Текст книги "Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки"

Автор книги: Стюарт Стивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

7 июня, после того как Старый город в Иерусалиме был уже взят, израильского посла в Вашингтоне пригласили в Госдепартамент. Ему сказали, что американцы поддержат просьбу Египта о прекращении огня. Израильтяне против этого возражали. Американцы дали недвусмысленно понять, что знают о том, что Иорданию обманом вовлекли в войну.

Это было крупным нарушением системы израильской безопасности и могло иметь серьезные дипломатические последствия.

После войны за Суэц в 1956 г. Израиль под давлением ООН был вынужден вернуть все завоеванные им территории. Этого нельзя было допустить вторично, и потому Израиль должен был доказать, что стал жертвой агрессии.

Несомненно, что Иордания напала на Израиль. Однако Израиль вовсе не желал, чтобы спровоцированность этого нападения стала известна мировой общественности.

Было ясно, что американцы перехватывали и расшифровывали израильские донесения с трех фронтов. Это могло стать поводом для серьезного конфликта, тем более, что война не закончилась и для установления новых границ требовались еще немалые усилия по очистке завоеванных территорий. Возникла опасность, что секреты Израиля станут известны враждебно к нему настроенным элементам в Госдепартаменте и в Пентагоне. Опасность такого поворота событий была слишком очевидна для того, чтобы ее можно было игнорировать.

Израиль вскоре обнаружил, что судно «Либерти», разведывательный корабль ЦРУ, до отказа набитый электронными установками, стоит на якоре в Средиземном море всего в каких-нибудь 250 км от Синайского полуострова. Здесь-то и перехватывались все передачи израильской армии и военно-воздушных сил и передавались в Вашингтон.

По распоряжению Даяна, на «Либерти» была передана радиограмма с требованием немедленно покинуть воды Средиземного моря. В противном случае израильтяне вынуждены будут применить силу.

Вашингтон без колебаний передал судну приказ уйти. По каким-то таинственным причинам до капитана «Либерти» это распоряжение не дошло. У Израиля не было иного выхода, как атаковать судно. Однако, получив предупреждение, американцы его игнорировали.

8 июня израильские торпедные катера и самолеты получили устное распоряжение вывести судно из строя, но не потопить его. По кораблю были даны три залпа. В результате тридцать четыре моряка погибли, семьдесят пять были ранены. В течение двух-трех часов после этого в Вашингтоне, в Овальном кабинете Белого Дома и в Пентагоне шли дебаты по поводу инцидента и обсуждался вопрос об ответном воздушном налете на израильскую базу. Однако решение о нем принято не было. Президент Джонсон понял, что Израиль таким способом во всеуслышание заявил о том, что Америка блефует. Разведывательному судну нечего было делать в Средиземном море. Перебранка между двумя странами пойдет на пользу только русским.

Таким образом, была принята официальная версия, выдвинутая Израилем. Было объявлено, что израильская авиация атаковала «Либерти» по ошибке, приняв корабль за египетское транспортное судно «Эль-Ксаир». Последовали официальные извинения.

Израиль выплатил почти два миллиона долларов членам команды и их семьям, а также возместил, по требованию американского правительства, расходы по лечению раненых. Однако возместить расходы по ремонту и восстановлению судна категорически отказался. Разведывательное судно «Либерти», указали израильские представители, намеренно проникло в военную зону, вело наблюдение за воюющими сторонами и именно поэтому пострадало. Ответственность за это, по справедливости, полностью ложится на американцев.

После окончания войны каждый офицер израильской армии хорошо понимал, как велика была заслуга разведки и, в частности, Ярива в этой войне. Достаточно сказать, что все подразделения получали потрясающие по своей точности карты, а также детальный анализ действий и вооружения неприятеля. Ярив, как всегда, оставался невозмутимым. Однажды только, взволнованный, он рассказал старшим офицерам, что один из его агентов, одетый в египетскую форму, был во время войны убит израильтянами. Событие трагическое и в своем роде парадоксальное. Это, пожалуй, все, что стало известно.

Как-то Ярив высказал мысль, что работа Военной разведки по самой своей природе таит противоречия. Разведчик должен сосредоточиваться на мельчайших деталях и в то же время никогда не терять из вида цели своего задания, оперировать абстрактными понятиями и при этом иметь четкие представления о реальности.

«Разведка – как опиум, – говорил Ярив. – Человек становится в своем роде наркоманом, если только хоть на момент перестанет понимать, в чем его главная цель».

Для Израиля, утверждал Ярив, разведывательная деятельность имеет особый смысл. Она должна компенсировать уязвимость этого крохотного государства, со всех сторон окруженного врагами. Задача разведки – поставлять информацию вовремя, чтобы предупредить неожиданное нападение.

Разведчик, как и сапер, ошибиться может только один раз.

Шесть лет спустя, в 1973 г., в Судный день именно эта мысль была до конца понята населением Израиля.

Глава восемнадцатая

Исключительные заслуги разведки под руководством Аарона Ярива во время Шестидневной войны укрепили репутацию и Меира Амита.

Вскоре к тому же стало известно, что Амит по собственной инициативе предпринял 1 июня поездку в США. Прямо из аэропорта он позвонил директору ЦРУ Ричарду Хелмсу и попросил у него аудиенцию.

В израильском правительстве в это время внутренние распри достигли накала, угрожающего его существованию. Спор шел между членами кабинета, настаивающими на активных действиях против Египта, который концентрировал свои войска в Синайской пустыне, и сторонниками дипломатического давления на президента Насера.

Меиру Амиту удалось привлечь внимание к этой ситуации Ричарда Хелмса и министра обороны Роберта Макнамары и получить от них, пусть не открытое одобрение, но по крайней мере молчаливое согласие на нанесение первого удара. Удалось это Амиту после того, как он ознакомил американцев с данными израильской разведки. Эти данные рассеяли сомнения Пентагона в оценке действий египтян.

Амит утверждал, что какими бы ни были первоначальные намерения Насера, в настоящий момент в своей агрессивности он зашел так далеко, что война стала неизбежной. Аргументы Амита были неуязвимы, а аргументы «голубей» в правительстве Израиля потеряли смысл.

Американцам, однако, как и большинству израильтян, было неизвестно, что этот человек, так умело защищающий интересы Израиля, находится в критическом положении, угрожающем не только его карьере, но и правительству Израиля. Страна оказалась перед лицом кризиса, потенциально еще более скандального, чем «дело Лавона».

Выдающийся дипломатический успех Амита в Вашингтоне не мог уравновесить того вреда, который был нанесен им положению Израиля в мире.

В некотором смысле можно утверждать, что все это началось в 1965 г., когда Исер Харел вернулся из небытия и стал специальным советником премьер-министра по делам разведки. Должность эта была специально для него создана.

Несмотря на то что Амит был утвержден в должности начальника Мосада, его недоброжелатели предполагали, что он сочтет возвращение Харела для себя унизительным и в конце концов уйдет в отставку. Это даст возможность Харелу вернуть себе положение, которое он так легкомысленно утратил. Те, кто придерживался подобной точки зрения, явно недооценивали степень характерного для Амита упорства и переоценивали значение своего влияния на события.

Исер Харел вернулся к политической жизни вовсе не потому, что на этом настаивали его друзья, а по политическим соображениям, связанным с кризисом партии МАПАЙ. Бен-Гурион, один из основателей партии, вел отчаянную борьбу с премьер-министром Эшколом и его правительством, обвиняя их в неправильной оценке «дела Лавона».

Бен-Гурион придерживался непримиримой позиции. Но, несмотря на все его заслуги перед Израилем, партия не поддержала его. В качестве протеста Бен-Гурион основал новую партию – РАФИ. Он увлек за собой Шимона Переса, заместителя министра обороны, и Моше Даяна, чтобы вместе с ними выступить на всеобщих выборах, которые должны были состояться в ноябре.

Осторожные и недоверчивые, «старые большевики» из МАПАЙ с подозрением относились ко всем, кого могли заподозрить в симпатиях к РАФИ. Меир Амит относился к числу самых подозрительных. Свою должность он получил от Бен-Гуриона. Был, кроме того, другом, а в прошлом заместителем Даяна. Да и Перес Амита всегда поддерживал.

Эшкол и его сторонники, которые всегда придавали дружеским связям огромное значение, соответственно, считали, что не могут рассчитывать на лояльность Амита. То, что он возглавлял Мосад, означало для них потерю Мосада со всеми его возможностями. Вот тут-то Эшкол и обратился за содействием к Харелу. В прошлом один из самых преданных сторонников Бен-Гуриона, Харел за эти годы изменил свое отношение к бывшему премьер-министру. В задачи Харела входило наблюдение за Мосадом и Амитом и подготовка альтернативных решений для всех операций, которые планировал Мосад.

Появление Харела на сцене не только затруднило работу Амита, но в значительной степени и отравило его отношения с Эшколом.

Кульминацией бурных разногласий в правящей партии стали всеобщие выборы 1965 г., проходившие 2 ноября. Они принесли премьер-министру Эшколу и партии, с которой он вступил в коалицию, значительное число голосов избирателей. Тем не менее решающего большинства голосов в его распоряжении не было. Эшколу поэтому удалось создать правительство только 10 января 1966 г. Однако не недостаток голосов вынудил Эшкола два месяца подбирать членов кабинета. Все это время он занимался предупреждением публичного скандала, связанного с самым ужасным за всю историю разведки делом.

Речь идет о «деле Бен-Барки». Меир Амит, человек талантливый, но импульсивный, был в этом деле центральной фигурой. Фактически против своей воли он был вовлечен в водоворот бурных политических событий в Израиле, при этом его собственный политический опыт был весьма ограничен.

Пожалуй, вплоть до опубликования этой книги никто в Израиле о «деле Бен-Барки» не знал, – ни политические деятели, ни военные, ни даже Шин Бет. За пределами Израиля тоже мало что было известно об истинной подоплеке событий, связанных с этим делом.

Факты таковы: 29 октября 1965 г., после полудня, сорокапятилетний лидер марокканской оппозиции Мехди Бен-Барка, один из духовных вождей «третьего мира», приехавший с визитом во Францию, был похищен в Сен-Жермен де Пре, прибежище левых художников, писателей и политических деятелей. Никому не было известно, какую роль в этой истории сыграл Мосад во главе с Амитом. Операция между тем закончилась гибелью талантливого человека и выдающегося общественного деятеля.

Его хладнокровно застрелили агенты марокканской секретной службы. Произошло это на вилле Фонтен-ле-Виконт, расположенной в окрестностях Парижа в нескольких километрах к югу от аэропорта Орли.

История о том, каким образом Мосад оказался вовлеченным в это дело, особая. Она дает некоторое представление о тайных и далеко не всегда понятных связях, которые возникают в подпольном мире чаще, чем это можно предполагать.

В начале 60-х годов Марокко оказалось в окружении новых арабских республиканских правительств, враждебно настроенных как к королевской власти, так и лично к королю Марокко Хасану.

За помощью король Хасан обратился к Израилю. У Хасана были веские причины опасаться Насера и революционных идей, которые тот пропагандировал на Ближнем Востоке, больше, чем ненавистных евреев.

Король Хасан был вполне в состоянии извлечь урок из опыта бывшего короля Египта Фарука. Он понял, что арабским республиканским правительствам будет легко уверить американцев и в особенности ЦРУ в том, что арабские монархии – реакционные образования, оставшиеся миру в наследство от европейских колониальных империй. Поддерживать революционные антиколониальные движения после второй мировой войны было в интересах Америки. Единственной страной, заинтересованной в контактах с Марокко, был Израиль. Естественно, что к нему и обратился Хасан. Об этих контактах никто ничего не знал. Но начиная с 1965 г. Израиль стал посылать Хасану личных телохранителей, набираемых из евреев, эмигрировавших из Марокко.

Мосад и Шин Бет организовали обучение марокканцев современным методам разведки. Таким образом, король Хасан имел в своем распоряжении одну из самых современных служб внутренней безопасности. Впоследствии, еще при шахе, Мосад так же полностью перестроил систему секретных служб в Иране.

Странный, на первый взгляд, альянс между Израилем и Марокко стал возможен на почве вражды между Израилем и арабами. Кстати, это явилось и прекрасной иллюстрацией к понятию «Realpolitik». [14]14
  В конце 50-х годов и начале 60-х Исер Харел установил секретные связи с Марокко, Ираном, Эфиопией и Турцией. Таким образом, ему удалось создать кольцо из стран «третьего мира» вокруг враждебных Израилю пограничных с ним мусульманских стран. В каждой такой стране были агенты Мосада, которые функционировали как дипломатические представители, пусть неофициальные, но достаточно эффективные. В конце 60-х годов Израиль установил такие отношения со многими африканскими странами. В самом Мосаде отделения африканских стран оказались самыми значительными и важными.


[Закрыть]

Израиль и для себя извлекал немалую выгоду из этих взаимоотношений. Агенты Мосада забрасывались через Марокко в другие арабские страны. В Рабате была построена станция подслушивания, которая оказалась, таким образом, на передовой линии и позволила Мосаду получать самые разнообразные сведения.

Кроме того, в Марокко в то время, когда Израиль стал независимым государством, проживало много евреев. Король обещал им свое покровительство и, более того, активно не препятствовал эмиграции своих евреев в Израиль. Позиция короля позволила Израилю осуществить одну из своих самых значительных эмиграционных программ.

В 1963 г. представители власти в Марокко обвинили Бен-Барку в том, что он участвовал в заговоре, целью которого было убийство короля. На специальном заседании суда он был заочно приговорен к смертной казни.

В 1964 г., когда между Марокко и Алжиром возник пограничный спор, Бен-Барка открыто поддержал Алжир. Во время суда над марокканцами, которые были засланы в Марокко из Алжира для борьбы с марокканской армией, Бен-Барка был вторично приговорен к смертной казни, также заочно.

В начале 1965 г. король Хасан не стал более скрывать, что о смерти своего бывшего учителя он особо сожалеть не будет. Генерал Мохаммед Офкир принял соображения короля к сведению. Но в его распоряжении была хоть и эффективная (кстати, Израилем подготовленная), но малочисленная служба безопасности, и полагаться на нее вне страны он не мог. Ее агенты были подготовлены только для охраны посольств. Операции другого масштаба были им явно не по силам.

Офкир связался непосредственно с Меиром Амитом. По соглашению, заключенному между Израилем и Марокко, израильские агенты уже в течение нескольких лет вели наблюдение за изгнанными из Марокко оппозиционными лидерами, которые жили либо в Европе, либо в каких-нибудь арабских странах. Не приходится сомневаться в том, что Бен-Барка был в числе тех, за кем это наблюдение велось.

Однако предложение Офкира было совсем иного типа. Он просил Израиль помочь ликвидировать Бен-Барку.

Меир Амит согласился содействовать, но при этом поставил одно условие – израильтяне принимать участие в убийстве не будут. Мосад может лишь разработать для марокканской команды план похищения. Что случится с Бен-Баркой после этого, Мосада не будет касаться.

Операцию надо было проводить во Франции, где Бен-Барка часто бывал.

В связи с этим Амит и Офкир попросили содействия СДИСИ – французской разведывательной службы, занимавшейся иностранными делами. Эта служба в течение многих лет действовала самостоятельно и до сих пор не находится под политическим контролем.

СДИСИ пользовалась во многих отношениях блестящей репутацией, но все же рассматривалась международными разведками скорее как отбившийся от стада дикий слон. В ЦРУ считали, и не без оснований, что СДИСИ не умеет хранить секреты. Начальники отделов в ее составе постоянно враждовали между собой. Подчинялись они к тому же разным хозяевам и внутри страны, и вне ее.

У израильтян, однако, сложились с французами хорошие отношения. В изменчивом мире, в котором приходилось действовать Мосаду, такой союзник был очень кстати, главным образом потому, что офицеры французской разведки не считали себя обязанными получать от политического руководства страны разрешения на свои операции. Таким образом, французы имели свободу действий, сходную с той, которой пользовались израильтяне. В Мосаде, однако, было куда больше дисциплины и порядка.

В составе французской иностранной разведки наилучший контакт у израильтян был с группой оппонентов де Голля (бывшей ОАС). Эта группа считала, что де Голль предал интересы Франции в связи с войной Алжира за независимость. У них были все основания помогать Офкиру. Бен-Барка принадлежал как раз к той группе арабских политических деятелей, которых они ненавидели с особой силой.

Как это часто бывает, и во французской разведке правая рука не ведала, что творит левая. Один отдел подготавливал операцию по убийству Бен-Барки, второй в это же время оформлял ежемесячный чек на сумму, которую ему выплачивал Французский научно-исследовательский центр, служивший прикрытием для деятельности секретной службы во время ее операций в Африке.

Ранней весной Меир Амит полетел в Париж для переговоров с марокканскими и французскими агентами. О цели своего путешествия он сообщил только очень немногим из самых близких ему людей. До сих пор остается неясным, поставил ли он премьер-министра в известность о своих планах. Люди, хорошо знающие Амита, не допускают и мысли о том, что он начинал подобную операцию, не испросив на нее разрешения. Вероятно, он действительно сказал о ней Эшколу, но скорее всего в таких выражениях, что премьер-министр, который и представления не имел о том, кто такой Бен-Барка, не придал его сообщению особого значения.

Точно известно, что Исер Харел ничего о планируемой операции не знал, хотя его было положено извещать об операциях Мосада.

Личные отношения между Харелом и Амитом носили столь антагонистический характер, что удивляться этому не приходится. И все же странно, что разногласия между ними могли сыграть решающую роль и в этой ситуации, чреватой серьезными последствиями.

Тем не менее остается фактом, что Меир Амит решил действовать по своему усмотрению, не допуская никакого постороннего вмешательства. Только самые доверенные и преданные ему люди были среди посвященных. Однако Амит упустил возможность получить совет от опытных офицеров, обладающих аналитическим складом ума, а такой совет мог бы ему очень пригодиться.

Справедливости ради следует отметить, что Амит не был повинен в том, что внутри Мосада создалась атмосфера взаимного недоверия и недоброжелательства. Мосад, пусть временно, но все же превратился, по злому выражению одного из оппонентов Амита, в «бункер фюрера». Не нес Амит ответственности и за то, что Мосад, сам того не желая, был вовлечен в политическую игру, связанную с противоборством между старшими офицерами.

Но оказавшись в изоляции, он пустился по существу в одинокое плаванье, увлеченный самим процессом разработки плана операции, совершенно упустив из вида, какому риску подвергал свою страну, как в политическом, так и в дипломатическом смысле.

Пока разрабатывались планы похищения и ликвидации Бен-Барки, израильские и французские агенты не выпускали его из виду. Бен-Барка жил в Женеве. Было, однако, решено, что его надо заманить во Францию. Французы предполагали, что в этом случае легче будет замести следы после его поимки. Это и было, по всей вероятности, самой большой ошибкой плана.

В Женеве кто-то из друзей сказал Бен-Барке, что известный французский режиссер Жорж Франжю хочет с ним встретиться, чтобы обсудить проект постановки антиколониального фильма, который собирается поставить.

Бен-Барка живо откликнулся на это приглашение, приехал в Париж и направился в Брассери Липп. В тот момент, когда он собирался войти в здание, из соседнего подъезда вышли трое, показали ему свои удостоверения и сказали, что он задержан для допроса.

Все трое были французами, причем один из них – офицером СДИСИ, который, работая на таможне в аэропорту Орли, выполнял функции агента.

Бен-Барку отвезли на виллу в Фонтен-ле-Виконт, принадлежащую Жоржу Бушесейше, подозрительному типу с сомнительной репутацией – владельцу шикарных борделей в Париже и Марокко. Было совершенно ясно, что его услуги хорошо оплачены.

Вилла охранялась настоящими гангстерами, агентами марокканской и французской разведок. В Рабат Офкиру сообщили, что Бен-Барка пойман. Меир Амит в Тель-Авиве тоже был немедленно извещен о том, что работа закончена. Агентов Мосада поблизости от места похищения не было. Свою часть задания Израиль выполнил.

Через двадцать четыре часа Офкир был уже во Франции. Бен-Барку расстреляли в его присутствии. Тело закопали в саду. Спустя две недели, 16 ноября, его перезахоронили на берегу Сены к северо-западу от Парижа у Иль де ла Гранд Жатт.

К несчастью для всех принимавших участие в этом деле, Мехди Бен-Барка стал после своей смерти фигурой куда более значительной, чем был при жизни. Полиции удалось вскоре выяснить все обстоятельства, связанные с последними днями его жизни, потому что операция была выполнена бездарно.

Помимо этого, исчезновение Бен-Барки накалило до предела и без того тревожную обстановку во Франции. Со времени возвращения де Голля из изгнания, на политической арене правые и левые вели между собой идеологическую борьбу. И те и другие боролись при этом еще и с правительством.

Левые заподозрили правительство в участии в убийстве Бен-Барки и обрадовались возможности устроить скандал, который мог получить большой общественный резонанс. И надо сказать, разочарованы они не были. Однако скандал – самый, пожалуй, грандиозный со времен войны – достиг кульминации, когда в него вмешался сам де Голль. Узнав об участии СДИСИ в никем не санкционированном деле, де Голль воспринял это как выступление, направленное лично против него и его правительства. Более того, он предпочел расценить происходящее как конституционный кризис.

Исчезновению Бен-Барки было посвящено специальное заседание кабинета министров. Де Голль открыто выступил против своих оппонентов в составе вооруженных сил и секретных служб, которые все еще отказывались признать его авторитет и стремились подорвать изнутри его систему управления страной.

«Мне известно, что есть немало ничтожных людишек, которые считают меня глупцом, – заявил де Голль своим министрам. – Я с ними сквитаюсь».

Описывать все подробности последовавшего затем чрезвычайного расследования я не буду. Скажу только, что состоялись два судебных процесса. На одном из них Офкир был заочно осужден, а его заместитель Ахмед Длими, который прилетел из Марокко, чтобы предстать перед судом, оправдан. Разработка всего плана операции была в свое время поручена именно ему.

Свидетели между тем исчезали – некоторые самым таинственным образом. Это вызвало толки (во многом совершенно оправданные) о том, что их просто насильственно убирали.

СДИСИ была реорганизована, и состав ее сотрудников в значительной степени изменился.

Де Голль использовал дело Бен-Барки, чтобы укрепить свои позиции, хотя возмущение его было искренним. Но как опытный политик, он воспользовался сложившейся ситуацией для того, чтобы добиться признания и очистить правительственные учреждения от своих противников.

Мосад был сначала потрясен тем, что произошло. А затем насмерть перепуган. Брожение во Франции, активность полиции, в масштабах во Франции невиданных, броские заголовки на первых страницах газет, всем очевидное замешательство в Елисейском дворце – все это не сулило Израилю ничего хорошего.

Операция с Бен-Баркой в Мосаде до этого расценивалась как малопривлекательная, но необходимая. Предполагалось, что за границей она пройдет незамеченной, а связи с Марокко, одним из самых важных союзников Израиля, окрепнут. И вдруг – убийство Бен-Барки приобрело международную огласку. Франция была взбудоражена – та самая Франция, которая была главным поставщиком оружия Мосаду и одной из тех стран, которые активно поддерживали Израиль.

Под угрозой оказалась репутация Мосада и, главное, всей страны. Меир Амит пытался сделать все от него зависящее, чтобы не выпустить джинна из бутылки. Те из его сотрудников, кто был посвящен в операцию, дали клятву молчать. В Рабат были отправлены эмиссары, предупредившие марокканцев, что разоблачение роли Израиля в истории с Бен-Баркой поставит их в еще более трудное положение. Если секретная сделка короля Хасана с Израилем откроется, его жизнь в арабском мире станет невыносимой.

Что касается СДИСИ, которая лихорадочно старалась замести следы своего участия в этой и других неприглядных операциях, то ее припугнули – если пострадает Мосад, то и ей несдобровать. Это не было в буквальном смысле слова шантажом, – всего лишь недвусмысленное напоминание о том, что все разведывательные службы одинаково заинтересованы в том, чтобы их закулисная деятельность не становилась предметом публичного обсуждения.

Если бы политическая атмосфера Израиля была в это время нормальной, вероятно, Амиту эта операция сошла бы с рук. Но израильское общество раздирали противоречия. Выборы, которые проходили 2 ноября, через три дня после убийства Бен-Барки, не дали партии МАПАЙ большинства в парламенте. Нужно было в срочном порядке сколачивать коалицию.

Новая партия Бен-Гуриона РАФИ получила десять мест в Кнессете. Таким образом, Бен-Гурион и его сторонники составили недружественную по отношению к правительству фракцию. Правительство могло с ней не солидаризироваться, но игнорировать ее оно не могло.

Эшкол и его советники считали, что министерство обороны и армия находятся под сильным влиянием партии Бен-Гуриона. Трудно решить, так ли это было в действительности. Истина лежала, видимо, где-то посередине.

Но как бы то ни было, один из враждебно настроенных по отношению к Амиту сотрудников Мосада сообщил влиятельному члену Кнессета Израилю Галили об участии Мосада в убийстве Бен-Барки. Галили в свою очередь известил об этом Харела, который рассказал обо всем Эшколу. Плотину прорвало…

МАПАЙ, в свое время тяжело пострадавшая в связи с «делом Лавона», снова оказалась перед перспективой нового скандала в системе разведки. Положение Эшкола усугублялось тем, что убийство Бен-Барки произошло в то время, когда он занимал пост премьер-министра.

Харел, которому было поручено расследование, доложил, что, так же как в «деле Лавона», вопрос: «Кто отдал приказ?» – останется, по-видимому, без ответа. Эшкол отрицал, что ему было что-либо известно. Амит настаивал на том, что он получил одобрение премьер-министра.

Харелу не потребовалось много времени, чтобы представить доклад и настаивать на суровых мерах, прежде всего на немедленной отставке Амита. Он утверждал, что эта операция, сама по себе аморальная, не была нужна Мосаду. Участие в убийстве Израиль может себе позволить только в самом крайнем случае.

Практически невозможно представить себе обстоятельства, считал Харел, при которых Израиль мог бы выступить в роли наемного убийцы. В смерти Бен-Барки Израиль заинтересован не был. А последствия в случае разоблачения роли Израиля в этом деле, могут оказаться ужасными. Вероятно, Амит говорил Эшколу об этой операции в такой завуалированной форме, что тот и не догадывался, чем эта операция грозит стране. Харел считал, что Амит должен уйти со своего поста – иного выхода нет.

Но Меир Амит недаром был солдатом. Он рассматривал действия старого своего недруга Исера Харела как политический прием, направленный на то, чтобы изгнать из состава высшего руководства страны всех сторонников новой партии Бен-Гуриона. Точно такую же позицию занял и сам Бен-Гурион. К ней присоединились Шимон Перес и Моше Даян. Узнав о «деле Бен-Барки», они известили Эшкола, что после ухода Амита они позаботятся о том, чтобы правительство Эшкола подало в отставку в результате политических столкновений, которые он же сам спровоцирует.

Эшкла считали человеком малокомпетентным в делах разведки. К тому же он был нерешителен – «голубь», которому полностью доверять вопросы войны и мира было нельзя.

Понятно, что члены РАФИ смогут успешно использовать увольнение Меира Амита против него. Эшкол не стал подвергать себя риску.

Кнессет решил во что бы то ни стало не допустить второго «дела Лавона». Был организован комитет, заседания которого проходили в обстановке полной секретности. Председателем комитета стал Элиззер Шошани – ветеран движения за кибуцы, ответственный в партии МАПАЙ за работу разведки. В состав комитета также вошли: Мордехай Мисиягу – начальник исследовательского отдела партии (его жена, кстати, была старшим сотрудником Мосада), Санта Йосефталь – в прошлом генеральный секретарь организации «Движение за кибуцы». Ее муж был генеральным секретарем МАПАЙ и министром жилищного строительства. Когда-то он активно участвовал в организации «Хашомер Хацаир». В составе комитета оказался и Давид Голомб – сын Элиаху Голомба, легендарного командира Хаганы. Давиду Голомбу прочили блестящую карьеру. Когда комитет опубликовал свои рекомендации партийные «старики» были разочарованы. По его единодушному мнению, премьер-министр Эшкол должен был уйти со своего поста.

Голда Меир, политик жесткий и решительный, использовала все свое огромное по тем временам влияние, чтобы уничтожить все следы этого документа, а членов комитета наказать за «отсутствие лояльности». Им напомнили о существовании в Израиле «Официального акта о секретности», а затем вытеснили из состава центральных органов МАПАЙ.

Давид Голомб, восходящая партийная звезда, сориентировавшись в создавшейся обстановке, через год ушел из парламента. Вернулся он в Кнессет только после выборов 1977 г., уже набравшись опыта политической борьбы. На этот раз он баллотировался не от Рабочей партии, а в качестве члена организации «Демократическое движение за перемены».

Голда Меир предприняла жесткие меры по отношению к комитету не столько для спасения Эшкола (она сама метила на этот пост), сколько для партии. Она понимала, что если падет Эшкол, то это приведет к расколу в МАПАЙ. Возмущение «делом Бен-Барки» могло достигнуть такого накала, что ни один из лидеров МАПАЙ не удержался бы у власти и, конечно, не смог бы сформировать коалиционное правительство.

Таким образом, Эшкол не ушел с поста премьер-министра. Не ушел со своего поста и Меир Амит. Об этом позаботилась партия РАФИ.

Итак, не впервые в Израиле партийные интересы, а не соображения национальной безопасности являлись решающим фактором в политической жизни страны.

И все-таки, как и после «дела Лавона», опять нашелся человек, который не пожелал примириться с этой ситуацией. Имя этого человека – Исер Харел. Он с возмущением заявил, что уйдет сам, если Амит останется на своем посту. Харел утверждал, что в процессе операции были нарушены все этические принципы, которые он считал обязательными для разведывательной службы. Его настойчиво уговаривали изменить позицию. Но Харел остался непреклонен. Проработав еще девять месяцев, он покинул разведку. На этот раз навсегда.