Текст книги "Настоящая фантастика – 2013 (сборник)"

Автор книги: Степан Вартанов

Соавторы: Марина Ясинская,Дмитрий Скирюк,Дмитрий Володихин,Антон Первушин,Сергей Чекмаев,Андрей Дашков,Дарья Зарубина,Игорь Минаков,Елена Первушина,Татьяна Томах
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 48 страниц)

13. Лавка

По старой памяти он сначала заглянул к Коротышке. Тот был так плох, что даже не приподнялся на своём продавленном диване. Какая-то девчонка-пустотница прислуживала ему; у неё было клеймо на полголовы, и при появлении Твердолобого она вообще лишилась речи. Вглядевшись в глубину лавки, где скорчилось безногое тело Коротышки, Твердолобый понял, что здесь душами не разживёшься – у хозяина осталось слишком мало сил, чтобы удержать собственную. Поколебавшись немного, он всё-таки положил на прилавок небольшой самородок – милостыня уже никого здесь не оскорбит.

Следующей была лавка Слепой Магдалены. Вывеска утверждала, что всяк вошедший сюда за небольшую плату узнает своё будущее, а потерявший память услышит правду о прошлом. Таким образом, Магдалена приторговывала временем. Судя по виду лавки, дела у неё шли не очень. Твердолобому вспомнилась болтовня Либоумера… что-то о стражниках, съевших глаза Ясновидящей, которая научилась ломать время. Или он не так понял?..

Ещё одно жалкое подобие пороховой норы. Он прошёл мимо, не испытывая нужды в патронах. То же касалось и книжной лавки – ни одна книга не способна заменить ему призрака. Слова не могли передать того, что он чувствовал, извлекая душу из контейнера. По сравнению с витиеватым словоблудием это было настоящее, пронизывавшее до печёнок откровение.

…Он застыл перед неприметной дверью. Единственное, что заставило его остановиться и замереть, – это знак на ней, рисунок, наспех сделанный углем. Он мог бы поклясться, что это не случайное и крайне маловероятное совпадение, а послание, оставленное для него Карбоном. Или Светловолосой – какая разница. Но клятва окажется преждевременной, если за дверью ловушка. Тем не менее, он вошёл без стука.

С первого же взгляда ему стало ясно, что в этой лавке уже ничем не торгуют, и всё-таки нигредо надеялся получить то, за чем пришёл. Он улавливал необычно высокую концентрацию призраков – здесь их было больше, чем в любой из посещённых им прежде пустот.

Он различил чей-то силуэт в темноте – маленький, как будто принадлежавший ребёнку. Когда дверь за спиной Твердолобого закрылась, внутри уже неоткуда было взяться свету, но, невзирая на это, хрупкая фигура постепенно выступала из мрака. Твердолобому показалось, что она сама начала понемногу излучать свет. Это выглядело завораживающе, точно время повернуло вспять и у него на глазах пепел превращался в бумагу…

Вскоре он уже мог различить лицо – действительно детское, окружённое ореолом шевелящихся седых волос. От этого возникала иллюзия, что девочка стоит в потоке воздуха, хотя никакого потока, конечно, не было. Спустя некоторое время нигредо понял, в чём дело: вокруг её головы роился целый сонм призраков. Каждая прядь этих слишком длинных и слишком рано поседевших волос извивалась вопреки собственной тяжести, поднятая оплетавшим её незримым ужасом (и это разительно напоминало спирали кошмаров, обвивавшие зáмки Спящих), – однако девочка улыбалась, и в её улыбке было столько добра и покоя, что Твердолобый расслабился, хотя голос сомнения нашептывал ему: «Тебя здесь ждали». А что ещё могло делать это невероятное нездешнее существо, просто стоявшее посреди давно опустевшей лавки?

Ответ на свой невысказанный вопрос он получил почти сразу же:

– Я знала, что ты придёшь.

Нежный голос. Наверное, такой он хотел бы слышать в своём последнем сновидении. И после него собственный показался ему хриплым кашлем:

– Откуда тебе знать?

– Я вижу кое-что скрытое от глаз.

Странно, он ни на мгновение не заподозрил, что ошибся дверью и всё-таки угодил на сеанс к Слепой Магдалене.

– В Лимбе не жалуют тех, кто видит больше других.

– Это касается только тебя и меня.

Вдруг до него дошло:

– Ты – альбедо?

Она рассмеялась. Её смех, казалось, не затих полностью, а затаился во всех уголках этого мрачного дома. И если смех может превратиться в свет, то так оно и было: дом уже выглядел не старой развалиной, а местом, где древняя легенда обретала плоть. И всё-таки голос внутри него твердил своё: «Альбедо – здесь? Среди этой нищеты и грязи? Да ты свихнулся, братец. Действительно, есть над чем посмеяться. А эта кукла просто издевается над тобой. Может быть, она с её светом – порождение Проектора. И тогда ты всё испортил…»

– Тебе не удастся околдовать меня, – сказал он, не очень-то уверенный в собственных словах.

– Я ждала тебя не для того, чтобы околдовывать.

– Тогда зачем?

– А зачем ты зашёл сюда?

– Призраки, – произнёс он, наблюдая за тем, как её волосы отпрянули от него сотнями потревоженных белых змей.

– Ты не пробовал обходиться без них?

Внутренний голос был прав – она издевалась над ним. Хотя, глядя на неё, он мог без труда поверить, что ей неведом голод, одолевающий бродяг тверди. Она – альбедо, существо не от мира сего… И всё-таки её исторгла из себя здешняя клоака. Может быть, Путь Превращения не закрыт и для него?

Он сделал ещё одну попытку защититься от ментальной инфекции, которая исподволь проникала в сознание и грозила отравить дальнейшее существование:

– А тыпробовала обходиться без них?

– Ты не понял. Это они нуждаются во мне. Я их последнее пристанище, без меня они скоро исчезнут или станут пищей для таких, как ты… голодных… ненасытных.

– Значит, я напрасно теряю время.

– Не беспокойся, в Церковь без тебя не войдут.

– Ты и об этом знаешь? – Его рука медленно потянулась к пистолету.

Она пожала плечами – мол, не важно.

– Единственное, что я могу тебе предложить… – Она подняла с пола предмет, который был почти не виден в сумраке лавки. Черный пакет из какого-то непромокаемого материала. Твердолобый не сразу взял его, но с пистолетом решил подождать. Чаще всего, когда он, посещая очередную заброшенную пустоту, находил нечто подобное, в пакетах оказывались отбросы.

– Что это?

– А что ты почуял?

Сначала он взвесил пакет на руке и слегка согнул пальцы. Тот весил немного, внутри находилось что-то твёрдое и в то же время странно податливое. Нигредо запустил туда руку и вытащил на свет куклу. Голова без лица, плоское деревянное туловище, конечности из многожильного провода, напоминающего скрученную мускулатуру под содранной кожей…

Сделано грубо, но ни в коем случае не примитивно. В этой штуковине угадывалась рука мастера. Твердолобому был известен только один, который, по слухам, делал оживающих кукол. Он присмотрелся, повернул куклу другой стороной. В её туловище имелось отверстие размером как раз со свинцовую дробинку… или шарик для часов.

Игрушки Куклодела стоили настолько дорого, что мало кому доводилось их видеть. Твердолобому посчастливилось. Один раз. Издали. Насколько он помнил, тогда кукла стоила своему хозяину жизни. Не хотелось бы разделить его судьбу.

– Я предпочёл бы их… – Он не удержался от намека на окружавший альбедо призрачный рой. – И что мне с этим делать?

– Не знаю. Может, когда-нибудь найдёшь для неё время. Меня только попросили передать её тебе.

– Кто попросил? Карбон?

– Ох, какой же ты… твердолобый. Бери или не бери, дело твоё. В любом случае уходи. Нам плохо, когда ты рядом.

После недолгого колебания он решил оставить пакет у себя. Дело было даже не в причастности альбедо к сомнительному подарку и не в том, что, как он успел почуять, волосы попали сюда из невероятно отдалённой пустоты. За время разговора у него неоднократно возникало желание заставитьдевочку сказать больше, а в таких случаях он обычно шёл до конца – и с пустотниками, и с побеждёнными нигредо. Однако что-то останавливало его, и вскоре он понял, что именно: присутствие силы, которая лишь по своему непостижимому капризу избрала местом обитания тщедушное тело ребёнка. Только внешнетщедушное, поправился он. Даже Твердолобый усвоил кое-какие уроки, иначе просто не дожил бы до этой спирали. Поэтому он повернулся и вышел, краем глаза заметив, как угасает сияние у него за спиной.

На улице он почти сразу же встретился со старухой-нигредо, которая ковыляла под самой стеной откуда-то со стороны церкви. В трёх шагах от него старуха остановилась и прислушалась. Он увидел её открытые глаза без зрачков, напомнившие ему лица мраморных статуй, сохранившихся кое-где в древних пустотах. Но стоявшая перед ним древность ещё не окаменела, и от неё исходил запах отчаянной нужды.

Слепая Магдалена, не иначе.

– Эй! – окликнул он тихо. – Кто живёт в этом доме?

Старуха ощупала рукой стену, словно хотела убедиться, что не совершает ошибку.

– Никто не живёт. Уже давным-давно.

Такой ответ нисколько не удивил Твердолобого. Заброшенная лавка на улице Чудес – чем не подходящее место для встречи с альбедо… Он ухмыльнулся и пошёл своей дорогой. Внезапно в чёрном мешке шевельнулась игрушка Куклодела. Тведолобый решил, что это ему почудилось.

14. Спор

По слухам, ходившим среди нигредо, Церковь Говорящей Рыбы была созданием самого Архитектора. Снаружи она представляла собой небольшой чёрный куб с идеальными гранями и рёбрами. В одной из граней – единственный вход. Вошедший оказывался в единственном громадном зале, который ни за что не мог поместиться внутри куба, но как-то помещался. В противоположном от входа конце зала – штуковина, именуемая Турникетом. Нужно было заплатить, чтобы пройти дальше. Рискнул ли кто-нибудь – неизвестно.

Поговаривали, будто из лабиринта под Церковью можно попасть куда угодно – даже в Колыбель, – но Твердолобый относился к таким разговорам с большим сомнением. Чтобы сомнение превратилось в уверенность, достаточно было спросить у того, кто разносил слухи, или у себя самого: откуда ты можешь знать об этом? Или: почему ты ещё здесь? На первый вопрос ответа не было. Ответ на второй Твердолобый, возможно, скоро получит. Впервые он подобрался так близко к некоторым ответам, но не испытывал ни малейшей радости и ни малейшей надежды. Когда имеешь дело с творениями Архитектора, лучше забыть о радости и надежде и сосредоточиться на крайней осторожности.

Здравомыслящие нигредо держались подальше от Церкви Говорящей Рыбы, а для пустотников она и вовсе была чем-то таким, что не приснится даже в ночном кошмаре. Сны Архитектора – совсем другое дело. Вероятно, они ужаснули бы любого, однако наяву хватало и бледного их воплощения. Кроме того, как показали недавние события, не все нигредо пребывали в здравом рассудке, даже если выглядели здоровыми и уравновешенными. Это вызывало у Твердолобого наибольшие опасения. Он не мог сказать, на что способен Карбон. И только глупец, переспав со Светловолосой, решил бы, что знает, на что способна она.

Луч Проектора, описывая очередной круг, выхватил из темноты скалу правильной формы, одиноко торчавшую на берегу подземной реки. После этого она уже не пропадала из поля зрения, оставшись тенью среди ещё более глубоких теней. Таково было свойство Проектора – он наделял многие вещи видимостью, а кое кто из жалких философов-пустотников, чрезмерно впечатлившихся увиденным, решил, что Проектор наделяет вещи существованием. Надо же. Твердолобый избегал размышлений на эту скользкую тему. Туговато соображавший, он предпочитал всегда и везде слушать, что болтают другие.

Согласно очередной влившейся в его уши легенде, Архитектор и Уборщик однажды крепко поспорили. А началось всё с того, что бродивший без особой цели Уборщик наткнулся на целую систему туннелей, прорытых пустотниками под их гигантским надземным городом. Не то чтобы туннели сильно кому-то мешали, но, по мнению Уборщика, пустотники слишком уж зарвались и возомнили себя чуть ли не хозяевами тверди. Он решил преподать им урок, который запомнился бы надолго, в идеале – навсегда. Простая одноразовая демонстрация силы и превосходства его не устраивала, у пустотников, как известно, память коротка. Зато фантазии в избытке.

К тому времени концепция бога получила среди них широкое распространение и даже, как показалось Уборщику, успела в значительной степени себя изжить. Он захотел проверить заодно, так ли это. И ему пришло в голову, что, справедливости ради, богу не помешал бы хороший адвокат.

– Хочешь побыть их богом? – предложил он Архитектору. – Или кем-то вроде?

Архитектору было скучно. Он, как мог, забавлял себя созданием объектов с числом пространственных измерений более трёх и порой сам не понимал, куда пропадают его двуногие крысы.

– А зачем? – спросил он (на взгляд Твердолобого – вполне резонно).

– Ну, должен же и у них быть шанс, – сказал Уборщик.

– У них было множество шансов. Они не использовали ни одного.

– И всё-таки. Назовём это высшей справедливостью. В последнее время, приступая к уборке, я задаюсь вопросом: ктонасорил?

– Ну и?

– Представь себе, ни один из них не признал: это я сам. Все они ссылаются на своего создателя.

– Чего же ты хочешь от пустотников?

– Признания вины.

– Это им поможет?

– Нет. Но хотя бы будут понимать, за что.

– Ну ладно. А чего хочешь от меня?

– Небольшого божественноговмешательства. Один шанс на миллион. Говорят, для любой религии этого вполне достаточно. Закроем туннели… но не совсем. А потом…

– Хм, – сказал Архитектор. – Коридоры-призраки. Интересная может получиться игрушка. Говоришь, один на миллион? Готов поспорить: раньше рыба в Реке заговорит, чем кто-нибудь из пустотников найдет выход из моего лабиринта.

Легенда умалчивала о том, как Архитектор и Уборщик высказались насчёт шансов нигредо.

15. Вход

Свинцовый шарик в карманных часах вёл себя странно. Твердолобый достал их, желая убедиться, что не опаздывает, но ни в чем не убедился. Кроме одного: он попал в очень странное место. И даже Твердолобому было ясно, что пути назад нет. В лучшем случае он разделит с заговорщиками сомнительный триумф, а в худшем… О худшем он старался не думать. Когда речь заходила о специфических казнях, придуманных для преступивших закон нигредо, фантазия становилась излишней.

Но по пути к Церкви до него начало доходить, что недавняя встреча с альбедо – слишком уж маловероятное совпадение. Он потрогал предмет, лежавший в кармане. Многие ли нигредо получали дары от альбедо, находясь неподалеку от зáмков Спящих? Он не слышал о таких «счастливчиках». То ли ему сильно повезло, то ли его используют как последнего пустотника. А началось всё со Светловолосой. Вот что бывает, когда выпускаешь вожделение из запертого подвала, где ему надлежит томиться в ожидании, напоминая о высшем предназначении. Твердолобый пообещал себе, что больше не сделает подобной ошибки. «Больше и не надо», – шепнул внутренний голос, подозрительно похожий на тот, что принадлежал Карбону.

А вот и он сам. Узнать его можно было по тлеющей сигаре, широкополой шляпе и громадной тёмной фигуре. Ледокол стоял, небрежно прислонившись к чёрной стене Церкви. Твердолобого встретил ухмылкой. Тот знал, что и Светловолосая где-то рядом; возможно, уже взяла его на мушку. Оставалось только позавидовать слаженности, с которой работала эта парочка, а ещё – способности Карбона с выгодой торговать раскалёнными прелестями своей сестры. Или всё не так, как казалось? Ни в чём нельзя быть уверенным, когда имеешь дело с ледоколами.

– Всё-таки пришёл, крот, – прошелестела горящая бумага в глотке Карбона. Непонятно, с удовлетворением или с упрёком за то, что крот заставил себя ждать. А может, с насмешкой над его глупостью.

– Такие, как он, обычно приходят, – сказала Светловолосая, появляясь из-за другого ребра чёрного куба. – И не сдают старых друзей.

На какое-то мгновение Твердолобый испытал искушение разочаровать её. Но это вряд ли приблизило бы его к Колыбели.

Словно прочитав его мысли, Карбон высказался в своей саркастической манере:

– Раз уж мы здесь, то почему бы нам не войти и не помолиться вместе о скором возвращении в Колыбель.

– Что толку в молитвах? – буркнул Твердолобый.

– У меня предчувствие, что на этой спирали молитвы могут оказаться небесполезными. Но не забывай про пистолеты. – Карбон выплюнул сигару и достал обе свои пушки.

Как выяснилось немного позже, он захватил с собой не только предчувствие. Светловолосая тоже взяла оружие на изготовку и двинулась к проёму входа, опережая Карбона на полшага. Твердолобый держался поодаль. Он до сих пор не учуял, в чём подвох, но это ничего не значило. Засада стражников Лимба внутри Церкви? Почему бы нет? Если лабиринт и впрямь способен привести к Спящим, то разве они не позаботились как следует о своей защите?

На пороге он обернулся. Всё было тихо. То ли ловушка беззвучно захлопнулась, то ли ледоколы удачно выбрали время, чтобы вспороть брюхо святыне отупевших нигредо. Пока же Лимб выглядел погруженным в летаргию, однако пробуждение могло наступить в любой момент.

16. Турникет

Шагнув в проём, Твердолобый ощутил примерно то же, что рядом с творениями Скульптора в Могильном тупике. Манящую и ускользающую тайну. Измеритель опасности «успокаивал»: пока всё не хуже, чем было четверть квадранта назад.

Потом внутренность Церкви завладела его скудным воображением. Здесь не было ничего, кроме пространства, одновременно ограниченного и бесконечного, уводящего за пределы обычной агорафобии, существующего вопреки здравому смыслу и законам, что позволяли взламывать твердь. Оказаться тут было всё равно что ходить по воде или дышать базальтом. Ни одного предмета, за который можно зацепиться взглядом. Только чёрные зеркала гладких стен, напоминающих… да, всё тот же куб, только непостижимым образом вывернутый наизнанку. И как средоточие «выверта» – тёмная воронка в стене напротив входа. Турникет. Так это назвали те, кто когда-то что-то видел. Или слышал. Но явно не бывал по ту сторону.

Внезапно на стенах замерцали светлые пятна. Они двигались, увеличивались в размерах и постепенно приобретали более-менее знакомые очертания.

– Быстрее! – рявкнул Карбон и устремился к Турникету вслед за Светловолосой.

То, что луч Проектора может проникнуть внутрь Церкви, как-то не приходило Твердолобому в голову, но теперь ничто не казалось невозможным. Во всяком случае, появление стражников Лимба прямо из стен не застало его врасплох. Понимание, что конец близок и ему отводилась роль простого прикрытия, сильно отдавало горечью. С другой стороны, разве его не предупредили: «пара твоих стволов нам не помешала бы»? Честная сделка. И за любовь Светловолосой надо платить. Он проводил ледоколов недобрым взглядом и открыл огонь по стражникам.

Призраки, порождения Проектора, отделяясь от зеркал, тут же обрастали плотью. Но в этот момент они и были наиболее уязвимы. Карбон и Светловолосая расстреливали их в четыре руки, приближаясь к Турникету. Сильно отстававший от них Твердолобый больше думал о спасении собственной шкуры. Пробиваться к выходу – тому, через который вошёл, – было равносильно самоубийству. Там его ждала быстрая смерть или казнь – в конечном счёте тоже смерть, только гораздо более мучительная. И он двинул вслед за ледоколами, гадая, останутся ли у него патроны, прежде чем он доберётся до воронки. Он не исключал, что окажется лишним там, где за вход берут отдельную плату. Чтобы разобраться с ним, хватило бы одной пули в голову. Ему же понадобятся, как минимум, две.

Правда, до сведения счетов надо было ещё дожить. Поначалу нигредо удавалось отстреливать стражников поодиночке, в момент окончательной материализации, но потом они стали появляться с трёх сторон одновременно (те самые проклятые «несколько десятков»), причём палили из всех стволов, и в Церкви сделалось совсем жарко. Остро смердело сгоревшим порохом; в ушах стоял почти непрерывный грохот. Каждая гильза на гладком, словно лёд, полу представляла опасность, однако всё же не настолько большую, как свинцовый град.

Наступил момент, когда Твердолобый почувствовал себя мишенью в тире, и от расстрела его спасала только плотная завеса порохового дыма. Своих недавних спутников он уже не различал ни прямым, ни боковым зрением и вскоре сам слегка удивился, обнаружив, что живым добрался до жерла воронки. Но чем дальше, тем страннее. С каждым его шагом стражники и стены Церкви отодвигались на гораздо большее расстояние. Он перестал ощущать отдачу оружия. Движения догонявших его и в то же время отдалявшихся стражников сделались до смешного медленными.

Ему так везло, что это настораживало (а может, и в самом деле молитвы оказались небесполезными). У него уже почти опустели обоймы, но, продолжая нажимать на спуск, он увидел одну-единственную вспышку ответного выстрела во мгле – неестественно долгую, будто где-то вдалеке зажёгся и погас фонарь. Вязкая стена воздуха напоминала трясину, вспаханную лениво ползущими пулями. Заклинил затвор пистолета в правой руке. Ещё несколько мгновений назад это стало бы фатальным, но теперь…

Передышка оказалась настолько долгой, что Твердолобый успел поменять обоймы и снова заглянул в сужавшуюся до размеров зрачка воронку в том направлении, куда до этого двигался спиной вперёд. По её поверхности скользили две спиральные тени, в которых он с трудом узнал искажённые силуэты Карбона и Светловолосой. Он не мог отделаться от ощущения, что на его глазах происходит нечто обратное оживляющему тени действию Проектора – трансформация плоти в видимость, бестелесную субстанцию призраков.

Все звуки словно собирались в фокус, сливались в режущую уши какофонию, затем перешли в оглушительный свист, от которого нигредо сжался и зажмурился. Свист достиг высшей точки, сделался невыносимым. Твердолобый готов был бросить пистолеты, чтобы спасти барабанные перепонки, но тут свист оборвался.

Он открыл глаза.