Текст книги "Лиорн (ЛП)"

Автор книги: Стивен Браст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Нет, я по – прежнему не понимаю, и все же вроде как подобрался близко.

Наверное.

Мы доели, после чего Тряпочник вежливо предложил оставить мусор его заботам.

Я еще какое – то время расхаживал по театру и понял, что все больше и больше ощущаю себя зажатым в тесноте, не способным ничего сделать. Словно в клетке.

Сидеть в клетке – неприятно, и с головой от такого творятся странные вещи; но ведь это лучше, чем умереть, так ведь? А что клетка, так сиживал я и в худших.

Я все еще не компенсировал весь нужный мне сон, так что решил, что сегодня у меня короткий день, и направился к себе в «норку».

* * *

Дерагар изучил себя в зеркале и в последний раз поправил прическу.

Мысленно потянулся к отцу и сообщил, что на остаток вечера будет занят.

«Да, – отозвался Крейгар, – могу себе представить…»

«Не надо.»

В голове у него эхом отозвался смешок. Закончив приводить себя в порядок, он снова посмотрел на собственное отражение. Отражение забавлялось. Он забавлялся. Осознал, что ему не терпится, и не мог не усмехнуться. Помешает ли толика недоверия – в конце концов, она из Левой Руки, – получить удовольствие от ее общества, или добавит к общему опыту чуток трепета? А может, и то, и другое?

Так, главный вопрос: с подарком идти или нет? А если с подарком, с каким именно? Иначе говоря, он действительно ухаживает за ней, или просто знакомится достаточно хорошо, чтобы решить, хочет ли он этого? Главный аргумент за подарок – время, так у него будет повод убить оставшийся до встречи часок.

Ну же, Дерагар, ты что, ребенок?

Наконец он решил, что раз уж они сошлись в таком неформальном ключе, подарок – это риск слишком усилить связь. А еще, если задуматься, покрой одежды, пожалуй, несколько через край: бархат говорит то, что он вовсе не собирался говорить, а оборки вокруг шеи, нет, это просто неправильно.

Еще вопрос: нормальный меч или парадный?

Он покопался в шкафу, трижды изменил мнение, в итоге остался как было. Меч не брать, а вот кинжалы должны быть строго утилитарными.

Прогулка была бодрящей, вечер – приятным. Забавно, он даже почти подпрыгивал, входя в здание.

Никка встала, когда он вошел, и улыбнулась.

– Мило. Мне нравится костюм.

– Спасибо.

– Не слишком модно для клявы?

– Верно. Может, тогда выпить что – нибудь получше? Или даже поужинать?

– Конечно. За мой счет, раз уж ты взял на себя труд парадно одеться.

– Не такой великий труд. Сложно было разве что сделать вид, что я не пытаюсь парадно одеться, и это явно не получилось.

Она рассмеялась. Смех у нее был приятный, глубокий, и глаза у нее при этом сверкали.

Ордвинаковы подмышки, Дерагар. Ты у ее ног.

– Есть мысль, где именно? – спросил он.

– Ага, знаю одно местечко. Но придется пройтись.

– Вечер хороший.

– Правда? Я весь день не выходила. Работала с твоими монетами.

– Теплый бриз с моря – океана. Мне он всегда нравился.

– Всяко лучше ароматов скотобойни.

– Уф. Вот обязательно надо было поминать?

– Да. Ты почти отдался подростковой романтике.

– А что, такая есть?

– Угу.

– Надо быть поосторожнее.

– Время, господин джарег.

– Понимаю, госпожа джарег.

Он предложил ей руку, которую она без раздумий приняла.

– Итак, – проговорила Никка, – как там преступления?

– Хорошо. А у тебя?

– Великолепно.

– Хмм. Ты уверена, что в преступлениях нет романтики?

– В наших – точно нет.

– И то верно.

Таверна была крохотной, похожей на дом торговца, у которого снесли несколько стен. Там было шесть столиков, каждый лишь с двумя стульями, и небольшая барная стойка вообще без стульев. У стойки несколько текл что – то пили из стеклянных чашек и тихо переговаривались. Дерагар узнал ароматы ванили и чего – то цитрусового, но прочее опознать не сумел. Занят был лишь один из столиков. Они уселись за крайний, он позволил Никке занять место у стены.

– Приятное местечко, – сказал Дерагар. – Что тут стоит брать?

– Пиво любишь?

– Не слишком.

– Хорошо, потому что оно тут отвратное. А вот вино вполне приличное.

Но мы здесь ради пирогов с мясом и апельсиновым соусом.

– Пироги с мясом и… ха. Ладно.

– Верь мне.

– Обещаю.

Разговор продолжился, в этом Дерагар был уверен, но о чем они говорили – он не помнил, только что через некоторое время у него закружилась голова, а потом чашка с вином выпала из рук, и Никка вдруг показалась обеспокоенной. Он помнил, что хотел сказать ей, мол, все нормально, но не знал, сумел ли что – либо сказать, прежде чем рухнуть со стула совершенно безо всяких на то причин, а потом его ударило полом.

* * *

Меня разбудил хлопок за дверью моего крохотного чуланчика, на который я отозвался четким и ясным:

– Мррф?

– Вам принесли кляву.

Голоса я не опознал, но словами проникся. Забавно, что сама мысль о кляве будит меня так же быстро, как и собственно клява.

В любом случае я быстро оделся и поднялся к боковому выходу, где клява все еще источала пар. Мне восхотелось издать дьявольский гогот.

Опять же, я ведь был в театре, так что, возможно, и стоило.

Клява оказалась горячей и не слишком сладкой, и исполнила счастьем все мои конечности. Лойош и Ротса хранили молчание, уважая мою эйфорию воссоединения с кружкой.

Чуть погодя я поднялся в зрительный зал, чувствуя себя столь благодушным, что меня не беспокоило, что я могу увидеть там, на сцене.

Возникнув в зале, я увидел только что вошедшую туда Абесру. Я держался подальше, моей частью было – доставить адвоката к Пракситт, исключив меня из процесса полностью, в первый раз они это мое намерение проигнорировали, и я не хотел давать им возможности проигнорировать его и во второй раз.

Учитывая все обстоятельства, вряд ли у меня хватит терпения разбираться со всеми юридическими плюсами и минусами подготовки судебного процесса насчет имеют ли лиорны право запретить пьесу из – за того, что она оскорбляет их чувства.

Я почувствовал, как моя физиономия искривляется в гримасе, и сказал себе: стоп, хватит. Да, слишком много тут происходило всего и сразу, и это мешало мне разобраться с каждым кусочком по отдельности. Однако это вовсе не оправдание, чтобы все это отражалось на моем лице. Потому что если можно что – то прочесть по лицу, уже даже незачем пытаться влезть в сознание.

И все же, вопреки всему этому, клява подняла мне настроение.

9. ДЕНЬ 2 АКТ 4 СЦЕНА 1

Гример:

 
Каждый вечер после представленья
Каждый смотрит в зеркало актер.
Каждый раз я слышу их скуленье:
 

Актер:

 
Вот, опять морщины! Эй, гример!..
 

Гример:

 
Каждый раз меня они ругают,
Не желая знать забот моих.
Кремы и лосьоны сочиняю,
Как поэт свой сочиняет стих,
Подбирая лучшее из лучших,
Красоту актерам наводя —
Но насколько ж надо быть дремучим,
Чтобы верить в грим, а не в себя!
Макияжи иссушают кожу,
Это кто угодно подтвердит…
 

Актер:

 
Мертвяков играть с такою рожей!
 

Гример:

 
Роли – режиссер определит.
 

Актер:

 
Как разгладить это непотребство?
Тут без волшебства не обойтись.
Может быть, его поможет средство…
Что за мерзопакостная слизь?!
 

Гример:

 
Разный цвет имеет и фактуру
Кожа на лице и на руках,
Каждому – своя нужна микстура.
 

Актер:

 
Кажется, со мною дело – швах.
 

Гример:

 
Я художник: облик персонажа
Кисть рисует верная моя —
Чтоб из зала зритель видел каждый,
Кто есть кто на сцене бытия.
Каждый раз, смывая грим, рыдает
Каждый над лицом своим актер;
Кожа от косметики страдает,
Уж такой в театре коленкор.
 

* * *

Проходя мимо одной из комнатушек, я увидел на столе стопку бумаг, а я не из тех, кто проходит мимо оставленных без присмотра бумаг, как минимум не заглянув.

На верхней странице было просто пропечатано большими буквами «ПЕСНИ ПРЕССЫ». В правом верхнем углу аккуратно приписано от руки: «Плотке».

Перевернув несколько страниц, я прочитал немного – и остановился.

Когда – то у Коти на полке стояло несколько книг, где не было ничего, кроме сценариев пьес – кое – что из Экрасана и несколько произведений Каратис из Несквина – Приозерного. Мы даже ходили в театр на пару постановок Каратис – самую ее знаменитую, «Три замочные скважины», и комическую «Сагу о Пунияле». Мне понравилось, хотя я и не такой фанат, как Коти. Потом попытался почитать книжки, и они показались совершенно пустыми; даже шутки в «Пунияле», над которыми я в театре надрывал живот, на страницах заставляли разве что чуть улыбнуться.

Это я и вспомнил, перелистывая сценарий, пропуская все песни, но отмечая строчки, которые, вероятно, будут смешными, если я услышу их со сцены.

Сравнивая это с моей профессией, сценарий – это план, а постановка – это его выполнение. Возможно, аналогия не лучшая, но уж какая вышла.

Чуть погодя вошел тиасса и спросил:

– Ты тут не видел мои… а, вот они.

Я чуть поклонился и передал ему бумаги.

– Потеряешь – оштрафуют, – сообщил он.

– Вот не удивлен.

Он кивнул.

– Всякий раз, когда забываешь, что все тут в конечном итоге ради денег, они тебе обязательно об этом как – то да напомнят. Я Хайфа.

– Влад, – отозвался я, – а это Лойош и Ротса.

– Рад познакомиться со всеми вами.

– Взаимно.

– Так по какому поводу ты пришел в наш скромный семейный особнячок?

– Прячусь.

– Да? От кого?

– От людей, которые хотят сделать мне плохо.

– Похоже, от таких и правда надо прятаться

– Вот и я так подумал.

– А как они выглядят, знаешь?

– Нет.

– Хмм. А как же ты их тогда вычислишь?

– Буду искать тех, кто задает много вопросов.

Наверное, я надеялся, что он испугается, извинится и уйдет, однако Хайфа лишь рассмеялся.

– Хорошо сыграно.

Сознаюсь, мне понравилось.

Впрочем, тот, кто регулярно выходит, дабы на глазах у тысячной толпы рисковать прослыть идиотом, должен обладать или храбростью, или тем, что у дзурлордов вместо нее. Когда попросту плевать, как там будет.

Нет, мне – не плевать.

И на особую храбрость, если так подумать, я тоже не претендую. Так как же я делаю то, что делаю? Наверное, в основном – не задавая себе подобных вопросов. Я все еще размышлял над этим, когда Хайфа уточнил:

– Прости?

И я сообразил, что машинально задал ему вопрос, и примерно с минуту соображал, какую часть своих мыслей я только что озвучил.

А, ну да.

– Вот интересно стало, когда ты выходишь на сцену, и на тебя смотрит столько народу, – проговорил я, – ты такой храбрый, или тебе все равно?

Он задумался, потом кивнул.

– В моем случае – в основном все равно. Страха сцены у меня нет, хотя потом, уже после представления, бывает, всего колотит. У каждого, знаешь ли, по – своему.

Ага. У каждого по – своему. Чертовски верно.

– А ты никогда не думал, почему тебе это нравится? В смысле, быть на сцене.

Раньше он стоял, теперь сел. Налил себе в чашку воды и пригубил; движения у него были очень плавными, что напомнило мне Сару – или того лиорна, который тогда уходил из театра. Наконец Хайфа ответил:

– Думал, конечно. Иначе нельзя. И думаю, тут тоже для каждого актера по – своему.

– И? Нет, если это слишком личное…

– Нет, все нормально. Мы обсуждаем меня; это любимая тема у каждого актера.

– Ха. Ну так что ты надумал насчет себя?

– Несколько моментов. Один, довольно существенный – я, знаешь ли, просто люблю, когда на меня все вот так вот смотрят.

– Да, такие люди мне тоже знакомы.

Он кивнул.

– У меня есть друг – певец, Хаскев… – он сделал паузу и посмотрел на меня, вероятно, проверяя, знакомо ли мне сие имя. Я покачал головой. – Да, так вот, Хаскев сказал, что давно уже выяснил: он как раз из таких, кто идет по жизни с девизом «смотрите на меня, смотрите на меня!» – и добавил, мол, уж если я такой, так каждый из тех, кто смотрит, должен хотя бы увидеть нечто стоящее. – Хайфа пожал плечами. – Наверное, поэтому он так хорош. Я его слова запомнил.

– Что ж, это честно. Ты сказал, это один момент, а еще какие?

– Знаешь, каково это, когда ты работаешь вместе с несколькими людьми, и все вы делаете нечто вместе, и вот у вас наконец получается?

– Э, не совсем.

– Попробуй как – нибудь. Это правда приятно.

– Буду иметь в виду.

– И еще…

Я ожидал продолжения, но он так и сидел, задумавшись, и я наконец напомнил:

– Хмм?

– Что? А. Я просто подыскивал слова. Обычно мне этого не требуются, для такого писатели есть, их слова я и озвучиваю.

– Ну да.

– О таком трудно говорить. Но иногда я, ну, не знаю, растворяюсь, пожалуй.

– Растворяешься?

– В роли.

– В смысле становишься тем, кого играешь?

– Не совсем. Тут скорее когда весь процесс – реплики, паузы, жесты, – вообще уходит в сторону, а я просто делаю то, что делаю, и тогда я не могу ни забежать на реплику вперед, ни пропустить фразу, просто все это происходит со мной само по себе, а я словно наблюдаю со стороны. И это… о таком даже говорить трудно.

– Нет – нет, я понял. Со мной бывало нечто подобное.

– Так бывает нечасто.

– Совсем нечасто.

– Был бы еще способ, чтобы оно вот так случалось постоянно…

– Есть такой способ. Стань хорош в своем деле, делай что нужно – и надейся, что тебе повезет.

Он рассмеялся.

– О да, ты и правда об этом знаешь. А у тебя это что было?

– Когда меня пытались убить.

Он хохотнул, посмотрел на меня и перестал смеяться; я же улыбнулся.

– Лучше скажи мне, – проговорил я, – когда ты играешь свою часть пьесы, чувствуешь ли ты то, что должен чувствовать твой персонаж?

– Только когда меня хорошо так накрывает, – на это я усмехнулся, а он сказал: – Нет, серьезно. Некоторые именно так и работают, тот же Буррик.

Но для меня это просто выражения, жесты и движения, а я кто – то вроде кукловода, который дергает за ниточки и следит, чтобы ничего не запуталось.

– Ха.

– Ты что, разочарован?

– Чуток. То есть это все, получается, вранье?

– А что плохого во вранье?

– И то правда. Наверное, ничего плохого, если ты это делаешь хорошо.

Он поднялся, выдал в мой адрес нечто вроде салюта, собрал бумаги и вышел вон, оставив меня размышлять о вранье.

Помню, когда – то, я только начал встречаться со своей ныне бывшей женой Коти, у нас состоялся один из тех разговоров, который парочки всегда затевают, отчаянно желая узнать друг о дружке все и сразу. Мы пили кляву в уличном заведении в районе Канала, я все еще поправлялся после ранения. По факту, после нанесенного ею же ранения[31]31
  См. «Йенди»


[Закрыть], но сейчас это неважно. И вот она тогда спросила меня, был ли я когда – нибудь напуган, вот прямо очень – очень.

Я замешкался, потом замешкался еще немного, прежде чем ответить:

– Ага.

Она рассмеялась.

– А зачем такая долгая пауза, Владимир? Или ты подумал, что я буду хуже думать о тебе?

– Не знаю, – сказал я. – В смысле, это случается нечасто – ты не хуже меня знаешь, что когда слишком занят, двигаясь, наблюдая и слушая, бояться времени особо и нет. Но – да, бывало такое; и – нет, я не знал, как ты это воспримешь.

Глаза ее смеялись, и она полушутливо поинтересовалась:

– Тогда зачем говорить правду?

Я сделал глубокий вдох.

– Потому что я еще не знаю, что у нас с тобой будет, но это может быть и настоящее, это может стать чем – то важным в моей жизни, понимаешь? А если так, я не хочу начинать это с вранья.

– О, – только и сказала она, внезапно серьезная.

– И, – добавил я, – если ты спросишь, когда я в последний раз был очень – очень напуган, я отвечу – вот прямо перед тем, как все это сказал.

И Коти потянулась через стол, накрыв ладошкой мою руку, позволив мне утонуть в ее карих глазах, бездонно – карих, и заявила:

– Тут нечего бояться.

Я позволил этим воспоминаниям растаять, как морской туман под ветром, и вернулся в холодное и пустое настоящее.

Выпил еще воды и направился в зрительный зал.

* * *

– Сообщение, босс, – крикнул Жестянкин. – Желтый браслет.

Когда делами здесь заправлял Влад, ему не нравилось, когда они перекрикивались, сидя в разных комнатах; Крейгар этого не понимал – ни тогда, ни теперь.

– И что там? – крикнул он в ответ.

– Не знаю. Говорит, «твоя рука».

Крейгар вздохнул, поднялся и, просто по привычке, проверил, что кинжал в поясных ножнах ходит свободно, а метательный нож удобно закреплен промеж лопаток. В каком – то смысле примета такая: попытка убийства никогда не происходит, когда к этому готовишься, соответственно любая подготовка – предотвращает какой – то вариант убийства. Чушь, конечно, но что есть, то есть.

Безвредный на вид пожилой текла с полминуты пялился в сторону Крейгара, прежде чем заметил, что он стоит там, удивился, низко поклонился и протянул свернутую в трубку бумагу – хорошую бумагу, отметил Крейгар, а не дешевый пергамент. Взяв свиток, он кивнул Жестянкину, чтобы тот выдал посланнику мелочишку, и пошел обратно в кабинет, на ходу разворачивая записку.

Потом прочел. Она была очень короткой.

Сел, прочел еще раз. Заметил, что руки его дрожат, и положил бумагу на стол.

– Жестянкин! Не отпускай посланника, мне нужно поговорить с ним.

– Ладно, он ждет.

– Пусть за ним кто – то присмотрит, чтобы не сбежал, и иди сюда.

Его секретарь возник на пороге.

– Динни присматривает. Что случилось, босс?

– Дерагара взяли.

Жестянкин моргнул.

– Ты о чем?

Крейгар протянул записку.

– Они сказали, что свяжутся.

Крейгар кивнул.

– Ты в порядке?

– Не уверен. Я уже знаю, кто они и чего хотят, но пока не знаю, что с этим делать.

– Думаешь, это все насчет Влада?

– Они решили, что я знаю, где он.

– А ты знаешь.

– Да.

– И они отдадут тебе Дерагара, если ты отдашь им Влада.

– Такую сделку и предложат.

– Я…

– Сейчас мы ничего не делаем, – проговорил Крейгар. – И чтобы никому ни слова. Мне надо подумать.

– Понял, босс. Доставку продолжаем?

– Нет. Скажи Фуччи, пока все прекращаем. Не хочу рисковать, что его выследят.

Жестянкин бесшумно удалился, а Крейгар уставился на голую стену перед столом и задумался. Надо повесить тут картину, в тысячный примерно раз подумал он.

Он подождал, пока сердце перестанет колотиться, а мысли перестанут мчаться по кругу. Оставаться хладнокровным и думать тщательно – сейчас он в этом нуждался как никогда. И мог понять, что сейчас на такой подвиг не способен. Надо допросить посланника, а он совершенно не в форме, чтобы даже прикинуть, о чем спрашивать.

Поэтому он ждал. И еще ждал. Выругался и продолжил ждать. Вытянул руку и заметил, что та все еще дрожит. Выругался вновь.

Интересно, подумал он, как я могу тут сидеть и хладнокровно и бесстрастно отмечать, что я совершенно не в состоянии думать хладнокровно и бесстрастно.

Примерно через полчаса он крикнул:

– Найдите мне Шоэна.

* * *

Я сидел за кулисами, когда меня нашел мальчик на побегушках и сообщил, что в лобби некий тип в цветах джарегов хочет поговорить со мной.

Должен ли испугаться? Не слишком, решил я. Ибо был вполне уверен, что если Левая Рука меня каким – то образом разыщет, просто войти и попросить о встрече со мной – не их вариант.

«Лойош?»

«Не знаю, босс.»

Я проверил свой арсенал и направился в лобби.

Это оказался парень по имени Шоэн, который иногда подрабатывал по найму, раньше, бывало, работал на меня, а сейчас как минимум иногда – на Крейгара. Я чуть расслабился, пусть и не полностью, узнав его. Выглядел он хладнокровным, отстраненным и возможно смертоносным, потому как именно таким и был – а еще потому, что, насколько я знал, он всегда только так и выглядел.

– Привет, – сказал я.

Он кивнул. Полагаю, он гордился тем, что всегда отвечал, используя меньше слов, чем собеседник.

Раскрыв плащ, он достал сложенный лист бумаги. Так, подумал я, новая загадка. Протянул мне и застыл с ожидающим видом, намекая, что тот, кто написал это – Крейгар, скорее всего, – ожидал ответа.

Письмо было запечатано, и я вдруг усомнился, что это Крейгар, потому как ему – то зачем использовать печать? Я мог спросить Шоэна, но тогда ему бы пришлось заговорить, а такое напряжение для него могло оказаться смертельным. Я взломал печать, развернул бумагу и тут же узнал почерк Крейгара. В конце концов, я его миллион раз видел, или около того.

«Влад: Левая Рука взяла Дерагара. Они хотят, чтобы я тебя продал.

Если они могут подслушивать псионическое общение, это единственный способ, как я могу с тобой пообщаться. Шоэну я доверяю.»

Через несколько секунд Лойош сказал:

«Босс, ты как, в порядке?»

«Не знаю. Я не знаю, как я. Его сын…»

«Не твоя вина.»

«Вроде как моя.»

«Нет, не твоя, и это неважно, потому что мы его вернем.»

Я посмотрел на Шоэна, который явно не знал, что написано в послании.

Он просто ждал. А мне нужно было кое – что ему сказать.

Вдох, выдох, и я заставил себя думать. Сам Крейгар сейчас наверняка насчет думать не очень, так что мне стоит хотя бы попробовать. Подобного со мной ранее точно не случалось, однако хотя бы заставить наличествующие у меня мозги выполнять свою работу даже в отрыве от всего остального меня – такая практика уже имела место[32]32
  См. «Джагала»


[Закрыть].

Дерагар, кстати, сын Крейгара. Я узнал, что у него есть сын, только несколько дней назад[33]33
  См. «Ястреб».


[Закрыть]. Почему Крейгар связался со мной вместо того, чтобы сотрудничать с Левой Рукой – вот это бы стоило узнать. И, конечно, что вообще нам делать. А значит, нужно поговорить. Для чего существовало только два варианта: или выдать ему контр – заклинание, чтобы мы смогли общаться псионически, и нас не подслушали бы, или найти способ побеседовать вживую.

Знаете, я вовсе не сожалел о той идее, что сняла с меня смертный приговор джарегов, однако она определенно многое усложняла.

Как бы то ни было, а мне нужно поговорить с Крейгаром. И вполне очевидно, что если Крейгар собирался меня предать до этого разговора, у него не было никаких причин вводить меня в курс дела.

– Ладно, – сказал я Шоэну. – Передай ему, пусть найдет волшебника – Нарвайна, например, – чтобы тот полностью его прикрыл, а потом пусть выскользнет через туннель и встретится со мной тут. Я буду ждать. Если это почему – то не сработает, что ж, придется тебе еще разок поработать посыльным.

Он кивнул, понимающе крякнув, и вышел вон. Я смотрел ему в спину, а потом – туда, где недавно находилась его спина. Я знал Шоэна много лет, и все же практически ничего не знал о нем, только что он – эффективная машина для убийства. Но что это значит? Как кто – то становится полностью хладнокровным и бесстрастным убийцей?

Ага, уж мне – то стоило бы знать, сам таким довольно долго был, но почему – то вот сейчас, глядя, как он уходит, меня вдруг проняло.

За эти годы я каким – то образом изменился больше, чем думал. И если для того, чтобы выжить, я должен буду вновь стать тем, прежним, ибо иного варианта нет – я не был уверен, что смогу.

Стульев в лобби не было, так что я вернулся в зрительный зал и устроился в заднем ряду на сидении напротив «края два», откуда и наблюдал за сценой, где режиссер продолжала, вопреки всем сопутствующим риском, ставить пьесу.

– Будь проклята Империя, будь прокляты лиорны, и будь прокляты все трусы в ледяных преисподних Ордвинака!

А потом они разошлись на обед.

Почти уверен, кстати, что настоящий Кераасак такого никогда не говорил. Но с пьесами всегда так: они берут то, что было, и совершенствуют. Поэтому они мне и по душе.

Когда актеры расходились со сцены, некоторые смотрели на меня, словно пытались понять, кто я и что тут делаю. Надо же; я думал, слухи разойдутся куда быстрее. Впрочем, возможно, разошлось сразу несколько противоречивых слухов, а они пытаются понять, который ближе к истине.

Можно было бы почитать, но книгу я оставил внизу; также я не хотел пережевывать свои эмоции насчет сына Крейгара – или насчет еще чего бы то ни было, – а потому просто сидел и вспоминал с Лойошем старые недобрые времена, а потом мы обсудили, как бы вырваться из – под Левой Руки. Я предложил приготовить для всех хороший праздничный ужин, после которого мы все непременно бы подружились. Лойош выразил некоторые сомнения насчет работоспособности такого подхода.

То, что Крейгар творит, когда его в упор не видно, всегда представлялось чем – то таким, что он делает не специально, и он говорил то же самое, вот натура такая – смешиваться с фоном. Но сейчас, непонятно почему, такого не случилось: он просто вошел в зал, нашел меня и подошел, ожидая. Ухмылочки, которая всегда была словно приклеена к его лицу, также не было. Я осмотрелся; на сцене и в зале расхаживали актеры, музыканты и техперсонал.

– Пошли, – велел я.

Я успел приметить за кулисами одну комнатенку, почти сразу за «краем один», которой никогда не пользовались, и рядом с ней не было других помещений. Там стоял письменный стол и пара стульев; подозреваю, что орка, Женька, ее использовал как свой кабинет, когда в том была нужда.

Я выдвинул из – за стола один из стульев, поставил напротив другого и сел.

– Твой сын, – проговорил я.

Он опустился на стул напротив.

– Ага.

– Так почему?

– В смысле почему связался с тобой вместо того, чтобы сдать тебя им, как они и хотели?

– Ага.

– А ты уверен, что я не часть всей этой схемы?

– Ага.

– Ты прав, не часть.

– Тогда почему…

– Потому что я тебя знаю, Влад. Люди, которые противостоят тебе, как правило, умирают, а люди, которые на тебя полагаются – живут дальше.

Обычно. Уж не знаю, это удача, искусство или их сочетание. Но чем бы оно ни было, я слишком часто видел, как это работает. Так что я ставлю на тебя против всей Левой Руки. Ну или хотя бы одной из ее фракций.

Я кивнул.

– И что ты должен сделать, чтобы Дерагара вернули?

– Сказать им, где ты, и не предупреждать тебя.

– Хорошо.

– Есть идеи?

– Пока нет, но дай минутку подумать.

– Да хоть две.

Это должно было быть обычной шуточкой Крейгара, но бесстрастный голос его придавал ей совсем иной окрас. Он беспокоился. Странное дело: даже раненый, почти на грани смерти, Крейгар не утратил привычного ехидства что в голосе, что на физиономии, а вот сейчас… В общем, мне даже стало несколько неловко, что я так мало о нем знал.

– Ладно, – проговорил я, – пока идей нет, но я попробую связаться с Сетрой, Морроланом и Алиерой, вдруг у них образуются мыслишки насчет поиска. И им понадобится что – то для зацепки.

– Например?

– Не знаю. Думаю, какой – то псионический образ был бы лучшим вариантом, но его не добыть. Четкое впечатление с твоей стороны, наверное, подойдет.

– И кто же будет вторгаться в мою голову?

– Вероятно, Сетра, возможно, Морролан. Алиеру просить не хочется.

Если нужно будет, Деймар.

Он кивнул.

– Кто была его мать? – спросил я.

Глаза его сузились.

– Это важно?

– Если ты уверен, что нет, меня устраивает.

– Я ни в чем не уверен, – чуть погодя сказал он.

– Добро пожаловать в мой мир.

– В противоположность тому, где я был последние двадцать лет?

– Ну ладно, согласен.

– Не суть, его мать…

Я ждал продолжений. Он выглядел необычайно задумчиво.

– Дело было во время Междуцарствия. В Организации царил полный раздрай. Я работал на парня по имени Дофер, тот занимался силовиками и еще владел парочкой прачечных. В Адриланке, спасибо графине, закон работал, но – недостаточно. Нельзя было точно сказать, где какую можно дать взятку и что нужно прятать.

– Печальная картина.

– Так и было. Говорю же, раздрай. И волшебство не работало, как ты понимаешь. Город заполонила хворь вроде простуды, я ее подхватил и был уверен, что тут мне и конец.

– Да уж, рад, что я все это пропустил.

– Это да.

Я не мог привыкнуть к тому, какой серьезный у него вид, а потом Крейгар спросил:

– Что такое, Влад?

– А?

– У тебя такое лицо…

– А. Да просто мелькнуло, что бы я чувствовал, если бы кто – то похитил Влада Норатара.

Он выдохнул и кивнул.

– Да. Итак. Междуцарствие, Дофер. Организовано все было не так четко, как сейчас, но Дофер работал на типа по имень Хальвар. И этот Хальвар о чем – то таком договорился с графиней.

– С графиней Белой Вершины, в смысле? – уточнил я.

Он кивнул.

– А о чем именно договорился?

– Не знаю точно, но это и неважно.

– Просто совсем не в ее обычае… Ладно, не суть. Продолжай.

– Я во всем этом практически не участвовал. В основном шатался рядом с Дофером, иногда собирал для него долги и внимательно ловил все слухи, которые могли бы означать, что нам надо временно затаиться. И вот где – то в тот период я прошел по рынку и увидел бронзовую статуэтку лошади.

Небольшую, она свободно помещалась у меня в руке, но работа была потрясающая. В таких подробностях, там буквально грива на ветру развевалась, можно даже заметить было… я тебе ее лучше как – нибудь просто покажу.

Я попытался вспомнить, видел ли я что – то подобное у него дома, когда навещал его, пока Крейгар выздоравливал, нет, точно не видел, и вероятно, это просто был не его дом. Но сейчас совершенно не то время., чтобы раскрывать все тайны Крейгара.

– Я, конечно, ее купил и побеседовал со скульптором. Она, помимо прочего, оказалась из джарегов. Никак не связана с Организацией – ни с Правой, ни с Левой Рукой, – но конечно же, о делах знала. А дальше, понимашь, одно к одному…

– И ты оказался женат.

Он кивнул.

– А где она сейчас?

– Умерла, – просто ответил он.

– Прости.

Он кивнул.

– Давно уже.

– Есть родственники с ее стороны?

– Никаких. Катастрофа Адрона.

Я кивнул.

– А твои? – спросил я, просто потому, что никогда раньше не спрашивал, а вдруг да это окажется важным.

– Хмм?

– Родственники.

– Влад, они все драконы. Они ни за что не признают моего существования.

– А, ну да. Ладно, тут вроде ничего полезного, прости, что заставил тебя все это выложить.

– Давай следующую идею.

– Дому Джарега интересно, чтобы я оставался живым, так что… хмм, нет, это плохая идея.

На какой – то миг вернулась его старая ухмылочка.

– Поскольку лучший способ это обеспечить – прикончить меня, согласен, идея плохая.

– Крейгар.

– Хмм?

– Мне надо говорить, как я сожалею из – за того, через что тебе приходится пройти из – за…

– Левая Рука. Ага. Знаю. Это они всему виной.

– Если ты…

– Влад, ты, вероятно, должен знать, что значит – родиться в Доме Дракона.

– Э. Ну, в принципе, да.

– Это все еще во мне.

– Знаю.

– Ты – да, а вот Каола, похоже, нет. И как бы все ни обернулась, она узнает.

Я кивнул.

– Ладно, расскажи мне о Дерагаре.

– Что именно?

– Почему я его раньше никогда не видел? В смысле, почему он раньше с нами не работал?

– Ну что я могу тут сказать, Влад; он лентяй.

– А?

– Ну ладно, не лентяй, но особого огонька в работе у него нет, понимаешь, о чем я?

– Думаешь, мне нужен был народ, который горит на работе? Должен тебе сказать, Крейгар…

– Ну да. В общем, работает – то парень честно, но обычно занимался своими делишками. Держал пару игр там и сям, отмывал денежки, тихий и скромный заработок.

– И никогда ничего тяжелого не делал?

– Мы никогда об этом не говорили, но вроде бы нет. Силовая поддержка разве что. За себя он постоять может.

– Ну да, это я о нем и так понял. Ладно, дай минутку…

И в третий раз за эти три дня я потянулся к Чародейке горы Дзур.

«Прости, что снова прервал.»

«Не волнуйся. Что ты придумал?»

Пять минут, и я попрощался и уже вслух сообщил Крейгару:

– Так, у нас проблемка.

Снова на миг выглянула его старая ехидная личность.

– Ну конечно, чего я еще мог ожидать? Наверное, лучше бы тебе со мной поделиться подробностями.