Текст книги "Синева небес"

Автор книги: Соно Аяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

Он довольно хорошо помнил, как устроено это хранилище. На пологом склоне стоит заслон, не позволяющий навозу сползать вниз; если копать далеко от него, то наткнешься на пласт твердой, как камень, земли; если копнешь слишком близко, то труп может вывалиться из кучи прямо на склон, если доски сгнили.

Фудзио даже расстроился: лучше было бы выбрать другое место.

На полуострове Миура повсюду много ложбин, непроходимых зарослей, пещер, глухих участков вокруг синтоистских святилищ,[24]24
  Синтоизм (Синто – «Путь Богов») – национальная религия японцев, основанная на культе предков и вере в одухотворенность природы.


[Закрыть] куда люди почти не заглядывают. Словом, достаточно мест, чтобы схоронить труп. И дернула же его, Фудзио, нелегкая решить закопать тело Ёсико именно здесь!

Но, как бы там ни было, поздно что-то менять. Требуется только выкопать яму достаточной глубины. Меньше нельзя – все сразу раскроется.

Однако лентяй Фудзио так и не смог копать столько, сколько было положено. Вообще-то нужна была яма в метр глубиной, но Фудзио сдался, одолев глубину сантиметров в шестьдесят. Грунт, представлявшийся ему мягким, на поверку оказался довольно-таки твердым. К тому же он поленился надеть рукавицы и натер кровавые мозоли.

Поняв, что не одолеет и семидесяти сантиметров, окончательно выбившись из сил, Фудзио прекратил копать. Он был ужасно расстроен и зол, что из-за этой дуры попал в глупейшее положение. Фудзио уже собирался сбросить в яму лежавшую на спине Ёсико. Не в силах видеть ее лица, белевшего в лунном свете, перевернул на бок и так столкнул вниз. В яме тело согнулось и застыло в скрюченном положении.

В следующее мгновение на дороге, которая заканчивалась тупиком, показалась полоска света от фар. Сердце у Фудзио оборвалось. Он присел на корточки. Если это полицейский патруль, то, считай, пришел конец первого действия. Если же влюбленные, которые ищут, где потемнее, то вряд ли они остановятся тут, где уже стоит чья-то машина. А номер вряд ли запомнят – на что он им? Впрочем, возможны самые неожиданные варианты.

Невольно Фудзио принял ту же позу, что и Ёсико в своей яме. Скрючившись, таясь от света, пробивавшегося между стволами деревьев, он затаил дыхание.

Совершенно чуждый этому месту свет был каким-то потусторонне тусклым, словно теплился на пределе своих возможностей.

Луч замер, оставаясь неподвижным. Фудзио больше всего пугало то, что луч мог упереться в его машину, тогда будет виден номер. Но свечение внезапно погасло, а потом возникло снова – теперь медленно удаляясь.

– Черт, надо ж так испугаться! – пробормотал Фудзио, возвращаясь к работе.

Самое главное было сделано. Яму он с грехом пополам одолел. Теперь оставалось лишь принести портфель и забросать могилу землей. Но тут Фудзио понял, что закопать тут портфель – верх идиотизма. Портфель – это улика, он поможет установить личность погибшей. Значит, его нужно выбросить где-то в другом месте.

Подходящее место – недалеко, если по дороге домой сделать небольшой крюк. Вблизи Цуругидзаки сколько угодно лесистых участков. Эти рощицы, где растут дубы, японские камелии и другие вечнозеленые деревья, разумеется, не назовешь чащобой, но и они сойдут. Люди редко забредают туда. Если распотрошить портфель и выбросить его по частям, то авось и не догадаются, что это такое.

Закидывать яму землей было несравненно легче. Плохо лишь, что получился излишек земли, так что вышел небольшой холмик. Чтобы он не слишком бросался в глаза, Фудзио притоптал его сверху. При этом ему показалось, что он ощущает упругость тела Ёсико под слоем земли. Умом Фудзио понимал, что это невозможно, однако неприятное чувство не проходило.

Чтобы свежая могила не так бросалась в глаза, Фудзио придумал замаскировать ее кустиками вырванной травы. В такой унавоженной почве корни прорастают быстро, поэтому очень скоро всякие следы захоронения исчезнут.

Закончив работу, Фудзио вышел на дорогу, стряхнул с брюк землю, вытер руки ветошью, лежавшей под сиденьем, сел в машину и, не торопясь, вытряхнул грязь из ботинок.

Испытанный ужас, когда он таился от света фар незнакомой машины, как ни странно, вернул Фудзио спокойствие.

Портфель Ёсико лежал на заднем сиденье. Потянувшись всем телом, Фудзио достал его и исследовал содержимое. Необходимо избавиться от вещей, на которых написано имя Ёсико.

К его удивлению, ничего такого он не нашел – ни учебников, ни личных вещей. Она что, спала во время занятий? В тетрадке были какие-то отрывочные и случайные записи, да и то почти все азбукой, а не иероглифами. Кто позарится на такую тетрадь?

Единственной потенциально опасной вещью был ее проездной билет, привязанный шнурком к ручке портфеля. Фудзио оторвал билет и засунул в задний карман брюк.

Словно подарок на память от Ёсико, подумалось ему.

Уже отъехав от рощи, Фудзио вспомнил, что надо бы поскорее выбросить портфель и тетрадь Ёсико.

Но раз с трупом покончено, то остальное подождет. К чему такая спешка? Сперва надо прийти в себя.

Теперь мысли Фудзио устремились к Юкико Хате. Только она сейчас сможет вернуть ему вожделенный покой.

Фудзио посмотрел на часы. Без десяти девять. Он задумался. Не самое подходящее время для визитов.

Однако Юкико как-то обмолвилась, что сидит за «подработками» до глубокой ночи. Младшая сестра, которая служит в токийском издательстве, частенько не приезжает после работы домой, остается на ночь в своей однокомнатной квартире. А Юкико работает до утра. Фудзио нравилось ее словцо «подработка». Такое милое, скромное словечко.

Так заехать или нет?

Его смущала земля на руках и ботинках. Руки-то ладно: тут она ничего не поймет, но брюки на нем светло-коричневые, а носки после ночных похождений стали темно-коричневые. Хотя, если не заострять на этом ее внимание, то, возможно, Юкико ничего и не заметит. А если что-то и спросит, можно соврать, что днем по делам случилось быть на полях.

Портфель Ёсико он снова бросил на заднее сиденье, прикрыв его газетами. Если кто-нибудь и заглянет в машину, то увидит всего лишь газеты. Покончив с этим делом, Фудзио открыл окно. Шум прибоя отсюда не был слышен, но в машину ворвался свежий морской воздух.

Вот бы как-нибудь усадить Юкико в машину и проехаться с ней по дороге в лунном сиянии… Потом постоять вдвоем над обрывом у берега моря, наблюдая заход луны в море…

Однако возможно ли это? Он только что закопал Ёсико, – а уже через десять минут мечтает о Юкико. Фудзио и сам не мог поверить в такое.

Решено. Он развернулся на пустой трассе и поехал к дому Юкико.

Похоже, ему везет. Даже с патрульной машиной (если это была она) все обошлось благополучно, отделался легким испугом.

До дома Юкико Хаты ехать было всего ничего, несколько минут.

Когда оставалась какая-то сотня метров, в свете фар показалась идущая навстречу женщина крепкого телосложения, вся в черном.

Может, случайность, но Фудзио с его невероятной интуицией буквально обожгло чувство опасности.

Что, если это младшая сестра Юкико?

Женщина открыла калитку. Точно, сестра.

Фудзио проехал мимо.

Портфель и тетрадки он, в конце концов, бросил в пруд, покрытый густо разросшейся ряской, неподалеку от автобусной остановки, и в старый колодец у заброшенного нежилого дома. От места захоронения – пять-шесть километров.

Когда Фудзио добрался до своей мансарды, было уже начало одиннадцатого. Родители еще не ложились, смотрели телевизор.

– А вот и я!

– Где ты был, Фудзио? – с беспокойством спросила мать.

– У приятеля задержался.

– Я так беспокоилась, не попал ли ты в аварию…

– Все в порядке. Я же не пью, за руль пьяный не сажусь, верно?

– Хорошо, что все в порядке…

И что толку беспокоиться по пустякам?

– Ужинать будешь?

– Нет, не хочется. Приготовь мне ванну.

Есть и впрямь совсем не хотелось. Выходит, случившееся все-таки подействовало на него.

Он поднялся в свою мансарду. В углу стояла корзина. Мать специально поставила ее, чтобы Фудзио бросал туда вещи для стирки.

Поспешно стаскивая брюки и перепачканные землей носки, он прикинул, что соврать матери, если та заметит грязь и спросит: «Фут-тян, почему все в таком виде?»

«Играл в песочек, мама!» – придумал он ответ. И невольно хихикнул.

В заднем кармане брюках Фудзио нащупал проездной билет Ёсико, лежавший в заднем кармане. В прозрачный пластиковый футляр билета было засунуто и удостоверение личности с приклеенной фотографией.

Сперва Фудзио даже вздрогнул: ему было страшно взглянуть в лицо Ёсико. Но заставил себя посмотреть. Ничего страшного не произошло. Фудзио долго разглядывал черты Ёсико, ее узкие глаза и слабый, вялый рот.

– Привет! Ты жила, но жизнь твоя не стоила ни гроша, ты просто коптила небо, – сказал он девушке на фотографии.

Потом он увидел под фотографией адрес. И его охватило острое любопытство. Фудзио хорошо знал, где находится дом, где еще сегодня жила Ёсико. Помнится, как-то раз мальчишка из того дома украл у Фудзио велосипед. И Фудзио отправился туда. Воришка спрятался за родителей, а те пригрозили полицией. На что Фудзио ответил: хорошо, тогда он всем их соседям расскажет, что их сын – вор. Тем дело и кончилось.

Вскоре к нему поднялась мать и сказала, что ванна готова.

– Сейчас иду, – отозвался Фудзио. Надо смыть улики. Руки и ноги были просто заляпаны грязью.

Погрузившись в горячую воду, Фудзио задумался. Его удивляла собственная реакция. Он же совершил ужасное злодеяние, вот и доказательство – ранка на левой руке, видно, зацепился за колючки, продираясь сквозь заросли.

Однако он все еще не воспринимал содеянное как реальность. Может, он спит и это просто сон.

Нет, не сон. В комнате под дзабутоном спрятано удостоверение личности Ёсико.

Понежившись в ванне, Фудзио поднялся к себе, но и тогда не смог разобраться в своих эмоциях. Почему он так странно спокоен?…

Это необходимо как-то прояснить. Родители Ёсико, вероятно, уже подняли шум, ведь дочь не вернулась домой. Фудзио захотелось удостовериться в этом.

Он хорошо представлял себе месторасположение бывшего дома Есико. Дом стоял на довольно крутом склоне холма, сбегающем в ложбину, – типичный рельеф полуострова Миура. С дороги внизу Дом был виден как на ладони.

Фудзио прямо-таки засвербило поехать, чтобы выяснить обстановку. Дорога у подножья холма была весьма оживленной, машин там было много в любое время суток, поэтому его «визит» вряд ли мог вызвать подозрения.

Фудзио сжег в пепельнице удостоверение личности Ёсико и ее проездной билет. Он не курил, но на всякий случай держал в комнате пепельницу. Пепел он спустил в туалет, а пластиковую обложку проездного билета искромсал ножницами и бросил обрезки в пакет, с которым ходил за хлебом. Затем выждал, когда родители крепко заснут.

Спустя час Фудзио мог приступить к задуманному.

Крадучись он спустился по лестнице, вышел из дома и оказался на ночной дороге. Фудзио объяло ощущение свежести. Вскинув руки, он потянулся всем телом – и сразу же ощутил аромат весны. Воздух был буквально напоен им.

По пути к автостоянке, Фудзио выбрасывал по частям искромсанный пластик. Затем кинул в урну и сам пакет.

Фудзио ждал, что увидит перед домом скопище полицейских машин с красными мигалками.

Еще один поворот – и откроется вид на дом на склоне холма. Вот, вот, сейчас… Квартира Ёсико на первом этаже, в ней также должен гореть яркий свет…

Вот и дом. Фудзио не поверил своим глазам. Ни полицейских машин, ни света в окнах.

глава 7. Мерзлая земля весны

Той ночью Фудзио уснул крепким сном, а наутро его разбудило пение камышовки. Все его тело ликовало от радости жизни. Было так легко и хорошо, словно в мире не существовало таких чувств, как ощущение опасности или страх. Причиной тому было отсутствие какой бы то ни было реакции на совершенное им преступление.

Конечно, Фудзио с замиранием сердца раскрыл утреннюю газету, но никаких статей на волновавшую его тему не обнаружил. Телевидение тоже молчало – в новостях ни слова про Ёсико и убийство.

Впрочем, это вполне естественно. Если объявлять о каждом, кто вовремя не вернулся домой, это забьет все двадцать четыре часа сетки вещания.

Фудзио даже был несколько разочарован, но тут же его затопило чувство абсолютной свободы. Нынешние девушки пропадают из дому на пару дней, и при этом родители не беспокоятся, что их чадо, возможно, убили. Вот и отлично! Такая испорченная девчонка, как Ёсико, вероятно, и прежде пускалась в загулы; и если каждый раз обращаться в полицию, то, скорее всего, дочь закатит скандал – так, верно, рассуждают ее родители.

Кончилось тем, что Фудзио стал воспринимать случившееся как собственную галлюцинацию. Говорят, что жертва убийства должна являться во сне, наваливаться на грудь, душить. Но этой ночью он спал так крепко, как никогда прежде. Просто замечательно выспался.

Как прелестно это утро в разгаре весны! Как ярко его золотое сияние! Камышовка самозабвенно щебечет с рассвета, не умолкая.

Фудзио собрался сегодня навестить Юкико Хату. Он принесет ей огромную охапку весенних цветов, такую, что в руках не удержать. Она всегда сидит в своем тихом доме и работает, работает, уединившись от мира. Он покажет ей, как мчится весна к своему расцвету. Он принесет ей эту весну.

Проблема заключалась в ее младшей сестре – человеке с тяжелым характером. Если у сестры сегодня выходной, то она вполне может оказаться дома. В этом случае придется в прихожей вежливо поблагодарить Юкико за семена вьюнков, вручить цветы и откланяться. Фудзио был мастер в подобных обстоятельствах разговаривать учтиво и скромно.

Позавтракав, Фудзио вышел из дому, прихватив с собой кухонный нож. Аккуратист Сабуро, обнаружив, что нож пропал, наверное, весь дом обыщет, но так ему и надо.

За цветами Фудзио заехал в одно местечко, которое давно заприметил. Пришлось, правда, сделать небольшой крюк, но дело того стоило. Фудзио знал, что на поле на склоне холма, у самого моря, растут потрясающие нарциссы. Дикие махровые нарциссы источают дурманящий аромат, но они уже отцвели.

Цветы, что росли на облюбованном Фудзио поле, чрезвычайно походили на дикие, махровые, но цвели они позже и немного отличались размером и цветом. Зато пахли почти столь же сладостно и дурманяще. Он скажет Юкико, что «собрал» их, хотя, по сути дела, попросту украл, грубо срезав припасенным ножом.

Дело в том, что в магазинах дешевых и свежих цветов не сыщешь. В цветочных магазинах продаются нарциссы более крупные, чем эти, но совершенно без аромата. А нарциссы без запаха – это надувательство.

Фудзио не захватил оберточной бумаги, поэтому просто бросил срезанные нарциссы на сиденье машины. Машина сразу наполнилась ароматом, от него чуть не закружилась голова.

Дом Юкико Хаты совсем близко от того места, где зарыта Ёсико. Эта мысль слегка царапнула Фудзио, но если не подъезжать ближе, то и беспокоиться не о чем.

Когда Фудзио подъехал к дому Юкико, то сразу понял, насколько ему сегодня повезло. Прошлая ночь и сегодняшнее утро оказались для него такими удачными, что и нарочно не придумать. Вот и теперь – младшая сестра как раз выходила из дома, отправляясь на работу.

Чтобы не привлекать ее внимания, Фудзио проехал мимо дома Юкико, не останавливаясь.

Была уже почти половина одиннадцатого. Стало быть, рабочий день начинается у нее довольно поздно. Если ей в Токио, то она доберется туда не раньше полудня.

Сестра Юкико была в деловом костюме. Несмотря на то, что день выдался ясный, на Томоко развевался жуткий бесформенный черный плащ, – даже не разобрать, как рукава крепятся к ткани. Она была похожа на огромную летучую мышь. Томоко на ходу курила сигарету.

Это место – совсем недалеко от города, но, видимо, именно поэтому у поселка нехорошая репутация. Чтобы изменить ее в лучшую сторону, требуются усилия. Вот так и с людьми. Дурной поступок есть дурной поступок. Но если его совершает так называемый порядочный человек, то общество негодует. Когда же отъявленный негодяй ненароком сподобится сделать доброе дело, все в восхищении: «Надо же, он, оказывается, способен и на благие поступки!» Поэтому надо очень сильно стараться, чтобы закрепить за собой дурную славу. Возможно, младшая сестра Юкико тоже так думает.

Рассеянно размышляя, Фудзио терпеливо ждал, когда огромная летучая мышь повернет за угол и исчезнет из виду.

Войдя в прихожую Юкико Хаты, он почувствовал, будто вернулся в родимый дом.

– Это я, – ласково сказал Фудзио. На сей раз он не лицемерил. Слова сами собой срывались с губ.

Ответа не последовало, но он уловил какое-то движение – и в коридор выглянула Юкико.

– Это я, – повторил Фудзио. – Вот, решил преподнести тебе нарциссы.

Он протянул ей охапку цветов, даже не перевязанную лентой.

– О, какое чудо! Большое спасибо!

– Позволишь войти? Нарциссы – лишь предлог, на самом же деле я пришел поболтать с тобой.

– Проходи.

– Я тебя не оторву надолго от работы.

Юкико положила дзабутон на то место, где тот обычно лежал.

– Дзабутон сушила? – спросил Фудзио, усаживаясь.

– Да, это сразу заметно.

– Я давно хотел встретиться с тобой. Но помешали разные дела.

– Вот как? – Помолчав, она спросила. – Где в это время ты нашел такие замечательные нарциссы?

– В саду у знакомых. Вот я и попросил срезать, чтобы принести тебе.

– Ну-у, огромное спасибо! – Фудзио показалось, что только теперь она поверила его словам. – Ты говорил, что дела мешали заехать. Что за дела? Все хорошо?

– Да не сказать, что особенно хорошо. То, что со мной случилось…

– Расскажи. Когда выскажешься, то на душе легче становится.

– Тебе я не могу рассказать. Другому бы рассказал, а тебе ни за что, – рассердился Фудзио.

Не сказать ни слова – значит сохранить Юкико. Это простое условие было совершенно очевидным.

– Почему – не мне? Ты же ко мне пришел, чтобы поговорить?

– Это невозможно. Я… Наверное, потому, что гордость не позволяет, вот.

Юкико слегка склонила голову. Комментировать эту реплику она никак не стала.

– Лучше ответь, где ты была в День святого Валентина? – спросил Фудзио, решив сменить тему.

– Где? Конечно же, дома.

– Жаль, что мы с тобой не повидались в тот день.

– Сладенького захотелось?

– Не-е, но тогда ты бы мне, возможно, сказала: «Давай поженимся».

– Но я ведь женщина традиционных устоев.

– А что это значит?

– Услышать от женщины такие слова… Знаешь, это не в моем духе.

– Ну, давай я это скажу. Сейчас.

Юкико промолчала.

– Я, признаться, видел это во сне.

– В каком еще сне?

– Во сне ты мне сказала: «Давай поженимся».

– Мне почти никогда не снятся сны.

– Да? А мне – часто.

– Объяснить, почему некоторые люди часто видят сны?

– Почему?

– Потому, что они подолгу и помногу спят. А если ты спишь всего шесть часов, то на сны времени не хватает! У меня ночь коротка. Поэтому и снов не бывает. Иногда мне хочется хотя бы во сне увидеть покойного отца. Но, как это ни печально, отец ко мне ни разу не являлся!

– Ты права. Я сплю много. Поэтому во сне постоянно встречаюсь с неприятными мне людьми.

– И много таких?

– Хватает.

– А у меня таких почти нет, – сказала Юкико и словно сама удивилась.

– Но ведь и ты… Помнишь, ты рассказывала о своем женихе. Который тебя бросил и женился на другой? Ты, наверное, не захотела бы встретиться с ним?

– В принципе, не особенно. Но если и встречу – не слишком расстроюсь. Я думаю так: если он счастлив, значит, это все потому, что он бросил меня. А вот если несчастлив…

– Что тогда?

– Мне было бы грустно, но я бы ничего не стала менять.

– Ты часто говоришь: «Я бы ничего не стала менять». А вот я совсем не такой. В детстве я был ужасным драчуном. Вот и сейчас, если кто-то мне не понравится или поперек что скажет, то запросто могу его отделать так, что ему придется заткнуться и сделать по-моему.

– Что, будешь бить, пока он не замолчит? – спросила ошеломленная Юкико.

– Иногда и такое бывает, – сказал Фудзио. – В мире так много болванов. Раз я такое говорю, выходит, я так думаю, – значит, я и сам дурак. Тем не менее, я все-таки так думаю, – добавил он и взглянул на Юкико.

– Выходит, все дураки. Только ты один умный.

– Странно как! Скажи мне такое кто-то другой, я бы страшно разозлился. Но когда слышу это от тебя, мне нисколечко не обидно. Даже приятно слышать!

– Это потому, что твоя гордыня смиряется. К тому же я, может, и глупая женщина, но камня за пазухой не держу. У мыслящего человека свое счастье и свое несчастье. У дурака все то же самое – только дурацкое.

– Должно быть, ты права.

– В Библии написано: «Все принимайте без споров» и «пусть всякий поступает по разумению своему».[25]25
  Рим. 14.1; 14.6.


[Закрыть] Иисус часто повторял эти слова.

– «Все принимайте без споров»?

– Именно. Кроме того, эти слова подразумевают еще и «отпускать», «предоставлять полную свободу», «оставлять в покое», «откладывать решение проблем»… Вместе с тем эти поразительные слова включают даже такие значения, как «относиться снисходительно», «не противиться», «прощать», «отдавать», «принять и уйти», «принять и умереть». Эти выражения Иисус любит, и они часто употребляются в Библии.[26]26
  Мф. 15.14; 13.30; 8.22; 6.34; 5.39; 5.44; Лк. 6.37, 38; Рим. 12.19; Мф. 10.28.


[Закрыть]

– Он был страстным и требовательным, он задел людей за живое, но ведь ему же не удалось заставить людей жить праведной жизнью, так?

– Не-ет, вовсе не так. В этих словах есть еще один оттенок – «быть отлученным от любви Божией».[27]27
  Рим. 8.35; 9.3.


[Закрыть] Человек, совершивший нравственное падение, неизбежно отлучается от Бога. Возможно, я трактую Библию произвольно, на собственный лад, но утрата изначальной, или первой, любви – это как раз мой случай.[28]28
  Отк. 2.4.


[Закрыть] Не то чтобы я стремилась утратить, просто меня оросили, вот и потеряла. Да ладно. Все хорошо, что хорошо кончается! Я злилась, ненавидела, и никак не могла успокоиться. Но даже хорошо, что все так получилось. Я смогла утешиться, только убедив себя в этом.

– Чушь! Если человека предали, любой будет злиться и ненавидеть. Даже ты. Это вполне естественно.

– Знаешь, я поняла, что самое разумное – молча отойти в сторонку. И еще: от моего жениха даже предательство было мне подарком…

– На это и возразить-то нечего… – возбужденно проговорил Фудзио. – Вот ты говоришь: «Забыть, ничего не менять», – но такое забыть невозможно! Хотя в жизни всякое бывает… Я вот что вспомнил. У меня же был ребенок. А у тебя детей вроде нет?

– Что значит – «был»?

– Моя жена была беременна. Я радовался, что у меня вот-вот будет ребенок. Но на шестом месяце случился выкидыш. Преждевременные роды.

– Какое несчастье! – пробормотала Юкико.

– Правда, тогда я еще толком не осознавал, что скоро стану отцом. К тому же все время пропадал на работе и дома почти не бывал. О том, что жену увезли в больницу, узнал от чужих людей. А когда приехал к ней, ребенок уже умер… Однако не могу сказать, что я был сам не свой от горя.

– Но ведь твоя жена, наверное, переживала… Ей-то каково было!

– Ну, это еще как сказать… Она все раздумывала, сама рассказывала, разводиться со мной или нет, когда поняла, что беременна. Родить ребенка и воспитывать его без отца – это не дело, поэтому она решила не разводиться. А тут как раз выкидыш! Так что после него она вздохнула с облегчением: мол, теперь можно смело расставаться. Мне лично это непонятно. Решила расстаться – так расстанься, верно? А она продолжала жить со мной, только пакостила исподтишка. Я это только потом сообразил. Притворялась, что любит, а сама вовсю резвилась с соседом.

Юкико ничего не ответила. Фудзио, обеспокоенный ее молчанием, заглянул ей в лицо. На ее щеках блестели слезы.

– Что такое?

– Нет-нет, ничего. Просто я все удивляюсь: почему судьба так жестока к иным людям?

– Да нет, я самый заурядный человек. Не скажу, что стопроцентно счастлив, но и страдальцем себя не назову. А женщины, наверное, все такие, как моя жена. Но ты – ты не такая. Ты в самом деле другая, особенная.

– И кто должен был родиться?

– Мальчик. Так сказала старшая медсестра. «Уно-сан, – сказала она, – мне очень жаль, что случилось такое несчастье. Но вы сможете снова зачать ребенка». Но, увы, ничего так и не вышло.

– Может, еще получится. Ты так молод, тебе еще нарожают кучу детишек!

– Я не могу избавиться от одной мысли.

– От какой?

– Мне кажется, что у меня уже не будет детей. А раз так, значит, моему ребенку невероятно не повезло. Если, конечно, это на самом деле был мой ребенок. Он даже не видел лица своего отца. Ему не довелось ощутить объятия матери. Есть, пить, бегать, смеяться, петь песни, любить – ничего этого он не познал, жизнь его оборвалась слишком рано. Он даже не успел вдохнуть воздух этого мира, – а все уже было кончено. Разве это не ужасно?! И как можно забыть все это?! – тут в голосе Фудзио зазвучали жесткие нотки.

– А отчего у нее случились преждевременные роды? – спросила Юкико. – Мне самой не приходилось рожать, поэтому я толком не разбираюсь в таких вещах, но ты говорил про шестой месяц. Я слышала, что этот период – самый безопасный и для матери, и для плода.

– Якобы поезд, в котором она ехала, страшно качало. И она ударилась о стенку. Во всяком случае, версия такова.

– Скоростной экспресс, наверное…

– Я, честно говоря, и сам не знаю. Сперва сам был всем этим шокирован, а потом… М-да… Однако все это уже позади. А с другой стороны, если бы все обошлось, вот был бы несчастный ребенок! Отец – безработный, а мать – просто шлюха.

– Однако в жизни любого человека бывают хотя бы маленькие радости!

– Что же для тебя является радостью? Вряд ли возможность вступить с кем-нибудь в брак…

– Вряд ли. Конечно, нет. Я говорю о другом – о действительно маленьких радостях. Вот в саду цветы расцвели… или, к примеру, едешь по берегу моря – и вдруг замечаешь, как солнце погружается за морской горизонт!.. Это и есть мои маленькие радости. И ведь никакой богач не сможет купить только для себя это заходящее солнце как какое-нибудь произведение искусства.

– Я что-то не понимаю, что же тут радостного?

– Все мужчины таковы. У мужчин свои удовольствия. Велогонки, маджонг, сакэ…

– Да… Если всерьез поразмыслить, то именно так я и живу, – рассмеявшись, согласился Фудзио.

– Именно. – Юкико пристально всмотрелась в его лицо. – Уж извини. Я вообще-то не обсуждаю чужую личную жизнь.

Фудзио промолчал.

– Моя мама вот что говорила. Нельзя вмешиваться в личную жизнь посторонних людей. Мужчины изредка обсуждают свои личные дела, а женщины из лучших побуждений их выслушивают, но это – обоюдное нарушение приличий.

– Ну раз так, то я постараюсь больше не приходить сюда.

– Что ты, не обижайся. Выпить чаю приходи, пожалуйста, всегда. А вот сакэ не предложу… Хотя в этом доме сакэ водится – у младшей сестры. Однако это ее сакэ, а мне моим гостям предложить нечего. Ведь даже в отношениях с близкими людьми необходимо соблюдать дистанцию, не так ли.

Фудзио поднялся.

– Ладно, мне уже пора.

Тут Юкико, словно внезапно припомнив что-то, вскочила.

– Чуть не забыла. Ты очень кстати пожаловал.

Она бросилась на кухню. Вернулась с банкой варенья.

– Помоги, – попросила она.

– Никак не открыть?

– Ну да. Захожу я недавно к старушке-соседке – проведать, как она там?… И тут она так робко просит открыть эту банку… Мол, дочка варенье привезла, а сил открыть банку не хватает. И у дочки не получилось. Ничего, говорит дочка, главное, бабуля, у тебя есть варенье. И уехала. Старушка еще раз попыталась открыть эту банку, но так ничего и не вышло. Вот три дня она и ела один белый хлеб, без варенья. Я тогда еще удивилась – что за проблема? И бросилась ее открывать, но не тут-то было. Тогда я взяла банку с собой, чтобы открыть ее дома. Думала: подержу в горячей воде – она и откроется. Не вышло. Но раз уж ты здесь, то, может, попробуешь. Ты мужчина, у тебя сил побольше.

Фудзио взял банку и попытался повернуть крышку. Но рука соскользнула, а крышка не сдвинулась с места.

– Дай-ка мокрое полотенце, – попросил Фудзио, и только тогда пластиковая крышка слегка поддалась.

– Все-таки мужчины сильнее! – воскликнула благодарная Юкико. – А я-то считала, что у меня сильные руки…

– Какая-то ненормальная крышка. И кто, интересно, производитель? – наморщив лоб, Фудзио прочел название фирмы. – Какие-то «Продукты Симада». Акционерная компания.

– Продукция все-таки для стариков, значит, нужно было позаботиться и о такой мелочи, как нормальные крышки. Бедная старушка, три дня ела хлеб без варенья!

Фудзио молча направился к выходу.

– Когда снова будешь в наших краях? – спросила Юкико.

– Хотел было больше не заходить… А то как ни приду, одно расстройство получается, – засмеялся Фудзио. – Но думаю, что загляну еще как-нибудь.

День за днем, открывая газету, Фудзио все больше утверждался в уверенности, что происшествие с Ёсико Яманэ едва ли станет когда-нибудь достоянием гласности.

Каждый день, именно в ту минуту, когда Сабуро с грохотом начинал двигать ящики в магазине, Фудзио спускался по лестнице к завтраку. Оставленная у стола газета словно колола глаз, причиняя боль, – как заноза в кончике пальца.

Газету можно не читать, но существуют еще и телевизоры. Дома, в закусочных, повсюду в городе. Фудзио со страхом ждал сообщения о пропавшей без вести девушке. Но сообщений все не было.

Если человек не читает газет, в этом нет ничего особенного, но выключать любой телевизор, работающий рядом, невозможно. Фудзио со страхом ждал сообщения о пропавшей без вести девушке, но ничего такого не говорилось.

Тело Ёсико, покоившееся под землей, вероятно, стремительно разлагается, ведь уже тепло. И через какое-то время, лет через десять, будет уже невозможно определить, чей это скелет. Фудзио искренне верил, что беспокоиться не о чем. Окончательно успокоившись, он воспрянул духом – и ему неистово захотелось вернуться к своей «сексуальной» жизни.

В то утро шурин, будто бы в насмешку, нарочито громко беседовал с отцом о закупках. Фудзио завтракал, делая вид, что происходящее его вовсе не касается. Покончив с едой, он придвинул к себе телефон и набрал номер Ёко Мики.

При прощании она ни за что не хотела давать ему номер телефона, ссылаясь на то, что у нее «строгие родители». Но не родители у нее были строгие. Просто боялась, что Фудзио позвонит, когда муж будет дома.

– Я понимаю, – сказал он тогда Ёко. – Ты не волнуйся. Если я услышу голос отца, просто молча повешу трубку. А без номера я не смогу с тобой созвониться, когда захочу увидеть тебя, разве не так?

В конце концов, Ёко сдалась и продиктовала номер. Фудзио не исключал, что номер вполне мог оказаться липовым. Оказалось – нет. И теперь, когда после пяти гудков на противоположном конце он услышал знакомый голос, его лицо невольно расплылось в злорадной ухмылке.

– Ёко? Это я.

– Кто-о?

Ёко его уже узнала, но разговаривала как-то неестественно, чужим голосом.

– Это Ватару. Забыла? А если не забыла, чего спрашиваешь? Скажи-ка, твой муж уже ушел?

– Прекрати. Ты все еще дурачишься?

Он почувствовал, что все льды Южного полюса разом растаяли, в голосе девушки послышались живые, чувственные нотки.