Текст книги "Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки"

Автор книги: Стюарт Стивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Бесспорно, Исер Харел был выдающимся человеком. Но Амит и Ярив своей деятельностью начали новую эпоху в истории израильской разведки, превратив ее в организацию, которая превзошла все достигнутое под началом Харела.

Часть пятая
СМЕНА ГЕНЕРАЛОВ

Глава пятнадцатая

Меир Амит начал без отлагательства полную перестройку секретной службы. Самым значительным событием в цепи перемен было назначение генерала Ярива руководителем Военной разведки. С годами Ярив и Амит стали друзьями.

Впервые Мосад был настоящим партнером Военной разведки. Позади остались (во всяком случае в это время) все разногласия, которые отравляли отношения между двумя родственными организациями. В самом Мосаде Амит реорганизовал всю систему отношений, существовавшую при Хареле. Они стали значительно более формальными. По мнению некоторых старых сотрудников, это привело к бюрократизации аппарата и, как следствие, к полной потере способности Мосада функционировать как единое целое.

Каждый начальник отдела Мосада теперь имел постоянный доступ к исследовательским материалам Военной разведки. Каждый начальник отдела действовал в строго отведенных ему пределах, географических или оперативных. Неожиданным образом эта система способствовала расширению его кругозора, а не замыкала в круге узких проблем.

В прошлом Мосад приступал к обсуждению того или иного вопроса по мере того, как он появлялся. Теперь от его сотрудников требовалось понимание общих задач Мосада. Поначалу многим казалось, что установленный Амитом принцип приоритета информации, непосредственно связанной с нуждами вооруженных сил, ограничивает сферу деятельности разведки. Это опасение не подтвердилось. Оперативная активность Мосада (которая в общем выросла) вовсе не была полностью подчинена интересам военных.

Как это ни парадоксально, далее оказалось, что систематический анализ данных, полученных даже из далеких от Ближнего Востока стран, может быть непосредственно связан с интересами Израиля, хотя не всегда это сразу становится очевидным.

К примеру: агент Мосада в одной из африканских стран сообщил, что министр страны досадовал на то, что доставленное из СССР военное оборудование почти все оказалось устаревшим, т. е. не соответствовало достигнутой ранее договоренности. Одновременно в Мосад стали поступать отрывочные сведения такого же рода из других мест. Это могло означать только одно – русские решили оружие, предназначенное этим странам, направить в те районы мира, которые в данный момент показались им политически более важными. Когда через некоторое время из Каира поступили сведения о том, что египетские офицеры из отделов военного снабжения и артиллерийских частей поехали в Советский Союз, нетрудно было уже догадаться, куда направляют русские свое вооружение.

Израиль, таким образом, уже заранее, еще до того как соответствующие соглашения между Советским Союзом и арабами были подписаны, мог предупредить об этом американскую администрацию, которая без промедления восстановила нарушенное соотношение сил в этом районе.

Амит придавал большое значение новой технологии в своем деле, но отдавал себе при этом полный отчет в том, что самая совершенная техника не может не только заменить агента, но даже просто уменьшить значение его деятельности.

Вскоре он понял и другое: специфические способности агента ни психологическими тестами, ни самыми подробными исследованиями установить невозможно. Можно получить только самое общее и поверхностное представление о его характере.

Амит в самом начале своей деятельности отправил в Бейрут молодого израильтянина. Бейрут, хоть и арабский город, но считался одним из наименее опасных для проникновения израильских агентов. Во всяком случае, менее опасным, чем, скажем, Каир, Дамаск или Багдад. Агент подавал надежды. Всем казалось, что его ждет блестящая карьера. Он был способным и честолюбивым человеком. На службе в израильской армии показал себя мужественным и искусным солдатом. Как и все израильские агенты, он прошел самую полную психологическую проверку – результаты ее были великолепными.

Сразу же из аэропорта Бейрута он направился в отель, номер в котором был заказан для него заранее. Получив ключи, он благополучно в него вселился, но выйти из него наотрез отказался. Ни разумные доводы, ни уговоры на него не действовали. Выяснилось, что в бейрутском аэропорту, где он должен был пройти паспортный контроль со своими фальшивыми документами, он страшно нервничал. Произошел нервный срыв.

Положение стало трагикомичным, когда выяснилось, что агент не только не может выполнять свои функции, но отказывается выйти из номера даже для того, чтобы улететь в Израиль. Перед Мосадом маячила перспектива пожизненно оплачивать пребывание одного из своих агентов в фешенебельном бейрутском отеле.

Чтобы выйти из этой ситуации, пришлось обратиться за помощью к ЦРУ. Агента усыпили и в этом состоянии отправили в Израиль. Дома он пришел в себя, к нему вернулись и силы, и мужество, и он даже стал просить, чтобы его испытали еще раз.

После этого комичного эпизода Мосад постигла уже настоящая катастрофа. Эли Коген в Дамаске и Вольфганг Лоц в Каире – оба агенты самого высокого класса – были арестованы. Ни один из агентов израильской разведки в арабских странах – за исключением Макса Беннета, который, как помнит читатель, случайно связался с командой Лавона в Каире, был арестован и покончил с собой в тюрьме перед тем, как предстать перед судом, – не был пойман.

И Эли Коген, и Вольфганг Лоц были мастерами своего дела. Агенты, работающие в самой гуще событий на неприятельской территории, хорошо понимали, что одна-единственная ошибка может стоить им жизни. Информация, которую передавал Исеру Харелу Лоц относительно немецких ученых, оказалась несерьезной, но общий его вклад в дело израильской разведки – неоценим. Единственный недостаток Лоца состоял в неумении оценивать техническую информацию, во всем остальном он был на недосягаемой высоте. Чувствуя себя совершенно уверенно, он вращался в египетском высшем свете, был на дружеской ноге с генералами и офицерами египетской разведки и потому легко получал сведения, которые так важны были для Израиля.

Меир Амит вначале, так же как в свое время Харел, был настроен скептически по отношению к Лоцу. Но вскоре оценил его по достоинству и эксплуатировал сверх всякой меры. Он требовал информации обо всем – слухах, сплетнях, настроениях. Запас информации Лоца, однако, был так велик, что по существу передавать ее с помощью передатчика из ванной комнаты он был не в состоянии. И в конечном счете погубило его именно непрестанное давление Тель-Авива.

Лоц вел свои передачи каждую ночь. Его материал поступал на компьютеры Военной разведки и Мосада и давал возможность Тель-Авиву составить представление о политической жизни в Египте, о состоянии его экономики и военных достижениях или просчетах.

22 февраля 1965 г. Вольфганг Лоц и его жена Вальтрауд вернулись в свои роскошные апартаменты в Каире после поездки в Мерса Матрут. В дверях они столкнулись с поджидавшими их в засаде сотрудниками службы безопасности Египта. Обычно никогда не удается узнать, что именно выдало агента. Но Лоцу объяснили, что его радиопередачи были перехвачены. Нет никаких оснований этим сведениям не доверять. Конечно же он злоупотреблял своим передатчиком, ведя передачи каждую ночь и дольше, чем диктовали соображения безопасности.

Интересно отметить, что всего за месяц до этого, 21 января 1965 г., Эли Коген, без сомнения, самый талантливый из всех разведчиков израильской секретной службы, был обнаружен таким же образом. И его радиопередачи засекли.

Мосад придерживался мнения, что оба эти события как-то между собой связаны. Удалось установить, что так оно в сущности и было.

ГРУ (Государственное разведывательное Управление Советского Союза), обеспокоенное постоянной утечкой информации в арабских странах, настояло на общей проверке всей системы безопасности в Каире и в Дамаске. Исходя из предположения, что в обеих столицах имеются израильские агенты, которые передают информацию в Израиль по радио, ГРУ доставило и в Египет, и в Сирию самые современные радиоперехватчики. Их обслуживали русские радисты. В течение нескольких последующих недель им удалось обнаружить и Лоца, и Когена. Это было совершенно замечательное достижение по нормам контрразведок.

Как это ни удивительно, но Лоца до конца не разоблачили. Он предстал перед судом как польстившийся на израильские деньги немец. 27 июля 1965 г. он был приговорен к пожизненному тюремному заключению. Вальтрауд Лоц получила три года заключения и каторжных работ.

Обоих, вместе с группой Лавона (они познакомились в тюрьме), обменяли после Шестидневной войны на пятьсот военнопленных, среди которых было девять генералов.

Эли Коген был казнен 19 мая 1965 г. в 3.30 утра на главной площади Дамаска – площади Мучеников.

Ему разрешили перед смертью написать письмо семье. Вот оно.

«Жена моя, Надя, и вся дорогая моя семья! Я пишу вам в последний раз и прошу вас не разлучаться друг с другом. Я прошу тебя, Надя, простить меня и позаботиться о себе и о детях. Сделай так, чтобы они получили хорошее образование. Думай о себе и о них; постарайся, чтобы они ни в чем не нуждались. Оставайся всегда в хороших отношениях с моими родными.

И еще я хотел бы, чтобы ты вышла замуж. Тогда у моих детей будет отец. Ты свободна от всяких обязательств.

Прошу тебя – не трать свою жизнь на оплакивание того, чего уже нет. Думай только о будущем.

Всем вам я посылаю свои поцелуи: тебе, Софи, Айрис, Шаулу и всем моим родным. Ни одного из них не пропусти. Скажи им, что последние мои мысли были полны любви к ним.

Не забудьте, каждый в отдельности, помолиться о спасении души моего отца и о моей душе.

Мои последние поцелуи… Шолом.

Эли Коген»

Эли Коген родился в Александрии в 1924 г. и прожил там тридцать два года. В 1957 г. он эмигрировал в Израиль. Он рос набожным еврейским мальчиком и подумывал о том, чтобы стать раввином. Его родители были вполне зажиточными типичными восточными евреями. Небольшой галстучный магазин приносил им приличный доход.

Как и большинство молодых евреев в Египте, Коген вскоре увлекся идеями сионизма, но пошел дальше многих других и присоединился к нелегальной еврейской подпольной организации под руководством Азара, который был казнен египтянами после провала операции «Сюзанна».

Впервые Эли Коген (известный и под именем Алекс) поехал в Израиль, чтобы по поручению своей подпольной организации приобрести профессию радиооператора. Предполагалось использовать его в составе группы «Сюзанна», но его не оказалось в Египте в нужное время. Египетская секретная служба вызывала его на допрос, но ему удалось убедить следователей, что он никакого отношения к операции «Сюзанна» не имел, хотя и был знаком с Азаром.

С тех пор его нельзя было использовать в Египте в качестве агента не только потому, что он уже был у египтян на подозрении, но и по другой причине: старое правило – не вербовать агентов из местных евреев для работы в их собственной стране теперь соблюдалось строжайшим образом.

В 1957 г. Коген приехал в Израиль. Он работал переводчиком с арабского в министерстве обороны, но через год ему это надоело и он ушел на должность бухгалтера в Центральное торговое агентство промышленного концерна.

Все это время, незаметно для него, Мосад наблюдал за Когеном. Небольшая подготовка у него уже была – он принимал участие в некоторых подпольных операциях. Кроме того, существенно было то, что всю свою жизнь он прожил в арабской стране.

Было совершенно ясно, что в качестве потенциального агента Коген может оказаться чрезвычайно полезным. Однако посылать в Египет его было рискованно. Его легко могли там узнать. А вот в Сирию, самый трудный для проникновения объект – другое дело.

Семья Когена когда-то жила в Сирии, в Алеппо. Он еще помнил сирийский диалект арабского языка, который ребенком слышал в семье. Патриотизм Эли Когена ни у кого сомнений не вызывал. Но по своей природе он был лучше приспособлен к арабскому образу жизни, чем к израильскому. Ему была близка и дорога арабская культура, и в Израиле он тосковал по ней.

Коген был женат, но чтобы стать израильским агентом в чужой стране, ему никаких разрешений не требовалось. В течение двух лет он ревностно занимался, готовясь к своей новой роли. А она была нелегкой.

В отличие от Лоца, который мог отправиться в Египет, выдавая себя за немца, и легко там адаптироваться, Коген мог попасть в Сирию только в качестве сирийца. Сирия всегда с недоверием относилась к иностранцам, даже к арабам из других стран. Население постоянно предупреждали о том, что от иностранцев надо держаться подальше.

Успешно выдавать себя за уроженца чужой страны – задача очень трудная, особенно если испытание длительное. Потому даже Эли Когену, чье происхождение было сирийско-еврейским, пришлось долго учиться. В процессе подготовки он должен был избавиться не только от всех черт, выдающих в нем еврея, но и от всего, что выдавало в нем человека, долго жившего в Египте.

К концу 1960 г. Эли Коген был готов к отправке в Сирию.

Его руководители в Мосаде хорошо поработали над его биографией и документами, которые должны были в максимальной степени соответствовать его происхождению. Теперь его имя было Камаль Амин Таабес. Сириец по происхождению, он, однако, родился в Бейруте. В 1933 г., когда ему было три года, его семья переехала в Александрию, а в 1941 г. – в Буэнос-Айрес. Там он, став взрослым, организовал импортно-экспортное предприятие и с течением времени приобрел довольно приличное состояние. Это была типичная биография многих тысяч арабов, чьи семьи переезжали с места на место, гонимые нуждой и всяческими катаклизмами – войнами, революциями, которых было так много в этом веке.

В одном Буэнос-Айресе проживало полмиллиона арабов. Среди них немало было и сирийцев, которые с легкостью признавали в Когене своего. Если его сирийское произношение и не было безупречным, то это легко было объяснить тем, что как раз в период своего возмужания он долго жил в Египте и в Латинской Америке.

Если оказывалось, что с Египтом он больше знаком, чем с Сирией, удивляться этому тоже не приходилось. Он ведь жил в Египте. «Биографов» Когена смущало только одно – по испански их подопечный говорил плохо. Но этому удалось помочь. Ускоренный курс испанского языка в спецлаборатории лингвистики в Иерусалиме устранил и это препятствие.

Эли Коген в роли Камаля Амина Таабеса прибыл в Буэнос-Айрес в начале 1961 г. с заданием наладить связи с латиноамериканцами, а может быть, надеялся Мосад, и с сирийской общественностью. Это было важно для того, чтобы к моменту отъезда в Дамаск он был уже хорошо знаком с сирийцами.

Его успехи превзошли все ожидания. Предприятие, которое щедро поддерживал Мосад, процветало. Коген чувствовал себя вполне комфортабельно в высшем сирийском обществе в Буэнос-Айресе.

Через девять месяцев после приезда в Аргентину, он был уже подготовлен к решающему в своей жизни шагу – путешествию в Дамаск. Таабес-Коген не скрывал от своих многочисленных знакомых – сирийцев и других арабов, – что хочет осуществить мечту всей своей жизни и посетить свою настоящую родину, Сирию.

1 января 1962 г., запасшись рекомендательными письмами, он сел на пароход «Астория», идущий из Генуи в Бейрут. Он путешествовал в каюте первого класса, расположенной на верхней палубе, и очень быстро сошелся с богатыми арабами, оказавшимися его товарищами по путешествию.

Через девять дней при поддержке высокопоставленного сирийца, которого он встретил в пути, Коген пересек ливано-сирийскую границу и прибыл наконец на место своего назначения – в Дамаск.

Уже через несколько дней он с волнением в голосе сообщал своим сирийским друзьям, что после стольких лет «бродяжничества», он все-таки добрался до настоящего своего дома. Сирия – его единственная родина! И здесь он собирается провести остаток своей жизни.

Коген поселился в элегантном доме в центре города, расположенном напротив Генерального штаба сирийской армии. При выборе его он учел, что среди его соседей окажется немало сирийских офицеров. Устроившись, Коген установил радиопередатчик, хитро упрятав его в обыкновенный смеситель для соков.

Теперь он был готов. С этого момента в течение трех лет без перерыва, за вычетом нескольких отпусков, которые он проводил в Израиле с семьей, Эли Коген работал на Мосад в столице Сирии.

Связь с Мосадом он поддерживал большей частью по радио. Иногда пользовался и другим способом, который уже раньше оправдал себя в практике других агентов. В Швейцарии Мосадом была создана фирма, которая вела дела по приобретению разнообразных произведений искусства, которые Коген покупал в Сирии для экспорта в Европу. Цель была двоякая: респектабельное занятие для агента, с одной стороны, и возможность посылать из Сирии материалы, спрятанные в потаенных углублениях антикварной мебели.

Преувеличить заслуги Когена или его необычайные способности как агента, было бы трудно. По характеру он очень отличался от Лоца. Спокойный, выдержанный, скромный, однако эти качества не помешали ему легко проникнуть в верхние слои сирийского руководства партией Баас и высшего общества в Дамаске. Он сумел почти полностью зарисовать все сирийские укрепления вдоль линии Голанских высот и на равнине, окружающей Дамаск, выяснить все детали задуманного сирийцами отвода русла Иордана с тем, чтобы оставить Израиль без воды. Кроме того, он засек первые же официальные контакты Сирии с ООП, смог передать Израилю сведения о характере и калибре вооружений, передаваемых Сирии Советским Союзом, выяснил, сколько у Сирии летчиков, способных летать на русских МИГах, сообщил в точности разрабатываемую Сирией военную стратегию и, конечно, аккуратно докладывал Мосаду обо всех вспышках политических беспорядков, которые в то время происходили в Сирии.

Доклады Эли Когена были сами по себе образцовыми. Он всегда указывал источники информации, старался не преувеличивать значение собственной информации и обладал фантастической способностью правильно оценивать каждую мелочь в разговоре с собеседниками, делая далеко идущие выводы. Несколько раз Когену довелось принимать участие в инспектировании сирийских укреплений вокруг Кунейтры. Однажды он даже стоял на Голанских высотах и смотрел вниз на Галилею, раскинувшуюся многоцветным ковром под ним.

Коген пришел к выводу, что утверждения сирийцев о том, что их позиции совершенно неприступны, по-видимому, справедливы. Но с тем большей настойчивостью он стал наносить на карту, причем с максимальной точностью, все защитные укрепления типа линии Мажино, которые строили в это время сирийцы.

Начальник сирийской разведки и контрразведки и его люди, ворвались к Когену как раз в момент передачи сведений. Три дня держали сирийцы Когена в его же квартире, настаивая, чтобы он продолжал передачи в Тель-Авив. Он сделал вид, что подчинился, но незаметно поменял частоту ключа Морзе. Это и было сигналом Тель-Авиву, что он находится под арестом.

Так что самое худшее Меир Амит узнал в тот момент, когда Эли Когену было приказано отправить последнее свое послание в Тель-Авив. Оно звучало так: «Премьер-министру Леви Эшколу и начальнику секретной службы Тель-Авива от сирийской контрразведывательной службы. Камаль и его друзья в настоящее время – наши гости. Надеемся, вы пришлете и всех остальных его коллег. О его судьбе вы вскоре будете извещены».

Примерно пятьсот человек сирийцев были арестованы в связи с Когеном. Это свидетельствовало о масштабе его деятельности в Сирии. Трое сирийцев, его близких друзей, были привлечены к судебной ответственности, хотя никаких доказательств их вины не было и в помине.

Сирийцы, разумеется, не были уверены в том, что Эли Коген действовал в одиночку. Он мог быть одним из многих. Не были они уверены и в том, что он никого из сирийцев не подкупил.

В процессе расследования Когена подвергали самым ужасным пыткам, но ему нечего было сказать.

Человек из Израиля действовал в одиночку.

Суд над Эли Когеном превратился в фарс. Ему было отказано в защите. Корреспонденты были допущены только на открытие процесса. Суд закончился 19 марта; смертный приговор – обнародован 1 мая и утвержден президентом Хафезом, человеком, который лично был с Когеном знаком и однажды даже принял от него норковую шубу в подарок для своей жены.

В защиту Эли Когена была организована международная кампания. Лидеры многих стран, в том числе Папа Римский, обращались к президенту Хафезу с просьбой помиловать Когена. Тем не менее приговор был приведен в исполнение. Вся процедура транслировалась по телевидению. Тело, обернутое белой простыней, было оставлено на виселице в течение шести часов. На простыне была надпись с указанием преступления, которое Коген совершил. Тысячи сирийцев прошли за это время мимо места казни.

Оценивать действия агента впоследствии всегда трудно. А к случаю с Эли Когеном обычные мерки оказались и вовсе неприложимыми. Сирийская партия Баас находилась в то время в состоянии идеологической конфронтации со всем остальным арабским миром. Ливанские газеты, в частности, воспользовались случаем и напечатали сообщения о подвигах Когена, чтобы скомпрометировать сирийское правительство, которое настаивало на том, что оно – единственный серьезный соперник сионистов и «империалистов».

После смерти Когена все сообщения иностранной печати были подхвачены и многократно преувеличены израильской прессой. Отделить факты от фантастических выдумок стало вообще трудно, даже для Мосада. На материалы, обнародованные в суде, можно было положиться не более, чем на показания обвиняемых на судебных процессах в России в 30-е годы. Свидетели разыгрывали роли, тексты которых были подготовлены прокурорами. Обвиняемых пытали, чтобы заставить их подтверждать предлагаемые версии.

Но есть факты неоспоримые. В течение трех лет своего пребывания в Сирии Эли Коген работал с необычайной интенсивностью. Он передавал в Израиль информацию чрезвычайной важности, которую иным путем Израилю было не получить.

В большинстве своем эти сведения уже через несколько часов поступали в распоряжение военных частей, стоящих на границах с Сирией.

На пятый день Шестидневной войны израильская армия обходным маневром атаковала Голанские высоты и взяла их через несколько часов штурмом, несмотря на то, что военные специалисты в большинстве своем считали это невозможным. В офисах Военной разведки в Израиле в честь Эли Когена поднимались бокалы. Этой победе он способствовал в большей степени, чем кто-либо другой. В Израиле Эли Коген стал национальным героем.