Текст книги "Лиорн (ЛП)"

Автор книги: Стивен Браст

«Босс? Ты не собирался встретиться с тем оркой?»

«Угу.»

«Ты оттягиваешь встречу.»

«Знаю.»

«Это потому, что ты больше не хочешь быть тем парнем?»

«Хмм. Да нет, скорее не уверен, что могу им стать.»

«Босс, я вполне уверен, что сможешь. Надо закрыть вопрос.»

Я вздохнул.

«Да, ты прав.»

Я нашел его в одной из больших гардеробных. Орка растянулся на коротковатом для него диване, ноги торчали с дальнего конца.

– Монторри, – проговорил я. – Тебя – то я и искал.

Он открыл глаза.

– Да?

– Да. У меня к тебе есть деловое предложение. Давай – ка пройдемся.

Орка, если вдруг вы не знаете, просто не способны услышать волшебные слова «деловое предложение» и остаться совершенно безучастными. Им нужно знать. Иногда они пытаются это скрывать, но это все равно, что дразнить дзура: результат предсказуем и скор.

Он поднялся и дернул подбородком:

– Веди.

Мы прошли к задней части зрительного зала и расположились у стены напротив «края пять». Я покопался в кошельке, добыл десять империалов и вручил ему.

Он взял монеты, посмотрел на них, потом на меня.

– Это зачем?

– Низачем. Это подарок.

– Подарок.

– Да.

Он продолжал смотреть на меня. Затем заметил:

– Ты сказал, у тебя есть деловое предложение.

– А, это. Ну да. Твоя операция с «благотворительностью». Просто хочу, чтобы ты знал: теперь это моя операция, а ты из дела выходишь. Навсегда.

Он вытаращился на меня, словно никто и никогда с ним так не говорил.

Я дружески ему улыбнулся.

– С чего ты решил…

– У тебя ведь имеется дублер, так? Мы, кажется, об этом уже говорили.

Если вдруг с тобой произойдет нечто жуткое и трагическое, представление ведь будет продолжаться, верно? Потому что это для меня важно.

– Если ты пытаешься меня запугать…

– С чего бы мне пытаться делать подобное? У меня нет никаких причин тебя запугивать. Мы же друзья. И я даже только что сделал тебе хороший подарок. А ты как раз собираешься порадовать весь наш персонал.

– Если я расскажу об этом своему дяде, ты через десять секунд вылетишь отсюда на улицу, а я знаю, ты этого не хочешь.

Я кивул.

– Воистину так. Но подумай, что случится еще через десять секунд.

Он сложил руки на груди и попытался выглядеть высокомерно. Может, я и переоценил его актерские дарования.

– И что же?

Я влепил ему пощечину. А когда он поднял руки – материализовал из рукава кинжал и упер острием ему в живот.

– Я вырежу твои кишки, размотаю их, а потом запихну обратно тебе в нутро, как будто ты гребаная колбаса.

Лойош и Ротса дружно воздвиглись у меня на плечах, раскинули крылья и зашипели. Вот кто безошибочно знает свои реплики.

Мой тяжелый взгляд давил на Монторри секунд пять. Затем я дематериализовал кинжал, потрепал его по руке и вновь дружески улыбнулся.

Джареги у меня на плечах расслабились.

– Итак, мы друг друга поняли, да?

Он кивнул.

– Вот и хорошо. Что ж, тогда желаю тебе как следует выспаться.

Генеральная репетиция продолжится и завтра, и все полагаются на тебя.

Он почти убежал.

Я все еще Влад.

Вик я разыскал там, где впервые и увидел, в сборочной мастерской. Она и еще пара работников убирали помещение и раскладывали все по местам. Она вопросительно взглянула на меня.

– Сделано, – сообщил я.

– Что, вот так вот просто?

– Ага. Он легко согласился закончить со всем этим.

Вид она имела скептический. Я пожал плечами.

– Верь мне. Все кончено.

– Спасибо, – сказала она. – Тебе пришлось угрожать ему?

– Ничуть, мы просто обсудили наш общий интерес по части еды.

– По части еды?

– Ага. Мы поболтали о том, как делают колбасу.

Она, похоже, вновь мне не поверила, но я просто развернулся и удалился. Спать хотелось. А кроме того, ну как же можно было не удалиться, выдав такую вот реплику, да?

15. ДЕНЬ 3 АКТ 3 СЦЕНА 4

Кераасак:

 
Ликуют зрители, ты слышишь крики «браво!» —
А значит, к нам с тобой пришла минута славы.
Спектакль закончен, вышли мы и поклонились;
Теперь же – будем собирать все, что взрастили!
Достойным вышло представленье и хорошим,
И я горжусь, что мы подняли эту ношу,
И потому минутой славы наслаждаюсь
И бурной радостью толпы я упиваюсь!
 

Криниста:

 
Ликуют зрители, но мне – то что за дело?
Мне как писателю важны иные сферы.
Важнее мне, что моя пьеса под запретом,
И что Звезда с тобою мне, быть может, светит!
Имперский суд не испугать и не растрогать,
А император нынче зол и жаждет крови —
И злит его как раз толпа, что там ликует,
А слава нас и так с тобою не минует…
 

* * *

Добравшись до кофе, я заставил себя выпить его. Я сидел в одной из гардеробных, глядя на общую суету. Я оказался единственной персоной во всей этой структуре, пожалуй, которой сегодня ничего не нужно было делать.

Даже странно, словно я тут надо всем и вся в роли наблюдателя.

Когда Злая Черная Отрава сделала что должна была, я задумался. У меня остался один день на завершить подготовку; что же еще нужно сделать?

«Лойош?»

«Прости, босс, но мне кажется, ты уже сделал все, что мог.»

«Черт.»

Прозвенел тридцатиминутный звонок, и поскольку мне сегодня больше нечего было делать, я прошел в зрительный зал и устроился на сидении напротив «края два», чтобы посмотреть представление. Там и сям сидели еще несколько персон, вероятно, высматривали то, что нужно и можно подправить в последние минуты. Вошли музыканты, устроившись в своей яме. Кота поймал мой взгляд и кивнул, прежде чем усесться и начать настраивать инструмент.

Когда оркестр занимается настройкой, это вообще ни на что не похоже.

Диссонанс, раздражает неимоверно, и в то же время – влечет, ибо содержит обещание, что из бессмысленности всех этих диких звуков вот – вот родится самая их противоположность. Будь я атирой, я бы нашел в этом своего рода метафору о том, что такое жизнь. Но я выходец с Востока, что некогда был джарегом; мы не ищем метафор, мы просто продаем лук[47]47
  Большой – большой привет из «Джарега»


[Закрыть].

А пока представление началось – день два, акт три, сцена первая. Я попытался следить за действием так плотно, как только мог, хотя бы для того, чтобы не думать обо всем, чем я не мог уже управлять, в частности – о том, сложится ли эта часть мозаики именно так, как нужно мне.

* * *

Деймар кивнул своему исполненному энтузиазма, но косорукому ассистенту, и заявил:

– Этот экспонат готов для отправки в музей. Осторожнее с ним.

– Да, лорд, – проговорил паренек и взял коробку. Изобразил неуклюжий реверанс, не выпуская ее, и ушел выполнять поручение.

Когда он ушел, Деймару стало несколько легче. Молодой лиорн ему нравился, и он однозначно бывал полезен, однако паренька столь легко было обидеть, что Деймару приходилось постоянно следить за собой, взвешивая все, что он собирался сказать, дабы это случайно не было воспринято как подколка или издевка. Утомительное занятие. Не то чтобы Деймару не нравилось находиться среди людей, просто, в общем, какое – то время спустя ему не нравилось находиться среди людей.

Повернувшись к разложенным перед ним артефактам, он записал: «Кинжал, начало Третьего Цикла, декоративный, самоцветы указывают на драконлорда из линии э'Киерон». Аккуратно прикрепив записку к кинжалу, он отложил его в сторону. Потянулся было за следующим артефактом, и тут подала голос хлопушка. Он нахмурился. Паренек не стал бы хлопать, если бы он что – то забыл, а в гости к нему никто сюда никогда не заходил.

Он подошел к двери и приоткрыл ее достаточно, чтобы высунуть голову.

Сперва он решил, что снаружи никого нет, а потом…

– А. Крейгар. Проходи.

– Рад тебя видеть, – проговорил джарег, хотя Деймар не был уверен, так ли это, или это просто слова, которые многие люди произносят, потому как так полагается.

Крейгар осмотрел комнату. Деймар попытался взглянуть на нее так, как взглянул бы кто – то другой: чистая, но не вылизанная, там и сям на всех доступных поверхностях лежит нечто похожее на обрезки металла, или ржавые кольца, или побитое снаряжение; книги и свитки горами навалены на полках и громоздятся на полу, а на стуле в углу – несколько плащей и рубашек.

– Мне освободить тебе место, чтобы ты мог присесть?

– Нет, все нормально. Я пришел попросить об одолжении.

– Да?

– Мой сын в заложниках.

Деймар попытался решить, который из вопросов, возникших после такого заявления, задать первым, и в итоге просто уставился на гостя. Заметив, что рот его открылся сам собою, он закрыл его.

– И я бы хотел, чтобы ты помог его вернуть.

– У тебя есть сын? – наконец сумел выдать Деймар, потом покачал головой. Ну конечно же, у Крейгара есть сын. – Я имею в виду, сколько ему лет?

– Уже взрослый, – ответил Крейгар.

Деймар вздохнул и спросил:

– И кто держит его в заложниках?

– Одна из фракций Левой Руки.

– Им нужны деньги? У меня есть…

– Нет, им нужен Влад.

– Влад? Тот Влад, который твой босс?

– Бывший босс, да, он самый.

– И зачем он им нужен?

– Чтобы его убить.

– Но почему они… нет, прости. Так чего ты хочешь от меня?

– Чтобы ты извлек местоположение из сознания могущественной волшебницы Левой Руки, и все это – пребывая в поле, подавляющем волшебство.

Деймар задумался. Его порой раздражало, что его псионические способности были единственным, что считали достоинством некоторые из этих людей. Тогда как более значимая его деятельность, раскрытие секретов былого, их никогда вроде бы не интересовала. С другой стороны, однако, ему всегда нравились Влад и Крейгар, и помогать им всегда доставляло ему удовольствие.

– Какого рода эта защита от волшебства?

– Я так понимаю, очень хорошая. Наложена атирой по имени Мьюрит.

– Не знаю такой, – отозвался Деймар. – Где это?

– «Плачущий паяц», это театр на Северном холме.

– О! Да, в театрах обычно установлена очень хорошая защита от волшебства, хотя я не знаю, почему так.

– Я тоже. Из того, что я узнал от Влада, это как – то связано с изменением цвета освещения.

– Но это же бессмыслица.

– Ага, я тоже так подумал.

– Ну ладно. Раз все это должно быть в театре, получается, я не смогу это сделать так, чтобы она не заметила.

– Ага, мы тоже так решили.

– Хорошо. Где и когда?

– Я добыл тебе билет на вечер премьеры. Э, а как ты вообще относишься к мюзиклам?

– Мне понравился «Маленький помощник». Бабушка водила меня когда – то в юности. Я не прочь посмотреть еще какой – ниюудь.

– Тогда у тебя будет такая возможность. Ну, в основном. А теперь подробности…

* * *

Я досмотрел репетицию до самого конца и, ну, ладно, не так уж вышло плохо, правда, финал меня несколько удивил, и я не был уверен, что должен был почувствовать. Возможно, в этом и крылся смысл. Когда Пракситт объявила обсуждение через тридцать, я убрался оттуда – потому что полагал, что мне не стоит слушать, как унижают других актеров, где я не задействован, а еще – потому, что так могу встать первым в очередь за едой. Второе мне удалось сполна, хотя я и чувствовал себя несколько виноватым, поскольку в сегодняшней репетиции не участвовал вообще.

Впрочем, вина эта совершенно не помешала мне насладиться толстыми ломтями виннеазаврятины с острой медовой корочкой и томатами, а также молодыми клублями, обжаренными с розмарином и белосеменем. Еще на столе были коренья сон – травы с чесноком и красным винным уксусом, неплохо, но я такое готовлю лучше. Просто излагаю факты.

Тарелку и винный кубок я прихватил с собой в маленькую гардеробную дальше по коридору, чтобы покормить Лойоша и Ротсу не под перекрестьем взглядов.

Пракситт нашла меня как раз когда мы это закончили и сказала:

– Господин Талтош.

– Хмм?

– Только что прибыло отделение гвардейцев Феникса.

– О, звучит как – то не очень хорошо.

– Так – то ничего страшного, они просто загодя проверяют территорию перед посещением Ее Величеством завтрашней премьеры.

– А, ну тогда да, есть смысл.

– А есть ли причина, по которой вы не проинформировали меня, что она приняла приглашение?

– Ой, – сказала я.

– Хмм?

– Эмм, а можно мне буквально пару секунд подумать, чтобы изобрести ложь поправдоподобнее?

– Иными словами, вылетело из головы.

Я вздохнул и кивнул.

– Прости.

Она хохотнула.

– Ладно, ничего особо страшного не случилось. Декораторы сумеют соорудить для нее нечто подходящее. И конечно, я крайне польщена, что она будет в зале.

– Что ты имеешь в виду насчет «соорудить для нее нечто подходящее»?

– Своего рода Императорскую ложу, чтобы там осталось место и для ее охраны. Прямо сейчас прибывшие гвардейцы Феникса нами не особенно довольны.

Я пожал плечами.

– Глупо. Императрицу защищает Держава; вся эта мишура ей ни к чему.

– Знаю. Но так у них положено.

– Ну да. И как прошла вторая часть генеральной репетиции?

– Ужасно.

– А. Ну что ж. А как идут предварительные продажи?

– Примерно так же, но тут я не волнуюсь. Мюзиклы Северного холма всегда показывают поганые предварительные сборы, мы поэтому специально опускаем цену билетов на премьере, а потом восполняем все, когда дело раскрутится.

– Ха. Странно как – то.

Она пожала плечами.

– Знаю, в театрах Дворцового квартала и возле Канала оно по – другому, но здесь все работает именно так. Ну а дальше все зависит от того, какие пойдут отзывы и слухи.

– Ты нервничаешь?

– Ты что, болван? Нервничаю, конечно.

– Ну да. Прости.

– А ты?

Я задумался, потом рассмеялся.

– А знаешь, что? Я куда больше нервничаю насчет тех пяти секунд, когда буду маршировать по сцене, чем насчет того, сработает ли весь мой план.

Она рассмеялась.

– Уж прости, что я так говорю, но меня это успокаивает.

– Ну еще бы.

Она похлопала меня по руке.

– Не переживай. Мы все умрем.

– Угу.

И вышла, оставив меня одного. Я спустился и вновь взял книжку, надеясь отвлечься.

* * *

«С дистанции почти трех полных Циклов плюс период Междуцарствия трудно понять тех, кто безропотно соглашался с приговорами суда. Во всех архивных записях, письмах, дневниках и мемуарах нет ни единого, где бы говорилось «я согласился с судебным вердиктом, зная, что это неправильно, однако иначе я рисковал бы расстаться с имуществом, а возможно, даже и с жизнью». И хотя с нашей перспективы достаточно четко видно, что именно подобное и имело место, должно быть не менее очевидно, что открыто этого никто не признал. Зато существуют причины и оправдания, более или менее обоснованные, согласно каковым тот или этот торговец или мелкий владетель поверил официальным источникам относительно ареста театральной труппы и продлившегося тюремного заключения Плотке.

Также, что в подобных случаях не является необычным – и отмечая резкое изменение в период непосредственно перед казнью, – те, кто готовы были открыто встать на защиту Плотке, не были объединены ни Домом, ни общественным статусом, ни идеологий, и в рядах этих сил предсказуемо возникали внутренние раздоры. Опять же, с нашей дистанции, легко ткнуть пальцем и заявить, мол, вы были бы куда сильнее, если бы хотя бы временно отложили в сторону свои различия, однако в действительности такое может произойти лишь в голове стоящего вне раздоров. Защитников Плотке разделяли пропасти глубокие и страшные – их Дома, их социальное положение, их личные жизненные интересы. Воистину, при внимательном исследовании даже удивительно, что при всем этом они сумели до такой степени объединиться, особенно против столь могущественной силы, как Империя.

Но стоит также заметить, что если в рядах защитников Плотке и имелись раздоры, сама Империя в основном была слишком растерянной, неуклюжей и медлительной, чтобы хоть как – то этим воспользоваться.

Никакой угрозы вооруженного восстания, в каком бы широком смысле ни трактовать этот термин, не было. Ну да, разбили сколько – то голов, кого – то арестовали, чья – то собственность пострадала, однако не возникало ничего такого, чтобы сколько – нибудь всерьез подорвать стабильность Империи. Иными словами, события определенно отозвались и на суде, и на Домах, и на империи как таковой…»

* * *

Я отложил книгу и проверил, который час. Несколько часов убить сумел.

Завтра меня ждет тот еще денек.

Я поднялся этажом выше и прогулялся, а вдруг кто – то будет в лобби.

Кем – то оказался Шоэн, и при виде его првой моей мыслью было «что – то случилось», но – нет, он просто кивнул мне и сообщил:

– Приготовления завершены.

– Где именно?

– За кулисами. Большая комната вроде кабинета сразу за «краем один».

– Ну да, – сказал я. Вот интересно, ему физически не по себе произносить сразу столько слов? А потом хихикнул, подумав, сколько мне придется завтра пройти, чтобы по сути пересечь сцену. Шоэну я, однако, не стал объяснять, что тут такого забавного, а он, конечно же, не спросил.

Что ж, все кусочки мозаики уже есть. У меня осталось пол – дня для всех финальных приготовлений.

Пара пустяков.

Искрец появился как раз когда Шоэн собирался уходить. Они посмотрели друг на дружку примерно как пара хищников, которые решают, надо ли им убивать друг друга, дабы оборонить ареал охоты. Взгляды их скрестились – мне так показалось, очень и очень надолго, – затем оба кивнули друг другу, Шоэн удалился, а Искрец двинулся ко мне.

На меня он посмотрел ни разу не теплее, чем на Шоэна.

– Что, – проговорил он с интонацией скорее утверждения, нежели вопроса. Надо бы как – нибудь свести их с Шоэном вместе, проверить, кто сможет обойтись меньшим количеством слов, а потом написать об этом книгу.

– Сделка в порядке?

– Ага.

– Нацелился заработать кучу денег?

– Какого черта тебе нужно?

– Просто веду светскую беседу.

– Слушай, козел, если ты…

– Ну да. Сразу к делу. Ладно. Есть лиорн, зовут Талик. Он служтит Наследнику лиорнов в каких – то там лиорнских делах.

– И что у нас с ними общего?

– Он усложняет мне жизнь. Демон будет благодарен, если ты поможешь сделать так, чтобы он прекратил.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Найди того, кто сможет изобразить из себя адвоката. Вот, возьми, этого должно хватить на расходы. Пусть адвокат найдет Талика и скажет ему, что Пракситт – запомни имя, Пракситт – готова на переговоры, чтобы вычснить, смогут ли они прийти к соглашению насчет изменений в мюзикле, чтобы сделать его не столь оскорбительным. Скажи, что она даже подумывает о том, чтобы изменить имя Императора и записать его в другой Дом. Понял?

– Ага, понял.

– Но она хочет переговорить с ним лично, здесь, в кабинете продюсера рядом с «краем один», во время постановки. У нее найдется немного свободного времени в день первый, акт три, сцена пять. Все понял?

– Ага, кроме того, где мне взять причину делать все, что ты хочешь.

– Демон будет тебе должен.

– Ха. Что ж. А зачем тебе, чтобы все это провернул именно я?

Я глядел ему прямо в глаза.

– Забавы ради.

Он оскалился.

– Но я вовсе не шутил насчет Демона. Так ты сможешь все это устроить?

– Да, смогу. Только давай – ка повтори все еще разок.

И я повторил, а потом повторил еще раз. И нет, я над ним не потешался, важность репетиций я успел оценить.

Почувствовав, что он понял все как надо, Искрец хрюкнул и удалился.

Я подумал, не пойти ли мне попросту спать, вот только заснуть я сейчас не смогу, а я мало что до такой степени ненавижу, как когда кручусь в постели и думаю, что вот надо бы поспать, а не выходит. Со мной такое случается нечасто, однако сейчас, похоже, именно так и будет.

Тогда я подумал, может, еще почитать, но настрой оставался слишком беспокойным.

Тогда я отправился в комнату с поручнем, собираясь пофехтовать с отражением, однако там была толпа танцоров, на которых орал Волчок. Я не мог не задаться вопросом, хорош ли он в своем деле. Это вообще нормально, орать на людей за день до представления? Я вот на своих людей за днь до операции кричать бы не стал. Может, конечно, в театре оно иначе. Но скорее всего, Волчок просто так же на нервах, как и все остальные.

В любом случае попрактиковаться в фехтовании не получилось и я двинулся дальше.

В одной из гардеробных, мимо которых я прошел, оказалась Пракситт.

– Все готово? – поинтересовалась она.

– Наверное.

– Помни, все будет как на репетиции.

– Сколько я помню, ты на репетициях всегда говорила – работайте так, словно это представление.

– Не язви.

– Прости.

– Ты на нервах. Я на нервах. Все тут, в этих стенах, на нервах. Чем больше ты на нервах сейчас, тем выше взлетишь, когда – если мы все не умрем.

Я кивнул.

– Попробуй все – таки поспать, – проговорила она, и я отправился в свою «норку», дабы последовать мудрому совету.

16. ДЕНЬ 3 АКТ 3 СЦЕНА 4

Хор:

 
В театр превратила Империя суд,
В суд весь театр призвав.
Все обвинения списком идут,
На каждый пункт – по семнадцать минут;
С пачкой вердиктов подписанных ждут,
Труппу лишая всех прав.
 
 
В театр превратили присяжных жюри —
Все по указке твердят.
Правды никто из них не говорит
(Тот, кто решится – под суд угодит),
Все здесь подкуплены, брат!
 
 
Благо Империи вместо улик,
Воля Державы – закон.
Не правосудья бесстрастного лик,
А обвинителя яростный крик;
Вынесен нашему театру вердикт.
Неутешителен он.
 
 
В театр превратила Империя все,
Счеты с театром сводя.
Автор? Виновен! И ты, режиссер!
В страхе скамью подсудимых трясет,
Жаром клейма из застенков несет;
Публике в зал запретили проход,
«Следствия тайну» блюдя.
 
 
Все по указке Империи тут,
Все, как велели в верхах.
Все аргументы защитника – суд
Враз отклоняет. Ее не спасут.
Разве что зрители ей воспоют
Славу в грядущих веках…
 

* * *

Проснулся я встревоженным, сердце колотилось.

«Спокойно, босс.»

«Тебе легко говорить.»

Я надел костюм, проверил время – и понял, что проснулся очень, очень рано. Мне полагалось бы нанести грим, но гримеров на месте еще не было.

Возникла мыслишка, раз так, снять костюм, однако я решил этого не делать.

Добрался до комнаток строго под «краем шесть» и пристроил в пустом ящике свою одежду, сапоги, оружие и Леди Телдру. Шпага не влезла, и я ее оставил просто в углу, прислонив к стене, надеясь, что в ближайшее время тут не окажется сверхбдительного младшего уборщика, который, неодобрительно поцокав языком, убрал бы ее «на место».

«Босс, ты что делаешь? У меня и мысли не было, что ты мне и звука вымолвить не дашь.»

«Угу, прости. Тебе это очень не понравится.»

Завершив этот этап, мне осталось убить еще часика два, а заснуть снова я точно не смогу. Вопрос, сумею ли я достаточно сосредоночиться, чтобы почитать; я решил, что стоит хотя бы попробовать.

* * *

«Конфликты Двора и ученых, Двора и прессы, Двора и театров – стали скорее испытаниями не силы, а слабости, ибо фактически противостояли друг другу полное рассогласование сил, непонимание задач и несовпадение целей.

Но если тут и выделять условный перелом, ключевой момент, в качестве такового стоит назвать «Марш Профессуры» – когда две дюжны преподавателй пришли не в Императорское крыло, а в Дом Дракона, и ястребледи Дюрабесс произнесла знаменитую свою речь «Почему вам все равно?» перед собравшимися драконлордами.

Напрямую на драконов это заметного эффекта не возымело, зато дало Валенде возможность совершить еще одну, последнюю ошибку: он приказал имперской гвардии разогнать сборище и арестовать протестующих, не совсем осознавая, что гвардейцы – то сами в основном драконлорды. Принцесса Хешива отнюдь не была готова отдавать Империи право решать, кому дозволено разговаривать с драконами, и подала формальный протест касаемо данного приказа. Протест проигнорировали, приказ вступил в силу.

Хешива верноподданнически исполнила повеление (хотя, кажется, ни разу за всю ведомую историю протестующих не разгоняли с такой вежливостью и не арестовывали с такой заботой), после чего приказала, дабы все дело относительно массового убийства драконлордов, иначе говоря, резня в Западном пределе, было расследовано силами Дома. А когда кто – то поднял вопрос о предполагаемых преступлениях Плотке, она заявила: после того, что мы только что видели, почему я должна им верить? И даже если поверю, почему его преступления должны служить оправданием для преступлений других персон?

Расследование Дома Дракона проводилось, разумеется, независимо от империи, и Валенда ничего не мог сделать, чтобы остаовить его. Казнь Плотке отложили в ожидании результатов расследования, а события между тем текли своим чередом…»

* * *

Я отложил книгу, проверил время и направился на гримирование.

Поскольку выбор имелся между «стоять в очереди» и «подождать, пока гримеры не появятся на месте», мне было как – то все равно.

В действительности оказалось чуток того, чуток того, но в общем ничего: еще до меня к гримерке подошла пара актеров, а самих художников макияжа пока не было, но появились они скоро, так что ждать пришлось недолго.

А потом я сидел, пока они кистями и просто пальцами работали с моим лицом, параллельно обсуждая чью – то предстоящую свадьбу, и как у них болят спины, и восхитительно вкусную вчерашнюю виннеазаврятину.

С последним пунктом лично я согласился, но ничего не сказал, ибо этим лишь помешал бы их разговору; я был холстом, над которым они работали, а не персоной, годной на роль собеседника. Это я вроде как понял.

Когда все было готово, они посмотрели на меня – не без сомнений, я так понял, – и сообщили, готово – де, и сказано это было таким тоном, мол, я занимаю важное сидение и трачу драгоценное время, а закончили со мной они уже целых три секунды как, а посему что я тут вообще делаю?

Я поднялся к сцене, однако было еще слишком рано. Возникла мысль, не найти ли чего перекусить, но потом я решил, что это плохая идея, так что я вроде как стоял около «края семь», сжимая и разжимая руки.

– Нервишки перед премьерой?

Я развернулся на голос. Актриса, облаченная в цвета Дома Лиорна, стояла рядом со мной, глядя на сцену. Она и в самом деле очень походила на лиорна, но я уже видел, на какие подвиги способны художники – гримеры.

– Почему ты так думаешь?

– Ты покачиваешься туда – сюда, но хребет у тебя жесткий как доска.

– О.

– Брат у меня точно такой же.

Я сглотнул желчь и кивнул.

– Он у нас в труппе?

– Нет. Он работает у Фелхингора.

– О, кажется, я когда – то видел их представление. Что – то о рыбачьей лодке на реке.

– Там не лодка, там траулер. Он играл первого помощника.

– Ты, похоже, гордишься им.

– Еще как. У тебя братья или сестры есть?

– Нет.

– Начинает собираться народ, – проговорила она. – Нам нельзя оставаться здесь.

– Ладно.

Следом за ней я ушел за кулисы.

– Вот когда все начинает обретать плоть, понимаешь? Когда видишь, как в двери входят первые зрители и занимают свои места.

– Да, мне так и говорили…

– Там за углом есть ведро.

– Спасибо, – сумел выдавить я, и успел добежать как раз чтобы воспользоваться этим ведром.

– Когда тебе выходить? – спросила она, пока я полоскал рот, внезапно осознав, или по крайней мере предположив, зачем тут на каждом шагу стоят кувшины с водой.

– Танцевальный номер в акте четыре, сцена три.

– Долго ждать придется.

– А то я не знаю. Кстати, я Влад.

– В курсе. А я Криша, хотя сегодня, конечно, я «леди Белит».

– А я «императорский дворцовый гвардеец номер один».

– Я на первом своем представлении была «танцовщица номер пять». После выступления меня нашла прабабушка и заявила, что я была лучше всех. Такая прелесть, я почти расплакалась.

Звякнул колокольчик.

– Пять минут, – сказала она.

– Пойду тогда, наверное, найду свою группу. И, Криша – спасибо. Буду должен.

– Мы все умрем, – заверила она, помахала, улыбнулась, затем развернулась и сплюнула в ведро.

Я бесцельно шатался там и сям еще с минуту, пока Лойош не напомнил мне, что я должен быть вместе с остальной компанией танцоров.

Присоединившись к ним, я немедля вспомнил свое краткое пребывание в армии[48]48
  См. «Дракон»


[Закрыть], потому как у всех у них были такие же лица, как у моих сослуживцев в ожидании приказа. Причем я сам понимал, что это глупо, ибо риск выставить себя дураком совершенно несравним с риском оказаться порубленным на куски, но – что было, то было.

«Они не этого боятся, босс, и ты это знаешь.»

«Да?»

«А ты разве этого боишься? И тогда, в армии, ты тоже боялся именно этого?»

«Да.»

«Правда?»

Нет. Я боялся, что порубят всех остальных, и я останусь один. Ну, это хотя бы имело какой – то смысл.

«Заткнись, Лойош.»

«Всегда пожалуйста, босс.»

Хотел спросить, сколько нам еще до выхода на сцену, но осознал, что рот у меня пересох настолько, что говорить не выходит, и я огляделся в поисках воды, нашел, выпил, а потом сообразил, что задавать этот вопрос – значит очень, очень раздражать всех остальных, и в итоге я просто ждал.

А потом из зрительного зала донесся какой – то гомон, а может, просто общие разговоры до начала выступления стали громче, и я повернулся к соседке – танцовщице, наверное, тиассе, чье имя так и не узнал.

– Что…

– Думаю, это появилась императрица.

– А. Да.

– В первый раз выступаешь перед ее величеством? – спросила она.

– Да, – честно ответил я.

– Не бери в голову; просто очередное выступление, и все.

Я кивнул.

– Мы все умрем.

– Именно.

– Свет через две минуты, – громко сказал кто – то. Кто, не знаю. Руки мои задеревенели, а это не слишком хороший знак, я ведь даже на сцену при открытии не выхожу. Странно все это. Конечно же, я все это видел уже не раз – но с той стороны: предвкушение, а потом краткий миг полной темноты, когда гаснут все огни в зале, а свет на сцене еще не зажгли. С этой стороны все смотрелось иначе, и – точно так же.

Есть одно специфическое ощущение при колдовстве: когда напряжение растет, растет, а потом высвобождается. Напряжение здесь, в театре, особенно в эти долгие – долгие мгновения перед сменой освещения, напомнило мне как раз о колдовстве.

А потом вспышка, и – аплодисменты.

Сколько раз я был в зрительном зале, когда все вот так вот принимались аплодировать, руками и хлопушками, ибо таков обычай, делать это как раз когда свет озаряет сцену? Забавно, как – то не приходило в голову считать, сколько же пьес я видел в театре. За все эти годы штук тридцать, пожалуй, наберется, если не больше. А бесчисленные хлопки в начале – ну, так положено. Только теперь, когда я слышал все это с другого конца, это как само колдовское заклинание, и мне живо вспомнился эпизод, когда некий ястреблорд, чье могущество перекрывало его здравый смысл, заполнил мое сознание псионической энергией[49]49
  См. «Джарег»


[Закрыть]. Только сейчас это было куда приятнее: я чувствовал себя выше, сильнее, могущественнее, просто потому, что находился на стороне, что принимала эти аплодисменты.

Хорошо, что мне не нужно было выходить на сцену прямо сейчас, потому как ноги у меня подкашивались. Странно: я был переполнен энергией, и по – прежнему дрожал. Лица окружающих меня отображали скорее не то, что я чувствовал, а мои попытки не выказать, что я чувствую.

Началась музыка, и я вспомнил, что я единственный в этой труппе не выхожу на сцену – меня выпустят строго для одного эпизода, вот тогда – то мне и пора будет выходить. Я чуть отступил, чтобы никому не мешать.

Они выбежали, началось пение. Часть меня хотела присоединиться к небольшой компании в темном углу за «краем семь», откуда можно следить за происходящим на сцене, а другая часть меня же очень хотела оказаться там, где рядом со мной вообще никого не будет, в итоге я решил вовсе не двигаться с места.