Текст книги "Противостояние. Том II"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

У него все ныло внутри, когда он думал о том, что им могут понадобиться суды, тюрьмы и… может быть, даже палачи. Господи, здесь же люди Матушки Абагейл, а не темного человека! Впрочем, он полагал, что темный человек не станет утруждать себя такой рутиной, как суды и тюрьмы. Его наказания будут немедленными, действенными и тяжкими. Ему не понадобится пугать тюрьмой – достаточно будет трупов, висящих на крестах из телеграфных столбов вдоль I-15 и кормящих птиц.

Ник надеялся, что большинство нарушений будут несерьезными. Уже было несколько случаев пьянства и мелких беспорядков. Один парнишка, еще слишком молодой, чтобы водить машину, катался на тачке вверх и вниз по Бродвею и пугал людей. В конце концов он въехал в разбитый хлебный фургон и расшиб себе лоб – и, по мнению Ника, еще легко отделался. Люди, которые видели его в машине, понимали, что он слишком мал, чтобы садиться за руль, по ни один не почувствовал за собой права положить этому конец.

«Власть». «Организация». Он написал эти слова в своем блокноте и обвел их двойным кружком. То, что они – люди Матушки Абагейл, не ограждает их от слабости, тупости и дурных компаний. Ник не знал, дети они Господа или нет, но, когда Моисей спустился с горы, тот, кто не поклонялся золотому тельцу, увлекался азартными играми, – это он знал. И они не должны закрывать глаза на вероятность того, что кого-то могут порезать за игрой в карты или пристрелить из-за женщины.

«Власть». «Организация». Он еще раз обвел слова кружком, и теперь они стали похожи на пленников за тройным забором. Как хорошо они сочетались друг с другом… и как грустно звучали.

Вскоре после этого к нему зашел Ральф.

– К нам завтра прибывают еще ребята, Никки, – сказал он. – А послезавтра – целый парад. В той, второй партии больше тридцати.

Хорошо, – написал Ник. – Ручаюсь, скоро у нас будет врач. Так гласит теория вероятностей.

– Ага, – сказал Ральф. – Мы становимся настоящим городом.

Ник кивнул.

– Я тут поболтал с парнем, который привел сегодняшнюю группу. Его зовут Ларри Андервуд. Ушлый он малый, Ник. Острый как гвоздь.

Ник поднял брови и начертил в воздухе знак вопроса.

– Ну смотри, – сказал Ральф. Он знал, что означал знак вопроса у Ника: если можешь, дай больше информации. – Я думаю, он на шесть-семь лет старше тебя и, может, на восемь-девять младше этого Редмана, но он из тех ребят, про которых ты говорил, что их нужно отыскать побольше. Он задает верные вопросы.

???

– Во-первых: кто тут главный? – пояснил Ральф. – Во-вторых: что же дальше? В-третьих: кто за это отвечает?

Ник кивнул. Да, вопросы верные. Но хороший ли он человек? Ральф может оказаться прав. Но он может и ошибаться.

Я постараюсь встретиться с ним завтра и познакомиться, – написал он на чистом листе бумаги.

– Ага, тебе стоит с ним потолковать. Он верно все сечет. – Ральф потоптался на месте. – И еще я немного поболтал с Матушкой Абагейл, пока к ней не пришел этот Андервуд со своими ребятами. Поговорил, как ты меня просил.

???

– Она говорит, нам надо… ну, нельзя мешкать. Надо браться за дело. Она говорит, люди болтаются тут как дерьмо в проруби и нужны парни, которые бы руководили ими и указывали, где встать им и что делать.

Ник откинулся на спинку стула и беззвучно расхохотался. Потом он написал: Я был уверен, что она так думает. Я поговорю завтра со Стю и с Гленом. Ты напечатал афишки?

– Аа! Те самые! Черт, конечно! – воскликнул Ральф. – Я же полдня там проторчал. – И он вытащил и показал Нику один экземпляр. Все еще сильно пахнувшая чернилами мимеографа листовка была большой и броской. Графическое оформление Ральф придумал сам.

ОБЩЕЕ СОБРАНИЕ!!!

ВЫДВИЖЕНИЕ И ВЫБОРЫ ПРАВЛЕНИЯ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ!

8.30 вечера, 18 августа, 1990.

МЕСТО:

открытая сцена в парке Каньон-Бульвар – если ЯСНО;

конференц-зал Шатокуа в парке Шатокуа – если ПАСМУРНО.

ВО ВРЕМЯ СОБРАНИЯ БУДУТ ПОДАВАТЬСЯ ОСВЕЖАЮЩИЕ НАПИТКИ.

Под этим размещались две простенькие карты улиц для новоприбывших и для тех, кто еще плохо знал Боулдер. Еще ниже довольно красивым шрифтом были отпечатаны имена, на которых Ник, Стю и Глен сошлись после короткой дискуссии сегодня утром:

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ КОМИТЕТ

Ник Андрос

Глен Бейтман

Ральф Брентнер

Ричард Эллис

Фрэн Голдсмит

Стюарт Редман

Сюзан Стерн.

Ник указал на строчку в афишке, касавшуюся освежающих напитков, и недоуменно поднял брови.

– Ах да… Ну, тут зашла Фрэнни и сказала, что мы скорее соберем всех, если чего-нибудь приготовим. Она со своей подружкой Патти Кроугер этим займутся. Печенье и минералка «За-Рекс». – Ральф скорчил гримасу. – Если мне придется выбирать между «За-Рексом» и бычьей мочой, я еще подумаю. Я тебе уступлю свою порцию, Никки.

Ник ухмыльнулся.

– Что мне не по душе, – уже серьезно продолжал Ральф, – так это то, что вы, ребята, засунули в комитет меня. Я знаю, что значит слово «комитет». Это значит: «Примите поздравления, вам теперь делать всю тяжелую работу». Что ж, это меня не колышет, я пахал как следует всю свою жизнь. Но у комитетчиков должны быть разные идеи, а вот с идеями у меня туговато.

Ник в блокноте быстренько нарисовал большой радиопередатчик, а на заднем плане – радиобашню с электрическими разрядами, разбегающимися во все стороны от ее верхушки.

– Да-а, но это совсем другое дело, – мрачно протянул Ральф.

Ты отлично справишься, – написал Ник. – Поверь мне.

– Как скажешь, Никки. Я постараюсь. И все-таки я думаю, у тебя выйдет лучше с этим парнем, Андервудом.

Ник покачал головой и похлопал Ральфа по плечу. Ральф пожелал ему спокойной ночи и отправился к себе наверх. Когда он ушел, Ник долго и задумчиво разглядывал афишку. Если Стю и Глен уже успели повидать копии – а они наверняка успели, – они знают, что он без их ведома вычеркнул имя Гарольда Лодера из списка членов организационного комитета. Он не знал, как они к этому отнесутся, но тот факт, что они до сих пор не появились у его дверей, возможно, был хорошим признаком. Они могут настоять, чтобы он отказался от каких-то своих кандидатов, и, если придется, он согласится на это, лишь бы держать Гарольда подальше от верхушки. В крайнем случае он может пожертвовать Ральфом. Ральфу и самому не очень хочется занимать такое положение, хотя у Ральфа, черт бы его побрал, есть огромная природная смекалка и почти бесценная способность обходить острые углы любой проблемы. Его стоит выбрать во временный комитет, да и, потом, Ник считал, что Стю и Глен насовали в список достаточно своих друзей. И коли он, Ник, хочет вычеркнуть Лодера, им придется проглотить это. Если они хотят гладко тащить телегу этого руководства, у них не должно быть никаких разногласий. «Скажи, ма, как этот парень ухитрился вытащить кролика из своей шляпы?» – «Сынок, я не уверена, но мне кажется, он мог воспользоваться старым трюком: „Отвлеки их внимание печеньем и „За-Рексом““ – он обычно срабатывает».

Он вернулся к страничке в блокноте, на которой черкал, когда вошел Ральф, и уставился на слова, которые обвел не одним, а тремя кружками, словно для того, чтобы они не убежали. «Власть». «Организация». Неожиданно он написал еще одно слово под ними – там как раз оставалось место. Теперь слова, обведенные тройным кружком, гласили: «Власть». «Организация». «Политика».

Но он постарался убрать Лодера со сцены не только из-за того, что чувствовал, как Стю и Глен Бейтман пытаются потеснить его. Конечно, он в определенной степени ощущал обиду. И было бы странно, если бы нет. В каком-то смысле они с Ральфом и Матушкой Абагейл основали Свободную Зону Боулдера.

«Сейчас здесь сотни людей и еще тысячи – на пути сюда, если прав Бейтман, – думал он, постукивая карандашом по трем обведенным словам. Чем дольше он смотрел на них, тем противнее они казались. – Но когда я, Ральф, Матушка, Том Каллен и все остальные из нашей группы приехали сюда, единственными живыми существами здесь были кошки и олени, которые пришли из парка подкормиться в садах возле домов и… даже в магазинах. Помнишь того, который ухитрился залезть в супермаркет на Тейбл-Меса, а потом никак не мог выбраться оттуда? Он обезумел, носясь по помещению, сшибая все на своем пути, падая и снова поднимаясь, чтобы опять метаться и крушить все подряд.

Мы, конечно, тоже новички, мы не живем здесь еще и месяца, но мы были ПЕРВЫМИ! Поэтому маленькая обида есть, но не в этой обиде кроется причина того, что я хочу избавиться от Лодера. Я хочу избавиться от него, потому что я ему не доверяю. Он все время улыбается, но у него остается очевидное (улыбковидное?) несоответствие между ртом и глазами. Одно время между ним и Стю был какой-то напряг из-за Фрэнни, и все трое утверждают, что все позади, но я сомневаюсь, что это действительно так. Иногда я вижу, как Фрэнни смотрит на него, и ей явно не по себе. Она выглядит так, словно пытается вычислить, насколько это и впрямь „позади“. Он достаточно смышленый, по… ненадежный».

Ник покачал головой. Это было еще не все. Он не один раз задавался вопросом, не сумасшедший ли Гарольд Лодер.

«В основном из-за его ухмылки. Я не хочу, чтобы мне пришлось делиться какими-то секретами с тем, кто так ухмыляется и выглядит всегда каким-то невыспавшимся.

Никакого Лодера. Им придется с этим смириться».

Ник закрыл блокнот и сунул его в нижний ящик стола. Потом он встал и начал раздеваться. Ему хотелось принять душ. Он чувствовал себя невыносимо грязным.

Этот мир, подумал он, подчиняется не законам совести, а законам супергриппа. Этот дивный новый мир. Но он не казался ему ни дивным, ни новым. Все произошло так, словно кто-то подложил здоровенную красную мину в коробку с детскими игрушками. Раздался грохот – и коробка разлетелась вдребезги. Игрушки разнесло на части и расшвыряло по всей комнате. Какие-то вещи починить уже было невозможно, какие-то поддавались ремонту, но большая часть была просто разбросана по углам. Эти предметы были еще слишком раскалены, чтобы играть ими, но все будет нормально, как только они слегка остынут.

Сейчас же работа заключалась в том, чтобы рассортировать их. Выбросить те, которые никуда не годились. Отложить в сторону игрушки, поддающиеся ремонту. Составить список всего, что не пострадало. Достать новую коробку для игрушек – хорошую коробку. Прочную. Пугающе, потрясающе легко – и это привлекает – разрушать. Неизмеримо труднее собирать все заново. Сортировать. Ремонтировать. Вести учет. И конечно, избавляться от того, что никуда не годится.

Только… сможешь ли ты найти в себе силы, чтобы избавиться от непригодного?

Ник замер на полпути в ванную – голый, держа одежду в руках.

Какая тихая ночь… Но разве не все его ночи были наполнены симфониями тишины? Почему его тело внезапно покрылось гусиной кожей?

Да просто потому, что он вдруг ощутил, что не игрушки придется собирать комитету Свободной Зоны, совсем не игрушки. Он неожиданно осознал, что присоединился к странному кружку кройки и шитья человеческого духа – и он, и Редман, и Бейтман, а и Матушка Абагейл, и… да, даже Ральф с его большим радиопередатчиком и мощной установкой, рассылающей сигналы Свободной Зоны по всему мертвому континенту. Каждый из них обладает иглой, и, возможно, все вместе они работают, чтобы смастерить теплое одеяло, способное защитить от зимней простуды… или, быть может, они – после короткого перерыва – стали просто заново шить громадный саван для человеческого рода, рьяно принявшись за дело, продвигаясь вперед стежок за стежком.

После любовной близости Стю заснул. В последнее время ему мало удавалось спать, а вчера он бодрствовал всю ночь с Гленом Бейтманом, напиваясь и составляя планы на будущее. Фрэнни надела халат и вышла на балкон.

Дом, где они жили, стоял в центре города, на углу Перл-стрит и Бродвея. Их квартира была на третьем этаже, и сверху ее взгляду открывался перекресток: Перл-стрит тянулась с востока на запад, Бродвей – с севера на юг. Ей здесь нравилось. Под окном был удобный компас. Ночь выдалась теплой и безветренной, черный монолит неба светился миллионами звезд. В их слабом и холодном мерцании Фрэнни были видны глыбы гор Флэтайронс, вздымавшиеся на западе.

Она провела рукой по своему телу, от шеи до бедер. Халат на ней был шелковый, а под ним – голое тело. Ее ладонь нежно погладила грудь, а потом вместо того, чтобы опуститься прямо к бедрам, прошлась по округлости живота, не столь выпуклой еще две недели назад.

Уже становилось заметно – пока не очень, но Стю заговорил об этом сегодня вечером. Его вопрос прозвучал довольно прямолинейно, даже комично: «Сколько мы еще сможем заниматься этим, чтобы я… мм… не задавил его?»

«Или ее, – ответила она, ощущая прилив радости. – Как насчет четырех месяцев, шеф?»

«Отлично», – ответил он и восхитительно сладко скользнул в нее.

Прежний разговор на эту тему был гораздо более серьезным. Вскоре после того, как они добрались до Боулдера, Стю сообщил ей, что говорил о ребенке с Гленом, и тот высказал мысль – очень осторожно, – что споры или вирус супергриппа все еще могут находиться рядом. Если так, ребенок может умереть. Это была тревожащая мысль (всегда можно рассчитывать на Глена Бейтмана, подумала она, если хочешь получить парочку-другую Тревожащих Мыслей), но ведь наверняка, если мать обладает иммунитетом, то младенец…

Однако здесь было полно людей, которые потеряли детей из-за эпидемии.

«Да, но тогда это значит…»

Что это значит?

Ну прежде всего это может означать, что все эти люди – просто эпилог человеческого рода, короткая пауза до финального занавеса. Она не хотела верить в это, не могла поверить. Если это правда…

Кто-то поднимался по улице, свернув в сторону, чтобы протиснуться между мусоровозом, двумя колесами съехавшим на мостовую, и стеной ресторанчика под названием «Кухня Перл-стрит». С плеча у него свисал легкий пиджак, а в руке он держал или бутылку, или пистолет с длинным стволом. В другой руке у него был листок бумаги, вероятно, с адресом, судя по тому, как он сверялся с номерами домов. Наконец он остановился возле их дома и стал смотреть на дверь, словно прикидывая, что делать дальше. Фрэнни пришло в голову, что он похож на детектива из каких-то старых телесериалов. Стоя меньше чем в двадцати футах над его головой, она не знала, что ей предпринять. Если она окликнет его, он может испугаться. А если не окликнет, он может начать стучать в дверь и разбудит Стю. И вообще, что он там делает с пистолетом в руке… если это действительно пистолет?

Неожиданно он задрал голову и взглянул вверх, вероятно, чтобы посмотреть, горят ли в доме огни. Фрэнни все еще смотрела вниз. Они уставились прямо в глаза друг другу.

– Боже Праведный! – воскликнул мужчина на тротуаре. Он инстинктивно отступил на шаг, сошел с тротуара, потерял равновесие и здорово треснулся задом.

– Ох! – в то же мгновение выпалила Фрэнни и сама сделала шаг назад на своем балконе. На подставке за ней стоял большой цветочный горшок с вьюном. Фрэнни спиной задела его; он покачался, словно решив прожить еще чуть-чуть, а потом рухнул и с громким звоном разбился о балконную плитку.

В спальне Стю буркнул во сне, перевернулся на другой бок и снова затих.

На Фрэнни накатило неудержимое желание хихикнуть. Она крепко прижала обе ладони к губам, но все равно изо рта у нее вырвалось хрипловатое, похожее на шепот хихиканье. Опять проявилась милость Господня, подумала она, и с новой силой как сумасшедшая захихикала в ладошки. Если бы у него была гитара, я могла бы швырнуть этот чертов горшок прямо ему на голову. О соле мио… БУХ! От усилий сдержать смех у нее разболелся живот.

Снизу донесся конспиративный шепот:

– Эй, там… Там, на балконе… Тсссст!

– Тсссст, – шепнула себе Фрэнни, – тссст, ну надо же.

Ей нужно было выйти и отсмеяться как следует, пока она не начала реветь белугой. Фрэн никогда не умела сдерживать смех; стоило смешинке попасть ей в рот, как она тут же заливалась безудержным хохотом. Она быстро пробежала через спальню, схватила более плотный – и скромный – халат, висевший на внутренней стороне двери ванной комнаты, и, еле сдерживаясь, отчего ее лицо корежилось, как резиновая маска, выскочила в коридор. Она успела одолеть лишь один лестничный пролет, прежде чем смех вырвался наружу. Спускаясь по двум следующим пролетам лестницы, она хохотала взахлеб.

Человек – молодой человек, в чем она сейчас убедилась, – уже поднялся и приводил себя в порядок. Он был строен, хорошо сложен, большую часть лица скрывала борода, которая при свете дня была, очевидно, светлая или рыжеватая. Под глазами у него были темные круги, но он улыбался слабой печальной улыбкой.

– Что вы разбили? – спросил он. – По грохоту похоже на рояль.

– Это был цветочный горшок, – сказала она. – Он… он… – Но тут на нее снова напал хохот, и она могла лишь тыкать в него пальцем, тихо смеяться и трясти головой, а потом придерживать свой опять начавший побаливать живот. Слезы текли у нее по щекам. – Вы так смешно выглядели… Я знаю, так нельзя говорить человеку, которого видишь в первый раз, но… О Боже! Это правда было смешно!

– В прежние дни, – сказал он, ухмыльнувшись, – следующим моим действием стал бы предъявленный вам иск как минимум на четверть миллиона. Истец: «Судья, я взглянул наверх, и эта молодая женщина пялилась оттуда на меня. Да, я полагаю, она корчила рожи». Судья: «Ну одну рожу – это уж точно. Она и теперь при ней. Мы решаем в пользу истца, этого бедного парнишки. И пошлите судебного исполнителя к ответчице». Здесь объявили бы десятиминутный перерыв.

Они немного посмеялись вместе. На молодом человеке были чистые выцветшие джинсы и темно-синяя рубашка. Летняя ночь дышала теплом и свежестью, и Фрэнни порадовалась тому, что вышла на улицу.

– Вас, случайно, зовут не Фрэнни Голдсмит, а?

– Случайно да. Но я вас не знаю.

– Ларри Андервуд. Мы приехали только сегодня. Я вообще-то ищу парня по имени Гарольд Лодер. Мне сказали, он живет на Перл-стрит, 261, со Стю Редманом, Фрэнни Голдсмит и еще несколькими.

Ее хихиканье сразу прекратилось.

– Гарольд жил в этом доме, когда мы только приехали в Боулдер, но он уже давно переехал. Он теперь живет на Арапахо, в западной части города. Если хотите, я могу дать вам адрес и объяснить, как туда добраться.

– Буду крайне признателен. Но я, наверное, подожду до завтра. Не хочу еще раз рисковать.

– Вы знаете Гарольда?

– И да, и нет – так же, как знаю и не знаю вас. Хотя, если честно, вы выглядите совсем не так, как я себе представлял. Вы рисовались мне блондинкой типа Валькирии, сошедшей прямо с картин Франка Фразетты, быть может, с револьвером 45-го калибра у каждого бедра. Но все равно я рад познакомиться с вами. – Он протянул руку, и Фрэнни, смущенно улыбнувшись, пожала ее.

– Боюсь, я понятия не имею, о чем вы говорите.

– Присядьте на минуту на бордюр, я вам все объясню.

Она села. Легкий ветерок прокатился по улице, зашуршав обрывками бумаги и заставив покачнуться старые вязы на лужайке у здания суда, через три дома отсюда.

– Я тут кое-что припас для Гарольда Лодера, – сказал Ларри. – Но это должно стать для него сюрпризом, так что, если увидите его раньше меня, не говорите ни слова.

– Ладно, конечно, – заверила его Фрэнни. Она была крайне заинтригована.

Он выставил вперед предмет, похожий на длинноствольный пистолет, и тот оказался вовсе не пистолетом, это была бутылка вина с длинным горлышком. Она повернула ее этикеткой вверх и с трудом сумела разобрать надпись. Наверху стояло – БОРДО, а внизу дата – 1947.

– Самый лучший розлив бордо в нынешнем столетии, – сказал он. – По крайней мере так когда-то говорил мне мой старый друг. Его звали Руди. Прими и упокой Господь его душу.

– Но 1947-й… это же сорок три года назад. Разве… оно не выдохлось?

– Руди говорил, что хорошее бордо никогда не выдыхается. Как бы там ни было, а я тащил его сюда аж из Огайо. Если это и плохое вино, оно стало хорошо попутешествовавшим плохим вином.

– И это для Гарольда?

– Это и еще горстка вот этого. – Он вытащил что-то из кармана пиджака и протянул Фрэнни. Ей не нужно было переворачивать пакетик, чтобы узнать, что в нем.

Она рассмеялась и воскликнула:

– Шоколадки «Пейдей»! Любимые конфеты Гарольда… Но как вы узнали об этом?

– Это целая история.

– Ну так расскажите мне!

– Ладно. Значит, жил-был парень по имени Ларри Андервуд, который приехал из Калифорнии в Нью-Йорк повидаться со своей дорогой престарелой мамочкой. Это не единственная причина, по которой он прибыл, но остальные менее приятны, так что давайте держаться версии хорошего сыночка, идет?

– Почему бы и нет, – согласилась Фрэн.

– А тем временем Злая Ведьма Запада или какие-то ослы из Пентагона наградили страну великой чумой, и прежде чем ты успел вымолвить: «А вот идет Капитан Скороход», все в Нью-Йорке умерли. Включая и мамочку Ларри.

– Мне очень жаль. Мои мама и папа тоже умерли.

– Да-а… у всех у нас были мамы и папы. Если мы все вдруг решим послать друг другу открытки с соболезнованиями, просто не хватит открыток. Но Ларри оказался одним из везунчиков. Он выбрался из города с дамой по имени Рита, которая была не очень подготовлена к восприятию всего случившегося. И, к несчастью, Ларри оказался не очень хорошо подготовлен к тому, чтобы помочь ей взять себя в руки.

– Ни у кого не было подготовки.

– Но кое-кому удалось освоиться быстрее, чем другим. Так или иначе, Ларри и Рита отправились на побережье штата Мэн. Они добрались до Вермонта, и там дама наглоталась снотворного.

– Ох, Ларри, это ужасно.

– На Ларри это подействовало убийственно. По сути дела, он воспринял это как вполне логичный приговор силе его характера. Ведь не случайно ему уже говорили раньше об этом два-три человека, которые прекрасно знали, что главной неистребимой частью его натуры был эгоизм, сверкавший так ярко, как рекламная мадонна на приборном щитке «кадиллака-59».

Фрэнни слегка поежилась.

– Надеюсь, я не доставляю вам неудобств, но все это так долго варилось внутри, и потом это имеет некоторое отношение к той части истории, которая касается Гарольда. Идет?

– Идет.

– Спасибо. Наверное, с тех пор как мы пришли сюда сегодня и увидали ту старуху, я ищу какое-нибудь приветливое лицо, чтобы выговориться… выплеснуть все это. Только я думал, это будет лицо Гарольда. Словом… Ларри продолжал свой путь в Мэн просто потому, что идти было больше некуда. К тому времени ему уже снились очень дурные сны, но поскольку он был в одиночестве, то никак не мог знать, что они снятся и другим тоже. Он просто принимал их за еще один симптом своего психического срыва. Но в конце концов он добрался до маленького приморского городка под названием Уэлс, где встретил женщину по имени Надин Кросс и странного мальчика, чье имя, как оказалось, Лео Рокуэй.

– Уэлс, – как завороженная пробормотала она.

– Итак, трое путников стали заниматься чем-то вроде подбрасывания монетки, чтобы угадать, в какую сторону им двигаться по федеральному шоссе 1, и поскольку выпала решка, они направились на юг и в конце концов прикатили в…

– Оганкуит! – довольная, выпалила Фрэнни.

– Вот именно. И там благодаря огромным буквам на сарае я впервые познакомился с Гарольдом Лодером и Фрэнсис Голдсмит.

– Указатель Гарольда! О, Ларри, ему будет так приятно!

– Мы отправились по указанному на сарае маршруту в Стовингтон, по указаниям в Стовингтоне – в Небраску и по знаку у дома Матушки Абагейл – в Боулдер. На пути мы встречали людей. Одной из них оказалась девушка по имени Люси Суонн – она теперь моя подруга. Я хотел бы, чтобы вы при случае познакомились. Мне кажется, она вам понравится… К тому времени произошло нечто такое, чего Ларри никак не ожидал и не хотел. Его маленькая партия из четырех человек разрослась до шести. Эти шестеро повстречали еще четверых в штате Нью-Йорк. К моменту, когда мы добрались до знака Гарольда Лодера у двери дома Матушки Абагейл, нас уже стало шестнадцать, и мы подобрали еще троих, уходя оттуда. Ларри оказался во главе этой бравой команды. Тут не было ни голосования, ни чего-либо подобного – просто так случилось. А он на самом деле не хотел такой ответственности. Это было мучением. Это не давало ему заснуть по ночам. Он пытался считать слонов и верблюдов. Но это смешно, как ваши мозги дурят сами себя. Я не мог снять с себя эту ответственность. Это стало делом моей чести. И я – то есть он – постоянно боялся, что вот-вот обделаюсь, что встану однажды утром и увижу, что кто-то умер в своем спальном мешке, как Рита в Вермонте, и все будут стоять вокруг, тыкать пальцами и говорить: «Это ты виноват. Ты ничего не смог сделать. Это твоя вина». И я никому не мог об этом рассказать, даже Судье…

– Кто такой Судья?

– Судья Фаррис. Старик из Пеории. Наверное, он и впрямь в начале пятидесятых был окружным судьей или кем-то в этом роде, но давным-давно уже ушел на пенсию, задолго до того, как разразился грипп. Тем не менее он очень ушлый. Когда смотрит на тебя, ты готов поклясться, что его глаза просвечивают тебя как рентгеновские лучи. Словом, Гарольд стал для меня очень важен. И чем больше к нам присоединялось людей, тем важнее он становился – между этими двумя факторами была прямо пропорциональная зависимость. – Он слегка усмехнулся. – Тот сарай. Вот это да! Последняя строчка с вашим именем находилась так низко, что мне казалось, его зад должен был буквально болтаться в воздухе, когда он писал ее.

– Да. Я спала, когда он это делал. Иначе я остановила бы его.

– Я начал как-то чувствовать его, – сказал Ларри. – Я нашел конфетную обертку на чердаке того сарая в Оганкуите, а потом вырезанную на балке надпись…

– Какую надпись?

Она почувствовала, что Ларри изучающе смотрит на нее в темноте, и поплотнее закуталась в свой халат… не из скромности – она не боялась этого человека, а от волнения.

– Просто инициалы, – небрежно произнес Ларри. – Г. Э. Л. Если бы только это, меня бы сейчас здесь не было. Но потом в магазине, где продавались мотоциклы, в Уэлсе…

– Мы там были!

– Знаю, что были. Я увидел, что двух мотоциклов недостает. Еще большее впечатление произвело то, что Гарольд заправил баки бензином из подземной цистерны. Наверное, тут вы помогли ему, Фрэн. Черт, я чуть пальцев тогда не лишился.

– Да нет, мне не нужно было. Гарольд побродил там, пока не отыскал что-то… Он назвал это вентиляционной заглушкой…

Ларри застонал и хлопнул себя по лбу.

– Кран! Господи Иисусе! А я даже и не сообразил, что цистерну должны вентилировать! Вы хотите сказать, что он просто поискал… отвинтил заглушку… и вставил шланг?

– Ну… да.

– Ну Гарольд! – произнес Ларри с таким восхищением, какого Фрэнни никогда раньше не слыхала, во всяком случае, в сочетании с именем Гарольда Лодера. – Да, эту штуковину я упустил. Так или иначе, мы добрались до Стовингтона. И Надин так расстроилась, что упала в обморок.

– Я плакала, – призналась Фрэн. – Ревела как сумасшедшая. Просто я воображала, что, когда мы приедем туда, кто-то встретит нас и скажет: «Привет! Туалеты направо, кафетерий налево». – Она покачала головой. – Теперь это звучит так глупо.

– А я не расстроился. Неутомимый Гарольд побывал здесь до меня, оставил указатель и исчез. Я чувствовал себя как новичок с востока, следовавший за тем индейцем из «Следопыта».

Его представление о Гарольде и восхитило, и озадачило ее. Разве на самом деле не Стю возглавил их группу с того момента, как они выехали из Вермонта и направились в Небраску? Честно говоря, она не помнила. Тогда они все были поглощены снами. Ларри напоминал ей о вещах, которые она давно позабыла… или хуже – воспринимала как должное. Гарольд, рискующий жизнью, чтобы оставить тот указатель на сарае, – тогда это казалось ей дурацким риском, но в конечном счете знак сослужил свою службу. А как он извлек бензин из той подземной цистерны… для Ларри это оказалось сложнейшей процедурой, а для Гарольда – сущим пустяком. Все это заставило ее почувствовать себя маленькой и виноватой. Все они так или иначе сошлись на том, что Гарольд – просто ухмыляющийся довесок. А между тем Гарольд провернул довольно много за последние шесть недель. Неужели она так влюбилась в Стю, что понадобился совершенно посторонний человек, чтобы открыть ей некоторые истины насчет Гарольда? И еще большую неловкость вызвал у нее тот факт, что, как только Гарольд, как говорится, встал на ноги, он абсолютно по-взрослому отнесся к происходящему между ней и Стюартом.

– Итак, – продолжал Ларри, – в Стовингтоне был еще один указатель с полным перечнем всех шоссе, верно? А в траве рядом с ним валялась еще одна обертка от шоколадки. Мне казалось, я иду по его следу, только вместо сломанных веток и примятой травы нахожу путь по оберткам от шоколадок. Мы свернули на север возле Гэри, штат Индиана, потому что там все было сожжено и местами огонь еще пылал. Похоже, все эти чертовы нефтяные цистерны в городе взорвались. Словом, по дороге мы подобрали Судью, остановились возле дома в Хемингфорд-Хоуме – мы знали, что она уже уехала к тому времени… Ну, сны, вы же понимаете, но нам все равно хотелось увидеть это место. Кукурузу… Шину-качели… Понимаете, что я хочу сказать?

– Да, – тихо сказала Фрэнни. – Я понимаю.

– И все это время я сходил с ума от страха, как бы чего не случилось – как бы на нас не напала банда мотоциклистов или еще кто-нибудь, как бы мы не оказались без воды, – словом, от всего. Когда-то у моей мамы была книжка – досталась ей от бабушки или еще от кого-то. Она называлась «По Его следам». Там были такие коротенькие рассказики про ребят, у которых куча разных проблем. В основном этических. И тот парень, который написал ее, утверждал: чтобы решить все эти проблемы, нужно только спросить себя: «А как бы поступил Иисус?» – и это сразу поможет справиться с любыми трудностями. Знаете, что я думаю? Это вопрос в духе дзэн-буддизма, то есть по сути своей не вопрос, а особый способ прочистить мозги, как если уставиться на кончик собственного носа и повторять: «Ом-м».

Фрэнни улыбнулась. Она представила себе, что сказала бы ее мать про такое.

– Поэтому, когда я начинал психовать, Люси – это моя девушка, я ведь вам уже сообщил? – говорила: «Быстрее, Ларри; задай вопрос».

– Как бы поступил Иисус? – восхищенно спросила Фрэн.

– Нет, как бы поступил Гарольд, – серьезно ответил Ларри.

Фрэнни едва не лишилась дара речи. Ей жутко захотелось быть рядом, когда Ларри встретится с Гарольдом. Интересно, какая у него будет реакция?

– Однажды вечером мы разбили лагерь у одной фермы, и у нас действительно почти кончилась вода. Там был колодец, но электричество вырубилось и насос не работал. Джо-Лео, простите, его настоящее имя – Лео, все ходил вокруг и твердил: «Пить, Ларри, очень хочется пить». Он сводил меня с ума. Я чувствовал, как начинаю заводиться, и, если бы он еще раз подошел и сказал это, я, наверное, ударил бы его. Славный парень, а? Готовый ударить мучившегося ребенка. Но человек не может измениться сразу. Мне понадобилось много времени, чтобы преодолеть себя.