Текст книги "Дом Цепей (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Троих малазан не видно.

Колокол все еще надрывается где-то сзади¸ однако город словно вымер.

Карса побежал к загону. Не слыша никаких сигналов тревоги, переступил через забор и прошел мимо стены длинного здания ко входу.

Дверь открыта. Передняя комната полна крюков, стоек и полок для оружия, но все оружие унесено. В душном пыльном воздухе висит запах страха. Карса осторожно вошел. Дверь напротив заперта.

Одним пинком он выломал ее.

Дальше – широкая комната с рядами коек у стен. Пусто.

Когда затих грохот от упавшей двери, Карса поднырнул под притолоку и выпрямился, озираясь и принюхиваясь. В комнате пахло напряжением. Он ощутил некое присутствие, но незримое. Воин осторожно ступил вперед. Прислушался, не дышит ли кто, ничего не услышал. Еще шаг…

Петля упала сверху, угодив на голову и плечи. Раздался дикий крик, петля затянулась.

Едва Карса воздел меч, чтобы перерезать пеньковую веревку, на него прыгнули четверо; веревка резко дернулась, поднимая его кверху.

Сверху раздался треск, затем проклятие; балка щелкнула, веревка свободно размоталась, хотя петля все еще душила Карсу. Не сумев вдохнуть, он развернулся, горизонтально рубанув мечом – но лезвие прорезало пустой воздух. Малазанские солдаты, как он успел заметить, упали на пол и откатилась в стороны.

Карса сорвал петлю с шеи, подступил к ближайшему солдату. Тот задергался…

Магия ударила сзади. Теблора объяла бешеная волна. Он зашатался и с ревом сбросил ее. Взмахнул мечом. Солдат впереди отскочил, но кончик клинка рассек кость под правым коленом. Солдат завопил и упал.

На Карсу опустилась огненная сеть, невыносимо тяжкая паутина боли, заставившая его встать на колени. Он попытался ее разрезать, но оружие запуталось в мерцающих ячейках. Сеть начала сжиматься, словно была наделена волей.

Воин сражался с тесной сетью, но вскоре оказался в беспомощном положении.

Раненый все еще вопил. Затем суровый голос прокричал приказ, комнату залило нездешним светом. Вопли сразу прекратились.

Люди столпились около Карсы; один присел у головы. Темнокожий, лицо в шрамах, на лысой голове татуировки. Улыбка обнажила ряд мерцающих золотых зубов. – Ты понимаешь натийский? Хорошо. Ты только что сделал Хрома еще хромее, и он не очень доволен. Но ведь ты сам пришел в наши руки. Более чем довольно для снятия ареста, под которым мы все находимся…

– Давайте убьем его, сержант…

– Хватит, Шип. Звон, найди рабовладельца. Скажи, мы поймали его добычу. Передадим из рук в руки, но не забесплатно. О, и сделай это тихо – не хочу, чтобы весь город сбежался сюда с вилами и факелами. – Сержант оглянулся, потому что подошел еще один солдат. – Отличная работа, Эброн.

– Я чуть штаны не обмочил, Корд, – ответил названный Эброном. – Он сбросил самое злое колдовство, которым я владею.

– Вот и доказательство, не так ли? – пробормотал Шип.

– Какое такое доказательство? – удивился Эброн.

– Ну, что умный всегда побеждает злого.

Сержант Корд хмыкнул. – Эброн, посмотри, что можно сделать для Хрома. А то он снова начнет визжать.

– Сейчас. Для недоноска у него здоровые легкие, а?

Корд протянул руку, осторожно просунул ладонь в одно из звеньев жгучей сети. Постучал пальцем по кроводреву. – Итак, перед нами один из их знаменитых мечей. Таких прочных, что рубят аренскую сталь.

– Погляди на острие, – сказал Шип. – Они делают его из смолы…

– Которая укрепляет древесину. Да. Эброн, эта твоя сеть причиняет ему боль?

Маг не был виден лежащему Карсе. – На его месте, Корд, ты выл бы погромче Гончих. Миг – другой. Потом помер бы и зашипел, как сало в очаге.

Корд нахмурился, поглядев на Карсу. Покачал головой: – Он даже не морщится. Худ знает, что мы сделали бы с пятью тысячами таких ублюдков в рядах армии.

– Может, даже сумели бы очистить Моттский Лес. А, серж?

– Может. – Корд встал и отошел. – Ну где же Звон?

– Может, никого не нашел, – ответил Шип. – Ни разу не видел, чтобы весь город переселялся на лодки.

В коридоре застучали сапоги. Карса расслышал, что подошло не менее полудюжины людей.

Тихий голос произнес: – Благодарю вас, сержант, за возвращение моей собственности…

– Теперь это не ваша собственность, – возразил Корд. – Он пленник Малазанской Империи. Он убил малазанских солдат, не говоря уже о порче имперского имущества посредством вышибания ногой вон той двери.

– Вы же не серьезно…

– Я всегда серьезен, Силгар, – спокойно протянул Корд. – Могу догадаться, что вы замыслили для этого великана. Кастрация, урезание языка, рассечение поджилок. Вы посадите его на поводок и станете возить по южным городам, набирая пополнение охотников за головами. Однако отношение Кулака к вашей работорговле хорошо известно. Теперь это оккупированная территория, часть Малазанской Империи, нравится вам это или нет. А мы не воюем с так называемыми Теблорами. О, уверяю вас, мы не одобряем негодяев, приходящих с гор ради разорения и убийства имперских подданных. Вот почему мы помещаем его под арест. Скорее всего Теблора ждет обычное наказание: отатараловые рудники на моей милой старой родине. – Он снова присел около Карсы. – Это значит, что нам придется часто видеться: наш отряд возвращается домой. Слухи о мятеже и так далее – хотя сомневаюсь, что до такого дойдет.

Силгар запротестовал ему в спину: – Сержант, власть малазан над континентом сегодня более чем зыбка, ведь основные армии сосредоточены под стенами Крепи. Неужели вы желаете инцидентов? Не смейте нарушать местных обычаев…

– Обычаи? – Не сводивший взора с Карсы Корд оскалил зубы. – В обычаи натийцев входят прятки в кустах при виде Теблоров. Ваше тщательное и обдуманное развращение сюнидов уникально, Силгар. Истребление целого племени – главное ваше предприятие. Чертовски успешное. Единственное нарушение, которое я вижу – нарушение малазанских законов, с вашей стороны. – Он поднял голову и широко улыбнулся: – Как вы думаете, зачем здесь сидит целая рота, вы, надушенный кусок дерьма?

В воздухе повисло напряжение. Руки схватились за мечи.

– Советую расслабиться, – подал голос Эброн. – Знаю, вы жрец Маэла, вы уже ухватились за краешек своего садка… но, Силгар, если вы хотя бы пошевелитесь, я превращу вас в дрожащее желе.

– Остудите своих негодяев, – сказал Корд, – или у Теблора появится компания на пути в рудники.

– Вы не посмеете…

– Неужели?

– Ваш капитан…

– Ничего не сделает.

– Ясно. Что ж, ясно. Дамиск, выведи людей.

Карса услышал топот ног.

– А теперь, сержант, – проговорил Силгар, – сколько хочешь?

– Ну, признаюсь, я подумывал об обмене. Но колокол уже не звонит. Это подсказывает, что время упущено. Увы. Капитан вернулся – вот, уже кони скачут. Теперь все будет официально, Силгар. А может, я провоцировал вас все это время, дожидаясь предложения взятки? Сами знаете, это преступление.

Карса смог расслышать, как малазанский отряд прибывает в загон. Возгласы, топот копыт, короткий разговор с Дамиском и прочими. Сапоги стучат по полу.

Корд повернулся: – Капитан…

Резкий голос оборвал его: – Думал, вы остались под казарменным арестом. Эброн, не припоминаю, чтобы разрешал вам вернуть оружие пьяным болванам… – Капитан вдруг смешался.

Карсе представилось, что Корд улыбается. – Теблор предпринял нападение на наши позиции, сэр…

– Не сомневаюсь, вас это сразу протрезвило.

– Так точно, сэр. Соответственно наш мудрый колдун решил вернуть оружие, чтобы мы могли схватить переросшего дикаря. Увы, капитан, затем события усложнились.

Силгар сказал: – Капитан Добряк, я пришел требовать возвращения раба, но был встречен открытой враждебностью и угрозами со стороны этого вот взвода. Надеюсь, мерзавцы не являются примером глубины падения малазанской армии в целом…

– Это точно, Рабовладелец, – ответил Добряк.

– Превосходно. А теперь мы могли бы…

– Он пытался подкупить меня, сэр, – озабоченным, оскорбленным тоном сказал Корд.

Последовало молчание. Капитан сказал: – Эброн? Это правда?

– Боюсь, что так, сэр.

В голосе Добряка прозвучало холодное удовлетворение: – Как неудачно. Подкуп – это же преступление…

– Я так и сказал, сэр, – поддакнул Корд.

– Меня вынудили сделать предложение! – зашипел Силгар.

– Неправда ваша, – отвечал Эброн.

Капитан Добряк рявкнул: – Лейтенант Прыщ, поместите рабовладельца и его людей под арест. Отрядите два взвода, чтобы проследить за водворением их в городскую тюрьму. Но не сажайте в камеру к главарю бандитов, которого мы схватили на обратном пути. Печально знаменитый Костяшки вряд ли имеет здесь добрых друзей – конечно, кроме тех, что болтаются вдоль восточной дороги. Да, и пошлите целителя к Хрому – похоже, Эброн не может помочь несчастному.

– Ну, – прорычал Эброн, – я не человек Денала, сами знаете.

– Следите за тоном, Маг, – спокойно предупредил капитан.

– Простите, сэр.

– Признаюсь в некотором любопытстве, Эброн, – продолжал Добряк. – Какова природа чар, наложенных вами на этого воина?

– Гм, придавая форму Рюзу…

– Я знаю ваш садок, Эброн.

– Да, сэр. Ну, это используется на морях, для захвата и оглушения дхенраби…

– Дхенраби? Гигантских морских червей?

– Так точно, сэр.

– Так почему, Худа ради, Теблор еще жив?

– Хороший вопрос, капитан. Он твердый парень, это точно.

– Сбереги нас всех Беру.

– Да, сэр.

– Сержант Корд.

– Сэр?

– Я решил снять обвинения в пьянстве с вас и вашего взвода. Горе по погибшим. Понятная реакция, если хорошенько подумать. На этот раз. Если в следующий раз забредете даже в заброшенную таверну, на снисхождение не рассчитывайте. Я понят?

– В совершенстве, сэр.

– И хорошо. Эброн, сообщите взводам, что мы покидаем сей живописный город. Как можно скорее. Сержант Корд, ваш взвод проследит за погрузкой снаряжения. Это всё¸ солдаты.

– А что с воином? – спросил Эброн.

– Долго ли продержится магическая сеть?

– Так долго, как прикажете, сэр. Но боль…

– Кажется, он справляется. Оставьте его в таком положении, пока не придумаете способ погрузить его в фургон.

– Да, сэр. Нужны будут длинные шесты…

– Что-то вроде, – буркнул капитан Добряк, уходя.

Карса ощутил, что маг внимательно глядит на него. Боль утихла уже давно, что бы там ни говорил Эброн; Теблор медленно напрягал и расслаблял мышцы, и сеть начала поддаваться.

Уже недолго…

Глава 3

Среди фамилий, основавших Даруджистан, находим Номов.

Благородные дома Даруджистана, Мисдра

Лицо Торвальда Нома покрывали синие и черные пятна. Правый глаз совершенно заплыл. Прикованный к передней стенке фургона дарудж валялся в гнилой соломе и смотрел, как малазанские солдаты заносят Теблора, связанного сетью и уложенного на шесты. Фургон застонал и накренился под весом Карсы.

– Жаль несчастных волов, – сказал Шип, вытаскивая один из шестов. Он тяжело дышал, лицо покраснело от натуги.

Рядом стоял второй фургон, и неподвижно лежавший Карса мог видеть Силгара, Дамиска и еще троих натийцев. Лицо рабовладельца было бледным и помятым, расшитые золотой нитью одежды испачкались. Карса засмеялся, заметив это.

Голова Силгара дернулась, темные глаза впились в воина – урида словно кинжалы.

– Захватчик рабов! – зарычал Карса.

Малазанский сержант Шип влез в фургон и осмотрел Карсу. Покачал головой, крикнув: – Эброн! Подойди сюда. Сеть уже не такая.

Колдун вскарабкался сзади. Глаза сузились. – Что его Худ забрал! – буркнул он. – Принесите еще цепей, Шип. Тяжелых. Побольше. И скажи, чтобы сам капитан сюда поспешал.

Сержант выскочил из фургона.

Эброн скривился на Карсу: – У тебя отатарал в венах? Видит Нерруза, эти заклинания должны были давно тебя убить. Когда я их наложил – три дня назад? Одна боль уже свела бы с ума. Но ведь ты не безумнее, чем был раньше? – Рот его кривился все сильнее. – В тебе что-то… такое…

Солдаты набежали со всех сторон – одни тащили цепи, другие встали неподалеку с взведенными самострелами. – Можешь снять? – спросил один, качая головой.

– Могу, – ответил Эброн и сплюнул.

Карса испытал магические путы на прочность, резко напрягая мышцы. Из горла вырвался дикий рев. Ячейки лопнули. Раздались испуганные крики.

Едва урид начал подниматься – меч все еще был в правой руке – нечто тяжелое ударило его в висок. Всё померкло.

* * *

Он очнулся лежа на спине; фургон качался и скрипел под ним. Раскинутые руки и ноги были обернуты тяжелыми цепями, приколоченными к бортам. Другие цепи пересекали грудь и живот. Левую половину лица покрывала сухая кровь, залепившая веко. Он смог унюхать запахи пыли от досок фургона и собственной желчи.

Торвальд подал голос откуда-то неподалеку: – Итак, ты все еще жив. Что бы ни твердили солдаты, мне ты казался готовеньким. Пахнешь точь-в-точь как труп. Ну, почти. Если тебе интересно, ты лежал так шесть дней. Золотозубый сержант врезал от души. У лопаты черенок сломался.

В голове Карсы пульсировала сильная боль. Он попытался приподняться над грязными досками. Поморщился и снова лег. – Слишком много слов, низменник. Замолчи.

– Увы, молчание не в моей натуре. Но ведь тебе не обязательно слушать. Что же, можешь думать что хочешь, но нам надо праздновать удачу. Быть пленниками малазан лучше, чем рабами Силгара. Да, меня могут казнить как обыкновенного преступника – каковым я и являюсь – но скорее всего нас обоих приговорят к имперским рудникам на Семиградье. Никогда там не был. Но прежде предстоит долгий путь по суше и морям. Могут повстречаться пираты. Бури. Кто знает? Может, сами рудники не так плохи, как рассказывают. Почему бы не покопать землицу? Не могу дождаться дня, когда увижу у тебя в руках кирку – ох, вот веселье будет! Стоит потерпеть, как думаешь?

– Стоит тебе язык отрезать.

– Юмор? Подери меня Худ, не думал, что в тебе есть юмор, Карса Орлонг. Не хочешь ли еще пошутить? Давай, говори.

– Я голоден.

– К ночи мы доедем до Кулверновой Переправы – волы еле тащатся, благодаря тебе. Похоже, ты еще тяжелее, чем кажешься, тяжелее Силгара и всех четверых его мерзавцев. Эброн сказал, у тебя плоть неправильная – не такая, как у сюнидов. Ты чистой крови. Злой крови, я так бы сказал. Помню, когда я был мальцом, в Даруджистан приехала труппа с громадным серым медведем. Он весь в цепях был. Его держали в большой палатке около Непосед, за грош любой мог поглазеть. Я пришел в первый же день. Была огромная толпа. Все думали, будто серые медведи вымерли лет сто назад…

– Потому что вы все дураки, – буркнул Карса.

– Точно так, ибо медведь был перед нами. В ошейнике, в цепях. Глаза красные. Толпа надавила – я в ней – и зверь взбесился. Вырвался, словно это не цепи были, а стебельки. Ты представить себе не сможешь, какая случилась паника. Меня затоптали, хотя я сумел выползти из-под навеса и тощее, однако любимое тело осталось почти неповрежденным. Тот медведь… тела летели во все стороны. Он рванул прямо в Гадробийские Холмы. Больше никто его не видел. Хотя верно, ходят слухи, будто ублюдок еще там – то пастуха задерет, то все стадо. Вот ты мне напомнил того медведя, урид. Тот же взгляд. Он как будто говорит: «Цепи меня не сдержат». Вот почему мне не терпится увидеть, что случится дальше.

– Я не буду прятаться в холмах, Торвальд Ном.

– Я сам так не думаю. Знаешь, как тебя погрузят на тюремный корабль? Шип рассказал. Они снимут с фургона колеса. Вот как. Ты будешь лежать в цепях всю дорогу до Семиградья.

Колеса фургона вихляли в кривых колеях, подскакивали на камнях. Любое движение отзывалось болью в голове Карсы.

– Ты еще здесь? – спросил Торвальд.

Карса молчал.

– Ну, как хочешь, – вздохнул дарудж.

* * *

«Веди меня, Воевода.

Веди меня».

Это не тот мир, к которому он приготовился. Низменники оказались одновременно сильными и слабыми, и понять их трудно. Он видел хижины, нагроможденные одна на другую; он видел суда размером с теблорский дом.

Ожидая попасть к ферме, он выехал к городу. Ожидая, что будет резать бегущих трусов, он встретил упорных противников, отстаивавших свою землю.

И сюнидов – рабов. Самое ужасное открытие. Теблоры, дух которых сломлен. Он не думал, что такое возможно.

«Я разрублю цепи Сюнида. Клянусь перед Семерыми. Я дарую сюнидам рабов – низменников». Нет. Сделать так – поступить ложно, как низменники поступали с сюнидами и даже со своими соплеменниками. Нет, пожинать мечом души – вот более верное, чистое отмщение.

Он думал об этих малазанах. Их род явно отличается от натийцев. Кажется, это завоеватели из далеких земель. Они держатся строгих законов. Их пленники – не рабы, просто заключенные… хотя ему уже кажется, что разница тут чисто словесная.

Его принудят к работе. Однако он не хочет работать. Значит, это наказание, придуманное, чтобы согнуть дух воина, а со временем и сломать его. Его ждет судьба сюнидов.

«Но этого не будет. Я урид, не сюнид. Им придется меня убить, как только поймут, что покорить меня не удалось. Итак, вот истина. Показав свой нрав, я никогда не увижу освобождения из фургона.

Торвальд Ном говорил о терпении – добродетели пленных. Уругал, прости меня, ибо я должен присягнуть их правилам. Я должен показать, будто поддался».

Но он тут же понял, что это не сработает. Малазане слишком умны. Их не обдуришь внезапной, необъяснимой покорностью. Нет, нужно придумать другой вид обмана.

«Делюм Торд. Ты будешь моим поводырем. Твоя потеря – дар мне. Ты прошел этим путем, показал мне все шаги. Я проснусь, я буду сломанным. Но сломается не дух, а разум».

Да, ведь малазанский сержант ударил его очень сильно. До сих пор шея скручена на сторону. Дыхание какое-то неровное, в груди боль. Он старался медленно расслабиться, отвлекаясь от гудения нервов.

Теблоры жили сотни лет, не зная о растущем числе – и опасности – низменников. Границы, некогда оборонявшиеся с упорной настойчивостью, оказались брошенными, открылись ядовитым влияниям юга. Карса понял, что необходимо понять истоки морального падения. Сюниды не считались сильнейшими, но они все же были Теблорами – то, что сразило их, способно сразить все кланы. Принять истину трудно, но забыть о ней – значит ступить на прежний путь, путь ошибок.

Придется признать заблуждения. Палк, его дед, оказался не таким уж славным воителем, как сам о себе рассказывал. Вернись Палк с правдивыми известиями, все узнали бы об опасности. Надвигается медленное, но неумолимое завоевание. Шаг за шагом. Война против Теблоров, в которой будут осаждать не только земли, но и дух. Может быть, таких предупреждений было бы достаточно для объединения племен.

Он размышлял, и тьма сгущалась в разуме. Нет. Падение Палка куда глубже; его величайшее преступление – не ложь, а нехватка мужества. Он оказался неспособным освободиться от ограничений, сковавших жизнь Теблоров. Правила поведения, узко определенные ожидания – прирожденный консерватизм, при котором несогласные сокрушаются, изгоняются – вот что лишило деда смелости.

«А вот моего отца, похоже, нет».

Фургон снова содрогнулся под ним.

«Я видел в твоем неверии слабость. В нежелании участвовать в бесконечных, гибельных играх гордыни и самолюбия – видел трусость. Но все же… что именно ты сделал, чтобы оспорить наши пути? Ничего. Ты спрятался, ушел в себя – ты высмеивал мои достижения, мое рвение…

Готовя к этому вот мигу.

Отлично, Отец. Я как наяву виду блеск удовлетворения в твоих глазах. Но скажу вот что: ты только ранил своего сына. У меня и так достаточно ран».

Уругал пребудет с ним. Все Семеро будут с ним. Их сила защитит его от слабостей, поразивших дух Теблоров. Однажды он вернется к своему народу, он уничтожит привычные законы. Он объединит Теблоров, и они пойдут за ним маршем – вниз, к людям.

До этого мгновения… все, что случилось с ним и что случится – всё это только приготовления. Он станет орудием возмещения, и враги сами заточат его.

«Похоже, слепота поразила обе расы. Да, правота моих слов будет доказана».

Так думал он, когда сознание снова уплыло прочь.

* * *

Пробудили его возбужденные голоса. Было темно, в воздухе висел запах лошадей, пыли и свежей пищи. Фургон не двигался; он расслышал, кроме голосов, звуки разнообразной людской деятельности, а также журчание реки.

– Ага, снова пришел в себя, – сказал Торвальд Ном.

Карса открыл глаза, но не пошевелился.

– Это Кулвернова Переправа, – продолжал дарудж, – и народ бушует, узнав новости с юга. Ладно, ладно, бушует слабо, если учесть размеры городка. Помойная яма, отбросы натийского народа, который и сам по себе не подарок… Но даже малазанская рота возбуждена. Видишь ли, только что пала Крепь. Большая битва, много магии, Отродье Луны отступает – похоже, летит в Даруджистан. Возьми меня Беру, хотелось бы быть дома, переплывать озеро. Какое зрелище было бы! Рота, разумеется, сетует, что не попала на битву. Идиоты. Но что взять с солдат…

– Почему бы нет! – бросил Шип. Фургон чуть накренился, когда малазанин влез внутрь. – Ашокский полк заслужил чего-то получше, чем ловля бандитов и работорговцев.

– А ты из Ашокского полка? – спросил Торвальд.

– Да. Мы все чертовы ветераны.

– Так почему вы не на юге, капрал?

Шип скорчил рожу и отвел сузившиеся глаза. – Она нам не верит, вот почему, – пробормотал он. – Мы с Семиградья, и сука нам не верит.

– Извини, – сказал Торвальд, – но если «она» – я так полагаю, это Императрица – вам не верит, тогда почему отсылает назад? Разве Семиградье не на грани мятежа? Если есть шанс, что вы измените, почему бы не оставить вас на Генабакисе?

Шип сверкнул глазами: – Зачем я вообще с тобой говорю, вор? Ты можешь быть одним из ее шпионов. Даже Когтем.

– Если так, капрал, ты со мной слишком плохо обходишься. Эту подробность я обязательно упомяну в рапорте – самом секретном, том, что пишу в полном секрете. Тебя как звать – Шип? Это вроде «занозы», да? Ты назвал Императрицу сукой…

– Заткнись, – прорычал малазанин.

– Я слышал предельно ясно, капрал.

– Тебе показалось, – прорычал Шип и спрыгнул с фургона.

Торвальд Ном помолчал. – Карса Орлонг, ты можешь мне объяснить, почему этот тип отрицает очевидное?

Карса тихо сказал: – Торвальд Ном, слушай внимательно. Воин, который был со мной, Делюм Торд – его ударили по голове. Череп треснул, вытекла мыслекровь. Разум его ушел и не нашел обратной дороги. Он остался беспомощным, слабым. И меня ударили по голове, мой череп треснул, вытекла мысле…

– А мне казалось, это были слюни.

– Тихо. Слушай. Отвечай шепотом. Я дважды просыпался и ты заметил…

Торвальд прервал его, пробормотав: – Что твой разум не нашел дороги или как там. Я это заметил? Ты бормочешь бессмысленные слова, поешь детские песенки и тому подобное. Ладно. Отлично. Я подыграю тебе – с одним условием.

– Каким условием?

– Когда ты сумеешь бежать, освободишь и меня. Можешь считать меня мелочью, но, уверяю…

– Очень хорошо. Я, Карса Орлонг из Урида, даю слово.

– Чудно. Люблю формальные клятвы. Эта звучала как настоящая.

– Она и есть. Не насмехайся надо мной, или я тебя убью, как только освобожусь.

– Ах, я вижу, ты угрожаешь. Похоже, придется взять еще одну клятву…

Теблор зарычал от нетерпения, но затем сдался: – Я, Карса Орлонг, не убью тебя после освобождения, если ты не дашь повода.

– Разъясни природу означенного повода…

– Даруджи все такие?

– Список не должен быть изматывающе длинным. Под «поводом» мы будем понимать, скажем, попытку убийства, измену и, конечно же, насмешки. Можешь придумать еще?

– Слишком много болтаешь.

– Ну, здесь мы ступаем в очень серую, очень зыбкую тень. Тебе так не кажется? Вопрос культурных различий…

– Думаю, Даруджистан мне придется завоевать в первую очередь.

– А я подозреваю, что малазане тебя обгонят. А ведь мой любимый город никогда не был завоеван, хотя содержать собственную армию для него слишком дорого. Боги не только сочувственно следят за ним, но, похоже, пьют в его тавернах. Так или иначе… тсс, кто-то пришел.

Застучали сапоги. Карса следил, прикрыв глаза. Сержант Корд появился в поле зрения, долго смотрел на Торвальда Нома. – Ты совсем не похож на Когтя, – пробурчал он наконец. – Но, может быть, в том все и дело.

– Наверное.

Голова Корда начала поворачиваться в сторону Карсы; тот полностью закрыл глаза. – В себя не приходил?

– Дважды. Но только пускал слюни и скулил словно зверь. Думаю, вы повредили ему мозг, если допустить, что у него был мозг.

Корд хмыкнул: – Может, это к лучшему. Только как бы не помер. Да, о чем я?

– Торвальд Ном, Коготь.

– Точно. Отлично. Даже если так, мы будем принимать тебя за бандита, пока не докажешь, что ты совсем другое дело. Поплывешь на отатараловые рудники со всеми. Если ты Коготь, лучше объявить об этом до отплытия из Генабариса.

– Но учти, – улыбнулся Торвальд, – что в мои задачи может входить маскировка под узника отатараловых рудников.

Корд нахмурился, выругался и покинул фургон.

Они слышали, как он кричит: – Заводите треклятый воз на паром! Быстрее!

Колеса заскрипели, волы замычали.

Торвальд Ном вздохнул, прислонился головой к стенке, сомкнул глаза.

– В опасные игры играешь, – пробормотал Карса.

Дару открыл один глаз: – Игры, Теблор? Да, но не те игры, о которых ты думаешь…

Карса хмыкнул, выражая отвращение.

– Не суди поспешно…

– Не буду, – отвечал воин. Волы втянули повозку на деревянные сходни. – Моими поводами будут попытка убийства, измена, насмешки и если ты окажешься каким-то там «когтем».

– А болтовня?

– Кажется, ее я смогу выдержать.

Торвальд не спеша склонил голову к плечу. Ухмыльнулся: – Согласен.

* * *

Странным образом, необходимость изображать безумца больше всего помогала Карсе сохранять здравый ум. Лежать дни, недели на спине, прикованным к днищу фургона – такой пытки Теблор раньше и вообразить не мог. Паразиты ползали по телу, покрыв его зудящими укусами. Он знал, что звери в лесах иногда бесятся от черных мух и гнуса; теперь он понял, почему это случается.

В конце каждого дня его омывали ведром холодной воды; возчик, старый вонючий натиец, кормил его, становясь на колени и черпая из почерневшего котелка густую похлебку из каких-то семян. Широкая деревянная ложка вливала в горло Карсы горячую похлебку и проталкивала жилистое мясо. Губы, язык и нёбо Теблора покрылись ожогами – кормление происходило слишком часто, и плоть не успевала исцеляться.

Кормление тоже стало пыткой. Впрочем, потом Торвальду Ному удалось уговорить возчика и взять эту задачу в свои руки. Он заботился, чтобы похлебка успевала остыть. Ожоги зажили через несколько дней.

Теблору удавалось сохранить силу мышц, ибо каждую ночь он напрягал и расслаблял их. Однако неподвижные суставы жестоко болели, и с этим он ничего не мог поделать.

По временам воля его ослабевала, мысли уплывали назад, к демонице, которую он с товарищами освободил. Женщина – Форкасаль провела под тяжелым камнем невообразимое число лет. Она смогла обеспечить себе некоторую подвижность; нет сомнений, она находила утешение, когда удавалось еще немного поцарапать камень. Но все же Карса не мог понять, почему она не сошла с ума и не умерла.

Мысли о ней заставляли его ощутить смирение, и дух слабел, как слабело прикованное тело с плечами, разодранными в кровь о грубые доски, в грязной одежде, бесконечно мучимое слизнями и гнусом.

Торвальд говорил с ним, словно с ребенком или зверьком. Утешительные слова, успокоительные интонации… «проклятая многоречивость» стала чем-то совсем иным, и Карса держался за нее, сражаясь с нарастающим отчаянием.

Слова кормили его, не давали разуму умереть от истощения. Они мерили течение дней и ночей, обучали языку малазан, передавали описания мест, мимо которых проезжал отряд. После Переправы был город побольше, Нинсанский Ров, где толпа детей влезла в повозку, пиная Теблора и тыкая в него палками, пока Шип не прогнал их. Там пересекали другую реку. Дальше был Мелимост; за ним, через семнадцать дней, Карса увидел над головой арку ворот Тениса – она проплыла сверху, фургон загрохотал по мостовой, слева и справа виднелись дома в три и даже в пять этажей. Повсюду звуки людской жизни – низменников тут было больше, чем Карса мог вообразить.

Тенис был портом, его пирсы вздымались из вод восточного берега Малинского моря, в котором вода насыщена солью, как в источниках на границах Ратида. Однако Малинское море не было густым, мутным прудом. Оно было слишком большим: путь до Малинтеаса занял четыре дня и три ночи.

При переноске на борт корабля Карсу впервые подняли – вместе с днищем – и это оказалось новым видом мучений, ведь цепи приняли всю его немалую тяжесть. Суставы дали о себе знать, заставляя Карсу кричать без перерыва – пока кто-то не залил в глотку обжигающую жидкость. Она заполнила желудок, и разум померк.

Очнувшись, он обнаружил, что днище привязали вертикально к тому, что Торвальд назвал «главной мачтой». Даруджа приковали рядом, обязав ухаживать за Карсой.

Корабельный лекарь втер мази в опухшие суставы Карсы, ослабив боль. Но явилась новое страдание: у Теблора заломило голову.

– Плохо тебе? – шепнул Торвальд. – Это называется похмельем, друг. В тебя влили целый мех рома. Счастливый ублюдок. Конечно, половину ты выблевал, что помогло мне сохранить приличия и не лизать палубу. А теперь нам надо найти укрытие, иначе мы прожаримся на солнце и будем бредить. Поверь, ты уже набредил за двоих. К счастью, это был теблорский язык, а его на борту не понимают. Да, мы на время разошлись с капитаном Добряком и его солдатиками. Они на другом корабле. А кстати, кто такая Дейлис? Нет, не говори. Ты перечислил много страшных вещей, которые намерен сотворить с этой Дейлис – или это он? Надеюсь, за время плавания к Малинтеасу ты освоишься в море, что хоть как-то подготовит тебя к ужасам Менингальского Океана. Надеюсь.

Есть хочешь?

Команда – по большей части из малазан – обходила Карсу стороной. Остальные заключенные были заперты в трюме, но днище повозки не пролезло в люк, а капитан Добряк строго приказал не отвязывать Карсу при любых обстоятельствах, невзирая на явное его слабоумие. Это не признак недоверия, тихо объяснял Торвальд, а всего лишь знаменитая осторожность капитана (ее считают излишней даже солдаты). Действительно, притворство Карсы увенчалось успехом – он превратился в безобидную скотину: ни проблеска разума в тусклых глазах, дикая улыбка, все признаки полного распада сознания. Гигант, прежде воин, стал хуже ребенка – так пусть его утешает скованный бандит Ном, любитель болтать без умолку.

– Когда-то им придется отвязать тебя от телеги, – прошептал дарудж ночью, когда корабль шлепал по волнам в Малинтеас. – Но, возможно, не раньше прибытия на рудники. Терпи, держись, Карса Орлонг – если ты еще слышишь меня, в чем даже я стал сомневаться. Ты еще в здравом уме, не так ли?

Карса издал тихое мычание. Иногда он сам сомневался. Некоторые дни совершенно пропали, стали слепыми пятнами памяти. Такое ощущение оказалось для него самым страшным в жизни. Держаться? Он не знал, сможет ли.