Текст книги "Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки"

Автор книги: Стюарт Стивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Полковник Ариель Амиад, председатель независимого комитета расследования, созданного армией (в связи с заявлением Франка во время следствия), давая свидетельские показания на суде, заявил, что Бен-Цур в частной с ним беседе подтвердил, что документы были фальсифицированы, но тогда же сказал, что на суде будет это отрицать. Свидетельские показания майора Шломо Милле, который был куратором Франка почти в течение всей операции, оказались еще более сокрушительными. Он рассказал, что открыл папку и произвел опись документов, как это и полагалось делать. Затем эта папка попала к Бен-Цуру. Когда папка вновь оказалась у Милле, он увидел, что ее содержимое изменилось. Она даже была заново переплетена и в ней отсутствовала опись, а также некоторые документы.

В частности, засвидетельствовал Милле, он лично относил в свое время на радиостанцию Израиля отпечатанное на машинке распоряжение начинать вторую серию диверсий в Египте. Его в папке тоже не оказалось.

Тем не менее в августе 1959 г. суд признал Франка виновным по всем статьям предъявленных ему обвинений. Но определение наказания было отложено. Приговор был изложен на восьмидесяти страницах. Поля Франка, естественно, интересовали страницы, относящиеся непосредственно к нему. Но всех других значительно больше – материалы, содержащие рекомендации суда начальнику Штаба армии в связи с его показаниями против генерала Джибли и полковника Мотке Бен-Цура.

Джинн из бутылки был выпущен…

С февраля 1959 г. Иосси Харел, герой «Эксодуса», который недолгое время был начальником отряда 131, пришел к Лавону и рассказал ему о своих наблюдениях, связанных с фальсификацией документов, которую он обнаружил, когда сам некоторое время работал в Военной разведке. [9]9
  В связи с появлением на сцене полковника Иосси Харела, тайное стало явным. В течение еще многих месяцев материалы по этому делу печатались на страницах израильских газет. И все же налагаемые цензурой ограничения не давали возможности любому гражданину Израиля разобраться в происходящем. Джибли в газетных отчетах фигурировал как «старший офицер», Бен-Цур – как «офицер резерва». Поль Франк назывался «человеком № 3». Операция «Сюзанна» – «ошибкой разведки».


[Закрыть]

Лавон давно уже ждал момента, когда сможет восстановить свою запятнанную репутацию. Годами горечь обиды копилась и копилась в его душе.

Он известил Бен-Гуриона о новых свидетельствах и потребовал полного расследования. Бен-Гурион попросил своего военного советника, полковника Хаима Бен-Давида, провести предварительную работу.

15 июля полковник доложил Бен-Гуриону, что у него нет никаких сомнений в том, что документы были подделаны. В сентябре, после получения доклада из суда, который занимался делом Франка, начальник Штаба Хаим Ласков организовал комитет под председательством судьи Хаима Коена. Комитету было поручено выяснить:

– пытался ли «старший офицер» (т. е. Джибли), его помощник или другие офицеры отдела, о котором идет речь, а также министр обороны и начальник Штаба склонять свидетелей, и в особенности «человека № 3» (т. е. Поля Франка) к даче неправильных показаний комитету Олшана и Дори, который расследовал обстоятельства ошибки, допущенной в системе безопасности. И действительно ли имели место случаи, когда показания были заведомо неверны;

– были ли внесены изменения в тексты документов, относящихся к операции «Сюзанна», или в тексты других документов, связанных с расследованием, проводимым комитетом. Если да, то кем?

Заключение комитета Коена представляло собой не более чем попытку оправдать виновных.

Подделка документов, как было в нем заявлено, не доказана. Обвинения не подтверждены. Относительно нашумевшего письма Джибли к Даяну от 19 июля 1954 г. полицейские эксперты высказались в том смысле, что никаких изменений в письме, представленном им на рассмотрение, они не обнаружили.

В конечном счете все это дело приобрело большой политический резонанс, и послужило для оппозиции оружием борьбы с правительством, которым она последовательно и с успехом пользовалась.

Выставленные против старших офицеров армии и, в частности против Моше Даяна, обвинения, Бен-Гурион считал адресованными ему лично.

Доклад Коена дал премьер-министру и его приверженцам возможность перейти в наступление. Пока доверием пользовались утверждения свидетелей о фальсификации документов, не было возможности полностью снять с Джибли обвинение в том, что он назначил проведение операции без ведома министра обороны Лавона. Теперь Джибли потребовал подробного судебного разбирательства всего дела от начала до конца.

Но правительству вся эта история страшно надоела. Кроме того, члены правительства прекрасно понимали, что доклад Коена не следовало трактовать так однозначно, как это делал Бен-Гурион. (В докладе, в частности, говорилось лишь о том, что фальсификация документов не была доказана, а вовсе не утверждалось, что она имела место.) Однако, несмотря на бурные возражения Бен-Гуриона, было решено создать министерский комитет из семи человек. Этот комитет должен был сделать обзор всего имеющегося материала и представить правительству рекомендации по дальнейшим действиям.

Генеральный прокурор Гидеон Хаузнер вылетел в Париж для встречи с Харкави, который в свое время сообщил, что секретарша Джибли под давлением Бен-Цура изменила текст письма от 19 июля. Хаузнер встретился с Далией, которая была и другом, и поклонницей Джибли. Сначала она отказалась от первых своих показаний. Но затем со слезами подтвердила их. Хаузнер вернулся в Тель-Авив вместе с ней. Когда полиция начала ее допрашивать, она, как это ни странно, вновь изменила свои показания, сказав, что не уверена в том, что изменения были внесены именно в это письмо.

21 декабря комитет семи обнародовал свои данные. Они сводились к следующему. Лавон не отдавал приказа действовать. Ответственность за происшедшее несут только Джибли и Мотке Бен-Цур. Комитет не видит оснований для дальнейшего расследования.

Оскорбленный и разгневанный, Бен-Гурион взял шестинедельный отпуск и пригрозил своим коллегам, что уйдет в отставку, потому что, по его мнению, «страна не может жить в обстановке лжи, извращенных фактов и порочного правосудия». Члены партии МАПАЙ (партии Бен-Гуриона) были растеряны. Они посчитали, что кампания, унижающая армию и Бен-Гуриона, была развязана Лавоном. Так что пусть он и несет за все это ответственность. Лавона освободили от занимаемой им должности, и он вынужден был уйти на пенсию. Одинокий и во всем разочаровавшийся, Пинхас Лавон все же не прекратил борьбы за восстановление своего доброго имени, и частично ему это удалось. В январе 1976 г. он умер.

Бен-Гурион никогда не позволял себе забывать об этом деле. Он не желал (и был в этом, возможно, прав), чтобы его имя навсегда было связано с именем Лавона. Его правота должна была быть доказана. В 1963 г. он ушел с поста премьер-министра и напряженно работал, добиваясь возобновления расследования в полной форме. Но заменивший его на посту премьер-министра Леви Эшкол и его кабинет наотрез отказались ему в этом помочь.

В 1964 г., после неудавшейся попытки заставить правительство понять необходимость такого расследования, Бен-Гурион ушел из Рабочей партии и в союзе с двумя своими воспитанниками Моше Даяном и Шимоном Пересом организовал новую партию – РАФИ. Своим бывшим коллегам он никогда не мог простить их, как он считал, предательства.

Так трагически, в болезненных судорогах, закончилось это дело, оставив после себя много неясных вопросов, – дело, по ошибке названное историками «делом Лавона».

Общественное мнение в Израиле было ошеломлено. Возможность установления военной диктатуры, как стало ясно, была вполне реальна. Однако страх этот был, несомненно, преувеличенным. В каждой стране время от времени происходят события подобные «делу Лавона». Они означают, что бюрократия выскальзывает из-под контроля и пытается при этом скрыть свои промахи. В Израиле эти промахи были извлечены на свет божий, что в конце концов и привело к падению правительства.

Демократия не может гарантировать отсутствия зла в обществе. Она лишь обеспечивает возможность борьбы с ним.

Итак, вся эта история стала литературным материалом. Оставались на виду лишь марионетки. Мужчины и одна женщина из египетской команды, приговоренные к длительным срокам заключения, которые они отбывали в печально знаменитой тюрьме Тура недалеко от Хелвана на Ниле. У них были все основания для возмущения.

Мустафа Амин, египетский журналист и издатель, друг и наперсник Насера, сказал одному из них, что после войны за Суэц в 1956 г. он был послан в Вашингтон в качестве посредника в переговорах между Египтом и Израилем, которые осуществляла Америка. Он получил практически неограниченные полномочия от Насера принять все выдвигаемые Израилем условия, в особенности, согласиться на любые варианты обмена молодых евреев, сидящих в египетской тюрьме. К величайшему удивлению и его и Насера, ни одного предложения такого рода Израиль не выдвинул.

Виктор Леви и его друзья не могли знать о том, что происходило в Израиле и, конечно, не понимали, почему Израиль не воспользовался возможностью их освободить. Лишь много лет спустя им стало понятно, что их появление могло лишь осложнить и без того гнусную ситуацию в стране.

Все они пробыли в египетской тюрьме до конца Шестидневной войны, после которой их обменяли почти на целую египетскую армию.

В настоящее время они спокойно и счастливо живут в Израиле. Так во всяком случае говорит Леви: «С тех пор мы все счастливы здесь».

Жизнь Поля Франка сложилась менее удачно. Его приговорили к двенадцати годам тюремного заключения. Его адвокат, считавший это наказание чудовищным за те обвинения, которые были предъявлены Франку на суде, был глубоко потрясен. Невольно возникает подозрение, что судьи, вынося приговор, руководствовались не официально представленными материалами, а суждениями Харела и тех, кто утверждал, что Франк выдал команду «Сюзанны» египтянам.

Франк отбыл весь срок заключения. Сейчас он живет в США.

Глава десятая

Слухи о том, что 23 мая 1960 г. на заседании Кнессета премьер-министр выступит с сенсационным сообщением распространились мгновенно. К четырем часам, когда появился Бен-Гурион, зал уже был переполнен. Только немногие из присутствующих обратили внимание на одно необычное обстоятельство. За несколько минут до начала заседания в зале появился Исер Харел и занял место среди министров. Никогда до этого Исер не появлялся в общественных местах столь демонстративно. Он принадлежал к категории людей, которым, наоборот, импонировало оставаться в тени. Ни в одной газете никогда не было опубликовано ни одного его портрета. Его имя вычеркивалось цензурой из очерков корреспондентов. Это был человек, который среди своих знакомых пользовался репутацией простого, скучного бюрократа, сидящего в пыльном офисе за столом, заваленном бумагами.

И вот сейчас он вышел на авансцену с тем, чтобы, насколько позволяли обстоятельства, заявить о величайшем в своей жизни триумфе.

С места поднялся Бен-Гурион. В зале воцарилась тишина. Выступление премьер-министра было кратким и деловым. И только голос выдавал его волнение.

«Я должен сообщить Кнессету, – начал он, – что израильская разведка обнаружила одного из самых страшных нацистских преступников, который совместно с нацистскими лидерами был ответственен за операцию, названную „Окончательное решение еврейской проблемы“, преступника, ответственного за истребление шести миллионов евреев в Европе. Имя его Адольф Эйхман. Он находится в Израиле под арестом и в ближайшее время предстанет перед судом в соответствии с законом от 1950 г. о нацистских преступниках и их сообщниках».

В наступившей тишине кто-то нервно всхлипнул, а затем раздался шквал оваций.

Адольф Эйхман находился в руках того самого народа, который он совершенно сознательно и, по всей видимости, без особых колебаний собирался уничтожить.

Такие исторические моменты сплачивают нацию в единое целое. Казалось, что дух божественной справедливости воцарился на земле.

Подобные чувства не могут владеть людьми долго. Но в этот день и в дни, непосредственно за ним следовавшие, евреи во всем мире испытывали смешанные чувства печали и радости. Люди плакали, вспоминая о злодеяниях этого человека, и радовались тому, что еврейский народ восстал из пепла и окреп настолько, что в состоянии вершить суд над ним.

Для Исера Харела это было событие особой важности. Он лично руководил группой, которая была послана в Аргентину с заданием похитить Эйхмана и доставить его живым в Израиль. Операция была тщательно продумана и блестяще выполнена. Идеей поимки Эйхмана Харел был буквально одержим. Даже много лет спустя его продолжали волновать все перипетии этого дела.

Имело значение и еще одно обстоятельство. Это событие совпало с моментом, когда деятельность израильской разведки оказалась в центре внимания всего мира. Израильская разведка получила международное признание. Противники Израиля стали с большей осторожностью относиться к крохотному государству, расположенному у их порога. За границей израильтянам стало легче вербовать агентов – их не надо было теперь убеждать, что они имеют дело с профессионалами. Арабские двойные агенты стали терять уверенность в себе. По крайней мере двое из них в течение первого же месяца после поимки Эйхмана признали себя побежденными. Напряжение оказалось для них чрезмерным.

Похищение Адольфа Эйхмана представляло собой одну из ставших классическими операций разведки – агенты действовали вдали от дома. Расстояние в тысячи километров отделяло их от Израиля. Рассчитывать им было не на кого. Их целью было похищение одного-единственного противника. Это была увлекательная и опасная работа, где использовались все методы и технические приемы, известные не только Мосаду, но и разведкам супердержав. У них израильтяне на первых порах научились многому.

Как и во всех подпольных операциях, и в этой была своя доля ошибок и неприятных неожиданностей, каждая из которых могла привести к провалу операции и к разоблачению Харела и его команды, состоящей из одиннадцати человек. Но случались и удачи, благодаря которым десятки часов, а то и дней, которые должны были уйти на слежку, оказывались сэкономленными.

Ни одна разведывательная операция не проходит точно по намеченному плану. Эти-то неожиданные повороты событий и привлекают к разведывательной деятельности людей, казалось бы, вполне уравновешенных. И тем не менее ни одна операция не удалась бы, если бы ей не предшествовала трудная и упорная разработка плана, предусматривающая все мыслимые повороты событий.

Мосад никогда раньше не занимался розыском и задержкой нацистских военных преступников, хотя после поимки Эйхмана мало кто в это верил. Считалось, что без подобного опыта эта операция не могла бы пройти с таким блеском. Но Мосад просто не располагал достаточными для таких операций ресурсами. Многим «охотникам за нацистами», которые обращались к Израилю за финансовой и моральной поддержкой, было в ней отказано.

Но Эйхман был особым нацистом. Он был организатором и исполнителем операции «Окончательное решение».

Два года потребовалось Мосаду для достижения успеха. Операция началась с первой встречи с Эйхманом. Следовало с точностью установить личность подозреваемого, а затем выработать и осуществить план его похищения. Как только окончательно выяснилось, что человек, живущий в окрестностях Буэнос-Айреса, действительно Эйхман, Исер Харел отложил в сторону все остальные дела и сконцентрировал все свое внимание на его поимке.

Все участники операции отдавали себе отчет в трудностях, с которыми им придется столкнуться, работая нелегально в чужой стране, на расстоянии тысяч километров от Израиля. Если бы их постигла неудача, они могли ожидать серьезных политических, дипломатических и профессиональных осложнений. Они знали, что связь с Израилем будет затруднена. Руководители команды столкнутся с необходимостью принимать ответственные решения на месте и самостоятельно, поскольку совета от высшего руководства получить не смогут.

Харел убедил Бен-Гуриона, что в этих чрезвычайных обстоятельствах необходимо его личное присутствие в Буэнос-Айресе. Он сможет взять на себя полностью ответственность за проведение операции. В практике израильской разведки, так же как в практике других разведок во всем мире, подобного прецедента не было.

Начальник Мосада взял на себя обязанности рядового куратора операции. Харел рассматривал похищение Эйхмана как самую важную в своей жизни операцию. Поэтому, считал он, к данному случаю обычные мерки неприложимы.

Любой риск должен считаться оправданным, даже саморазоблачение. Об этом Харел недвусмысленно заявил в своем отчете об операции. Когда Эйхман был уже в руках израильтян в Аргентине и они обсуждали вопрос о том, как вывезти его из страны, пришлось подумать и о том, что делать, если полиция обнаружит их убежище. Харел на этот счет дал четкие инструкции. Габи Элдад, командир, должен был сковать себя с Эйхманом, а ключ от наручников выбросить. Все остальные должны пытаться уйти от преследования. Габи дождется прибытия полиции, которой заявит, что человек, к которому он прикован, Адольф Эйхман, военный преступник, и будет настаивать на свидании с высшими чиновниками.

Много позже Харел писал: «Я думал о том, что не имею морального права подвергать Габи пытке, связанной с расследованием. Я сказал ему: „После того как вы предстанете перед старшим полицейским офицером или ответственным гражданским чиновником, вы откроете ему, кто вы, и объясните, что находитесь в распоряжении лидера группы волонтеров, тоже израильтянина. Далее вы скажете, что группа получила информацию, что проживающий в Аргентине под именем Рикардо Клемента человек, на самом деле Адольф Эйхман, который обвиняется в уничтожении евреев в Европе во время второй мировой войны. Группа прибыла в Буэнос-Айрес с тем, чтобы проверить правильность полученной информации. Утвердившись в своих подозрениях, волонтеры должны были поймать Эйхмана и передать аргентинским властям с тем, чтобы он ответил перед судом за свои преступления против человечности и еврейского народа. Вы им скажете, что имя лидера группы волонтеров Исер Харел. Затем дадите им адрес отеля, в котором я живу и то мое имя, под которым я в этом отеле зарегистрирован. Затем вы скажете следующее: „Имя и адрес Исера Харела я даю вам по его собственному распоряжению. Он сам объяснит представителям аргентинского правительства, что побудило группу, которую он возглавляет, действовать. Он заявляет, что берет на себя всю ответственность за эти действия в полном соответствии с законами своей страны и принципами справедливости и человечности““».

В Израиле имя Харела сохранялось в тайне. Всю необычность его поведения как начальника разведки трудно даже себе представить. В большинстве случаев разоблаченный агент ничего, кроме имени своего непосредственного руководителя, не знает.

Все, кто принимал участие в операции похищения Адольфа Эйхмана, были опытными агентами, ветеранами Мосада, Военной разведки или Шин Бет, т. е. людьми осведомленными.

И тем не менее Исер Харел приказал своим людям, если это понадобится, передать его в распоряжение аргентинских властей.

Габи пытался протестовать, но Харел, по его собственным словам, сказал ему: «Эта операция нисколько не похожа на все, что мы делали до сих пор. По моим представлениям, это – миссия государственного масштаба и ее моральное значение выше, чем все прочие соображения. От успеха этой операции слишком многое зависит. Я действую в соответствии с велениями моей совести».

К счастью, Харелу никогда не пришлось приносить эту жертву.

11 мая 1960 г. в 8.05 вечера на улице Гарибальди в окрестностях Буэнос-Айреса Рикардо Клемент, он же Адольф Эйхман, бывший начальник Четвертого подразделения VI RSHA, главного отдела безопасности нацистского режима, которому Генрих Гиммлер поручил осуществление операции «Окончательное решение еврейской проблемы», сошел с автобуса и направился к своему дому. Израильские коммандос схватили его прямо на улице и быстро препроводили в приготовленную для этой цели конспиративную квартиру. Через несколько минут Рикардо Клемент сознался, что он Адольф Эйхман.

20 мая его отправили на самолете из Аргентины в Израиль и примерно через год, 11 апреля 1961 г. над ним состоялся суд. Он был признан виновным в преступлениях против человечности, и 31 мая 1962 г. приговорен к смертной казни.

Эйхман был единственным в истории Израиля (кроме капитана Тубьянского) человеком, который был казнен. Его повесили в Рамле 31 мая 1962 г.

Подробнейшее описание похищения Адольфа Эйхмана приведено в работах нескольких авторов, в том числе и в книге самого Исера Харела «Дом на улице Гарибальди». Я не буду пересказывать всю эту историю. Но некоторые подробности операции кажутся мне особо интересными, потому что свидетельствуют о тщательности, с которой израильская разведка планирует свои операции. Что касается стоимости ее, то она известна только казначею Мосада. Можно однако, предположить, что сумма в 250 тысяч долларов не окажется преувеличением.

Задолго до начала операции трое израильтян вылетели в Аргентину, чтобы провести предварительное расследование. В результате в Мосаде возник отдел, в задачу которого входил сбор информации об Эйхмане и других военных преступниках, которые, по предположениям, были живы и скрывались под чужими именами. Через несколько месяцев была выделена группа сотрудников, которая разрабатывала сложный план отправки в Аргентину израильской команды и вывоза ее оттуда. Директивы, которые были положены в основу этой работы, составляли тысячу страниц печатного текста. Все мыслимые варианты были предусмотрены.

В обязанности одного из агентов входило обслуживание поездок своих товарищей. Это было что-то вроде бюро путешествий, штат которого состоял из одного человека. Для выполнения задания в Аргентину нужно было отправить по меньшей мере двенадцать человек, включая Харела. Все они должны были туда прилететь порознь, из разных частей света, с поддельными паспортами и с самыми разными визами. Они нигде не должны были пересекаться друг с другом. Для обеспечения максимальной секретности в некоторых случаях требовалось, чтобы документы, с которыми агенты покидали страну, отличались от тех, с которыми они в нее въезжали. Естественно, нельзя было допустить, чтобы кому-то стало известно, что они израильтяне. А некоторые аргентинские консульства в Европе и в других странах перед тем, как выдать въездную визу, запрашивали характеристику данного человека в отделениях местной полиции тех районов, где путешественники проживали ранее. Обойти этот момент можно было, заказав путешествие по Латинской Америке с Буэнос-Айресом в качестве одного из промежуточных пунктов. Но, разумеется, все участники не могли воспользоваться этим методом. Камнем преткновения служили и санитарно-эпидемиологические ограничения.

Агент по путешествиям, так же как некоторые другие помощники, которых Харел нанял в Париже (разумеется, не упоминая о цели), делали себе многократно прививки и проходили медицинские обследования, каждый раз под новым именем с тем, чтобы все необходимые сведения потом вписать в соответствующие паспорта.

Группа столкнулась и с еще одним, причем серьезным, затруднением. Аргентина праздновала 150-летие своей независимости. В ожидании приезда на торжества политических лидеров и глав правительств из разных стран власти принимали все меры предосторожности. Соответственно документы израильтян должны были быть безукоризненными. Кроме того, от всех участников требовалась повышенная бдительность, умение не привлекать к себе внимания официальных лиц, а также особая осторожность, чтобы не спугнуть Эйхмана.

Только в редких случаях агент, работающий за границей, может удовольствоваться одним паспортом и одним набором документов. Если он окажется на подозрении, то разыскивать его будут по имени на его проездных документах. Чтобы уйти от преследования, он должен иметь возможность где-то на промежуточной стадии своего задания поменять имя. Иногда удается упрятать второй набор документов в чемодан с двойным дном. Но это дело рискованное и в конечном счете может обернуться катастрофой. Достаточно одному из чиновников на таможне заподозрить что-нибудь неладное и потребовать тщательного досмотра, и вся миссия окажется под угрозой.

Так что в состав команды был включен эксперт по подделке документов, который должен был изготавливать новые документы на месте.

В книге Харела он фигурирует под именем Шалома Дани. В Мосаде это был один из самых талантливых специалистов в своем деле. В Аргентину он привез все необходимое – карточки, тонкую бумагу, огромный набор чернил, набор перьев и кисточек и т. п. Все это никого на таможне не заинтересовало, поскольку в паспорте Дани было указано – художник.

Другим членом команды был Эли Ювал, один из лучших в Мосаде гримеров, к тому же блестящий механик и техник.

Когда наблюдение ведется долго, а команда, ведущая это наблюдение, немногочисленна (как это и было в случае с Эйхманом), одни и те же агенты в одних и тех же машинах появляются много раз в одних и тех же местах – а это опасно. Машины менять легко – их просто берут напрокат, затем сдают и берут другие. В обязанности Эли Ювала входило менять внешний облик людей.

В составе команды была также женщина – Дина Рон, агент Мосада. В ее обязанности входила роль любовницы агента, снимавшего квартиру для укрытия Эйхмана. Предполагалось держать его там с момента пленения до отъезда. Роль ее была пассивной, но тоже жизненно важной. Нужно было создавать для полиции впечатление нормальности всего происходящего.

Ситуация с арендой «убежищ» выглядит экстраординарной. Израильтяне арендовали семь таких убежищ – отдельных домов или квартир. Первой квартире было присвоено название «маоз», или «крепость». Это был штаб. Здесь работал Шалом Дани. Здесь Исер Харел мог встречаться с членами команды и отдавать нужные распоряжения, что особенно важно было на первых порах. Для второго убежища было выбрано условное название «тира», или «дворец». Оно, по идее, должно было послужить тюрьмой для Эйхмана. Остальные были запасными. На случай, если Эйхмана будут разыскивать, надо было иметь возможность перемещать его из одного убежища в другое. Кроме того, следовало учесть могущую возникнуть необходимость укрытия в новом месте и для агентов.

Шалому Дани приходилось изготавливать бездну документов в связи с постоянной сменой машин и арендой семи квартир. Ведь никто не станет сдавать квартиру случайному человеку, у которого нет на руках надежных рекомендаций, банковских счетов и целого запаса других документов. К тому же квартиры, например, нужно было арендовать, предъявляя не те документы, с которыми агент въезжал в страну и, само собой, не те, по которым он собирался эту страну покидать. Следов их пребывания в стране оставлять было нельзя.

Из всех проблем, возникающих во время проведения операции, проблема паспортов и прочей документации – самая неприятная и гнетущая.

Эхуд Ревиви, второй по чину человек в команде, в первый свой приезд в Буэнос-Айрес столкнулся в отеле с клерком родом из того самого города, который был указан в его паспорте. Ревиви никогда в своей жизни в этом городе не бывал. Клерк затеял с ним оживленный разговор о людях в этом городе и об особенностях местности. Когда Ревиви наконец потянулся за формой, чтобы заполнить ее, клерк предложил ему только расписаться. Все остальное, мол, он сам для него сделает. Ревиви в панике забыл «свое» имя и вынужден был под каким-то предлогом забрать у клерка паспорт, чтобы выяснить, как же его зовут.

В «маоз» у Исера Харела был оперативный штаб, но, помимо этого, он выработал очень эффективный и гибкий метод непрерывного общения с командой во все время предварительного наблюдения и самой операции. Каждый агент получил список кафе, которые Исер посещал в определенной последовательности, создавая, таким образом, сеть мобильных пунктов управления.

Обычно Харел проводил в кафе не более получаса. Следующие полчаса он находился в пути к другому кафе и т. д. Такси он пользовался только в тех случаях, когда ему предстояло более длительное свидание. Подобное расписание было утомительным для Харела, зато такая система позволяла посещать каждое кафе только один раз. Зная это расписание, агенты всегда могли встретиться со своим руководителем.

Что мог, к примеру, сказать о нем заметивший его в кафе человек? Одинокий случайный посетитель, которого в редких случаях кто-нибудь сопровождал. Ничего более невинного не придумать. И никакой конспирации при этом.

В день поимки Эйхмана и непосредственно после нее Харел ускорил темп, сократив вдвое время пребывания в кафе. Таким образом, он добился практически непрерывного общения с командой. Во всяком случае всегда был в их распоряжении. К соучастию в деле они привлекли и израильскую авиакомпанию «Эль-Ал». И это, кстати, был не первый случай в практике секретных операций. Харел убедил директоров компании предоставить в его распоряжение самолет «Британия». Предлогом послужила необходимость доставить в Аргентину израильскую делегацию во главе с Аббой Эбаном, который в то время был официальным представителем Израиля в ООН. На самом же деле Харелу нужен был самолет для вывоза из Аргентины Эйхмана. [10]10
  Аббе Эбану вначале не сообщили, почему в Аргентину отправляется специальный самолет. Когда все стало известно, он гневно обрушился на организаторов всего дела, так как считал, что они компрометировали его как дипломата, создавая впечатление, что он принимал активное участие в действиях, связанных с нарушением международных законов. По его мнению, это подрывало в моральном отношении его статус в ООН. Его настроение не улучшилось после того, как ему рассказали о реакции Харела, заметившего, что Абба Эбан был, пожалуй, единственным в Израиле человеком, который не удивился, что «Эль-Ал» предоставила в его распоряжение «Британию».
  После того как Харел оставил свой пост, Эбан взял реванш. Харел стремился поскорее опубликовать свою книгу о поимке Эйхмана, но, по настоянию Эбана, кабинет министров этому воспротивился. Книга вышла в свет лишь пятнадцать лет спустя. Но и Харел был человеком злопамятным. В его книге приведены имена всех пассажиров, которые находились на борту самолета, летевшего специальным рейсом из Аргентины. Абба Эбан в этом перечне не назван.


[Закрыть]

План великолепно удался. Израильская делегация, которая должна была принять участие в торжественной церемонии празднования независимости благополучно приземлилась в Буэнос-Айресе. До прибытия самолета молодого израильтянина Рафаэля Арнона, который оказался в это время в столице Аргентины, уговорили симулировать сотрясение мозга в результате автомобильной катастрофы, в которую он будто бы попал. Арнона положили в госпиталь. Предварительно израильский врач инструктировал его, рассказав, какие именно симптомы характерны для сотрясения мозга. Все было подстроено так, чтобы из госпиталя Арнона выписали в день отлета «Британии». В кармане у него было свидетельство о болезни с указанием, что больной нуждается в наблюдении врача. Это было особенно важно, поскольку Эйхмана предполагалось доставить на самолет под наркозом, выдав его за служащего «Эль-Ал». Если бы в аэропорту служебную машину израильской авиакомпании остановили бы таможенники, им были бы предъявлены документы Арнона, в том числе и подлинное свидетельство из госпиталя.

Этого, однако, не потребовалось.

Один из старших служащих «Эль-Ал» в течение двух или трех недель торчал в аэропорту на глазах у всех и непрерывно завязывал разговоры с таможенниками и служащими аэропорта. Он выдавал себя за человека, ответственного за подготовку самолета израильской компании к полету.

Именно он и сидел на переднем месте в машине, везшей Эйхмана. Когда машина приблизилась к барьеру, отделяющему летную полосу от места посадки, дежурные приветственно помахали ему рукой.