Текст книги "Колыбельная виски (ЛП)"

Автор книги: Стиви Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

На ее губах появляется нежная улыбка, и мне почему-то кажется, что она пытается что-то доказать самой себе. Она щелкает ручкой, открывая и закрывая ее, пока взгляд скользит по моему лицу, останавливаясь на моих губах.

– Я знала, что ты не такой плохой.

– Иногда даже плохие мальчики могут любить своих бабушек.

Ханна смеется, продолжая щелкать ручкой.

– Наверное.

Мы стоим так в тишине некоторое время, и пока она беспокойно переминается с ноги на ногу, я могу думать только о том, какими мягкими будут ее губы на моих.

– Ну, я должна пойти проверить других моих пациентов... – Ханна сует ручку в карман и направляется к двери, еще раз оглянувшись, прежде чем проскользнуть в щель.

Вот дерьмо.

Тру руками лицо. Я всегда представлял, что именно такую девушку смогу полюбить, и почти уверен, что это ужасная новость для нас обоих.

Бабушку выписали в десять утра следующего дня, и в следующий понедельник она должна обратиться к неврологу. Она сказала, что не вернется, но все, что мне нужно было сделать, это пригрозить, что больше не повезу ее в церковь, и та согласилась.

– Не трать зря энергию, – ворчит бабушка, когда я включаю свет в гостиной. – И я не инвалид, Ной.

Бабушка шаркает мимо меня прямо на кухню. Тяжело вздыхаю, прежде чем плюхнуться на диван. Я чертовски устал от того, что провел в больнице всю ночь. Слышу, как открывается дверца шкафа на кухне и звякает посуда.

Бабушка входит в комнату со стаканом виски в руке и плюхается в кресло. Она приподнимает седую бровь и поднимает бокал в тосте.

– Эти доктора ничего не смыслят. – Затем выпивает виски. – Виски и молитвы. Это все, что мне нужно.

Все, что я могу сделать, это покачать головой.

Кивнув, она ставит стакан на столик и со стоном откидывает подставку для ног.

– А теперь оставь меня в покое, я немного отдохну. Эти ужасные больничные койки, спишь как на мешке с картошкой. – Она закрывает глаза и складывает руки на животе. – Иди.

Застонав, поднимаюсь с дивана и направляюсь к двери.

– Я оставлю тебя в покое, но сегодня я останусь здесь на ночь.

– Прекрасно, – ворчит она, устраиваясь поудобнее в кресле.

Солнце нагревает мою кожу в ту же секунду, как я ступаю на старое крыльцо. Вдыхаю сладковатый аромат кустарников. В Алабамском лете есть что-то спокойное и размеренное. Сколько бы мне ни было лет, стоя на этом крыльце и глядя на поля, я чувствую себя ребенком. Звуки и запахи вызывают чувство ностальгии. Когда ты ребенок, у тебя все еще есть то, что называется «надежда», у тебя есть мечты. Ты думаешь, что можешь все. И за то время я бы сейчас заплатил хорошие деньги.

12
ХАННА

Меня будит припев песни «Живя молитвами», и хотя я люблю голос Джона Бон Джови, это совсем не то, что я хотела бы услышать – смотрю на синие цифры на часах – в час ночи.

Ворча, нащупываю на тумбочке звонящий телефон. Имя Бо светится на экране, и мое сердце падает в желудок.

– Ты в порядке? – выпаливаю я, уже свесив ноги с кровати и ища ногами какую-нибудь обувь.

– Ты можешь приехать за мной? – бормочет он невнятно. – Пожалуйста, Банана.

О, прозвище. Он пьянее Кутера Брауна.

Вздыхаю, пытаясь успокоить, свой бешено бьющийся пульс.

– Где ты находишься?

– Не знаю, какое-то… место, – он фыркает. – Джерод сказал, что какой-то парень забирал у людей ключи на вечеринке. Кто-то сказал что-то о копах, и я побежал в лес. Приезжай за мной.

– Мне нужно бросить тебя спать в грузовике Джерода.

– Джерод зажимается там с какой-то девчонкой, так что я не могу там спать, – Бо стонет. – Пожалуйста. Я люблю тебя. Не оставляй меня пьяным в вонючем секс-грузовике.

– Ну, я не могу приехать за тобой, если не знаю, где ты!

– Подожди, – слышится шорох в трубке.

Бо ругается, и через несколько секунд на моем телефоне раздается сигнал. Выскакивает сообщение с его местоположением, помеченное маленькой красной точкой.

Он что в Силакоге? Господи!

– И, возможно, тебе нужно взять грузовик папы, – говорит он. – Я вроде как в лесу или еще где-то.

– Я тебя убью, – стону я, прежде чем повесить трубку, уже натягивая джинсы и теннисные туфли.

Через полчаса я уже посреди леса, вцепившись в руль папиного грузовика так сильно, что у меня заболели костяшки пальцев. Грузовик подпрыгнул на ухабе. Свет фар отражается от стволов деревьев. Ветви шлепают по окнам. Олень перебегает дорогу, и я резко нажимаю на тормоза. Я даже не уверена, что еду в правильном направлении. Продолжаю ехать по неровной дороге, поглядывая на телефон, чтобы увидеть, была ли я рядом с этой маленькой красной точкой на карте, когда правая сторона грузовика внезапно оседает. Телефон с грохотом падает на пол, и я кричу, закрыв глаза, готовясь упасть в овраг. Когда ударяю по тормозам, задняя часть грузовика скользит в сторону, и он, к счастью, останавливается. Сердце бешено колотится о ребра, во мне бурлит адреналин, а руки, сжимающие руль, сильно дрожат.

Когда переключаю передачу на задний ход и давлю педаль газа, шины вращаются в холостую, разбрасывая грязь и гравий в колесную арку. Включаю передачу, давлю на газ, но машина не трогается с мета. Вздохнув, падаю лбом на руль.

– Дерьмо.

Я собираюсь придушить своего брата.

Выглядываю в окно. Только лес. Темный лес. Так начинаются фильмы ужасов. Всегда. Распахиваю дверь и выскакиваю наружу. Отдаленные звуки музыки и смех людей, по крайней мере, говорят мне, что я поблизости.

– Я точно убью тебя, Бо, – шепчу я, используя фонарик на телефоне, чтобы пробираться сквозь заросли кустарника.

Отчетливый запах горящих бревен наполняет воздух, и я останавливаюсь на вершине холма. Отсюда я могу видеть оранжевое сияние костра, тлеющие угли, летящие в открытое небо. Круг пикапов и джипов, заполненных пьющими подростками, окружают кострище. Покачав головой, начинаю спускаться, хватаясь за ветки кустов и деревьев, чтобы не поскользнуться и не шлепнутся на задницу.

Пробираясь через караван машин, замечаю Джерода на заднем сиденье одного из грузовиков с младшей сестрой Бритни Свинсон, Дарлин, обвившейся вокруг него, как виноградная лоза. Он пьет что-то из бутылки – скорее всего, дедушкин самогон – и пялится на меня.

– Где Бо, Джерод? – кричу я, перекрывая музыку, доносившуюся из кабины грузовика.

– Где-то блюет, – смеется он.

Боже, этот парень действует мне на нервы. Дарлин закатывает глаза, прежде чем перекинуть ногу через колени Джерода и оседлать его.

– Джерод, когда будет больно писать, зайди ко мне в приемный покой.

Дарлин хмуро смотрит на меня через плечо, и я улыбаюсь, прежде чем пробраться между грузовиками в поисках Бо. Окна почти всех грузовиков запотели, некоторые машины раскачиваются взад-вперед. Музыка затихла, и зазвучали низкие ноты другой песни, которые сделали ее достаточно тихой, чтобы я могла услышать звуки ужасной рвоты, идущие из кустов в нескольких футах от меня. Это должен быть он.

– Бо? – кричу я в темноту.

Иду на звук и останавливаюсь, как вкопанная, увидев, что рядом с моим младшим братом, стоящим на коленях, на корточках сидит Ной Грейсон и протягивает ему бутылку воды.

– Тебе нужно что-нибудь выпить, – говорит он, прежде чем взглянуть на меня. – Он в хлам.

– Да, я знаю.

Бо поднимает палец в воздух.

– Я... – Он запинается. – Я в порядке, Банана.

Один уголок губ Ноя изгибается в ухмылке.

– Банана?

– Не начинай… – Сердито смотрю на Ною, когда накланяюсь к Бо и провожу рукой по его лбу. – Сколько ты выпил?

Он пьяно указывает на пустую бутылку Джека, брошенную среди листьев.

– О боже... ты серьезно? Всю бутылку? – Я склоняю голову. – Всю, Бо?!

Его снова тошнит.

– Эй, полегче. Он же еще ребенок, – говорит Ной.

– Я знаю.

По какой-то причине тот факт, что он был здесь, раздражает меня. То, что Ной сказал мне, что мой брат всего лишь ребенок, тоже раздражает меня. Мне не нужно, чтобы он советовал мне быть помягче с братом. Ной Грейсон не знает меня, не знает мою семью. Насколько я могу судить, он был там, внизу, поил их алкоголем. Я устала и напряжена, и во мне поднимается неоправданная волна отвращения.

– Почему ты вообще здесь? Ты что, давал им выпивку?

Ной хмурится, прежде чем подняться на ноги.

– Почему ты здесь с кучей пьяных подростков, Ной? – снова спрашиваю я.

– Господи, да ты и в самом деле ничем не отличаешься от остальных, да?

– Прошу прощения?

– Нищий белый мальчик – источник неприятности, а? – он саркастически смеется, выпрямляется, скрестив руки на груди.

– Я этого не говорила, просто... – Я смущенно пыталась подобрать нужные слова.

– Они чертовски громкие. Я слышал их с бабушкиного крыльца.

– Я просто ... – Я сглатываю.

– Я спустился сюда, чтобы забрать у них ключи. Ну, знаешь, чтобы они не могли сесть за руль пьяными.

Посмотрев вниз на листья, прикусываю губу.

– Прости.

– Я мог бы просто позвонить в полицию, но я не такой уж большой говнюк, ясно?

Бо тяжело вздыхает. Когда смотрю на него, его лицо сморщилось.

– Мне не следовало напиваться, я просто... я просто не хочу, чтобы мама… Я просто хочу быть где-нибудь еще.

Я знаю, что он чувствует, и это разбивает мне сердце.

– Все в порядке, Бо, все нормально…. – Вздохнув, хватаю его за руку, перекинув ее через плечо, и пытаюсь поднять его. – Ты можешь встать?

– Да. – Он с трудом поднимается на ноги, и я пошатываюсь, пытаясь удержать нас обоих на ногах.

Ной рукой придерживает меня за талию.

– Эй, ты же себе навредишь. – Его рука скользит по моему бедру, когда он двигается позади меня, втискиваясь между Бо и мной. – Давай, парень. – Он закидывает руку Бо себе на плечи. – Одна нога перед другой.

– Прости, что я закидал тебя дерьмом, – бормочет Бо, скосив глаза на Ноя.

– Все нормально.

Они пробираются сквозь листву мимо потрескивающих бревен костра, а я плетусь в нескольких шагах позади.

– Эй, Ной! – кричит группа девушек, когда проходим мимо одного из грузовиков.

Ной не обращает на них внимания, но я вижу, что они наблюдают за ним. Дело в том, что Ной привлекал внимание одним своим существованием. У него образ плохого мальчика, но у него достаточно души, чтобы подобраться к любой хорошей девушке достаточно близко, чтобы погубить ее. Парни вроде него – у них могут быть самые лучшие намерения, но они живут, чтобы уничтожить себя, и заодно они уничтожают вас в процессе.

– Где твоя машина? – спрашивает Ной.

– Туда. – Я указываю на склон холма.

– Да ладно тебе, Бо. Помоги мне, парень.

Когда мы добираемся до вершины, Ной оглядывается через плечо. Бо качается, и Ной поддерживает его, кивнув в сторону папиного грузовика.

– Только не говори мне... что ты застряла. – Подавив смешок, он опускает подбородок и качает головой.

Я чувствую себя глупой, беспомощной девчонкой, и мне это не нравится.

– Я собиралась его вытащить.

– Понятно. – Ной подтаскивает ко мне полубессознательного Бо. – Подержишь его? – Хватаюсь за Бо, и он со стоном валится на меня. Ной помогает удержаться. – Просто держи его вертикально и дай мне пять минут. – Он поднимает бровь, ожидая ответа.

– Ладно.

А потом Ной бежит вниз по склону, листья хрустят под подошвами его ботинок.

– Я больше никогда не буду так много пить, – бормочет Бо, положив голову мне на плечо.

– Да, хорошо, приятель. – Я похлопываю его по спине, стараясь не вдыхать густой запах бурбона, исходящий от него.

Через несколько минут из-за деревьев показываются фары приближающегося грузовика. Двигатель затихает, когда грузовик Ноя останавливается перед нами. Парень выскакивает из машины, обходит грузовик и перехватывает Бо.

– Пошли, – говорит он, помогая ему дойти до двери. Как только Бо забрался внутрь, Ной идет к водительскому месту и оглядывается на меня. – Ты идешь или как?

Я неловко смотрю в сторону папиного грузовика.

– Я эм…

– Давай же, – говорит он, – я вытащу твой грузовик, но сначала нужно бы уложить его в постель.

– Пожалуйста… – Бо стонет с пассажирского сиденья.

– Давай, – ухмыльнулся Ной, – просто сядь поближе ко мне.

Подмигнув, он распахивает дверцу со стороны водителя, и мне ничего не остается, как залезть внутрь и сесть с рычагом переключения передач между ног. Отлично.

Бо головой ударяется о стекло, когда Ной разворачивает грузовик.

– Ой. – Брат медленно поднимает взгляд на меня, скосив глаза. – Вас двое, Банана.

Я похлопываю его по бедру.

– Ага…

– Алкоголь – дьявол.

– Многое в жизни – дьявол, – усмехается Ной.

Грузовик трясется по тропе, пока не выезжает на поляну. В дальнем конце поля могу разглядеть крошечный домик с единственным включенным светом.

– Как там твоя бабушка? – спрашиваю я.

– О, она пришла вчера и выпила виски. – Он бросает мне озорную усмешку. – Теперь она в порядке.

– Это хорошо.

– Почему вы все кричите? – стонет Бо.

Ной толкает меня локтем и смеется.

– Боже, я помню, каким был в его возрасте, – шепчет он, обдавая мою шею жаром своего дыхания. – Я ненавидел быть подростком.

– Почему-то я в это не верю.

– Да ладно, только не говори мне, что тебе нравилось быть подростком.

Я пожимаю одним плечом.

– Отсутствие ответственности было лучшей частью.

– Хм, даже не знаю. Дай угадаю. – Он поворачивает руль, и шины ударяются о подъездную дорожку. – Ты была популярной девочкой, и, наверное, мальчики забирались на дерево перед твоим домом и стучали в твое окно?

– Нет. – Я закатываю глаза. – Я была девушкой, которая училась, а не развлекалась.

– Что, никаких мальчиков, лазающих по деревьям? Мне трудно в это поверить.

– Никаких мальчиков на деревьях для меня.

Странная ухмылка пляшет на его губах, прежде чем он паркует грузовик позади голубого «Крайслера», который выглядит старше меня. Фары осветили капот, показав толстый желтый слой пыльцы.

– Тебе надо помыть бабушкину машину, – говорю я с улыбкой.

– Ну, во-первых, – он глушит мотор,– она принадлежала моему деду. Во-вторых, она не работает, а в-третьих, – он открывает дверцу машины, – я мыл ее три дня назад, хотя она и не работает.

Ной снова улыбается, и на щеках появляются ямочки, прежде чем выскочил из машины и обогнул капот.

Он помогает Бо выбраться из грузовика, и я следую за ними к парадному крыльцу. Дверь бесшумно отворяется, и мы входим внутрь. Единственный звук – тихое тиканье часов где-то в комнате.

– Я уложу тебя в своей старой комнате, хорошо? – Ной включает настольную лампу, освещая небольшую гостиную, с креслом и цветастой кушеткой у дальней стены, с маленькими вязаными подлокотниками на каждом конце. За кушеткой лежит выцветший экземпляр «Тайной Вечери».

Бо бормочет что-то вроде «Конечно», когда Ной ведет его в комнату в конце коридора.

– Ванная комнаты здесь. – Ной входит в комнату напротив и выходит оттуда с пластиковой корзиной для мусора. – Если тебя стошнит, – я останавливаюсь в дверях, наблюдая, как Ной ставит ее рядом с кроватью, – то блюй в нее. Понял?

Бо стонет.

– Хорошо, – говорит Ной, поворачивая Бо набок и запихивая подушку за спину. – Оставайся на боку.

Бо умудряется взмахнуть рукой в воздухе, прежде чем уронить ее, как свинцовый груз, на бок, а затем... он храпит.

Ной смотрит на меня и улыбается, кивнув подбородком в сторону задней части дома. Следую за ним по темному коридору через незапертую заднюю дверь.

Теплый летний воздух окутывает меня в ту же секунду, как я ступаю на старое деревянное крыльцо.

– Вырубился, как лампочка, – шепчет Ной.

– Это точно. – Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и застигнута врасплох тем, как лунный свет высветил сероватый оттенок в его глазах. Ной Грейсон просто ошеломляющий. Что-то, от чего мне не хотелось отворачиваться, но знаю, что должна. Я знаю, что должна это сделать.… – Мне нужно домой, – выдыхаю я.

– Пусть проспится часок.

По крайней мере, я попыталась сбежать.

– Да. Хорошо.

Прислоняюсь к стене дома, нервно потирая руку. Наверно все дело в ситуации. Тот факт, что он заставил меня нервничать, тот факт, что Мэг предупредила меня насчет него. Он работал на моего отца. Мама... Бо…

– Пойдем, – говорит Ной, спускаясь с крыльца.

И как будто от него ко мне протянута невидимая нить, я слепо следую за ним через высокую траву к его грузовику. Он опускает крышку багажника и запрыгивает в кузов. Усмехнувшись, протягивает мне руку.

– Давай же, деревенская девушка.

Беру его за руку и забираюсь в кузов. Это такой простой жест, но он кажется чем-то большим – может быть, чирканьем спички, а может быть, именно таким я и хотела его почувствовать. Мне хочется, чтобы он хотел меня. Я даже не знаю, почему, но почти чувствую себя глупо из-за этого.

Выдохнув, он садится на бортик грузовика.

– Так и будешь там стоять?

Сажусь напротив, сложив руки на коленях. Поднялся легкий теплый ветерок. Музыка от вечеринки у костра смешивается с жужжанием цикад. Меня окутывает запах горелых бревен и душистый аромат кустарника. Это успокаивающая смесь, и я закрываю глаза. Южные запахи и теплая ночь были чем-то, что заставляет меня почувствовать себя беззаботной, хотя бы на мгновение, и впервые за долгое время я чувствую, что напряжение, так сильно сковавшее мои плечи, немного ослабевает.

– Итак, расскажи мне о себе, красотка. Что у тебя за история?

Я пожимаю плечами.

– Рассказывать особо нечего.

– Ерунда.

– Нет, – смеюсь я. – Что рассказывать, когда ты вырос в маленьком городке, в маленькой семье? Здесь у всех одна и та же история.

– Уверяю тебя, это неправда. Ты прожила здесь всю свою жизнь?

– Нет, переезжала в Форт-Лодердейл учиться в колледже.

– Господи, какого черта ты покинул рай, чтобы вернуться в этот город?

Моя грудь сжимается, и я немного колеблюсь, прежде чем выпалила:

– Моя мама больна.

– Ох, – выдыхает он. – Мне очень жаль, я...

– Все нормально. – Я потираю ладонью свою руку.

– Что с ней?

– Рак.

– Боже, я…

– Тебе здесь явно не нравится, – обрываю я его, потому что хотелось еще немного побыть в беззаботности. Момент, когда мне не нужно думать об уродливых сторонах моей жизни. Как бы эгоистично это ни было, мне нужно отдохнуть от реальной жизни. Только на мгновение. А Ной был прекрасным отвлечением. – Если бы ты мог жить где-нибудь еще, где бы это было?

– Австралия, – быстро отвечает он, кивнув. – Да, Австралия.

– Как можно дальше отсюда? – смеюсь я.

– Да. Я погуглил, и Перт так далеко отсюда, как только можно. К тому же, Австралия – это то место, куда раньше отправляли всех преступников и все такое, так что, знаешь, думаю, что смогу там вписаться.

– Вау... так теперь ты преступник, да?

– Что-то вроде этого…

Интересно, что он сделал, чтобы попасть в тюрьму? Папа никогда не говорил мне, почему кого-то из ребят отправили в тюрьму, только то, что у них были заблудшие души. Я внимательно смотрю на него. Его мужественная челюсть, щетина. Татуировки. Рваные джинсы и конверсы. Может, наркотики? Воровство... А потом чувствую себя виноватой за то, что осуждаю его.

На его полных губах появляется ухмылка.

– Я надрал парню задницу, ничего особенного, прежде чем ты начнешь надеяться на лучшее...

Как он узнал?

Ной спрыгивает с грузовика.

– Эй, – зову я, – ты куда?

В салоне грузовика вспыхивает свет, задние фары отбрасывает на траву красный отблеск, и включается радио прежде, чем дверь захлопывается. Ной хватается за поручень грузовика, запрыгивает в кузов.

– Их музыкальный выбор – дерьмо, – говорит он, кивнув в сторону костра, прежде чем растянуться в кузове грузовика, сложив руки за головой и уставившись в небо. – Боже, мне это никогда не надоедает.

Прослеживаю за его взглядом. Звезды кажутся тысячами сверкающих бриллиантов на черном бархатном фоне.

– Надо же, я даже забыла, сколько их там, – выдыхаю я.

– Что?

– Звезды. В городе их не так просто увидеть.

– И как давно ты вернулась? – спрашивает Ной.

– Месяц. Я просто была занята.

– Нельзя быть слишком занятым, чтобы остановиться и посмотреть на звезды. – Это так мило, что я млею. – Ты можешь тоже прилечь здесь, если хочешь. – Он хлопает рукой по кузову грузовика. – Обещаю, что я буду хорошо себя вести.

– Я в порядке.

– Как хочешь.

Мы сидим в темноте, смотрим на небо, слушаем цикад и музыку.

По радио звучит «Пусть будет больно» Оливии Лейн, и Ной тихонько подпевает. Я смотрю, как он поет с закрытыми глазами. Когда доходит до припева, его глаза зажмуриваются чуть сильнее, потом он облизывает губы, но вместо того, чтобы петь слова песни, он вздыхает.

– На что это было похоже? – Ной открывает глаза и снова смотрит в небо.

– Что?

– Расти с родителями. С братом... на хорошей стороне города? – он тихо смеется, но на его лице уязвимость, и я замечаю, как он сглотнул.

– Это было… – Соскальзываю с бортика и сажусь рядом с ним, обхватив руками ноги. – Это было все, что я знала. – Какое-то время я сижу молча, раздумывая, не подтолкнуть ли его, не спросить ли о его семье. Трудно понять, что делать в подобных ситуациях. Некоторые люди говорят вещи, потому что они хотят приоткрыть дверь, а некоторые просто говорят не задумываясь. – А что случилось с твоими родителями?

Припев закончился, и он снова начинает петь, на этот раз громче. От хриплого тона его голоса у меня по рукам бегут мурашки. Думаю, что могла бы слушать его пение всю ночь напролет.

В середине припева он выдыхает.

– Готова?

– Конечно.

– Моя мама залетела, когда ей было семнадцать. Судя по тому, что говорила бабушка, она была одной из тех хороших девочек, которые встречаются с плохим мальчиком – плохим мальчиком был мой отец. Он ездил на мотоцикле и пел в какой-то гаражной рок-группе, – Ной усмехается. – Яблоко от яблони, да?

– Ну, у тебя ведь нет мотоцикла.

– Он у меня дома.

Я закатываю глаза.

– Ты когда-нибудь встречался с ним?

Ной пожимает плечами.

– Не то чтобы я помню, я имею в виду, есть фотография, на которой он держит меня в одной руке и упаковку пива – в другой. Он выглядит там обдолбаным до полусмерти, – смеется он. – Но, нет... семейная жизнь не была его коньком, так что он свалил из старой доброй Силакоги.

– Должно быть, это было тяжело для твоей мамы.

– Вовсе нет. Она последовала за ним.

– Ох. – Я ерзаю в кузове грузовика, откидываюсь назад, обхватив себя руками.

– Да уж. Хорошо, что бабушка решила, что я чего-то стою. Наверное.

– Мне очень жаль. – Что еще я могу сказать?

– Не стоит. Я гребаный Железный Дровосек.

– Железный Дровосек?

– Да, этот парень был моим героем, когда я рос, потому что он научился жить без сердца.

Боже. Это немного больно. Словно его слова, то пустое место, которое я видела в его глазах, вонзились во что-то глубоко внутри меня. То, что большинство людей воспринимает как должное – он даже не знал, на что это похоже. Он думает, что у него нет сердца, но я видела, как он смотрел на свою бабушку в больнице.

– Но у Железного Дровосека всегда было сердце… – шепчу я.

– Боже, ты очаровательна.

Сузив глаза, Ной тянется к моему лицу, его рука задерживается на моей челюсти, когда он убирает прядь волос мне за ухо. Я закрываю глаза. Это прикосновение такое нежное, несмотря на то, что кончики его пальцев мозолистые от струн гитары. Все в этом человеке противоречиво, и это заставляет мое сердце биться слишком быстро. Когда открываю глаза, он смотрит на меня с обещанием нежности, которая легко могла сломить меня. Прежде чем успеваю отреагировать, он убирает руку и снова смотрит на звезды.

– Итак, – выдыхает он. – Твоя подруга предупреждала тебя обо мне?

– Мэг? Нет, – вру я.

Он усмехается.

– Хорошо, я не хочу тебя пугать, деревенская девушка.

И я ложусь рядом с ним. Достаточно близко, чтобы чувствовать тепло его тела, но достаточно далеко, чтобы мы не касались друг друга. Звучит следующая песня, которую я не знаю, и Ной подпевает, время от времени проводя кончиками пальцев по моей руке в легком, как перышко, прикосновении.

Я закрываю глаза, прислушиваясь к звуку его голоса, и забываю о том, что беспокоило меня, вспоминая то время, когда у меня не было ничего более важного, чем лежать на спине и смотреть на звезды. Только на эту ночь я притворяюсь, что нет таких вещей, как прощание, и засыпаю.

Меня будит громкое хлопанье крыльев и громкий крик петуха. Я открываю глаза и вижу петуха, сидящего на бортике кузова и смотрящего на меня сверху вниз. Он расправляет крылья, прежде чем издать еще один крик. Небо приобрело нежно-розовый оттенок приближающегося рассвета, и душная утренняя жара уже липнет к моей коже.

Какой бы невинной ни была прошлая ночь, у меня возникает неловкое чувство, которое скручивает мой желудок. Ночью я не вернулась домой. А что, если у мамы был приступ? Что, если они беспокоятся о Бо? Дерьмо. Я медленно поднимаюсь на ноги, хватаюсь за борт грузовика и спрыгиваю на землю. Петух снова кукарекает, когда я на полпути к входной двери бабушки Ноя.

– И куда же ты собралась, а?

Оборачиваюсь на голос, засунув руки в карманы и неловко улыбаюсь.

– Хм, ну…

– Во-первых, грузовик твоего отца все еще застрял. – Ной сел, прогнав петуха, прежде чем запустить пальцы в свои растрепанные волосы. – И потом, твой младший брат все еще в отключке в доме моей бабушки.

– Точно…

Ной проводит рукой по лицу, прежде чем вытянуть руки над головой. Лучи восходящего солнца касаются его кожи, и, прежде чем я осознаю это, прикусываю нижнюю губу. Он встает, спрыгивает с грузовика, проходит мимо меня и улыбается, проведя пальцами по моей щеке.

– Не прокуси дырку в своей прелестной губе.

Я отпускаю губу, и волна жара окатывает меня с головы до ног.

– Пойдем, юная леди, – бросает он через плечо, прежде чем распахнуть сетчатую дверь и войти внутрь.

Я вздыхаю. У меня неприятности. Большие неприятности…