Текст книги "Настоящая фантастика – 2013 (сборник)"

Автор книги: Степан Вартанов

Соавторы: Марина Ясинская,Дмитрий Скирюк,Дмитрий Володихин,Антон Первушин,Сергей Чекмаев,Андрей Дашков,Дарья Зарубина,Игорь Минаков,Елена Первушина,Татьяна Томах
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 48 страниц)

Но есть одно «но».

Каждое заклятие должно откуда-то подпитываться, иначе ослабеет. Сил мага надолго не хватит: век, другой – и ловушка выдыхается. Потому для погребений спецом ищут такие места выхода силы – подземные токи, роднички ихора, гнездовья элементалей, месторождения адамантина или ещё какую-нибудь хрень. В общем, заклинание должно питаться, и пожрать оно всегда готово. Замечали, как возле дольменов и курганов становится грустно и тревожно, как быстро там устаёшь? Так вот, это они, сторожовки. В идеале всё просто. Я натаскала своих крыс искать такую точку подпитки (у них на это особое чутьё), и там они плетут силовой кокон для затравки. Заклятие и радо присосаться. И тут главное – вовремя посадить на этот кокон два-три своих заклинания, как я их называю, «изучалку», «разломалку» и напоследок «обманку» – что-нибудь дурацкое, отвлекающее. Изучалку ловушка всасывает не глядя, вместе с потоком силы, на разломалке может сделать стойку, но обычно уже бывает поздно – узор начинает расплетаться, и этот процесс не остановить. Ловушка запоздало начинает шарить по задворкам: «Где вторжение? Где? Где?!» Для этого и нужен последний, отвлекающий наговор – и заклятье наносит удар в пустоту.

Но у джунов всё не так. Их ловушки – подозрительные старые карги, которые всё время сидят на завалинке и лузгают семечки; ты только мимо проходишь, а они уже настороже. Дескать, откуда дровишки? Я едва не погорела в прошлый раз. Меня спас Нечет, когда принял удар на себя (и ещё легко отделался). На этот раз я клятвенно пообещала ему, что справлюсь сама.

Пришлось справляться.

Первые два шага прошли без сучка без задоринки: я очень быстро почувствовала, как крысята заплели силовую косичку, как у заклятия от радости сорвало крышку и как его понесло. Но какая-то часть ловушки (это я тоже чувствовала) продолжала делать своё дело и прощупывать окрестности. Поток был неустойчивым, я всё время теряла нити, путалась, приходилось стоять почти у самой плиты. Чёт с Нечетом уже ушли в сторонку и затихарились, я трудилась в одиночку, когда ловушка ощутила неладное и нанесла удар.

Естественно, по мне.

Обманка помогла, но не слишком – эта проклятая джунская сторожовка даже не стала выбирать между отвлекающей целью и истинной, сразу обрушила плиту. Убегать тут бесполезно: пока поворотишься и разгонишься – прихлопнет. Но я подобного и ожидала (раз плита стоит, должна упасть!), потому и отрабатывала этот номер – тройной флик-фляк назад, прогнувшись. Я таки перекрутила сальто и позорно шлёпнулась, но это меня уже не волновало. Помню, мой учитель, акробат Сепалий из Масары, известный виртуозными прыжками в воду, не мог взять в толк, почему я приземление не отрабатываю. А мне не приземлиться главное, а увернуться. Я готовилась, сто раз проделывала этот фокус, рассчитала от и до, и всё равно у меня сердце ёкнуло, когда край плиты с грохотом ударил аккурат у моих босых ног. Убить меня, конечно, это не убило бы (какая в нашем мире смерть, если она изгнана?), но пролежать лет десять под плитой, согласитесь, тоже мало удовольствия. Впрочем, возможно, я бы и выкопалась, когда кости срослись.

Я подумала об этом и содрогнулась. Ну нет, лучше уж руки на себя наложить.

Тем более что теперь я это могу.

Из-под камней тянуло холодом и сыростью. Я ещё чуток выждала, не появится ли что подозрительное, но из провала показались только Чёт и Нечет и радостно запрыгали мне навстречу. Я с облегчением вздохнула, встала, отряхнулась и двинулась вперёд.

На входе было тихо. Заклятье расплелось, распалось на слоги и строфы, как слово распадается на бессмысленные звуки: «а», «у», «ы» и тому подобное. Можно было идти без опаски. Я приободрилась, даже начала тихонько напевать «Вот это да, какой сюрприз: поймать двух крысоморов сразу…», но быстро одёрнула себя – нельзя отвлекаться!

У меня всякий раз дух захватывает от опасности, я люблю это волнение до дрожи, до головокружения, сама не знаю, почему. Ни вино, ни лакомства, ни даже г’хаш не дают такого эффекта. Может, я из-за того и стала шарить под камнями, что иначе меня ждёт одна только скука. У аристократов и простолюдинов свои, другие радости, а мне как быть? С людьми я не общаюсь, и играть мне не с кем, разве что с крысятами. А как мне зарабатывать на жизнь? Конечно, можно пойти торговать собой, как известные тётки, тут у меня конкуренток не будет (ещё бы! – единственный ребёнок на весь аллод), но сама эта мысль вызывала у меня омерзение. Ну уж нет! Могилы грабить – тоже дело преступное и опасное.

Моё существование – само по себе дело преступное и опасное. Наш аллод, как я уже упоминала, невелик, не так-то много здесь найдётся кладов и захоронений, поэтому неудивительно, что этим делом занимаюсь я одна (я, правда, слышала про каких-то чокнутых учёных из Аэсинбара, которые пытались добиться разрешения раскапывать могилы и курганы на официальном уровне, но им, похоже, отказали, или их прихлопнуло там, под камнями). Я грабила ухоженные склепы куртуазных рыцарей в Иалтаре и заброшенные горские дольмены на Перевале Мёртвых Голосов, пирамиды в пустыне Долины Царей и курганы древних ярлов на севере. Я отыскивала друидские погребальные кострища, гоблинские катакомбы, ныряла на дно Тиндерветского залива, где лежат старые Ирнакские галеры, гружённые адамантином, нефритом и амфорами с чёрным мёдом и жидким ихором. Нырять туда даже водяные не отваживаются. И то сказать, жуткое дело, особенно когда в лёгких кончается воздух, а глаза, кажется, вот-вот лопнут, и тело в панике рвётся наверх. А уж всплывать с добычей – вовсе лютый беспредел. Я даже пыталась подобраться к драконам и их сокровищам в Серых Горах, но оказалось, что там золота нет, а выяснить, что они охраняют – вообще безнадёга. Да, вот такая я дрянь, ворую у мёртвых. Но, наверное, это лучше, чем грабить живых? К тому же, как я уже сказала, меня это жутко будоражит.

Подземелья непредсказуемы, никогда не знаешь, чего от них ждать. Неугасимую лампаду, как уже сказала, я выбросила, посему пришлось запастись факелами, благо сосен рядом пруд пруди. Пламя чадило и трепетало, но в его свете вполне ясно различался земляной пол и плиты перекрытия с торчащими тут и там из многочисленных щелей белёсыми корешками. Вот ведь, подумала я, жизнь всюду пробьёт себе дорогу…

…Земля впереди слегка просела от времени, только поэтому я заметила вторую ловушку – совсем пустячную ловчую яму. Тут мне даже крысы не понадобились, я почти не глядя расплела печать и уже собиралась идти дальше, когда меня остановила одна мысль: слишком уж просто обнаружилась ловушка. И это после такого кошмара на входе! Что-то тут не так… Я достала рамочку, посмотрела сквозь неё и сразу обнаружила поблизости две «челюсти» и огнеплюй. Неплохо придумано: сразу и раздавит, и зажарит. Чем я не цыплёнок табака?

Пришлось напрячься.

Таких ям оказалось четыре: друг от дружки через два шага, через шесть и, почему-то, через семнадцать. Странно рассуждали древние. А рамочку мне продал года три назад всё тот же Ёрш Малахия, втридорога, но я купила и не пожалела. Думаю, что сделали её для зеркальца – какой смысл налагать заклятие на вышивку или миниатюру? А так заказала себе зеркальце стареющая щеголиха, чтобы забыть о годах и хоть там видеть себя молодой, потом стекло разбилось, а наследники не стали новое вставлять и рамку выбросили, не посмотрели, что на ней осталось наведённое заклятие. Ага. От зеркала. Маги называют это «индукцией». (Индукция – нравится мне это слово. Индукция! Может, я бы даже и сама так назвалась, да только «Крысинда» звучит веселее.) А рамка зашибись: посмотришь сквозь – и сразу видно, где есть магия, а где нет. Полезнейшая вещь (для того, кто понимает, конечно). Малахия, шельмец, сразу смекнул, кому она нужней всего, и придержал товар, так что я на него не в претензии: мог ведь и нюхачам загнать.

К полудню я продвинулась вперёд и вглубь шагов примерно на сто, нашла несколько занятных вещичек, разрядила пять ловушек, три не стала трогать, лишь пометила песком, трижды возвращалась пополнить запас факелов, спустилась на две лестницы и совершенно выдохлась, поэтому решила устроить привал в каком-то зале с колоннами. На этот случай у меня был припасён шахтёрский каганец, простецкий, безо всякой магии. Свету он давал чуть-чуть, да и ворвани кот наплакал, но мне должно было хватить. Гробница между тем поражала размерами. Кого же здесь похоронили? Жаль, я не знаю джунских иероглифов (а кто их знает?), а то бы выяснила. Впрочем, и без того было ясно, что строили её не для одного человека.

Я сидела, грызла сыр и финики и размышляла.

Какая всё-таки странная штука смерть! Торжественная, мрачная, величественная, пугающая и в то же время – тихая, скорбящая, невыносимо притягательная. Чёрный цвет и холод камня, тлен и разложение, самоцветы, кости, золото на полусгнивших тряпках… Пока она была итогом жизни, разделяющей чертой, её боялись. Не скажу, что после её исчезновения отношение к ней сильно изменилось, но… уважения определённо поубавилось. В то же время всем ещё памятен день, когда все мы (или почти все) лишились отцов, матерей и детей. Помимо прочего, смерть была единым и неумолимым палачом, всеобщим уравнителем, надеждой на покой и воздаяние для всех. Пред нею были все равны – богач, бедняк, наместник, хлебопашец, лавочник и жрец. В этом была некая неправильная, злая, но всё-таки справедливость, хоть какое-то утешение для страждущих. А что теперь? Боль от потери близких никогда не притупляется. Мучения болящих сделались бесконечны. А ведь даже эльфы рано или поздно уходят. Будь бессмертие уделом избранных, в этом был бы смысл, а так…

Казалось бы, теперь народ не запугаешь. Грабь, воруй, насилуй, поднимай восстания, бунтуй, режь на улице прохожих – нечего бояться, раз тебя за это жизни не лишат. Однако не всё так просто. Есть ведь и другие наказания. Могут приговорить к расчленению, а могут – к бесконечной пытке. Обольют кипящим маслом или поджарят на огне, потом дадут обратно мясу нарасти – и снова обольют, и так до бесконечности, а боль никто не отменял. Вечность в одиночной камере тоже не сахар, да и в каменоломнях постоянная нехватка каторжных рабов. Потому обычный жизненный уклад не особенно пострадал, да и законы мало изменились.

Но больше всего людей удручает невозможность иметь детей. Я говорила с многими и убедилась, что это так. Недаром молодые женщины ко мне так липнут: «Ах, какой ребёнок! Ах, какая девочка! У-тю-тю…», а взрослые тётки так и вовсе плачут. Да, наверное, в человеке от природы заложено больше, чем в эльфах или гномах. Людская жизнь теряет смысл, если некому оставить своё дело, ибо даже самое любимое дело когда-то может надоесть. А тоска приходит к людям ещё раньше, чем к Высокому народу.

Так я сидела, думала и почти схомячила лепёшку, когда на меня напал голем.

То есть это я потом поняла, что это голем, а тогда мне показалось, будто часть стены отделилась и рухнула на меня. И как я проворонила? Ума не приложу. Впрочем, сторожевой голем представляет собой именно что часть стены, которая оживлена заклятием. Наверное, так и было рассчитано, чтобы грабитель двинулся дальше, вглубь, а голем по прошествии некоторого времени пошёл за ним и перекрыл проход, закупорил его как пробка. Он и двигался сравнительно бесшумно – ни дыхания, ни стонов, только скрежет каменных суставов и тяжёлые шаги: «тум-м», «тум-м», «тум-м»…

Проклятие!

Хорошо, что я облюбовала для пикника этот зал, иначе мне бы точно никогда не выбраться, а так я начала кружить. Заклинатель, что писал для голема команды, был очень даже не дурак: каменная махина двигалась за мной, меняла направление, но так, чтобы всегда перекрывать дорогу к выходу. Чёт и Нечет бросили еду и с писком вертелись под ногами, пока я на них не прикрикнула.

Фонарь вот-вот грозил погаснуть. Пользуясь факелом как палкой, я более-менее отбивалась от тупых каменных культей. В принципе верно – пальцы этим тварям ни к чему: ударит этаким молотом – мало не покажется… Я видела, как их творят. Навряд ли это глина, он, скорей всего, цельнолитой. Заклятие у этой твари глубоко внутри, его не расплетёшь на бегу, да ещё в темноте. Тут всё дело в Карте или же Ключе – клочке бумаги или глиняной табличке, вложенной голему в рот (или, как в данном случае – в щель на затылке). Я не видела его дурацкого затылка, но надеялась, что щель для Карты там, и Карта тоже там. В противном случае мои надежды на спасение рассыпались в могильную пыль.

Мне нужна была эта Карта! Четыре угла и шесть колонн – это всё-таки слишком мало, чтобы убегать бесконечно. Я ругалась, уворачивалась, набивая синяки и шишки, а сама раз за разом посылала крысятам команду. Этот образ чуть ли не светился у меня во лбу: «Карта, дураки хвостатые, ну Карта же!!!»

Нет, всё-таки нельзя лазить под камнив одиночку, никак нельзя…

Чёт с Нечетом метались, прыгали, пищали и пытались заплести заклятие, пока наконец не сообразили, что от них требуется. Кто-то из них изловчился и запрыгнул в нишу, где стояла урна то ли с прахом, то ль с припасами, а уже оттуда – голему на плечи. Голем, может, и почувствовал неладное, но не придал этому значения. У него была одна команда: ждать, не дать врагу уйти, убить, потом опять влезть в нишу и снова ждать. Короче, сторожить. Ага. Наверняка его создатель позаботился об этом, и щель была слишком узкой для человеческих пальцев.

Но не для крысиных зубов.

Я где-то слышала или читала, будто крыса сдавливает зубы посильнее, чем акула, и я в это верю: а ну попробуй погрызи всю жизнь дерево, цемент, кирпич и всё такое прочее! Я сама видела, как два моих крысёнка за полчаса насквозь прогрызают свинцовую трубу. В общем, крыс нащупал щель и стал тянуть оттуда Карту. Голем несколько замедлил шаг, забеспокоился, зашарил лапами, забил себя по голове, но было поздно: маленькое тельце мелькнуло в воздухе, что-то звякнуло об пол, и голем навис надо мной каменной громадой, не закончив движения. Я едва успела отскочить, прежде чем он всей тяжестью грохнулся на пол и раскололся.

Да что ж это такое – второй раз меня сегодня пытаются раздавить!

«Чёт! Нечет!» – позвала я, убедилась, что оба целы и второго голема поблизости не наблюдается, и зашарила по полу в поисках таблички. Как я и предполагала, та оказалась глиняной. Мне повезло: будь она из железа или бронзы, никому не удалось бы сдвинуть её с места, но создатель голема рассчитывал на вечность, а глина в принципе не разрушается, если её не трогать. Каганец погас, я кое-как затеплила факел и уже в его свете рассмотрела Карту поподробнее. Там было четыре руны – все четыре совершенно незнакомые. Как интересно, подумала я: за столько веков ничего не изменилось – даже джуны использовали только четыре знака и (возможно) отпечаток пальца. Любопытное заклятие. Однако почему оно сработало с таким опозданием? Хотя в самом деле, должен же голем сколько-то выждать, прежде чем начать атаку, иначе даже мастер не успеет отойти. В падении табличка раскололась, но я на всякий случай и её положила в мешок – вдруг удастся загнать какому-нибудь практикующему заклинателю, всё хлеб.

Было холодно, у меня зуб на зуб не попадал. Так или иначе, близился рассвет, заклятия, которые остались, скоро встанут на взвод, а я здорово устала и потому решила, что на сегодня хватит и пошла к выходу. Крысята умчались вперёд, я шла, ещё вздрагивая после драки и не очень глядела под ноги. Это меня и подвело. В какой-то миг земля ушла у меня из-под ног, и я крикнуть не успела, как полетела вниз. Я только потом поняла, что ловушка самая простая, не магическая, и не будь я так взвинчена, среагировала бы как надо, а так… Раздался хруст, левую ногу пронзила боль, я вскрикнула: «У!» – и осталась в полной темноте, одна, подвывая, на дне глубокого колодца с каменными стенами, наверняка сужавшимися кверху.

Факел погас.

Это был конец.

Нет, ну скажите, а?.. Ведь я же помнила, что эти ямы там через какое-то дурацкое количество шагов, но от волнения забыла: я ж назад иду! Проклятый голем, проклятая яма!..

Я сразу поняла, что шансов у меня – один из тысячи. Перелом – это полбеды (хотя и больно), нога срастётся, важно только правильно сложить и зафиксировать кости. Но даже со здоровой ногой мне не выбраться, хоть тресни. Каменную кладку не пробить, пол тоже выложен на совесть: вон, за столько веков ни капельки воды не просочилось… Остаётся ждать. Но кто сюда придёт? Даже если кто решится забрести в курганы и увидит распечатанную гробницу, вряд ли наберётся смелости зайти и посмотреть, как поживают мёртвые (хи-хи, смешно, я знаю, а теперь заткнитесь). Через пару-тройку дней у меня кончится еда, а вода… Я торопливо ощупала сумку и обнаружила, что из неё течёт. Так и есть: бутыль разбилась! Шипя от боли, всячески оберегая ногу, я согнулась и слизала с пола всё, что успело пролиться, потом выцедила из сумки в рот остатки и только после этого принялась думать дальше. Голод и жажда меня не убьют, факт. Но помучиться придётся. Я с содроганьем вспомнила, как однажды мне пришлось голодать две недели в горах, когда я утащила из гнезда дракона свежий выползок, а дракониха-мама вернулась раньше времени и погналась за мной – изжарить. Вот был кошмар! Я такого страху натерпелась, всю поклажу бросила (кроме шкуры, конечно), а потом траву выкапывала из-под снега и жевала, лишь бы чем-то рот занять. Когда всё кончилось, я дня три не могла нормально есть: всё шло обратно, а после долго животом мучилась. Что же со мной будет, если я просижу здесь месяц или два? Нет, об этом лучше не думать. Если я поднапрягусь и дам команду, Чёт и Нечет раздобудут мне еды. Не ахти какой, конечно, на хлеб и окорок рассчитывать не приходится, но грибов, орехов или яблок они могут натаскать хоть полную яму, жалко, для этого придётся ждать лет пятьдесят, а крысиный век недолог…

Кстати, как там они? Не нарвались бы на сову.

Я позвала своих крысят, и некоторое время только эхо вторило моим крикам, потом наверху послышалась возня, у края колодца зашуршали когтистые лапки, и на сердце у меня потеплело. Хорошо, дурачкам хватило ума не прыгнуть за мной. Я как могла успокоила обоих, дала задание искать провизию («Тащите всё, но съедобное!»), после чего занялась ногой. Лодыжка у меня распухла и адски болела, когда я её трогала. Я на ощупь оторвала две полоски от рубахи и соорудила лубок из факельного древка. Боль немного утихла. Вообще, все мои чувства как-то притупились. Сколько я уже находилась под землёй? Четыре часа? Пять? Десять? И если проблему с едой я частично решила, то с водой… С водой было сложнее.

В общем-то, с водой было совсем никак.

Я затеплила последний факел и ещё раз осмотрелась. Все мои опасения подтвердились: четыре стены и слишком широко, чтоб упереться, как в дымоходе. Три роста взрослого. Идеальная ловушка. И ведь что самое глупое – прекрасно помню, как нашла её на входе, и не сообразила, что считать шаги надо в обратном порядке – семнадцать, шесть, два – и так далее… Мне никак не улыбалось провести пару жизней в каменном мешке, но другого выхода у меня, похоже, не было. Я никого не извещала о своём желании наведаться под камни, но даже если я не появлюсь у скупщиков, меня никто не хватится. Хоть год, хоть два, хоть десять. Эх, Крысинда, Крысинда… Довело тебя твоё шило! Впрочем, нечего себя жалеть: сама сюда залезла, никто не звал.

Мёртвым Смерть ни к чему.

Я не стала думать, что сейчас сказал бы мой отец или, допустим, мать, не стала думать, что со мною станет через месяц или два, а просто скорчилась у стены, подложила сумку под себя и попыталась отдохнуть.

Заснуть мне, естественно, не удалось: как ни сильна была усталость, боль оказалась сильнее. Я укладывала ногу так и этак, но всё без толку. Где-то через час явились Чёт и Нечет: они разорили чьё-то гнездо и сбросили мне пяток яиц, которые, не знаю как, сумели дотащить до ямы целыми. Яйца, конечно, разбились при падении, но меня это мало взволновало. Ещё часов через пять или шесть крысята приволокли загрызенную и ещё тёплую коноплянку. Всё это я съела сразу (так как сухари и мёд решила экономить), яйца – со скорлупой, а птицу – прямо с потрохами, и долго потом отплёвывалась от перьев. После этого мои хвостатые помощники исчезли – должно быть, тоже решили поспать. Ночь я провела в каком-то полузабытьи.

А часа через четыре после пробуждения возле колодца неожиданно послышались шаги, на стенках заплясал свет факела и чей-то смутно знакомый голос произнёс:

– Эй! Ты там?

Я даже не сразу сообразила, что на это ответить.

– Ну что, так и будешь сидеть? Или тебе там понравилось?

Я открыла рот, но не смогла произнести ни слова – так пересохло в горле, но Крив, похоже, и так всё понял.

– Сиди спокойно, – сказал он, – сейчас я тебя вытащу.

* * *

– Так, значит, ты ломаешь заклинания.

«Расплетаю», – хотела я ответить, но поскольку в этот момент как раз собиралась глотнуть отвара из кружки, у меня получилось какое-то бульканье.

– Что-что?

– Расплетаю, – прохрипела я.

В горле у меня была пустыня, да не одна, а целых три: соляная, песчаная и каменистая.

С кактусами.

– А какая разница?

– Понятия не имею. – Я пожала плечами и предположила: – Может, потому, что их потом можно заплести обратно?

– Вот как? – Крив поднял бровь (вернее, то место, где у него когда-то была бровь). – А ты умеешь?

– Нет, – сказала я.

– Но ты хотя бы пробовала?

– Нет, – опять сказала я и уткнулась в кружку.

Крив покачал головой.

– Для такого маленького человечка ты пьёшь удивительно много…

– А ты полазай с моё по подземельям – у тебя ещё не так в глотке пересохнет!

– …и дерзишь не по годам.

– Откуда тебе знать, сколько мне лет? – огрызнулась я.

– А сколько тебе лет?

Я сделала вид, что не расслышала.

Горел костёр. Отвар я выпила, теперь в котелке кипел суп с корешками. Есть хотелось неимоверно – оказывается, я просидела под землёй без малого двое суток. Мне явно повезло. Ещё день-два – и стало бы совсем невмоготу. Каково стать мумией и медленно ссыхаться, оставаясь в здравом уме и твёрдой памяти? Я подумала об этом и содрогнулась. Нет, в следующий раз надо взять с собой г‘хашика добрый кусок, чтоб на крайняк забыться и хоть боли не чувствовать. Кстати, Крив осмотрел мою ногу и сказал, что перелома нет, но связки я потянула, соорудил мне новый лубок из коры и поменял повязку. Опять меня спасло то, что я маленькая: тяжёлая взрослая тётка так легко бы не отделалась.

Я украдкой глянула на Крива – тот цедил из кружки и на меня не смотрел. И как это он не побоялся полезть за мной под камни? Ума не приложу. Чего он вообще туда за мной полез? Что ему какая-то девчонка? Да ещё такая малолетка…

Да ещё грабительница могил.

– Почему ты пошёл за мной? – не выдержав, спросила я. – Ты знал, что я в ловушке?

Крив покачал головой.

– Нет. Но я… догадывался.

– Чёт и Нечет рассказали?

– Ну… – он помедлил, – если вкратце, то да.

– А не испугался?

– Чего мне бояться?

Я пожала плечами.

– Мало ли. С курганами шутки плохи. Тем более, это джуны. Ты давно грабишь могилы?

– Я? – Крив улыбнулся. – Нет. Я вообще никого и ничего не граблю.

– Тогда почему?

– У меня со смертью… ну, скажем так, свои счёты.

Я помолчала. Кружка уже остыла, можно было держать её не обжигаясь. Оловянные стенки приятно согревали ладони. Я отхлебнула ещё и осторожно спросила:

– У тебя кто-то умер?

– У меня все умерли, – равнодушно ответил Крив.

– О… – Я осеклась и очень убедительно притворилась, что закашлялась. – Прости. Я не знала.

– Не извиняйся. У тебя ведь тоже умерли родители.

– А чего сразу у меня-то? Я – это другое дело! Здесь у всех так, я не исключение. А у вас, наверное, всё по-другому?

– По-другому.

– Вот видишь! Кстати, как называется твой аллод?

– Кадаган, – сказал Крив. – Но он не мой. Я там живу, а родом я с Игша.

Кадаган, повторила я про себя, Кадаган, Кадаган… Что-то знакомое. Я слыхала о нём, несомненно, слыхала, когда была совсем девчонкой, но что – не помнила, хоть тресни. И даже не знала, приходил оттуда кто-нибудь к нам на Оскол или нет. Впрочем, если этот Крив сказал, будто портал старый, джунский, значит, никто не приходил. Ничего не поделаешь. Стало быть, путь к нам оттуда и вправду забыт.

С другой стороны, когда он был известен?

И кому?

– У вас никто не умирает, – вдруг сказал Крив. – Никого нельзя убить. Почему так? Расскажи.

– Зачем тебе?

– Ну, просто надо.

– «Просто надо», – передразнила я. – Если хочется болтать, пойди в город и расспроси. А если хочешь по-взрослому, сперва скажи, что тебе на самом деле нужно и кто ты такой.

Крив мягко положил руку мне на плечо. Я вздрогнула, но отодвигаться не стала.

– Брось огрызаться, – посоветовал он. – В конце концов, если судьба свела нас вместе, в этом должен быть какой-то смысл. Вы живёте в странном мире. Ты сказала, что у вас нет Великого мага?

– Нет, – подтвердила я. – А это важно?

– Важнее некуда! Конклав заботится, чтобы один Великий маг был на каждом аллоде. Он сдерживает землю, мир от поглощения астралом. Как случилось, что у вас нет мага, а аллод стабилен?

– Стаби… что? – спросила я.

– Ста-би-лен, – терпеливо повторил Крив. – Это значит, что море астрала не может поглотить ваш островок. Не может растворить его, размыть, превратить в ничто. Мне бы очень хотелось выяснить, как такое возможно.

– А я знаю? А он должен поглотить?

– По сути, уже сто раз должен. Но видишь ли… – Он откинулся на спину, на заплечный мешок и зачем-то посмотрел наверх, в звёздное небо. – Странная картина! Если посмотреть снаружи, ваш аллод будто покрыт оболочкой. Как яйцо скорлупой. Я попал сюда, но я попал случайно и не уверен, что найду дорогу обратно. Мне сейчас очень нужен друг. Помоги мне разобраться, Крысинда. Помоги – и может быть, я что-нибудь пойму. А там посмотрим.

Мне как-то сразу стало холодно. Я поёжилась.

– Оскол – маленький островок, – возразила я. – От края до края две недели по хорошей дороге. Может, у астрала просто нету времени на нас, когда вокруг полно нормальных, больших аллодов.

– Не говори чепухи, – поморщился Крив, – у астрала нет мозгов. И мыслей нет. Это просто разрушительная магическая субстанция, которая однажды вырвалась на волю, когда произошёл Великий Катаклизм и старый мир Сарнаута разбился на осколки…

Он говорил и говорил, а я всё больше задумывалась и мрачнела.

Видела я этот ихний астрал. Кто его не видел, когда от столицы до края аллода рукой подать! Достаточно встать на этом краю, чтоб увидеть этот серый клубящийся туман, в котором то и дело возникают невиданные, диковинные какие-то призраки, неясные пугающие тени или очертания далёких островов, или ещё чего-нибудь, совсем уж непонятное. Всё это двигается, как бы приглашая приблизиться, и, кажется, даже насмехается над твоей нерешительностью, а за спиной кто-то приглушённо бормочет, будто подзадоривая. Хоть и считается, что его нельзя пощупать и потрогать, а всё равно на вид это липкая гадость. Я слышала, будто астрал пытались изучать, но даже если и так, это было давно и не у нас. Всё живое в нём теряется и гибнет или пропадает навсегда, а если кто уйдёт туда, потом не возвращается. Там нет ни животных, ни птиц, ни людей. Я надеялась найти там что-то интересное, может, даже ценное, спустилась вниз с верёвкой и едва вернулась. Это было даже хуже, чем нырять в залив. И не то чтобы там нельзя дышать, или, допустим, холодно или жарко (если человек бессмертен по определению, подобные вещи его не волнуют). Астрал высасывает жизненную силу, разрушает личность, гасит волю. Все мысли разбегаются как тараканы. Желания вернуться просто не возникает (я сама не сгинула там только потому, что захотела выяснить, что за дурацкая верёвка путается у меня в ногах). И риск стать полной идиоткой – ещё не самое страшное. Я так поняла, что астрал просто делает человека частью себя, а каково это – быть частью Вселенского Ничто? Может, кому-то это и понравится, но уж точно не мне! Недаром есть обители, построенные на краю аллодов (или сами там случайно оказавшиеся), где братия практикует погружение в астрал. Но это отшельники, они же чокнутые, у них своя мораль, мол, если кто не вернётся, значит, так тому и быть – сам выбрал. Что касается меня, то я потом три или четыре дня пролежала под деревом в лёжку, пластом, почти не ела, не пила, ходила под себя, как старая корова. Мне вообще ничего не хотелось, ни до чего не было дела. Солнце светит, дождь идёт – без разницы. Мир будто выцвел и поблёк, даже мыслей не было: я ощущала себя никем – нулём, дырой в пространстве, маленькой ячейкой пустоты.

Бр-р… По мне уж лучше дно залива!

Но даже это не самое страшное. За те часы, что я там провела, что-то случилось с моей памятью. Одни воспоминания исказились, в других образовались дыры, третьи и четвёртые, наверное, поменялись местами. Иногда я вспоминаю вещи, о которых никогда не знала и знать не могла, а ложная виделка преследует меня пять раз на дню. Ну, вот как с тем папоротником… В общем, как ни крути, а погружение в астрал – нереально жуткое чувство. Настолько отвратительное, что даже отчасти… приятное! Примерно сутки я потом решала, что мне делать – броситься в астрал совсем или уйти обратно в обитаемые земли, и решила всё-таки уйти. Наверное, те обители-на-краю как раз и практикуют постепенное стирание воспоминаний. А что? При нашем оскольском бессмертии занятие скорее полезное, чем вредное.

Так что я серьёзно сомневаюсь, будто у астрала нет мозгов. Ведь если он высасывает мысли из людей, должны же эти мысли, чувства, ощущения куда-то деваться? Должны! И нечего пенять, что я ребёнок и ничего не понимаю! Если природа астрала непонятна даже Великим магам, я имею такое же право на своё мнение по этому поводу.

Когда астрал возник, откуда, как – не знаю, знаю только, что давно, даже очень. Может, с неба пролился, а может, вытек навроде лавы из земли. Кто-то мне рассказывал, что изначально в этом виноваты маги и волшебники, которые оттуда черпали энергию для заклинаний и однажды доигрались. Это я очень даже понимаю! Бак с водой на кухне – это одно, а рухнувшая плотина – совсем другое. Круглый мир, квадратный, треугольный, мне до этого нет дела. Хоть в виде звёздочки. Но когда весь мир – сплошные острова, а между ними «кипяток», который эти острова сосёт как леденцы, то даже дурачок поймёт, что дело плохо. Вот на это Крив и намекал.

С другой стороны, возможно, потому наш островок Оскол и стал таким некрупным, что его изрядно обглодало по краям?

Астрал в какой-то мере проходим. С аллода на аллод возможны путешествия, для этого и существуют порталы. Только магии для переброски требуется столько, а перебросить можно так мало, что случается это крайне редко. А уж как дорого, страсть! Иное дело – джунские порталы. Эти – да-а… Эти сами потихонечку сосут энергию из астрала, а как нажрутся, долбанут прохожего – и поминай как звали. И куда забросят, тот ещё вопрос. Тут я даже и не знаю, что срабатывает. Можно сказать, что так и этак ловят мышку, только в первом случае этим занимается кошка, а во втором – мышеловка. И если с кошкой я ещё могу договориться, то с мышеловкой вряд ли.