операция. Кому-нибудь такое пренебрежительное отношение к финансовым вопросам может показаться умилительным. По мнению Харела, это свидетельствовало об отсутствии профессионального навыка, граничащего с преступной небрежностью. Разве можно хоть что-нибудь организовать, если ты не способен навести порядок в собственном доме?

Исер Харел пожелал прежде всего встретиться с Акивой, финансовым директором Мосада, который находился в это время в Париже по поводу двухмиллионного заема для Израиля. Акива приехал на встречу с Харелом в прекрасном настроении, он торжествовал, что его миссия была успешной. Однако разгневанный Харел на полуслове прервал его восторженную речь.

«Это, конечно, хорошо. Но в будущем попрошу вас, где-то в промежутках между многомиллионными операциями для министерства финансов, мобилизовать свои умственные способности на то, чтобы найти возможность платить жалованье моей секретарше», – заявил он.

Следующим шагом был визит к Давиду Бен-Гуриону. Харел до сих пор помнит все, что он тогда ему сказал.

«Господин премьер-министр! Существует мнение, что Израилю политико-разведывательная служба не нужна вообще. Вся разведывательная деятельность должна быть сосредоточена в руках военных. Я, вы это знаете, считаю такое мнение ошибочным. Если я вас правильно понял, вы – тоже. С другой стороны, мне совершенно ясно, что если оставить политическую разведку в том виде, в каком она существует сейчас, т. е. без средств и без всяких ресурсов, то вся ее деятельность неизбежно станет источником неприятностей и унижения для государства. Если это будет и далее так продолжаться, то в вопросе о том, быть или не быть политической разведке, я стану сторонником тех, кто утверждает, что она не нужна».

В этот же день бюджет Мосада был увеличен в десять раз. Харелу были тут же отпущены средства на увеличение штата. И он немедленно его начал. Один за другим в Мосад стали переходить специалисты высокого класса, работавшие до этого в Шин Бет, который прежде возглавлялся Харелом. Мосад вынужден был переехать в новое помещение. Агенты, находившиеся за границей, были вызваны в Тель-Авив для проверки их квалификации. Харел занялся этим сам. Те, кто по тем или иным причинам его не удовлетворял, были уволены. Остальным был предложен дополнительный курс обучения, прежде чем им разрешено будет вновь приступить к работе.

Кое-кто из старых агентов, начавших службу в израильской разведке задолго до получения Израилем независимости, был обеспокоен тем, что Харел пока что оголил крайне важные для Израиля участки работы. На эти возражения Харел отвечал так же, как отвечал Бен-Гуриону. «Лучше обходиться совсем без агентов, чем иметь множество таких, которые не отдают себе отчета в том, что делают».

Даже много лет спустя он настаивал на том, что именно эти его действия обеспечили Мосаду успех. На стиль работы Харела время не влияло. Это объяснялось не только особенностями его характера, но и опытом, приобретенным на посту руководителя Шин Бет. К моменту своего прохода в Мосад Харел уже был типичным разведчиком, суперполицейским в самом простом и недвусмысленном значении этого слова. Он изучал методы работы ЦРУ, английской разведки и КГБ, чтобы иметь возможность организовать контршпионаж. Ему было слишком хорошо известно, сколько вреда может принести плохо обученный агент. Как человек наблюдательный, он усвоил и все нюансы своей профессии, извлекая для себя пользу и из чужих ошибок. Охотник за шпионами, сам ставший шпионом, имеет определенные преимущества.

Исер Харел своим внешним обликом плохо соответствовал сложившимся в обществе представлениям о суперагенте. В то время, когда под его начало передали Мосад, ему было сорок лет, но казался он пятидесятилетним. Он был мал ростом – всего 155 см и толст (позднее он, правда, похудел). По одежде его можно было принять за педантичного банковского клерка.

В Израиле принято называть друг друга просто по имени, но Харел пошел дальше и настаивал на том, что он «Исер» и для своего шофера, и для швейцара. Он работал по восемнадцать часов в сутки и ожидал того же и от других. Тех, кого он недолюбливал, он просто выживал. О тех, кого любил, заботился, как о родных детях. По своему интеллекту Харел не мог сравниться с Гуриелем, Шилоаху он уступал по своим творческим возможностям. Не во всякой ситуации он чувствовал себя хозяином положения, и во многих областях он был просто невежествен. В его образовании были большие пробелы, и его представления о мире оказались крайне поверхностны. Наконец, Харел был человеком с предрассудками. Но при всем этом он в полной мере обладал способностью внушать своим подчиненным чувство преданности. И до сих пор все, кто с ним работал, даже признавая его недостатки, продолжают испытывать к нему нечто вроде обожания и остаются его сторонниками в спорах с израильским правительством.

Фантастическая привязанность к нему его сотрудников вовсе не означала, что его любили посторонние. Было немало таких, кто ненавидел его и боялся. Будучи человеком решительным, Харел никому не позволял мешать себе. Те, кто пытался это делать, вскоре начинали горько об этом сожалеть. Какой бы уничтожающей критике его впоследствии ни подвергали, бесспорным остается факт, что в процессе создания Мосада как прекрасно функционирующей политической разведки он сыграл ключевую роль.

Израильский агент получает свое жалованье так же, как и все остальные служащие в стране. Если он уезжает из страны или живет вне дома, все его расходы после возвращения тщательно контролируются. О своей работе он не может разговаривать даже с друзьями. Это порождает чувство изолированности. Общается агент преимущественно с коллегами, с которыми только и может чувствовать себя относительно свободно. Романтические иллюзии первых лет профессиональной деятельности с годами рассеиваются. Агенты ведут замкнутый образ жизни. Потому для них общение с Исером Харелом, его личное обаяние имели такое большое значение. Ему нечего было предложить своим сотрудникам в награду за их труд. И он вынужден был часто отправлять их на трудные и опасные задания. А они радовались этому, потому что об этом их просил Исер.

В его кабинете стояли письменный стол, стул и кушетка. Это было все. Никаких претензий. Люди, входя в эту комнату, знали, что сейчас он предложит им отправиться на тяжелое задание. Харел вставал, приветствуя вошедшего, предлагал ему расположиться на кушетке. «Вот какая возникла у нас проблема», – начинал он. В эту секунду агент забывал о том, что только сегодня утром обещал жене, что выйдет в отставку и примет предложение своего тестя стать главой семейной фирмы.

Харел был абсолютно честным человеком, можно даже сказать пуритански честным. Ни один человек в Мосаде никогда бы не решился подделать свои счета. Харел бы его немедленно уволил, случись что-нибудь подобное.

Однажды один из агентов завел за границей роман с женщиной-христианкой. В Мосаде об этом стало известно. Сообщили Харелу. Предложили даже отозвать агента.

– Зачем? – спросил Исер, – он же взрослый человек, может и сам о себе позаботиться. Он имеет право и романы заводить.

– Я с вами согласен, – ответил заместитель Харела. – Но его жена может устроить скандал, и у нас у всех будут неприятности.

– Его жена? – искренне удивился Харел. – Так он женат? Для чего же ему понадобилась другая женщина?

Харел не сомневался в том, что его сотрудники честные люди. Будучи честен сам, он ждал того же и от других.

Однако, что все-таки означало это слово «честный» в применении к их деятельности? Харел учил своих людей лгать, обманывать, иногда даже убивать. Отстаивая интересы своего отдела в системе политического аппарата, он действовал всегда столь решительно, что приобрел у своих оппонентов репутацию Аль Капоне. Исер Харел никогда не был склонен к самоанализу. Его не мучила двойственность в подходе к поведению сотрудников. Агентам предписывались высокие моральные стандарты поведения по отношению друг к другу, по отношению к нему самому и к их организации. Но эти стандарты оказывались совсем иными в их работе.

Люди с более аналитическим и более изощренным умом, чем у Харела, пытались понять, каким образом в Мосаде сосуществуют столь непримиримые точки зрения. Один из новичков спросил как-то у заместителя Харела, как это все же надо понимать? И тот изложил суть дела в следующих словах: «Исер хочет, чтобы работу негодяев выполняли честные люди. И это он хорошо придумал. Если работу негодяев станут выполнять негодяи – спаси, Господи, Израиль!»

Харел родился в Витебске, в царской России, в 1912 г. Его отец Натан Гальперин, был одним из блестящих выпускников еврейской религиозной школы в Волошине (Польша). Предполагалось, что он станет раввином. В роду Харела со стороны отца все были учеными. Мать его – Иохевед Левина, была младшей дочерью богатого владельца заводов по производству уксуса в Двинске и Витебске.

Дедушка Исера – Давид Левин, сделал зятя управляющим на заводе в Витебске. Натан работал с полной отдачей, но без энтузиазма. Друзей в этом новом для него городе у него было мало. Глубокие знания Талмуда и Библии в этих местах не слишком высокого ценились. Соседи изредка приходили к нему за каким-нибудь советом, но все равно считали человеком чопорным, малообщительным и лишенным чувства юмора. Никто из всех этих людей тогда не подозревал, что живут они уже на краю пропасти, из которой лишь немногие, а может быть, и никто из них, целым не выберется.

С началом первой мировой войны началось и разрушение устоев той жизни, к которой они привыкли. Однажды отец пришел с сообщением: «Они сбросили царя!» Исеру в это время было пять лет, но все то немногое, что он мог припомнить, оказало на него огромное влияние. Завод был национализирован без всякой компенсации, и семья, потеряв в одно мгновение все свое состояние, осталась ни с чем.

В шестнадцатилетнем возрасте Исер стал сионистом. Он убедил своих родителей, что ему надо научиться возделывать землю, и оставил школу перед выпускными экзаменами. Присоединившись к своим единомышленникам, таким же как и он юнцам, он отправился на год работать на коллективную ферму под Ригой. В 1929 г., через год, все они решили, что отъезд в Палестину больше откладывать нельзя. [2]2
  «Алия» в буквальном переводе означает «подъем», «восхождение». Этим словом стало принято обозначать эмиграцию в Израиль. На протяжении двух тысяч лет изгнания выражение «Эрец Исроэл» приобрело мистическое значение для евреев во всем мире. На самом деле в переводе это были простые слова – «страна Израиля». Если шла речь о «стране», все евреи понимали, что подразумевается Израиль. На Первом сионистском конгрессе в Базеле в 1897 г. была провозглашена цель движения – возвращение всех евреев в Страну и возрождение еврейской национальной жизни – в культурном, социальном, экономическом и политическом смысле. Центральной в доктрине сионизма была идея, что поселенцы, прибывающие в Израиль, независимо от того, какая была у них ранее профессия и какое образование, будут обрабатывать землю и превратятся, таким образом, в таких же людей, какими были их предки перед изгнанием, т. е. в землепашцев, душой привязанных к земле, а не к городам. Эти надежды вдохновляли «олим» (так стали называть иммигрантов) и укрепляли дух новых пионеров.


[Закрыть]

Этот год для сионизма оказался решающим. Огромное число евреев приехало в Палестину. Арабы Палестины начали враждебные действия против новоприбывших. В то время население Палестины составляли около шестисот тысяч арабов и ста пятидесяти тысяч евреев. Из них примерно половина приехала после подписания Декларации Бальфура в 1917 г. Мусульманские лидеры стали распространять слухи, что цель евреев – уничтожение святых мест в Иерусалиме. 23 августа они призвали своих единоверцев к военным действиям. Тысячи арабов, разбившись на три группы, ринулись из Старого города (район Иерусалима) на евреев. Призыв к действию был подхвачен арабами во всех районах Палестины. Британская администрация не разрешала евреям создавать свои отряды самозащиты. Таким образом, многие еврейские поселения в Палестине были разрушены, 133 человека убиты, в том числе 59 в Хевроне. Из них 23 – в одном доме. Их подвергли жестоким пыткам, а тела растерзали.

Сионизм, казалось, должен был прекратить свое существование. Однако еврейская молодежь в Европе отреагировала иначе. Те, кто раньше не помышлял о сионизме, стали сионистами. Те, кто уже были сионистами, решили уехать в Палестину.

Исеру Харелу еще не было восемнадцати лет, а иммиграционную визу выдавали с восемнадцати. Первый раз в жизни он воспользовался подделанным документом, в котором было указано, что он родился в 1911-ом, а не в 1912 г. В январе 1930 г. он отправился в путь. На железнодорожной станции в Двинске он простился с родителями и получил от местных сионистов револьвер и запас пуль. Это не было подарком ему, Харелу. Револьвер он должен был передать Хагане, которая отчаянно нуждалась в оружии. Через Геную Исер Харел прибыл в Яффу и увидел землю, о которой так давно мечтал. На борту парохода появился член Еврейского иммиграционного управления и предупредил: «Англичане будут производить досмотр вещей и искать оружие. Если у кого-нибудь оно есть, выбросьте его за борт. Если хоть у одного из вас окажется оружие, они откажут в праве на въезд всем».

Почти все этому совету последовали. Но не Исер. Он выпотрошил хлебную буханку и упрятал в нее револьвер и пули. Затем аккуратно прикрыл буханку грязным бельем. Рюкзак – весь его багаж – в таможне осмотрели небрежно. Молодой парень, не внушающий подозрений, явно бедный.

«О'кей», – сказал англичанин, и будущий шеф израильской разведки очутился на Земле Обетованной.

Харел начал свою жизнь в Палестине с работы в кибуце, недалеко от Тель-Авива. Он не принимал участия в выступлениях Хаганы. Приехав в Палестину, чтобы обрабатывать землю, он и стал ее обрабатывать. Целеустремленный человек, он трудился на апельсиновых плантациях, заворачивая каждый золотистый плод в бумагу и тщательно упаковывая. Он отвлекся от этого занятия только для того, чтобы поухаживать за молоденькой девушкой из Польши, которую звали Ривка, и затем жениться на ней – ко всеобщему удивлению в кибуце. Потому что Харел был сосредоточенным и не слишком веселым молодым человеком, к тому же необщительным. Ривка, напротив, была веселой, забавной и хорошенькой девочкой, совершенно неутомимой в танцах. Тем не менее они поженились и были очень счастливы.

В 1935 г. Исер Харел оставил кибуц после бурной ссоры, первой из серии тех, которые непрерывно возникали у него на протяжении всей его жизни. И он, и его жена, много работали сверхурочно, вне кибуца, для того чтобы собрать деньги, необходимые на оплату приезда родителей.

В конце концов им это удалось и обе семьи – и Исера, и Ривки – приехали в Палестину и поселились в Шефаиме. Несмотря на то что в кибуцах проповедовали идеалистические принципы общежития, люди оставались, как везде, людьми. Как будто и частная собственность ликвидирована, и равенство существует, а чувства зависти и недоброжелательства не исчезают.

Ривка случайно услыхала, как двое кибуцников, комментируя приезд ее и Исера родителей, утверждали, что он был оплачен кибуцем, который будто бы и сейчас их обеспечивает. Обвинение было и лживым, и несправедливым. Узнав об этом от расстроенной жены, Исер пришел в бешенство, и на следующий день вся семья покинула кибуц. У них не было ни денег, ни имущества. Но работу они всегда могли найти. Экспорт апельсинов из Палестины был единственным и важнейшим источником иностранной валюты для еврейской общины. И всегда были необходимы люди для сбора урожая и упаковки. Исер, Ривка и ее сестры неплохо устроились. Харел не интересовался более политикой и, казалось, путь его ясен: он без особого труда станет одним из преуспевающих бизнесменов, которые начали появляться в Палестине. Складывалось впечатление, что на этом пути уже ничего его не остановит.

Началась вторая мировая война, и в Исере проснулись идеалистические устремления, которые когда-то привели его в Палестину. В первое время после начала войны он стал богатеть. Британская армия покупала фрукты, которые Исер уже не только паковал, но и выращивал. И вдруг деньги перестали его интересовать. Исер решил пойти добровольцем в британскую армию.