Текст книги "Синева небес"

Автор книги: Соно Аяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

глава 20. Паучьи сети

Письмо Юкико Хаты попало к Фудзио совершенно случайно, в силу сложившихся обстоятельств.

К этому времени сотрудники штаба по расследованию дела Уно провели в его доме обыск и обнаружили в комнате матери, в стенном шкафу, картонный ящик с чрезвычайно заинтересовавшей их вещью. Это был школьный портфель, лежавший в саквояже. Он вызвал подозрение полиции, поскольку в доме Уно не было детей, которым мог принадлежать портфель.

Конечно же, мать сказала, что это портфель приятеля сына и тот отдал его на хранение, пока не утихнет семейный скандал. А знать, что в нем находится, Фудзио не обязан. Если полицейские обратятся к тому человеку, все разъяснится, твердила она. Для полиции же этот портфель явился одной из наиболее ценных улик.

В портфеле лежали учебники и тетради, на которых стояли инициалы Т. С. Родственники Томоко Симады подтвердили, что это вещи Томоко, а на портфеле были обнаружены ее отпечатки пальцев.

В результате криминалистической экспертизы было установлено, что среди волос, найденных в машине Уно, есть волосы Томоко Симады. Кому принадлежат остальные волосы, эксперты установить не смогли.

Фудзио сказал, что иногда катал племянниц на своей машине. Но, по словам его сестры Ясуко, младший брат никогда не подвозил на своей машине никого из членов ее семьи – ни разу за последние несколько лет. Поэтому оставалось загадкой, кому принадлежат найденные в машине Фудзио женские волосы. Вместе с тем было очевидно, что штаб по расследованию преступлений Уно получил еще одно существенное вещественное доказательство.

Допрос по вопросу о школьном портфеле вели Масамити Номура – старший полицейский инспектор, больше похожий на коммерсанта, и старый знакомый Фудзио – сержант Хигаки. Номура держался очень обходительно, но Фудзио злобно поглядывал на него, понимая, что тот – стреляный воробей и ничего не упустит.

– Портфель мне дал на хранение человек, с которым мы частенько встречались в центре игровых автоматов. Но это чужая вещь, вот я и не стал заглядывать внутрь. Нужно быть честным, когда тебе отдают вещи на хранение, – пояснил Фудзио.

– Имя того мужчины? – уточнил Номура.

– Имя? Не знаю. Ему около тридцати, такой худой, в очках. Рост около ста семидесяти сантиметров.

– Имени вы не знаете, а вещи на хранение взяли?

Фудзио отвечал легкомысленным тоном, стараясь показать, что его удивляют столь странные вопросы.

– Да. Он не вызвал у меня никаких подозрений. Сказал, что просит подержать портфель какое-то время, позвонит сам, когда он ему понадобится, а пока о нем можно забыть.

– Сколько он вам заплатил?

– Кажется, тридцать тысяч иен.

– Вы не думали о том, что брать на хранение вещи от малознакомых людей – опасно?

– Опасно? Об этом должен думать тот, кто отдает вещи на хранение! Посторонний человек может увидеть, что там внутри. Посторонний человек может проникнуть в его личную жизнь, начать советовать, ну и так далее.

– Вам пришло письмо.

– Неужели?

– Если хотите, мы вам его отдадим, а если оно вам не нужно, то и передавать незачем, – сказал Номура, поглядывая на Фудзио сквозь стекла очков.

– Это зависит от того, кто прислал письмо. Если это письмо с требованием вернуть долг, то я бы предпочел его не получать, – весело сказал Фудзио.

– А вы брали деньги взаймы?

– Не припомню. А вы никогда не занимали? Думаю, что про долги все стараются поскорее забыть. Я сам на этом пострадал.

– Это письмо от Юкико Хаты.

– Вот уж не ожидал! Не думал, что она захочет написать мне!

– Почему?

– Эта женщина не любит сложностей. А я с детства, как сосна в бонсай,[48]48
  Бонсай – традиционное искусство выращивания карликовых деревьев в горшках.


[Закрыть] претерпевал трудности. Такие мужчины для нее утомительны, она и встречаться со мной не захотела.

– Так выбросить письмо?

– Полиция всегда решает сама, что делать с личными вещами заключенных, разве не так?

– Нет, не так. Но если вам письмо не нужно, нам ничего другого не остается, как выбросить его.

– Ладно, давайте сюда, раз уж принесли. Если вы не доставите письмо адресату, у вас могут возникнуть служебные проблемы. Так уж и быть, я его прочту.

Пока Фудзио читал письмо, Номура со скучающим видом постукивал по столу шариковой ручкой, а Хигаки сидел, прислонившись к стене и сложив на груди руки.

Фудзио впервые увидел почерк Юкико. По сравнению с ее искусным шитьем он показался ему по-детски угловатым. Зато он почувствовал, что слышит голос Юкико.

Да, в этом году он так и не успел посадить семена «Синевы небес», хотя и обещал ей. Когда Фудзио подумал, что больше никогда не увидит голубизны этих цветов, у него потемнело в глазах от нахлынувшего отчаяния.

Но, читая письмо Юкико, Фудзио чувствовал и раздражение, потому что не мог вникнуть в смысл. Каждый день ему упорно задавали одни и те же вопросы. Теперь ему казалось, что все его тело, весь мозг будто залиты отвратительным мазутом. Он почти утратил способность концентрировать мысли на чем-то тонком Прежде всего он испытывал унижение от того, что письмо, впервые присланное Юкико, приходилось читать в присутствии полицейских. С этим Фудзио, с трудом, но смирился. Однако его одолевали презрение к Юкико и злость.

Зачем она твердит, что после всех испытаний он разочарован в жизни?! Его третировали, с ним плохо обращались. Его унизили так, словно вываляли в нечистотах. Пожалуй, можно сказать, что половину своих лет он прожил с ощущением, будто заполучил грубое отношение к себе где-то на особой распродаже – все одному и досталось. Ну, как она может писать свои глупости, да еще ему!

Разве можно ждать чего-то от жизни?! Какой смысл пытаться сравнивать эту человеколюбивую Юкико, не знающую жизни, и его, изверившегося в людях, – решать, кто из них двоих добр, а кто – жесток?

Однако письмо Юкико заставило Фудзио вспомнить тот день, когда он изнасиловал молодую женщину.

В тот день весна была в разгаре. Уже начала осыпаться сакура, в воздухе витал аромат цветов, поэтому ему захотелось секса. А не стоит ли за желанием заняться сексом его стремление довериться другому человеку? Правда, произошло небольшое насилие, но ведь насилие и есть миссия мужчины.

Юкико пишет, что он должен пройти через страдания. Ничего не скажешь, весьма ценный совет. Он и так всю жизнь страдал. Фудзио почувствовал, как в его груди ширится ком злобы.

Да, точно, и с другой женщиной, о которой пишет Юкико, он тоже встречался. Она шла к морю, но он заставил ее поехать с ним в отель в Иокогаме. Она была худенькой, тщедушной, без особого темперамента. Однако тогда он пребывал в добром расположении духа и решил, что такой абсурдный поступок, как самоубийство, совершенно недопустим.

В тот день он видел море. Люди, выросшие на побережье, ощущают море всегда независимо от того, есть из дома вид на море, или нет. Даже его тюремная камера расположена рядом с морем. Но он не может почувствовать его запах, увидеть его свечение, потому что камера наглухо закрыта со всех сторон. Море теперь стало далеким воспоминанием, которое постепенно утрачивает четкость и определенность.

Фудзио представил себе расстояние от этих стен до моря. В своих мечтах он свободно брел по горной дороге к морю в сиянии солнца.

– Ну, как письмо? – спросил старший полицейский инспектор Номура.

– Прочел, – ответил Фудзио, кладя письмо на стол.

– И это все, что вы можете сказать?

– Терпеть не могу проповеди… Поэтому не нахожу ничего хорошего в христианстве.

– Поговорим о женщинах, про которых написано в письме.

– О каких женщинах?

– Да о любой из двух. Ведь в письме написана правда!

– Вы шутите?! – Фудзио откинулся на спинку стула. – Она бредит. Я просто случайно проходил мимо. Я никого не насиловал. Это было по обоюдному согласию. Вы сами, наверное, понимаете? По обоюдному согласию.

– Тогда расскажите, как вы вступили с ней в связь.

– Да как обычно… Увидел красивую женщину и пошел за ней. Она заметила, что я иду следом, вошла в дом, потом в квартиру и шепотом пригласила меня. Других подробностей не помню. Потом я повернул ребенка, чтобы он не смотрел на нас. Только и всего.

– Ну, а вторая? Тут говорится, что вы спасли ее от трагической ошибки.

– Да ерунда! – Фудзио решил проявить скромность. – Правда, у меня неплохая интуиция, поэтому я почувствовал, что с женщиной творится неладное, и предложил ей прокатиться в Иокогаму. В результате мы весело провели с ней вечер.

– Как ее звали?

– По-моему, Хитоми, фамилию не знаю. В подобных случаях я не считаю нужным спрашивать фамилию. Мы приятно провели вечер, а потом расстались. Зачем мне знать ее имя или подробности жизни? В этом нет необходимости.

– Прямо как в романе.

– Я же поэт!

– Однако с первой не было никакого согласия. Очевидно, что ты проник в квартиру и искалечил ей жизнь.

– Господин полицейский! Вы сами не являетесь воплощением невинности, поэтому не надо читать мне мораль. Она так говорит, потому что муж, видимо, что-то заподозрил, вот ей и не остается ничего иного. Может, это ее обычные штучки! Она даже предложила мне чаю. Просила побыть у нее подольше. Но я не хотел быть любовником. Мне не улыбалось встретиться с ее благоверным, который мог вернуться домой по какой-то причине. Вдруг человек простудится? Вот я никак и не мог расслабиться, а потому решил уйти поскорее. Но она все старалась меня удержать. Это одна из тех женщин, что слоняются в поисках развлечений.

– Тогда, может, расскажешь нам, где найти таких? – хмыкнул Номура.

– Господин полицейский, вам не к лицу подобные вопросы. А вдруг журналисты прознают про наши беседы? У вас тогда будут проблемы.

Фудзио заметил, что Номура разозлился. Но тут заговорил молчавший до этого сержант Хигаки:

– Никаких проблем. Все, о чем мы говорим, останется здесь. Вас, наверное, не затруднит сообщить нам фамилию и адрес этой женщины. Если вы не лжете, конечно.

– Интересный поворот. Похоже, вы и впрямь собрались поразвлечься за мой счет. Господин полицейский, я ведь пишу стихи, поэтому очень тонко чувствую слова. Не пытайтесь уличить меня во лжи.

Фудзио смотрел на вызывающие омерзение физиономии полицейских с каким-то приятным злорадством. Он чувствовал, что одержал верх, и ему захотелось придать голосу бархатистость.

– Думаю, вы и сами понимаете, что та женщина – лгунья. Когда вы придете к ней, она, разумеется, скажет, что я вломился к ней силой, начнет рыдать и заявит в полицию. Она мастерица разыгрывать подобные сцены. Так что я не могу сказать ее адрес. А вдруг вы примете ее слова всерьез?

– Ну, а про ту, которой вы спасли жизнь, тоже ложь? – спросил сержант Хигаки.

– Хигаки-сан, вы ко мне так плохо относитесь? – весело уточнил Фудзио.

– А как вы думаете?

– Думаю, что плохо.

– Хорошо, что вы это понимаете. Вы не откажетесь от того, что говорите?

– Я не откажусь от того, что думаю. Я ведь поэт!

– Вот и хорошо. Оставайтесь поэтом до конца.

Услышав эти слова, Фудзио погрустнел.

– Раз ты спас ей жизнь, назови ее имя. Тебе это ничем не грозит. Она ведь благодарна тебе, – пошел в наступление инспектор Номура, но Фудзио молчал.

– Господин инспектор, вы, наверное, думаете, что раз я без высшего образования, то дурак? Это не так. Есть же такое понятие, как личная тайна. Если к ней явится полицейский, она запаникует. Поэтому я ничего не скажу.

– А о других женщинах можешь рассказать?

– О каких именно? У меня их было много. Всех не упомнишь.

– Расскажи только о тех, кого убил.

– Убил? – Фудзио деланно рассмеялся. – Вы очень любезны! Сначала насильник, а теперь еще и убийца… Такого комплимента вы мне еще не делали!

Внезапно у Фудзио будто огнем ожгло щеку. Это инспектор Номура со всего маху влепил ему пощечину. Фудзио пошатнулся на стуле, схватился за щеку.

– Ну и дела! Оказывается, в полиции теперь практикуются пытки?!

– Хватит издеваться! Мы тоже люди, а не бесчувственные истуканы! – рявкнул Номура.

Фудзио пытался взять себя в руки, но это у него плохо получалось. Его впервые в жизни ударили по лицу. Оскорбили, как физически, так и морально.

– Вы совершенно не умеете лгать. По-моему, хватит. Специалисты осмотрели всю вашу машину, до мельчайшей пылинки. Мы обыскали ваш дом. Там нашлось много чего интересного. Давайте разберемся с уликами. Думаю, это приведет вас в чувство, Уно-сан, – сказал сержант Хигаки. Он почему-то обращался с ним вежливо, тогда как инспектор Номура был груб. Казалось бы, мелочь, но Фудзио ощутил разницу в отношении. Однако несмотря на внешнюю любезность Хигаки его следующая фраза оказалась неожиданно жесткой:

– Лучше подробно расскажите, как убили Томоко Симаду. Расскажите нам, как это было, шаг за шагом.

– Вы издеваетесь, Хигаки-сан? Я не убивал эту девушку.

– Ее обнаженное тело нашли под обрывом. Я хочу услышать от вас подробности. Ее одежду вы бросили в мусорный контейнер на побережье Миуры, а портфель отдали на хранение собственной матери…

– И кто же сбросил ее с обрыва? Да, я ее раздел. Это была моя месть – заставить ее раздеться.

– Месть? Что еще за новость?!

– Я сунулся не в свое дело. Мне хотелось проучить директора компании «Продукты Симады», который продавал варенье в бракованных банках. У них крышки никак не открывались, и из-за этого умерла одна старушка.

– Кажется, нас ожидает рассказ о борьбе за справедливость, Хигаки-сан, – язвительно заметил Номура.

– Расскажите подробнее, иначе мы не поймем, – обратился к Фудзио сержант Хигаки.

– Не беспокойтесь, расскажу все по порядку.

Стараясь не смотреть на инспектора Номуру, который дал ему пощечину, и обращаясь только к Хигаки, Фудзио начал свою исповедь.

Рассказывая о дочери Симады, Фудзио вспомнил и о смерти старушки Ивамуры, что жила по соседству с Юкико, а также об алчном докторе Нагате из «Больницы Миуры», благодаря которому он встретил маленького Кэна.

– Что вы собирались сделать с Нагатой? – поинтересовался Хигаки.

– Ничего особенного. Сначала просто посмотреть на него, а уж Потом решить, что с ним делать.

– Вы собирались шантажировать его?

– Получить с него деньги? Нет, я хотел сделать гадость, использовав жену этого мерзавца.

– Так вы ее сделали?

Фудзио вспомнил о куклах, смотревших на него своими стеклянными глазами, и у него снова по спине побежали мурашки.

– Вы лучше сходите к нему домой, – ответил Фудзио. – Да разденься она хоть догола, я бы все равно сбежал – настолько в этом доме все омерзительно. Интересно, в «Больнице Миуры» есть отделения для психических больных?

Когда Фудзио лгал, его тело заряжалось энергией. Когда он молчал, то сразу ощущал боль от жесткой спинки стула. Боль была острая и не стихающая. Однако когда Фудзио говорил правду, боль удивительным образом исчезала.

– Я изменил свое отношение к Нагате, – сообщил Фудзио сержанту Хигаки.

– Почему?

– Ну, среди врачей есть много негодяев, которые вымогают подарки, деньги. Я думал, что и Нагата из их числа. Но понял, что не прав.

– Как?

– Он ухаживает за своей душевнобольной женой. Сам покупает продукты, кормит ее чуть ли не с ложечки. Думаю, что она ни убирать, ни стирать, ни готовить не способна. Таких золотых мужей единицы! Мало кто ухаживает за женами. Это плохо.

– Если вы не сбрасывали Томоко Симаду с обрыва, как же она погибла?

– Откуда мне знать?! Может быть, она голышом выбежала на дорогу, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. А может, пошла в сторону обрыва – и сорвалась вниз?

– Почему вы отвезли Томоко именно туда?

– Потому что я знаю это место.

– Сколько раз вы туда ездили?

– Что?

– Я спрашиваю, сколько раз вы приезжали туда с подобными целями?

– Я хорошо знаю это место еще с детства. Я много раз туда ездил.

– Вы часто ходите в торговые центры?

– В торговые центры?

– Да.

– А, ну да. Я же безработный, свободного времени у меня полно. Возможно, я слишком много болтаюсь без дела, но я люблю рассматривать товары. Интересуюсь новинками.

– Похоже, вас интересуют не только товар, но и продавщицы.

– А вас не интересуют? Меня очень даже интересуют. Иногда такие красотки попадаются!

– Может, вы расскажете нам о том, как подвозили продавщицу? Нам известно, что вы посадили ее в машину. Она в машине расчесывала волосы?

– Не знаю. Я вел машину, следил за дорогой.

– Вы помните ее имя?

У Фудзио внезапно испортилось настроение. Хигаки упорно смотрел в сторону.

– Вы помните ее имя?

– Я спросил ее имя… Но сейчас даже вспоминать его не хочу.

– Ее звали Рэйко Суга. Вспомнили?

– Она…

– Что за отношения были у вас с Рэйко Сугой? – настойчиво повторил сержант Хигаки.

– Никаких отношений. Она в общем показалась мне необразованной и глупой. Я пригласил ее поехать в отель и она без колебаний согласилась. Ужасно неприятная женщина!

– Что произошло после того, как вы поехали в отель?

– Вы, наверное, знаете, кто ее убил? Я читал в газетах, что ее задавил школьный учитель. Я не интересовался, чем она занималась после того, как мы расстались.

– А как вы расстались с Рэйко Сугой?

– Да обыкновенно. Я не хотел ее видеть, и мы ушли из отеля. Она вела себя просто ужасно. Несла всякую ерунду. И очень жадная была до денег. Из-за этого я еще больше разозлился. На полпути терпение у меня лопнуло, и я велел ей выйти из машины.

– Где вы ее высадили?

– Попробую вспомнить… Кажется, это рядом с тем местом, где ее задавила машина. Однако, как называется это место, я не знаю. Шел дождь, было темно, я был страшно зол, поэтому не особенно задумывался о том, где высаживаю ее. Просто остановил машину и сказал: «Выметайся прямо здесь!»

– Она вышла сама?

– Естественно, – рассмеялся Фудзио. – А вы что, помогаете неприятным вам женщинам выходить из машины? Я категорически против.

– У нее была трещина грудины и сломанное ребро. Думаете, с такими травмами женщина могла самостоятельно выйти из машины?

– Ну, я не знаю!.. Она могла получить эти травмы, когда на нее наехала машина.

– Вряд ли. Вы сказали, что она была болтлива?

– Во всяком случае, она очень возмущалась, когда выходила из машины. Откуда я знаю, что с ней было потом?!

– Она пила в тот вечер? – спросил инспектор Номура.

– Может быть, взяла что-нибудь из холодильника и выпила без меня, когда я принимал ванну. Я-то не пью, так что не обратил внимания. Когда прочел про нее в газете, то, помнится, подумал, что она выпила и заснула прямо на дороге. Но, честно говоря, мне ее не жаль. Она все рассказывала, что около ее дома строят реабилитационный центр для инвалидов и как она против этого. Учитель, который ее задавил, сделал благое дело. Людям станет лучше, если земля очистится от таких, как Рэйко.

– Рэйко Суга не пила в тот вечер, – строго заметил старший инспектор Номура.

– Да? А мне она показалась бездонной бочкой. Не заставляйте меня вспоминать о ней.

– Мы уже уяснили твое мнение о Рэйко Суге. Но почему ты убил ребенка? Что ты имел против него?

Фудзио бросил ненавидящий взгляд на инспектора Номуру.

– Я не такой гуманист! Я не люблю детей.

– Что же совершил Кэн, что его нужно было убить? Он был любознательный, хотел и любил учиться.

– Знаете, что он мне сказал? «Если вы убьете меня, то это будет большой потерей для государства и общества», – так и сказал! Тут я и подумал, что если оставить его в живых, то для общества это будет настоящая катастрофа!

– Мелко мыслите! – заметил сержант Хигаки. – Обществу безразлично, хорош или плох отдельный человек. Впрочем, болтать языком – проще всего.

– Вы так полагаете? Во время войны был такой человек, как Тодзио.[49]49
  Тодзио Хидзки (1884–1948) – политический деятель, начальник штаба Квантунской армии во время Японо-китайской войны (1937–1945), военный министр (1940–1941) и премьер-министр Японии (1941–1944). Тодзио фактически руководил японским государством и японской армией во время второй мировой войны, после окончания которой был арестован 11 сентября 1945 г., признан военным преступником и приговорен к смертной казни через повешение Международным Токийским трибуналом.


[Закрыть] Япония пострадала. Разве я не прав?

– Если бы Тодзио действовал сам по себе, судьба страны едва ли изменилась бы. Но в Японии были десятки, сотни тысяч людей, которые, подобно Тодзио, решали ее судьбу. Нельзя возлагать всю ответственность на одного Тодзио.

– Ну, значит, неважно, какой и я человек, – усмехнулся Фудзио, пытаясь скрыть за иронией свои истинные чувства.

– На суде вам не стоит так говорить, – посоветовал Хигаки. – По крайней мере, таково мое личное мнение.

– Личность человека ничтожна. Раньше я об этом не задумывался. Все только и твердят о значении личности, которая важнее всего.

– Отец маленького Кэна – прокурор.

Тут Фудзио почувствовал, как его тело содрогнулось, словно в него вонзились раскаленные стальные иглы.

– Значит, меня приговорят к смертной казни!

– Не вижу связи.

– Как несправедливы люди! Со мной никогда не поступали честно! Зато теперь хотят меня наказать со всей строгостью!

– Уно-сан, как вам не стыдно! – в голосе Хигаки прозвучали такие нотки, каких Фудзио прежде не слышал. – Что же, по вашему мнению, делать мне? Я ведь подкидыш. Вас родители воспитали в любви и ласке, а мои родители сочли, что я им не нужен. Им было все равно, умру я или останусь в живых. Разве со мной поступали честно? Но я не стал плохим! Я никогда не рассуждал так, как вы. Прежде, чем осуждать родителей, нужно спросить, почему они так поступили. На то, чтобы отказаться от собственного ребенка, должна быть причина. Так говорил мой второй отец, владелец магазина велосипедов. Он подобрал меня и воспитывал как приемного сына.

– Это ложь? Насчет того, что вы – подкидыш! – не сдержался Фудзио. – Ложь!

На губах Хигаки заиграла привычная усмешка.

– Разве можно так выдумывать? Хотя вы, полицейские, привык ли ко лжи. Вам солгать ничего не стоит.

– Это не ложь, – сказал инспектор Номура утомленным тоном. – Разве станет Хигаки сочинять такое?

Измученный Фудзио молчал.

– Ты слышал о таком приеме, когда человеку наносят удар под ложечку, а потом душат?

Фудзио молчал. Он думал о том, что не признается больше ни в чем, даже если сегодня ему придется умереть.

– Ты знаешь девушку по имени Каё Аоки?

– Каё Аоки? – повторил Фудзио, словно попугай, даже не пытаясь вспомнить имя и саму девушку. – Она работала продавщицей в видеосалоне?

– Нет, она была ученицей школы высшей ступени.

– Нет, такой не знаю.

Фудзио старался не проявлять эмоций, хотя на самом деле он уже вспомнил ту девицу. Она сидела в электричке, выставив ноги в проходе. Фудзио споткнулся о них и предложил ей заняться сексом – в счет возмещения ущерба или оплаты лечения. Она сказала, что согласна, если он не будет требовать с нее денег.

– Не можешь не знать. Эта девушка тоже была в твоей машине. Улики подтверждают это. В твоей машине обнаружены ее волосы.

Фудзио молчал. Если они уже все знают, что им еще нужно? Ему просто нечего сказать. Он молчал. Поясницу сковывала чудовищная боль. Когда Фудзио пытался принять другую позу, боль не только не отпускала, а становилась совсем непереносимой. Фудзио пришла в голову мысль, что смерть была бы избавлением. Если он умрет, боль в пояснице умрет вместе с ним.

Фудзио старался думать о чем-то приятном и игнорировать вопросы полицейских. Сейчас он мог думать только о встрече с Юкико.

…Фудзио снова видел в саду голубые цветы вьюнков «Синева небес» и подходил к двери ее дома. Он открывал входную дверь, и из глубины дома доносился ее беспечный голос: «Да-да!», но сама она никак не появлялась.

Когда Фудзио, наконец, увидел лицо Юкико, он постарался скрыть от нее свою радость и, нахмурившись, строго спросил:

– Что же ты дверь на ключ не запираешь? Это опасно.

– Возможно. Но к нам никто не ходит.

– А я не в счет? Будь осторожна. В мире много плохих людей.

Обдумав этот воображаемый диалог, Фудзио нашел его странным, но в мечтах он радостно рассмеялся. Сейчас Фудзио даже не хотелось думать о том, придет ли когда-нибудь день этой встречи. Если она и состоится, то очень-очень нескоро. При этих мыслях ему казалось, что его покидают жизненные силы.

Фудзио не задумывался о том, что, убивая, он сам лишил себя встреч с Юкико. Наверное, это было крайне «неосмотрительно».

Если когда-нибудь он снова посетит дом Юкико, где цветут те вьюнки… Тут Фудзио даже содрогнулся при мысли о том, что к тому времени она может умереть. Но если в том доме не будет Юкико, Фудзио разрыдается на пороге.

Сможет ли он добиться встречи с Юкико? Если ему это не удастся, он даже в мечтах не увидит ее дом. Сейчас Фудзио прекрасно понимал заключенных, решившихся на побег из тюрьмы. Он тоже начал обдумывать самые невероятные способы сбежать из этого места.

В тот вечер допрос закончился почти в десять вечера.

Он попытался встать со стула, но от пронзившей поясницу боли не смог сразу подняться. Письмо Юкико по-прежнему лежало на столе. Фудзио решил взять его с собой в камеру, чтобы перечитать.

– Письмо останется у меня, – сказал Хигаки.

Фудзио разозлился:

– Так это же мое письмо!

– Поэтому я и возьму его с собой. Оформлю для вас документ, что беру письмо на временное хранение, – сказал Хигаки, стараясь успокоить Фудзио.

– Отбираете?

– Беру на хранение. Сейчас подготовлю документ.

Фудзио вскочил со стула, но тут же был вынужден смирить свой гнев и сесть.

– Кстати, я до сих пор ничего не решил насчет адвоката, – сказал Фудзио.

– Вам не понравился адвокат, что приходил к вам?

– Его прислал мой шурин. Он наверняка попросил его подставить меня. В этом письме мне предлагают помощь – все, что угодно. Вы не могли бы сообщить Юкико Хате о моей просьбе? Пусть она найдет адвоката.

– Среди ее знакомых есть адвокат?

– Этого я не знаю, но чем-то она поможет. Это моя просьба.

В полицейском управлении Миуры насчитывалось пять маленьких камер предварительного заключения – таких же, как камера Фудзио.

Каждая из них была площадью в девять квадратных метров с пробковым покрытием. В новых полицейских участках камеры делали такие, чтобы заключенные не жаловались, что им приходится спать на голых досках. Такой пробкой застилают полы в яслях и детских садах. Идиот-охранник хотел осчастливить Фудзио, заявив, что пробка – очень дорогой материал. Фудзио счел это враньем. Правда, человек из соседней камеры разъяснил, что есть разные сорта пробкового дерева.

Фудзио находился в камере один. Камеры располагались в форме буквы «L» и стол охранника стоял так, чтобы он мог видеть двери всех камер. Заключенным предписывалось хранить молчание, а охраннику – следить за заключенными, но иногда он отлучался на короткое время. Конечно, это были считанные минуты, но и в редкие мгновения Фудзио удавалось многому научиться.

В одной из камер сидел мужчина, хорошо знавший тюремные порядки. Рядом сидел странный тип, обращавшийся к охраннику со словом «сэнсэй».[50]50
  Сэнсэй (буквально: учитель) – обращение к представителям интеллигенции.


[Закрыть] Фудзио видел его лишь мельком, но понял, что ему лет сорок, и рассмотрел наметившуюся на темени плешь.

Однажды, улучив момент, когда охранник отошел, Фудзио окликнул сосед:

– Эй, у тебя что, спина болит?

Фудзио подумал, что он обращается к кому-то другому.

– Сосед, ты ночью стонал.

– Извини, если громко. Меня заставляют сидеть слишком долго.

– А ты кричи погромче: больно, больно! Они тебя к доктору отведут. Когда я бываю в этом «пансионате», залечиваю все зубы. Здесь все услуги бесплатно.

Это словечко «услуги» вполне отвечало духу времени. Если расколоться, ведущий допрос полицейский бывает готов исполнить едва ли не любую прихоть. Один заключенный рассказывал, что после признания ему принесли кофе и кучу сигарет. Его даже угостили пирожным. Слово «пирожное» всколыхнуло воспоминания о давно забытом вкусе крема. У Фудзио даже заныл язык.

– В таком случае могут отпустить «домой» в пять часов.

Под «домом» подразумевалась камера, куда не часто удавалось вернуться так рано и хотя бы спокойно полежать.

– Эй, сосед! На тебя наручники надевали, когда водили к зубному врачу? И веревку на пояс привязывали?

Наручники – ладно, но Фудзио надеялся, что его поведут к врачу без веревки. Сосед неприятно рассмеялся.

– Размечтался! Лечат бесплатно, но только когда ты закован в наручниках и с веревкой. Они там ничего с тебя не снимают.

Видимо, сосед хотел пошутить. Но это заставило Фудзио отказаться от идеи похода к врачу. А при одной только мысли о своре писак и фотографов Фудзио охватывало бешенство. Но было понятно, что сосед почитает за счастье даже короткую прогулку, хотя бы и с веревкой.

Фудзио ясно понимал, что он в клетке, но предпочитал думать, что это не он, а охранник сидит в клетке, а Фудзио просто пришел посмотреть на него. Если бы не подобные фокусы, Фудзио давно бы сошел с ума.

Среди охранников был один разговорчивый тип по имени Танака. Он часто засыпал во время ночного дежурства. Придвинув стул к столу, он становился похож на гребца в лодке. Из камер была видна только его спина, и казалось, что охранник читает документы. Иногда Танака почти падал со стула во сне, но непостижимым образом умудрялся сгруппироваться и вернуть равновесие. Когда Танака бодрствовал, он болтал, не закрывая рта. Особенно его волновало падение нравов среди продавщиц супермаркетов, в которые его жена ходила за покупками. Раньше продавцам можно было доверять, но теперь он заподозрил, что чеки выбивают неправильно. Он постоянно твердил, что, когда получаешь чек, сплошь и рядом обнаруживается обман. Так что покупателю нужно быть бдительным.

На Новый год Танака с семейством ездил в Ниигату, на обратном пути они решили заехать на родину жены, в Коморо. Когда в Такасаки они делали пересадку, у них перепутали билеты, и они едва не опоздали на свой поезд. Хорошо, что они вовремя обратили внимание. Этот рассказ подразумевал, что железная дорога стала хуже, когда железнодорожные линии перешли в частное владение. Похоже, именно этот случай был самым значительным событием в жизни Танаки, он пересказывал его неоднократно и всегда в конце назидательно добавлял:

– Вот что может случиться. Так что надо быть внимательным при посадке на поезд.

Фудзио казалось несколько странным подобное предостережение тюремным заключенным.

Однако в отличие от других полицейских, Танака относился к Фудзио хорошо.

– Эй, Уно-сан! Сейчас вы настолько знамениты, что во всей Японии нет человека, который бы вас не знал! Окажись вы на свободе, сами бы увидели! Я езжу на работу на экспрессе линии «Кэйхин», и сегодня утром видел в трех журналах ваши фотографии.

Не обращая внимания на то, что Фудзио буквально кипел от злости, Танака продолжил:

– Вы помните вашего классного руководителя в средней школе, по фамилии Ота? Вот что он заявил в интервью одному еженедельному журналу: «Я надеялся, что Фудзио станет более достойным человеком. Ему никогда не хватало терпения. Но иногда он просто блистал». Похоже, он был неплохим учителем, этот Ота, да?

– Ота никогда не был моим классным руководителем. Он врет, что хорошо меня знает…

– Как зовут женщину, в которую вы влюблены?

Фудзио молчал

– Она, кажись, тут рядом живет. К ней наш Хигаки-сан все время ходит, все вопросы ей задает. Но Хигаки-сан – хороший человек.

Фудзио так и не смог понять, зачем Танака говорит все это, но ощутил острое желание уничтожить его.

Сержант Хигаки действительно часто захаживал к Юкико, это не было ложью. Танака не прибегал к подобным уловкам, чтобы вызвать человека на откровенность.