Текст книги "Повести. Рассказы"

Автор книги: Станислав Говорухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Но вернемся к фильму. Его бы надо смотреть сейчас, после того, как мы насмотрелись американской лабуды вроде фильма «Скалолаз» с Сильвестром Сталлоне. Ни капли правды, ни грана логики. В «Белом взрыве» все по-настоящему. Недаром так тяжело дались съемки.

К тому же – блестящий ансамбль актеров. Людмила Гурченко, Сергей Никоненко, Армен Джигарханян, Бухути Закариадзе, Федор Одиноков… Даже Высоцкий в маленьком эпизоде.

Блестяще сыграла и мужественно вела себя Люся Гурченко. Как же поиздевался режиссер над бедной девочкой! Заставил ее проделывать такие штуки, на которые не всякий мужчина способен.

Однажды мы их, Гурченко и Сережу Никоненко, выбросили (высадили) на вершине Донгуз-Оруна, на высоте 5 тысяч метров. Снимали финал картины. С вертолета.

Закружилась кинокамера, мы стали медленно подниматься вверх, а они остались – две маленькие фигурки на снежной вершине гигантской горы. Если бы не смогли вновь сесть на вершину… Мало ли что… Сами спуститься бы они не смогли, это под силу только очень опытным альпинистам. Даже у них спуск занял бы два дня.

Что делать тогда? Ждать помощи? Когда бы она подоспела… На такой вот случай мы закопали в снег палатку, два спальных мешка, примус, продукты…

Почему нельзя было снять дублершу? Нет, точно мне отшибло мозги после аварии. Ненавижу себя за тот случай.

Но Гурченко какова! От всей души ненавидя всякий холод и эти проклятые горы, она безропотно согласилась на режиссерскую авантюру.

* * *

Яркие альпийские луга неожиданно кончились, повеяло холодным простором, вдоль тропы потянулась острая гряда моренных камней, запестрели слепящие плешины снега, и начались самые что ни на есть горы – холодные, изломанные, одетые льдом и снегом, мир хаоса и пропорций, нетронутая земная красота, перед которой человек смиреет, становится как бы меньше, подавленный огромностью и великолепием этого мира, граничащего с небом.

К этому небу, чистому и бескрайнему, петляя и извиваясь по ущелью, вела узкая тропа. По ней на перевал шли люди. Женщины, старики, дети. Погоняли навьюченных ослов и лошадей. Несли в руках скудные пожитки, узлы, корзинки. Все самое необходимое. Эвакуация.

В голове колонны шел отряд красноармейцев, человек пятнадцать. Люди передвигались молча, только шаркали по каменистой пыльной дороге ботинки и сапоги, слышались отрывистые покрикивания погонщиков и далеко внизу, под обрывом, глухо шумела река. Горы безучастно взирали на нескончаемую вереницу маленьких усталых людей, на солдат, сопровождавших беженцев.

А в том месте, где тропа круто забирала вверх, огибая высокую скальную стену, тянущуюся до самой вершины, измученных людей ожидала смерть.

Пока немцы спокойно ждали, примостившись среди камней, с автоматами и легкими пулеметами, крепкие, здоровые парни в полном альпинистском снаряжении, в темных куртках-штурмовках и беретах с серебряными эдельвейсами.

Их немного, но они неуязвимы. Со спины их прикрывает отвесная скала, а внизу, как на ладони, тропа к перевалу. Фашистским егерям уже виден головной отряд и первые беженцы – женщины, старики, дети. Звучат слова команды на чужом языке, и один из егерей, тщательно прицелившись, дает очередь из пулемета.

Тысячекратное эхо разносит в горах взвизгивающие гулкие выстрелы. Падают с обрыва люди. Скачут обезумевшие раненые лошади. Разбуженные горы множат крики отчаяния, грохот пулеметов, лошадиное ржание, стоны раненых.

Колонна останавливается, мнется и мечется, не в силах сразу развернуться, красноармейцы пытаются отстреливаться наугад, в сторону перевала. Но огонь сверху слишком силен, и егерей не достать.

Наконец колонна с беженцами, сильно поредевшая, отошла. Сверху бежали бойцы. Согнувшись, несли раненых.

Лейтенант Артем остался. Из-за высокого моренного камня он смотрел туда, где укрепились альпийские стрелки. Под ними был разорванный висячий ледник, а с площадки длинными, прицельными очередями вел огонь пулемет – стрелки добивали раненых.

Ну конечно, более удобного места немцы выбрать не могли – это Артем понял сразу. За их спинами начиналась километровая, почти вертикальная стена из камня и льда, много раз до войны ее пытались штурмовать группы альпинистов. Некоторые так и не вернулись.

Артем мысленно проследил путь до вершины – все время отвесные скалы, узкие кулуары со следами лавин, нависающие снежные карнизы, ледовые, пронизанные солнцем сооружения, снова камень и снег и – как венец всему этому громадному зданию – гигантская шапка из льда и снега. Будто рука создателя в сердцах нахлобучила ее на голову вершине. Эта колоссальная тяжесть многие годы висела над стеной, пугая всех, кто пытался овладеть вершиной.

Внизу, в долине, где оборонялись части полковника Федорцова, слышалась канонада боя.

Сам Федорцов проводил в это время совещание с командирами подразделений. В землянке, где собрались офицеры, было накурено и тесно. Все сгрудились вокруг стола, на котором лежала перевернутая на обратную сторону карта.

Полковник рисовал карандашом какие-то загогулины.

– Итак, вот этот чулок – есть наше ущелье, – полковник провел две извилистые линии, закрывающие вход в ущелье. – Здесь мы держим оборону… А отсюда, со стороны моря, к нам идет подкрепление. Специальные горные части. Соображаете?

Присутствующие оживились, лохматые головы еще ниже наклонились к карте. Федорцов продолжал:

– Приказ такой: вывести из ущелья беженцев, плюс наши раненые. Первая партия сегодня уже вышла через перевал, – Федорцов крестиком обозначил перевал на схеме. – Прошу слушать внимательно! Глухарев, хватит табак смолить, и так дышать нечем! Мы должны ночью незаметно для противника сняться с позиций, отойти к перевалу и закрепиться там. И ждать подкреплений. В приказе сказано: заманить немцев в ущелье. И успех будущего наступления зависит от нас… Нужно продержаться еще сутки.

– В ротах по нескольку человек осталось, товарищ полковник!

– Знаю, – вздохнул Федорцов. – А нужно. Одни сутки. Прошу разъяснить это бойцам. У меня все.

Все поднялись, толкаясь, переговариваясь, двинулись к выходу.

– Глухарев, у тебя три станковых? Отдай один, а я тебе заместо гранат подкину, а?

– Каких гранат?

– Лимонки. Три ящика.

– Лимонок у меня самого навалом. Ты мне противотанковых дай…

Федорцов сел в скрипучее плетеное кресло и через несколько секунд крепко спал.

Он не заметил, как распахнулась дверь в землянку и полоса яркого света разрезала ее пополам.

Вошли двое. Один непрерывно кашлял, зажав рот рукой, второй отряхивал гимнастерку.

Ординарец сидел напротив, осторожно поскребывал ложкой в консервной банке и все время поглядывал на командира: «Не разбудил ли?» Когда двое ввалились в землянку, ординарец испуганно посмотрел на них, приложил ложку к губам и глазами указал на спящего командира.

– Буди! – сказал первый и опять начал кашлять.

Но Федорцов уже проснулся. Он тер глаза, виски и вдруг, словно только рассмотрел вошедших, сказал недовольно:

– Ну что еще? – и сердито посмотрел на ординарца. – Иван, сказал же, не давай спать!

– Все! – ожесточенно махнул рукой комиссар, с трудом удерживая кашель.

– На, воды выпей, – Федорцов протянул ему кружку с водой.

Тот стал жадно пить, и кадык на горле судорожно ходил вверх-вниз.

Второй, худощавый, высокий лейтенант лет тридцати молча стоял перед столом. Это Артем. На груди у него висел автомат. Встретив вопросительный взгляд комполка, он проговорил глуховатым басом:

– На перевале обстреляли беженцев. Много убитых. Егеря.

Федорцов шумно вздохнул, невидящим взглядом уперся в пол.

– Уф! Будто песок в горле, – комиссар поставил кружку на стол, вытер ладонью рот и опять стал кашлять. – Примерно, рота… Рота эдельвейсов…

– Дождались, – тяжело выговорил Федорцов. – Тьфу… Как они попали туда?

– Альпинисты, – ответил лейтенант. – Горы знают отлично. Перед войной многие были тут, ходили с нами на вершины…

– Надо выбить… Во что бы то ни стало! – Федорцов вскочил со своего скрипучего кресла, быстро заходил по землянке.

– У них такая позиция, что они два полка остановить могут, – сказал Артем.

– Выбить! Выбить, несмотря ни на что! – твердил Федорцов.

Комиссар тем временем перевернул лежащую на столе карту с рисунками Федорцова, прихлопнул ее ладонью.

– Погоди, Григорий Федорыч, есть одна идея… Ну-ка, лейтенант, рассказывай…

Лейтенант кашлянул в кулак, стал объяснять по карте:

– Дело, в общем, такое… Егеря здесь, над языком ледника. С тыла их прикрывает отвесная стена. А со стороны тропы они практически недосягаемы…

Я тут подумал, – неторопливым басом продолжал лейтенант. – Есть одна идея… Если ночью незаметно подняться по этому гребню, преодолеть скальный бастион, то с противоположной стороны можно выбраться на вершину… На макушке снежная шапка, вы ее видели?

Комполка кивнул головой, пробурчал:

– Пока ничего не понимаю…

– Сейчас поймете… Значит, так… – лейтенант замолчал. – Товарищ полковник, лучше наверх выйти. Я вам наглядно покажу.

Все четверо выбрались из землянки, остановились. Вокруг – горы. Они окружали долину, напирали друг на друга, громоздились все выше и выше к небу.

Штаб полка – несколько землянок, укрытия, госпиталь – был расположен в этой долине. Среди сосен стояли повозки, две полевые кухни.

Все щурились от яркого света, прикрыв от солнца рукой глаза, смотрели на далекие снежные вершины. Темно-синими полосами, причудливо-извилистыми, пролегли ущелья.

Беженцы ютились в этой же долине. Здесь раньше был альпинистский лагерь, а теперь разместились склады, госпиталь. И палатки. В реке женщины стирали белье, примостившись на камнях.

– Видите во-он ту лысину? – спросил лейтенант, указывая на широкую полосу среди сосен на склоне горы.

– Ну?

– Это лавина, товарищ полковник… Сосны сметало, как спички.

– Ну? – еще раз спросил Федорцов.

– Вот мне и пришло в голову. Если взорвать шапку снега на вершине, она родит лавину, и лавина сметет немецкое укрепление, как эти сосны… Все просто, но…

– Что? – быстро оглянулся на лейтенанта командир полка. – Я все понял…

– По этому маршруту еще никто не поднимался. В сороковом году две группы пытались штурмовать и не прошли… В одной группе ходил я…

Но Федорцов уже не слышал, что говорил лейтенант. Он смотрел на горы и что-то лихорадочно соображал. Потом спросил:

– За сутки сможете?

– Не знаю… Самое трудное там – скальный бастион… И немцы могут заметить…

– А ночью?..

– Трудно…

– Больше суток нельзя, лейтенант! Сколько нужно человек?

В разговор неожиданно вступил комиссар:

– Могут дойти не все… Значит, надо три комплекта взрывчатки. Лейтенант на гражданке был инструктором… Говорит, нужно три связки…

– Какие связки? – перебил Федорцов.

– Два человека – связка…

– Людей дам.

– Мне нужны альпинисты, товарищ полковник… Хорошие… Разрешите поискать самому.

– На поиски нет времени, лейтенант!

– С простыми бойцами нет смысла идти.

– Ладно… На поиски – полсуток, до вечера, – нехотя согласился Федорцов. – Возьмешь мою машину… Как зовут?

– Артем Голованов, товарищ полковник.

Штабной газик на бешеной скорости мчался по горной дороге. Шофер с невозмутимым видом покручивал баранку и молчал. Был он широк в плечах, лет сорока, в коротких темно-русых волосах уже пробивалась частая седина. Руки длинные, жилистые, привыкшие к физической работе. И широкое, хмурое лицо с тяжелым подбородком.

Рядом сидел Артем. Пыль скрипела на зубах. Артем то и дело отплевывался. Газик временами едва не чиркал бортом об острые выступы скал.

– Дальше поворот крутой, осторожней, – сказал Артем.

Шофер ничего не ответил. Он прошел этот поворот вызывающе лихо. Машина чуть не перевернулась. Каменистая желтая пыль стелилась по пустой дороге. Горы нависали над ней, закрывая небо.

Они ехали уже довольно долго, когда Артем покосился на шофера, спросил:

– Давно комполка возишь?

– Две недели… После контузии…

– Здешний?

– Нет, – коротко ответил шофер, и выражение его лица красноречиво говорило о том, что продолжать беседу он больше не хочет.

Домик начальника альпинистской спасательной службы был огорожен низким заборчиком. Над крышей виднелась антенна рации. Рядом с домиком – сарай. Возле него свалены в кучу мотки веревок, крючья, заржавевшие ледорубы, страховочные пояса. Со всем этим хозяйством возился громадный сутулый человек лет шестидесяти, с толстыми могучими руками. Он брал в руки по очереди каждую вещь, осматривал, вздыхал, откладывал в сторону. Крепкое большое лицо его было загорелым.

Газик резко затормозил у дома. Человек разогнулся, выжидающе смотрел. Лейтенант открыл калитку, вошел во двор.

– Артем, что ли? – старик недоверчиво смотрел на лейтенанта. – Я думал, тебя война в другие места забросила.

Он протянул Артему руку, и стало заметно, что двух пальцев на ней нет.

– Не узнал? Богатым буду, – улыбнулся Артем. – Ты никак в горы собрался, Семен Иваныч? Хозяйство проверяешь?

– Сожгу все к чертовой матери, – мрачно сказал огромный человек и швырнул в сторону связку крючьев.

– Сжигать не надо, – ответил Артем. – Еще пригодится.

– Кому? Немцам? – старик угрюмо взглянул на лейтенанта. – Ты-то чего заявился?

Он перевел взгляд с лейтенанта на газик, в котором сидел шофер. Тот дремал, откинувшись на спинку сиденья, надвинув пилотку на глаза.

– Дело есть, Семен Иваныч, – сказал Артем.

– Ха! – усмехнулся Семен Иваныч. – Ваши дела теперь – драпать быстрее! Немцы, говорят, в долине уже.

– Во-первых, еще не в долине. А во-вторых… сюда войти легко, а выйти…

– Кутузов! Стратег великий, – ехидно усмехнулся Семен Иваныч. – Ладно, говори зачем пришел?

– Беженцев нужно вывести из долины…

– Через перевал, что ли, проводить?

Артем вздохнул, сел на землю:

– То-то и оно, Семен Иваныч… Немцы закрыли перевал.

– Довоевались! – старик со злостью отшвырнул ледоруб.

И теперь стало заметно, что и на второй руке у него тоже не хватает двух пальцев.

– Обложили вас со всех сторон, как зайцев! А ведь я писал! В высшие инстанции письма посылал. Надо создавать специальные воинские части. А надо мной смеялись: «Война будет вестись на территории противника!» А теперь вона как! Нам своих егерей надо! Чтоб лучше ихних были!

– Будут лучше, Семен Иваныч, – ответил Артем, и лицо его стало жестким.

– Будут? Когда? У нас всегда так: на охоту идти, собак кормить…

– Ты, вроде, даже радуешься? – Артем взглянул на него холодными глазами.

– Пошел ты! – выругался Семен Иваныч.

Все это время шофер сидел неподвижно, лениво прислушиваясь к разговору, казалось, происходящее его вовсе не касается. Потом он не спеша вылез из газика, прошел во двор, не замечая Артема и старика. Подошел к груде альпинистского инвентаря, остановился, стал рассматривать.

Семен Иваныч взглянул ему вслед, спросил:

– Кто это?

– Шофер. Комполка возит, – ответил Артем и присел на корточки. – Вот смотри… Если пройти по этому гребню, подняться по стене… – он прутом рисовал на земле.

– Это как же ты по нему поднимешься? – скептически усмехнулся Семен Иваныч.

– Ночью…

– Хе! Попробуй… Только сперва завещание напиши, – старик ладонью пригладил густую шевелюру.

– Я думал тебя позвать, – упавшим голосом сказал Артем и пальцем вмял в землю окурок. – Добровольцев ищу.

– Шестьдесят мне, силенок не хватит…

– Насчет силенок ты брось!

– Бросать нечего. По этой стене подняться – гиблое дело. Ты в сороковом сам пробовал без автоматов и взрывчатки…

– Надо подняться, Семен Иваныч.

– Вот и поднимайся…

Шофер тем временем осмотрел снаряжение, носком сапога легонько подкинул лежавший на земле ледоруб, повернулся и той же ленивой походкой направился обратно.

Семен Иваныч снова проводил его длинным взглядом.

– Значит, при немцах жить будешь? – чуть ли не угрожающим тоном спросил Артем.

– Придется… – спокойно ответил старик. – Уходить-то некуда…

– Беженцам тоже некуда уходить…

– Ты меня не агитируй! Старый я… Пальцы вон все отморожены, – и Семен Иваныч сунул под нос Артему огромные волосатые руки с четырьмя обрубками вместо пальцев.

– Ну что ж, на нет и суда нет… – еще более угрюмо сказал Артем. – Тут дело добровольное, – и он поднялся, пошел к газику.

Шофер молча наблюдал за ними.

– А снаряжение забирай! – сказал вслед Семен Иваныч. – Все одно пропадет к чертовой матери.

Артем и шофер молча пошвыряли в газик крючья, мотки веревок, ледорубы.

А старик ушел в дом.

Артем прощаться не стал.

Когда машина рванула с места, Семен Иваныч вышел из дома. Газик пылил по дороге, становился все меньше и меньше.

Могучий, сутулый старик стоял на дороге и смотрел вслед до тех пор, пока машина совсем не пропала из вида…

Та же петляющая дорога, и тот же газик стремительно несся по ней, подпрыгивая на ухабах.

– Ах, досада, – вслух сокрушался Артем. – С этим стариком любую вершину взять можно…

Шофер долго молчал, потом неожиданно, будто размышляя вслух, сказал:

– На смерть-то кому ж охота идти…

Артем посмотрел на него, вздохнул:

– Война теперь… Везде война.

Шофер не ответил. Чуть прищурившись, он смотрел вперед и вел машину на сумасшедшей скорости.

Газик примчался туда, где части полковника Федорцова ожесточенно отбивались от наседавших немцев. Выли и разрывались снаряды, и эхо доносило в долину тревожный глухой гул.

В укрытии на патронном ящике сидел пожилой капитан и в раздумье тер небритые щеки. Перед ним стояли лейтенант Артем и шофер. Шофер курил, слушал с безразличным видом.

– Альпинисты… – медленно повторял капитан. – Где ж я тебе их достану?.. Может, у Савельева в роте? – Он повернул голову в глубь укрытия, где сидел политрук с забинтованной головой и чистил пистолет.

– Там вроде нету… – ответил политрук, не поднимая головы.

Грохот боя то нарастал, и тогда от взрывов сыпалась земля и вздрагивали стены, то затихал, словно отдалялся.

– Немцы закрыли перевал, – сказал Артем.

Капитан недоверчиво взглянул на него, понял, что лейтенант не шутит.

– Н-да… когда они?

– Сегодня утром.

– Слышал, политрук? – капитан снова повернулся к политруку.

Тот продолжал чистить пистолет, а потом, не отвечая на вопрос, сказал:

– Кажется, есть один… Шота Илиани, сван… Если он и не альпинист, то все равно горы знает, вырос тут…

– Славка! – крикнул капитан, и через секунду в укрытие влетел худенький белобрысый солдат, вытянулся у входа.

– В роту Пилипенко! Шота Илиани ко мне!

Худенький солдат исчез.

Пулеметы захлебывались, торопились послать еще и еще новую порцию свинца на каменистое, выжженное солнцем поле, по которому редкими цепями бежали немецкие автоматчики.

И руки солдата прикипели к гашетке, и лицо окаменело. Темное горбоносое лицо с полоской усиков и черным чубом, закрывавшим мокрый от пота лоб.

И дальше по извивающейся линии окопов были видны согнутые спины бойцов, которые стреляли, стреляли, быстро перезаряжали винтовки – и снова… По всей линии вскипали белые вспышки выстрелов, непрерывные, яростные. Черными фонтанами вскидывалась земля. Солдаты подтаскивали к минометам новые и новые ящики.

А немецкие автоматчики бежали, падали, потом залегли…

Потом начали медленно отходить назад.

И после адского грохота странной, даже неуместной казалась тишина, воцарившаяся на черном каменистом поле, изрытом воронками. Здесь и там видны были трупы немецких автоматчиков.

Привалившись спинами к стенам окопов, полулежали, отдыхали измотанные боем солдаты.

И вот уже горбоносый, черный солдат с усиками, тот самый, что стрелял из пулемета, стоял в укрытии перед капитаном. И рядом с ним – молодой двадцатилетний солдат, высокий, с припухлыми, еще мальчишескими губами. Большие глаза его сейчас были растерянными. – Задача трудная, но… выполнимая, – Артем посмотрел на солдат.

– Ну что молчите? – нетерпеливо спросил капитан.

Шота Илиани мягко улыбнулся, и черные глаза его весело блеснули:

– Попытаемся… Почему нет? Тяжело, конечно… Плохая гора, очень…

– А ты? – И капитан посмотрел на молодого солдата.

– Я? Какой я альпинист… На Ай-Петри один раз ходил, и все, – солдат опустил голову.

– Так… – тяжело выговорил капитан. – Значит, отказываешься? Привык в ординарцах бегать…

– Товарищ лейтенант сказал, что дело добровольное, – не поднимая головы хмуро ответил солдат.

– Добровольно с мамой в магазин ходят, а здесь – армия, понятно? – повысил голос капитан.

Солдат молчал.

– Рядовой Спичкин, я спрашиваю, понятно?

– Есть добровольно, товарищ капитан! – глухо ответил Спичкин.

– Стыдно! Мне за тебя стыдно! – отрубил капитан.

Спичкин поднял голову, испуганно смотрел на капитана, Артема, молчаливого шофера.

Неутомимый газик мчался обратно. В нем теперь – четверо. Впереди шофер и лейтенант, сзади – два добровольца. Шота Илиани и рядовой Спичкин. Он уныло смотрел на бросающуюся под колеса дорогу, потом спросил свана:

– Шота, а если немцы заметят?

– Не заметят, ночью пойдем.

– А сколько взрывчатки тащить?

– Сколько скажут…

– Лейтенант сказал, что на эту гору уже пробовали подниматься…

– Два раза пробовали, не вышло, – покачал головой сван.

Артем был мрачен. Его подбрасывало на продавленном сиденьи.

– Ничего не выйдет, – морщился Артем. – Три человека! За старика обидно, хоть бы две связки было!

– Будут две связки, – неожиданно сказал молчаливый шофер. – Я пойду, – и он облегченно вздохнул, словно подвел черту своим размышлениям.

– Брось! – махнул рукой Артем. – Мне альпинисты нужны.

– Баранов меня зовут, – глядя вперед, сказал шофер. – Вадим Баранов.

– Какой Баранов? Погоди… – Артем с недоверием и в то же время с нарастающей надеждой смотрел на него. – Мастер спорта Баранов, да?

– Да, я это, – шофер продолжал невозмутимо смотреть вперед.

– Это ты в тридцать шестом поднялся на Шах-Тау?

– Да, я это…

– Что за черт! Что ж ты раньше-то молчал?

– Думал, – усмехнулся Баранов. – Мальчишка вон не знает толком и то испугался…

Их резко подбросило. Артем боком навалился на шофера и как бы случайно обнял его за плечо, и впервые счастливо улыбнулся. Он и мечтать не мог, что у него в группе будет альпинист-профессионал. Да еще какой!

А шофер по-прежнему молча, сосредоточенно смотрел вперед.

У самой реки, перед палаткой трое альпинистов подбирали снаряжение. Артем проверял рюкзак, который набил Спичкин. Он безжалостно выбрасывал одну вещь за другой. Спичкин переминался перед ним, оправдывался:

– В горах ночью холодно… И есть хочется…

Артем в это время вынул две консервные банки, одну отложил в сторону.

– Сам начальник снабжения выдал… – упавшим голосом сказал Спичкин.

– Банка тушенки – это триста граммов взрывчатки. Жрать будет некогда, понятно?

– Понятно… – нехотя протянул Спичкин. – Будем питаться кузнечиками.

– Отставить шуточки! – повысил голос Артем и посмотрел на Шота Илиани. – Все рюкзаки проверю лично!

У походного госпиталя стоял газик. В моторе копались двое – Баранов и пожилой солдат с обвислыми светлыми усами.

– Зажигание все время барахлит, – говорил Баранов. – И фильтры почисти…

– Один черт, взорвать придется, – пробурчал пожилой солдат.

– Взорвать и дурак может, – спокойно сказал Баранов. – Можно и просто – с обрыва… А ты спрячь. Загони куда-нибудь за скалы – век не найдут. Только место заметь. Что мы, фрицев на всю жизнь, что ли, в долину пустим? – Баранов поднялся от мотора, продолжал: – А так машина хорошая, трудяга. Держи ключи, – он протянул пожилому солдату ключи от зажигания.

А сам тем временем направился к госпиталю.

Три длинных брезентовых барака стояли параллельно друг другу. И еще несколько палаток вокруг. Там – операционные, там – врачи и медсестры.

Баранов вошел в барак. На койках и просто на тюфяках на полу лежали раненые. Какой-то солдат, прыгая на одной ноге, перебирался на койку к товарищу. А тот уже расставлял шахматы на доске.

Кое-кто тихо, вполголоса переговаривался, но большинство лежали неподвижно, уставив бледные, бескровные лица в потолок.

Баранов прошел меж коек, остановился у самой крайней. Лежавший на ней боец спал. Осунувшееся, изможденное лицо покрыто бисеринками пота, голова и грудь перебинтованы.

Баранов молча стоял над ним и смотрел. Подошла медсестра, высокая, красивая женщина лет тридцати.

– Первый раз нормально спит… – полушепотом сказала она. – Вы-то как себя чувствуете?

– Нормально, – усмехнулся Баранов. – Вожу начальство.

А раненый вдруг что-то почувствовал, повернул голову, открыл глаза.

– Вадим… – он слабо улыбнулся.

Баранов присел на койку, на самый краешек, скупо улыбнулся в ответ:

– Как дела?

– Худо… Видно, не поднимусь, – раненый снова попытался улыбнуться.

– Ну-ну, еще попрыгаешь… Завтра вас в тыл вывозить будут. Мы еще с тобой после войны в горы пойдем.

Раненый молчал, дышал с трудом, потом негромко проговорил:

– А говорят, нас отрезали…

– Врут… – Баранов посмотрел прямо ему в глаза. – Испорченный телефон. Чуть что, сразу – отрезали… Погоди, через неделю мы из них пыль выколачивать будем…

Раненый молчал. Около койки стояла медсестра, слушала.

– Плохо… – вдруг выдохнул раненый, глядя куда-то в сторону. – Если сюда придут, даже застрелиться не смогу.

И от этих слов медсестра вздрогнула, прикусила губу.

– Завтра вас в тыл повезут, понял? – повторил Баранов и поднялся. – Это я тебе обещаю… Выздоравливай. Из госпиталя напиши. Пока…

Баранов прикоснулся к руке бойца, безжизненно лежавшей поверх одеяла, повернулся и быстро пошел меж коек к выходу. Медсестра догнала его у выхода.

– Погодите, Баранов.

Баранов остановился, молча смотрел на нее.

– Вы пойдете на вершину, да? – спросила она. – Я знаю… Главврач сказал, что укомплектована группа альпинистов… И что не хватает людей… В общем, я решила… Я тоже пойду…

– Не советую, – коротко ответил Баранов и снова пошел.

Медсестра догнала его, схватила за руку.

– Да погодите вы! Я же говорила вам, что знаю альпинизм… У меня приличный опыт.

Баранов молча и с какой-то неприязнью смотрел на нее.

– Вы три недели с контузией пролежали и идете… А я… Не смотрите, что я худая, я сильная…

Баранов усмехнулся, приложил руку к груди.

– Верочка, это решает командир группы… А я серьезно вам не советую, – он небрежно козырнул и быстро пошел прочь.

Уже густели, наливались холодом сумерки в долине. И со всех сторон нависали над ней черные вершины гор.

Пятеро альпинистов стояли в шеренгу, и рядом с каждым лежали на земле рюкзак, ледоруб, автомат. Комполка оглядел всех, кашлянул в кулак:

– Товарищи бойцы… Голубчики… Знаю, что трудно, можно сказать невозможно… А вы сделайте… Люди вам в ноги поклонятся…

Альпинисты стояли, опустив руки, молчали. Федорцов вынул из кобуры пистолет, протянул Вере.

– С автоматом тяжело, а это в самый раз…

В это время на дороге к лагерю показалась лошадь, запряженная в повозку. Лошадь бежала быстрой рысью.

Комполка пожал каждому руку, повернулся уходить.

Повозка подкатила, громыхая. У лошади ходуном ходили бока. Семен Иваныч спрыгнул на землю и сразу закричал сварливо:

– А скальные крючья забыли, растяпы! И теперь за вас думай!

Артем взглянул на Баранова. Тот недоуменно пожал плечами, сказал:

– Брали… Сам брал…

Семен Иваныч тем временем выбрал из повозки связку крючьев и покосился на Веру.

– И бабу с собой берете? – тем же недовольным тоном пробурчал он. – Плохая примета…

– Спасибо, позаботился, – сказал Артем.

– Сколько набрал? – спросил Семен Иваныч.

– Пять! – весело ответил Шота и поднял с земли рюкзак. – Как раз одного не хватает!

А Семен Иваныч вдруг снова заорал, теперь на Спичкина:

– Кто ж так ледоруб держит, а?! Назад клювом! – Потом он опять повернулся к Артему. – Когда выходить решили?

– Через полчаса. Пусть совсем стемнеет.

– Это хорошо… Может, немец и не заметит… – Семен Иваныч пошел к повозке, достал оттуда пару огромных альпинистских ботинок.

И, увидев эти ботинки, Артем улыбнулся.

Ночь в горах наступает сразу. Нет вечерних смутных сумерек и до появления желтой луны – холодно и черно.

Три пары альпинистов медленно двигались по разорванному леднику. Впереди Баранов в связке с Семеном Иванычем, за ним Артем с Шота Илиани и замыкал группу Спичкин с Верой.

В темноте люди осторожно посвечивали фонариками – угольно-черные, извилистые трещины встречались то и дело. Их перепрыгивали.

– Где шляется эта луна! – шепотом ругался Семен Иваныч.

Он двигался медленно, тяжело. Силы осталось в этом человеке еще много, но ловкости нет. Прыгать даже через небольшие трещины ему трудно. Он снимал каждый раз рюкзак, автомат.

Баранов страховал его, посвечивая фонариком.

– Быстрее, – негромко торопил Артем.

– Вам хорошо, соплякам! – пыхтел Семен Иваныч.

Вера все время поучала Спичкина:

– Крепче ногу держи… Ты ее не ставь, а в наст втыкай…

– Жарко, – отдувался Спичкин. – Два свитера надел, уф!

Где-то далеко сорвался камень, гулко застучал вниз, увлекая за собой другие камни. Камнепад. И потом снова тихо. И вдруг где-то ухнул, словно пушечный выстрел, ледник. Это образовалась новая трещина.

Хлопнул выстрел, и белый шарик ракеты, шипя и разбрызгивая искры, взлетел в черное небо. Ледник и контрфорс осветились мертвенным светом. Шестеро альпинистов застыли на белом, изрытом трещинами льду.

Ракета погасла, люди поднялись, пошли.

Баранов коротко посветил перед собой фонариком – широкая, бездонная трещина преградила им путь.

– Я ее не перепрыгну, – мрачно сказал Семен Иваныч.

– Попробуй, – шепнул Баранов. – Я страховать буду.

Семен Иваныч, продолжая шепотом ругаться, стал снимать рюкзак. Он собрался, несколько секунд стоял неподвижно и тяжело прыгнул.

Артем, Вера, Баранов и Шота смотрели. Семен Иваныч грузно поднялся на противоположной стороне. Баранов кинул ему рюкзак. Семен Иваныч подобрал рюкзак, автомат, помахал рукой.

– Старик еще попрыгает, – сказал Артем.

Баранов промолчал.

Но несчастье все-таки случилось. Буквально на этом же месте сорвался в трещину Спичкин. Громкий крик пронесся по леднику, отозвалось эхо в горах.

И тут взлетела ракета. Альпинисты бросились на лед, замерли, смотрели на белый, шипящий шарик.

Спичкин висел на веревке. Вера с трудом удерживала его, вцепившись в ледоруб.

Баранов посмотрел на лежащего Артема, шепотом выдохнул, точно отрубил:

– Не дойдет он.

– Давай салагу ко мне в связку, – сказал Семен Иваныч. – Женщине с ним трудно…

Когда ракета погасла, стали вытаскивать Спичкина. Его вытащили перепуганного насмерть.

– Почему рюкзак не снял, балбес?! – зло зашипел Семен Иваныч.

Спичкин молчал. От пережитого испуга у него сильно дрожали руки.

– В следующий раз крикнешь – застрелю, – твердо выговорил Артем.

– Он не виноват, – неожиданно сказала Вера.

– Адвокатов не нужно, Вера. – Артем недобро взглянул на нее.

– От неожиданности я… – оправдывался Спичкин. – Закурить можно, товарищ лейтенант?

– Отставить курение!

Из-за туч выплыла луна, осветив горы призрачным светом. Передвигаться стало легче. Где-то далеко одиноко и тоскливо курлыкали улары.

Шестеро солдат-альпинистов прошли ледник.