Текст книги "Настоящая фантастика – 2013 (сборник)"

Автор книги: Степан Вартанов

Соавторы: Марина Ясинская,Дмитрий Скирюк,Дмитрий Володихин,Антон Первушин,Сергей Чекмаев,Андрей Дашков,Дарья Зарубина,Игорь Минаков,Елена Первушина,Татьяна Томах
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц)

4

Упражняясь перед боем, «гладиаторы» гоняли друг друга по огромному ангару. И так разошлись, что один ходунок, спасаясь от преследователя, выскочил за ворота. До получения команды на выход это было строжайше запрещено. Поняв свою промашку, седок инстинктивно сжался в ожидании болевого удара. Но прошла секунда, вторая, третья, а кара всё не наступала.

– Ну, чего застыл? – крикнул остановившийся в воротах соперник. – Так шарахнуло, что мозги спеклись?

– Ни хрена себе, – отозвался нарушитель. – Вообще не шарахнуло, прикинь! У них что, система контроля полетела?

Весть разнеслась по ангару мгновенно.

– А ну-ка… – К «первопроходцу» протопал другой «гладиатор». – Точно, братва! Накрылась их «следилка»!

Братва ответила ему рёвом восторга. Кто-то от избытка чувств выстрелил в потолок, а огромный ходун включил резак и полоснул по стене ангара. Увидев, что и это осталось безнаказанным, осмелели даже самые осторожные. Когда подоспели ходунцы охраны, две трети «гладиаторов» уже выбрались наружу, и загнать их обратно можно было только превосходящими силами.

– Сложить оружие! – раздался усиленный динамиками хриплый голос Бакая. – У системы контроля небольшой сбой, сейчас её восстановят. Тем, кто подчинится, сохраню жизнь, остальных перебьём как собак. И не забывайте, что вы дубли. Ваши тела у меня под замком, и пустить их в расход проще простого. Ну?..

– Туфту гонишь! – Один из ходунков, только что топтавшийся у ворот ангара, быстрыми шагами выдвинулся вперёд. – Братва, ничего они не успеют. Сейчас замочим их – и планета наша!

Он тут же подал пример – выстрелил в ближайшего ходунца. Тот оказался автоматом – даже с прожжённым корпусом не упал, лишь покачнулся и всадил в «гладиатора» ответный луч.

И началась бойня.

Шатуну всегда везло. Вот и сейчас, среди лязганья, скрежета, воинственных воплей и предсмертных хрипов, он всё ещё не получил ни царапины. Хотя «рыцаря» успели прожечь в трёх местах: ходунцы дважды попали ему в корпус и один раз – в ногу, повредив коленный механизм.

Повернув наблюдательную башенку, Шатун отыскал грязно-жёлтый ходунок Сыча. Он до сих пор держался на ногах, но сильно накренился и двигался судорожными рывками. Правая рука, с лучевиком, описывала странные зигзаги, а левая безжизненно свисала. Ещё недавно она заканчивалась внушительной клешнёй, однако сейчас из исковерканного запястья торчал только пучок синтетических сухожилий.

«Жив ещё», – облегчённо подумал Шатун. И сам поразился тому, насколько острым было желание, чтобы Сыч уцелел среди побоища. Казалось бы, что ему до него? Не ахти какие приятели: постоянно препирались, обменивались грубыми шутками, несколько раз даже серьёзно поцапались. А вот поди ж ты!..

Охранников осталось уже не больше половины, но никто и не думал спасаться. Побежишь – пяти секунд не пройдёт, как прикончат выстрелом в спину. Поэтому они сражались яростно и упорно. Чтобы не попасть под удар, быстро перебегали с места на место, а четверо крутились вокруг гиганта-ходуна и добивали его, жаля в уязвимые точки. Тот грузно поворачивался, как мамонт, попавший в западню, и пытался достать юрких врагов. Наконец получилось: какой-то из ходунцов зазевался, и резак великана развалил его пополам.

Увидев это, остальные «охотники на мамонта» шарахнулись назад. Один из них оказался в нескольких шагах от Шатуна, и тот, недолго думая, всадил ему луч в середину корпуса. Охранник рухнул и истошно завопил. Шатун отработанно поймал в прицел его голову и снова выстрелил. Вопль оборвался.

Крутанув башенкой, Шатун сосчитал оставшихся охранников – их было восемь. «Ерунда, скоро всех положим», – подумал он и вдруг увидел, как грязно-жёлтый ходунок Сыча, дребезжа наполовину отвалившейся грудной пластиной, валится на спину.

То, что вслед за этим сделал Шатун, и братва, и враги назвали бы самоубийством. Он резко остановил «рыцаря», выскользнул из него, пригибаясь, кинулся к поверженной машине и вытащил Сыча.

Тот вцепился одной рукой в живот, словно придерживая готовые вывалиться внутренности. Между пальцев обильно сочилась кровь. Еще страшнее было смотреть на лицо – правую щёку и кончик носа срезало, как бритвой.

Шатун видал всякое, но тут его передернуло. Сыч уходил, проваливался в небытие, и сделать для него хоть что-то, даже малую малость, было невозможно. Разве что пристрелить, чтобы спасти от агонии.

– Так я с ним и не поквитался… – При каждом слове в груди у Сыча что-то булькало. – Ушёл от меня, сукин кот. Одно хорошо… – Он с усилием поднял руку и коснулся кончиками пальцев изуродованной щеки. – Помирать буду без клейма. Есть кто-то там, наверху… Избавил… меня… от…

Шатун закусил губу. Он вспомнил, что у настоящего тела Сыча, лежащего под замком у хозяина, клеймо на щеке осталось. Но какое это теперь имело значение?

Сыч уронил руку. Попытался ещё что-то сказать, но из горла вырывалось только сипение. Потом его голова завалилась набок, он пару раз дернулся – и застыл навсегда.

Бой продолжался. Однако горстка охраны не могла долго сдерживать напор десятков «гладиаторов», и вскоре последнего ходунца буквально изрешетили. После этого некоторые из победителей принялись ликовать, потрясая оружием и горланя какую-то восторженную чушь. Зато те, кто поумнее, тут же ринулись к административному корпусу. Спешившись, ворвались внутрь, но Бакая нигде не было.

Его обнаружил Шатун. Он остался в ходунке и, обойдя здание, увидел знакомую фигурку, спешащую к складам. Видимо, хозяин успел улизнуть через чёрный ход.

«Ты труп, – подумал Шатун. – Только «ТР» не успели нарисовать, но это уже ни к чему».

Подволакивая повреждённую ногу, «рыцарь» зашагал за беглецом.

5

Захваченный горячкой боя, Бакай слишком долго надеялся на чудо. Непозволительно долго. Лишь увидев, как тают остатки его воинства, он словно очнулся и начал лихорадочно обдумывать шансы на спасение.

Посчитать, что бунтовщики всё равно обречены, мог только человек, ничего не смыслящий в норнианских делах. Энергией колонию обеспечивал ядерный реактор, большие запасы воды и продовольствия позволяли не зависеть от поставок извне месяцев восемь, а то и год. Обходиться так долго без аммора, ежедневно, ежечасно спасающего человеческие жизни?.. На это Земля пойти не могла.

Казалось бы, достаточно послать войска – и восстание захлебнется в крови. Но колонисты сумеют обезопасить себя. Годами ковыряясь в норнианских породах, они хорошо усвоили, как застопорить работу на руднике. Несколько взрывов в давно известных точках – и амморовая жила надолго станет недоступной. Вот и основа для шантажа! Стоит заикнуться об этом – и на Земле семь раз подумают, прежде чем прибегнуть к военной силе. А подумав, предпочтут и дальше снабжать обнаглевшую колонию всем необходимым в обмен на аммор. Может быть, даже девочек на Норну завезут, если колонисты выдвинут такое условие. А они наверняка выдвинут – надо же продолжать бунтарский род!

Единственная закавыка в том, что через три дня дубли превратятся в бесформенную массу. Если «гладиаторы» не найдут ключ к хранилищу с телами – им конец. Конечно, останется ещё около тысячи колонистов, но это уже не тот сорт. Самые дерзкие, настоящие бойцы сгинут без следа, а с прочими можно договориться. Они же не призывали к бунту, не уничтожали охрану! Пошуметь, ясное дело, пошумят, но, поразмыслив, сами же приползут на коленях, чтобы вымолить пощаду.

Выходит, нужно просто забиться в щель, три дня не высовывать носа, а потом выйти и объявить себя героем, пережившим ад. Серьёзность заварухи подтвердят Ромуальдсен с компанией – если, конечно, успеют унести отсюда ноги…

Бакай укрупнил план колонии, выискивая подходящее укрытие, и тут раздались крики опьянённой победой толпы. Он вскочил и увидел в окно «гладиаторов», пришедших по его душу. Некоторые уже выбрались из ходунков. Пара минут, чтобы проломиться через заблокированные двери, – и будут здесь…

Выругавшись, Бакай сунул в карман ключ от хранилища и метнулся вниз, к чёрному ходу. Прикидывать, какое убежище самое надежное, было уже некогда, но он рассудил, что в огромных, напоминающих лабиринт, продовольственных складах есть где спрятаться. Только бы успеть…

Он не успел. Пробежав половину пути, Бакай обернулся и увидел, что его преследует новенький блестящий ходунок, похожий на рыцаря в чёрных доспехах. Знакомая машина – в последней партии горной техники такая была только одна. Несмотря на сильную хромоту, «рыцарь» приближался быстро, и уйти от него было невозможно.

Бакай остановился и подумал о том, как нелепо сложилась его судьба. Столько лет греть душу мечтами о Земле – и получить луч между лопаток в самом мерзком из всех возможных миров. На планете, где даже быть богом и царём – сродни каторге. Где единственная ценность – не человеческая жизнь, а проклятый аммор…

Он вынул ключ и стал его разглядывать, словно видел впервые. Хороший солдат, умирая, обязан нанести урон врагу. Это его предсмертный долг. Выстрел из лучевика – и прозрачная пластинка с тонким синим узором в глубине распадётся на молекулы. После чего бунтовщикам останется только выть в бессильной злобе. К чему даже самая блестящая победа тому, кто спустя считаные дни превратится в прах? «Гладиаторы», конечно, попытаются взломать хранилище. Но оно устроено очень хитро – любая попытка открыть его без ключа приведёт к необратимой порче тел. Они никогда уже не вернутся к жизни.

Бакай стиснул ключ в пальцах и ощутил нарастающую ярость. Его предсмертный долг?.. Перед кем? Перед толстозадой мразью, что сейчас летит на Норну, предвкушая редчайшее, изысканное, запретное зрелище? Перед папенькиными сынками, не нюхавшими жизни, но сноровисто расхватывающими в ней самые лакомые куски? Перед твердолобыми чинушами, заточившими его здесь и не желающими пересматривать приговор? Да будьте вы все прокляты!

Он развернулся лицом к чёрному «рыцарю». Поднял ключ над головой, чтобы было видно седоку, затем бросил вбок.

«Берите, стройте свой мир, – подумал Бакай. – Он, конечно, тоже будет сволочной, но по-своему. А я погляжу с того света, как вы обломаете этих… И посмеюсь».

Он растянул губы в жутковатой улыбке и шагнул навстречу хромающей смерти.

Николай Немытов
Старый добрый хлам

 
В час, когда усну
Я последним сном,
Молча отпущу
Стоящих за углом,
Что сто лет хранят
Старый добрый хлам.
Берите, это вам,
Всё это тоже вам.
 

ДДТ «В час, когда усну…»

Лестничный пролёт. Последний. Дверь и выход на крышу. Ослепительное солнце ранней осени и тёмный силуэт на парапете.

Он сидит, свесив ноги. Не оборачивается на скрип двери, на звук шагов. Значит, в ушах наушники.

Влад остановился перевести дух – три этажа галопом дались не просто. Тапки растерял по пути. Да к чёрту тапки! Какая глупость – тапки. Сейчас важнее подойти к нему и не напугать.

Или подкрасться на цыпочках, схватить за плечи и стащить с парапета.

– Он часто туда ходит. Там классно.

Влад похолодел: это что же получается? Он и Светланку брал гулять по крышам?

Так. Спокойно. Отойти вправо.

Мелкие камешки колют босые ноги, раскалённая за день крыша жжёт пятки. Тапки растерял по пути.

Дались тебе тапки! Твой сын сидит на высоте девяти этажей, свесив ноги, и в любой момент…

Нет-нет-нет! Такого быть не может. С ним такого просто не может быть.

А, чёрт! Откуда на крыше битые бутылки? И тапки потерял…

Влад, прихрамывая, добрался до парапета, присел спиной к высоте так, чтобы видеть его лицо.

Хрен что увидишь. Отрастил косую чёлку, один бледный нос торчит. А высота приличная! Без кабины и штурвала в руках – некомфортно.

Влад сделал пару осторожных шагов к нему.

Точно музыку слушает. Вон проводок наушников болтается.

Ещё пару шагов. Он не обращает на отца никакого внимания. Сидит, ссутулившись, на тыльной стороне ладони пятипалый паук айфона. Достаточно протянуть руку и оттолкнуть от края крыши. Влад медлил.

Он обернулся сам.

– Привет! – Влад машет рукой, чувствуя себя придурком. – Я вернулся.

– Класс, – тихо ответил Егор, вновь обращая лицо к закату.

Ну, хоть слышит, и то хорошо.

– Сам бьюсь в кайфе, – пробормотал Влад, подыскивая слова для разговора.

О чём тут говорить? Оттолкни сына от края, наори, чтобы неповадно было по крышам шляться. Так делают все родители, так сделай ты.

Влад достал пачку, но руки тряслись.

– Не поможешь прикурить?

Тонкие пальцы мальчишки ловко подцепили сигарету, а зажигалка у него оказалась своя.

– Шорти што, – бледно улыбнулся Влад, плотно сжимая дрожащими губами сигарету, чтобы не упала. – Пятнадцать лет за шурвалом, – он с удовольствием затянулся, – а на крышу попал, и мандраж колотит. Будешь?

Врал, не врал про мандраж – какая разница. Говори! Говори…

От сигареты Егор отказался.

– Извини, – пожал плечами отец. – Просто сейчас многие курят.

Егор откинул чёлку, снял с правого уха скобу мнемоса.

– Твой гаджет.

– Точно, – Влад задумчиво повертел скобу пальцами.

Это-то тут при чём? Мальчишка боролся со своими переживаниями? Может, он видел, как девчонка прыгала, и хотел избавиться от тяжёлого воспоминания? Что-то не вяжется. Нет, не вяжется.

Егор снял с руки айфон:

– Хочешь? Можешь посмотреть. Они сами виноваты.

Лицо мальчишки оставалось сосредоточенным, серьёзным. Он слушал Игоря Яковлевича, неотрывно глядя на его руки, на потрёпанную книжицу в узловатых пальцах.

 
– Как бронзовой золой жаровень,
Жуками сыплет сонный сад.
Со мной, с моей свечою вровень
Миры расцветшие висят, —
 

читал старый букинист, прикрыв глаза, читал наизусть, как когда-то в молодости.

Голос Игоря Яковлевича трепетал. Трепетал не столько от вдохновения, сколько от гнева, от злости на это черноголовое пугало, стоящее перед ним. Бездушное пугало! Что он может понимать в стихах Пастернака? Что он вообще может понять в стихах? Уродец, обвешенный новомодными побрякушками. На поясе тёмное зеркало сенсорного чего-то там на «ай». В левом ухе наушник, к правому прикреплена какая-то скобочка. Да слышит ли он старика? Эх, пустоголовые бездари! Вот в наше время… Тенистые аллеи, вечерние фонари, румянец на девичьей щёчке…

Игорь Яковлевич смолк, снял очки, вытер платком потное лицо.

– Вот так, молодой человек, – оглаживая ладонью книжицу, повторял он. – Вот так.

– Яковлевич! Да чё ты перед ним распинаешься? – Сосед по книжной ярмарке, Данилыч вяло махнул рукой. – Вон ему по блютусу кореша звонят. Некогда ему. Пиво пора бухать.

Данилыч тяжело вздохнул, надвинул на глаза бейсболку и затих в тени большого зонта. На его стеллаже стояли многотомные, почти нечитаные издания из личной коллекции, однако, несмотря на хорошее состояние книг, продавались они плохо. Кому сейчас нужен Горький, Толстой, Пушкин? Да и торговец с Данилыча был никакой. Утром, разложив книги, он доставал из синей сумки «Динамо» бутылку перцовки и раскладной стаканчик. С третьей стопки Данилыч просто засыпал на походном креслице, несмотря на погоду – хоть в дождь, хоть в снег.

Игорь Яковлевич свою библиотеку собирал по крохам и, если бы не нужда, ни за что не стал бы торговать. Книги у него были разные по состоянию, но о каждой рачительный хозяин мог рассказать целую историю.

– Редкое издание, «Библиотека всемирной литературы», тысяча девятьсот семьдесят седьмой год, – нахваливал он сборник русской поэзии, из которого только что читал стихотворение Пастернака.

Мальчишка нерешительно топтался на месте, бросая взгляд то на книгу, то на стеллаж. Игорь Яковлевич был на грани срыва. Одним своим видом пацан пугал прохожих: чёрные кеды с белыми черепами и оранжевыми шнурками, чёрные джинсы не по росту, чёрная футболка со скалящимся розовым смайлом, сумка через плечо, увешенная значками. Одним словом – пугало!

– И чёрт дёрнул меня читать ублюдку стихи, – корил себя старик. Быть может, именно сейчас мимо прошёл выгодный покупатель.

– Э-эх, – вздохнул Игорь Яковлевич. – Совсем вы обездушели со своими побрякушками.

Кряхтя, он дотянулся до полки и поставил книгу на место.

– Куда мир катится? Что вы оставите своим детям? – Игорь Яковлевич удручённо посмотрел на пугало.

А мальчишка вдруг сделал шаг к нему и взял за запястье.

– Почему ты так говоришь, Игорь? Зачем ты меня обижаешь?

– Почему ты так говоришь, Игорь? Зачем ты меня обижаешь?

– Об этом все болтают: красавица и очкарик. – Он хотел говорить твёрдо, как подобает мужчине, но голос предательски трепетал от волнения.

– Я ничего не понимаю. – Лариса опустилась на парковую скамейку, растерянно глядя на него.

Распластанные после дождя осенние листья аппликацией украшали песчаную дорожку, тяжёлые капли срывались с тёмных ветвей деревьев.

– Да чего тут понимать? – раздражённо произнёс он, стараясь не смотреть на девушку. – Не люблю я тебя и никогда не любил.

– Игорь!

– Ну, что Игорь, Игорь! – Он отбросил в сторону прутик, который терзал в руках. – Я знаю, что Игорь! Двадцать лет как Игорь.

– Ты же такие стихи читал… Ты же клялся на коленях…

– Ещё бы! Первая красавица курса обратила внимание на дохляка-филолога! И в колени грохнешься, чтобы своего добиться…

Лариса вскочила с места:

– Подонок!

Пощёчина зазвенела в левом ухе.

И хорошо, и правильно. Он надеялся, что это последний удар и спортсмены с физкультурного факультета, наконец, перестанут его колотить за Ларису. Но удар отозвался в груди, и Игорь прикусил нижнюю губу, чтобы не завыть, когда она уходила прочь.

Новый год. Который? Разве вспомнить теперь. Однобокая ёлка в углу так завешана «дождиком» и шарами, что и не видно кривой макушки. Да и неважно это. Важны люди, весёлые шумные человеки. Они повсюду: на кухне, в зале за столом, в спальне. Квартира друзей, полная друзей. Игорь среди своих, и, кажется, все надежды всех сбудутся после двенадцатого удара курантов.

– Ждём-ждём! – весело кричит раскрасневшаяся хозяйка. – Они вот-вот должны подъехать! Игорёк! Шампанское в холодильнике!

– Будь сде! – бодро отвечает он и бежит на кухню.

Звонок в дверь. Радостные возгласы в прихожей – долгожданные гости пришли. Игорь выходит из кухни и быстро отступает назад.

Она! В сопровождении офицера, радостная и красивая. Сразу и не узнаешь, но он узнал. Словно молнией ударило от макушки до пят. Она!

Гостей провели в зал представлять. Многие её знают, многие помнят.

– Игорёк! Куда он подевался? Игорё-ок! Странно: шампанское на столе, а его и след простыл. Забыл, может, чего? А! Никуда не денется – вернётся.

Он не вернулся.

– Полный бардак, – пробормотал Игорь Яковлевич, выходя из Райсобеса.

Бумаги, бумаги, бумаги, а пенсии второй месяц нет.

– Не беспокойтесь. Все деньги за два месяца получите сразу, – заверила женщина с серьёзным лицом.

– Ага. Как же, – ворчал Игорь Яковлевич. – Вот был бы сын «новым» русским – повертелись бы вы у меня.

Дверь следом за Игорем Яковлевичем резко распахнулась. Статный мужчина с седыми висками в распахнутом пальто широким шагом вышел на улицу.

– Безобразие! – Он нахлобучил на голову норковую шапку, накрутил на шею шарф.

– Стёпа!

Игорь Яковлевич узнал бы её из тысячи. Но что стало с той красавицей? Понятно, прошло много времени, русые волосы разменяны на серебро, упругая кожа лица покрылась морщинами, однако у неё старость была настолько болезненной, что Игорь стоял, словно поражённый молнией, не сводя глаз с женщины.

Ей было не до него.

– Что там, Стёпа?

– Что-что? Бардак!

Она попыталась коснуться локтя Степана, желая успокоить.

– Оставь меня, Лара! – Он одёрнул руку.

Она сжалась, словно в ожидании удара.

– Иди домой, – брезгливо поджав губы, сказал он.

Игорь Яковлевич прикусил нижнюю губу, чтобы не окликнуть, когда она медленно побрела прочь.

– Эй, щенок! Ты что с человеком сделал? – Данилыч поднимался со своего креслица.

Ещё пять минут назад сосед спорил с пацаном, пытаясь всучить ему поэзию, а тут вдруг всё стихло. И на тебе: Яковлевич стоит, трясётся, словно его сейчас кондратий хватит, слёзы текут по лицу.

– Ах, ты ж гадёныш! – Данилыч стал выбираться из раскладного креслица.

– Не смей!

– Да ты чё, Яклич! Да он же тебя чуть ли не до инфаркта довёл!

– Не смей, – шипел букинист, бывший филолог. – А до чего ты довёл Ларочку? Помнишь? Там у Райсобеса, помнишь?

Данилыч опешил.

– Как… какого сабеса? Сбрендил, что ли?

– Паршивец, – наступал Яковлевич, сжимая кулаки. – Да ты её мизинчика не стоил! Да ты…

Влад выключил запись. Что прикажете с этим делать?

– А соседка, Амалия Сергеевна?

Егор пожал плечами:

– Она лучшую подругу подставила, чтобы та, типа, не попала на первенство по стрельбе. Сломала велик, и та упала. Перелом позвонка. Амалия на измену, типа, не хотела, чтобы так серьёзно, но никому не сказала. Вот и стремалась всю жизнь.

– Откуда ты об этом узнал?

Егор задумчиво посмотрел на свои руки, словно решая какую-то проблему.

– Чё там узнавать. Она стала орать на меня, как все вы орёте. Я коснулся её руки, а проблемы ваши всегда первые по списку. Самые стрёмные – сверху.

Влад хотел включить запись. Зачем? Чтобы увидеть, как старуха орёт на его сына? Как она в юности сломала велосипед лучшей подруге? Как осела на скамейку, хватаясь за сердце?

Влад вспомнил недавний разговор с женой…

Он вошёл в квартиру, радостно расставив руки.

– Карлсон прилетел! – закричала Светланка, выбегая из детской.

– В доме есть варенье или конфеты? – спросил Влад, подражая голосу известного мультипликационного героя.

– Нет! – радостно замотала головкой дочь. – Только колбаса! Жареная!

– Э-эх! С вами научишься есть всякую гадость! – Он подхватил Светланку на руки.

Людмила стояла у двери в детскую.

– Привет, милая!

– Здравствуй, дорогой!

Лёгкий поцелуй.

– Разве так целуют? – возразила Светланка.

– Опаньки! А как целуют? – удивился Влад.

– А вот как! – Дочь обняла его шею ручонками и стала целовать в щёки с громким чмоканьем.

– Стыдитесь, мама, и учитесь, – покорил жену Влад, спуская Светланку на пол.

– Да-а, – Люда приподняла брови. – Ну, так и быть. Смертельный номер!

Девочка поморщила носик, когда родители обнялись.

– Ну, хватит вам уже, – заныла она через минуту. – Давайте обедать уже.

– Устами младенца… – начал Влад, не выпуская жену из объятий.

– Твой желудок вопит громче, – улыбнулась Людмила. – Руки мыть и за стол. Команда: бегом!

Влад вновь подхватил дочь на руки и, посадив на плечи, заревел, изображая реактивный самолёт.

– Есть одна у лётчика мечта, – запела девочка.

Людмила лишь покачала головой, наблюдая семейный цирк.

– А где четвёртый член нашего экипажа? – спросил Влад, принимая из рук жены полотенце.

– Как всегда, – она неопределённо пожала плечами, – где-то.

Влад внимательно посмотрел на жену: смятение, растерянность, тень испуга. Когда он заговорил о сыне, Люда ответила спокойно без обыкновенного раздражения: «Ты же его отец! Поговори с ним!» Или: «Егор совсем отбился от рук! Меня абсолютно не слушает! Поговори со своим сыном!»

Были и другие варианты претензий. На все возмущения он отвечал обещаниями и заверениями, а назавтра вновь рейс, вновь полёт.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил Влад, понизив голос, чтобы не услышала Светланка.

– Такая у нас работа: учить самолёты летать, – мурлыкала дочь, расставляя тарелки на кухне.

Люда поджала губы, по привычке дёрнула плечом. Сейчас она выглядела такой беззащитной и трепетной, какой была в первые годы супружества.

– Что, котёнок? – Влад привлёк жену к себе. – Что такое?

Она доверчиво прижалась к его груди, вздохнула, словно, наконец, обрела опору.

– Я хотела с ним поговорить, – начала рассказывать Люда. – Просто поговорить…

– Егор!

Сын накинул на плечо сумку, увешанную значками, равнодушно уставился на мать.

– Я с кем разговариваю? – Люда заслонила собой дверь, уперев руки в боки. – Мне сказали, что Амалия Сергеевна, старушка из семнадцатой, попала из-за тебя в больницу.

– Ацтой, – пробормотал сын, отворачиваясь.

Косая чёлка скрыла лицо.

– Она сделала тебе замечание, а ты? Что ты ей наговорил? – Люда схватила сына за плечо. – Ты понимаешь, что натворил?

– А ты? – Егор коснулся запястья матери.

На перемене они сходили с ума. За окнами – апрельское солнце, в классе – поток горячих лучей. Солнечные зайчики пляшут по доске и стенам.

Кто первым придумал перетягивать указку? Не важно. Люда с подругой, хохоча, пытались вырвать её из рук мальчишек. Те были сильнее, но игра забавляла. Близость округлившихся за зиму девчонок жарко дышала в лицо, кровь стучала в висках, играя весенним вином. Хотелось щипать одноклассниц, дёргать за косы, отбирать портфели, чтобы девчонки бросились в драку, лупили ладонями по плечам и спинам, чтобы невзначай прижать девчонок, невзначай касаясь запретных мест.

Мальчишки резко отпустили указку. Люда дёрнула на себя, и тупой конец ударил подругу в живот. Шутники быстро ретировались, а Люда стояла посреди класса, опешив от случившегося, сжимая в руках злосчастную деревянную указку. Подруга, зажав рот рукой, чтобы не кричать от боли, заливалась слезами в кругу одноклассниц.

– До сих пор я хорошо это помню. – Люда побледнела. – И вдруг всё отчётливо встало перед глазами.

– Тихо, милая, тихо, – успокаивал её Влад, гладя по плечам. – Уже столько лет прошло.

– Прошло, – согласилась Люда, – а, получается, забыть не могу.

– Так, где Егор? Он потом ушёл?

– Да. Когда я очнулась, его уже не было.

– У него знакомая девочка умерла, – тихо сказала Светланка, стоя в дверях кухни. – Упала с крыши своего дома. Егор пошёл на крышу. Он часто туда ходит. Там классно.

Людмила как стояла, села на пол, онемев от дурного предчувствия.

– Ты что, милая… Я сейчас. – Он метнулся к двери, вернулся к жене.

Сообщение ударило пыльным мешком. Что сначала: спасать сына? Спасать жену?

– Беги за ним! Беги! – отмахнулась Люда.

Программа называлась «Экран мысленного обзора. Психоэмоциональная нейтрализация». ЭМО разработали специально для лётчиков гражданской авиации для устранения навязчивых мыслей и отрицательных переживаний. Как можно пустить за штурвал пилота, подавленного своими проблемами? Такой человек время от времени будет вновь обращаться к тревожащей его мысли, отвлекаясь от пилотирования. А так надеваешь на правое ухо дужку мнемоса, и программа вводит человека в состояние дрёмы, когда восприимчивость наиболее сильна, помогает взглянуть на случившееся со стороны и, в конце концов, абстрагироваться от неприятных воспоминаний.

Егора, скорее всего, привлекло название программы. Он прочёл инструкции и воспользовался домашним мнемосом отца из любопытства. Вот что получилось.

– Ты просто защищался, – успокоил Влад, возвращая айфон сыну.

Егор словно профильтровал память стариков, воспоминания матери и напомнил им о собственных ошибках. Грехи молодости всплыли тяжкой тиной, сдавливая сердца, холодя души. Нерешённые проблемы, погребённые, казалось, навсегда в глубинах памяти, обрушились с десятикратной силой, когда их не ждали. Старый добрый хлам из домашнего шкафа, способный погребсти навеки.

Но как удалось тринадцатилетнему мальчишке добраться до тайников? Каким образом?

«Проблемы ваши всегда первые по списку. Самые стрёмные – сверху».

Влад замер. Догадка ударила не хуже тока.

– Наверное, это так называется, – пожал плечами Егор, подражая матери. – Короче, не стремайся. Я решил уйти.

– Нет, – твёрдо возразил Влад.

– Да! – крикнул Егор, вскакивая на парапет. – Вы меня ненавидите! Вы с матерью!

– Враньё! – Влад чувствовал свою вину – слишком часто он самоустранялся – спасибо ЭМО!

– Помнишь, чё ты сказал матери, когда она забеременела? Ты просил её сделать аборт! А это был я! Был я! – голос Егора срывался от сдерживаемых рыданий.

Влад словно натолкнулся на стену: сын и это раскопал. Но Люде сразу не выложил. Пожалел мать, значит, не всё потеряно.

– Да, вначале я был против! – признался он. – Дети должны жить в достатке, а мы снимали квартиру и едва сводили концы с концами. Беременность Люды стала для меня неожиданностью, но потом…

– Не оправдывайся! Ты врёшь!

– Не вру! Возьми меня за руку и узнай! Ты же можешь. Давай! Ты же не трус. Я не буду тебя ловить. Просто узнай, что я думаю о тебе. Как…люблю.

Егор растерянно смотрел на протянутую руку отца.

– Если лгу – уйдёшь.

Мальчишка прошёлся по парапету, спрыгнул на крышу. Влад восхитился бесстрашием сына.

– Ну же.

От заката осталась светлая полоска. Первая звезда задрожала, словно моргая ресницами.

– Она из-за книготорговца, – рассказывал Егор о своей погибшей подруге. – Он наорал на неё, обозвал всякими словами. Я хотел отомстить, но не знал как.

Влад сидел рядом с ним на парапете, свесив ноги. Чего теперь-то бояться выигравшему битву? А если посмотреть со стороны, то и вовсе не страшно.

– Молодец. – Он потрепал сына по волосам. – Молодец.

– Ребята, – окликнул их тихий голос Люды. – Вы домой собираетесь?

– Иди сюда, мать, – позвал её Влад. – Сейчас самая красота будет – звёзды разгорятся.

Подбежала Светланка, бесстрашно села рядом с отцом. Люда молча обняла своих мужчин за плечи, то ли вздохнула, то ли ахнула.

– Красота…