Текст книги "Синева небес"

Автор книги: Соно Аяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

– Вторая часть музыкального сочинения, – пробормотал Фудзиои проследил, как Томоко Симада удаляется тем путем, который она ему объяснила. Затем он сразу вернулся к выходу на платформы.

Фудзио хотел побыстрей добраться до своей автостоянки и, взяв машину, ждать, когда у Томоко закончится урок музыки. Без машины дальнейшее передвижение все же будет затруднительным.

Фудзио чувствовал, что его встреча с Томоко, несомненно, была удивительным совпадением. Обычно, бывало, рассердишься из-за тугой крышки на банке с вареньем, но только и скажешь: «Что за компания выпускает такую муру?» – и тут же забудешь название.

Однако Фудзио ни за что не забудет объекта своей ненависти. Эта фирма под названием «Продукты Симада» – о чем вообще думает ее директор, выпуская свою продукцию? Людей преклонного возраста все больше и больше. У стариков сила пальцев совсем как у младенцев. Производить банки или пакеты, которые невозможно открыть слабыми руками, – это же обречь стариков на голодную смерть!

Полтора часа – не так уж много времени остается. Придется поторопиться, чтобы успеть вернуться.

Фудзио успел.

Будучи человеком осторожным и предусмотрительным, он не решился парковаться прямо перед «Домом лесной мальвы». Мало ли что. Вдруг учительница музыки выйдет вместе с Томоко и случайно запомнит его, Фудзио, и машину. Лучше встать вон там, на оживленной улице, откуда просматривается «Дом лесной мальвы».

Прошло около десяти минут после назначенного времени, а Томоко все не было. Фудзио уже начал подумывать, а не опоздал ли он, когда Томоко Симада наконец вышла из «Дома лесной мальвы».

Уже почти стемнело, и Фудзио издали пристально следил за ней. Он ждал, будет ли Томоко озираться по сторонам, но ничего подобного не увидел. Решив, что она забыла о данном ему обещании, Фудзио с остервенением рванул машину с места. Проехав несколько десятков метров, он внезапно остановился перед Томоко и через окно обратился к удивленной девушке:

– Вот и я. Меня задержала работа, и я уже думал, что не успею. Вы ждали?

– Нет, я только что вышла.

– Отлично! Тогда садитесь, пожалуйста.

Девушка под впечатлением разыгранного Фудзио спектакля опустилась на соседнее сиденье.

– Нравится заниматься музыкой? – спросил Фудзио. Он уже успел незаметно заблокировать все дверцы, за исключением своей.

– В общем-то да, люблю. Воцарилось неловкое молчание.

– Так о чем вы хотели поговорить? – спросила наконец Томоко.

– Это ваша компания «Продукты Симада»? А кто директор компании?

– Мой отец.

– Вы выпускаете варенье с торговой маркой «Медовые соты»?

– Продаем.

– Вы знаете, что у этих банок такая тугая крышка, что и мужчина с трудом может ее открыть?

– Мне не приходилось этим заниматься.

– Кто же их открывает у вас дома?

– Мама.

– И она никогда не говорила, что это трудно?

– Не знаю. Вроде нет.

– Твои отец и дед выпускают и продают недоброкачественный товар. Из-за этого старики, хоть и покупают иногда ваше варенье, не всегда могут съесть его.

– Вот как? Я скажу об этом отцу.

– Сказать – этого недостаточно. Тебе известно, что бывало со стариками, которых угораздило столкнуться с вашей продукцией?

Фудзи мельком глянул на Томоко. Та отодвинулась от него подальше и будто приклеилась к противоположной дверце.

– Одна старушка, оставшись без пропитания, умерла. Пожилой человек не мог пойти поискать помощи. Полиция решила, что из-за преклонного возраста она умерла естественной смертью. Однако соседка как раз купила ей банку варенья этой вашей компании. И оставила банку, не открыв крышку.

После похорон соседка собиралась съесть варенье, но крышка так и не открылась. Лишь приглашенный плотник с трудом открыл ее своим инструментом. Соседка плакала, твердила, что для старушки следовало заранее открыть банку: даже ей не хватило сил открыть банку варенья, а у старушки тем более не получилось. Словом, твои дед и отец убили человека.

Конечно, Фудзио многое присочинил. Однако пока он рассказывал, у него возникло чувство, что подобный инцидент действительно имел место.

Старушка, что живет по соседству с Юкико Хатой, не умерла только лишь потому, что у нее случайно оказалось немного других продуктов; будь у нее только банка варенья «Продукты Симада», от недоедания она бы утратила силы и, возможно, действительно умерла.

Фудзио рассказывает, основываясь на своих впечатлениях, которые, правда, не слишком расходятся с действительностью, но иные скажут, что он лжет. Однако разве писатели и люди других творческих профессий не делают то же самое? Мельком взглянув на Томоко, он увидел, что она плачет, наклонив голову.

– Эй, послушай, не плачь.

У Фудзио испортилось настроение, и свободной левой рукой он ударил девушку по голове. У нее слетели очки, и Фудзио проворно завладел ими. Он решил, что без очков близорукая Томоко не сможет ни убежать, ни запомнить его лицо.

– Отдайте очки, – всхлипывая, попросила Томоко.

– Не беспокойся. Я тебя за руку поведу.

– Остановите, пожалуйста, машину.

– Прежде давай обсудим, какую позицию займет твоя семья в отношении этого инцидента.

– Сказать отцу, чтобы он пошел извиниться?

– Послушай, тебе уже исполнилось четырнадцать или пятнадцать лет. И в таком возрасте ты думаешь, что эти шуточки пройдут? Старушка, у которой не было денег, она ведь умерла. О чем ты говоришь? Перед кем извиняться?

Томоко немного помолчала, а затем спросила:

– Тогда что же делать?

– Нельзя ли обсудить это где-нибудь спокойно? Вот у твоих родителей компания, которая выпускает не открывающиеся банки, и ты же не хочешь, чтобы эта история стала известна всему свету. Кроме того, ты, конечно, не хочешь, чтобы все узнали, что дочь Симада куда-то ездила с таким мужчиной, как я. Поэтому давай обсудим, я постараюсь не нанести ущерба репутации твоей семьи.

Внезапно у Фудзио возник потрясающий план.

– Где твой дом? – спросил Фудзио у Томоко Симада.

– На побережье Миура.

– Тогда я отвезу тебя туда.

По лицу Томоко было видно, что она вздохнула с облегчением.

– Объясни дорогу. Куда ехать?

– Вы знаете станцию на побережье Миура?

– Знаю

– Оттуда вверх минут пять.

– Да это район богатых домов!

– Мама говорит, что раньше там были только поля.

– Где находится компания твоего отца?

– В Курихаме.

– Вот уж не знал. Сколько у тебя братьев и сестер в семье?

– Четверо.

– Какая ты по порядку?

– Третья.

– Самый старший – брат?

– Да.

– Учится в школе?

– В университете в Америке.

– А сестры?

– У меня одни братья.

– И чем занимаются братья, можно узнать?

– В этом году один поступил на медицинский факультет.

– А младший?

– Тот, что младше меня, ходит во второй класс средней школы.

– Это понятно, – с раздражением сказал Фудзио. – И что это за ребенок?

– Я точно не скажу, но когда отец купил ему компьютер для видеоигр, он необыкновенно быстро научился им пользоваться. Мой второй старший брат говорил, что ничего не получается. А этот и с заграницей даже может связаться.

– Из такого парня в будущем ничего хорошего не выйдет. Станет каким-нибудь хакером, только и будет делать, что воровать секретные материалы Министерства обороны Соединенных Штатов да взламывать базы данных в банках.

Сам Фудзио в компьютерах разбирался не слишком хорошо, поэтому нервничал, что не может поносить их со знанием дела.

Тут Фудзио включил передние фары. Вскоре лица людей в машине будет нельзя различить. Когда почти все проезжающие машины включили передние фары, Фудзио, наконец, подъехал к станции на побережье Миура.

– Теперь поезжайте, пожалуйста, по этой дороге прямо вверх. Фудзио поехал по дороге, как ему было сказано.

– Потом поверните налево… А теперь все время прямо.

В этом районе местность была пересеченной. Только решишь, что попал в ложбину, как внезапно снова оказываешься на холме. Дорога то погружается в низины, вырубленные в горах, то, словно ползущая змея, поднимается вверх и скользит, извиваясь, по холмам.

Вдруг в глаза Фудзио бросился необыкновенно яркий свет. Источник этого света находился за гребнем небольшой возвышенности, поэтому было непонятно, по какой причине он возник; обычно так освещают бейсбольное поле, чтобы, когда требуется, на нем было далеко видно.

– Прямо к тому освещенному месту? Не доезжая до него? – спросил Фудзио у Томоко.

– Туда.

– Там твой дом?

Услышать ответ он уже не успел. Машина промчалась мимо такого роскошного дома, что даже трудно было поверить: у белого особняка располагалась огромная стоянка для автомобилей приезжающих гостей, с кокосовыми пальмами и несколькими великолепными махровыми сакурами, которые уже пышно цвели безумной, обворожительной красотой; причем контраст между этими деревьями не вызывал впечатления дисгармонии.

– Изумительно! Ну, разве не похоже на дом голливудского киноактера?

– Почему вы не остановились? Вы же обещали меня отвезти, – сказала Томоко, прерывисто дыша.

– А-а, потом отвезу. Ведь мы же еще не закончили начатый разговор. Но раз я узнал, где твой дом, то обратный путь будет проще, верно?

Похоже, что Томоко только отчасти согласилась с его словами.

– И сколько же лет вы живете в этом доме?

– Мои папа и мама там живут уже около двадцати пяти лет. Папа любит море, он даже говорил, что хочет жить там, откуда видно море, поэтому и выбрал это место. Но три года тому назад дом перестроили.

– Богато живете. И бассейн есть?

– Есть.

– Десять метров? Двадцать?

Фудзио был в прекрасном настроении.

– Бассейн имеет форму овала. А длина двадцать метров.

– Летом плаваешь каждый день?

– В середине мая, в жаркие дни отец плавает. В университете он был в команде пловцов. Сейчас он очень занят, даже поехать играть в гольф не остается времени, а вот плавать может дома… Куда вы едете?

– Все в порядке. Проедем не так далеко. В такое место, где можно будет спокойно остановиться. Если остановить машину на дороге, на нее будут натыкаться, ругать за остановку в запрещенном месте.

Однако на этой дороге не было такого оживленного движения.

– На каких машинах вы ездите?

– У отца – «Гавана».

– Ничего себе! У нее же объем двигателя шесть тысяч кубических сантиметров. А у матери?

– «Хамминг бёрд».

– Спортивный автомобиль.

– Нет. Он с двумя дверцами и жестким верхом.

– Спортивный тип. Что у старшего брата?

– Он же в Америке… У него какая-то итальянская машина.

– «Альфа Ромео»? А у среднего?

– Ничего нет. Он очень занят учебой, поэтому живет в пансионе в Токио и прав еще не имеет.

– Что ни говори, просторно живете, и какую площадь занимаете? – ведя машину, Фудзио упорно задавал Томоко вопросы.

– Две тысячи цубо.[35]35
  Цубо – мера площади, равная 3,3 кв. м.


[Закрыть] Раньше половина участка была занята полем.

– Мать работала на участке?

– Работников приглашали.

– Оригиналы, – пробормотал Фудзио.

– Что вы сказали?

– В поле надо самим работать.

– …

– Все время в роскоши живете?

– …

– Каждый день мясо едите, да?

– …

– Эй, если не хочешь, чтобы я тебя поколотил, отвечай.

– Я мясо не люблю.

У Томоко от страха перехватило дыхание.

– Ты сколько получаешь карманных денег?

– Десять тысяч иен.

– А ведь есть старики, которые на пять тысяч иен весь месяц питаются и даже за квартиру платят. Тебе не стыдно тратить десять тысяч иен на развлечения?

– Но мне их мама дает… – Это было произнесено уже почти плачущим голосом.

– Отец тратит много денег? Что он говорит о деньгах?

– Говорит: живи скромно, потому что нельзя платить в день миллион иен налогов.

– В день?

– …

– Не в год, а в день миллион иен? Эй, отвечай.

– Папа так говорил. Я же в деньгах ничего не понимаю.

– Каждый день платить миллион иен – это надо зарабатывать в два раза больше.

Фудзио не был уверен в правильности своих слов, но повторял их, охваченный нараставшим в нем гневом. Когда он злился, для него все вещи постепенно обретали убедительность.

– Каждое утро, как только откроешь глаза, ты уже знаешь, что в твой дом поступило два миллиона иен, пока ты спала. Тебе не приходило в голову, что такого не может быть?

– Не знаю, спросите, пожалуйста, у папы.

– Не можешь не знать. Ты же на эти деньги живешь. В такой роскоши живешь, на пианино учишься играть, у тебя что – рояль? Эй, что? Отвечай.

– Для занятий я использую другой инструмент. Пианино отечественного производства.

– Два пианино? А ведь существует множество семей, которые не могут купить и одного, его просто некуда поставить в тесной комнате.

Твой брат поступил на медицинский факультет все равно по блату, за громадные деньги. Откуда берутся такие деньги, знаешь? А? У твоего отца в компании работают сотни людей, это деньги, недоплаченные за их труд. Короче, украденные деньги!

Рассуждая так, Фудзио постепенно приближался к берегу, где когда-то был обрыв.

Эта семья зарабатывает в месяц шестьдесят миллионов иен на выпуске недоброкачественной продукции, которая обрекает стариков на голодную смерть. И это происходит в то время, как большинство людей не может заработать шестьдесят миллионов и за всю свою жизнь. За год выходит больше, чем семьсот миллионов. Ни один человек не в состоянии проделать за год работу, которую можно было бы оценить в семьсот миллионов иен.

Как же звали ту нехорошую девушку, которую на этом обрыве он отправил на тот свет? – пытался вспомнить Фудзио, но сразу ничего не пришло в голову. Она рассказывала, будто ее мать занимается тем, что в ресторане составляет компанию посетителям. Поэтому в электричке девушка не могла ограничиться одним местом. Пусть и не знаешь правил поведения в электричке, но недопустимо доставлять людям серьезное беспокойство, а раз так, то, наверное, и поделом ей…

Да, вот, наконец, вспомнил ее имя, – успокоился Фудзио и подумал: «Что было бы, если бы она, выжив из ума от старости, прожила бы еще до восьмидесяти-девяноста лет?»

Ту девушку звали Каё Аоки. И сейчас под этим обрывом она, наверное, грустит в одиночестве. Скоро пришлю тебе подружку. Вы одних лет и после этой ночи сможете подружиться.

Фудзио широко зевнул. Даже в этот момент он хотел принять скучающий вид.

– Я вас прошу, отвезите меня домой, пожалуйста!

– Не приставай! Я же сказал: после того как поговорим. Машину он остановил на том же месте, что и прежде. Только ночь

отличалась от прежней: тонкий серп луны, не доросший еще и до полумесяца, уже склонялся к морю; хотя признаков бури не чувствовалось, все вокруг было наполнено вздохами волн.

– Что, если здесь и поговорить?

Заметив, что попытка девушки открыть дверцу закончилась неудачей, Фудзио многозначительно улыбнулся, однако не сказал, что дверца заблокирована.

– О чем поговорить? – спросила Томоко.

– О твоем теле.

– Ни за что!

Томоко оттолкнула руки Фудзио. Однако это лишь определенно подтолкнуло Фудзио к последующим действиям.

– Снимай одежду!

– Ни за что.

– Не снимешь – убью! – беззаботно произнес Фудзио.

– А если разденусь, то не убьете? – пыталась уяснить Томоко. Затем она сняла матроску.

– Юбку тоже. Потом белье все заберу.

Скрестив руки на груди, Фудзио наслаждался зрелищем.

– Обувь и носки тоже снимай. Остаться голой, но в обуви и в носках – это нарушение правил.

Собрав всю одежду, что сняла девушка, Фудзио забросил ее на заднее сиденье. Когда он бросал туда обувь и носки, в его голове возникла новая идея.

Фудзио хотел подвергнуть наказанию и заставить страдать лишь директора компании Симада, который производил дефектные банки с вареньем. В таком случае, если нет необходимости убивать эту девушку, так и не нужно протягивать руки к телу этого перепуганного ребенка, от которого, похоже, воняет мочой.

– Дверь откроется – и выходи.

С этими словами Фудзио украдкой привел в действие механизм, управляющий блокировкой дверей, что был у него под рукой; когда девушка нажала на ручку, дверца открылась без труда, словно по волшебству. Томоко, как ей было сказано, вышла из машины, но стоять голыми ногами на земле было трудно, а ступать по земле с непривычки, видимо, больно.

– Вот сейчас и пойдешь к себе. Далековато будет? – злобно прокричал Фудзио через открытое окно и дал машине задний ход.

В этот момент Томоко, вероятно, поняла, что теперь у нее есть шанс. Пока Фудзио разворачивал машину, ему было видно, как белое голое тело Томоко, будто танцуя, запрыгивает в заросли. Она, наверное, считала, что Фудзио ее не заметит, но он все это наблюдал в зеркало заднего вида.

Фудзио беззвучно рассмеялся.

Когда машина окончательно развернулась, Фудзио в насмешку над Томоко включил газ на полную мощность и покинул место происшествия. Он выехал на узкую проселочную дорогу, а затем влился в общий поток машин на главной дороге. Фудзио смеялся, не переставая.

Теперь он думал: что делает эта девушка совершенно голой?

Вспомнив об одежде Томоко, брошенной на заднее сиденье, он примерно через километр остановил машину, собрал одежду и запихнул ее в бумажный пакет, обнаруженный в багажнике. Затем, чтобы выбросить его, поехал на восток вдоль побережья.

Выехав на длинный песчаный пляж у побережья Миура, Фудзио остановил машину и выбросил пакет в большой мусорный ящик, установленный для отдыхающих на пляже. Это было место, куда приезжают отдыхать самые разные люди и из Токио, и из Иокогамы. Вот почему даже невозможно представить, какой разнообразный мусор здесь выбрасывается; Фудзио об этом знал, увидев однажды, как работает мусорщик. Это было место, где выбрасывается все – от белья и сумок до корзин, в которых носят младенцев, очков и фотоаппаратов, и никому не приходит в голову, что это странно.

Фудзио насвистывал под ночным ветром. Было свежо, и было грустно.

Сегодня он еще хотел навестить Юкико Хату. Но для этого нужен предлог.

Выбросив мусор, Фудзио купил стаканчик сакэ в торговом автомате, установленном у винного магазина. Затем развернул машину и погнал ее к дому Юкико. Проезжая неподалеку от того места, где он закопал двух человек, Фудзио почувствовал, что его щеки гладит черный ветер, не похожий на мрак ночи. Чтобы прогнать это гнетущее ощущение и получить возможность встретиться с Юкико в неурочный час, Фудзио, остановив машину перед входом в дом Хаты, выпил несколькими глотками сакэ, которое оказалось принимать труднее, чем горькое лекарство. Затем, выждав время, чтобы этот «яд» достаточно сильно подействовал, он нажал на дверной звонок.

– Что случилось?

От выпитого сакэ у Фудзио был такой ужасный вид, что открывшая ему дверь Юкико невольно выкрикнула эти слова. С его стороны не обошлось без некоторых элементов игры, но особой наигранности не было.

– Болен? Так приляг у меня немного.

– Не болен. Только меня заставили выпить сакэ. Мне же сакэ совсем нельзя, вот и почувствовал себя плохо, это не болезнь, не беспокойся, пожалуйста. Твоя сестра вернется, а я в таком состоянии…

– Сестра сказала, что сегодня ночью не вернется, только что звонила по телефону.

Юкико, поддерживая Фудзио, провела его в комнату.

– Ослабь немного пояс и приляг. Сейчас воды принесу, – говорила Юкико, подкладывая ему под голову сложенный вдвое дзабутон. – Подташнивает?

– Только сердце болит.

– Острое алкогольное отравление.

– А ведь всего из-за трех чашечек.

Стаканчик сакэ из торгового автомата, опорожненный в машине, он выпил всего лишь за несколько глотков и бросил в мусорную кучу, куда когда-то выбросил семена вьюнков.

– И выпил-то немного. Скоро пойду. Я не хотел появляться в такое неподходящее время. Просто пришлось выпивать поблизости, а как стало плохо, ноги сами принесли меня в твой дом.

– Сейчас нельзя уходить. Ты же на машине. Подумай, что может случиться, если вести машину в нетрезвом виде. Или уж лучше возвращаться домой, оставив машину.

– Машина завтра будет нужна, поэтому обязательно поеду.

– Зачем пил сакэ?

– Как зачем? С приятелем. Я хоть и не пью, но подумал, что пять-шесть чашечек пропустить можно. Он по-дружески предложил выпить по одной, а в том месте уже было три человека, поэтому я постарался не нарушать компании, вот так и получилось.

Сочинять такую повесть было одно удовольствие.

– Что же вынуждает пить? Варварство какое-то…

– Тяжелая мужская работа, которой нельзя заниматься, если не пить.

– И что за работа?

– Недвижимость. Беспрерывно развлекаться, наверное, невозможно? А находиться дома, хотя бы изредка, трудно, если не зарабатываешь сколько-нибудь денег.

– Это твоя работа, поэтому я ничего не могу о ней сказать, но думаю, что лучше добросовестно заниматься семейным делом, чем гоняться за легкой наживой.

– Ну, если бы не шурин… Когда он дома, только мое присутствие в магазине вызывает у него обострение язвы желудка.

– А твой шурин то же самое думает о тебе, не так ли?

– Наверное… – захихикал Фудзио от возникшего в душе удовольствия. – Так думать смешно, конечно.

Серьезные вещи все смешны. И, напротив, в смешных вещах бывает такое, над чем смеяться нельзя.

– Однако сегодня я слышал занятную историю, – сказал он Юкико, когда легкое сердцебиение немного стихло и он лежал, полный счастливой безмятежности. – Оказывается, есть человек, который зарабатывает столько, что в день платит миллион иен налогов. В день! Если это только налог, то каким же доход будет?

– Разве таких людей мало? Ты что, им завидуешь? – откровенно спросила Юкико.

– Живут в роскошной вилле. Говорят, площадь земельного участка составляет две тысячи цубо. Такой дом совершенно немыслимо купить простому человеку.

– Считаю, это счастливая судьба. Я, однако, думаю, что если посмотреть повнимательнее, то люди, которые чего-то добиваются, вызывают горькие мысли. Ради своего дела они работают десятки лет, принося себя в жертву. Такова плата за накопительство. Это вовсе не сладкая жизнь – зарабатывать за день такие огромные деньги.

Ты сейчас позавидовал этой вилле на участке в две тысячи цубо, но подумай: такой дом содержать в чистоте – это же страшное дело. Предложите мне за ним ухаживать – откажусь. Никакой ведь жизни не хватит, чтобы им заниматься.

– Они в саду сами не работают, не то что ты. Они лишь гордо отдают распоряжения садовнику.

– Все-таки это ужасно. Посторонний человек делает лишь порученную ему работу, а чтобы цветы и деревья росли здоровыми, им все равно нужна забота хозяина сада.

– Не означает ли это, что, в конце концов, человек любит только самого себя? Важны только собственные вещи?…

– У тебя странный идеалистический взгляд. Каждый человек больше всего любит себя и своих детей. Все стараются воспитывать детей в меру своей ответственности; если их воспитывать эгоистами, то, думаю, неожиданно обнаружится, как общество в целом улучшается. Неблагоразумно считать, что человек должен заботиться о чужих детях, а не о своих, это, наверное, было бы противоестественно.

– Вот ты иногда шьешь для людей дорогие кимоно стоимостью в сотни тысяч иен, и что, не чувствуешь здесь противоречия? Не думаешь, как это странно, что есть люди, которые могут себе позволить такую роскошь, и люди, которые не имеют такой возможности?

– Стоимостью не только в сотни тысяч. Вот совсем недавно шила кимоно, стоимость которого, говорят, превысила десять миллионов.

– Даже десять миллионов?

– Ну, да. Я точно не знаю, но так говорят, и, конечно, это была напряженная работа. Ведь если испортишь, то возместить убытки не сможешь.

Однако ничего неприятного я не испытывала. Если есть люди, которые хотят продать вещь за такую цену, и люди, которые согласны ее купить, то ничего плохого тут нет, не так ли? Благодаря этим людям процветает искусство тех, кто вручную ткет ткани и окрашивает их. Человеческому обществу нужны излишества. Если не будет излишеств, то, наверное, мы станем суетиться по пустякам.

– А то кимоно действительно тянет на десять миллионов? Может, назначают такую цену, чтобы обманывать богатых дураков? А ты, наверное, и даром его не возьмешь.

– У меня другая мечта. Хотя нехорошо, когда тебя обманывают. Но у моей мечты цены нет, на то она и мечта.

– Ты снисходительна по отношению к людям, – сказал Фудзио.

– Нет, никакой особой снисходительности нет. Только в меру.

– В меру? Ты говоришь искренне. Юкико как-то странно засмеялась.

– Ах, выражением «в меру» довольно удобно себя хвалить. Вот говорят: «дозировать», или «вода в самый раз». Есть люди, которые умеют точно дозировать… Если человек несознателен настолько, что не может быть снисходительным, то он и аморален, но… Если обладаешь способностью отлично готовить, то выйдет, будто этим выражением себя похвалила – «в меру», «в самый раз».

– Послушай, у меня к тебе есть одна просьба, – сказал Фудзио, даже с полузакрытыми глазами уловив обеспокоенный взгляд Юкико, смотревшей на него сверху вниз. – Можно положить голову к тебе на колени? Чувствую, что тогда я смогу совершенно успокоиться.

Фудзио говорил, рискуя услышать отказ.

– Ладно. Хотя, по правде, дзабутон приятнее, чем мои колени.

– Почему?

– Мои колени жесткие. Хорошо бы им прибавить немного плоти.

– Я не люблю толстых женщин.

Так он бездумно любезничал. Если бы Юкико была толстой, он, несомненно, с готовностью бы сказал: «Я не люблю худых женщин».

– Все равно хорошо. Я на коленях сразу успокоюсь. Иногда просто невыносимо хочется успокоиться. И непременно быть наивными робким.

Юкико ничего не ответила. Однако, как он просил, она положила его голову к себе на колени.

– Что ты теперь чувствуешь?

Щеки Фудзио, который лежал с закрытыми глазами, судорожно подрагивали.

– Ничего.

– Значит, хорошо…

Полежав так немного, Фудзио внезапно заплакал.

– Я непрестанно думаю о том, что хочу заняться с тобой сексом, но опасаюсь этого.

– Почему? – спросила Юкико с серьезным выражением лица.

– А разве раньше не говорил? Если долго мечтаешь о встрече, то нельзя совершать дурные поступки, вот…

– Ничего дурного и нет. В любви ничего дурного быть не может.

– Правда?

– Конечно. Я только говорила, что насиловать – плохо. Фудзио расстегнул лишь одну пуговицу на блузке Юкико, но в его пальцах не оставалось силы.

– Прошу, покажи хоть один раз, какая ты на самом деле, – умоляюще сказал Фудзио. – Хочу увидеть тебя без одежды. У меня хорошая память, поэтому, если я увижу хоть один раз, то запомню. И до самой смерти буду помнить. Думаю, что вспомню даже в момент смерти. Я не хочу умереть, не увидев тебя.

Юкико растерянно улыбнулась.

– Ты многое преувеличиваешь. Ты еще такой молодой, почему же задумываешься о смерти?

– Но разве однажды не ты сказала: всегда помни о смерти?

– Конечно. Думаю, что так и говорила. Я сама всегда размышляю об этом. Но, видимо, я тебя разочарую. Я уже не молода и даже в молодые годы красотой не отличалась.

– Любят не за красоту. Моя покойная мама была совсем не красивой, но, когда я думаю о ней, мне становится нестерпимо больно.

– Разве твоя мама не жива? – с удивлением спросила Юкико.

– А, так об этом мы с тобой откровенно не говорили, – ответил Фудзио, чтобы подкрепить ложь, по привычке сказанную им Юкико. – На самом деле, моя нынешняя мама – это вторая мать, поскольку отец снова женился. Однако она ко мне хорошо относится. Только вмешивалась во все, что касалось моего брака, – правдоподобно объяснил Фудзио. – У нее не было своих детей, поэтому даже нашлись люди, которые говорили, уж не встречалась ли она с женщинами; я думаю, что для меня она желала только хорошего. Чувствую, как это плохо – думать не о ней, а о моей умершей матери, которая ничего для меня не сделала… Умоляю, только один раз.

– Сделать так, как ты желаешь… – сказала Юкико, – но для меня совершенно непонятно, почему сегодня ты так меня хочешь.

Фудзио молча продолжал расстегивать пуговицы на блузке Юкико. Несмотря на то, что это были простые движения, у него получалось неловко. Положив блузку рядом, Фудзио неуклюже попытался снять и комбинацию, обнимая Юкико левой рукой. Если бы он мог действовать и левой рукой, то, должно быть, могло получиться успешнее, но он не хотел отпускать Юкико.

– Как хорошо. Я только что приняла ванну. Ты чувствуешь, какой хороший запах? – тихо, словно шепотом, сказала Юкико.

Вместо ответа Фудзио, расстегнув ее бюстгальтер, смиренно зарылся лицом между двумя сжатыми холмиками.

– Весь сад засыпан цветами горького апельсина, я собрала эти цветы и вместе с кожицей плодов положила в ванну, – шептала Юкико. Она прижала лицо Фудзио к груди и обняла руками его голову.

И никакой это не апельсин. У тела Юкико было собственное благоухание.

Однако через некоторое время после того как он прижался лицом к груди Юкико, Фудзио слабо заплакал.

– Что случилось? – спросила Юкико, все еще не отрывая голову Фудзио от груди и спокойно поглаживая его волосы.

– Я не могу. Я хотел с тобой поступить безрассудно, но я не могу. Юкико продолжала гладить Фудзио по волосам:

– Когда чувствую, что не получается, я ничего не делаю.

– Но я такого не терплю!

– Бывает, что не можешь, и это, наверное, вполне по-человечески. Если все получается, то настроение портится, – в голосе Юкико даже прозвучали странные нотки.

– Чтобы я не мог, да разве со мной такое бывает?!

– Ах, так? А у меня с детства ничего не получалось. Поэтому, когда я сталкивалась с чем-то невыполнимым, то, слегка втянув голову в плечи, лишь думала: «Вот, опять не выйдет».

– Я в отчаянии, я такой жалкий!

– У тебя в душе какой-то осадок, несомненно. Когда он растворится, ты почувствуешь облегчение.

Фудзио был задет за живое тем, что она его разгадала.

– Не желаю я никакого облегчения.

– Извини. Такие вещи, как нрав мужчины, для меня совершенно непонятны.

– Можно и не понимать.

– Конечно. Мы действительно не понимаем друг друга. Однако счастье, что понимаем хоть немного. И это немногое может принести нам радость.

– Почему ты такая естественная?

– Говорят: быть естественным – значит, жить по принципу недеяния, – опять странно сказала Юкико.

– Кто это сказал?

– Моя младшая сестра, она работает редактором. В отличие от меня, она читает массу книг, и у нее есть склонность к умственной работе. Она говорит о том, что пишут в журнале, который она выпускает, а иногда говорит нечто, прямо противоположное этому, вот и получается забавно.

– Я боюсь твоей естественности.

– Ну да. Я вот в детстве боялась и леса, и моря. На полуострове Миура почти нет рек. Поэтому что такое бояться реки – я и не знаю.

В опустошенной душе Фудзио возникло видение леса и моря. Это был темный лес у берега моря, где похоронены две женщины, и море, куда он выбросил труп еще одной женщины, это было и голое тело другой.

– Послушай, у меня к тебе просьба, – сказала Юкико.

– Какая?

– Можно, я положу голову к тебе на руку? Только что я положила тебе под голову свои колени, но, по правде говоря, я всегда хотела спать в чьих-нибудь объятиях. Такого со мной никогда не случалось, но, думаю, если так сделать, я обязательно успокоюсь.

– Хорошо.

– Когда твоя рука занемеет, сразу скажи.

Юкико наполовину зарылась лицом куда-то под руку Фудзио. Ее глаза были закрыты, на лице появилась улыбка.