Текст книги "Месть блондинки"
Автор книги: Соня Мэсси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Соня Мэсси
Месть блондинки
Пролог
Женщина стояла у окна, слегка прикрыв обнаженное тело тяжелой драпировочной тканью оконной шторы, и рассеянно смотрела вниз на бульвар Сансет. С высоты ее номера на последнем этаже гостиницы «Каса дель Соль» эта знаменитая звездно-полосатая «Дорога славы» жила почти в полном соответствии с заслуженной ею репутацией самого величественного и знаменитого места Голливуда. С седьмого этажа песок и мелкая грязь были почти незаметны. Тяжелая пелена низко стелющегося смога слегка смягчала эту сцену, придавая ей некий налет сюрреализма и романтической дымки, как в старых черно-белых фильмах.
Голливуд, эта вавилонская блудница, отчаянно нуждался в срочной помощи, чтобы хоть как-то скрыть удары безжалостного времени и сумасшедшего темпа жизни.
На мгновение женщина предалась фантазиям, и ею вновь завладели привычные иллюзии. Она потянулась к стакану и тут же ощутила жар, казавшийся особенно нестерпимым в прохладной комнате с включенными кондиционерами. На улице стояла августовская жара, усугубляемая безжалостным, опаляющим ветром из пустыни.
Такие ветры всегда наводили на нее тоску и лишали сил.
А в соседней комнате ерзал и дергался привязанный к кровати мужчина, который, вероятно, проклинал день и час, когда повстречал ее на своем пути. Вот если бы это произошло в тот момент, когда с берега потянет прохладный и оттого еще более приятный морской бриз, тогда она, возможно, почувствовала бы облегчение и сохранила ему жизнь.
Нет…
Нужно быть честной и откровенной хотя бы с собой. Какая разница, в конце-то концов?
Она медленно отошла от окна и, отшвырнув штору, легкой грациозной походкой направилась в глубь комнаты. Женщина двигалась так, будто ничуть не сомневалась в своей красоте и сознавала, что ее нагота может ослепить кого угодно. В другой ситуации она вообще не стала бы прикрывать тело какой-то нелепой шторой, поскольку никогда не страдала излишней скромностью, но сегодня предпочла не привлекать к себе внимания. Следует оставаться незаметной, даже невидимой, если хочешь совершить убийство и остаться безнаказанной.
На этот раз женщина твердо решила избежать осложнений, что, впрочем, ей всегда удавалось и раньше. Вообще говоря, в этом деле не было ничего сложного, если, конечно, к нему подойти с умом. А уж ума-то ей не занимать. Она действительно умна – почти так же умна, как и красива.
Взяв с мраморного столика бокал с шампанским, женщина внимательно оглядела комнату, наслаждаясь вычурным интерьером давно ушедшей эпохи. В «Каса дель Соль» мало что изменилось, хотя эту гостиницу построили в лучшие для Голливуда времена. Художественно оформленная резная мебель, стены, украшенные замысловатым орнаментом и лепниной, зеркала, обрамленные золотом, тяжелый восточный ковер, тускло мерцающий золотыми нитями в мягком свете огромного медного торшера, – все это было до боли знакомым и постоянно всплывало в памяти, вызывая приятное ощущение красоты и покоя. После сегодняшнего дня она тоже сможет позволить себе небольшую роскошь и насладиться тем, к чему у нее всегда были вкус и желание. Незадолго до этого женщина мечтала об изысканном и экзотическом японском модерне, но эта обстановка тоже было вполне в ее вкусе и ласкала взор.
Она медленно двинулась к спальне, с удовольствием ощущая под босыми ногами мягкий ворс ковра. На пороге женщина остановилась, поднесла к губам бокал с шампанским и, закрыв от наслаждения глаза, ощутила, как мириады крошечных колючих пузырьков взрываются во рту и щекочут небо. Проглотив ледяной напиток, она глубоко вздохнула. От нее все еще пахло экзотическим шампунем, хотя ванну она приняла почти час назад, то есть прежде, чем наполнила бокал шампанским, и лишь несколько минут спустя после того, как привязала его к медной передней спинке кровати.
Женщина абсолютно точно знала, как именно нужно получать наслаждение в этом бренном мире. Только те, кто действительно способен испытывать бесконечное удовольствие от красивой жизни, заслуживают ее.
А он не знал подобной жизни и поэтому не заслуживал ее.
Ах да, она чуть не забыла, что решила раз и навсегда покончить с муками совести и не терзать себя подобными вопросами. Все равно это закончится через несколько минут.
Шампанское медленно проникало в кровь, наполняя тело приятным теплом и живительной силой и повышая настроение. Еще час назад женщина мучилась от бессильной злобы и вот сейчас была почти так же весела и беззаботна, как прежде.
Ей понадобилось слишком много времени, чтобы выработать у себя столь желанное и драгоценное чувство легкости и беззаботности. Порой женщину донимали тягостные мысли о себе и своем будущем, а по-настоящему приятные мгновения редко и словно неохотно выпадали ей на долю.
– Ну как ты себя чувствуешь, дорогой? – игриво осведомилась она, прекрасно зная, что он не может ответить ей, даже если бы очень хотел. Еще бы! Ее скомканные шелковые трусики были плотно втиснуты в его рот.
В ответ послышалось глухое мычание.
– Так-так, похоже, мой любимый чем-то очень недоволен, – язвительно заметила женщина с сильным акцентом, свидетельствующим о том, что она происходит из южных штатов. – Как забавно, а раньше ты ничуть не возражал, когда я связывала тебя по рукам и ногам своими шелковыми чулками. Ты просто балдел от подобных штучек, и мне это нравилось больше всего на свете.
Женщина не спеша пересекла затемненную комнату, подошла к кровати и тщательно проверила, надежно ли связаны его руки. Практика – великое дело. Непрерывное дерганье лишь крепче затягивало узлы, а на правом запястье сильной мускулистой руки мужчины даже появились кроваво-красные полосы.
Она посмотрела на его перекошенное от злости лицо. Даже в полумраке было видно, что широко раскрытые глаза мужчины с дикой яростью и страхом неотрывно следят за каждым ее движением. Женщина направилась в противоположную часть комнаты, где на небольшом антикварном столике стояла бутылка с шампанским. «Итальянская работа, – подумала она, внимательно присмотревшись к инкрустированной поверхности мореного дуба и к резным деревянным розам, украшавшим рамку зеркала, – вероятно, конца двадцатых или начала тридцатых годов». Этот человек на кровати научил ее неплохо разбираться в антикварных вещах и надежно вкладывать деньги в произведения искусства. Собственно говоря, он был ее наставником на протяжении последних шести месяцев и считал себя почти равным знаменитому Свенгали.
Да, этот человек действительно многому научил ее, и она всегда воздавала ему должное.
К величайшему сожалению для него, он научил ее не только этому, но также суровости и беспощадности в борьбе с врагом. И хотя она не нуждалась в уроках жестокости, он давал их с завидной настойчивостью.
– Почему Элиза? – Уязвленное самолюбие, прозвучавшее в голосе женщины, слегка смягчило черты ее лица. – То есть… мне интересно, почему именно она? Ты же знаешь, я не выношу эту стерву, грубую, надменную и провинциальную.
Заметив в его глазах осуждение, упрек и даже обиду, она разозлилась еще больше.
– Я не провинциалка, – холодно бросила женщина, – во мне никогда этого не было. Не отрицаю, ты кое-чему научил меня, но я не была провинциалкой и до встречи с тобой.
Она увидела, что мужчина напрягся всем телом, и на ее губах появилась едва заметная улыбка. Но это была не та милая, добродушная, полусонная и необычайно сексуальная улыбка, которая когда-то сразу очаровала его. Сейчас что-то похожее на злобную ухмылку исказило ее пухлые напомаженные губы и не затронуло до боли знакомые и некогда прекрасные глаза. Только сейчас мужчина обратил внимание на то, что в этих огромных чарующих глазах, которые он так часто называл «окнами в ее душу», появился странный и жестокий блеск, казалось, открывавший глубину ее порочной натуры, прежде неизвестную ему.
– Если ты собирался просто поразвлечься, – язвительно проронила она, – подурачиться, тебе, мой дорогой, следовало выбрать для этой цели другую женщину. – В ее голосе появился такой же холод, как и в леденящем душу блеске глаз. – Да, это была самая крупная твоя ошибка.
С этими словами она не спеша подошла к массивному шкафу и открыла тяжелые дверцы. За ними показался экран телевизора и темная коробка видеомагнитофона. Включив телевизор на полную громкость, женщина щелкала переключателем до тех пор, пока не отыскала какой-то полицейский сериал с визжащими шинами автомобилей, громкими выстрелами, истошными воплями, криками и дикой, оглушительной музыкой.
Взглянув на связанного мужчину, она отметила, что его ярость и гнев сменились паническим ужасом. Этот человек явно понимал, что происходит, а он был не из тех, кто просит о пощаде. Этот будет держаться до конца и, перед тем как успокоиться навсегда, выплеснет на нее весь свой неистовый гнев. Женщина вдруг почувствовала уважение к обреченному на смерть парню. Впрочем, она уважала его и раньше, но сейчас испытывала нечто иное.
Бесстрастно, как робот, подчиняющийся командам компьютера, женщина подошла к столику, открыла свою черную дорожную сумку, вынула оттуда небольшой, но мощный пистолет 38-го калибра и вернулась к кровати. Взяв подушку, она обернула ею пистолет и посмотрела на пленника.
– Мне очень жаль, Квинн, но, надеюсь, ты все прекрасно понимаешь. Уверена, при подобных обстоятельствах ты поступил бы точно так же.
Нависнув над ним и глядя в его помутневшие от бессильного бешенства глаза, женщина испытала неодолимое желание продлить это мгновение, до конца насладиться своей безграничной властью над ним. Кровь бросилась ей в голову от сладостного ощущения полного контроля над чужой жизнью. Его животный страх, ярость и безумное желание жить только усиливали в ней ощущение безграничной власти. И это, как сознавала женщина, будет долго питать ее воображение, то и дело возвращая память к незабвенной минуте и пробуждая в ней энергию.
– Прощай, Квинн, – прошептала она. – Видит Бог, я не стремилась к такому исходу. Ты сам во всем виноват. За ошибки надо платить, ты сам меня этому учил.
Приставив ствол пистолета к его лбу, она помедлила и нажала на спусковой крючок. Женщина делала все так спокойно и уверенно, как и учил ее Квинн. Звук выстрела, приглушенный подушкой, органично слился с теми звуками, что доносились из телевизора. Женщина почему-то предполагала, что смерть от прямого выстрела в голову наступит мгновенно, и лишь сейчас сообразила, насколько велики ресурсы человеческого тела, если оно бьется в конвульсиях даже при поражении мозга. Размышляя об этом, она прошлась по комнате, выключила телевизор, накинула белый шелковый халат и натянула шелковые чулки. Женщина не потеряла хладнокровия, даже услышав громкий стук в дверь.
– Служба безопасности гостиницы, – донесся до нее хриплый голос, вслед за чем последовал еще более настойчивый стук. – Пожалуйста, откройте!
Бросив взгляд на дергающееся на кровати тело, она посмотрела на свое тонкое, почти прозрачное белье и пошире распахнула халат.
– Да? – игриво промолвила женщина, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы полицейский увидел ее прелести. По его молчанию она поняла, что замысел удался. Клюнув на то, что ему предложили, охранник оторопел от неожиданности. Женщина услышала его тяжелое дыхание и кожей ощутила на своем теле плотоядный взгляд. Она же заметила лишь голубую униформу и выпученные от удивления глаза полицейского.
– В чем дело, офицер? – кокетливо осведомилась женщина, позволяя охраннику детальнее рассмотреть себя в приоткрытую щель.
– А… э… нет, ничего страшного, мадам, – с трудом пробормотал тот. – Просто соседи пожаловались на слишком громкий звук вашего телевизора, но сейчас я вижу… словом, вижу, что вы уже выключили его. Значит, сейчас все нормально, мадам, нет проблем.
– Вот именно. – Она с облегчением вздохнула и, сделав чуть заметное движение, еще больше распахнула халат. – Надеюсь, сейчас все в порядке. Спасибо за бдительность. – Закрыв дверь, женщина заперла ее. – Болван, – тихо пробормотала она.
Вернувшись в спальню, женщина включила верхний свет. Квинн перестал биться в конвульсиях и затих навсегда. Она надеялась, что испытает облегчение, но этого не произошло. Женщина собрала вещи, запихнула их в кожаную сумку, надела солнцезащитные очки, собрала в пучок длинные волосы и вышла из номера.
В вестибюле она спокойно прошествовала мимо охранника, оживленно беседовавшего с регистратором. Женщина узнала его голос и была слегка разочарована тем, что он не обратил на нее ни малейшего внимания. Ее соблазнительное белье и все, что находилось под ним, безусловно, сделали свое дело, однако она не привыкла к подобному равнодушию со стороны мужчин и ощутила досаду.
Швейцар услужливо распахнул дверь и улыбнулся, явно восхищенный ее красотой. Это польстило самолюбию женщины, однако приятное чувство удовлетворения исчезло, как только она оказалась на улице. Горячий ветер пустыни тотчас опалил женщину, и ее чувственный рот исказила гримаса отвращения.
Черт бы побрал этот палящий зной Санта-Анас! Он всегда наводил на нее тоску и лишал сил.
Глава 1
– Я хочу, Керри Шоу, чтобы ты запомнил раз и навсегда: я никогда не делала ничего противозаконного. Ты портишь меня, толкая на правонарушение, – сказала Эмили Шоу, наблюдая, как ее пятнадцатилетний сын подтаскивает ящик к старой кирпичной стене.
Он беззаботно засмеялся, ловко вспрыгнул на ящик и потянулся рукой к пожарной лестнице.
– Хорошо, – весело заметил Керри, – если это действительно самая ужасная вещь, совершенная тобой за тридцать семь лет, тебе нужно…
– Не тридцать семь, а тридцать шесть!
– Какая разница?
– Разница большая! Мне всего тридцать шесть, и ты, юноша, тоже начнешь подсчитывать свои годы, когда достигнешь моего возраста!
Керри подпрыгнул, ухватился длинными руками за нижнюю ступеньку старой, изрядно проржавевшей пожарной лестницы и потянул ее вниз. Металл громко лязгнул, заскрипел и нехотя поддался. Эмили робко огляделась. Ей показалось, что этот громкий звук разнесся по всей пустынной площадке для парковки автомобилей и дошел даже до многоквартирного жилого дома, находившегося в нескольких сотнях футов отсюда.
– Представляю, – тихо пробормотала она, – как это подадут на первой полосе «Стар диспетч» – «Местная подрядчица строительной фирмы и ее сын были задержаны за вторжение в частную собственность и приговорены к пожизненному заключению».
– Мама! – Керри закатил глаза. – Сейчас даже самых отъявленных убийц не приговаривают к заключению.
– Ты прав, – уныло согласилась Эмили. – Ну ладно, а что же дальше?
Широко взмахнув рукой, Керри показал ей на лестницу и отвесил поклон.
– После вас, мадам.
– Нет-нет, сначала ты. Мне вовсе не хочется шлепнуться на задницу. А поскольку ты гораздо моложе, твои кости быстрее срастутся.
Керри покачал головой и легонько подтолкнул мать к лестнице.
– Нет, так не пойдет. Почтенная тридцатишестилетняя леди должна лезть первой. В случае чего ты упадешь на молодого и расторопного человека.
– Пожалуй, ты прав. – Эмили снова оглядела огромную площадь парковки. Убедившись, что поблизости никого нет, она осторожно поставила ногу на ступеньку и зажмурилась, услышав, как та заскрипела.
Много лет проработав строительным подрядчиком, Эмили привыкла к хлипким и неустойчивым лестницам. В ее профессиональной практике встречались конструкции и похуже, однако эта лестница, изъеденная ржавчиной и влажным калифорнийским воздухом, пугала ее. Но какого черта думать об этом? В кои-то веки подрастающий сынок решил поделиться с ней своими мальчишескими секретами. Когда еще дождешься от него подобной снисходительности? Нет, это не тот случай, когда стоит выказывать чрезмерную, выработанную годами осторожность.
– Постой, дай-ка мне эту штуку. – Керри взял у матери бумажный пакет.
– Боже мой! – удивленно воскликнула она. – Как это мило с твоей стороны. – Эмили охватила гордость. Воспитывать сына было нелегко, но твердая рука любящей матери сделала мальчика настоящим джентльменом.
«Не будь так наивна, – подумала она. – Это все результат твоих постоянных придирок и наставлений».
– Если ты упадешь, – невозмутимо добавил Керри, – мне очень не хотелось бы, чтобы пострадал наш обед.
– Ты всегда думаешь только про еду, – съязвила Эмили, проворно поднимаясь по лестнице. Сказывались долгие годы работы на стройках и хорошая тренировка. – Впрочем, меня это ничуть не удивляет. Ты весь в отца. – Поднявшись и посмотрев вниз, Эмили с удивлением увидела, что сын обиженно смотрит на нее. – В чем дело? – спросила она.
– Мама, никогда не напоминай мне, что я похож на отца.
Поняв, что сын не шутит, Эмили ощутила горечь. Черт бы побрал этого мерзавца Харриса! Он причинил сыну немало боли.
– Давай поскорее за мной! – сказала она. – Если меня застукают, я не желаю одна объяснять, почему вдруг черти понесли меня на эту проклятую крышу. Тебе придется отвечать вместе со мной. Ну же, быстрее! Шевели задом!
Рассмеявшись, Керри последовал за матерью.
– Шевели задом, говоришь? Как это пошло! Если хочешь выругаться, делай это как следует.
– Я никогда не ругаюсь. – Эмили отступила, пропуская сына. – Во всяком случае, в твоем присутствии.
– Да, конечно… – Керри подмигнул. – Знаешь, я давно хотел спросить тебя: почему ты материшься, считая, что меня нет поблизости, но наскакиваешь на меня, когда я ругаюсь, думая, что тебя нет рядом?
– Мы уже обсуждали с тобой этот вопрос.
– Да, тогда ты сказала, что я не должен заменять ругательствами нормальные слова. И советовала мне расширить словарный запас, а не материться почем зря.
Посмотрев на сына, Эмили подумала, что, вероятно, выглядит такой же самоуверенной и заносчивой, как и пародирующий ее сын. Нет, вряд ли. Подростки склонны к преувеличениям и используют их в своих целях. Особенно этот подросток.
– Ну так вот, – продолжал Керри с нарочитым псевдобританским акцентом, – за последние годы я значительно расширил запас слов, поэтому пора воспользоваться выбором, предоставленным мне прежде. Я намерен использовать матерные слова как средство самовыражения, если в этом появится необходимость.
Эмили удивленно смотрела на сына. Подобные перепалки возникали каждый день и порядком надоели ей. Что же произошло с этим некогда милым, невинным мальчиком с огромными глазами? Почему он ведет себя так непредсказуемо и подчеркнуто грубо?
Вдруг ее осенило.
– Послушай, тебе говорит что-либо слово «скороспелка»?
Керри надолго задумался, и Эмили решила, что попала в точку.
– Все ясно, – быстро проговорила она. – Так вот, пока ты не осознаешь смысл этого слова, говори со мной как джентльмен.
– Дорогая мамочка, ты пытаешься накинуть мокрое одеяло на вечерние сумерки. Запомни: я пригласил тебя на эту крышу вовсе не для того, чтобы слушать наставления, а как верного и надежного друга.
Эмили видела, что Керри вполне серьезен. Она даже заметила зеленоватый огонек в его глазах, свидетельствующий о том, что сын искренен. Такой же огонек Эмили не раз наблюдала в глазах его отца.
– Ну ладно, объявляю перемирие. – Она огляделась. – А теперь скажи, пожалуйста, что вы, хулиганы, делаете по ночам на этой ржавой и грязной крыше? – Эмили осторожно направилась к краю крыши, обнесенному невысокой оградой, бросила взгляд на живописное побережье южной Калифорнии и на небольшой, но очень уютный и до боли знакомый город, где провела свои последние и далеко не самые худшие в ее жизни шестнадцать лет.
Керри присоединился к матери, и теперь они стояли плечо к плечу, но при этом казались чужими людьми. Во всяком случае, совсем не походили на мать и сына. Керри унаследовал от отца темные каштановые волосы, изумрудного цвета глаза и стройную фигуру. Однако лицо его, как и у матери, часто выражало напряженное любопытство.
Эмили успокаивало то, что Харрис Шоу передал сыну не только упрямый и сильный подбородок, но и неиссякаемую жажду жизни.
Керри указал на длинную, вытянувшуюся вдоль всего побережья дорогу для прогулок.
– Мы стоим здесь и наблюдаем за тем, что там происходит. Например, вон те парни ищут бля… то есть приключений на свою голову. – Вынув из бокового кармана небольшой бинокль, он протянул его матери.
– Господи, это же мой театральный бинокль! А я-то никак не могла понять, куда он делся!
– Я просто одолжил его у тебя, а ты опять ведешь себя как занудная мамаша.
Взяв бинокль, Эмили внимательно присмотрелась к парням, бесцельно бродившим по набережной. Они действительно производили впечатление людей, истосковавшихся по приключениям. Бейсбольные кепки, яркие шорты, цветастые майки, а особенно наглые рожи выдавали в них местных хулиганов.
– Неужели ты наблюдаешь отсюда за посторонними людьми? Это же не только противозаконно, но и аморально.
– Лишь в том случае, если эти посторонние ходят нагишом.
– Значит, ты наблюдаешь за ними, когда они голые?
– Нет, аморально глазеть на них, если они голые, – уточнил Керри. – Мы никогда не посмели бы вторгаться в частную жизнь людей, подглядывая за ними, если бы они, предположим, принимали душ, переодевались или делали что-то еще в этом роде…
– Дерьмо собачье!
– Мама! Ты шокируешь меня!
– Да, а ты моришь меня голодом. Где перекусим?
Керри ухмыльнулся и подтолкнул мать к дымовой трубе.
– Для вас, мадам, найдется самый шикарный столик в нашем заведении. – Последние слова он произнес с французским акцентом, более ужасным, чем британский.
– Дорогой… будь любезен, позаботься о том, чтобы мне сделали ясную и четкую фотографию входного отверстия этой раны.
Мелодичный йоркширский акцент детектива Маргарет Уинстон был бы уместен в лондонском театре, но не там, где произошло убийство. Маргарет склонилась над трупом и, приподняв голову, поправила очки.
– Обрати внимание, дружок, на пороховые ожоги. Они должны быть в фокусе.
Пока судебный фотограф щелкал фотоаппаратом, Маргарет неотступно следовала за ним и одобрительно кивала.
– Да-да, премного благодарна. Спасибо, этого будет вполне достаточно. А сейчас сними этот кусок черной ткани, торчащий у него изо рта. – Она привычным жестом поправила на затылке седеющие волосы. – Боже милостивый, да это похоже на трусы! Или я ошибаюсь, Чарльз?
Чарли Лэндиз, давно отвыкший от того, чтобы его называли полным именем, откликнулся не сразу.
– О да, мэм, по-моему, эта тряпка напоминает женское белье. Впрочем, сейчас трудно сказать что-либо определенное.
– Верно. Молодые люди в наши дни чрезвычайно… изобретательны, особенно в тех случаях, когда дело доходит до приятного отдыха. Совершенно невозможно предугадать, чем может все кончиться в таких вот злачных местах. – Маргарет поддела пальцами резинку и потянула черную ткань из перекошенного рта покойника. Вынув предмет, она внимательно оглядела его. – Да, действительно, это женские трусики. Правда, очень узкие. Как по-твоему, Чарльз? Не понимаю, зачем носить такое изделие? Зимой даже в Калифорнии в таких трусиках не разгуляешься.
Усмехнувшись, Чарли посмотрел на Иоланду Перес, помощника следователя, которая снимала отпечатки пальцев с покрытого пылью телефона. Та бросила быстрый взгляд на Маргарет.
– Вы правы, мадам, но только в принципе, – деликатно заметил Чарли. – Дело в том, что в августе в Калифорнии холодов не бывает. – При этом он обратил внимание на небольшую окровавленную подушку с дыркой посредине, лежавшую рядом с уже остывшим телом.
– Это верно, хотя и грустно, – глубокомысленно заметила детектив Уинстон, изучая туго натянутые чулки, которыми жертва до сих пор была привязана к спинке кровати. Чулки такого высокого качества она в последний раз видела только после окончания Второй мировой войны. – Знаете, а я до сих пор тоскую по сказочным снежным бурям графства Йоркшир, где провела детство. – Вынув из внутреннего кармана жакета изрядно потертую записную книжку, Маргарет достала из-за уха остро заточенный карандаш и быстро начертила какие-то странные символы – изобретенную ею весьма хитроумную стенографию. – Никаких улик, ничего, что позволило бы судить о личности преступника. – Она снова обвела взглядом комнату, желая убедиться в том, что ничего не упущено. – Зафиксированная в регистрационном журнале фамилия, разумеется, вымышленная. Стоит ли удивляться, что убийца расплачивалась наличными. Труп обнаружен горничной. Гм-м…
– Простите, что вы сказали? – спросила Иоланда.
– Ничего, дорогуша, просто у меня дурная привычка разговаривать с собой. Впрочем, это обычное явление для таких немощных старушек, как я. Подобное происходит со мной уже более сорока лет, так что не обращайте на это внимания. – Глядя в остекленевшие глаза покойника, Маргарет Уинстон размышляла о том, что они видели в последнюю минуту. – Если бы мертвые могли говорить, наша задача была бы куда проще. В Викторианскую эпоху эксперты извлекали глазное яблоко жертвы преступления и исследовали сетчатку, пытаясь определить его последние впечатления, а возможно, и лицо убийцы. Но это, конечно, ничего не давало.
Тяжело вздохнув, Маргарет направилась в ванную. Там склонился над раковиной с ватным тампоном в руке ее помощник – красивый чернокожий молодой человек.
– Как дела, Реджинальд? Нашли что-нибудь интересное?
Реджи Гордон покачал головой. Как и Чарли, он отвык от своего полного имени и даже вздрагивал, когда детектив произносила его.
– Нет, мадам, в этой чертовой раковине нет никаких следов крови. Полагаю, мерзавец вообще не вымыл руки после убийства. Не слишком брезглив, должен заметить.
– Это женщина. – Детектив Уинстон наклонилась и провела кончиком пальца по чуть заметному на белом фоне масляному пятну. Затем поднялась, поднесла палец к носу и удовлетворенно усмехнулась. Запах напомнил ей романтический вечер в Париже, на левом берегу Сены, жарким летом 1952 года. – Да, дорогой Реджинальд, убийца – женщина, причем, несомненно, с изысканным вкусом и с большими средствами. Значит, мы можем сразу же вычеркнуть из списка подозреваемых всех уличных проституток. – Взяв у помощника ватный тампон, Маргарет собрала им небольшое количество масла для ванны и осторожно поместила его в маленький пластиковый пакет. – Надеюсь, в лаборатории масло исследуют и подтвердят, что оно стоит не меньше двухсот двадцати пяти долларов за унцию. – Поймав удивленный взгляд помощника, она добавила: – К твоему сведению, Реджинальд, я не всегда была толстой шестидесятилетней старухой, да к тому же сыщиком лос-анджелесской полиции.
Помощник пожал широкими плечами:
– Я ничего такого не говорил.
– Да, но взгляд человека может сказать больше многих томов.
Смущенно кашлянув, Реджи начал что-то пристально рассматривать на полу.
– Все верно! – Он торжественно поднял длинный рыжеватый волос. – Вам не кажется, что это не похоже на каштановые волосы горничной?
– К тому же у нее они короткие, – оживилась Маргарет Уинстон, внимательно присматриваясь к ценной находке. – Крашеный. Весьма популярная вещь в косметических магазинах: золотистый оттенок или золотисто-бронзовый, номер 2775 или в крайнем случае 2776.
– Вы, должно быть, шутите, мэм. Разве это можно определить по одному волосу? – изумился Реджи..
Маргарет Уинстон, снисходительно хмыкнув, отвела с его лба прядь курчавых волос.
– Можно.
– То есть вы обладаете таким уникальным даром?
– Конечно же, нет, дорогой. Я пошутила. – Она рассмеялась. – Это самая большая проблема у вас, американцев. Вы всегда слишком серьезны и не понимаете, когда с вами шутят.
Эмили сидела за обеденным столом, глядя на стопки неоплаченных счетов. Сейчас, не имея возможности оплатить их, она проклинала своего мужа, который скоро должен был стать бывшим. Впрочем, не так скоро, как ей хотелось бы.
Убийство значительно ускорило бы этот невыносимо грустный процесс и доставило бы удовольствие Эмили. Как было бы приятно затянуть на его шее петлю и тем самым покончить со множеством проблем, включая ненавистный раздел совместно нажитой собственности. А если бы дело выглядело как несчастный случай, она получила бы приличную страховку, которая позволила бы ей безбедно существовать долгое время и даже избежать банкротства.
В жизни Эмили уже был момент, когда убийство мужа представлялось ей не только желанным, но и вполне реальным. Однажды, открыв дверь спальни, она увидела, что муж занимается любовью с их бухгалтершей. Весьма благоприятный момент для осуществления задуманного плана, но со временем Эмили почти забыла о нанесенном ей оскорблении. Она даже удивлялась тому, что злость и ненависть к этому человеку продержались в ней так недолго. Если бы удалось распалять в себе злость, она удержалась бы на плаву.
Взяв со стола большой конверт, Эмили так и не решилась вынуть оттуда документ и в сотый раз перечитать извещение о том, что ее лишают права пользования своим домом. Ее домом. Это прекрасное строение Викторианской эпохи досталось Эмили с таким трудом, что она больше всего боялась потерять его. Кроме Керри, дом был ее единственной гордостью и радостью. Она вложила в него всю душу, отреставрировала старинную мебель красного дерева, привела в порядок дубовые полы, заменила оконные стекла и вообще придала интерьеру совершенно фантастический вид.
Этот дом, красноречиво свидетельствовавший об ее профессиональном успехе, был для Эмили неиссякаемым источником удовлетворения. Но лишь до тех пор, пока она не вошла в спальню и не увидела то, от чего свет померк в ее глазах. Потом все рассыпалось, как песочный замок. С тех пор дом стал для Эмили местом, где ее муж увлеченно занимался любовью с другой женщиной. Любовь к дому исчезла, а безжалостные воспоминания отравляли ее жизнь день за днем, подтачивая здоровье и сводя с ума. В какой-то момент Эмили совсем потеряла голову и оставила надежду обрести покой.
И вот сейчас банк собирался лишить ее собственности, а она не могла сосредоточиться на этой страшной трагедии. Не могла даже по-настоящему разозлиться.
Резкий звук телефонного звонка ворвался в ночную тишину и полоснул по ее натянутым нервам. Опрокинув стул, Эмили вскочила и поспешила на кухню. По пути она задела шнур арифмометра, и аппарат, с грохотом упав на пол, разлетелся на части. Громко выругавшись, Эмили вспомнила о том, что наверху ее сын. Впрочем, он, наверное, спит и ничего не слышал. Она знала одно – тот, кто звонит в столь поздний час, несомненно, имеет для этого веские основания.
– Ах, это вы, мама, – процедила Эмили, услышав характерный техасский акцент свекрови, – рада слышать вас. – Желание избавиться от назойливой свекрови активно побуждало Эмили к разводу. Давно страдающая бессонницей, старуха донимала ее дурацкими ночными звонками. – А я как раз собиралась лечь спать, – соврала Эмили, не желая затягивать разговор. Люсиль всегда звонила поздно ночью или рано утром, чтобы застать невестку врасплох.
