Текст книги "Повести. Рассказы"

Автор книги: Станислав Говорухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Так… – засмеялся Павел Иванович. – Своим мыслям…

– Знаем мы Ваши «мысли», – шутливо погрозила она пальцем. – Видели… Хороша, не возразишь! Небось спит сейчас матушка в вашей каюте, а Вы вот тут, на воздусях… Вы уж не обижайтесь на старуху…

– Какая же Вы старуха? – непритворно изумился Павел Иванович.

– Да уж не молода, сударь, – нарочито старушечьим голосом, пришамкивая, возразила она. – Пятый десяток в разгаре…

– Вы, верно, актриса?

– И даже знаменитая, – сказала она просто и с гордостью. – Одолжите-ка мне левую ладонь, я посмотрю – не напрасно ли стараетесь.

Она взяла в свои руки его широкую ладонь и, поворачивая ее к свету луны, стала вглядываться в тонкие линии на ней, проводя по ним остро отточенным лакированным ногтем.

– Так… Пояс Венеры у Вас есть. Слабо очерчен, но есть. Так что желаю успеха! А вот линия Жизни как-то странно обрывается… Впрочем, – тут же спохватилась она, – на ваш век хватит…

– Нина Васильевна, голубушка! – К ним подходил высокий мужчина в пижамной паре. – Вот ты где! Я волнуюсь, ищу ее, а она, извольте радоваться, с молодым лейтенантом при луне…

– Знакомьтесь, мой муж, – кивнула в его сторону Нина Ивановна.

Тот протянул руку:

– Кулинич.

– Глазков.

Кулинич сел рядом с ними, раздраженно отмахнулся от дыма из папиросы, которую докуривала жена.

– Что она Вам тут нагадала? Не слушайте. Нельзя гадать солдатам и цыганам. А тут хорошо. В каюте душно, не спится… В шезлонг, что ли, лечь? – повернулся он к жене. – Возьмем одеяла…

Нина Васильевна встала.

– Попытаюсь уснуть. Надо все-таки… желаю успеха!

Кулинич тяжело поднялся, опершись руками о колени.

– Э-эх! – потянулся он. – Спокойной ночи…

А Павел Иванович снова пошел вымеривать шагами палубное пространство. На носу дуло, он постоял немного, придерживая рукой фуражку, и повернул назад. Уютный затишек образовался на корме, но там целовалась молодая пара, и он, не задерживаясь, прошагал мимо них.

Большой пассажирский пароход шел снизу. С притушенными огнями он проплыл совсем рядом, унеся с собой обрывок какой-то тихой и печальной музыки.

Незаметно стал наваливаться сон, пощипывало глаза. Облокотившись на перила, он долго тер виски и разминал лицо, чтобы подавить зевоту. Кто-то положил руку ему на плечо, он обернулся. Рядом стояла Лиза, смотрела на него чистым, просветленным коротким сном взглядом.

– Смена пришла, – сказала она.

– Что так рано? – спросил он удивленно и обрадованно. – Обо мне не беспокойтесь, я же сказал…

– Мне достаточно, – успокоила его Лиза. – Я привыкла. Мне теперь часто ночью приходится вставать. Правда, я выспалась, – вдруг заторопилась она. – Пойдите и Вы прилягте…

– Я Вас не брошу.

– Какой упрямый, – засмеялась она, встала рядом с ним у перил и наклонила вниз голову. – Здесь не жарко…

– Ветерком потянуло, – согласился Павел Иванович. – К утру. Скоро светать начнет…

– Уже светает…

Июньская ночь коротка, рассвет наступает быстро и незаметно, задолго до того, как выкатится солнце. Выбелилось небо с редкими облаками на нем, вода в реке из черной сделалась свинцовой, легкий туман наползал с берега, и сам берег, обрывистый и лесистый, окрасился наконец в свой естественный густо-зеленый цвет.

– О чем Вы сейчас думаете?

– О чем?.. Жаль, что я не штатский.

– Почему?

– Тогда бы у меня был пиджак… Я бы накинул его Вам на плечи. А так… Могу только фуражку предложить…

– Годится, – быстро согласилась Лиза. Она приподнялась на цыпочки, сама сняла с него зеленую фуражку, поправив рукой откинувшуюся прядь волос, и, стащив берет, нахлобучила ее себе на голову. Приставила левую руку к козырьку.

– Товарищ командир! На вверенной Вам заставе все прекрасно и замечательно…

– Вольно!

Он поправил ей фуражку, чуть сдвинул назад, чтобы не сваливалась на лоб, и вдруг увидел ее глаза, глядящие из-под лакированного козырька куда-то мимо него. Он потянулся к ним, наклонился – она не отодвинулась – и накрыл их губами.

Ее тонкие руки скользнули к нему на плечи, она сама нашла его губы, а потом, через минуту, облегченно вздохнув, шептала:

– Давай сядем, у меня колени дрожат…

Они сели, он прижал ее голову к губам, к носу – фуражка свалилась – вдыхал запах ее волос и слушал, как она бормотала у него на груди:

– Откуда ты взялся?.. Еще вчера я ничего не знала про тебя и мне было все равно, есть ты или нет…

– А сейчас? – спросил он с оттенком мужского самодовольства и даже чуть приподнял ее голову, чтобы лучше слышать ответ. – А сейчас?..

Она не ответила, только глубже зарылась лицом в его гимнастерку.

– Зачем это все? Зачем? Паша… Пашенька! – вдруг вскрикнула она и разрыдалась совсем по-детски, всхлипывая и подрагивая плечами.

– Ты что? – испугался он. – Что ты?

– Я люблю-ю тебя-я… – захлебываясь слезами, сказала она.

– Глупая, – он прижался лицом к ее лицу и стал целовать глаза, щеки, мокрые от слез. – Я тебя тоже очень люблю. Я полюбил тебя сразу, как только увидел там, на лестнице…

– Нет… – всхлипывая, говорила она. – Ты не сможешь меня любить, я знаю…

Он достал платок, стал вытирать ей глаза, она прятала от него лицо, все еще вздрагивая, но уже от счастливого сквозь слезы смеха.

– Видишь, как все получилось… – сказал он, как бы самому себе.

– Ты не рад?

– Знаешь, что мне сказал мой дед, когда я приехал в отпуск? Он, собственно, прадед мне, ему уж за восемьдесят, но мужик крепкий и плотник замечательный. Последнее время предсказаниями стал баловаться. Раза два у него получилось – насчет видов на урожай, то да се – вот и стал пророка из себя корчить. Приходит это он и заявляет: «Твоя, – говорит, – планета, Пашка, начисто в небе исчезла». «Как? Что?» – это уж моя мамаша. «А так, – отвечает дед. – Не видно. Вчера смотрю – а ее нет». Мать в слезы: «Батюшки, убьют!» «Погоди, не реви, – утешает ее дед. – Она не то, чтобы совсем пропала, а другая звезда ее заслонила». «Что же это будет, дедушка?» – спрашивает мать – и в погреб за бутылкой. «А то будет, что звезда эта есть жена. Причем своя, нашенская, с Волги. Потому что по конфигурации такая же, как у Пашки, оттого, – говорит, – я вначале и подумал, что она совсем исчезла. Так что при народе тебе, Павел, объявляю – без жены от нас не уедешь.

Коли ошибусь, весь мой плотницкий инструмент забирай!» Это у деда самое большое сокровище. Посмеялся я, а вышло-то по его. Надо телеграмму отбить – пусть порадуется…

Павел помолчал, потом сказал твердо, как хорошо обдуманное:

– Мы поженимся.

– Ты что, Паша? – она подняла на него растерянный взгляд. – Разве можно так легко?

– А что нам мешает? – беззаботно сказал он.

– Многое… – глаза ее снова наполнились слезами.

– И-и! – засмеялся он. – Какая ты у меня! Какой в тебе химический состав-то мокрый… Чуть меди в волосах, а остальное – чистая Н₂0…

Она улыбнулась.

– В общем, ты моя жена, – весело отрубил он. – И закончим на этом. Давай-ка для начала накорми мужа. Что-то ты там говорила насчет пирогов и шанег? Я здорово проголодался…

– Ой, правда ведь, – заспешила она. – Сейчас сбегаю в каюту…

Сразу за пристанью начинался подъем в гору. Та же деревянная лестница, те же сады, зелеными уступами опоясывающие город. Большой красный плакат на столбах: «Трудящиеся Ульяновска досрочно завершили подписку на Государственный заем третьей пятилетки».

Голубой автобус встречал артистов с Ниной Васильевной в центре. Она что-то раздраженно выговаривала администратору в вышитой украинской рубашке, встречавшему ее. Увидев Глазкова, кивнула ему холодно и вежливо.

Лиза и Павел поднимались по лестнице, часто останавливаясь, чтобы оглядеться.

– Это Венец, – показывала она. – Помнишь, есть картина «Ленин-гимназист на Волге»? Это тут. Тебе когда надо быть на заставе?

– Двадцать второго.

– Восемнадцатое, девятнадцатое, – считала она, загибая пальцы. – На двадцатое на вечер можно взять билет… Три дня мы вместе…

Она вздохнула. Он приобнял ее, пальцами перебирал волосы над ухом. Она закрыла глаза.

По реке сновали лодки, груженые баржи швартовались к дебаркадерам, три раза ударил колокол на пароходе, привезшем их.

– Я ничего не знаю про тебя. И ты ничего не знаешь… Может быть, у тебя там есть кто-нибудь…

– Где «там»?

– Там… – она отклонила голову назад, в ту сторону, куда падали их длинные сомкнутые тени.

– Есть, – сознался он. – Одна дама. Много времени отнимает и характер, я тебе скажу…

– Кто она? – встрепенулась Лиза.

– Служба, – засмеялся Павел.

– А вдруг тебя убьют? – как-то особенно серьезно спросила она, приподнялась на носках, долго и пытливо всматривалась в его глаза. – А?.. Тогда и меня убьют.

Но глаза у Павла были веселые, они так и светились жизнью.

– Нет! – сказал он убежденно. – У нас в роду долго живут, до девяноста… И все своей смертью умирали…

– А вон чего говорят.

– Чепуха. Видишь, меня даже в отпуск пустили. Раньше отпуска были запрещены…

Они снова поднимались по лестнице. На самом верху ее, там, где начиналась зеленая улица с низкими деревянными и каменными домами, стоял газетный киоск. Он как раз открывался. Молодящаяся женщина-киоскер с ярко накрашенными губами только что сняла замок.

– Доброе утро, – Павел открыл дверь перед дамой. Она остановилась, заинтересованно рассматривая старшего лейтенанта. – Что-нибудь свеженькое имеется?

– Рано еще, товарищ командир, – она покосилась на Лизу. – Через часок, заходите…

– Нет ли у Вас «Правды» за 14 июня?

– Вам «Сообщение ТАСС»? Подождите-ка… – Она открыла сумочку, вынула газетный сверток. Газета оказалась «Известиями» за четырнадцатое число. В них был завернут завтрак.

Павел развернул газету – на второй полосе было набрано «Сообщение ТАСС».

– Вот смотри, – кивнул он Лизе, пробегая глазами строчки «Сообщения». Некоторые фразы читал вслух: – Видишь, что пишут… «Муссируемые в иностранной печати слухи о близости войны между СССР и Германией есть не что иное, как неуклюже состряпанная пропаганда враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в развязывании войны…» А ты говоришь…

– Слава богу! – кивнула киоскер, внимательно вслушиваясь в хорошо знакомый ей текст.

– И дальше вот… «Происходящая в последнее время переброска германских сил, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами…»

– Все-таки что-то там передвигают, шевелятся, – сказала женщина.

– Не посмеют! – твердо сказал Павел. Он улыбнулся киоскеру: – Подарите мне эту газету?

– Пожалуйста, пожалуйста, – заторопилась она. – И свеженькие могу отложить, заходите…

– Спасибо, – Павел приложил руку к козырьку. Лиза уже тащила его за рукав.

Общежитие, где жила Лиза, еще только просыпалось. На обоих этажах хлопали двери, заспанные тени девиц шмыгали в умывальные комнаты и обратно. Вахтер, немолодая уже женщина со скрипучим голосом и каменным лицом, вся в узелках завитых резинками волос, убирала складную деревянную кровать, на которой провела ночь.

– Здравствуйте, тетя Клава, – робко сказала Лиза, проходя мимо вахтера.

– Здравствуй-то здравствуй, документ все-таки оставьте, – проскрипела та, не взглянув ни на Лизу, ни на ее спутника.

Павел поставил чемоданы, вынул красное командирское удостоверение, протянул книжку вахтеру.

– Однако прошу быть осторожным, – нарочито официальным тоном произнес он и незаметно подмигнул Лизе: – Это военный документ и он может представлять интерес для разных заинтересованных лиц…

Тетя Клава отдернула, словно обжегшись, руку.

– Ну уж не надо, милый… Иди давай! – замахала она на него. – Мне и своих хлопот хватит…

Она еще долго ворчала что-то, возясь с постелью и поглядывая вслед уходящему гостю.

Комната Лизы оказалась на первом этаже в конце коридора. Лиза приоткрыла дверь и просунула в комнату голову. Оттуда раздался радостный визг и она, улыбнувшись, сказала Павлу:

– Не оделись еще. Подожди тут минутку…

Павел отошел к окну, закурил.

В комнате в это время шел аврал. Кроме Лизы тут проживали еще три девушки. Староста комнаты Александра, старшая из всех троих, высокая, с грубоватыми крупными формами, лучшая в техникуме физкультурница, осовиахимовская активистка, ворошиловский стрелок, а также член многих других спортивных и военно-прикладных кружков. У зеркала накручивала волосы и причесывалась Тамара, полненькая аппетитная блондинка, добродушная, смешливая, с голубым беззаботным взглядом. Третьей была Венера – молчаливая красавица татарка; черные волосы ее были заплетены в несколько тонких косичек, на которых позвякивало монисто – десятка полтора серебряных царской чеканки монет.

– Вот корова, – беззлобно ругала Александра Тамару. – Глаза не успела умыть, а уж в зеркало выпялилась. Постель же убрать рук нет.

Она сама Взбила подушки на кровати подруги, поставила их углышком одна на другую, накрыла кружевной салфеткой.

– Он красивый? – сквозь зубы спросила Тамара – во рту у нее были шпильки.

– Увидишь, успеешь, – ответила Александра и опять накинулась на нее: – Сколько тебе надо талдычить – не оставляй волос в гребенке? Посмотри, какую копну вычесала…

Она выкинула катышек волос за окно, расправила складки на скатерти, села у стола, закинув одну ногу на другую, и строго сказала Лизе:

– Вводи!

Девушки расселись вокруг стола и вперили взгляды в дверь.

Вошли Лиза с Павлом.

– Знакомьтесь, девочки, – волнуясь, сказала Лиза, – Павел Иванович Глазков.

Александра встала, сильно встряхнув, пожала ему руку.

– Шура.

– Павел.

– Очень рада познакомиться, – сказала Тамара.

Венера протянула ладонь, не поднимая глаз.

Снова все сели, Лизе стула не хватило, она присела на краешек кровати. Помолчали.

– Чайник! – вспомнила Александра и толкнула Тамару в локоть.

Та бровью не повела – во все глаза рассматривала лейтенанта.

Венера молча вышла из комнаты.

Из черного блюдца репродуктора, похрипывая, лилась музыка марша из кинофильма «Встречный».

– Неплохо живете, – оглядывая комнату, сказал Павел. – Чисто…

– Стараемся, – откликнулась Тамара.

– Сколько напрыгали? – спросил Павел, чуть наклонясь и рассматривая ряд оборонных значков на лацкане жакета Александры. Среди них один был значок парашютиста с цифрой «10» в кружочке.

– Завтра двадцатый, да, Шура? – с гордостью за подругу ответила Тамара. – Мы все пойдем на аэродром. Хотите с нами, товарищ старший лейтенант?..

Александра оборвала ее:

– Очень интересно это Павел Ивановичу…

– Отчего же, я с удовольствием, если пригласите…

– Конечно, пригласим. Правда, Шурочка?

– Если хотите, – смущаясь, сказала Александра.

Вошла Венера с горячим чайником, поставила его на пепельницу посреди стола.

– Будем завтракать, – поднялась Александра. – Венерка тоже сегодня только приехала, – посмотрела она на Лизу. – Прямо перед тобой…

– Да?

Венера кивнула.

– Час назад. Поездом…

– Ой, как здорово, девочки! – всплеснула руками Лиза. – Опять вместе…

– О-о… Соскучилась, – добро нахмурилась Александра. – А я дак без вас надышаться не могла…

Лиза обняла ее за плечи.

– Очень соскучилась, верно… Вы домой так и не съездили?

– Когда? У меня соревнования, у этой… – она кивнула на Тамару, – всё амуры…

– «Лишь только вечер затеплится синий…» – запела Тамара, подмигивая Лизе и помогая Венере выгружать из чемодана снедь.

Венера развернула полотенце, в нем были завернуты поджаристые треугольные пироги с дыркой посредине.

– Эч-пичмяч, – объяснила Венера. – Татарский пирог… Мама специально для вас напекла.

– Мама твоя – мастерица, – заметила Александра, потирая руки. – Вкуснотища, наверное…

– Надо их разогреть.

– Да у вас пир! – Забытый на минуту Павел поднялся. – Не помешало бы винца… Хоть сладенького… Где тут магазин?

– Я провожу, – предложила Тамара. – Разрешишь, Лизка?

– Тебя только за смертью посылать, – сказала Александра. – С Лизаветой бы и сходили, Павел Иванович…

– Пусть идет, – отмахнулась Лиза.

– Только быстренько, ждать не будем. Десять минут вам даем. По-военному…

– Слушаюсь, товарищ командир, – ответил Павел и открыл дверь, пропуская впереди себя Тамару.

– Как он вам, девочки? – сказала Лиза, когда закрылась дверь.

– Он все знает? – спросила Александра.

– Нет.

– Дак чего тянешь? Хочешь, чтобы злые языки донесли? – Лиза подошла к окну.

– Жалко ломать. Так все началось хорошо… А зачем я ему такая?

– Вот дура! – ругнулась Александра. – Недоросль! Дак ведь не скроешь, ведь все равно узнает!

– Пока узнает… Не хочу эти три дня портить… Потом напишу… – она повернула к подругам лицо с навернувшимися на глаза слезами. – Люблю я его, девочки…

Магазин оказался квартала за три.

– Можно я Вас под руку возьму? – спросила Тамара.

Она была с правой стороны; обошла лейтенанта и просунула полную руку ему под левый локоть. Павел усмехнулся:

– Были друзья-военные?

Тамара неопределенно хмыкнула. Она шла, высоко подняв голову, косясь по сторонам – все ли видят, как она идет под руку с молодым пограничником.

Какой-то парень в полосатой футболке остановил велосипед, не доехав до них метров двадцать; отставил ногу с зашпиленной штаниной на тротуар.

– Здравствуй, – сказала Тамара, едва повернув к нему голову.

Павел поднес руку к козырьку – мимо шагал взвод розоволицых, только что из бани, красноармейцев с вениками и полотенцами в руках. Взвод развернулся и вошел в ворота военного городка. На воротах плакат:

«Трудящиеся Советского Союза. Не забывайте о капиталистическом окружении. Будем неуклонно укреплять нашу Красную Армию и социалистическую разведку – ВЧК!»

– Лизка красивая, правда? – спросила Тамара. Павел кивнул.

– Вы когда познакомились?

– Вчера.

– Вчера? – испугалась Тамара и посмотрела на лейтенанта – не шутит ли. – И уже решили пожениться?

– А что? Напрасно?

– Нет, что Вы… Жена у Вас – клад. Я только удивляюсь, как Вы быстро разглядели…

– У пограничника глаз зоркий, – усмехнулся Павел, вспомнив ребят с тетюшской лестницы.

– Вы на какой границе служите?

– На западной.

– А-а… – протянула Тамара с уважением. – Диверсанта приходилось брать?

– Приходилось.

– Лично?

– Лично – нет. Всей заставой…

– Орден у Вас за это? – она кивнула на «Красную Звезду».

– Нет. За Хасан.

– Воевали! – ахнула она.

– Это еще не война. Пограничный конфликт…

– Вот и дошли… – сказала Тамара. Около магазина торговали мороженым.

– Хотите мороженого?

Продавщица выдавила формочкой кружок обложенного вафлями мороженого.

– А себе?

– Вы пока угощайтесь – я в магазин на минутку. – Он взглянул на часы. – Десять минут, отпущенные нам, кончились. А еще обратно топать…

– А вон оно, наше общежитие, – кивнула Тамара.

И правда – за высокими тополями совсем рядом белело знакомое двухэтажное здание.

– Чего же мы кружили? – Павел подозрительно поглядел на Тамару.

Она расхохоталась.

– За ваше счастье! – подняла бокал Александра. – Венера, вылей! Хотя бы пригуби… За Лизавету!

Венера чокнулась с Лизой и Павлом, но пить не стала. Навалились на пироги.

– Вкусный перемяч, – похвалила Тамара.

– Эч-пичмяч, – поправила Венера. – Перемяч – другое, по-вашему беляш…

– Давайте, девки, после практики к Венерке закатимся, – предложила Александра. – Лес, речка, ягоды. Каждый день будем этот эчемяч трескать…

– Эч-пичмяч…

– Когда у Вас практика? – спросил Павел.

– С понедельника. А Вам когда на службу?

– 22-го.

– Говорят, войны не будет? – полуутвердительно спросила Тамара.

– Это почему? – повернулась к ней Александра.

– Газеты пишут.

– Ты готовься к худшему, как в песне поется: «Если завтра война…» А ты и палец, как следует перевязать не сможешь… Я дак, если война, сразу в действующую попрошусь. Девка здоровая – самый раз раненых из огня таскать… А Вы как думаете, Павел Иванович? Как там немцы себя ведут?

Павел вынул из кармана газету.

– Вот, говорят, передвигаются, новые части перебрасывают…

– Это мы знаем, читали. Ваши собственные наблюдения?

Павел улыбнулся:

– Уезжал, было тихо. Они рядом, за Бугом…

Лиза придвинулась к Павлу, легла щекой на плечо. Он разлил по стаканам портвейн. И обнял Лизу.

Александра покосилась на них, подняла свой стакан.

– И все-таки за то, чтобы ее не было! – сказала она проникновенно и отпила глоток. – А теперь давайте чай пить с вареньем…

– А что, если за Волгу махнуть? – предложила Тамара. – Лодка будет, я сговорюсь…

– Мне в техникум надо слетать, – сказала Александра. – Разве часика через два…

– Раньше я и не успею, – сказала Тамара. – Значит, договорились – в одиннадцать? Вы как, Павел Иванович?

– Я не прочь искупаться…

– Ты бы отдохнул, Паша… – тихо сказала Лиза. – Он всю ночь не спал. Я на его койке дрыхла…

– Я совсем не хочу.

– Дак мы всё равно сейчас разбежимся, – сказала Александра. – В одиннадцать встретимся. Хорошо, Лизавета? А вы отдыхайте…

– Не беспокойтесь, я действительно не хочу.

– Так… – поднялась Тамара. – Не желает добром – мы его свяжем. Нас много… Ну? – Она грозно надвинулась на него. – Будете сопротивляться?

Павел поднял руки:

– Сдаюсь…

Он проснулся, когда солнце стояло уже достаточно высоко. Прямые лучи его падали на подоконник – дальше, в глубь комнаты не доставали. На краю кровати сидела Лиза и смотрела на него.

– Кто тебе снился? Не женщина, нет?

Он привлек ее к себе и снова закрыл глаза. Она прошептала ему в шею, щекоча ее губами:

– Я люблю тебя… Очень… А ты?

Он приподнял ее, перенес через себя, уронил одетую на постель рядом с собой. Целовал, расстегивая кофточку, сходя с ума от жаркой упругости молодого тела.

– Дверь… – сдавленным, мучительным шепотом сказала она. – Дверь…

Лодка шла споро, держа к противоположному берегу чуть наискосок, чтобы не сносило течением. Павел разделся до пояса, греб сильно, легко, радуясь забытой работе.

– Ладно гребешь, старшой, – оценил его мастерство рябой загорелый рыбак – хозяин лодки, правивший кормовушкой. – Видно, что речной человек.

– Свой, волжский, – подтвердил Павел.

– На зорьку со мной не хочешь съездить? Тут на озерах окунь хорошо берет…

– Ему скоро уезжать, – опередила ответ Павла Лиза и положила ему руку на плечо.

Рыбак улыбнулся:

– Строгая у тебя жена… Ну, ладно… Как там германец себя ведет? Не поумнел? Бивали мы его в шестнадцатом… Но, надо признать, солдат крепкий. Дисциплина у них, я тебе скажу…

Тамара вдруг с визгом выпрыгнула из лодки, обдав сидевших в ней брызгами, вынырнула, поплыла саженками к берегу – он был уже близко, низкий, песчаный, весь в отмелях.

– Черт – девка! – рыбак отер с лица брызги, сказал: – Купайтесь тут. А я поеду тальника наломаю…

Они шли, обнявшись, вдоль кромки воды. Два следа – большой и маленький вились на отполированном водой песке. Следы то сближались и путались, то расходились в стороны, вот они снова сошлись, повернулись друг к другу носками – дальше повел один большой, глубоко отпечатавшийся в песке след.

– Отпусти меня! Тяжело ведь… Ну, хорошо, хорошо – сильный… Вижу…

Он закрыл ей губы поцелуем, мягко опустил на песок.

– Пусти! Девчонки увидят…

Он откинулся на спину, раскинул руки на горячем песке.

– Хорошо-о!

– Идите-е к на-ам! – звали из воды три черные в костровом свету фигурки. Оттуда слышался и далеко разносился над водой смех, визги.

Снизу, против течения шла лодка, груженная ворохом сучьев. На корме сидел мальчишка, правил веслом. Отец его, впрягшись в бурлачью лямку, шел берегом, тянул лодку «бечевой».

– Поцелуй меня…

– Нельзя, – Лиза возилась около него, засыпала горячим песком. – Увидят…

Она легла рядом, положив голову ему на руку. Перевернулась, уткнулась губами в сгиб у локтя.

– Как вкусно ты пахнешь…

…А уже работала Машина Смерти.

Сходили с ее конвейеров новенькие автоматы и какие-то руки жадно расхватывали их, стирая смазку… Из черных зевов цехов выкатывались, скрежеща гусеницами, танки… Ввинчивались взрыватели в металлические болванки бомб… Какие-то люди в чужих одеждах целились и стреляли в мишени… И генералы склонялись над картой, исполосованной черными стрелами…

Словно все злые силы срочно объединялись и договаривались как скорее растоптать, убить, уничтожить эту неуместную, оскорбляющую их Любовь, что соединила сейчас двух людей на узком солнечном берегу…

Уставшие, они играли после обеда в лото по пятачку карта.

Как всегда, на полную мощь работало радио, передавали музыку. Тамара, набрав полную горсть бочоночков с цифрами, выкрикивала каждый раз с новой интонацией:

– Барабанные палочки! Двадцать пять! Семнадцать!

– Квартира, – тихо сказала Венера.

– Вот тихоня – везунья! – Тамара долго шарила в мешке, выискивая новую цифру. – Пять!

– И у меня квартира, – довольно заулыбался Павел, накрывая пятерку пуговицей.

По радио объявили: «Шопен. Второй концерт для фортепьяно с оркестром. Исполняет юный пианист Слава Рихтер…»

Из тишины эфира тихо выплыли и пролились в комнату нежные звуки рояля.

В дверь постучали.

– Да! – сказала Александра. – Да входите же!

В дверь просунул голову парень, большой, рыжий, робко таращивший глаза на большую компанию за столом. Из коридора донесся звук патефона, игравшего «Прекрасную маркизу» с заезженной пластинки.

– Тому можно?

– Входи, чего мнешься! – велела Александра.

Парень неловко, боком просунулся в проем двери, покосился на лейтенанта, на Тамару, соображая, нет ли между ними какой-нибудь связи, и облокотился о косяк, небрежно засунув руки в карманы. Чувствовалось, что он смущен и развязность эта деланная. Одет он был парадно: темный шевиотовый костюм, галстук, парусиновые туфли крепко намазаны зубным порошком – облачко белой пыли поднималось с них при малейшем движении, незапыленными оставались только следы на полу.

– Кончим? – предложила Лиза. – Все равно Венерка выиграет.

– Вот еще, – небрежно отмахнулась Тамара от ухажера. – Подождет… «Чертова дюжина»!

– На танцы пойдешь? – спросил ухажер.

– «69» – туды-сюды!

– В летнем театре концерт, да билеты давно расхватали. За неделю еще… Какая-то знаменитость…

– Приглашаешь даму, а о билетах не позаботился… «Семь»!

– Я кончала, – ровным голосом сказала Венера. – Внизу.

– Что я говорила? – заметила Лиза.

– Пойдем лучше в кино?

Тамара лениво потянулась.

– Если комедия…

– Не знаю. Афишу только повесили. Называется «Большой вальс»…

– Хороший фильм, – одобрительно кивнул Павел.

– А билеты? – строго спросила Тамара.

– Достанем, – ободрился ухажер.

– Сходить, что ли? Венерка, я одену твои туфли?

– Возьми.

– Выйди, – кивнула она парню. – Переоденусь. Ухажер покосился на лейтенанта. Павел поднялся.

– Пойдем, перекурим…

Они вышли в коридор, закурили.

– С характером! – ухажер кивнул на дверь. – Не знаешь, как и подступиться.

Павел сдержал улыбку.

– А ты смелее.

– Трудно, – признался парень. – Обхождение надо знать… А откуда?

– Сам-то чей?

– Буинский.

– Земляк. Я из Троицкого, под Тетюшами…

– А-а…

– Учишься?

– Не, я на заводе…

– Вышла Тамара: на сгибе руки ридикюль, маркизетовое платье в горошек с буфами на плечах, носочки – в тон. Небрежно кивнула ухажеру:

– Пошли, что ли?..

Тот тяжело вздохнул, подмигнул лейтенанту. Павел вернулся в комнату.

– Я, пожалуй, тоже пойду.

Лиза вздрогнула, умоляюще посмотрела на подруг.

– Оставайтесь, Павел Иванович, – предложила Александра. – Куда Вы на ночь глядя?

– Переночую в гостинице.

– Дак если не пустят? Гостиница у нас одна. Право, оставайтесь. Общежитие пустое – лето, мы спать к девчонкам уйдем… Ну?

Павел пожал плечами.

– Вахтерша, что ли? Она с виду только такая сердитая…

Павел подошел к окну, заглянул вниз.

– Можно и через окно, – угадала его мысль Александра. – Мы и сами так делаем, когда поздно возвращаемся. Или Вам форма не позволяет?

Он засмеялся:

– Ладно… Раз вы мне сдали угол, позвольте вас куда-нибудь пригласить, скажем, в ресторан?..

– Пойдемте в парк, – предложила Лиза. – Мороженого поедим…

– Идите одни, – сказала Венера. – У нас с Шурой дела…

– Не будем расставаться, – потребовал Павел. – Тут я категорически настаиваю…

Между деревьями парка, нависшего над самой рекой, таилось много соблазнов. Высоко взмывали вверх качели, играл духовой оркестр на открытой веранде, за полотняными стенами цирка шапито ревел мотор, афиша у входа извещала: «Круг смелости. Лев на мотоцикле…»

Они выпили по стакану воды с сиропом, постояли в очереди за мороженым – Павел купил восемь порций, по паре на каждого.

– Не транжирьте на нас деньги, Павел Иванович, – хозяйственно заметила Александра. – У Вас еще дорога впереди…

– Что это за деньги? – отмахнулся Павел.

– Дак ведь копейка рубль золотит. Сядем?

Они устроились на свободной скамейке. Лиза сказала:

– Ужас, как люблю мороженое. Мы один раз с Тамаркой после стипендии двенадцать порций съели…

– Ну и жена Вам попалась, Павел Иванович, – засмеялась Александра. – Не прокормите… Как в прорву…

– Я прошлым летом в Казани, – вспомнила Венера, – такое вкусное мороженое ела – называется «эскимо». На палочке и сверху шоколадом облито…

– Эскимос, наверное? – поправила Александра.

– Нет, эскимо. Хорошо помню – «о» на конце.

– Удумают же… Нет, девки, что не говорите, а жизнь стала богаче, вот и карточки отменили… Жаль, тятя с мамой не дожили до этого дня, – загрустила Александра.

– У нее родители в тридцать третьем от голода умерли, – объяснила Лиза.

– А у нас в деревне, – сказала Венера, – один кузнец в лотерею автомобиль выиграл. ЗИС-101. Он, конечно, деньгами взял. 27 тысяч. С ума сойти!..

Был вечер, но еще не стемнело. Снизу сквозь зелень деревьев пробивались отсветы реки, оттуда волнами наплывала свежесть и прохлада. Духовой оркестр грянул «Кукарачу». За их спинами у освещенного входа в летний театр толпились люди, стояла очередь у касс.

– Что же с практикой будет, девочки? – спросила Лиза.

– «Скорая помощь» просит десять человек, – сказала Венера. – На все лето. Заработок хороший…

– И практика замечательная, – обрадовалась Лиза.

– Что же тут замечательного? – рассердилась Александра. – Инфаркты, простуда… Колор, долор, рубор эт функциолеза… Неужели вы не понимаете, в какое время мы живем? Война случится, а мы только и умеем, что банки ставить. Я считаю, мы все должны проситься в больницу, в хирургическое отделение.

– Ой, я крови боюсь, – сказала Венера.

– Здрасьте! – Александра пристукнула ладонью по колену.

– Я смотрю, Вы деятельно готовитесь к войне, – вставил Павел.

– А Вы не готовитесь? – Александра повернулась к нему. Лиза тоже с интересом ждала его ответа.

– Я – другое. У меня профессия такая – быть готовым к ней. – Он посерьезнел. – А если начистоту, девочки, – война будет. Надо быть, не скоро – через два, через три года, но будет. Не дадут они нам жить спокойно. И смотреть, как мы строим коммунизм, не будут. Но сейчас у фашистов руки связаны… Товарищ Сталин знает, что делает. Никогда бы не пошел он на этот Пакт с Германией, если бы это не было выгодно стране. И с японцами бы договор не подписал… Все это не так просто. Тут, конечно, есть второй смысл. Надо выгадать время. Идет огромная перестройка армии, военной промышленности… Война должна быть выиграна малой кровью. Нашей, солдатской. Нельзя, чтобы она коснулась всего народа, вас, мои дорогие…