Текст книги "Колыбельная виски (ЛП)"

Автор книги: Стиви Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

13
НОЙ

Черт. Она такая чертовски милая, вот так прикусывая губу. То, как восходящее солнце освещает ее волосы, а туман ползет за ней по полю – это похоже на картину. Возможно, она всего лишь незнакомка в моей жизни, но я хочу, чтобы этот момент запомнился мне навсегда, потому что, если бы я мог вспомнить ее такой, как сейчас, я бы вспомнил, что в какой-то момент была невинная, красивая девушка, которая смотрела на меня так, словно я мог подарить ей весь мир. А за деньги такого не купишь.

– Пойдем, юная леди.

Вхожу на крыльцо и открываю сетчатую дверь, остановившись, чтобы придержать ее для нее.

Ее щеки порозовели, когда она ныряет под мою руку. Чтобы заставить эту девушку покраснеть, потребовалось совсем немного времени, и я наслаждаюсь этим. Мой взгляд прикован к ее заднице, когда она идет в гостиную, поэтому сразу не замечаю бабушку в кресле. Ханна останавливается на полпути, когда слышится скрип подставки для ног, вставшей на место.

– Ну и ну, – говорит бабушка. – Я вижу, вы выезжаете на дом к пациентам? – Она сжимает губы, когда смотрит на меня через плечо Ханны. Я знаю, что она, вероятно, молится Богу, чтобы он спас душу дочери проповедника. У меня не самый лучший послужной список.

Обхожу Ханну, пытаясь спрятать ее от осуждающего взгляда бабушки.

– Ее брат был на поляне с группой подростков, и, учитывая, что он сын моего босса, я точно не мог вызвать полицию. – Подхожу к ее креслу, наклоняюсь и целую ее в щеку.

– Надеюсь, мы вас не разбудили, – говорит Ханна.

– О нет, милая. Я встаю с петухами, к тому же, – она указывает обветренным пальцем в сторону коридора, – парень звучит, как лесопилка.

Качаю головой, идя по коридору за Бо. Слышу, как бабушка спрашивает Ханну, ходит ли она в церковь, когда ныряю в дверной проем. Бо растянулся на кровати, как чертова морская звезда, со свежей лужей слюны на подушке.

– Хорошо, – говорю я, хлопая в ладоши. Он слегка подпрыгнул, но не проснулся. – Давай, Бо.

Со стоном он ворочается на кровати.

– Ммм.

– Ага. – Включаю свет. – У нас у всех бывают такие ночи. Это типа обряда посвящения.

Бо приоткрывает один глаз и морщится.

– Что за…

– Похмелье. – Я поднимаю палец вверх. – Вот когда ты знаешь, что хорошо провел время.

– Боже, я чувствую, что умираю.

– Черт, бутылка Джека – это еще не смертный приговор, – я усмехаюсь. – Поверь мне.

Бо хлопает себя ладонью по лицу и пытается сесть, но тут же падает обратно на кровать.

– Соберись, приятель. – Я похлопываю его по колену. – Твоя сестра ждет тебя.

– Ханна?

– Ага.

– Господи, она же убьет меня?

– Нет, парень. На самом деле тебе чертовски повезло, потому что эта девушка тебя любит. Ты даже не понимаешь, как тебе повезло. – Я качаю головой. – Давай. Вставай.

Когда возвращаюсь в гостиную, бабушка держит на коленях раскрытый альбом с фотографиями.

– Что ты делаешь?

Бабушка медленно поднимает взгляд от старого альбома с фотографиями и выгибает свою седую бровь.

– Показываю твои детские фотографии. Поскольку ты никогда не приводишь ко мне домой девушек, чтобы я могла их показать, то я решила показать их дочери проповедника. – Ее бровь снова изгибается, прежде чем она возвращается к альбому. – Впервые я поняла, что он будет нахальным, когда поймала его, когда он делал вид, будто курит одну из моих «Мальборо», – хихикает она. – Он был очень милым, правда?

Ханна смотрит на меня с улыбкой, расплывшейся по ее лицу, в глазах пляшет веселье.

– Очень милым.

Закатываю глаза и выхватываю альбом у бабушки.

– Все хватит.

– Ной Бенджамин Грейсон, – ругается она.

Ханна смеется.

– Бенджамин? О, это восхитительно.

– О, да. – Бабушка кивает. – Верни мне этот фотоальбом, мальчик.

Я трясу им перед ней.

– Нет, мэм, я знаю, что на следующей странице.

Она ворча поднимается из кресла, подбросив руку в воздух, и, шаркая домашними тапочками по полу, скрывается на кухню. Я засовываю фотоальбом обратно на встроенную книжную полку у камина.

– А что было дальше, а? – спрашивает Ханна.

– Фотография меня в гипсе в полный рост.

– Что?

– Я выпал из соседского окна, когда мне было четыре года.

– О, это ужасно.

– Ага, – я оглянулась через плечо, – ужасно.

Хуже всего было не в гипсе – это печально, – а в том, что они не делали детскую одежду, которая бы подходила к этому дерьму, поэтому на фотографии я стою в своем гипсе с хмурым выражением лица и моим свободно болтающимся членом. Я имею в виду, конечно, я был ребенком, но я не хочу, чтобы эта девушка видела мое барахло, и моя бабушка, конечно же, показала бы ей.

Низкий, чудовищный стон Франкенштейна доносится из конца коридора. Ханна вытягивает шею из-за угла, глядя в коридор, когда ее брат, спотыкаясь, выходит из спальни, держась рукой за голову.

– Больше никогда…

– Господи, – вздыхает она. – Папа поймет, что ты пил. – В ту секунду, когда она оказалась на расстоянии трех футов от него, она махает рукой перед лицом, сморщив нос. – Ты пахнешь, как винокурня в Теннесси.

Бо приваливается к стене и смотрит на нее.

– Ты не помогаешь.

– Дай ему жвачку, и запах пропадет, – говорю я.

– Не думаю, что жвачка поможет, – Ханна обводит рукой его лицо, – вот этому.

Пожав плечами, я киваю в сторону двери.

– Пошли. Давай вытащим твой грузовик.

Выглядываю в открытое окно грузовика и смотрю на Ханну, сидящую за рулем моей машины. Она выглядит такой крошечной и неуместной.

– Сдавай назад.

Она переключает передачу так сильно, что ее волосы подпрыгнули, а затем поддает газу. Я нажимаю ногой на газ, но колеса просто вращаются в воздухе. Повсюду полетели куски грязи. Бросаю педаль газа и снова высовываюсь в окно.

– Подожди секунду, Ханна. – Слегка поворачиваю руль. – Хорошо. Теперь жми на газ.

Двигатель взревел. Наблюдаю в зеркало заднего вида, как грузовик, дернувшись, дал задний ход.

– Все в порядке, – кричу я так громко, как только могу, нажимая на газ. Шины взвизгнули. Библия Джона на приборной доске полетела в пол, когда шины перепрыгнули через колею, в которой застрял грузовик. Ударяю по тормозам, паркуюсь и открываю дверь, оставив двигатель работать.

В стороне Бо опирается о дерево, и его снова тошнит. Ханна уже вылезала из моего грузовика.

– Спасибо, – говорит она, закрывая дверь.

– Без проблем.

Бросает мне ключи, когда проходит мимо, и я хватаю ее за руку, останавливая.

– Было приятно пообщаться с тобой вчера вечером, знаешь, просто поговорить. – Я пристально смотрю ей в глаза. Мне хочется, чтобы она знала, что я не шучу.

Нежная улыбка появляется на ее губах.

– Мне тоже…

Бо, шатаясь, выбирается из-за деревьев, вытирая рот, прежде чем распахнуть дверцу грузовика и забраться внутрь.

– Серьезно, дай ему немного виски.

– Что? Ты что, с ума сошел, его снова стошнит. Ему нужна жидкость.

Подмигнув, похлопываю ее по спине.

– Да, да, медсестра, я знаю, но говорю тебе, дай ему немного виски, немного воды и Тайленол. Ему станет лучше.

Она смотрит на меня с любопытством, и мне это нравится. Мне нравится, как она смотрит на меня, как будто я был чем-то, к чему она не должна была прикасаться, но хотела этого, потому что именно это я чувствую к ней.

– Поверь мне, – говорю я.

– Ладно, Ной Грейсон, на этот раз я тебе поверяю, – она улыбнулась, прежде чем забраться в кабину грузовика. Не говоря больше ни слова, захлопывает дверцу и разворачивает грузовик.

Делаю шаг назад, наблюдая, как задние фары исчезают на заросшей тропинке.

Эта девушка… Боже, я знаю, что могу причинить ей боль и не хочу этого делать, поэтому, как бы ни было похоже, что планеты выстроились в линию, чтобы бросить нас на орбиты друг друга, я клянусь себе, что проигнорирую это и уйду.

Некоторые вещи в жизни просто не хочется портить.

14
ХАННА

Длинная проселочная дорога тянется передо мной, кажется, целую вечность. Над головой висит голубое небо с редкими пушистыми облаками.

Я все время прокручиваю в голове, как Ной пел мне прошлой ночью. То, что он ничего не предпринял…

Грузовик подпрыгнул на ухабе, и Бо хрюкает.

– Чего ты там ухмыляешься? – спрашивает он.

– Что?

– У тебя на лице эта дурацкая ухмылка. – Он прислоняется головой к окну.

Смотрю в зеркало заднего вида. Конечно же, у меня на лице самая глупая улыбка.

– Надеюсь, ты с ним не спала.

– Что? – Сердито смотрю на него и чувствую, что хмурое выражение моего лица, вероятно, похоже на мамино: одна бровь выгнулась дугой, ноздри слегка раздулись.

– Он хороший, но знаешь, Ханна, ты слишком хороша для него.

Молча смотрю на дорогу, сжимая руль обеими руками так сильно, что костяшки пальцев побелели, а все мое тело напряглось.

– Не веришь мне, да?

Ничего не говорю, просто слишком сильно щелкаю поворотником.

– Он сидел в тюрьме. Ходят слухи, что он переспал с Дарлин на какой-то вечеринке под Новый год.

– Ей всего семнадцать.

– Именно. – Бо пожимает плечами. – Я имею в виду, он мне нравится и все такое, но как ты думаешь, что скажет папа, если ты будешь с ним встречаться?

– Я не собираюсь с ним встречаться, Бо, – фыркнула я. – А даже если так, то мне двадцать лет, и не важно, что думает папа.

– Ладно, как скажешь, – смеется он. – Знаешь, может быть, я и моложе тебя, но не дурак.

Поворачиваюсь, чтобы бросить на него еще один мамин взгляд, и он корчит рожицу, скосив глаза, наполовину высунув язык изо рта.

– Именно так ты выглядела сегодня утром.

Хватаю одну из папиных кожаных рабочих перчаток с подставки для напитков и ударяю его ею.

– Мне следовало бы...

– Но ты этого не сделаешь, потому что ты моя Банана, и ты слишком милая, – он усмехается, более чем довольный собой, когда я сворачиваю на подъездную дорожку.

– Я хочу убить тебя.

– Я тоже тебя люблю, сестренка.

Прошла неделя с тех пор, как я заснула в грузовике Ноя. Неделя с тех пор, как видела его в последний раз, потому что он всегда уходил прежде, чем я возвращалась домой с работы. Но что еще важнее, за последнюю неделю мама почувствовала себя лучше. Мне хотелось надеяться, но я знала, что это нормально. Через несколько недель после химиотерапии пациенты чувствуют себя лучше, а затем случаются рецидивы.

Мама сидит за туалетным столиком, а я стою позади нее, проводя щеткой по ее волосам, и ужасаюсь, когда на щетке образовывается большой комок волос. Это то, что вы не можете по-настоящему оценить, пока не увидите, как это происходит. В конце концов, это всего лишь волосы, но они так жестоко напоминают о том, что происходит что-то ужасное. Пытаюсь незаметно выдернуть со щетки волосы, прежде чем скомкать их и выбросить в маленькую мусорную корзину рядом с туалетным столиком.

– Детка, – говорит она, хватая меня за руку, которой я расчесывала ее волосы. – Все в порядке.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Мама улыбается, прежде чем взглянуть в зеркало.

– Надо просто сбрить их, – кивает она. – Как Шинейд О'Коннор... я всегда считала ее красавицей. Думаешь, я смогу выглядеть, как она?

Наклоняюсь к ней и смотрю на нее в зеркало.

– Ты будешь выглядеть прекрасно в любом образе.

Вздохнув, она обнимает меня, прижавшись щекой к моей щеке.

– Ты все облегчаешь, милая.

Сдерживаю слезы и отодвигаюсь, похлопав ее по руке.

– Хочешь, я принесу папину электробритву? – Я должна была бы поблагодарить, может быть, сказать ей, что люблю ее, но все, что мне хочется сделать, это притвориться, что все в порядке. Мне хочется покоя.

Через двадцать минут на полу лежит кучка волос, и мама проводит рукой по гладкой голове.

– Ну вот, – выдыхает она, прежде чем схватить тюбик туши с туалетного столика, – все, что мне нужно, это тушь.

Даже без волос она все еще красива.

Мама накладывает слой туши на ресницы, прежде чем встать и раскинуть руки.

– Как думаешь, что скажет твой отец?

– Уверена, что ему понравится.

– Думаешь, он назовет меня бунтаркой? – Она выгибает тонкую бровь.

– Я в этом не сомневаюсь.

Мама смотрит прямо перед собой на свое отражение, и через несколько секунд ее лицо вытягивается, а улыбка медленно угасает. Сглотнув, опускает подбородок, но прежде чем я успеваю сказать хоть слово, она направляется к своей гардеробной и закрывает дверь.

– Мам? – Подхожу к двери и стучу по крашеному дереву. – Ты в порядке?

Ручка поворачивается. Дверь распахивается, и оттуда выходит мама, одетая в одно из своих белых цветастых платьев. Она идет мимо меня к двери, останавливается и хватается за косяк, чтобы перевести дыхание.

– Мам… – Подхожу к ней сзади и кладу руку ей на спину.

Ее плечи поднимаются и опускаются от тяжелого дыхания.

– Может быть, я и умираю, но отказываюсь делать это без изящества.

С этими словами она выходит в коридор и медленно спускается по лестнице.

К моему большому удивлению, когда возвращаюсь домой с работы, грузовик Ноя припаркован возле мастерской. Когда открываю дверцу машины, из-за дома доносится отчетливый смех Бо.

Вместо того чтобы войти в парадную дверь, иду по каменным ступеням на задний двор. Ной, склонившись над папиным трактором, возится с двигателем.

– Нужен гаечный ключ? – спрашивает его Бо.

– Да.

Ной выпрямляется и хватает нижнюю часть своей испачканной машинным маслом майки, подняв ее, чтобы вытереть пот с лица. Мой взгляд устремляется прямо к обнаженной коже на его животе, затем к тем глубоким линиям, которые исчезают под поясом джинсов, висящих опасно низко на его бедрах. Когда парень опускает рубашку, мой взгляд летит к дерзкой ухмылке на его лице.

– Привет, – говорит он.

– Привет, малышка, – вмешивается папа.

Я тут же оборачиваюсь, молясь, чтобы никто не заметил, как я смотрю на Ноя. Мама с папой сидят на старом диване-качалке возле кустов азалии.

– Эй. – Смотрю на маму, заметив розовый шарф, обернутый вокруг ее головы. – Ты прекрасно выглядишь.

– Твой папа решил, что мне будет полезно подышать свежим воздухом. – Положив ладонь ему на грудь, она кладет голову ему на плечо, а папа вытягивает ноги, раскачивая качели.

Двигатель трактора заводится, и Сэмпсон вскакивает со своего места на заднем крыльце.

– Да, – кричит Ной, прежде чем выключить его. – Похоже, тебе просто понадобились новые свечи зажигания, Джон.

– Спасибо, Ной.

Бо вытирает пот со лба и направляется к заднему ходу.

– Бо! – кричит папа. – Захвати те бургеры, когда вернешься, ладно?

– Конечно, пап.

Оборачиваюсь как раз в тот момент, когда Ной стряхивает грязь с рук на джинсы. Его взгляд на мгновение останавливается на мне.

– Ладно, Джон, думаю, на сегодня я закончил.

– Думаю, так и есть. – Папа встает, подтянув штаны, идет к грилю и начинает возиться с конфорками. – Ты уверен, что не хочешь остаться на ужин? Я жарю отличные бургеры.

Ной потирает затылок.

– Спасибо, но у меня уже есть планы. – Ной медленно идет назад, его взгляд задерживается на мне слишком долго, прежде чем он разворачивается. – Сегодня вечером я играю в «Типси»... в восемь часов, – говорит он, огибая дом.

Что-то щелкает в гриле, и папа отскакивает назад на добрый фут.

Мама хохочет.

– Не сожги свои брови, Джон. Тогда мы были бы идеальной парой, не так ли? Я – без волос, а ты – без бровей. – Она похлопывает по пустому месту на качелях рядом с ней, и я сажусь. – Как дела на работе?

– Все хорошо. Просто рада, что у меня впереди несколько выходных.

Двигатель грузовика Ноя с грохотом оживает. Сэмпсон с рычанием вскакивает на лапы и с лаем мчится за угол дома.

Мамины щеки приобрели легкий здоровый розовый оттенок, и уже не такие бледные, как раньше. Очевидно, что она чувствует себя лучше, и именно поэтому так тяжело. Я знаю, что это только временно, но также знаю, что должна быть вечно благодарна за каждое мгновение, каким бы временным оно ни было.

– В эти выходные нам надо сходить к Джуди и сделать маникюр, как раньше, – говорю я.

Мама берет меня за руку и крепко сжимает.

– Мне бы очень этого хотелось, милая.

Проводит рукой по моей щеке, обхватив мое лицо, как делала, когда я была маленькой девочкой.

– Ной кажется милым парнем. – Мы раскачиваемся на качелях, и их пружины жалобно скрипят.

– Да уж.

Один уголок ее рта изгибается в понимающей улыбке.

– И симпатичным.

– Он больше типаж Мэг, чем мой, – говорю я, пытаясь скрыть тот факт, что нахожу его безнадежно привлекательным. Забавный способ сделать это.

–М-м-м... – Она снова отталкивается на качелях, пружины скрипят. – Просто будь осторожна, ладно? – Мама улыбается и похлопывает меня по бедру.

Соглашаюсь с тем, что бы быть осторожной… что бы это ни значило.

15
НОЙ

Тревор прислоняется к краю сцены и ставит свой бокал.

– Удачливый ублюдок, ты сделал это, – смеется он, глядя на переполненный бар.

Я настраиваю гитару.

– Да, если количество окружающих тебя кисок делает из тебя успешного человека, то думаю, что да. – Закатываю глаза и включаю свой усилитель. – Ты просто идиот.

– Серьезно, смотри. – Он кивает подбородком в сторону девушек у края сцены, прихорашивавшихся и хихикающих, как безмозглые курицы. – Ты можешь взять любую из них.

Иногда мне кажется, что привилегированное положение делает тебя тупицей. И под привилегированным я имею в виду не то, что ты вырос с серебряной ложкой во рту, а то, что ты вырос с людьми, которым на тебя насрать. Должно быть, трудно оценить что-то ценное, когда ты понятия не имеешь, что именно ценно. А такие девушки – они не представляют ценности. Они отвлекают от твоей дерьмовой жизни.

– Чувак, – говорю я, садясь на табурет, – любой идиот может развести девушку на секс.

– Верно, но только идиот с гитарой может получить любую девушку для секса.

Смеясь, наклоняюсь, хватаю свой бокал с пола сцены и делаю глоток. Поверх стакана замечаю входящих Мэг и Ханну и улыбаюсь. Ханна в выцветших джинсах, ее волосы собраны в свободный хвост, что заставляет её выделяться среди всех коротких юбок и обтягивающих платьев. Мое сердце бьется немного быстрее.

Господи, это просто смешно.

– Что ты… – Тревор окидывает взглядом толпу и скрывается в тени сцены. – Вот дерьмо, – бормочет он, слегка надвинув козырек бейсболки на глаза. – Это Мэг там, да?

– Ага, – говорю я, глядя на Ханну.

– Слушай, чувак, я же тебе говорил. Если уж на то пошло, то она просто чокнутая.

– Ты что, совсем спятил? Она мне не нужна.

– Тогда кому ты... – Прищурившись, он еще раз оглядывает толпу. – О, черт возьми, нет. Ханна? – Трев поднимает обе брови. – Ханна Блейк?

Я улыбаюсь, дергая струну своей гитары.

– Она не стала бы тратить на тебя время, она...

Ханна улыбается и машет мне рукой, а я машу в ответ, прежде чем посмотреть на Трева.

– Что она?

– О, она просто ведет себя вежливо, потому что ты работаешь на ее отца.

– Как насчет того, чтобы просто заткнуться и напиться? – Я подхожу к микрофону и откашливаюсь, наигрывая аккорды к первой песне.

К концу первого сета Тревор направляется к бару, и Мэг следует за ним. Она притворяется, что не замечает его, откинув волосы в сторону. Я никогда не пойму девушек. Я имею в виду, она знает, что он засранец, и все же смотрит на него с влюбленными глазами. Если мне нужно было бы угадать, она ждет, что он посмотрит в ее сторону, чтобы притвориться, что не хочет иметь с ним ничего общего.

Продолжаю петь, все мое внимание приковано к Ханне, почти не обращаю внимания на слова, слетающие с моих губ.

Когда заканчиваю выступление, девушки в первых рядах аплодируют. Остальным в баре наплевать на все, кроме их напитков и того, кого они заберут домой на ночь.

– Хорошо, что ж, на сегодня все. А теперь вы все можете послушать эту танцевальную хрень, которую крутят в субботу вечером, – смеюсь, прежде чем выключить микрофон и упаковать гитару. Перекидываю через плечо ремень кейса и спрыгиваю со сцены, уставившись в пол, чтобы не разговаривать ни с одной из девушек, столпившихся вокруг меня.

На краю танцпола замечаю парня, который упирается рукой за стену, загнав Ханну в угол в задней части комнаты. Она нахмурилась, челюсть сжата. Ханна пытается отодвинуться от него, но он преграждает ей путь, и я спешу к ней.

Какой-то пьяница оказывается у меня на моем пути, и я отталкиваю его в сторону.

– Козел, – орет он в след, но я не обращаю на него внимания. Я сосредоточен на Ханне.

Ее взгляд встречается с моим поверх плеча этого придурка, и думаю, именно это заставляет его обернуться и посмотреть на меня. А, черт. Макс Саммерс. Моя челюсть напрягается, руки автоматически сжимаются в кулаки. Расправив плечи, встаю между ними и обнимаю ее, стреляя в него взглядом «отвали-от-моей-девушки».

– Пойдем выпьем, – говорю я Ханне.

Как только мы обходим Макса, на его лице появляется саркастическая ухмылка.

– Итак, – говорит он, бросив на Ханну мимолетный взгляд, прежде чем посмотреть на меня. – Это его ты выбираешь, а, Ханна? Нищий, – он выпрямляется передо мной,– белый, – затем разминает шею, как борец WWF, – мусор (прим. White trash – грубый термин, нередко используемый в обиходной речи в США для обозначения деклассированных белых американцев, часто живущих на пособия по безработице, в трейлерах, отличающихся низким социальным статусом и уровнем образования).

Ах ты сукин…

Все, что я слышу, это звон бойцовского колокола в моей голове. Стиснув зубы, снимаю гитару с плеча и прислоняю ее к стулу. Боже, мои костяшки пальцев так и ноют от желания расквасить ему нос.

Ханна кладет ладонь мне на грудь и слегка качает головой.

Хочу сделать ее счастливой больше, чем ударить его по лицу, и это первый признак того, что я попал в беду. Глубоко вздыхаю, чувствуя, как бьется пульс на шее.

– Отвали, Саммерс.

В ту же секунду, как поворачиваюсь к нему спиной, раздается треск, и острая боль пронзает мою голову. Ошеломленный, делаю несколько шагов вперед и хватаюсь за барный стул. Когда я смотрю вверх, осколки стекла падают мне на плечи, и, конечно же, вокруг собралась толпа. Дерьмо.

– Оставь его в покое, Макс! – Ханна уперлась в него руками, но он не сдвинулся с места.

– О, как мило, – Макс смеется.

Сжимаю пальцами переносицу, наполняясь гневом.

Боже, я собираюсь надрать ему задницу.

– Похоже, теперь ты превратилась в шлюху, а, Ханна?

Вот и все! Мой гнев лопается, искрясь, как оголенный провод. Отвожу руку и ударяю его кулаком прямо в челюсть. Он врезается в стену, оглушенный, и я ударяю его снова. Макс пытается ударить меня в ответ, но я уворачиваюсь и бью его прямо в живот, прежде чем схватить за плечи и прижать к стене. Наклонившись к его лицу, говорю: – Не смей говорить о ней такое дерьмо. – Толкаю его в стену и отпускаю. Он оседает на пол.

Оборачиваюсь, моя грудь вздымается от гнева, костяшки пальцев пульсируют от боли.

Ладонь Ханны прижата ко рту, а другая – к груди. Не уверен, злится она или испугалась, но она хватает меня за руку и тащит из комнаты.

Один из вышибал останавливает нас в дверях.

– Есть проблемы, Грейсон?

Ханна поднимает руку.

– Нет, Билли. Это Макс начал.

– А, понятно. Макс. – Билли хлопает меня по плечу. – Чувак тот еще придурок, – говорит он, прежде чем направиться в комнату, гудящую от возбуждения.

Не говоря больше ни слова, Ханна тащит меня через бар к выходу. Сигаретный дым плывет перед нами, когда мы выходим на улицу, и она отмахивается от него. Какое-то время Ханна просто смотрит через парковку, кусая губу. Наконец, она фыркает.

– Спасибо.

– Этот парень – кусок дерьма. Я уже однажды надрал ему задницу. – Отпускаю руку Ханны и провожу рукой по волосам, беспокоясь, что этот ублюдок собирается выдвинуть против меня обвинение. Снова.

Только этого мне не хватает.

– Черт! – выдыхаю я, вышагивая под мерцающей неоновой вывеской бара.

– Эй, все будет хорошо. – Ханна кладет руку мне на плечо. Это такое простое прикосновение, но оно так успокаивает.

Черт. Она так хорошо меня понимает.

– Ты можешь... – Она роется в сумочке свободной рукой, прежде чем вытащить телефон. – Ты можешь отвезти меня домой? Я просто хочу выбраться отсюда, а Мэг там со своим бывшим, и она, наверное, пойдет…

– Да, конечно.

Улыбнувшись, Ханна тыкает пальцем в экран телефона и прикладывает его к уху. Я киваю в сторону своего грузовика, и мы идем бок о бок по гравийной стоянке.

– Эй, – говорит Ханна в трубку. – Ты где? – Я отпираю дверь и придерживаю ее для нее. – Да, понятно. Я так и думала, – фыркает она. – Ладно, ясно, меня подвезут, так что...

Она закрывает дверь, а я обхожу машину и сажусь за руль. Когда завожу мотор, Ханна все еще говорит по телефону.

– Все нормально. Со мной все в порядке. Я обещаю. – Ханна заканчивает разговор, смотрит на меня и нервно улыбается, вытирая ладони о джинсы.

– Мэг предупреждала тебя обо мне?

– Что? – Она хмурится.

– Я знаю, что она велела тебе держаться от меня подальше, – говорю я, выезжая на двухполосное шоссе.

Бросаю на неё взгляд, и она прищуривается. Готов поспорить на деньги, что она гадает, откуда я это знаю. Я не знал. Но уверен, что большинство девушек предупреждают своих лучших подруг держаться подальше от большого злого волка, а Мэг знает, что я не гожусь для Ханны. Черт, очевидно, она права.

– Я знаю, что она это сделала, так почему же ты разговариваешь со мной?

– Может быть, я ей не верю.

– Да неужели? – я смеюсь. Это так мило.

– А должна?

Светофор загорается красным, и я останавливаюсь на перекрестке. Лунный свет пробивается сквозь ветровое стекло, озаряя ее лицо. Эта исключительная красота, исходящая от нее, делает меня уязвимым.

– Может быть. – Мой взгляд падает на ее губы, и все, что я хочу сделать, это поцеловать ее. Может быть, я мог бы поцеловать ее. Возможно, я много чего мог бы с ней сделать, но впервые в жизни боюсь, что что-то испорчу, поэтому сглатываю и беру ее за руку, переплетя свои пальцы с ее. Я не хочу запятнать ее невинность. Вместо этого мне хочется раствориться в ней.

– Я рискну, – выдыхает она.

Загорается зеленый свет, и я снова обращаю свое внимание на дорогу. Двигатель шипит и почти глохнет, когда нажимаю на газ.

– Предпочитаешь ходить по острию?

– Все бывает в первый раз…

Маленький городок сменяется полями высокой травы. Коровьими пастбищами. Полями хлопка в полном цвету.

– Ты ведь знаешь, что я пока не отвезу тебя домой?

– Неужели? – Улыбка медленно появляется на ее лице.

– Дурной тон провожать леди домой до полуночи. – Стучу по часам на приборной доске. – Итак, у меня есть еще час и пятнадцать минут.

– Хм.

– Ну же, ты же знаешь, что не хочешь домой.

– Ты прав. Не хочу.